Текст книги "На запад, с жирафами!"

Автор книги: Линда Рутледж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Я смотрел, как она откидывает с лица волну кудрей, и не знал, что возразить. Трудно было понять, лжет она или говорит правду, ведь истины я так и не узнал. Но в тот момент меня это ни капельки не волновало. У меня ведь и самого встала поперек горла моя собственная истина. И даже если Рыжик рассказала мне все это лишь для того, чтобы услышать жалобную историю о Пыльном котле, мне было плевать. Я хотел ей открыться. Но от этого облечь невзгоды в слова было ничуть не легче.

Я даже не знал, с чего начать…

Ты просыпалась когда-нибудь под слоем пыли, так густо разлитой в воздухе, что приходится ею дышать – другого выхода нет! Бывало ли, что ты просыпалась от страха, что еще какое-нибудь из твоих домашних животных задохнется все той же пылью и не доживет до утра? Доводилось тебе проживать в таком страхе и грязи многие дни, нет, даже целые годы – от похорон сестренки до похорон матушки? А потом вдруг обнаружить то, о чем никак нельзя было узнать загодя: что в один жуткий день – самый страшный из всех – ты одна осталась в живых на клочке бесполезной техасской земли и лицо твое и ботинки перепачканы кровью.

И все же свою истину – ту самую, которую мне пока не хватает смелости изложить на этих страницах, – я ей рассказывать не собирался.

А вместо этого поведал историю всех сирот, спасшихся от Пыльного котла… О том, что женщины вроде твоей матушки гибнут от пыльной пневмонии из-за чрезмерного смирения и послушания: они претерпевают все библейские кары лишь потому, что твой папаша так им повелел. О том, что если тебе «повезло» родиться в такой вот семье, то ты, считай, почти обречен. О том, что животные, благодаря которым ты выживал, тоже обречены на голодную смерть. Недаром местные фермеры вроде тебя самого, вспарывая мертвым коровам животы, находят внутри одну только грязь. О том, что каждое утро приходится просыпаться с мыслью, что сегодня ты можешь обнаружить, что еще какая-нибудь скотина слегла и ее надо скорее избавить от страданий. О том, что вскоре начинает мутиться рассудок и ты понимаешь, что избавление от страданий нужно здесь всем. Что сама земля мстит тем, кто ее населяет, – пепел к пеплу, прах к праху, – и не важно, есть ли тебе куда бежать или нет, – спасаться уже слишком поздно. Многие так и не смогут уберечься, не смогут отпустить. Мужчины вроде твоего папаши ведь не умеют сдаваться. Они скорее умрут, чем опустят руки. Умрут в самом буквальном смысле… А в руках у тебя будет дымящееся ружье, вскинутое и направленное прямо на него, на отца.

Вот что я ей рассказываю. Не считая истории с ружьем. Говорю, что это лишь один из тысячи способов стать сиротой в этом краю, и пускай их тысяча – исход един.

– Только и остается, что уехать далеко-далеко и начать с чистого листа, – заключил я и стиснул зубы.

– Но, Вуди… чего ж ты тогда вернулся? – прошептала она. – Зачем?

– Я хочу в Калифорнию, – сказал я.

Этот ответ всякий раз выручал меня после урагана. Я посмотрел на жирафов, жующих жвачку. А когда снова взглянул на Рыжика, глаза у нее блестели от слез. Она коснулась моей руки, чтобы утешить. Но я отдернул ее, все еще во власти болезненных воспоминаний. Рыжик потянулась ко мне, как еще недавно в Литл-Роке, и я не стал сопротивляться объятиям. А потом, как это часто бывает, дело продолжилось коротким поцелуем – скорее умиротворяющим, чем ласковым, пускай и в губы. Но я в этих тонкостях не понимал ничего, а если б и понимал, это мало что изменило бы. Ведь передо мной была сама Августа Рыжик, и я наконец целовал ее и не желал, чтобы это заканчивалось. Я хотел, чтобы этот поцелуй венчал собой все те, которые я воображал себе долгими ночами у депо. Так что, когда Августа начала отстраняться, я положил руку ей на затылок, погрузив пальцы в рыжие кудри, намереваясь продлить поцелуй, чтобы даровать ему куда больше смысла, чем она сама изначально вкладывала, чтобы он стал означать ровно то, что хочу я.

Но она отшатнулась. Ее лицо приняло странное, незнакомое выражение.

А потом ее стошнило.

ВЕСТЕРН ЮНИОН

12 окт. 38 = 1012А

Миссис Белль Бенчли

Зоопарк Сан-Диего

Сан-Диего, Калифорния

РАССЧИТЫВАЕМ ПРИБЫТЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ.

ЕСЛИ НЕ БУДЕТ НАКЛАДОК.

Р. Дж.

12
По северу Техаса

«Баю-бай/ Засыпай/спи скорей, малыш,».

«Сейчас я сделаю из тебя мужчину!»

«Вуди Никель, а ну рассказывай, что произошло! Сейчас же!»

«Малыш, с кем это ты разговариваешь?»

Смотрят карие глаза… выстрел из ружья… плещется вода…

…воздух наполняется пронзительными, жалобными, испуганными жирафьими стонами, они всё нарастают и нарастают, а потом…

Раскат грома разбудил меня, я подскочил на постели, стоявшей в вигваме, и зажал руками уши. В окно тут же хлынул поток мощных струй. С тяжело колотящимся сердцем я захлопнул его, проклиная и тетушку Бьюлу, и беспощадные ураганы, и кошмары о Пыльном котле – словом, все, что коварно портило мои сны.

Дверь распахнулась, и в комнату зашел Старик. С его одежды ручьями стекала вода, и он сам был точно грозовое облако, проникшее внутрь домика, пока не переоделся в сухое. Дождь кончился, не успев толком начаться. Старик снова вышел на улицу и поглядел на небо.

– Кажется, ливня больше не будет, – недовольно сообщил он. – К западу небо светлеет.

Занималась заря, так что я натянул штаны с сапогами и пошел следом. Впрочем, на небо смотреть не стал. Куда больше меня интересовало то, что творится в трех вигвамах от нас.

Накануне ночью, когда Рыжика стошнило, она ничком упала на землю. Пока я подыскивал подходящие слова, она, пробормотав короткое «извини», вскочила и убежала прочь. «Да не волнуйся, жирафы съедят!» – крикнул я ей вслед, чтобы хоть как-то утешить. Ничего лучше мне в голову не пришло. Но стоило мне самому услышать, какая чушь сорвалась с моих губ, и я тут же затих. А через мгновение Рыжик уже пропала из виду, поглощенная тьмой.

И вот теперь я вновь уловил звуки рвоты. Зеленый «паккард» стоял в трех вигвамах от нас.

Старик посмотрел в ту же сторону.

– Это ее там полощет? – спросил он.

Я кивнул.

Старик подошел к вигваму, рядом с которым стояла машина, и постучал в дверь, а потом громко проговорил:

– Девка, послушай меня! Если ты захворала, к нам не приближайся! У нас на болезни нет времени!

Дверь домика распахнулась. На пороге стоял лысый мужичок, а из-за его спины выглядывали два светловолосых мальчонки.

Старик уставился на них с подозрением.

– Вы еще кто такие? А где девка?

За мальчиками появилась тихая и невзрачная женщина.

– Как ты мою жену назвал?! – грозно спросил лысый.

Рыжик выглянула из-за «паккарда». Откинула с лица волну кудрей, утерла губы… Взглянув на эти самые губы, я вновь перенесся в тот миг, когда мы, сидя на перекладине между загончиками, целовались посреди жирафов.

А потом Рыжик снова исчезла.

Под звуки очередного рвотного приступа дверь вигвама захлопнулась, а мы со Стариком обошли «паккард» и снова увидели Рыжика – она стояла и с несчастным видом вытирала рот. На плечах у нее по-прежнему висело все то же мужское пальто, которое я уже видел у негритянского мотеля. Наверное, она спала, укутавшись в него. Задняя дверь «паккарда» была распахнута.

Одного взгляда хватило, чтобы понять: Рыжик ночевала прямо внутри. Мало того, лишь в тот момент я – бедный фермерский мальчишка, который и свое мешковатое исподнее редко менял, не говоря уже о верхней одежде, – заметил, что все это время Рыжик путешествовала в одних и тех же вещах: в тех же брюках, белой рубашке и так далее, вплоть до ободранных двуцветных туфель. И теперь, в свете дня, весь ее наряд выглядел грязным и помятым. А я начал понимать кое-что из того, что никак до меня не доходило прежде.

– Я, наверное, съела что-то не то по пути, – пробормотала она, смахивая рвоту с кудряшек.

Старик склонил голову набок, смерив взглядом ее левую руку. На пальце блеснуло тоненькое золотое кольцо, которого я раньше не замечал.

– Хорошо, если так, – проговорил Старик. – А то можно подумать, что кто-то готовится к пополнению в семействе.

Рыжик взглянула на него со злобой.

– Это никак невозможно, уверяю вас.

– Да что ты? – Старик подозрительно кивнул на кольцо. – Ты же замужем, разве не так?

Рыжик достала из кабины полотенце, чтобы утереть лицо, и отрезала:

– Что-то я не пойму, каким боком здесь вы, мистер Джо…

Но он не дал ей закончить.

– А может, ты у нас непорочная Дева Мария?

Она отняла от лица полотенце и уставилась на него.

– Как вы сказали?

– А может, шлюшка? – не унимался Старик.

Она уже готова была влепить ему пощечину, да и я был к этому близок. Щеки мои обдало жаром.

– Ты же понимаешь, к чему я клоню, – продолжал он. – Может, у тебя любовничек в этих краях?

Он нарочно пытался пробудить в ней ярость, но тогда я этого не понимал. В мыслях засел один только наш поцелуй. Переступив с пятки на носок, я сжал и разжал кулаки.

– Погодите-ка, а…

Но Старик не дал мне договорить:

– Закрой рот, малец.

– Вы вообще за кого меня принимаете?! –  возмутилась Рыжик.

– Сама на свой вопрос и ответь, – парировал Старик. – Всякий знает: истинные леди в одиночку не путешествуют. Так ты, получается, никакая не леди?

Она ахнула от негодования:

– Как вы можете так говорить!

Раздираемый праведным гневом, я едва сдержался, чтобы не накинуться на него с кулаками:

– Нет, погодите-ка!

– Малец, я же сказал, помолчи! – Старик навис над Рыжиком. – Так вот, только шлюхи путешествуют в одиночку.

После этих слов я уже не сдержался. Напрочь позабыв и о долготерпении Старика, и о моей собственной подлой лжи, я его ударил.

Он, разумеется, догадывался, что так и будет. Наверняка ведь Рыжик была не первой девушкой, которую он подначивал на своем веку. Перехватив мой кулак и заломив мне руку, он крикнул ей:

– Нет, ты погляди – ты ведь мальчонку совсем с ума свела! Тебе стыдно должно быть за это!

Он отпустил меня, и я, отшатнувшись, приземлился на пятую точку прямо у ее ног.

Рыжик так побледнела, что я даже испугался, что сейчас ее стошнит прямо на меня.

– Я же вам сказала, – натужно сглотнув, проговорила она. – Я путешествую одна: снимаю для журнала «Лайф»! Уверяю вас, мистер Джонс, это обычное отравление, – сказала она, плотнее запахнувшись в пальто, точно оно могло вернуть ей утраченное достоинство.

– Рассказывай, что хочешь, – сказал Старик, – но шутки кончились.

Рыжик выдержала паузу.

– То есть мне нельзя теперь ездить за вами? – наконец спросила она.

– То есть я теперь буду за тобой приглядывать. Не знаю, девка, что за игру ты затеяла и зачем преследуешь нас и лжешь на каждом шагу, но с этой минуты держись подальше от прицепа и жирафов.

Рыжик замерла.

– То есть как это?

– А так, что никакой ты не фотограф журнала «Лайф».

Я уставился на него, а потом перевел взгляд на Рыжика.

– Что за глупости! – воскликнула она.

Я начал подниматься с земли.

– А ну ни с места! – рявкнул Старик и снова повернулся к Рыжику. – Терпеть не могу лжецов, – заявил он. – Так что спрошу прямо в лоб: ты и впрямь работаешь на «Лайф» или нет? Желательно еще доказательства предоставить.

Помню, как она нервно сглотнула. Будто пыталась утаить что-то куда серьезнее рвоты. Еще немного – и я узнаю что.

– Я и впрямь пока не работаю в «Лайф»… – затараторила она. – Но стану штатным фотографом, клянусь! Я боялась, что вы не возьмете меня с собой, поэтому спешила сперва сделать фотографии – и теперь они у меня есть! И они потрясающие! Вы себе даже не представляете!

А потом она вспомнила обо мне.

Я же, сидя в грязи, глядел на Рыжика снизу вверх, а она на меня – сверху вниз. Я бросил последний взгляд на ее лицо, а потом попытался затолкать его подальше, на самые задворки памяти.

– А ну поднимайся, – велел Старик. – Нам нора.

Надо было осмотреть жирафов и снова пускаться в путь. Так мы и поступили, не проронив больше ни слова.

Когда мы отъезжали от кемпинга «Вигвам», Рыжика нигде не было видно, и я этому только порадовался. Но расстаться с мыслями о ней было сложно: как-никак я и сам вымостил ложью свой путь в Калифорнию. Заведя машину, я покосился на Старика и сказал:

– А может, она говорит нам правду?

Старик достал из нагрудного кармана обрывок бумаги и протянул мне.

– Прочти это, а потом замолкни о ней навсегда, договорились?

Обрывком оказалась вчерашняя телеграмма от Начальницы, миссис Бенчли, в которой значилось:

В ЖУРНАЛЕ «ЛАЙФ» ГОТОВИТСЯ СТАТЬЯ О ПРИБЫТИИ.

ФОТОГРАФ ПРИЛЕТИТ САМОЛЕТОМ…

Я прочел эти строки. Перечитал вновь. И пока осмыслял их, никак не мог отделаться от злости: на Рыжика – за все то, что она натворила, на Старика – за то, что не показал мне телеграмму раньше, на себя – за то, что оказался наивным деревенщиной.

Мы проехали пятьдесят миль в гробовом молчании, прежде чем мне наконец хватило духу взглянуть на Старика. И все потому, что впереди я увидел надпись:

ДО ГРАНИЦЫ С ТЕХАСОМ – 1 МИЛЯ

Должно быть, тут у меня на целую милю перехватило дыхание, потому что, когда мы пересекли наконец границу Техаса, голова у меня уже шла кругом. На моей родине нас приветствовал знак просто невообразимых размеров, на котором я прочел:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ШТАТ ОДИНОКОЙ ЗВЕЗДЫ

Стараясь выровнять дыхание, я поставил себе цель: добраться до Нью-Мексико до прихода темноты. В голове крутилась одна мысль: если я сумею пересечь техасский север без приключений, то все будет хорошо, то я – мы! – точно благополучно доберемся до Калифорнии. И от этих мыслей мне стало так тревожно, что даже Старик это заметил.

– Хватит ерзать, меня уже укачивает, – проворчал он. – Это ты из-за девки или возвращения в Техас?

Я залился краской и покосился на него.

– Простите, что снова на вас накинулся.

– У тебя ужасно предсказуемые атаки, – буркнул он в ответ, снова поглядев на дорогу. – Поработай над этим.

Но чем дальше мы продвигались, тем сильнее становилась моя тревога. Она улеглась лишь тогда, когда мы проехали мимо ее причины – заброшенной дороги. Я с облегчением выдохнул – так шумно, что Старик опять обратил на меня внимание.

– У тебя, что ли, дом поблизости? – полюбопытствовал он, с подозрением покосившись на меня.

Я напрягся. Ну вот опять. Сейчас снова придется лгать, а ведь все мы знаем, какого он мнения о лжецах. Да и потом, я и сам никак не мог прийти в себя после щедрой порции лжи от Рыжика. Скармливать Старику ничуть не меньшую чушь мне совсем не хотелось. «Я хочу одного: переправить жирафов в целости и сохранности через Техас, да так, чтобы Старик остался мною доволен, – думал я. – Больше мне ничего не нужно».

Но, как и множество раз до этого, дорога заставила нас позабыть обо всем, кроме нее самой. Она была довольно загруженной – на севере Техаса такое можно увидеть нечасто, точнее сказать, такого прежде не бывало никогда. И что самое странное, пробка тянулась от знака с надписью

САЙДВИНДЕРСКИЙ ОВРАГ

Рядом с этой табличкой стояли две полицейские машины. Сперва я испугался, что это окружной шериф меня поджидает, но оказалось, что автомобили принадлежат патрульным, следящим за порядком на шоссе. Сами они стояли посреди дороги и останавливали все машины подряд – прямо здесь, посреди захолустья.

Старик подался вперед и всмотрелся в знак.

– Я его уже видел во время пробной поездки по нашему маршруту. Западную часть магистрали закончили только в прошлом году, осталось доделать лишь несколько мостов через сухие овраги вроде этого. Нам это не должно помешать. Асфальтовая дорога тянется дальше, по ней и поедем.

Но стоило нам приблизиться к патрульным, как один из них, поправив свою шляпу, направился к моему окошку. Жирафы с любопытством высунулись наружу.

– Ма-а-ать моя женщина… куда это вы везете жирафов?! – изумился он. – Впереди ведь одна пустыня.

– В Сан-Диего, – сообщил Старик. – У нас нет времени на остановки. Пропустите, пожалуй-ста.

Патрульный, мигом вспомнив о своем долге блюстителя закона, положил руки на кобуру.

– Извините, сэр, никак нельзя. Вам придется съехать с шоссе. Оно перекрыто, пока не станет ясно, что будет с водой в овраге.

Мы оба уставились на совершенно сухую яму.

– С какой еще водой? – не понял Старик.

– В ста милях к северу сейчас грозовой фронт: уже целые сутки льет как из ведра, ей-богу. Эту грозу уже назвали самой мощной за столетие, – ответил патрульный.

– Как вы сказали, в ста милях к северу? – переспросил Старик.

– Именно так, сэр. Пыльные бури, бушевавшие много лет, разметали верхние слои почвы, так что мы теперь не знаем, будет ли где подтоп. На ближайшие десять миль приходится целых три оврага вроде этого, так что мы на всякий случай временно перекрыли шоссе.

– Но раз дожди идут в сотне миль к северу, то сюда они еще не скоро доберутся, так? – с надеждой проговорил Старик.

– Как знать, сэр.

Старик поглядел на растрескавшуюся землю и безоблачное небо и попробовал еще разок:

– Нам нельзя останавливаться. Мы очень спешим, ведь от этого зависит их жизнь.

Патрульный облокотился на мое окно.

– Сэр, вы, кажется, недопонимаете всю серьезность ситуации. Вы видели когда-нибудь наводнения? Они начинаются за считаные секунды и уносят деревья, скот, дома. Можно захлебнуться и в воде высотой всего в пару футов, если тебя утащит течение.

Старик смерил патрульного взглядом:

– Даже так?

– Даже так, – ответил тот, тоже смерив Старика взглядом.

– А вы сами-то видели, как это происходит? – спросил Старик.

Патрульный посмотрел ему прямо в глаза.

– Я и пыльной бури не видел, а потом оказался в ней сам. Этот край живет по своим часам. Тут есть растения, которые цветут раз в сто лет, и звери, чье сердце останавливается, когда им надо передохнуть от солнца. Понимаю, трудно поверить на слово, когда говорят, что есть риск свернуть шею, – добавил он, поглядев на жирафов. – Но такими ценными шеями рисковать не стоит. – Патрульный перевел взгляд на меня. – Сынок, уверен, тебе хватит благоразумия не перечить мне, раз уж на твоем попечении такой редкий груз. Заночуйте с вашими красавцами где-нибудь в сторонке отсюда, сдайте немного назад. Можно даже доехать до Мьюлшу, ежели надо. Поберегите себя, а мы пока разберемся, что к чему.

Он отошел на несколько шагов, упер руки в бока и стал ждать, что мы поступим, как он сказал.

Внутри у меня все сжалось. Всего несколько минут – и мы покинули бы Техас! Так что искушение не послушаться патрульного было велико, словно с громоздким прицепом это так легко сделать. А все потому, что, кроме меня, никто больше не знал, что если мы «сдадим немного назад», то наткнемся на заброшенную дорогу, ведущую к ферме моего отца.

Патрульный не двигался с места. С тяжелым вздохом я объехал кактусы и перекати-поле на обочине, надеясь в глубине души, что шины завязнут в земле, а потом поехал в то место, которое, как мне казалось, я давно оставил в прошлом.

Старик что-то заговорил.

– А? – переспросил я.

–А ты что-то подобное видел?

Я покачал головой.

– По-моему, этот патрульный на солнышке перегрелся, – проворчал Старик. – Мы бы уже давно из штата выехали. Да и потом, мы же жирафов везем. Сколько бы там воды и ни налило в этот овражек, а жираф в нем ни за что не утопнет. Тем более если он в прицепе и на асфальтированной дороге. Да мы можем хоть через реку бурливую переехать по мощеной дорожке-то! – Он выдержал паузу и злобно выдохнул: – Ни в какой Мьюлшу мы, конечно, не двинем. Помнится, с милю назад я видел какой-то гостевой дворик.

Я охотно согласился с его задумкой.

И вот мы подъехали к ближайшему местечку, где можно было заночевать. Им оказался маленький туристический дворик с зоной для кемпинга – такой крошечный, что в первый раз мы его почти и не заметили. Впрочем, он уже был под завязку забит другими водителями, которых не пустили по шоссе дальше. Но Старик все равно вышел из машины и направился куда-то, достав на ходу бумажник. Я тоже вышел размять ноги и видел, как он протягивает всклокоченному типчику в административном здании банкноту за банкнотой, а потом выходит и идет мне навстречу.

– Ну что ж, за ночь уплачено, – сообщил он. – Будем прятаться вон за теми жалкими мескитовы-ми деревьями, насколько это у нас вообще получится. Лакомиться нашим красавцам там будет особо нечем. Сегодня отведают сена. Но еще пару часиков, до наступления темноты, я бы сюда не заезжал. Раз уж тот мерзкий тип и бровью не повел, когда забирал мои деньги, должно быть, сегодня у него ожидается еще целая толпа клиентов. Не хочу, чтобы все они пялились на наших бедняжек. К тому же надо позаботиться о том, чтобы их как можно дольше обдувал ветерок. Предлагаю немного прокатиться, чтобы отыскать заправку и магазинчик, которые, насколько я помню по прошлым поездкам, тоже находятся где-то поблизости. Там хоть купим бензина и припасов – всяко дешевле, чем у этого прохвоста.

После этих слов меня заколотило так сильно, что невозможно было скрывать. А все потому, что я сразу понял, куда это он собрался. На многие мили от папиной фермы была всего одна заправка и магазинчик, и мне предстояло заехать именно туда, да еще с парочкой жирафов.

– Да что с тобой такое? – спросил Старик, заметив мое волнение. – Скорпион в штаны заполз?

Пару минут мы искали скорпиона. Я даже выскочил из кабины и стянул штаны. Так ничего и не отыскав, Старик сдался.

– Ладно, поехали.

Мгновенно покрывшись холодным потом, я натянул штаны и уселся за руль.

Судьбу, участь и ниспосланные Богом совпадения роднит то, что все они внушают тебе иллюзию, будто ты – хозяин собственной жизни. И когда все происходит по-твоему, легко на нее купиться. А вот когда наоборот… Впрочем, похожие чувства уже одолевали меня в Теннесси, и мне не хотелось больше с ними бороться. Да и потом, какой восемнадцатилетка поверит, что у него совсем нет свободы выбора? Вот и я внушил себе, что, какая бы несусветная чушь ни творилась, выбор у меня есть всегда, – тогда я еще и понятия не имел, что порой наличие выбора даже хуже, чем его отсутствие.

Мы продолжили путь. Через несколько миль ла окном показалась заброшенная асфальтированная дорога, которую я хорошо знал. Я не удостоил ее взглядом. Но когда впереди показалась автозаправка, меня снова заколотило.

– Может, дальше проедем? – предложил я. – Не нравится мне это местечко.

– А по-моему, ничего, – возразил Старик. – Подъезжаем.

Я притормозил у колонок.

– Пожалуй, тут посижу, – сказал я, кажется, чересчур быстро.

Окинув меня подозрительным взглядом, Старик ушел оплатить бензин, а к машине вышел заправщик – тот самый беззубый здоровяк в комбинезоне, работавший тут еще с незапамятных времен.

Я пригнулся.

– Сэр, да у вас тут жирафы! – воскликнул он и приступил к заправке. – Вы цирковые, что ли? Люблю цирк, но в Техасе хороший был разве что в Амарилло, и то в двадцатые годы. Сколько воды с тех пор утекло!

Он наполнил бак, протер ветровое стекло, обернулся, чтобы сказать еще что-нибудь про жирафов и цирки, и вдруг нахмурился, глядя прямо на меня.

– А ну-ка…

Я нагнулся еще ниже.

– Ну-ка-ну-ка! Ты, что ли, сынок Неда Никеля? Из Аркадии?

Пассажирская дверь распахнулась, и в кабину влез Старик с большим пакетом припасов. Не успел он усесться, как я ударил по газам. Когда мы в очередной раз проезжали заброшенную асфальтированную дорогу, на которую мне хватило духу не смотреть в первый раз, я дал слабину. И покосился на старый, побитый знак:

АРКАДИЯ

– А далеко она? – спросил Старик.

– Что? – прошептал я.

– Твой отец был не издольщиком[25]25
  Арендатор, выплачивающий арендные платежи в зависимости от собранного урожая, а не от согласованной заранее суммы. – Примеч. ред.


[Закрыть], а гомстедером[26]26
  Поселенец, получивший у правительства участок земли для возделывания. – Примеч. перев.


[Закрыть], местным жителем, так? И у вас был дом вон у той дороги. – Я не ответил, и он склонил голову набок. – А ну остановись-ка на минутку.

Я свернул на обочину и нажал на тормоза. Я чувствовал, что Старик ждет от меня объяснений. Он глядел на меня в таком смятении, какого я никогда прежде не видел. До этого он знал обо мне лишь то, что мои родители умерли, а пыльная буря уничтожила нашу ферму. А теперь вот выяснилось, что мы дважды проехали мимо нее, а я ни слова не сказал.

Вариантов у меня было немного. Либо божиться, что он неправильно все расслышал, и придерживаться этой версии. Уж тут-то моя лживая натура пришла бы на помощь. Вот только, вспомнив события сегодняшнего дня, я тут же пришел к выводу, что долго я эдак не протяну. Он того и гляди заставит меня поклясться на матушкиной могиле или еще что-нибудь в этом духе. И разве же его можно винить? Пускай я и стрелял в человека, чтобы защитить его и жирафов, – я еще и прикарманил пачку банкнот, а не далее как сегодня утром накинулся на него с кулаками – опять. Даже если Старик и проявлял ко мне милосердие – бог его знает почему, – не стоило им злоупотреблять. Он уже дважды меня простил. Но лишь Господь всепрощающ, как любила повторять моя матушка. Может, он все же оставит меня при себе, раз уж со мной удается так быстро путешествовать, – и не важно, что еще он обо мне услышит. А может, кто его знает, отреагирует так, что и предугадать нельзя. Словом, я сидел неподвижно, точно пень.

Нет, даже хуже: точно олень в свете фар.

– А ну посмотри на меня! – потребовал Старик, устав от молчания. – Это правда?

Я не знал, что делать. И кивнул, растеряв всю решимость.

– Далеко?

– В паре миль от бетонки, – пробормотал я, глядя на старую фермерскую дорогу. Местность тут была до того плоской, что легко можно было разглядеть хлопкоочистительную машину, стоявшую в самом конце дороги.

Мимо проносилось все больше машин, они гудели и поднимали страшный шум при виде нас. Встревоженные этим гамом, жирафы даже перестали жевать жвачку.

– Вот проклятье! – ругнулся Старик, выглянув в окно. – Надо съезжать с шоссе, но возвращаться к той ночлежке пока не стоит. Нет ли у фермерской дороги какого-нибудь деревца для красавцев?

– Считайте, что нет, – сказал я, пускай и прозвучало это ужасно глупо.

Старик нахмурился:

– Это как понимать? Что-то все-таки есть?

Я медленно кивнул.

– Если оно никуда не делось. – Я поглядел на ясное небо. – А еще патрульный предупреждал о дожде…

Старик молчал так долго, что я невольно обернулся к нему.

– Если тебе это не по зубам, так и скажи, – попросил он.

Как будто восемнадцатилетний парнишка признается, что ему страшно возвращаться домой. Я снова умолк и замер – на этот раз надолго.

– Ты мне чего-то недоговариваешь, да? – спросил он, сдвинув кустистые брови так низко, как никогда прежде.

Ну вот пожалуйста. Теперь он думает, что я что-то скрываю. А ведь так и есть.

Сзади нас остановилась машина. Зеленый «паккард». Впрочем, в тот момент меня было уже ничем не удивить, богом клянусь. И все же я отчетливо помню, что тогда умолял небеса о том, чтобы Рыжик Августа свернула не туда. Старик увидел ее в зеркало заднего вида и мгновенно вышел из себя. Но зато от меня отвлекся.

– Вот же неймется чертовке! – проворчал он. – Устал я уже за нее тревожиться. Если хочет тащиться за нами до самого Сан-Диего, на здоровье. Вот только она об этом еще пожалеет.

Я тоже поглядел на нее в зеркало: она сидела за рулем припаркованного «паккарда» и, вне всяких сомнений, пыталась разобраться, что к чему: почему мы остановились, как ей снова добиться нашего расположения и все в таком духе, – а еще едва ли понимала, что ее ждет в Сан-Диего.

Мимо, протяжно гудя, проскочило еще две машины. Обернувшись на жирафов, чьи шеи уже начали раскачиваться, Старик кивнул на фермерскую дорогу.

– Малец, послушай, нам надо ненадолго увезти отсюда красавцев. Хотя бы вон туда.

Я не послушался. Вместо этого повернулся к Старику и сказал единственное, что оставалось:

– Мне это не по зубам.

Мимо проехал фургон – с таким шумом, что жирафы задрожали, раскачав прицеп. Старик обернулся, чтобы проверить, как они там, а когда снова взглянул на меня, что-то в выражении его лица переменилось. Передо мной будто бы оказался совсем другой, незнакомый человек, который и на меня глядел как на незнакомца. Кажется, я нащупал грань его долготерпения. Ею были жирафы.

– Поехали, – приказал он.

– Но вы же сказали…

– Либо ты везешь нас по фермерской дороге, либо выметаешься прямо сейчас, а дерево я и сам как-нибудь отыщу. Дальше поедешь со своей девкой. А нам с жирафами уже надоело тут сидеть.

С тяжело колотящимся сердцем я сдал назад, а потом свернул на дорогу, по которой уже и не надеялся когда-нибудь прокатиться. Я поглядел в зеркало: «паккард» повернул за нами, и мне вспомнилось, как Рыжик проникла вслед за мной в мои кошмары.

Пока мы лавировали между шариками перекати-поля, я заметил, что асфальт под колесами весь истрескавшийся и неровный, и сообщил об этом Старику, надеясь, что тот передумает.

Он окинул взглядом дорогу, а потом посмотрел на меня.

– Там впереди дерево, верно? Уж до него-то мы доберемся. – А затем заприметил сухое углубление, тянувшееся вдоль дороги. – Это что, овраг?

Я проследил за его взглядом. Здесь, в Техасе, где земля плоская, как блин, любой пригорок зовут холмом, а малейшую яму – оврагом. И сейчас он как раз такую ямку и усмотрел. Мне она тоже была знакома: всю мою жизнь она встречала меня, когда я возвращался домой, и провожала, когда уходил.

– Да это просто канавка, – проворчал я.

– В ней вода была хоть раз?

Я покачал головой.

– То есть ни разу? – упорствовал Старик. Ему явно хотелось получить словесный ответ.

– Ни разу.

– Притормози, – приказал он.

Я ударил по тормозам. Старик вышел из кабины, прищурился, попинал землю и вернулся на место.

– Господи боже, вот нашел из-за чего волноваться. Обыкновенная канава. Земля так запеклась, что и молотком не расколешь. Будь я проклят, если ее сегодня затопит.

И мы продолжили путь. Жирафы принюхивались так сосредоточенно, будто чувствовали приближение грозовой тучи с севера. Вскоре дорога оборвалась. Справа стояла заброшенная хлопкоочистительная машина. Слева, по другую сторону от канавы, виднелась покосившаяся церквушка, окруженная деревянными самодельными крестами – безвременно переполненное кладбище. А напротив него, разливая тень там, где она никому не была нужна, стояло дерево – небольшой, но выносливый крупноплодный дуб, питаемый лишь сосновыми гробиками, закопанными у корней, – единственное живое растение на многие мили вокруг, покрытые лишь иссохшей землей да перекати-полем.

При виде зелени посреди бурой равнины Старик едва сдержал улыбку. А я вот смотрел прямо перед собой.

У самого конца асфальтированной дороги стоял побитый знак – «АРКАДИЯ». От него в разные стороны расходились тропинки, ведущие к опустевшим амбарам и сараям, разбросанным повсюду, куда только хватало глаз. Кроме этого знака, на столбике висели и маленькие деревянные стрелочки с вырезанными на них именами, они указывали во все мыслимые стороны, даже вниз, повествуя печальную историю этого края, понятную с первого взгляда. В самом низу была и наша стрелочка – с надписью «НИКЕЛЬ», – она по-прежнему указывала на тропинку, ведущую за кладбище, будто ничего и не изменилось, будто там нас ждала к ужину матушка.