Текст книги "На запад, с жирафами!"
Автор книги: Линда Рутледж
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Мальчишка тем временем пошел подливать нам бензина.
А я сел на подножку тягача и постарался успокоиться. В окошко я видел, как Старик сложил покупки на прилавке и потянулся за бумажником, но продавец жестом его остановил. Потом Старик пожал бородачу руку, что-то быстро написал на почтовой открытке и протянул ему. Зажав под мышками мешки с луком, он вышел наружу с газировкой в одной руке и пивом в другой.
– Держи лимонад, – сказал он. – Ты у нас за рулем. А я, к счастью, нет! – Он положил мешки и, плюхнувшись на подножку рядом со мной, сдвинул на затылок федору и пригубил пива.
Я же пока пить не решался – боялся, что Старик заметит, как у меня дрожат руки. Попытался отвлечь его разговором.
– Вы открытку отправили?
Он кивнул.
– А кому?
– Начальнице.
– Вы же не рассказываете ей о плохом?
– Нет, если можно этого избежать. – Он допил пиво, взял один из мешков, взобрался по лестнице на стенку вагончика и разделил лакомство между жирафами в знак примирения и благодарности.
Рассыпая угощение, он разговаривал с ними на своем излюбленном наречии. Пока наши пассажиры радостно хрустели луком, он спустился и внимательно осмотрел рану Красавицы, сунувшись в боковую дверпу, а потом подошел ко мне и сел рядом.
– Как нога, ничего? – спросил я.
Старик не ответил. Вместо этого он сказал:
– Прекрасная работа, малец, но все-таки зря я на это пошел, только давай без обид. Нельзя было такое от тебя требовать. Я просто не ожидал, что нам встретится объезд, да еще такой, черт бы его побрал… И все же, поверни мы назад… – Он осекся и немного помолчал. – Но теперь-то я уж точно разыщу в Мемфисе опытного шофера на остаток пути.
Хоть меня и била дрожь, в ту секунду я готов был шумно ему возразить. Это ведь не из-за меня мы едва не упали в пропасть, а из-за Рыжика и ее «паккарда». До того, как она в нас влетела, я прекрасно справлялся! Но потом я подумал, что, когда ты оказываешься на волоске от падения в бездну, запоминается лишь страх и ничего больше, и Старик тут не исключение.
«Может, он еще передумает», – сказал я себе, глядя, как хозяин мула выходит из магазинчика.
Я глубоко вздохнул: «В конце-то концов, что может быть хуже падения с горы, которого мы чудом избежали?»
И тут, будто в ответ на сомнительные размышления юного дурачка, мужчина в обносках взвыл:
– А ну верни шляпу!
Кричал он Красавице. Ее длинная шея, почти полностью высунувшаяся в окно, двигалась непривычно дергано и нервно, а из горла доносились звуки, которые я и по сей день вспоминаю с леденящим душу ужасом. Красавица задыхалась.
Шляпа застряла у нее в горле.
Старик мигом вскочил, а владелец магазинчика выбежал на улицу.
– Финеас, будь ты проклят, она приняла твою шляпу за дерево!
Я тоже вскочил и бессильно уставился на шею, которая дергалась туда-сюда. Я не мог поверить своим глазам. Красавица боролась с удушьем, судорожно извивалась, не в силах всунуть голову обратно в вагончик и выпрямиться.
Схватив шланг с водой, протянутый к бензоколонке, Старик открыл его на полную мощь, быстро влез на стенку вагончика со стороны Красавицы и попытался направить струю ей в горло.
– Держи шланг! – крикнул он.
Я схватил его, а Старик сунул его конец бедолаге в рот. Вода текла из шланга бурливой рекой, наполнив огромный жирафий желудок, а потом мощной струей, точно гейзер, забила обратно, вымыв наружу шляпу. Красавица шумно чихнула и продолжила жевать свою жвачку.
Типчик в обносках схватил свой обслюнявленный головной убор и зашагал к мулу.
Старик слез на землю, владелец магазина выключил воду.
Я насквозь вымок и никак не мог восстановить дыхание. Все еще сжимая в руках шланг, я опустился на подножку.
– Фуф! – воскликнул бородач, обводя взглядом поле битвы. – А я уж испугался, что вода шляпу не вымоет, а только дальше загонит! Как так вообще?
Старик плюхнулся рядом со мной, глубоко вздохнул и снова поднялся на ноги. Я последовал его примеру, решив, что мы уже отправляемся. Но нет: он зашагал к магазину.
– Подготовь пока наших красавцев, – пробормотал он. – Мне надо еще пива.
А уже через несколько миль мы снова выехали на Ли-Хайвей. Целый час за окнами мелькали такие красоты – с одной стороны лес, а с другой изумрудно-зеленые долины, – что я даже посетовал на упавшее настроение, которое мешало как следует ими насладиться. Меня по-прежнему трясло, так что когда Старик велел свернуть на автостоянку с бревенчатыми гостевыми домиками, приткнувшуюся на опушке у магистрали, я был даже рад.
Судя по всему, других постояльцев сейчас не было, и после уже ставших привычными восторгов управляющего мы стали осматривать жирафов. Только на этот раз все было по-другому. Старик разглядывал рану на ноге Красавицы куда дольше, чем у магазина, и я наконец понял почему. Повязка на лодыжке была бурой и влажной. Тряска по серпантину растревожила рану, и та начала кровоточить.
– Принеси лук, – устало попросил Старик, а сам достал из кабины черный чемоданчик – подарок ветеринара.
Я встал у боковой лестницы и принялся кормить Красавицу через окошко. Сперва есть она не хотела. Потом взяла луковицу, но только одну. Но я все равно упрямо предлагал ей лакомство, пока Старик осторожно разматывал повязку и втирал в кровоточащую рану снадобье из склянки, а потом вновь накладывал повязку. На этот раз Красавица не стала ему мешать. Тут-то я и понял, чего не сказал мне Старик на подъезде к тому туннелю. В действительности рана была куда серьезнее, чем он раньше меня уверял.
Спрятав чемоданчик за сиденье, Старик сдвинул шляпу на затылок и рассеянно посмотрел на заходящее солнце.
– Доделаешь тут все, малец, ладно? – пробормотал он и, не проронив больше ни слова, зашагал к домику.
Я забрался по боковой лесенке и откинул крышу вагончика. Вид жирафов, спокойно стоящих в своих загончиках, должен был бы меня успокоить. Но когда они устремились ко мне, как тогда, в горах, я снова перенесся в те страшные минуты…
Я на серпантине… Рыжик врезается в нас, жирафов швыряет в сторону обрыва… Я вишу на стенке вагончика и прошу-умоляю-заклинаю этих великанов, чтобы они меня услышали… чтобы доверились мне…
Чтобы подошли…
Отдалились от бездны…
И хотя я крепко держался за стенку припаркованного вагончика и никакая опасность мне не угрожала, ноги у меня дрожали, – как ни крути, когда ты чудом избегаешь смертельного падения с горы, осознание произошедшего потрясает до глубины души. Я заставил себя дышать глубже и вскоре смог разжать хватку. Но вместо того, чтобы слезть на землю, я взобрался наверх. Мне нужны были воздух, небо, компания, пускай я и не мог в этом признаться. Я уселся на перекладине – совсем как накануне, вместе с Рыжиком. Только в этот раз жирафы не бодали меня, требуя лука, а подошли ко мне почти вплотную, как подходили друг к дружке в ту первую ночь на карантинной станции. Они окружили меня, и рядом с такими гигантами впору было бы перепугаться, ощутить себя крошечным, но нет: их внушительное присутствие подарило и мне чувство уверенности, спокойствия, желанной безопасности – трудно было описать это ощущение, но еще труднее оказалось ему противостоять.
И я не стал. Меня переполнила такая нежность к этим созданиям, что я не смог ее сдерживать.
«Это же просто животные, – проворчал папин голос у меня в голове, – а ты уже не дите малое».
«Но они же подошли ко мне тогда, в горах! – подумал я. Эта мысль не давала покоя. – Они же подошли! И мы выжили!»
Ночка выдалась лунная, и луна сияла так ярко, что было светло как днем! Жирафы потянулись к веточкам, а я стал наблюдать и слушать, как они сперва пережевывают листочки, все медленнее и медленнее, а потом переключаются на жвачку. Я разлегся на перекладине, разделявшей их загончики. Окружающее убаюкивало меня: и безмятежные великаны, и притихший лес, и свет огромной желтой луны, видневшейся сквозь ветки. Я так долго любовался этой самой луной и до того проникся окружающим умиротворением, что, к своему стыду и удивлению, задремал.
Следующее, что я помню, – как подскочил во тьме от громкого треска: жирафы лягались так сильно, что могли бы проломить вагончик. Почуяв какую-то угрозу, они решили, что надо себя защитить.
Собравшись с духом, я выглянул наружу. Внизу бродил медведь. Он обнюхал колеса вагончика, а потом встал на задние лапы, а передними наотмашь ударил по стенке пульмана.
Жирафы точно обезумели. Красавица так за-брыкалась, что я испугался, как бы она не пробила дыру в деревянной обшивке, но медведь даже не вздрогнул. Я всмотрелся в темноту, выискивая, чем бы его отогнать; подумал и о том, что надо бы спрыгнуть вниз – вдруг это его напугает. Но, учитывая, что это была первая в моей жизни встреча с медведем, я все никак не мог решиться. И когда я уже собрался завопить во все горло, чтобы нагнать на пушистого дьявола ужаса, пока жирафы ничего не переломали, я увидел вспышку – и глаза заволокло белой пеленой.
На пару мгновений я ослеп – да и медведь, видать, тоже. Услышав, какой уносится прочь, врезаясь в мусорные баки, я покрепче схватился за стенку вагончика, чтобы не упасть. А когда зрение восстановилось, в лунном свете я увидел Рыжика: она открутила лампочку от фотоаппарата – та тихонечко скрипнула, – а потом несколько раз подбросила ее на ладони, чтобы та остыла. Можно было подумать, что девушка пришла прямиком с чаепития.
Все еще часто моргая, я спрыгнул на землю, чтобы проверить, сильно ли пострадал вагончик. И верно: вдоль стенки пробежала длинная трещина. То-то Старик обрадуется. Я снова взобрался на перекладину, чтобы только не пересекаться с Рыжиком.
– Она пыталась пнуть медведя прямо сквозь стенку! – шумно прошептала девушка. – Они вообще целы?
Я промолчал, а жирафы вновь подошли ко мне.
– Мне очень жаль, что я влетела в вас на серпантине, – прошептала Рыжик чуть громче.
Тут-то меня и прорвало: я излил на нее всю свою ярость и страхи, накопившиеся за весь день.
– Из-за тебя мы чуть не разбились! – прошипел я. – С управлением я бы справился, если б не ты!
– Не кричи на меня! – прошептала она.
– А я и не кричу! – шепнул я в ответ.
Еще как кричишь! – возразила она тоже шепотом.
Мы с ней одновременно покосились на домик Старика.
Она вздохнула.
– Наверное, ты прав: я заслуживаю, чтобы на меня кричали, – сказала она еще тише прежнего. – Мне очень, очень жаль, Вуди. Честное слово. Ты и жирафы… Вы были восхитительны. Можно мне тоже забраться?
Не дожидаясь ответа, она положила камеру и вскарабкалась на перекладину, сев ко мне лицом – в точности как накануне, только на этот раз я отодвинулся как можно дальше. Жирафы подошли к нам – так близко, что коснулись наших ног. Даже сквозь ткань брюк я почувствовал их тепло, его же наверняка чувствовала и Рыжик, и от мысли об этом ярость моя начала улетучиваться.
– Я задремал, – признался я неожиданно даже для самого себя. – Хотя обычно не сплю.
Рыжик нахмурилась.
– Что? Как же ты без сна?
Я не горел желанием рассказывать ей о своих кошмарах. И потому просто пожал плечами.
– А я вот люблю поспать! – призналась она. – Лучше, чем сон, только бодрствование! Если оно приятное!
Мы немного посидели в тишине, а потом Дикарь отступил назад на полшага, высматривая веточку, которую еще не успел объесть. Рыжик заерзала, и я решил, что она собралась спрыгнуть на землю.
Но вместо этого она опустила ноги в вагончик и соскочила вниз, прямо к Дикарю, с глухим стуком ударившись ногами об пол. Впрочем, мне показалось, что это меня ударили по голове – до того я был потрясен случившимся. Рыжик приземлилась на мягкий моховый настил и утонула в нем по колено. Копыта Дикаря оказались совсем рядом с ней, а до больной ноги Красавицы оставалось всего несколько дюймов. В голове моей – шумно, точно хлопушки, – загремели наставления Старика: «Они ведь даже не понимают, какие огромные… Могут тебя полюбить, как маму родную, а потом руку или ногу тебе сломать…»
– Погляди-ка, какая тут обивка на стенах, – прошептала Рыжик. – Да тут уютнее, чем у меня дома!
– Ты что творишь? – прошипел я.
– Мне хотелось узнать, каково им тут, – для моего эссе! Он бы не стал возражать, я знаю!
Дикарь переступил с ноги на ногу и отошел от Рыжика, а Красавица уже начала раскачивать головой – она так уже делала, прежде чем напасть на Старика. Кажется, Рыжика ждала та же участь. Я хотел ее предупредить, но слова застряли в горле. Рыжик потянулась к ней левой рукой и прикоснулась к тому самому пятнышку в форме сердечка на боку, которое я трогал на карантинной станции. А потом легонько тронула Дикаря правой и стала ласкать их обоих одновременно. Красавица перестала качать головой, а Дикарь аж задрожал от удовольствия.
– Однажды я непременно отправлюсь в Африку, – продолжала Рыжик, лаская и лаская зверей. – Этим-то все и закончится, вот увидишь! – Она посмотрела на меня. – Как бы мне выбраться отсюда… Ах вот что! – Она открыла боковую дверцу и без труда вышла наружу, улыбаясь так, точно только что гладила парочку щенят.
Я тоже слез и крепко запер за ней дверцу, борясь с желанием упросить ее никогда, никогда больше так не делать, вот только едва ли она нуждалась в моих наставлениях – после такого-то поразительного успеха.
– Вуди, а ты рассказал мистеру Джонсу обо мне после той аварии?
Я едва не пропустил ее вопрос мимо ушей.
– А? Нет.
– Ну и хорошо! Давай пока подождем со знакомством… учитывая все обстоятельства. Предпочту пока остаться в тени. – А потом она поцеловала меня в щеку – и тут я застыл как вкопанный, – схватила свою камеру и исчезла в домике.
Для пересменки было еще рановато, но всего через минуту Старик появился на крыльце домика. Поправив подтяжки, он сощурился от лунного света.
– Что-то проснулся и никак не могу уснуть. Как там наши красавцы, нормально? Я слышал какой-то шум.
– Медведь приходил, – сообщил я, закрывая спиной трещину на вагончике. – Но потом убежал.
– Медведь? – переспросил он и, достав пачку сигарет, уселся на подножку. – Он не вернется. Иди поспи. На рассвете разбужу.
По пути к домику я решил, что покажу ему трещину завтра, если он сам ее не заметит. А пока хватит с меня – денек и так выдался не из легких.
Стоило мне только зажмуриться, надеясь хоть немного поспать без кошмаров, как перед глазами вновь появился медведь, и я снова почувствовал тепло губ Рыжика. Невольно я задумался: а кто опаснее, медведь, жирафы или рыжая девушка в брюках и с камерой через плечо?
^POSTCARD^ 
8 окт. 38-го
КОМУ: миссис Белль Бенчли
Зоопарк Сан-Диего
Сан-Диего, Калифорния
ГОРЫ ПРЕОДОЛЕЛИ БЕЗ ПРИКЛЮЧЕНИЙ. ПРАВДА, ЖИРАФЫ ЖВАЧКУ ЖЕВАТЬ ПЕРЕСТАЛИ, НО СТОИЛО НАМ СПУСТИТЬСЯ – И ВСЕ НАЛАДИЛОСЬ.
Р.Дж.
***
– …Мистер Никель?
В дверях стоят Рози, Грязнуля и медсестра.
– Можно нам войти? – спрашивает медсестра.
– Надо же, научились вежливости! – замечаю я, опуская карандаш.
– У него сердце останавливалось, говорю вам, – бормочет Грязнуля.
– Дэрил сказал, у вас был приступ. Как вы сейчас себя чувствуете?
– Здоров как бык, свеж как огурчик! – отвечаю я, поглядывая на Красавицу.
Та насмешливо фыркает, уставившись на Грязнулю.
Грязнуля вскидывает руки и покидает комнату. Медсестра приближается ко мне, замеряет пульс, прослушивает сердце – и тоже уходит.
А вот Рози и не думает оставлять меня в покое.
– Золотце, что случилось? Я никому не расскажу.
Я не отвечаю, только молча возвращаюсь к заметкам. Рози вздыхает и тоже уходит, стиснув на прощание мое плечо.
Но потом я вновь слышу тихий перестук костей для домино и, обернувшись, замечаю на краю кровати юную Рози.
– Игру и историю, – требует она. – Что у нас дальше? А, знаю! Сейчас мы познакомимся с Моисеем, правильно?
Сердце сжимается у меня в груди.
– Ох, золотце… зачем же вы так себя доводите?
«Неужели у тебя никогда не было истории, которую надо успеть рассказать, пока еще не стало слишком поздно?» – думаю я, потирая сердце.
«Но вы ведь мне ее уже рассказали», – напоминает она.
«Нет, не до конца, да и потом – ты совсем не она».
– Я должен ей рассказать, – говорю я вслух.
Но меня слышит одна только моя пустая комната.
Оборачиваюсь к своей драгоценной Красавице. Она по-прежнему за окном, мирно поводит языком в воздухе. Так что и я, облизнув кончик карандаша, продолжаю путь.
«Балтимор американ»
9 октября 1938 года
НИЗКИЙ МОСТ!
8
По Теннесси
Первым, кого я увидел на рассвете, когда, натянув сапоги, сонно выбрел из домика, был Старик, осматривающий трещину в стенке, оставленную яростными копытами Красавицы.
Заметив меня, он вскинул руки со словами:
– Ну что, в путь.
В полумраке я разглядел на стоянке зеленый «паккард». Старик его не заметил. А когда мы отъезжали, я видел, как Рыжик наблюдает за нами в окошко своего домика.
Мы остановились у первого же придорожного магазинчика, чтобы подзаправить машину и прикупить еды. Пока я проверял, как там жирафы, и высматривал Рыжика, я нет-нет да и бросал взгляд на табличку «Вестерн Юнион», висевшую на магазинчике, и гадал, отправит ли Старик телеграмму в Мемфис о поиске нового водителя, как он обещал, или нет. С каждой секундой настроение мое делалось все мрачнее.
Я вернулся за руль.
А через минуту явился Старик и высыпал на сиденье между нами мешки с едой и газету. Помню, что, когда он вонзил зубы в свой бутерброд с салями, я бегло взглянул на газету. На первой полосе крупными – размером с кулак – буквами было написано:
ГИТЛЕР ВТОРГСЯ В ЧЕХОСЛОВАКИЮ: ВОТ НАЧАЛО ВЕЛИКОГО ГЕРМАНСКОГО РЕЙХА!
Но я толком и не обратил внимания на этот заголовок. Все мысли мои были сплошь о телеграмме. Отправил он ее? Или нет?
Старик протянул мне бутерброд:
– Хочешь кусочек?
Я покачал головой.
Он снова откусил изрядный кусок, а пока я съезжал на дорогу, произнес с набитым ртом:
– Кстати, я отправил телеграмму, чтобы мне подыскали нового шофера.
Вот и ответ.
– Так что довези нас до места, и я куплю тебе билет на поезд. Поедешь, куда захочешь…
Но я не дал ему договорить. С губ сорвались слова, которые я репетировал в уме еще с того момента, как мы приехали в магазинчик в горах.
– Мы бы объехали горы без приключений, если бы не авария! У меня все получалось! Я могу довезти вас до Калифорнии, богом клянусь!
Старик усмехнулся.
– Ушки разуй, малец. Я же сказал: куплю тебе билет, куда только пожелаешь.
– Правда?
– Ты это заслужил, – ответил он, проглотив остатки бутерброда. – Можно даже до Калифорнии, раз уж тебе так туда хочется.
– Вы не шутите?
– Нет. Попадешь туда раньше нас.
Итак, меня ждала Калифорния. И уже очень скоро. План сработал. Оставалось только добраться до Мемфиса, а оттуда я поеду прямиком в край молока и меда. Искорка надежды во мне полыхнула ярким пламенем.
Следующие несколько миль пронеслись как в тумане. Сам удивляюсь и как я только умудрился не заехать в канаву – так взволновало меня заявление Старика. Я даже перестал оглядываться в поисках Рыжика. Сказать по правде, я почти ничего не помню о том участке пути. В себя я пришел, только когда мы уже оказались в Теннесси, граница которого пролегала по соседству со Смоки-Маунтинс – Дымными горами, самыми высокими из всех, что только попадались нам по пути.
Вскоре мы вошли в ритм, как и в самый первый день путешествия. Только для меня все было по-новому. Я уже не гнал на краденом мотоцикле, стараясь не отстать. Не просчитывал каждый свой следующий шаг. А просто ехал и ехал, преисполненный блаженства. Часы шли, а за окошком проносились стоянки с гостевыми домиками, красивыми, точно с картинки, и деревьями с густой листвой – настоящее лакомство для жирафов. Мы проехали лошадиную ферму, и по пастбищу, огороженному белым заборчиком, следом за нами побежало стадо лошадей; ветер развевал их хвосты и густые гривы. А в какой-то момент Дикарь даже лег. На следующей остановке я откинул крышу вагончика и увидел, что жираф снова распластался на полу, закинув на спину длинную шею вопреки всем законам анатомии.
Но на этот раз я не стал звать Старика, а наклонился пониже и шепнул:
– Эй!
Расправив шею, Дикарь, будто бы спрашивая «Что такое?», поднялся на ноги, величественный, словно принц жирафьего королевства. А потом вместе с Красавицей потянулся к веточкам очередного дерева… Меня накрыло волной знакомого, но горьковатого чувства.
Позже, когда мы снова пустились в путь, я посмотрел на жирафов в зеркало заднего вида: они высунули головы из окошек, подставив морды ветру… и странное чувство вернулось. Я заставил себя вновь устремить взгляд вперед и стал представлять себе, как поеду на поезде в Калифорнию, и искорка надежды снова ярко запылала.
Остаток утра прошел безмятежно. Под конец на дороге стали встречаться крохотные таблички с рекламой крема для бритья «Бёрма-шейв»:
Вот он, главный закон безопасной езды
никаких «но» и «если»
по газам не бей ты Бёрма-шейв
Паренек чиркнул спичкой –
проверить бензин
кожа – бац – и сгорела.
остался один
Бёрма-шейв
Последний стишок особенно мне запомнился, потому что неимоверно рассмешил Старика.
По правде сказать, на первой послеполуденной остановке мы все были в таком хорошем настроении, что Красавица даже не стала лягать Старика, когда тот осматривал ее ногу. Но когда мы вернулись на шоссе, вдалеке послышался шум поезда, и Старик заметно напрягся.
Шум становился все громче и громче, он шел откуда-то из-за деревьев. Нам навстречу снова ехал цирковой поезд. Когда за деревьями опять мелькнули желтые и красные полосы, Старик выругался полушепотом.
– Какой быстрый цирк! Вровень с нами идет! – поразился я.
– Все потому, что это дешевая однодневка, – пояснил он.
Деревьев стало поменьше, и я разглядел за ними вагончик для скота, в котором ехали слоны, низко опустив уши.
– Вид у них несчастный…
– Им там и впрямь не до счастья, – пробормотал Старик.
А потом сплюнул в окно, – и сейчас мне даже кажется, что это была не просто резкая потребность избавиться от слюны, но и своего рода комментарий в адрес циркачей.
– И ладно бы они просто были обманщиками, – сказал он. – Уже за одно то, как они обращаются с животными, они заслуживают самой строгой небесной кары.
Примерно с милю мы ехали вровень, а потом поезд начал нас обгонять. Мы разглядели на красном кабузе новую надпись:
ЧАТТАНУГА! СЕГОДНЯ!
А потом поезд скрылся из виду.
От хорошего настроения не осталось и следа. Лес за окном сменился пастбищем, а я нет-нет да и проверял, как там жирафы. Теперь их пульман напоминал мне о том вагончике для скота. Старик тоже стал чаще оглядываться. Но не на жирафов. А на дорогу, и длилось это на протяжении многих миль. Цирковой поезд уже давно проехал, так что я никак не мог взять в толк, что он там высматривает. Я поглядел на зеркало заднего вида, опасаясь, уж не зеленый ли «паккард» он заметил, но дорога пустовала.
– Поверни, – велел он, указав мне направление.
Я съехал на усыпанную гравием дорогу, ведущую через лесок.
– Заедем в рощицу, – сказал он каким-то стран – ным голосом. – Только жирафов спрячь.
Я повиновался, а они даже не думали противиться – и это тоже было очень и очень странно.
Мы просидели в кабине минут пять, а потом и все десять. Я уже начал ждать, когда мимо проедет хоть какая-нибудь машина, – до того мне было скучно. И увидел промельк цвета… сперва желтый… потом красный…
Мимо нас пролетел – и быстро унесся вдаль – тот самый фургончик, который мы уже видели в Мэриленде. Голову мою тут же наводнили вопросы, я украдкой покосился на Старика, но по его напряженно сжатой челюсти сразу понял – сейчас задавать их не время. Наше безмятежное настроение было не просто подпорчено, а уничтожено на корню.
Мы снова открыли жирафам окошки, а за следующую пару часов успели проехать множество городишек. Вдоль дороги пестрели рекламные плакаты со слоганами вроде:
Даже шуточки местных остряков – «Эй, как там погодка наверху?» – нас уже не смешили. Ближе к обеду заметно похолодало, так что мы подняли окошки, и даже жирафы спрятали головы в вагон. Старик сказал, что на ночевку мы остановимся через пару часов, пока температура не упала еще сильнее – да и настроение тоже.
А потом впереди показалась эстакада.
Точнее, ее руины.
Казалось, ее даже и не достроили толком. Центральная часть была пробита – явно чем-то потяжелее жирафьей головы. Остались одни только куски бетона и арматуры. А под эстакадой посреди дороги виднелась табличка с очередной крупной надписью:
ОБЪЕЗД
Старик шумно выдохнул.
– Это еще что за дела…
Я сбавил скорость, и жирафы даже высунули головы в окошки, чтоб разузнать, отчего это мы плетемся как черепахи. Стрелка под табличкой указывала на объездную дорогу, которая, судя по всему, вскоре снова сливалась с шоссе. И все же выглядела она сомнительно. Пускай она и была залита асфальтом, но истрескалась и поросла сорняками, а еще у нее не было ни названия, ни номера. На единственной табличке, которая тут стояла, значилось: «Домики для цветных». Стрелка указывала, где эти самые домики находятся.
– Что мне делать? – спросил я.
Старик рассерженно выдохнул:
– Поезжай по этой дороге.
Мы проехали сотню ярдов без приключений, но стоило только повернуть, и мне пришлось ударить по тормозам. Впереди возник железнодорожный переезд старого образца – узкий, сконструированный так, что машинам приходится проезжать под поездами, а не наоборот. Мостик с рельсами казался низковатым.
Точнее даже сказать, очень низким.
Нам обоим хватило одного взгляда, чтобы понять, что по высоте вагончик еле-еле протиснется. Да и по ширине тоже.
Я бы с удовольствием объехал этот мост, вот только дорога уходила под него. Так что пришлось мне остановиться посреди дороги, а как только я это сделал, то тут же почувствовал на себе чей-то взгляд. Сперва я подумал, что это жирафы, но потом увидел беленую хибарку прямо у рельсов. В окошке под самой крышей я различил лицо темнокожей девочки, на вид ей было лет пять, не больше. Она находилась так близко, что я видел даже, как изумленно округлились ее глаза, стоило ей заметить жирафов.
– Иди измерь высоту моста, пока очередной недотепа не влетел в нас сзади, – велел Старик.
Он нащупал под сиденьем большую металлическую рулетку и кинул мне. Я схватил ее и побежал, а как только оказался под мостом, сразу развернул ее и поднял.
– Двенадцать футов восемь дюймов! – объявил я.
Ровно такой высоты и был наш прицеп – а может, даже чуточку выше, все-таки на ходу шины увеличиваются в размере.
Когда я вернулся к машине, Старик уже стоял у переднего крыла и разглядывал шины.
– А я-то надеялся, что до этого не дойдет, – пробормотал он и снял крышечку с ниппеля на одном из колес.
Спереди у тягача были одинарные колеса, а сзади – сдвоенные, чтобы выдерживать вес жирафов, а еще чтобы тягач смог продолжить путь, даже если одно из колес повредится или спустит. За считаные секунды он выпустил из всех шин немного воздуха – и каждый раз слышалось тихое ш-ш-ш-ш. А когда он добрался до последнего колеса – заднего правого, сдвоенного, – то обнаружил, что оно пробито гвоздем. Но выбора у него не было. Он выпустил из него воздух, и оно сдулось совсем. Хорошенько выругавшись, Старик глубоко вздохнул. У нас в запасе было еще одно сдвоенное колесо – на нем мы могли бы добраться до места ночлега и какой-нибудь автозаправки, где нам наверняка помогли бы, – но сперва надо было проехать под мостом.
Я снова измерил расстояние. Опять слишком мало. Придется Старику выпустить еще немного воздуха.
Когда он уже почти закончил и возился с ниппелем на шине, соседствующей с проткнутой, из-за поворота выскочил двухместный родстер, пролетел в каком-то дюйме от нас и нырнул под мост. Я подскочил, как перепуганная лягушка, – ну еще бы, в нас ведь уже вот так однажды влетали зеваки – и, как назло, врезался в Старика, да еще с такой силой, что его пальцы, по-прежнему сжимавшие ниппель, повернули его вбок… и шипение сменилось другим звуком… жалобным и тревожным свистом…
И он все не прекращался. Обе шины на сдвоенном колесе стремительно сдувались.
Мы со Стариком переглянулись, а потом он крикнул:
– Надо скорее проезжать мост, а то мы сейчас даже на обочину съехать не сможем! Закрой жирафов!
Целую минуту я пытался сделать так, чтобы они всунули головы в загончики, но даже вечно покладистый Дикарь сопротивлялся, что уж тут говорить о Красавице.
– Ладно, забудь, – сказал Старик и побежал к повороту.
Зрелище это, прямо скажем, пугало.
– Все чисто, – объявил он. – Поехали!
Я быстро уселся за руль. Из колеса еще доносился едва слышный свист.
– Ровно посерединке – не спеша, но поживее! – им надо успеть всунуть головы, но шина вот-вот сдуется! – крикнул Старик.
Жирафы беспокойно зафыркали и заметались по вагончику, а я нажал на газ в надежде, что они успеют спрятать головы и без моей помощи… И, хвала небесам, так и вышло. Очень и очень медленно мы нырнули под ржавый железнодорожный мост. Он царапнул крышу вагончика, и от этого деревянного скрежета я невольно стиснул зубы.
Мы уже почти выехали из-под моста – оставалось всего несколько дюймов, – когда последние крупицы воздуха вылетели из пробитой шины. Она печально зашипела, а потом тягач резко остановился, намертво закупорив проезд.
Я выскочил из машины и, с трудом протиснувшись между тягачом и опорой моста, подошел к Старику, который с ужасом смотрел на вагончик. Обе шины на правом заднем колесе сдулись. Мы быстро поняли, в чем дело. В жирафах. Как только они поняли, что мост уже позади и можно высовывать головы в окошки, они не стали терять время даром. И выглянули наружу. С одной стороны. Наполовину сдутая шина не выдержала такой нагрузки, а тут еще и прокол гвоздем, из-за которого она шипела все это время – а теперь, само собой, перестала.
Старик сорвал с головы свою несчастную Федору, бросил ее на землю, придавил подошвой и разразился такими отборными ругательствами, что я непременно восхитился бы ими, не будь наше положение столь незавидным. Его тирада была изобретательной, как сам грех, и длинной, как смачный плевок против ветра. Пожалуй, он был даже символичен – как ни крути, а вышло, что грандиозные планы в итоге вышли ему боком. Я догадывался, о чем он сейчас думает. И мне хотелось хорошенечко пнуть самого себя. Когда жирафы не дали мне закрыть окошки на одной из стенок вагончика, надо было их перехитрить, закрыв их на другой стороне, одно – в загончике Красавицы, другое – у Дикаря. Тогда, возможно, прицеп и сохранял бы равновесие еще несколько секунд, за которые мы успели бы проехать. И хотя было уже слишком поздно, я крепко-накрепко запер все окна, чтобы вагончик выровнялся. За это время Старик прекратил свою тираду и начал раздумывать, что делать дальше. Ведь теперь нам грозила смертельная опасность – ничуть не меньшая, чем в горах.
