Текст книги "На запад, с жирафами!"

Автор книги: Линда Рутледж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– А я тебе историю своей жизни рассказывал?

Тут я оживился. Как знать, может, я наконец выясню, что случилось с его рукой и почему Персиваль Боулз так его окрестил. Но даже если предчувствие меня не обманывало, Старик не спешил открывать сразу все карты.

А впрочем, куда нам было торопиться?

Он рассказал, что родился на Востоке, у «проходимца», который прижил тринадцать сыновей от двух первых супруг и еще шесть – от третьей, которая и стала матушкой Старика. Когда он был еще мальчонкой, отец умер, а мать со всей оравой перебралась в общежитие. И вот тогда-то жизнь, по его выражению, «стала интересненькой».

– Неподалеку от общежития встал на зиму цирк Барнума и Бейли, – продолжал Старик. – И как только я немного подрос, я начал бегать туда, чтобы поглазеть на слонов, львов, тигров да обезьян.

– Это тогда-то вы пошли работать на бойню? – уточнил я.

– Может, дашь мне самому рассказать, а? – перебил он меня и продолжил: – Спустя какое-то время акробатам с рабочими надоело меня выгонять, и я сдружился с эквилибристами – точнее, с канатоходцами. Они и меня научили по канату ходить.

– Вы шутите! – изумился я.

Он хохотнул и забарабанил по двери.

– Я так наловчился, что мне даже обещали взять с собой, когда начнутся гастроли. Да я и сам охотно с ними поехал бы, если б только один из старших братцев моих не утащил меня домой перед самым отъездом цирка. А когда я был примерно твоих лет, то подхватил чахотку. Тогда от нее было лишь одно средство: перебраться на Запад. И я перебрался. Это и определило мою судьбу, скажу я тебе. Всем бы такое посоветовал. Целых четыре года я был ковбоем: перегонял стада по колорадским равнинам, следил за ночным выпасом, питался только шпиком да дрожжевым хлебом и… выздоровел. Но все это время я помнил о слонах, львах и тиграх. И когда в следующий раз увидел цирк, сразу к нему примкнул.

– И стали канатоходцем?

– Ну нет. У них и артистов таких не было. Это ж тебе не «Барнум-энд-Бейли». Ничего общего. Нет, я просто вызвался ухаживать за животными. Каждый день приходилось драться с каким-нибудь недоумком, не знавшим, как со зверьми обращаться. В итоге пришлось мне бежать в Сан-Диего, а не то оказался бы в тюрьме, а то б и вовсе погиб. Там как раз открыли зоопарк, где к животным относились даже лучше, чем к людям. Я и умереть там готов, честное слово. – Он улыбнулся с такой нежностью, что я не поверил своим глазам. – Но сперва надо красавцев доставить до места! Верно, малец?

Его добрые речи сделали свое дело: мои мысли наконец вернулись в прежнее русло, на благо мне самому, да и жирафам. Способ оказался вполне себе действенным, может даже слишком. И только на подъезде к городку Джила-Бенд – маленькому оазису с колодцем и фонтаном на фоне высоких гор – я вдруг осознал, что он не рассказал мне того, что я так жаждал узнать.

– Погодите, а что же ваша… – Я указал на обезображенную руку. – Неужто льва укрощали?

– Ох, это совсем другая история.

Тут-то мы и увидели слона с собакой.

Невысокий жилистый мужичонка в соломенной шляпе вел вдоль дороги слона и собаку на поводке.

Я подумал было, что это мираж, но потом оказалось, что и Старик его видит.

Мужичонка подсадил собаку на слона, и тот запрокинул хобот, чтобы погладить пса. Все улыбались – даже собака! И она особенно. Не раз за эту поездку я терял дар речи – лишился его и теперь.

Старик радостно подскочил.

– Знаю-знаю этого увальня! Это ж Марони. У него свой маленький зверинец. Он гастролирует по штатам и катает детишек на своем индийском слоне. Я слышал, что зимой он решил навестить города в пустыне.

– А… где он слона раздобыл? – спросил я.

– Там же, где и все, – ответил Старик, точно это хоть что-нибудь объясняло. – Ты не переживай, эти звери живут в свое удовольствие и обращаются с ними очень недурственно.

– А вы откуда знаете? – полюбопытствовал я.

В это время слон сунул хобот в фонтан и обдал своего хозяина и собаку волной брызг. Старик улыбнулся мне, точно это был лучший ответ на все мои вопросы. А потом покачал головой, поглядел на жирафов и сказал:

– Этот мир необъясним, малец. Как ты в него приходишь? Где обретаешь себя? Кем оказываются твои друзья? И неважно, человек ты или зверь. – С этими словами он вышел из машины и, раскинув руки, поспешил к Марони, что-то говоря по пути. Тут-то я снова вспомнил о том, что он так мне и не поведал историю появления шрамов на своей руке.

Через час пути, уже перед самым закатом, мы остановились у подножия горы, у второго пустынного мотеля, который присмотрел для нас Старик. Этот уже выглядел понаряднее. Если не сказать – роскошно. Звался он «Могавк» и состоял из двенадцати розовых отштукатуренных коттеджиков в окружении пальмовых деревьев, – казалось, весь этот ансамбль, включая водоем и почву, перетащили сюда из какого-то другого места, до того ярко и сочно он выглядел.

Свободных мест почти не было, а перед каждым домиком стояло по дорогущей машине – я, мальчишка с фермы, еще ни разу в жизни не видел таких шикарных автопарков, – и в то же время тут было удивительно тихо. Я не знал, что и думать.

Когда мы подъезжали к административному зданию, рядом припарковался нежно-голубой кабриолет, а из него вышла франтоватая парочка – будто из голливудского фильма – и скрылась в одном из домиков, не удостоив нас взглядом. Даже управляющий не слишком-то впечатлился нашим появлением, будто мимо него каждый день снуют машины, полные жирафов. Но меня это даже обрадовало: я был не в духе и не желал сейчас делить пятнистых великанов ни с кем.

Мы заехали на задворки и приступили к ежевечерним делам: жирафов надо было накормить, напоить, осмотреть… в последний раз. Отделаться от этой мысли уже не получалось.

Как только мы закончили, Старик тут же уединился в нашем домике: ему не терпелось лечь спать, чтобы завтрашний день настал поскорее. А я снова взобрался на перекладину между загончиками. Красавица обдала меня теплым, пахучим дыханием, а Дикарь ткнулся в меня слюнявой мордой. Вытерев лицо с неподдельной радостью, я устроился между ними, чтобы в последний раз разделить с красавцами ночное небо.

Ночь выдалась теплой. Так что около полуночи, когда пятнистые великаны стали задремывать, я спрыгнул на землю и распахнул боковые дверцы, чтобы проветрить вагончик. Задержав взгляд на копытах Дикаря, я мысленно перенесся в зверинец Кутера, увидел, как Рыжик выглядывает из-за жирафьих ног. И когда я опять влез наверх, она по-прежнему стояла у меня перед глазами. Вот только уже не такой, как у Кутера. А как в ночь нападения медведя, когда, пропустив мимо ушей мои предостережения, спрыгнула прямо в вагончик, чтобы быть поближе к жирафам. Доверилась им в надежде на взаимность.

Рыжик по-прежнему была у меня перед глазами, когда я разжал руки, неторопливо соскользнул в загончик к Дикарю и приземлился прямо у перегородки, оказавшись ровно между жирафами. На мгновение я замер, любуясь их силой и мощью, как когда-то на карантинной станции, – только теперь от них пахло не океаном, а землей. А затем я, как когда-то Рыжик, развел руки в стороны и коснулся их обоих одновременно… стоило мне это сделать, как эти благословенные создания снова завели свою жирафью песнь!

Они уже пели ее друг дружке в карантине, а теперь вот решили спеть и мне. Это низкое урчание было таким раскатистым, что я, поглаживая их шерстку, чувствовал, как мое нутро подрагивает в такт этой песне. Проникновенный африканский гимн эхом разнесся по ночной округе, обрел отклик в самых глубинах моей души. Даже сейчас воспоминания о нем так чисты и ярки, что я могу опустить ладонь на свою иссохшую, старую грудь и ощутить ритм этой песни. А потом они затихли. Мне трудно было бы поверить, что все это случилось взаправду, не начни эта песня звучать внутри меня самого. Помню, что в те мгновения мечтал лишь об одном: вечно стоять вот так, между ними, словно тощий и юный жирафик, подобранный за время долгого, удивительного путешествия в Калифорнию.

Когда в лунном свете появился Старик, пришедший мне на смену, я уже сидел на перекладине и наблюдал сверху за спящими красавцами. Я был готов, что он опять накинется на меня со своими расспросами: в своем ли я уме и все в таком духе.

Но нет.

– Мне показалось или не так давно тут кто-то утробно гудел? – спросил он.

Я кивнул на жирафов.

– Ну и дела, – произнес Старик вполголоса, а потом уселся на подножку и, как обычно, закурил. А я спрыгнул на землю и замер перед ним.

– Хочешь остаться? – спросил он.

Я кивнул.

– Что ж, ладно, малец, оставайся.

Я снова влез на перекладину – мой излюбленный наблюдательный пост. Жирафы пробудились и взглянули на меня. А потом улеглись… оба одновременно… а я остался наверху, охранять их от львов.

Сердце так колотилось о ребра, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

«Сан-Диего-юнион»

16 октября 1938 года

ВСТРЕЧАЕМ ЖИРАФОВ В ЗООПАРКЕ!

Сан-Диего. 16 окт. (спецвыпуск). По предварительной информации, юные жирафы приедут в зоопарк Сан-Диего сегодня около полудня. По восторженным заверениям Белль Бенчли, Райли Джонс, главный смотритель зоопарка, сопровождающий жирафов в путешествии через всю страну, сообщил эту радостную весть накануне в телеграмме вместе со временем прибытия.

Уже скоро поднимется крыша вагончика!

Уже скоро из нее покажутся огромные жирафьи головы на изящных шеях!

Уже скоро их поприветствует весь наш славный город!

А пока портовые рабочие должны перегнать в зоологический сад свой огромный кран, который и поднимет жирафов вместе с клетками над трехтонной машиной, в которой они две недели назад выехали из Нью-Йорка, взяв курс на Сан-Диего…

15
По Калифорнии

И снова мы отбыли в свете луны, перед самым восходом.

Когда солнце поднялось, мы уже огибали горы по так называемой Телеграфной дороге. Ехали мы медленно и спокойно, и даже жирафы, слава богу, ничего не заметили.

За горами нас ждала Юма. По словам Старика, именно здесь нам предстояло перебраться через реку Колорадо по мосту Оушн-ту-Оушн-Бридж, а там уже мы окажемся в Калифорнии. Когда мост только построили, он был единственным на тысячу двести миль вокруг местом, где транспорт мог перебраться на другой берег, «от океана к океану», в полном соответствии с названием.

Судя по реке, не так давно она разливалась: земля вокруг нас была усеяна мусором, и от этого зрелища по моей спине побежали мурашки. Но была и еще одна причина содрогнуться. По эту сторону моста расположился еще один «Гувервилль»: тут кругом были палатки, «Жестяные Лиззи», костры, толпы людей. Когда рядом с нами побежала горстка чумазых детей, пришлось сбавить скорость до черепашьей.

– Добро пожаловать в городок оки, – проворчал Старик, пока мы вставали в очередь из машин.

Он глядел прямо перед собой – туда, где посреди моста несколько калифорнийских полицейских останавливали автомобили.

Водителю старенького фордика приказали развернуться. Машина была до отказа забита вещами, был тут даже матрас, на котором сидело с полдюжины ребятишек. Когда «форд» поравнялся с нами, я разглядел суровое лицо отца и заплаканное – матери.

– Что случилось? – спросил я.

Старик не ответил. Он не сводил глаз с драмы, разворачивавшейся впереди. Между нами и патрульными осталось всего две машины: фордик с примотанной к нему корзиной с козленком – мы уже видели его в Нью-Мексико – и блестящий голубой кабриолет с разодетой парочкой из «Могавка».

Патрульный жестом подозвал к себе фордик и накинулся на водителя.

– Знаешь, что он выспрашивает? – спросил Старик. – Есть у тебя деньги при себе? А работа? Если отвечают «нет», то дальше путь заказан. Это называется «противобедняцкой блокадой».

Я посмотрел вслед фордику, остановившемуся на аризонском берегу.

– А если им некуда больше податься?

– Тогда они останутся здесь. – Старик кивнул на «Гувервилль». – У самой границы земли обетованной.

Калифорнийский патрульный заметил козленка в корзинке и, видимо решив, что тот может сойти за валюту, поманил фордик к себе и все-таки пропустил.

Модный кабриолет проехал без единого вопроса.

Следом была наша очередь. Я был готов к тому, что нас остановят: хотя бы ради того, чтобы поприветствовать жирафов. И даже нажал на тормоз. Но патрульный только разок взглянул на зверей и, должно быть, мысленно счел за валюту и их. Даже не улыбнувшись, он сделал нам знак ехать вперед.

И пока мы все ехали через мост в края, где текут молоко и мед, оки и голливудская парочка приветственно махали жирафам.

А потом события стали развиваться стремительно.

Мы увидели каналы, зеленые поля, апельсиновые рощи, грузовики с рабочими.

Увидели россыпь других «Гувервиллей».

Увидели толпы изнуренных людей, похожих на фермеров.

Увидели таблички с надписью:

БЕЗРАБОТНЫЕ, ПРОЧЬ! НАМ И САМИМ МЕСТ НЕ ХВАТАЕТ!

По соседству с надписями вроде:

РАБОЧИЕ, ОБЪЕДИНЯЙТЕСЬ!

Мы продолжили путь.

Проехали маленький городок Эль-Сентро, а после, будто по волшебству, исчезли и люди, и таблички, и города, а мы оказались посреди пустыни с такими высокими дюнами, точно нас перенесло в Сахару. Ветер разметывал песок по дороге, точно сахар. Пока мы петляли меж дюнами, Старик разок указал мне на заброшенную «лежневку», выстеленную старыми и гниющими деревянными шпалами и тянущуюся вдоль асфальтированного шоссе.

– Повезло еще, что не надо по ней ехать, – заметил он. – Когда-то это был единственный путь через дюны.

Мы продолжили путь.

Часть его пролегала совсем рядом с Мексикой, которая простиралась слева, и до нее, по выражению Старика, можно было «доплюнуть». Но я не заметил никакой разницы между чужестранной территорией и нашей, не считая шоссе. А вот когда дорога ушла к северу и нам начали попадаться горы, будь они неладны, все изменилось.

Я вопросительно поглядел на Старика – ни о чем таком он прежде не упоминал.

– Да это не беда, – заверил он меня. – Тут есть перевал, совсем маленький, буквально парочка виражей.

Вскоре показалась надпись:

ВПЕРЕДИ ОПАСНОСТЬ: КРУТОЙ УЗКИЙ ПОДЪЕМ

– Не особо он и крутой, – поспешил успокоить меня Старик. – И не слишком узкий.

Когда дорога разделилась на две, поуже, он откинулся на спинку кресла и хладнокровно произнес:

– Ты уже знаешь, что делать. И красавцы тоже. Дом – по ту сторону гор, малец.

И мы начали подниматься. Машина ревела в полную силу, а мы с жирафами на каждом повороте с опаской оглядывали те участки дороги, где двигатель мог перегреться. Мы поднимались все выше и выше… а потом стремительно ухали вниз, вниз, вниз, а я не убирал ноги с педали тормоза, чтобы хоть немного приблизить нашу скорость к разрешенным показателям. Мы пронеслись мимо зоны для отдыха у подножия, где две узкие дороги вновь соединялись в одну. Сердце мое колотилось у самого горла, а жирафы принюхивались к ветру, запрокинув головы.

И вот мы уже въехали в Сан-Диего – понятное дело, под присмотром полиции. У границ города нас встречал целый отряд из дюжины полицейских на мотоциклах и автомобильного патруля. Заметив нас, они взяли тягач с прицепом в кольцо, включили сирены и сделали нам знак двигаться дальше.

Не успел я толком осмотреться, как впереди заблестела вода – дорога привела нас прямо к городской бухте.

Мы добрались. Мы проделали путь от океана до океана.

На волнах покачивались катера береговой охраны, танкеры, военные корабли, а позади высился огромный прекрасный холм. Казалось, я смотрю на открытку. Никогда прежде такой красоты не видел. Вместо портовых крыс тут разгуливали пеликаны, а вместо бушующих ураганов сияло солнце, а причал так блестел, что у Каза наверняка началась бы чесотка, увидь он такое. Жирафы высунулись в окошки, принюхиваясь к новому океану.

А мы всё продолжали путь.

Первый мотоциклист помахал рукой в воздухе, привлекая наше внимание, и резко свернул у шумного вокзала. Мы устремились следом. Впереди показалось высокое здание с испанским орнаментом, а напротив него на парковке стояло множество шикарных автомобилей и мотоциклов, был среди них и сверкающий нежно-голубой «Харлей», за который и зацепился мой взгляд.

С дороги можно было разглядеть большое вокзальное табло прибытий и отправлений с информацией о ближайшем поезде:

ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ УЧАСТОК «САН-ДИЕГО – АРИЗОНА» ОЖИДАЕТСЯ ПО РАСПИСАНИЮ – ОСТАНОВКИ: «ЭЛЬ-СЕНТРО», «ЮМА», «ФИНИКС», ДАЛЕЕ – ВСЕ ПУНКТЫ В ВОСТОЧНОМ НАПРАВЛЕНИИ

Я притормозил и уставился на эту надпись. С трудом оторвал взгляд, и мы продолжили путь.

От Старика это не укрылось.

– Не волнуйся за нее, малец, – сказал он. – Эта девка и с собой разберется, и с муженьком своим. Я в ней не сомневаюсь.

Полицейские на мотоциклах проехали мимо знака с надписью «Парк Бальбоа». Пара мгновений – и мы уже следовали за ними по высокому узкому мосту, прямо через арку, за которой открывался вид на белый каменный дворец, точно из сказки, а заодно и на табличку:

ЗООПАРК САН-ДИЕГО

Старику уже не сиделось на месте. Он надел свою федору и деловито оправил – с таким удовольствием, какого я прежде в нем не замечал.

– А сейчас тебя ждет неслыханное представление! – объявил он. – Я позвонил Начальнице сегодня с утра, перед нашим выездом. Она предупредила полицию и журналистов – не удивлюсь, если все встали на уши, стоило мне трубку повесить. Нас ждет редкостное зрелище, уж поверь. – Он указал вперед: – Вон за тем поворотом стоит толпа журналистов и фотографов. Половина города, наверное, обо всем прознала. Начальница уже одолжила в порту кран, поэтому красавцев переправят в новый дом прямо в вагончике, а уже там мы их выпустим. А завтра поглазеть на них явится вторая половина города, которая пока ни о чем не знает. Там даже церемонию запланировали! И все в их честь! Мы дома, малец! Впереди нас ждет настоящий праздник!

За поворотом и впрямь поджидала толпа – я таких огромных и шумных сборищ в жизни не видывал. По обеим сторонам дороги, огражденной нарядной красной веревкой, вереницей стояли люди – самые разные. Толпа взревела, а ворота распахнулись.

Я увидел пышнотелую даму в крепких старушечьих туфлях, с тугим пучком, как у учительницы, и в строгом черном платье, словно для церковной службы. Она вышла нам навстречу и приветственно раскинула руки. Фотографы тут же защелкали камерами, заполыхали вспышки. Чуть поодаль раскачивался портовой кран, а под ним стояли рабочие в комбинезонах и ждали команды. В последний раз ударив по тормозам и взглянув в зеркало на жирафов, я вдруг поймал себя на мысли, что я снова всего лишь обычный мальчишка, только уже на другом берегу, и опять смотрю, как толпа рабочих готовится переправлять жирафов, – просто мальчишка-везунчик, которому посчастливилось поучаствовать в путешествии, которое вклинилось между этими сценами.

Старик уже схватился за ручку дверцы. В эти последние секунды наедине с ним в кабине машины я услышал сигнал прибывшего поезда и тут же понял: надо еще кое-что сделать.

– Мистер Джонс… мне надо идти.

Старик посмотрел в сторону поезда, который снова загудел, и заметил, что и я поглядываю на него. Это наблюдение его не обрадовало.

– Ладно, малец. Ты сейчас, конечно, совсем не головой думаешь, но есть и плюсы: значит, я могу пока ничего не объяснять Начальнице, и то хорошо: не до того сейчас. – С этими словами он достал из кошелька несколько банкнот и сунул в карман моей рубашки. – На билет туда-обратно должно хватить. – Он протянул мне руку. – Жирафы попридержат благодарности до твоего возвращения. Что же до меня, я считаю, что ты выполнил мужскую работу и заслужил настоящую мужскую благодарность. Прямо сейчас. Пожми мне руку, сынок.

И я пожал.

А следом он вытолкнул меня из кабины тягача – это был единственный способ проститься, с которым мы оба готовы были примириться. Хотя какое это прощание – я ведь вернусь через денек. Я поглядел на жирафов, повернувшихся в мою сторону, и сердце тут же ушло в пятки. «Увижу их завтра, когда приеду», – сказал я себе и со всех ног бросился к станции. Я и сам точно не знал, что буду делать в Финиксе, – понимал только, что надо найти ее, пока она не уехала. Может, я рассчитывал на то, что сумею подобрать слова, достойные взрослого мужчины, и поступлю соответственно. Может, просто хотел убедиться, что она не угодила в беду, что тот самый Лайонель Абрахам Лёве, «хороший человек», выслал ей деньги. А может, после благополучного окончания жирафьего путешествия я не смогу успокоиться, пока не узнаю, что стало с Рыжиком. Я и сам толком не понимал. А когда я чего-то не понимал, то предпочитал бежать.

Уже неподалеку от вокзала я услышал, как кондуктор кричит:

– По местам, состав отправляется!

А потом увидел, как последний пассажир запрыгивает в вагон и поезд трогается с места. Слишком уж долго я сомневался. Состав уже отбывал, а мне оставалось еще пересечь целый квартал. Огибая машины, статуи, скамейки и заборы, я понесся вдоль железной дороги за поездом, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться. Сердце так бешено колотилось, что приходилось судорожно глотать ртом воздух. Состав тем временем набирал скорость. Припоминая вкус губ Рыжика, я твердил себе, что уже цеплялся к поездам. Я справлюсь, я удержусь, я…

Не получалось.

От каких же мелочей зависит порой целая жизнь.

Всё же споткнувшись о рельсы, я пошатнулся и остановился. Голова так кружилась, что пришлось даже согнуться пополам. А когда я распрямился, то увидел один только кабуз поезда… новехонький, алый – алее, чем кудри Рыжика!., и прежняя ярость, так и твердившая – «сделай или умри!», – ярость, которую я уж было похоронил, взыграла во мне с новой силой. Повинуясь давнему рефлексу беспризорника, я вдруг подскочил к блестящему голубому «Харлею», все еще стоящему там, где я его заприметил. А в следующий миг вскочил на него и ударил по газам.

Спустя несколько миль, когда ум начал проясняться, я по-прежнему твердил себе, что надо повернуть назад, вернуться, пересмотреть этот дурацкий старый трюк, но меня это все не остановило, и тогда я заверил себя, что, как только сяду на тот поезд, навечно оставлю эти штуки в прошлом.

Пока железная дорога шла вдоль шоссе, я ехал вровень с поездом, но когда мы добрались до гор, потерял его из виду. Петляя по серпантину, я строил планы, как догоню его в Эль-Сентро, но и там опоздал на считаные секунды.

Я поехал дальше. В Юму.

Пересек Оушн-ту-Оушн-Брвдж, ворвался в Юму в поисках вокзала, а потом меня остановила полиция. Тут-то я и услышал мучительный шум приближающегося состава.

Для аризонского шерифа я был всего лишь очередным сироткой оки, лживым воришкой, который не имеет никакого права кататься на блестящих новеньких «электрических конях», я был тем, кто крадет мотоциклы с парковок и будет промышлять воровством еще долгие годы. Еще несколько недель назад эти слова описали бы меня как нельзя точнее. Объяснение кражи, которое я ему дал, показалось нелепым даже мне самому. Шериф не поверил ни слову из моей истории о поездах, жирафах, шоссе, и даже мольбы порасспрашивать калифорнийских патрульных на мосту его не разжалобили.

– Ты меня за дурака держишь? – грозно спросил он.

Шериф уже порядком подустал от таких мальчишек, как я, и даже не думал этого скрывать, глядя на меня с презрением.

Мальчик из прошлого, тот самый, что оказался в лодочном сарае Каза, наверняка закатил бы скандал и потребовал связаться со Стариком, а то’ и с самой Белль Бенчли. А вот тот парень, что путешествовал с жирафами, парень, которым я стал на пути от Атлантического океана к Тихому, не мог себе этого позволить. Может, мне не хотелось, чтобы Старик узнал, что я после всего пережитого опять занялся воровством. Но скорее всего, я просто понимал, что ничего не изменится. Шериф не отпустит меня, даже если Старик прискачет к нему верхом на жирафе. Шериф не знал ни Старика, ни Белль Бенчли. А кругом была вовсе не Калифорния, а Юма, «столица оки», где ошивались сотни мальчишек вроде меня. Я украл мотоцикл. Вот и всё.

А поскольку на дворе был уже 1938 год и Гитлер начал свое шествие по Европе, я принял решение, которое тогда принимали многие сироты и воришки вроде меня, лишь бы спастись от тюрьмы: я пошел в армию.

Точнее, это решение за меня принял шериф.

– Уж она-то сделает из тебя настоящего мужчину, – сказал он.

Только через семь лет, уже после войны, я узнаю, села ли Рыжик на тот поезд. А в Сан-Диего вернусь и того позже.

«Сан-Диего сан»

17 октября 1938 года

ПУТЕШЕСТВИЕ ЖИРАФОВ ОКОНЧЕНО!

Зоологический сад Сан-Диего.

17 октября (спецвыпуск). На наших глазах разворачивается один из величайших зоологических спектаклей в истории! Вчера успешно и благополучно завершился масштабный вояж жирафов. Райли Джонс, главный смотритель и проводник первых жирафов в Южной Калифорнии, доставил зверей в новый дом из самого Нью-Йорка, преодолев с ними свыше 3200 миль.

Длинношеих красавцев, так и не покинувших свои клетки, подняли при помощи портового крана. А потом целых два часа пытались заманить в просторный загон с большим домиком, оснащенным восемнадцатифутовой дверью. Их угостили листьями акации, люцерной и другими растительными изысками, но все было тщетно. И только когда пятнистым гурманам предложили лук, дело пошло.

«Перед луком устоять невозможно», – метко выразился мистер Джонс.

На сегодняшней церемонии жирафам дали имена – миссис Бенчли окрестила их Гигантом и Пятнышком – именно эти варианты победили в голосовании среди детей Сан-Диего. После чего главный смотритель Джонс коснулся жирафьих лбов веточкой черной акации из парка Бальбоа, которая вскоре была съедена. Со всей Южной Калифорнии съехались толпы посетителей – всем не терпится поглядеть на экзотических животных, мгновенно очаровавших гостей неподдельной грацией и неземной красотой…