Текст книги "Линни: Во имя любви"

Автор книги: Линда Холман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

Глава двадцать шестая

20 мая 1832 года

Дорогой Шейкер,

удастся ли мне описать тебе Симлу? Я много писала о ней в своем дневнике и молюсь, чтобы ты смог увидеть, услышать и прочувствовать то, что пережила я, пока я буду рассказывать тебе об этом странном месте, переписывая отрывки из моего дневника, которые позволят мне сохранить память о Симле, а тебе —получить представление о моей нынешней жизни.

Возможно, проще всего передать общее впечатление, сказав, что весь городок — это искаженный до неузнаваемости образ Англии —ее дрожащее отражение в индийском зеркале. Это действительно Чота Вилаят — Маленькая индийская Англия, — как ее часто здесь называют.

Но несмотря на знакомые черты в этом чужом городе, я восхищаюсь красотой и свободой, которые предлагает мне Симла.Если я просыпаюсь достаточно рано, то спешу кокну спальни, чтобы посмотреть, как далекие вершины Гималаев одна за другой загораются в свете восходящего солнца.Днем я гуляю по широкой улице в центре города, которая называется Мэлл.Она вся расположена на одном уровне, и здесь находятся десятки английских магазинов и шумный индийский базар.Тут даже есть небольшая сцена, на которой раз в неделю для всех желающих фальшиво, но с энтузиазмом играет оркестр.

В дневное время на Мэлл полно пони и рикш, предлагающих свои услуги.Здесь даже есть лошадки с дамскими седлами, на случай если какой-нибудь мэм-саиб вздумается прокатиться верхом. Джампани —люди, которые тащат паланкины по крутым улочкам города, вызывают у меня сочувствие — иногда требуются усилия двух или трех человек, чтобы доставить дородную женщину вверх по улице.Некоторые из женщин предпочитают ездить в данди — это нечто вроде носилок из прочной ткани, натянутой на бамбуковые шесты.За несколько дней пребывания здесь я поняла, что городские леди, приезжая в Симлу, остаются верными своим привычкам, то есть стараются не перетруждаться. Думаю, что большинство их болезней, настоящих или надуманных, обуславливаются этой бездеятельностью.

Я привыкла каждое утро кататься на пони. Здесь есть обрамленная соснами широкая ровная площадка, которую называют Аннандейл.На ней проводятся всевозможные спортивные соревнования, пикники и ярмарки.За ней начинаются холмы, и именно туда я и отправляюсь.По возвращении я часто сажусь на одну из скамеек на Мэлл, слушаю черных дроздов и кукушек и наблюдаю за жителями Симлы.

Вокруг резвятся белые дети в матросских костюмчиках или красивых платьицах, сопровождаемые айями в белоснежных сари.Каждый день после ленча на улицу выводят добродушного старого слона в разукрашенной сбруе, и визжащие группки, состоящие из двух или трех детей, осторожно усаживают в огромное седло с балдахином, откуда они гордо машут своим айям, и катают по улице.

Англичанки, которые делают покупки или пьют чай и вишневое бренди в открытых кафе, пока их дети развлекаются, не носят ненавистные тропические шлемы, а стараются перещеголять друг друга роскошными шляпками.Утыканные цветами и перьями, эти шляпки кажутся просто чудовищными по сравнению с блестящими от масла непокрытыми головами индийских женщин.

Благодаря прохладе модницы также имеют возможность расстаться с бесформенными платьями из муслина и одеваются в наряды из хлопка и ситца с тщательно накрахмаленными оборками от горловины до самого низа.В широком платье с турнюром, широкополой шляпе и с зонтиком, каждая мэм-саиб, прогуливающаяся по улице, занимает в три раза больше места, чем грациозно скользящие индийские женщины, сопровождаемые мелодичным звоном браслетов на запястьях и щиколотках. Англичанки беспощадно стиснуты броней корсетов.Их тела от шеи и до бедер все время остаются неподвижными, словно ледяные изваяния.Иногда мне кажется, что лица у них такие же неподвижные, как и тела, а возможно, и души.

Несмотря на то что женщин здесь гораздо больше, чем мужчин, тут все же есть и джентльмены.Некоторые из них работают в Симле, другие же —женатые мужчины, чьи жены сейчас находятся в Англии.Я заметила, что эти мужчины, находясь здесь на отдыхе, ищут общества одиноких скучающих женщин.По-видимому, в горном городке, с его свободной, праздной атмосферой, леди начинают более снисходительно относиться к мужскому вниманию, на что не осмеливаются в привычном окружении.

Солдаты Королевского полка индийской армии, которая расположена по всей стране, выглядят просто потрясающе в ярко-красных мундирах.В Симле, видимо благодаря благодатному климату, они известны тем, что часто…сбивают леди с праведного пути.Как и в Калькутте, здесь проводятся постоянные и утомительные официальные встречи и торжественные приемы, а также легкомысленные балы и пикники.

Шейкер, в Симле я завела себе друзей —хотя это не та дружба, которую одобрили бы другие мэм-саиб.Я познакомилась получше с нашим поваром.Это смуглый сообразительный малый с западного побережья, постоянно бормочущий что-то себе под нос.Сначала мои постоянные визиты на кухню ему не нравились и он, вычищая горшки песком в большой лоханке, метал в меня рассерженные взгляды.

Теперь же, вместо того чтобы убивать время за чаем с пирожными в известном кафе «У Пелити», как миссис Партридж, живущая снами в бунгало, или ходить по английским магазинам, я отправляюсь на индийский базар и покупаю там всевозможные продукты.Теперь я разбираюсь в фруктах и овощах, которые были мне неизвестны, когда я только приехала в Калькутту.Затем я, пошатываясь под тяжестью корзины, наполненной бамией[31]31
  Бамия – однолетнее травянистое растение семейства мальвовых, незрелые плоды которого употребляют в пищу.(Прим.ред.)


[Закрыть], баклажанами, ямсом и манго, возвращаюсь домой, чтобы торжествующе поставить ее на земляной пол кособокой хижины, служащей нам кухней, перед священнодействующим там Дилипом.

Мне пришлось несколько недель уговаривать Дилипа поделиться со мной кулинарными премудростями, но в конце концов он согласился.Думаю, это произошло в основном благодаря тому, что я теперь довольно непринужденно могу говорить на хинди.Я стараюсь ничем не выказывать удивления или беспокойства — например по поводу едкого запаха горчичного масла, на котором он готовит, или сладковатого вонючего дыма от даали — очага, растапливаемого сухим навозом.Индийская печь представляет собой полый куб, выложенный из кирпичей, с отверстием для горшка наверху и с дверцей для дыма сбоку. Когда Дилипу требуется духовка, он ставит сверху на печь железный ящик.

Сначала повар сказал мне, что, как всем известно, мэм-саиб не умеют готовить и поэтому он думает, что я просто собираюсь за ним шпионить.Может, я подозреваю его в каких-то злодействах? — спросил он, прищурившись. —Может, я думаю, что он размешивает яйца для рисового пудинга собственными пальцами или цедит бульон сквозь свой тюрбан? Или совершает что-то еще более ужасное? Неужели я поверила сплетням об обидевшемся бобажи, который якобы подмешал в карри толченое стекло и добавил белладонну в кеджери[32]32
  Кеджери – жаркое из риса, рыбы и пряной приправы карри; было популярно во второй половине XIX и начале XX веков; первоначально индийское блюдо.(Примеч.перев.)


[Закрыть]?

Я рассмеялась, услышав его слова, взяла кирпич и принялась отбивать им кусок баранины, лежавший на доске.Повар долго на меня смотрел, но в конце концов согласился показать, как готовят индийские блюда, — только если это останется между нами. Ну вот опять, Шейкер. Моя жизнь снова обрастает секретами.

Так что теперь я знаю рецепт острого перченого индийского супа, карри из козлятины и рыбного кеджери.Под руководством Дилипа ясмешиваю ингредиенты вблестящих медных деки иготовлю на кирпичной плите.

Мы с Фейт едим то, что я готовлю (в те дни, когда Фейт удается заставить поесть), —я призналась ей, как провожу время, —но мы и словом не обмолвились об этом миссис Партридж.Она постоянно ходит по магазинам, где продают готовую английскую еду, и приносит домой холодные пироги с дичью, жареных цыплят и вареный язык.Миссис Партридж старательно прячет от посторонних глаз свои коробки с индийскими сладостями —она боится признаться нам, что питает слабость к самбуку, пирожным с начинкой из сыра и миндаля, и к нежной выпечке, наполненной толчеными финиками, и горячо отрицает свое отношение к большой коробке дол-дол, найденной уборщиком под диваном.

Шейкер, в Симле на меня снизошло некое умиротворение.Здесь я свободна.Днем, выходя всад, янадеваю только простое хлопчатобумажное платье.По правде говоря, яотказалась от корсета икринолина.Миссис Партридж взирает на меня сотвращением, но какое мне до этого дело? Покачиваясь вгамаке сНилом под боком, ячитаю или рассматриваю пушистые белые облака, которые собираются низко над горами, азатем, подхваченные ветром, уплывают прочь длинными растрепанными прядями.Над головой шуршит прохладными зелеными листьями иалыми цветами рододендронов ветерок иругается черный дрозд.По меньшей мере раз вдень по тенистому саду важно прохаживается надменный павлин, высоко поднимая точеные лапки перед каждым шагом, —в такие моменты мне приходится класть руку на дрожащую от нетерпения спину Нила.

Лишь через несколько недель я поняла, почему мне здесь так спокойно.В Симле совсем нет привычного шума.Явсегда жила вшумных городах —сначала в Ливерпуле, затем в Калькутте. Калькутта! Во всем мире нет более шумного места.Напевы, постоянный звон крупных колокольчиков и звяканье тех, что поменьше, пронзительные, немелодичные вопли рожков и перекрывающие весь этот шум человеческие голоса.В первую ночь в Симле я лежала в кровати и не могла понять, чего же мне не хватает, а затем меня вдруг осенило, что здесь нет бесконечного скрипа панкха, сопровождавшего меня каждую ночь, с тех пор как я приехала в Индию.В Симле в ней нет необходимости.

Меня все время сопровождала какофония звуков.Я полюбила беспокойную Калькутту, но в Симле жизнь словно приостановилась.Мне здесь спокойно, но ябудто все время жду чего-то.Ачего —не знаю.

Благодарю за терпение, проявленное во время чтения этого слишком длинного письма.Я пишу его под моим любимым рододендроном и пытаюсь представить, как ты получишь мое послание усебя на Уайтфилд-лейн вЭвертоне и, читая, будешь время от времени смотреть на небо Англии, представляя себе меня под индийскими небесами.

Всегда твоя,

Линни

P. S. Эклипта белая известна еще как ложная маргаритка.Она хороша как для ухода за волосами, чтобы они оставались темными и блестящими, так и для лечения грибковых воспалений кожи ипри глазных заболеваниях.Ятакже открыла для себя манжит — индийскую марену.Порошком из корня этого растения пользуются, чтобы очистить кровь, и при внутренних воспалениях.

В тот день я видела заключенного. На краю города есть жалкая лачуга, служащая тюрьмой. Она казалась заброшенной и необитаемой, и я не обращала на нее особого внимания. Но сегодня, возвращаясь на пони в город, я заметила группу солдат, тащивших туда мужчину. Он был патаном – я поняла это по его раскосым глазам, высокому росту и золотым серьгам, блестевшим в его ушах. Его волосы, свободно спадавшие ниже плеч, стали светлее от толстого слоя покрывавшей их пыли.

Я сразу же вспомнила свою первую встречу с патаном на пристани в Калькутте. И предупреждение миссис Кавендиш о том, какую свирепость они могут проявить при случае. Как и тот патан, этот тоже выглядел впечатляюще. Я заметила, что, несмотря на бесцеремонное обращение, он сохранял достоинство. Его лицо ничем не напоминало лицо вора или трусливого разбойника. В чем его обвиняли? Несомненно, в чем-то серьезном, судя по пинкам тяжелых сапог и тычкам винтовок в спину, которыми патана награждали солдаты. Меня поразило бесстрастное выражение его лица – он словно не замечал унижений.

Один из солдат вел в поводу коня патана – огромного черного арабского скакуна, который храпел и ржал, вскидывая голову. Заметив неподалеку мистера Уилоуса, владельца одного из магазинов на Мэлл, я натянула поводья и поинтересовалась, что случилось.

– Я не могу говорить о таком преступлении с леди, – ответил мистер Уилоус, – но надеюсь, что этого человека повесят. Хотя и тогда он слишком легко отделается, – добавил мой собеседник. – А теперь отправляйтесь домой, миссис Инграм. Никто из нашего круга не должен даже смотреть на этого мерзавца.

Когда я уже собралась уезжать, мистер Уилоус выкрикнул мне вслед:

– Миссис Инграм! Вам лучше забыть, что вы его видели. Такое может присниться только в кошмарном сне.

«Патан из Афганистана, – повторяла я про себя, как тогда, в свой первый день в Индии. – Патан из Афганистана».

«Они называют себя пушту», – сказала тогда миссис Кавендиш.

Тем же вечером я услышала его историю – вернее две истории. Первую – из уст миссис Партридж, которая была в курсе всех городских сплетен.

– Это слишком ужасно, чтобы рассказывать, – сказала она нам с Фейт, однако ее глаза блестели и миссис Партридж нетерпеливо облизывала губы.

– Он что… Он кого-нибудь убил? – спросила Фейт, глядя на меня.

– О, еще хуже, моя милая, гораздо хуже.

– Что может быть хуже убийства? – спросила я. Что может быть хуже убийства?

Миссис Партридж подняла брови.

– Он надругался над молодой миссис Хэзавэй.

Фейт прикрыла рот ладонью.

– Вы хотите сказать?.. – спросила она приглушенным голосом.

– Да, – кивнула миссис Партридж. – Конечно, она сейчас сама не своя. Он поймал ее за поляной для пикников, хотя я понятия не имею, что она делала там одна. Мне сказали, что ее тело выздоровеет, но, конечно, она никогда не сможет забыть о содеянном этим животным. Остается лишь надеяться, что дело не закончится ребенком. Иначе это доконает бедную Оливию. Представьте только – родить полукровку, черного ребенка! А подумайте о ее муже! Мне становится дурно от одной мысли о том, что он почувствует, когда узнает, что его жену обесчестил туземец. Что может быть хуже этого?

Я избегала смотреть на Фейт. Неужели миссис Партридж забыла о Чарлзе или же она просто не обращала внимания на щекотливую ситуацию, потому что была охвачена волнением из-за неожиданного, всколыхнувшего всех происшествия?

– Впредь и думать забудьте о своих верховых прогулках в одиночестве, Линни. Вы могли оказаться на месте Оливии. Он, должно быть, сидел в засаде, поджидая какую-нибудь леди.

Я не собиралась отказываться от прогулок.

– Разве такое случалось и раньше? Я имею в виду проблемы с патанами. Я думала, они вполне достойно себя ведут.

– Временами они появляются в городе, но обычно заняты своими делами. И несмотря на наличие некоторых примитивных понятий о чести, они способны на ужасную жестокость, что теперь не вызывает сомнений. – Миссис Партридж раздула ноздри и стиснула зубы. – Полагаю, соблазн был слишком велик – прекрасная молодая белая женщина. И никого рядом, чтобы ее защитить. Они все мечтают о нас. Свет всегда притягивает тьму. По-другому не бывает.

– Миссис Партридж, – сказала я.

Бедная Фейт – ей пришлось все это выслушать. Я подумала о миссис Хэзавэй. Она была ветреной, капризной особой, довольно приятной в общении, но всегда чересчур экзальтированной и вызывающе одетой.

– Что теперь с ним будет? – спросила я. – Мистер Уилоус высказал предположение, что патана повесят.

– Ну конечно. Над ним даже не будут устраивать суд. Его вина очевидна, и нет другого выхода, кроме как предать его смерти. Его повесят, а затем его тело выбросят в лесу, на съедение шакалам и гиенам.

При этих словах Фейт встала. Когда она проходила мимо меня, я заметила, что ее лицо покрыла мертвенная бледность.

Позже, тем же вечером, Малти, расчесывавшая мне волосы, наклонилась к моему уху.

– Все было совсем не так, как рассказывает мэм-саиб Партридж, – прошептала она.

Я посмотрела на ее отражение в зеркале. Малти продолжала осторожно и медленно водить по моим волосам серебряным гребнем. На ее овальном лице застыло беспокойство.

– Расскажи мне, – попросила я.

– Айя мэм-саиб Хэзавэй знает правду. Она сама все видела.

– Она видела изнасилование?

Малти покачала головой.

– Мэм-саиб никто не насиловал, ни пушту, ни любой другой мужчина.

Я часто слышала предположения о том, что разреженный горный воздух вызывает у некоторых галлюцинации. Я рукой остановила гребень и повернулась к Малти лицом.

– Что ты хочешь этим сказать, Малти? Что миссис Хэзавэй все это просто померещилось?

Малти грациозно опустилась на пол у моих ног.

– Я знаю, что вы честная, мэм Линни. Я хочу рассказать вам все, потому что айя мэм-саиб Хэзавэй, Трупти, – это моя родная сестра.

– Твоя сестра?

Малти никогда раньше не рассказывала ничего о своей семье, даже когда я спрашивала ее об этом. Она неизменно пожимала плечами и говорила, что в ее жизни нет ничего интересного.

– Она живет в Дели? Оливия Хэзавэй приехала оттуда.

– Да.

– Когда вы с сестрой виделись в последний раз?

– Пять лет назад. Мы думали, что больше не увидим друг друга, по крайней мере еще много лет. Так что можете представить, как мы обрадовались, когда… – Малти замолчала, сглотнула и продолжила: – А теперь, после этого происшествия, у Трупти серьезные неприятности. Очень серьезные. Я ее старшая сестра, мэм Линни. Помочь Трупти – это мой долг.

– Ну конечно же. Расскажи мне, что там произошло.

Малти не сводила с меня глаз.

– У мэм-саиб Хэзавэй дела с одним из солдат. Сердечные дела. Они встречаются в лесу, за поляной для пикников. Когда мэм-саиб ложится с солдатом, Трупти всегда сидит поодаль от нее, готовая предупредить, если поблизости кто-то появится. – Малти провела пальцем по гребню, вынимая несколько светлых волосков, застрявших между зубьями. – Но сегодня Трупти была недостаточно внимательна. Ее леди и солдат так долго оставались вместе, что она заснула. И проснулась, только когда к ним подошли несколько саибов с ружьями, которые на кого-то охотились – возможно на тех толстых птиц с пронзительными голосами, бегающих вокруг.

Я кивнула.

– Они не видели Трупти, а она старалась не попадаться им на глаза, когда спешила к кустам, чтобы предупредить свою хозяйку. Но она опоздала. Саибы заметили движение в кустах и вскинули ружья, возможно подумав, что это медведь, который забрел сюда из леса. Они выстрелили, и мэм-саиб Хэзавэй закричала. Солдат, прикрыв свой красный мундир одеялом, на котором они с леди лежали, сбежал верхом на лошади в лес, оставив мэм-саиб Хэзавэй полуодетой. Трупти спряталась и видела, как леди продолжала кричать, частично – от ужаса, но Трупти думает, что в основном от страха разоблачения. Саибы поспешили к рыдающей мэм-саиб Хэзавэй и помогли ей прикрыться. Они спросили ее, что произошло и кто с ней это сделал, и она наконец рассказала им о том, что ее айя покинула ее одну во время прогулки в лесу, и о мужчине верхом на черной лошади. Она сказала, что этот мужчина схватил ее и использовал для своего удовольствия. Затем мэм-саиб Хэзавэй указала на Трупти, прижавшуюся к земле в кустах, и сказала, что та все видела, но не пришла на помощь. Саиб охотник сильно избил мою сестру кулаками и прикладом ружья. Этому пушту очень не повезло, так как он, возвращаясь к северно-восточной границе, по пути заехал на базар, чтобы купить ткань. – Малти замолчала и принялась теребить свое сари, пропуская материал подола между пальцами.

– Оливия специально сказала, что это был патан? – Мне вспомнилось лицо мужчины – стиснутые челюсти, прищуренные глаза, то, как он сносил удары, стараясь не обращать на них внимания.

– Нет, мэм Линни. Она сказала, что потеряла сознание и не может описать насильника.

– Значит, они схватили патана только из-за того, что у него черная лошадь?

Малти кивнула.

Несколько минут мы сидели молча.

– Почему ты все это мне рассказала, Малти? – спросила я. Мысль о том, что патана убьют ни за что, казалась мне просто невыносимой.

– Мэм-саиб Хэзавэй винит во всем случившемся Трупти. Она уже уволила ее с позором, заявив, что все произошло из-за того, что ее айя не пришла к ней на помощь в трудную минуту. Завтра Трупти возвращается в Дели. Мэм-саиб не хочет, чтобы она оставалась в Симле, потому что Трупти слишком много знает, даже несмотря на то что Трупти никому, кроме меня, ничего не расскажет. Теперь она не сможет прокормить своих детей, которые живут в Дели вместе с нашей матерью.

– Что я могу сделать, Малти? – спросила я. – Не думаю, что кто-то из англичан усомнится в истории, рассказанной миссис Хэзавэй. А солдата больше заботила его репутация и будущее, чем судьба любовницы. Малти, что тут можно сделать?

Лицо Малти приблизилось к моему лицу.

– Мне не следовало рассказывать вам правду. Я поступила нечестно, мэм Линни. Я пообещала сестре, что помогу ей, но я не знаю, как это сделать.

Я потерла выпуклый мозоль, образовавшийся на моем среднем пальце из-за того, что он часто соприкасался с пером.

– Дай мне время до утра, чтобы все обдумать, Малти. Возможно, завтра все прояснится.