Текст книги "Прямое попадание"

Автор книги: Линда Фэйрстайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Да, конечно. Я бывал у Марко много раз.

– С Дени?

– Я познакомился с ним через моих клиентов задолго до того, как начал встречаться с Дени. Но никогда не был у него в мастерской, пока она не отвела меня туда. Он был гением и весьма приятным человеком.

– А когда вы там были… у него в мастерской, я хочу сказать?

– Несколько раз прошлой весной. Не помню точно когда, но еще в июне или июле.

– Почему Дени отвела вас туда?

– Обычно она ходила к нему с картинами, чтобы Варелли на них взглянул.

– Например, с картиной Вермеера? – спросил Майк.

Я пожалела, что не удержала его: Престон Мэттокс замер, едва услышав это имя. Майк слишком быстро заговорил об украденных предметах искусства, и я боялась, что свидетель замкнется.

– Значит, вам уже рассказали о слухах, что ходят в наших кругах. Дениз Кэкстон и шедевры из музея. Когда найдете их, непременно сообщите мне, – сказал он, хмуро смотря на Чэпмена, как будто тот совершил ужасную ошибку.

– А Дени когда-нибудь говорила о Вермеере? Или о Рембрандте?

Теперь Мэттокс разозлился:

– Она не была воровкой, детектив. Дени зарабатывала больше, чем все ее враги, вместе взятые, но она была честным человеком. Она никогда не стала бы общаться с мерзавцами, укрывающими краденое. Ей такие проблемы были ни к чему. У нее была нормальная жизнь, которую обеспечил ей Доуэлл, и та, которую собирался дать я. Зачем ей было ввязываться в аферы, которые могли привести ее за решетку?

Раз Мэттокс был все равно зол, то Майк решил, что настало время произнести имя его соперника:

– А Фрэнк Ренли? Какое место он занимал в жизни Дени?

– Если бы это зависело от меня, детектив, то никакого.

– Почему? Вам что-то о нем известно?

– Немного. Но и то, что знал, мне не нравилось.

– И это не просто ревность?

– Нет, мистер Чэпмен. Совсем не ревность, Фрэнк накинулся на Дени, как стервятник, стоило ей только разъехаться с Лоуэллом. Они и раньше были знакомы, встречались на аукционах, но он прилил к ней как банный лист, когда ее раны еще не затянулись.

– Но она любила и его тоже, разве нет?

– Естественно, ей нравилось то, что он мог ей предложить в качестве замены их с Лоуэллом рухнувшего брака. С помощью Ренли она хотела отомстить мужу. Он был молод, а молодость – это единственное, что Лоуэлл не может купить на свои миллионы. И Ренли симпатичный – слишком симпатичный, на мой вкус.

– Он серьезный игрок в мире антиквариата?

Мэттокс ответил не сразу:

– Он заработал себе неплохую репутацию. В свой проект я бы его не взял, но, похоже, он хорошо знает свое дело.

– Вы можете сказать, что в последние месяцы были к Дени ближе, чем Ренли? – спросила я.

Престон Мэттокс сложил руки на груди, прислонился к подоконнику и вдруг улыбнулся какой-то своей мысли.

– Я чуть было не отказался от Дени, толком не начав отношений. Некоторое время нам мешала вовсе не тень Лоуэлла, а тень Ренли. Куда бы мы ни пришли, она уже успела побывать там с ним. Вот вы упомянули Марко Варелли, и я вспомнил, каким был глупцом. Меня знакомили с ним, но, когда мы с Дени пришли к нему в мастерскую в последний раз, принесли бутылку вина и бисквиты, он заключил меня в медвежьи объятия и назвал: «Франко». Я не поправил его, но, как только мы ушли, обрушился на Дени, спрашивая, какого черта она приводила в мастерскую Фрэнка.

– И что она вам ответила?

– В общем, ничего, мистер Чэпмен. Когда мы начинали ссориться, она всегда отвозила меня домой, и мы занимались любовью. Я знал, что они с ренли встречались на аукционах, поэтому решил, что они отнесли Варелли какую-либо вещь, чтобы он очистил ее или реставрировал. Мне просто не нравилось, что я все время иду вторым после него. Но я не ответил на ваш вопрос, не так ли, мисс Купер? Да, я знал, что проведу остаток жизни вместе с Дени. И не могу передать словами, каким счастливым меня делала эта мысль.

– А зачем вы ходили к Варелли в тот день?

– Дени попросила. Только и всего. Он за что-то на нее злился. Поэтому она захотела отнести ему подарок для жены, выкурить трубку мира – что-то вроде того. Думаю, меня она взяла как посредника. Она знала, что старик любит расспрашивать меня о работе и что я могу отстаивать свое мнение, о чем бы ни шла речь – об архитектурных воззрениях Леонардо да Винчи или Томаса Джефферсона или об искусстве и картинах.

Но Чэпмену было наплевать на высокие материи:

– А какой подарок Дени принесла миссис Варелли?

И снова Мэттокс помедлил, прежде чем взглянуть Чэпмену в глаза и дать ответ:

– Ожерелье, детектив. Думаю, вы уже об этом знаете. Наверняка вы нашли маленькую статуэтку, что забыла Дени. Миссис Варелли вам ведь уже все рассказала?

Мы не стали отвечать на его вопрос.

– Я так понимаю, мир заключен не был?

– Варелли был в ярости, – кажется, Мэттокс говорил нам правду, очевидно решив, что Варелли потом пересказал эту сцену жене. Он даже не помнил, что в мастерской присутствовал учтивый Дон Кэннон, молодой ученик мастера. – Он решил, что это янтарь из тайника Лоуэлла, из тех сокровищ, что в свое время украли нацисты. Старик даже не захотел коснуться ожерелья.

– Разве он ошибался? Откуда еще мог быть этот янтарь?

– В эту версию, мистер Чэпмен, верится с трудом. Все те, кто, подобно мне, ищет Янтарную комнату уже не первый год, прочесали Балтийское побережье вдоль и поперек. А Лоуэлл занимается этим уже больше полувека, можете представить? Все мы привозим небольшие кусочки янтаря – в том регионе его очень много. На побережье есть места, где его собирают прямо на пляже. Но никто не знает, погибла ли комната во время бомбежек еще во время войны или захоронена в одной из шахт, которые постоянно откапывают кладоискатели.

– А как насчет слухов о том, что Лоуэлл Кэкстон незаконно вывез из Европы ее остатки и воссоздал где-то в тайном убежище в Пенсильвании?

– И именно поэтому я стал ухлестывать за миссис Кэкстон? Так вас следует понимать, мистер Чэпмен? Такую версию я тоже слышал. Если бы вы видели, как Дени хохотала над этими историями – особенно над той, что именно в воссозданной комнате они с Лоуэллом занимаются любовью, – эх, тогда бы вы поняли, почему я обожал эту женщину. Ей нравилось подпитывать эти слухи. Чем бесстыдней и глупее они были, тем больше она веселилась. Ей нравилось шокировать людей, детектив, нравилось быть в центре скандалов.

– Это были единственные ценности, от которых Лоуэлл и Дени хотели избавиться? – спросила я, имея в виду янтарь.

– Лоуэлл? – переспросил Мэттокс удивленно. – Не думаю, что она избавлялась от того, что он ей подарил. Его подарки были достаточно ценными.

– Тогда почему она решила отдать янтарь?

– Его подарил не Лоуэлл.

Наверняка Дон Кэннон просто повторил то, что в мастерской Варелли сказала сама Дени, отдавая ожерелье реставратору.

Мэттокс на мгновение задумался.

– Хотя, знаете, вы, похоже, правы. Она ведь сказала Марко, что янтарь ей подарил Лоуэлл. – Он посмотрел на меня. – Но, понимаете, это было частью ее игры. Она позволяла людям думать, что янтарь – из коллекции Лоуэлла. Зная Дени, могу предположить, что она решила, будто старику Марко приятно пощекочет нервы осознание того, что у него будет кусочек легендарной Янтарной комнаты, в которой не так давно она и Лоуэлл занимались любовными утехами. Возможно, она говорила об этом Варелли… не знаю.

– Но она бы не стала относить Варелли подделку, – сказала я. – Конечно, специализировался он на картинах и скульптурах, но у него был такой наметанный глаз. Нам говорили, что он обладал уникальным чутьем и мог точно определить год создания той или иной вещи. Она бы не стала выдавать за антиквариат какой-нибудь новодел, да еще если хотела задобрить его, ведь так?

– И ожерелье, и статуэтка были настоящими, мисс Купер. Из очень старинного и ценного янтаря. В Балтийском регионе можно найти много превосходных экземпляров. Но эти вещицы не имеют ничего общего с таинственной российской реликвией. Возможно, Дени хотела заставить его думать так, но она отлично знала, откуда этот янтарь на самом деде.

– И откуда? – спросил Чэпмен.

– Ожерелье было заказано королем Вильгельмом Прусским для своей венценосной супруги. Как и статуэтка. Эти вещи были проданы с аукциона в Женеве несколько лет назад. Не могу вспомнить, за какую сумму, но достаточно высокую.

– Это Лоуэлл купил их для Дени?

– Нет, нет, – Мэттокс был раздосадован тем, что мы не понимаем его. – Дени сказала, что получила их от Лоуэлла. На самом деле их подарил знакомый.

– Знаете, кто?

– Женщина по имени Марина Сетте.

– Неслабый подарочек, – заметил Майк.

Казалось очень странным, что Дени решила избавиться от подарка близкой подруги. Я, например, хранила все открытки и дурацкие сувениры, которые присылали Нина или Джоан, не говоря уже о более крупных подарках.

– Но почему она решила избавиться от таких ценных вещей, вдобавок еще и подаренных близкой подругой?

Престон Мэттокс посмотрел на меня с нескрываемым удивлением:

– Близкой подругой? Да они не разговаривали бог знает сколько времени.

Чэпмен не дал мне задать следующий вопрос:

– Я думал, они дружат.

– Не знаю, с чего вы это взяли. Когда-то давно они были близки, но этой весной жутко рассорились. Полагаю, Дени с тех пор даже не звонила Марине.

– А почему они поссорились, вы не знаете?

– Единственным человеком, который думал, что у нее больше прав на сокровища Кэкстона, чем у Дени, была Марина Сетте. Дени решила, что Марина изначально подружилась с ней именно для того, чтобы подобраться к этому наследству – наследству, которое досталось бы Марине, если бы мать не бросила ее, когда вышла за Лоуэлла. Претензии Марины не были обоснованными. Вряд ли она смогла бы потребовать хоть цент на законных основаниях, через суд. Наверное, скорее хотела стать эмоционально ближе к матери, которую не помнила. Поэтому и заявила, что имеет право на некоторые картины, которые были куплены за годы брака ее матери и Лоуэлла.

– Денежек-то, кажется, там на всех хватит, – пробормотал Чэпмен.

– Но раньше они никогда не ссорились по этому поводу? – уточнила я.

– До этой весны для Дени не существовало подобной проблемы. Но потом, когда она стала подозревать, что Марина спит с Фрэнком Ренли, все и началось. Это стало концом их дружбы. Терпение Дени лопнуло.

27

Когда мы вошли в палату, Мерсер Уоллес поднял голову с горы подушек и, несмотря на слабость, весело поприветствовал нас. Медсестра, кормившая его обедом – он все еще ел жидкую пишу, – поставила поднос на прикроватный столик, пока мы усаживались вокруг пациента.

Чэпмен завладел пультом от телевизора, который свисал на шнуре рядом с кроватью, и включил маленький телевизор, стоявший на полке в углу палаты.

– Слишком рано, – заметил Мерсер, смеясь. Было шесть тридцать пять, и он подумал, что Майк хочет включить «Последний раунд». – Лучше расскажите мне новости по делу.

Но Майк продолжал нажимать кнопку, пока не нашел канал Эн-би-си, спортивные новости.

– Хочешь посмотреть на хахаля Купер? у него сегодня прямой эфир, да, детка? Ой, похоже, в споите Брайан Уильямс его обскакал.

Майк убавил звук и спросил Мерсера, как тот себя чувствует.

– Я плохо помню вчерашние события. Мне дают болеутоляющие, а сегодня даже разрешили часок походить. Один раз туда-сюда по коридору.

– Вот он! – воскликнул Майк, вскакивая с кресла и подходя к телевизору. – Дай-ка звук, Мерсер.

Джейк стоял на Первой авеню перед зданием ООН, мы услышали его голос с середины предложения:

– …после того, как госсекретарь и представитель…

Майк достал ручку, постучал ею по экрану, Джейку в грудь, и сказал:

– Вот оно, Мерсер. Вот почему ни ты, ни я никогда не сможем охмурить мисс Купер – у нас нет таких галстуков, как носят все ее приятели, понимаешь, о чем я? У них у всех на галстуках нарисованы такие малюсенькие, крохотные зверюшки. Подумать только, взрослые мужики – а у них на галстуках бегают белки с орехами, овцы прыгают через заборы, макаки качаются на ветках или жирафы танцуют вальс. Я бы, например, не смог выступать по национальному телевидению и вещать о вводе войск на Ближний Восток, нацепив французский галстук фирмы – как там ее, Куп? Хер… Хермес, Эрмес – как-то так. Но, как бы то ни было, Мерсер, это срабатывает. Все дело в галстуках. Все придурки, которые их носят, получают свою порцию секса. Я прав, блондиночка? Как насчет обычных парней в полосатых галстуках? Думаю, у них нет шансов. Говорю тебе, Мерсер, если бы Алекс Требек разжился таким галстуком, она и на него стала бы смотреть глазам лани, да, детка? Хочешь узнать, с кем Куп сойдется в следующий раз, – посмотри на галстуки окружающих. Элементарно, друг мой.

Мерсер прижал руку к груди:

– Не смеши меня, Майк. Лучше скажите, какие новости в расследовании.

– Во-первых, сразу забудь, что Алекс приходила к тебе сегодня. Пэт Маккинни крепко за нее взялся. Не хочет, чтобы она к тебе ходила, чтобы вы не договорились о деталях произошедшего.

Мерсер посмотрел на меня, ему все еще казалось, что Майк шутит.

– Это верно. Он боится, что мы договоримся о том, что сообщать полиции, если будем видеться. Вчера меня три часа допрашивали. Уверена, они и к тебе приходили сегодня, не успел ты открыть глаза. Не знаю, что его так беспокоит.

– Да, ко мне тоже приходили. Двое из особого отдела. С утра пораньше. Сказали, что на этой неделе отвезут тебя на место событий.

– Да, – подтвердила я, надеясь, что ни Майк, ни Мерсер не заметили, как я вздрогнула от одной мысли, что снова придется оказаться в галерее.

– Мрачное местечко, эта выставка, – заметил Майк, – я заезжал туда утром по пути в больницу. Напомнило фильм великого Орсона Уэллса «Леди из Шанхая» – сцену перестрелки в зале кривых зеркал. Только тут зеркал не было. Вот послушайте. – Майк вытащил из кармана штанов смятую бумажку: – В «Кэкстон» уже устанавливают новую экспозицию. Наверное, из тех дурацких нитей кто-то все-таки решил связать шарф. Сейчас зачитаю вам, что сказал Брайан Дотри в интервью, журналу «Нью-Йорк»: «Художница дополняет свои монохромные полотна кусочками краски или бумаги, выпавшими волосками и прочими подобными аксессуарами». Я мечтаю закончить это дело, чтобы заняться чем-то более близким к жизни типа воров-карманников.

Мерсер поморщился, попытавшись сесть в кровати. Я поправила подушки за его спиной и под головой. Потом взяла Мерсера за огромную руку и попробовала его посадить, но не смогла. Тогда Майк подошел с другой стороны, и вдвоем мы помогли Мерсеру занять более удобное положение.

– Осторожно, капельницы, – предостерегла я Майка, поправляя трубку, которая запуталась в простыне.

– Смотрите, как бы это медицинское изобретение вас не удавило, мистер Уоллес. Это еще одно словечко для моего справочника. Надо не забыть записать. У него есть синоним «придушило». Преступникам часто приходится объяснять свои действия этими глаголами.

– Пощадите, мистер Чэпмен. Мне рекомендован полный покой. Не заставляйте меня вставать, чтобы надавать вам по башке.

Следующий час мы рассказывали Мерсеру все, что узнали от Дона Кэннона и Престона Мэттокса.

– И кому вы верите? – спросил он, когда мы закончили.

Майк пожал плечами:

– Человек постоянно ошибается в своих представлениях о мире. Вот я всегда думал, что мир высокого искусства – это прибежище элиты и изящества. Стильных, спокойных, уравновешенных, культурных людей. Но оказалось, скажу я вам, что в этом мире куда больше подонков, чем поклонников Ганнибала Лектора по всей земле.

– Принимая во внимание, сколько за прошедшие века было подделок и прочих мошенничеств, я вообще не понимаю, как сейчас кто-то может доподлинно оценить картину, – добавила я. Меня удивило, что для многих людей, с которыми мы встретились по этому делу, страстные увлечения превратились в навязчивые идеи, а жизнь их стала такой же иллюзорной, как их искусство.

Майк дотянулся до пульта и снова прибавил звук.

– Итак, тема на финал у нас «Спорт». Неплохо. Ставлю пятьдесят. Поддержишь, Мерсер? – Майк показал ему поднятые большие пальцы, а Мерсер подмигнул. – Доставай бабки, Куп.

Я открыла сумочку и стала в ней рыться. Ночью я захватила из квартиры другую сумку вместо потерянной в галерее, но там успела скопиться куча, казалось бы, бесполезных безделушек, которые не придет в голову таскать разумному человеку. Тяжелый бумажник с чековой книжкой, кредитками, визитками и разными записками оказался на самом дне. И, добираясь до него, я выложила на поднос у кровати ключи от дома, ключи от машины, ключи от офиса и ключи от квартиры Джейка. Потом к ним добавились помада и пудреница. Носовые платки, ручки, расческа, бумажки с клейкой полоской и мое удостоверение.

– Как тебе удается вообще что-то там найти? Для меня это загадка природы. Ладно, сегодняшний ответ: игрок высшей лиги, который первым сыграл на всех девяти позициях бейсбола за один сезон. У тебя шестьдесят секунд, блондиночка. Мы с Мерсером даем тебе фору… А это что за хрень?

Когда я доставала бумажник, вместе с ним вытащился небольшой пакетик. В нем была старомодная бритва и несколько сменных двойных платиновых лезвий, зубная щетка и паста.

– Я принесла это Мерсеру. У Джейка десяток таких походных наборов, чтобы собраться за миг, когда он получает очередное задание. Я подумала, что тебе может пригодиться, пока ты здесь, – сказала я, протягивая пакет Мерсеру. Тот указал на тумбочку и сказал, что отец принес все необходимое, поэтому я убрала пакет обратно в сумку.

– Хватит изображать Клару Бартон. Либо называй имя, либо сразу клади деньги мне в карман.

Я и понятия не имела, о ком идет речь. Достала банкноту в пятьдесят долларов и отдала ее Майку.

– Кто такой Уитни Форд? – Я была уверена, что если рекорд принадлежал не «Янки», то его и вовсе не было.

Требек как раз разговаривал с тремя участниками, ни один из которых не дал правильного ответа. До того как он открыл ответ на экране, Майк произнес:

– Мимо. Кто такой Берт Кампанерис?

Требек отозвался эхом:

– Кто такой Берт Кампанерис?

– Поверить не могу, что ты знал!

Не успела я закончить предложение, как он уже убрал деньги.

– Ты не возражаешь, если я не стану тратить их на цветы и конфеты? У меня есть несколько информаторов, которых надо хорошо подмазать, чтобы они запели.

Зазвонил телефон, и я взяла трубку.

– Могу я поговорить с детективом Чэпменом? – спросил голос.

Я отошла, и Майк протиснулся к телефону.

– Малыш! Что у тебя? – Майк прижал трубку к уху левым плечом и полез в карман за ручкой и бумагой. Несколько минут он молча слушал Джимми Хеллорана, изредка перебивая его вопросами: «Когда?» или «Кто?», а я подала Мерсеру соломинку и помогла ему выпить воды из стакана, чтобы восполнить потерю жидкости, как велела медсестра. – Нет, еще не все, – произнес Майк, прежде чем повесить трубку, – но для начала сойдет. Спасибо.

И он пересказал нам полученную информацию: – Энтони Бейлор. Гэйнесвилль, Флорида. Сейчас ему сорок два, но, когда ему исполнилось восемнадцать, он залез в чужую квартиру. И изнасиловал проживающую там студентку колледжа. Угрожал ей ножом. Удалось установить, что за полгода он совершил еще три изнасилования в городе.

– И ему дали меньше двадцати лет? – усомнилась я.

– Трое других потерпевших были слишком напуганы, чтобы настаивать на обвинении. Слушай, это же было больше двадцати пяти лет назад. Ничего удивительного для того времени.

Да, только в последние десять-пятнадцать лет к жертвам изнасилования стали относиться с уважением в зале суда. Уже в семидесятые годы начали пересматривать законы, которые мешали женщинам обратиться к правосудию, но общественное мнение в отношении таких преступлений очень долго оставалось прежним. Многие века изнасилование было единственным преступлением, в котором обвиняли жертву; на женщин, испытавших подобное, ложилось несмываемое пятно позора, поэтому они предпочитали не искать защиты у закона.

– Мы еще не знали о его юношеских судимостях. Опять же, Флорида. Он сидел в тюрьме для несовершеннолетних, и снова за изнасилование. Напал на женщину в ее собственной машине на стоянке супермаркета.

– То есть мы теперь ловим насильника-рецидивиста?

– Он сидел в Рейфорде. У них там такая тюряга, Алекс, что Аттика покажется курортом. Бейлору пришлось туго. Без шуток, туго. Заключенных сковывали цепями и прицепляли ножные гири. Возможно, он был одним из первых, чья ДНК попала в базу данных. Хотя базы не существовало на момент вынесения приговора, когда пришло время для условно-досрочного освобождения, зэков перестали выпускать, не взяв у них генетические отпечатки. – Майк посмотрел в блокнот и перевернул страницу. – Когда он вышел, то сразу уехал из Флориды. Не могу сказать, что не понимаю его. Если вам вздумается совершить очередное правонарушение, мистер Бейлор, для вас уже построены комфортабельные тюрьмы и на севере страны. Да здравствует Нью-Йорк! Добро пожаловать! Итак, его арестовали за кражу. Сначала предъявили обвинение в краже имущества в особо крупных размерах, но он сознался в хранении краденого. Вот почему ему дали так мало. Прокурору пришлось снять первоначальное обвинение и построить дело, опираясь на его признание, потому что сама кража произошла в Массачусетсе. А задержали Антона Бейли на транзитной автостраде в штате Нью-Йорк за превышение скорости. Когда полиция обыскала его машину, то нашла несколько картин маслом. Ценных. И, как на грех, у него не оказалось с собой приходных ордеров.

– В Массачусетсе? Музей Гарднер?

– Нет. Ты угадала штат, но не музей. В данном случае картины были из некоего музея изящных искусств в Амхерсте. Кражу они не смогли повесить на Антона. Его алиби – что он был в Буффало – подтвердилось. Поэтому его осудили за хранение краденого. Даже предложили сделку: отпустить его, если он назовет имена сообщников. Но он промолчал. Черт, да после отсидки во Флориде с этим сроком он справился играючи.

Интересная новость. Где-то на своем жизненном пути Бейлор столкнулся с преступниками из мира искусства, возможно, они даже использовали его криминальные таланты. Однако простой подсчет показал, что во время кражи в музее он еще сидел во флоридской тюрьме, но позже все-таки смог продать свои способности на рынке подпольных услуг.

– Думаете, он знал Омара Шеффилда до того, как они оказались в одной камере?

– Пока нет оснований так думать. Придется потолковать с некоторыми заключенными. Пока Малыш сообщил только то, что нашлось в бумагах начальника тюрьмы. Может, их свел слепой случай. Омар занимался своим шантажом. И рассказал Антону про Дениз Кэкстон, может, даже показал ему вырезки из «Юридического вестника» про развод, а там указаны все ценности и описаны все сделки. У Антона в голове зреет план. И он делится информацией с…

– С кем? – спросила я. – Вот что нам надо установить. У него должен быть сообщник, у которого есть зуб на Дениз…

– Или на Лоуэлла, – напомнил Майк. – Не уверен, кто из супругов решил прикончить другого первым.

– Неужели ты всерьез полагаешь, что жертвой мог стать Лоуэлл?

Мерсер слушал нас, не вступая в разговор, потому что его опять клонило в сон.

– Ты сказал, что вчера разговаривал с этой Сетте? Она вернулась в Санта-Фе?

Майк ответил не сразу.

– На самом деле я разговаривал с ее экономкой. Она сказала, что Сетте будет через час или около того. Она мексиканка, говорила с жутким акцентом, я едва понял. Нет, с самой Сетте я не говорил. И забыл проверить список пассажиров, чтобы убедиться, что она летела тем рейсом. Извини, Мерсер. Но сегодня я этим займусь.

Ведь из-за сообщения, оставленного Мариной Сетте – или кем-то от ее имени, – мы с Мерсером оказались в галерее «Фокус» и попали под пули. И Майк решил сосредоточиться на этой загадке.

Снова зазвонил телефон, и я снова сняла трубку.

– Александра? Это Роуз Мэлоун. Я так и думала, что ты будешь у Мерсера. Хотела сказать, что мистер Батталья едет домой, А по дороге заедет в больницу.

Слава господу, что есть Роуз! Она надежнее, чем устройство ПВО. Я попрощаюсь с Мерсером еще до приезда Баттальи, и пусть его детективы везут меня в квартиру Джейка.

– И еще кое-что. Полиция арестовала этого Вейкфорда, который приходил в прокуратуру днем, искал тебя.

– Он вернулся еще раз? – спросила я, пораженная его настойчивостью.

– Нет. Но та девчонка, что была у тебя, – Рут, кажется?

– Да.

– Сегодня она явилась к нему в квартиру, хотела снова начать жить вместе. Он сильно ее избил. За то, что она призналась тебе, что переспала с его соседом по комнате.

– О нет. – Я закрыла глаза и стиснула зубы при мысли о том, что гнев этого Вейкфорда излился на девчонку. Я поблагодарила Роуз за звонок и повесила трубку.

– Убегаешь, Куп? – спросил Майк. – А я сегодня ночью посижу у Мерсера. Давай провожу тебя вниз к твоим церберам. Выспись, поговорим утром. И займись вплотную бумагами по Бейли, когда придешь в офис. Мы должны понять, с кем он связан. И нам следует как можно скорее найти Марину Сетте.

Я села на заднее сиденье неприметной машины и весь путь до квартиры Джейка смотрела в окно на темные улицы, болтая с детективами о всяких пустяках. Они высадили меня у здания, посмотрели, как портье меня впускает, а затем припарковались у тротуара; им сидеть у дома до тех пор, пока не прибудет ночная смена.

Я повернула ключ и вошла. В коридоре на столике горела небольшая лампа, под ней лежала записка:

«Дорогая А. Пришел мой черед испариться. Бегу на последний рейс в Вашингтон. В 7 утра мне брать интервью у министра обороны. Спокойной ночи, увидимся завтра. Люблю, Дж.».

Я ощупала незнакомую стену, чтобы в полутьме найти выключатель, включила свет и прошла в спальню. Там я достала свой чемодан и одежду на завтра.

В тишине пустой чужой квартиры я чувствовала себя неуютно. Этой ночью совсем не хотелось быть одной.