Текст книги "Прямое попадание"

Автор книги: Линда Фэйрстайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

6

– Задумайся хоть на минуту, – велел Чэпмен. – «Ребекка» – насилие в семье. «Дурная слава» – насилие в семье. «Газовый свет» – насилие в семье. «Для заказа убийства наберите «М» – насилие в семье. «Ниагара» – насилие в семье. В каждом из твоих любимых фильмов речь идет о насилии со стороны одного из супругов. Ты не замечала? И как это тебя характеризует, а, блондиночка?

Я смотрела на картину Моне, что висела в гостиной у Кэкстонов. Мне еще ни разу не доводилось видеть полотно из цикла «Кувшинки» в частной коллекции. Это было замечательное произведение, по размеру оно почти равнялось триптиху из Музея современного искусства и занимало всю стену.

– «Почтальон всегда звонит дважды» – насилие в семье. «Двойная страховка» – насил…

– Да. Наконец-то ты добрался до шедевров. Дамы наносят ответный удар, Майки. Эти два последних мне действительно нравятся, – и я отошла к Мерсеру, который изучал подпись в углу картины.

– Неужели настоящая? – спросил он.

Я улыбнулась и пожала плечами:

– Думаю, да. Ночью, когда Майк сообщил ее имя, я пару часов полазила по Интернету. Похоже, коллекция Кэкстонов знаменита на весь мир. Некоторые картины веками переходили у них от поколения к поколению.

Мы с Мерсером продолжили обход гостиной около сорока футов в длину, чувствуя себя туристами в Лувре.

Каждая картина была достойна висеть в музее, и меня заворожила их красота и количество.

Чэпмен сидел на диване и наслаждался видом на Централ-парк. Домработница поставила перед ним чашку и английские булочки, а кофе налила из кофейника георгианской эпохи, который, очевидно, стоил больше, чем наши зарплаты за несколько лет вперед.

– Спасибо, Валери. Я умираю с голоду. – Чэпмен подарил заплаканной женщине лучшую из своих ухмылок и начал намазывать масло на поджаренный хлеб. – У Валери свои источники, Куп. Бог знает, где она достает эти хлебцы, – намного вкуснее чем из «Томаса». Ты бы у нее поучилась.

Мерсер покачал головой и, подойдя к Чэпмену положил ему салфетку на колени. Масляные пятна внесут диссонанс в рисунок из золотых наполеоновских пчел на персиковой шелковой обивке.

– Как ты уговорил Валери впустить нас?

– Вчера вечером мы заключили договор за стаканчиком ирландского виски из запасов миссис Кэкстон. Я всегда говорю, что этот напиток очень полезен в момент тяжелой утраты. В общем, я сказал ей, что никуда не уйду, пока она не найдет для меня вдовца.

Чэпмен позвонил мне около полуночи, чтобы сообщить, что Валери удалось найти Лоуэлла Кэкстона в его доме в Париже. Он собирался прилететь в Нью-Йорк первым же «Конкордом». Это была идея Майка – чтобы мы трое дождались его в квартире, чтобы лишить возможности что-либо изменить или уничтожить какую-либо улику до того, как удастся с ним поговорить.

Рейс «Эр Франс» 002 из Парижа должен был прибыть в восемь сорок четыре в воскресенье. Чэпмен вернулся в квартиру в шесть, а Мерсер заехал за мной пару часов спустя.

– Но почему она впустила тебя сегодня? – не сдавалась я. – Ее босса это не обрадует.

– Скажем так – мне сильно помог привратник. В этих снобистских домах, мисс Купер, терпеть не могут публичных сцен. Мое единичное присутствие в холле, возможно, их не очень смущало. Но когда я намекнул этим бравым парням, что, скорее всего, придется вызвать команду спасателей, чтобы они помогли войти в квартиру, один из церберов тут же позвонил Валери и высказал предположение, что мне гораздо удобней будет дождаться хозяина в гостиной Кэкстонов. Говорю вам, привратники ненавидят сцены.

Значит, прощайте улики из этой квартиры. Свойственный Майку натиск часто приводил к тому, что согласие он добывал под давлением, а по закону обыск и проникновение в жилище должно происходить с добровольного согласия человека. Иначе суд не принимал собранные доказательства.

Валери вернулась в комнату с еще одним антикварным подносом и фарфоровыми чашками для меня и Мерсера. Когда она разливала кофе, ее рука слегка дрожала. Интересно, дело в смерти хозяйки, или в последствиях вчерашнего возлияния, или даже в страхе перед Кэкстоном, который обнаружит нас в своей гостиной, попивающих кофеек? Она поставила серебряный кофейник на маленький столик рядом с громадными позолоченными часами, украшенными гербом какой-то королевской династии.

– Хичкок неплохо в этом разбирался, Куп. Ты только подумай, в скольких фильмах муж или жена приканчивают свою вторую половину. Да, вдовец был в Париже на прошлой неделе, но все равно он подозреваемый номер один. Черт, мы даже не знаем, когда ее убили. Кроме того, такой упакованный тип вполне мог нанять киллера на свои карманные деньги.

– Что ты узнал от Валери во время вашей задушевной беседы?

– До крайности мало. Похоже, она искренне любила покойную миссис К., которая лично наняла ее и полагалась на нее во всех домашних делах. Но счета-то оплачивает муж, поэтому дамочка не стремится выносить сор из избы. – Майк приканчивал вторую булочку с чем-то вроде клубничного варенья поверх масла. – Эй, Мерсер, может, заглянешь в те маленькие… Куп, как твоя мать называет пылесборники типа вон тех? Цапки? Не хранила ли там Дени свой порошок?

Чэпмен указал на позолоченное бюро. Оно было уставлено миниатюрными фарфоровыми табакерками. Полдюжины свободно уместились бы на ладони Мерсера. но тот почтительно заглянул в некоторые, поочередно поднимая крышечки. С чашкой в руках я подошла к нему. На каждой табакерке был нарисован кавалер-кинг-чарльз-спаниель на каком-либо величественном фоне.

Над бюро висела картина Дега, известная мне благодаря вводному курсу по истории искусств в Уэллсли; ее сюжет был настолько сходен со знаменитым «Танцевальным классом в Опера», что казался этюдом для этого шедевра, выставленного в Лувре.

Чэпмен поднялся, вытер руки плотной салфеткой из камчатного полотна. Он подошел к картине Пикассо размером четыре на шесть футов и, склонив голову набок, попытался понять, что хотел сказать автор этими геометрическими формами.

– Нет, все-таки я не понимаю. С какой стати люди платят бешеные бабки за подобную мазню? Это же ни на что не похоже! Должно быть, я слишком часто хожу в церковь. После Микеланджело и Леонардо да Винчи другие художники просто не могут понравиться. Да, мне нравится Мадонна – ну, я хочу сказать старая Мадонна, – а больше мне ничего не нужно.

Я обошла комнату и вернулась к кувшинкам:

– Тебе должен понравиться Моне. Импрессионизм получил свое название от одной из его картин – «Впечатление. Восход солнца».

Чэпмен подошел поближе, чтобы рассмотреть полотно: один и тот же цветок изображался в разное время дня при разном освещении.

– Он написал ее в Живерни незадолго до смерти. Он был почти слеп. – Голос Кэкстона заставил нас вздрогнуть от неожиданности, мы разом обернулись и увидели его в дверном проеме на противоположном конце комнаты.

– А по мне, большинство картин этого века выглядят так, будто рисовали слепцы. Майк Чэпмен, отдел по расследованию убийств, – представился Майк и подошел пожать руку Лоуэллу Кэкстону, попутно показывая ему свой значок.

– Это мои коллеги – детектив Мерсер Уоллес и Александра Купер из окружной прокуратуры.

Кэкстон пожал нам руки.

– Надеюсь, Валери о вас позаботилась. Вы позволите мне пройти к себе и освежиться, прежде чем мы приступим к тому, ради чего вы пришли?

После трансатлантического перелета это была обоснованная просьба, и, хотя Чэпмен горел желанием пройти в ванную вслед за Кэкстоном, у нас не было особого выбора, и хозяин скрылся у себя.

В гостиную он вернулся через пятнадцать минут, раздвинул боковые двери и жестом пригласил нас троих в библиотеку. Здесь стены были окрашены в насыщенные оранжево-красные тона, на фоне которых потрясающе смотрелся очередной Пикассо, на сей раз времен «розового» периода. На полках вдоль стен стройными рядами стояли фолианты в кожаных переплетах, весьма редкие и ценные; при этом было видно, что их не тревожат и не читают. Должно быть, это просто дизайнерский штрих, своеобразное дополнение к полотнам.

Лоуэлл Кэкстон устроился в самом большом кресле, а мы расселись вокруг него.

– Здесь как-то уютнее, – заметил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Он рассматривал нас, чтобы составить представление о незваных гостях, пока Валери не принесла чай. Мы, в свою очередь, тоже приглядывались к нему. В статьях, что нашел для меня «Нексус», говорилось, что ему семьдесят четыре года. Но он был так подтянут и полон сил, с роскошной седой шевелю рой, что я дала бы ему не больше шестидесяти пяти Он не стал переодеваться, остался в серых брюках мокасинах на босу ногу и тенниске, на плечи накинут розовый кашемировый свитер. Массивные золотые часы на запястье были единственным украшением.

Валери подала чай на очередном серебряном подносе.

– Валери, будь добра, закрой за собой двери, – попросил Кэкстон. Ее руки все еще тряслись, когда она выходила из комнаты и сдвигала двери за медные ручки.

– Должен ли я начать разговор с заявления о том, как меня потрясла кончина Дениз? – спросил Кэкстон. – Или вы уже проштудировали желтую прессу и знаете, что эти слова не были бы искренними? Во время полета у меня было достаточно времени, чтобы пролить все слезы, на какие я еще способен. Я не убивал, хотя многие из ее знакомых скажут вам, что мог бы. Однако я больше не любил ее, как вы, должно быть, и сами поняли по обстановке.

– Не хотите спросить у нас что-нибудь, пока мы не начали спрашивать у вас? – поинтересовался Чэпмен.

– Мне все известно о том, где и как ее обнаружили, детектив. После того как Валери нашла меня вчера ночью, я велел своему помощнику выяснить все возможные подробности. И уверен, что вы сообщите мне все, что сочтете необходимым.

Мне достаточно часто приходилось работать с Майком, поэтому я знала его приемчики. В подобных делах очень хочется найти мотив, из-за которого муж убил жену, – деньги, бизнес, неверность, а в данном случае – очень большие деньги. В таком браке заказное убийство обошлось бы намного дешевле, чем алименты, которые его обязал бы выплачивать суд. Но в то же время мы понимали, что такое решение было бы слишком легким. Этот человек прямо-таки подыгрывает нам, не изображая даже тени интереса к тому, как была убита его супруга, проживающая отдельно. Возможно, у него больше источников информации, чем у меня пар туфель.

У Майка были две краткосрочные задачи. Первая – заполучить как можно больше сведений о супругах Кэкстон: как о бизнесе, так и о частной жизни. И вторая – ему очень хотелось распахнуть двери библиотеки, чтобы видеть, кто ходит по квартире.

– Здесь душновато, мистер Кэкстон, – заметил Майк, доставая блокнот. Он ослабил узел на галстуке, встал и подошел к дверям. – Вы не против, если я открою? Пусть немного проветрится.

Кэкстон взял пульт со столика:

– Это необязательно, детектив. Сейчас я настрою нужную температуру. Здесь обычно прохладнее, потому что солнечные лучи со стороны парка не проникают сюда. Приступайте. Что вы хотите узнать?

Хотели мы того или нет, все-таки нужно было выяснить историю семьи Кэкстона и источник его богатства, потому что, вполне вероятно, это имело отношение к преступлению.

Лоуэлл Кэкстон III был внуком сталелитейного магната из Питсбурга и даже назван был в его честь. Его дед родился в 1840 году, и история его жизни стала воплощением американской мечты – ребенок из многодетной нищей семьи, который сумел из мальчишки-чернорабочего подняться до директора завода, когда ему и тридцати не исполнилось. Осознав, что потребность в стали будет только расти – как раз шло строительство железной дороги от побережья к побережью, – он занял деньги у всех своих работяг-родственников и выкупил завод. Начиная с 1873 года, когда другой молодой человек по имени Эндрю Карнеги появился на сцене и стал скупать предприятия, которые позже консолидировал в сталелитейную компанию «Карнеги-стил», Лоуэллу Кэкстону больше не пришлось работать. Он стал инвестором и биржевым дельцом, а позже – филантропом, помогающим Карнеги строить библиотеки и картинные галереи по всему северо-востоку.

В середине 1880-х Кэкстона зачаровал богемный стиль жизни молодых художников-парижан. Он купил несколько квартир на Монмартре и позволил некоторым нищим восходящим светилам изобразительного искусства жить там бесплатно, правда, они давали ему свои картины, которые он увозил в Америку.

Однажды в Париже, выпивая в компании Тулуз-Лотрека, Кэкстон познакомился с танцовщицей, на которой вскоре женился и увез в Штаты. Их сын, Лоуэлл II, унаследовал отцовское состояние – и деньги, и картины, – когда его родители умерли – утонули при крушении «Лузитании» в 1915 году. К тому времени ему уже было тридцать лет.

Поскольку страсть к искусству была у него в генах, младший Кэкстон продолжил дело отца, став покровителем многих художников, в результате чего значительно увеличил фамильную коллекцию. Он был популярной личностью на вечерах у Мэйбел Додж в ее доме 23 по Пятой авеню, где страстно защищал импрессионистов перед Линкольном Стеффенсом, Маргарет Сэнгер, Джоном Ридом и другими интеллектуалами, что собирались у Додж обменяться идеями, пока хозяйка попыхивала сигареткой в золотом мундштуке. На одном из таких soirees[8]8
  Званый вечер (фр.).


[Закрыть] он познакомился с будущей женой, гостьей Гертруды Стайн, по имени Мари-Элен де Нейи, известной патронессой авангардного искусства. Это было еще до Первой мировой войны. Наш хозяин, Лоуэлл III – или просто Третий, как любил называть его в детстве отец, – тоже унаследовал любовь к изящным искусствам.

– Первый художник, которого мне довелось встретить в жизни, – это Пикассо, – продолжил рассказ Кэкстон. – Это было в нашем парижском доме перед тем, как он отправился сражаться в Испанию. В то время у него была интрижка с моей матерью, хотя я, конечно, был еще слишком мал, чтобы это понять. И если вам интересно, то могу заметить, что отец воспринимал это спокойно. Взамен он получил несколько прекрасных картин для коллекции. Возможно, вам захочется на них взглянуть. Они висят в моей спальне. Я не выставляю их на всеобщее обозрение.

– Не могли бы вы рассказать о своей жене, мистер Кэкстон? – прервал его Чэпмен.

– У меня было три жены, детектив. Но я полагаю, вы имели в виду Дени?

– На самом деле, если не возражаете, можете сперва рассказать о двух предыдущих. А потом – да, мне бы хотелось услышать о Дениз как можно подробнее.

– О них мне почти нечего сказать. Пусть земля им будет пухом, – при этих словах Кэкстон взглянул на меня и слегка улыбнулся. – В начале войны я женился на Лизетт, – это было во Франции. Она умерла родами. Трагическая потеря. Я ее обожал. Моя вторая жена была родом из Италии, она воспитала ребенка Лизетт и подарила мне еще двух дочерей. Она погибла в Венеции, несчастный случай на воде.

– Ага, – прошептал мне на ухо Чэпмен, придвинув поближе свой стул, – что я тебе говорил? «Ребекка»!

Я не обратила на него внимания. И он задал вопрос Кэкстону:

– А где ваши дочери сейчас?

– Они выросли, вышли замуж и живут в Европе. И если вы хотите знать, любили ли они Дени, то мой ответ «нет». Жена была моложе их, и они никогда не ладили. Не виделись годами.

– Я понимаю, – кивнул Чэпмен. – Нам, разумеется, придется побеседовать с ними.

– Я скажу своим людям, чтобы они предоставили вам всю необходимую информацию.

– Давайте вернемся к Дениз.

– Разумеется, детектив. Я встретил Дени почти двадцать лет назад во Флоренции. Ей было…

– Вы уже овдовели к этому времени, мистер Кэкстон? – задал свой первый вопрос Мерсер.

– Только один раз, мистер Уоллес. Моя вторая жена была в полном здравии. Тот несчастный случай произошел несколько лет спустя. Так или иначе, я прилетел туда, чтобы посмотреть на работу Бернини, которую хотел приобрести. Первый раз я увидел Дениз в художественной галерее, и ее красота заворожила меня гораздо сильнее, чем красота скульптуры. Такого не случалось со мной уже многие годы.

– А она прилетела во Флоренцию, чтобы купить ту же самую скульптуру для Тейт? – спросила я. Об этом эпизоде ее биографии я прочитала ночью в Интернете, в статье про открытие музея.

Кэкстон одарил меня улыбкой:

– Вам пора научиться не верить всему, что пишут в газетах, юная леди. У Дени как раз заканчивался год, когда ее выбрали мисс Оклахомы, и она заняла второе место в конкурсе «Мисс Америка». Вы, наверное, тогда еще в школе учились, – кивнул Кэкстон в мою сторону, – и не смотрели ту церемонию. Ее выдвинула сеть отелей «Идабель». Дени была потрясающе красива, но напрочь лишена ораторского таланта и предпочла жонглировать жезлом, а не читать монолог из «Как вам это понравится?». Нельзя сказать, что зрители были от нее без ума. Но она получила стипендию в десять тысяч, и только ее и видели. Она стремилась во Флоренцию изучать искусство, о котором в то время не имела ни малейшего понятия. Посчитала, что если Энди Уорхолл смог всучить миру свои произведения, то и она найдет нишу. Я решил пойти по стопам деда, мисс Купер. Если Дениз не хватало породистости, то она прекрасно восполняла это своим, так сказать, натиском. Все схватывала на лету, и мне нравилось ее учить. Я должен был стать ее стартовой площадкой, подделать ее происхождение, как талантливый копиист подделывает картину мастера. Я придумал Дени расплывчатое и немного загадочное прошлое – она потеряла родителей в юном возрасте, но ей оставили наследство, которым распоряжались ее попечители. Детство прошло в заграничных школах-пансионах. Я перевез ее из пансиона в «Эксельсиор», где сам остановился, когда приехал в город. Нанял репетиторов по французскому и итальянскому – она вполне прилично говорила на первом и довольно сносно на втором. Большинство мужчин, с которыми она общалась, были заинтригованы и прощали ей небольшие несоответствия в сценарии. А на мнение женщин ей было плевать. Дениз никогда не хотела получить титул мисс Конгениальность.

– А что думала о ней ваша вторая жена, мистер Кэкстон? – Майк, несомненно, искренне заинтересовался перипетиями жизни тройного вдовца.

– По правде говоря, я не уверен, что она знала о существовании Дени. Она каталась на открытом гоночном катере. Однажды он перевернулся – мгновенная смерть. К тому моменту я был знаком с Дени около года. Для меня все сложилось как нельзя лучше. И да, мистер Чэпмен, по факту гибели моей жены было проведено дознание. Смерть в результате несчастного случая. Я уверен, что Маурицио, мой помощник, предоставит вам архивные материалы по этому происшествию.

– Как долго вы являетесь владельцем галереи в Фуллер-Билдинг? – Мерсер решил вернуть разговор к современности.

– Мы с Дени переехали в Нью-Йорк двенадцать лет назад. Купили эту квартиру, чтобы она смогла открыть нашу галерею. Я же всегда находил удовлетворение в поиске и коллекционировании великих полотен – у меня, слава богу, вековое наследие Кэкстонов, поэтому я могу обставить свою частную жизнь со вкусом. И это не эгоизм, как вы могли подумать. Мы часто выставляли эти картины, если нас об этом просили, и многие из моих неудачных приобретений украшают музеи по всей Америке и в Европе. Но Дениз нравилась сама игра. И было уже недостаточно просто подарить ей уникальное произведение искусства или украшение, как вначале. Она вышла из ниоткуда – ее отец был фермером, выращивал сою, – и ей было важно доказать, что она ничуть не хуже нашего окружения. Ей нравилась суета мира искусства. Она, если хотите знать, обожала, когда ей начинали подражать. Но подозреваю, что вы успели выяснить все это и без меня.

Теперь я вдвойне пожалела, что дала ему понять, будто мне известно все о супругах Кэкстон.

– Вовсе нет, мистер Кэкстон. Простите, но я начала знакомиться с информацией о миссис Кэкстон только после того, как личность убитой была установлена. Мне всегда помогает, если я узнаю о жертве как можно больше, – так я понимаю, почему она стала для кого-то мишенью. Конечно, если ее близкие согласны предоставить эти сведения.

– Все, что угодно, мисс Купер. Возможно, вам поможет, если мы пройдем в комнаты Дени, чтобы вы получили представление о том, как она жила. Хотите?

Не успела я ответить, как Чэпмен вскочил на ноги. Кэкстон раздвинул двойные двери. Майк подошел ко мне и прошептал:

– Отлично сработано, блондиночка. Продолжай хлопать глазками в том же духе, и ты станешь четвертой покойной миссис Лоуэлл Кэкстон. Похоже, это весьма непостоянная должность.

За дверьми я увидела мужчину, который нес черный кожаный чемодан, направляясь из гостиной к лифту. Мерсер толкнул Чэпмена локтем:

– Это же Кардашьян, уносит окровавленные тряпки Симпсона.[9]9
  О. Джей Симпсон (р. 1947) – афроамериканский футболист, обвиненный в убийстве жены. Роберт Кардашьян (1944–2003) выступал адвокатом на суде по делу Симпсона.


[Закрыть]

– Мистер Кэкстон, – сказал Чэпмен, – я был бы вам очень признателен, если бы вы задержали этого джентльмена до того, как он покинет дом с вещами, которые могут оказаться полезными для нашего расследования.

– Правильно ли я понял, детектив, что у вас нет ордера на обыск моего багажа?

Майк с Мерсером промолчали. Кэкстон продолжил:

– Это Маурицио. Он просто распаковал мой чемодан, с которым я прилетел, и уносит его вниз в кладовку, что находится в подвале здания. Извините, что разочаровал вас.

Мы услышали, как за ушедшим захлопнулась входная дверь.

Кэкстон провел нас мимо Пикассо и показал на три двери в конце комнаты.

– Дальняя – это на кухню и комнатам слуг. И если вы не думаете, что мою жену убил дворецкий, мистер Чэпмен, то не стоит заниматься той частью дома. А остальные две ведут – точнее, вели – в наши отдельные помещения. Но мы ничего не меняли в последнее время. Даже когда у нас все шло хорошо, мы предпочитали иметь собственные жизненные пространства. Разные стили жизни, разные предпочтения в искусстве. Я не одобрял ее увлечения наркотиками, и меня не волновало ее увлечение современными картинами – некоторые чересчур абстрактны, негармоничны, но именно они стали нравиться ей в последнее время.

Мы проследовали за Кэкстоном в комнаты Дениз.

– Не хочу показаться вам сварливым стариком, джентльмены, особенно принимая во внимание, что я стою здесь перед вами, а моя жена покоится в гробу, но если бы ваше ведомство серьезно отнеслось к нападению на меня, то, возможно, этой трагедии с Дени удалось бы избежать.

Мы переглянулись, не в силах сдержать изумления.

– Никто из вас не работает в Девятнадцатом участке? Именно он расследует мой случай, – объяснил Кэкстон.

Чэпмен был явно огорчен тем, что мы явились сюда, не владея столь важной информацией.

– Я переходил Мэдисон-авеню шесть недель назад, направлялся домой из Уитни. В руках держал стаканчик с кофе. Вдруг проезжающая мимо машина замедлила ход, и мужчина на пассажирском сиденье что-то направил в мою сторону, – все происходило так быстро, что я успел разглядеть только его руку, – затем я услышал звук выстрела, и что-то обожгло мне голову. Когда я пришел в себя, то уже сидел на тротуаре, а вокруг суетились люди. Я даже кофе не уронил. – Кэкстон наклонил голову и раздвинул седые волосы. – Уверен, что шрам еще виден. Похоже на сварочный шов. В тот миг я решил, что пришла моя смерть. Значит, вот как это бывает, подумал я тогда. Совсем не больно. Только несколько секунд спустя я заметил, что по лицу течет кровь, и понял, что пуля меня лишь оцарапала, что это не серьезное ранение. Если бы кто-то в самом деле хотел меня убить, он нанял бы парней, которые не промахиваются. Надеюсь, вы разберетесь, связана ли гибель Дени с этим случаем?

Он повернулся на пятках и пошел вперед, чтобы включить свет в темном коридоре.

– Я так понимаю, – произнес Чэпмен, – что какой-то лейтенант-жополиз из Девятнадцатого участка решил не портить отчетность перед шефом. Спорим, когда я позвоню им, то выяснится, что они зарегистрировали нападение на Лоуэлла Кэкстона как нарушение общественного порядка, а не как попытку убийства. Не дай господь напугать добропорядочных жителей Верхнего Ист-Сайда слухами о том, что в их благопристойном районе чуть было не совершилось преступление, они еще, чего доброго, решат, что живут в Гарлеме.