Текст книги "Ужасно-прекрасные лица (ЛП)"
Автор книги: Линда Чень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Этим утром мама ушла на работу до того, как я проснулась. Я не успела попрощаться с ней до ухода...
– Пожалуйста, не трогайте нас, – умоляет его Мина. Кажется, что она плачет.
– Это всё из-за неё! – он поднимает пистолет и направляет его в лицо Кэнди.
Одна мысль поднимается над удушающим страхом: сейчас он её застрелит.
Тело движется инстинктивно. Я поворачиваюсь и обнимаю Кэнди за плечи, прижимаю её к земле, прикрываю её тело своим. Мина кричит. Раздаётся выстрел, и он такой шокирующе громкий, что после него я вообще ничего не слышу, только приглушённый звон и собственное бешеное дыхание.
Мы с Кэнди растянулись на земле. Я не чувствую боли, не вижу крови. Кэнди приподнимается на локтях и обнимает меня за плечи, крепко прижимая к себе.
– Опусти пистолет, – произносит голос Кэнди рядом с моим ухом, чистый, как колокол, и непреклонный, как сталь.
Я растерянно моргаю, глядя на неё, но она смотрит не на меня, а прямо перед собой, на мужчину, её взгляд жёсткий и непреклонный. Рядом с нами Мина дрожит всем телом, её лицо залито слезами.
Я хочу крикнуть Кэнди: "Что ты делаешь? Почему ты пытаешься унять этого психа? Надо вставать и БЕЖАТЬ!" – но губы слишком сильно дрожат, чтобы что-то произносить.
Внезапно, словно щёлкнул выключатель, мужчина опускает руку, пальцы разжимаются один за другим. Пистолет с грохотом падает на землю.
– Ложись на пол, лицом вниз, – говорит Кэнди. – И не двигайся.
Мужчина опускается на колени, затем наклоняется всем телом вперёд, пока не оказывается лицом вниз на полу, полностью распростёртым ничком. Он лежит неподвижно, как деревянная плита, совершенно беззвучно, и остаётся так до тех пор, пока из-за угла не выбегают охранники.
После этого всё как в тумане.
Охранники окружают нас, переговариваясь, некоторые опускаются на колени, чтобы удержать неподвижного мужчину на полу. Кто-то набрасывает мне на плечи свою куртку. Снаружи ревут полицейские сирены, в окнах мелькают красные и синие огни. Мистер Пак обнимает Мину, которая рыдает у него на плече. Офицеры задают мне вопросы прямо в лицо:
– Что случилось? Вы ранены? Вам знаком этот человек? Мы позвонили вашей матери, она скоро будет здесь.
Я стою молча, ошеломлённая произошедшим, и не отвечаю ни на один из вопросов, которые мне задают. Я не могу объяснить, что только что видела: Кэнди велела мужчине бросить пистолет – и он бросил; она велела ему лечь на пол – и он лёг. Я не знаю как, но она остановила этого человека.
И спасла нас.
Кэнди сидит рядом со мной в конференц-зале и даёт показания полиции. Её дыхание прерывистое, а лицо застывшее. Какой бы собранной и храброй она ни была раньше, сейчас она выглядит так, словно тоже пребывает в шоке.
Её взгляд перемещается на меня, и она замечает, что я пристально смотрю на неё. Под столом её пальцы соприкасаются с моими, она берёт меня за руку.
И не выпускает до конца вечера.
Глава 10. Наши дни
Я продираюсь сквозь слои бархата.
Чернильная драпировка падает на меня со всех сторон, опускаясь на голову, плечи, руки, поглощая меня своими чёрными складками.
Собственное тело кажется невесомым. Я не знаю, где я.
Мне это снится?
Мне куда-то надо попасть. Кажется.
Вдалеке слышны ритмичные хлопки и слабые одобрительные возгласы.
– Санни! Санни!
Толпа зовёт меня.
Вытянув руки, растопырив пальцы, я прокладываю путь вперёд сквозь тяжёлую ткань. Наконец, я вырываюсь. Я за кулисами, стою под массивными установками, окружённая штабелями ящиков с оборудованием и футлярами для инструментов. Мигающий свет на сцене сбивает с толку.
– Санни! Санни! Санни!
Скандирование звучит лихорадочно. В передней части зала, кажется, битком набито. Для зала такого размера за кулисами должно быть оживлённо. Но там никого нет. Где съёмочная группа? Где сценические рабочие и техники? Я переступаю через паутину толстых электрических кабелей, разбросанных по полу, блуждая по вздымающемуся лесу усилителей и динамиков.
Наконец-то я вижу людей.
Это наша команда подтанцовок. Они держатся за руки, низко склонив головы, выполняя ритуал перед шоу.
– Где, блин, тебя носит?
Голос Кэнди гремит у меня в ушах, и я оборачиваюсь. Она стоит прямо у меня за спиной, руки скрещены на груди, её костюм сверкает, как будто она только что вынырнула из ванны с драгоценностями. Выражение её лица скрыто в темноте, но я знаю, что она злится на меня.
Пожалуйста, не сердись на меня.
Я тоже в костюме, многослойная юбка-лепестки распускается у меня на талии.
– Пошли, – говорит Кэнди. – Пора.
– Но… – я растерянно поднимаю глаза. – Какой сегодня сет-лист? И где Мина? Нельзя же выступать без неё.
– Она уже там.
Кэнди поворачивается и важно расхаживает, её гладкий конский хвост развевается за спиной, каблуки-шпильки острее ножей.
Подтанцовка расходятся и выстраивается в ряд – отряд послушных солдат, готовых к отправке, процессия затенённых лиц, наблюдающих за мной, пока я догоняю Кэнди.
Чёрная драпировка за ними колышется. Я прищуриваюсь. Что-то движется за занавесками. Что-то большое, выпуклое. Его форма проступает сквозь ткань, как у морского существа, притаившегося прямо под поверхностью стоячей воды.
– Кэнди… – не знаю почему, но голос срывается на шёпот. – Кэнди, ты это видишь?
До меня доносится ужасное, едкое зловоние, похожее на запах горящего пластика и обугленных волос. Гниющее мясо и открытые раны. Пахнет серой. Глаза слезятся, а желудок сжимается. Кэнди, кажется, вообще ничего не замечает – ни запаха, ни того, как что-то под занавесками подползает всё ближе и ближе. Она просто продолжает идти вперёд, пока мы не достигаем основания лестницы, ведущей на сцену. Толпа на другой стороне не перестаёт кричать.
– Ты готова? – поворачивается ко мне Кэнди.
Я понятия не имею, где мы и что я делаю, но киваю. Неподготовленность – это проклятие в мире Кэнди. Она протягивает руку и берёт меня за руку. Мы поднимаемся по лестнице, по одному пролёту за раз: вверх, вверх и вверх.
Я следую за тобой.
Я всегда... следую за тобой.
Прожекторы вспыхивают, как сигнальные ракеты, и мы оказываемся там, на сцене, заключённые в бархатистые внутренности позолоченного театра, в фокусе внимания в центре огромного оперного зала. Частные ложи выстроились вдоль стен, как ряды сверкающих зубов. Херувимы с розовыми лицами смотрят на нас сверху вниз из облаков, нарисованных на потолке. Толпа внизу в экстазе, живая, извивающаяся масса поднятых рук и красных открытых ртов, голодных и умоляющих. На секунду меня захлёстывает волна удовольствия от получения всего этого нефильтрованного внимания: Да, вот оно, вот это чувство, ещё, ещё…
– Смотри, – указывает Кэнди. – Сейчас будет её номер.
Луч прожектора скользит по толпе, поднимаясь всё выше, пока не падает на Мину. Наверху, на галёрке.
Зрители отворачиваются от сцены и смотрят на неё. Она в таком же костюме, как и у нас: сверкающий розовый и кремово-белый, юбка вздута слоями тюля. Она посылает воздушный поцелуй ниже, и это вызывает ещё больше свиста, одобрительных возгласов и клятв в вечной преданности. Она прикладывает палец к губам, призывая к молчанию, и толпа мгновенно затихает, как будто она нажала кнопку отключения звука.
Мина сгибается в поясном поклоне, затем начинает взбираться на перила.
– Подожди, Мина... – я делаю несколько шагов вперёд, и ледяной ужас начинает неуклонно стекать по шее.
Дойдя до края сцены, я в шоке отшатываюсь. Там, где должна быть оркестровая яма, зияет глубокий ров, отделяющий сцену от толпы. Я смотрю вниз, в ущелье, и не вижу дна. Лестницы по обе стороны сцены, ведущие вниз, исчезли. Перехода нет.
С другой стороны рва зрители загипнотизированы, все взгляды прикованы к Мине. Этот ужасный запах начинает пропитывать сцену. Я не осмеливаюсь обернуться, чтобы посмотреть. Я знаю, что существо, прячущееся за занавесками, прямо там. Передо мной простирается зияющий чёрный каньон.
Наверху, на втором ярусе, Мина изящно балансирует на перилах, слегка покачиваясь, а потом выпрямляется. Она разводит руки в стороны, изящная, как лебедь, расправляющий крылья, готовясь к полёту. Она наклоняется вперёд – и на краткий миг кажется, что она мягко повисла в воздухе, – а потом бросается с балкона головой вниз.
– Мина!
В безмолвном театре громкий треск тела, разбивающегося о твёрдую поверхность, отдаётся бесконечным эхом. Зрители как один поднимаются на ноги, аплодисменты заглушают мои крики.
Я рывком поднимаюсь вверх, задыхаясь, как будто меня держали под водой.
Я – в тёмной комнате, в постели. Несколько секунд в замешательстве я гадаю, куда подевались все постеры на стене, пока не вспоминаю, где я.
Я на проекте.
Волосы в беспорядке падают на лицо, и я протягиваю руку, чтобы убрать их с глаз. Ладонь становится липкой от пота. Весь лоб мокрый, как и подушка. В ноздрях щиплет от воспоминаний об этой ужасной вони, и я снова задыхаюсь, сгибаясь пополам от кашля.
В другом конце комнаты Кэнди тихо выдыхает и переворачивается на спину. Силуэт её рук, сложенных на груди, напоминает сказочную принцессу, ожидающую, когда её разбудит поцелуй прекрасного принца.
Меня охватывает горький порыв, и я хочу подойти туда и разбудить её, включить свет и осветить им все неприглядные вещи, копошащиеся и гноящиеся в нашем прошлом. Как она может так крепко спать, когда я вынуждена терпеть эти яркие ночные кошмары, постоянно мучая себя "что, если" по поводу того, что я не могу изменить?
Я перестала принимать лекарства некоторое время назад, когда казалось, что приступы паники у меня случаются не так часто, но я почти уверена, что положила в свою сумку кое-какие снотворные.
Тусклая цифровая дымка будильника на прикроватной тумбочке – единственный источник света в тёмной комнате. Когда я встаю с кровати, то вижу что-то в углу комнаты.
Сгорбленная тень. Там человек. Стоит в нескольких футах от моей кровати и смотрит на меня.
Внезапно я остро ощущаю, как воротник футболки касается моей шеи, слышу быстрое шипение собственного дыхания, вырывающегося из ноздрей. Мне хочется ущипнуть себя, дать себе пощёчину, чтобы убедиться, что я полностью проснулась, но не могу пошевелить ни единым мускулом.
Лицо окутано темнотой, но я могу разглядеть очертания пышной юбки, края короткого каре. Тень поднимает руки к лицу и начинает царапать его.
Звук ужасный – скрежет ногтей, как будто обезумевшие крысы пытаются вырваться из ловушки. Этот ужасный скрежет эхом отдаётся в комнате и голове.
Крик поднимается и застревает в горле, образуя болезненный пузырь, перекрывающий весь поток воздуха. Я больше не могу сказать, кажется ли мне или я продолжаю спать.
Наконец, тело приходит в движение. Как испуганный ребёнок, я натягиваю одеяло на голову и сворачиваюсь в комочек, зажмурив глаза, крепко сжимая в кулаки одеяло, заворачиваясь в него, как будто оно может каким-то образом защитить меня от ужасов снаружи.
Ткань сдвигается, несмотря на мою хватку. Матрас прогибается. Человек забирается мне под одеяло. Ледяные пальцы обвиваются вокруг моей лодыжки и тянут.
Я кричу и мечусь, воплю и брыкаюсь, тело сотрясается в судорогах, когда я пытаюсь сбросить руку, которая вцепилась в меня. Внезапно мои руки кто-то хватает. Кто-то пытается удержать меня неподвижно. От этого я ещё больше паникую, всё тело дико извивается.
– Санни, Солнышко! Проснись.
Я открываю глаза. Кэнди сидит на краю моей кровати, обнимая меня за плечи. В тусклом свете часов выражение её лица серьёзное, брови нахмурены. Я моргаю снова и снова. По углам нет никаких призрачных теней. Под простынями ничего.
– Это просто кошмар, – повторяет Кэнди. – Просто сон.
Слёзы наполняют мне глаза.
Мне снится кошмар, от которого я не могу избавиться уже 2 года. Мне по-прежнему снится Мина – я вижу, как она смотрит на меня из тёмных углов с не совсем своим лицом. Я обвиваю руками шею Кэнди и прижимаюсь к ней так сильно, как только могу, снова и снова повторяя в её волосы:
– Прости, прости, прости, прости...
Глава 11. Наши дни
Я просыпаюсь от быстрого стука в дверь.
– Санди?
Я моргаю от утреннего света. Стук становится настойчивее. Такое ощущение, что костяшки пальцев стучат прямо мне по черепу. Когда я наконец заставляю себя открыть глаза, то обнаруживаю, что лежу в постели, натянув одеяло до подбородка. Кошмары прошлой ночи проступают туманными фрагментами, затем захлёстывают меня одной стремительной волной.
Театральная сцена. Падение Мины. Тёмная фигура, забирающаяся в мою постель. Спокойный голос Кэнди мне в ухо. Я цепляюсь за неё изо всех сил.
Я бросаю взгляд в другой конец комнаты. Пустая кровать Кэнди застелена, простыни сложены, а подушки разложены, как на витрине мебельного магазина.
Помогла ли она мне успокоиться прошлой ночью? Или всё это мне тоже приснилось?
– Санди, ты здесь? – доносится снаружи голос Фэй.
– Заходи, я как раз встаю, – кричу я и свешиваю ноги с кровати, борясь с приступом головокружения.
Дверь приоткрывается, и внутрь просовывается розовая головка Фэй:
– Ты не пришла к завтраку, поэтому я подумала, что зайду проведать тебя...
Она отваживается войти с вежливой осторожностью, как будто не совсем уверена, что ей позволено вторгаться в моё личное пространство, хотя я уже давала ей разрешение. Её сегодняшний наряд такой же мечтательный, как и вчера, глаза и губы посыпаны блёстками. Множество девушек-айдолов пытаются изображать вечную куколку. Продюсеры это поощряют, а фанаты-мужчины принимают "на ура". Но добрый характер Фэй кажется настоящим, в нём нет ничего наигранного или искусственного, и я узнаю в нём то же приветливое очарование, благодаря которому стала столь популярна Мина.
В её голосе слышны нотки беспокойства и скрытого разочарования, и тут я вспоминаю, что обещала встретиться с ней за завтраком. Я потираю тыльными сторонами ладоней глазницы.
– Извини, у меня была тяжёлая ночь. Плохо спалось. Голова раскалывается.
– О нет, – она протягивает руку и нежно проводит пальцами по моему лбу, как будто проверяет, нет ли температуры. – Кажется, у меня в комнате есть немного аспирина. Могу сбегать и принести его тебе.
Прежде чем я успеваю ответить, она уже отвлекается, поворачивается на каблуках, чтобы осмотреть комнату:
– Вау, у тебя только одна соседка по комнате? Тебе так повезло! Я живу в одной комнате с тремя другими девушками... но я не жалуюсь никоим образом. Просто я единственный ребёнок в семье, и мне никогда раньше не приходилось делить с кем-то комнату. Ты ведь тоже единственный ребёнок в семье, так что знаешь, каково это?
Фэй такая милая девушка, но с её порхающими мыслями и зашкаливающим энтузиазмом к жизни рано утром трудно справиться.
– Который час? – сонно бормочу я.
– Э-э… – её взгляд беспокойно мечется. – У нас, кажется, остаётся 10 минут до первой тренировки?
– Что?! – я отбрасываю простыни. Часы на тумбочке показывают 8:17. – Блин!
Я ещё даже не распаковала вещи. Ныряю в сумку и начинаю рыться в содержимом. Вот и весь мой план по подбору макияжа и наряда на сегодня, чтобы внешний вид был безупречен и кричал всем соперницам "Попробуйте сравнитесь со мной". Вместо этого я надеваю первые попавшиеся предметы одежды – топик и пару свободных танцевальных штанов – и наношу немного консилера и подводки для глаз. Что делаю неровно.
– Блин!
Раньше у меня были большие проблемы с пробуждением в ходе концертного тура. Возможно, это был стресс, но я обязательно просплю, если не поставлю несколько будильников. Было несколько случаев, когда я чуть не опоздала на рейс, но Кэнди всегда была рядом, чтобы убедиться, что я встану.
Она больше не обязана присматривать за мной.
Мы с Фэй добираемся до танцевального зала ровно за 2 минуты до начала. Зал уже полон, все участницы проекта здесь, они выглядят отдохнувшими и готовыми к работе, кто-то увлечённо болтает, кто-то делает разминочную растяжку, и ни одна из них не выглядит так, будто только 10 минут назад вылезла из постели. Я едва успеваю оставить свою сумку у шкафчиков, прежде чем Юна начинает тренировку.
– Всем доброе утро.
Из глубины зала я вижу Кэнди, которая стоит во весь рост впереди группы, окружённая новыми преданными поклонницами. Почему мне опять больно на душе? Но напоминание ударяет в меня, как раскалённая кочерга между рёбер. Место рядом с ней раньше принадлежало мне.
– Теперь, когда мы разобрались с хореографией, вы разделяетесь для групповых тренировок по исполнительству, – объявляет Юна. – Когда я назову ваше имя, пожалуйста, присоединяйтесь к членам вашей группы для репетиций. Участницы первой группы: Грейс Чжан, Мали Сейлим, Виктория О и Фэй Куок.
– Пожелай мне удачи! – говорит Фэй с наигранным волнением, и я быстро машу ей рукой, прежде чем она вскакивает и присоединяется к другим девушкам.
Глаза бегают из стороны в сторону, пока перечисляются имена, каждая оценивает соседку, спокойно размышляя, кого из конкуренток было бы наиболее ценным или вредным иметь в качестве товарища по команде.
– Следующая группа, – объявляет Юна. – Алексис Тран, Ханна Пак, Санди Ли и...
Я вскидываю голову, когда слышу своё имя.
– ...Юджиния Синь, – заключает Юна.
Вена у меня на лбу подёргивается. Мы в одной группе. С Юджинией.
– У вас два часа на разминку. Руководителей групп выберите между собой, – инструктирует Юна после разбивки по группам. – В конце занятия мы проведём оценку всех групп. Пожалуйста, пройдите в комнаты для занятий.
Танцевальный зал взрывается бурным движением, начинается обратный отсчёт.
Во всяком случае, это будет хорошей возможностью потренировать мышцы щёк, удерживая радостную улыбку, хотя я киплю внутри.
Сначала я замечаю Алексис, её крашеные светлые волосы ярко контрастируют с загорелыми плечами. Она излучает флюиды спортсменки, жительницы Южной Калифорнии, как будто проводит много времени на пляже, играя в волейбол в бикини. Следующей к нам присоединяется Ханна – крошечная девочка-птичка, даже меньше Фэй, с обычным лицом айдола и робкой улыбкой. Я легко вижу её в списке одной из тех мегагрупп, в которых бывает более 50 участниц.
И, наконец, Юджиния Синь удостаивает нас своим присутствием. Она одета по-боевому: укороченная рубашка, подчёркивающая весь её подтянутый животик, и леггинсы, настолько облегающие, что они с таким же успехом могли быть раскраской для тела на бёдрах. Алексис и Ханна обмениваются неловкими взглядами. Уверена, все уже слышали, что мы с Юджинией вчера чуть не вцепились друг другу в глотки. Они, вероятно, одновременно проклинают своё невезение за то, что попали в группу с нами обеими.
– Великолепно, просто великолепно, – смеётся надо мной Юджиния.
– Что тебе не нравится? – вмешиваюсь я. – Я думала, вчера мы перестали быть друг для друга чужими.
– Тебе лучше не портить нам баллы, – она угрожающе тычет в меня пальцем. – Я не собираюсь тратить время на тренировку, поддерживая кого-то, кто, по сути, уже выбыл.
– Напомни мне ещё раз, у кого из нас платиновый сингл? – отвечаю я.
– Ладно, хватит грызться, – вмешивается Алексис, вставая между нами. – Давайте начнём тренировку. У нас всего 2 часа.
Юджиния захлопывает рот, театрально закатив глаза.
"Верно, – злобно думаю я. – Теперь ты не можешь делать мне заподлянки, не угробив при этом и свои баллы".
Не знаю, что имеют в виду, когда говорят "держи своих врагов поближе", но пока это работает в мою пользу.
* * *
После того, как мы заходим в одну из небольших студий для занятий, Юджиния немедленно назначает себя руководителем группы.
– Я была в тройке лидеров, так что я должна быть старшей, – заявляет она, гордясь собственной нерушимой логикой.
Ради общего блага я решаю придержать язык и проявить доброжелательность. Не уверена, входит ли это в планы и у Юджинии.
Каким-то образом репетиция проходит хорошо.
Потрясающе хорошо.
Надо отдать ей должное: Юджиния знает своё дело. Она распределяет между нами четырьмя вокал и хореографию, аранжируя и превращая то, что когда-то было сольным выступлением, в групповое.
– Понятно? Ладно, давайте теперь повторим с самого начала.
Юджиния нажимает кнопку воспроизведения, и из динамиков льётся музыка. Только сначала бас и барабаны – глубокое, вибрирующее сердцебиение. Затем каскад потусторонних электронных нот накладывается на вздыхающие струнные, синтез современного и классического звучания. Я не придала особого значения этому треку во время вчерашней тренировки, но, услышав его снова прямо сейчас, он захватывает меня и заставляет влиться в ритм вибраций. Он успокаивает и гипнотизирует. От него кровь течёт быстрее. Музыка циклично закольцовывается, вытекая наружу, а затем сворачивается вновь, как мелодичный уроборос. Это прекрасно.
Вместе мы поднимаем руки и начинаем петь.
Я двигаюсь без усилий, мышцы больше не горят. Я чувствую лёгкость облака, когда прыгаю, и огромную силу, когда приземляюсь. Я выучила эти движения и текст песни только вчера, но тело запоминает слова и танцевальные движения так, словно я повторяла их несколько лет.
В зеркале мы с Юджинией отражаем и дополняем ракурсы и ритм друг друга, наши голоса сливаются, и я узнаю всё, что горит в её острых кошачьих глазах – огонь, драйв, интенсивное, отчаянное, неустанное стремление к нашей общей мечте. Резкие слова, которыми мы плевались друг в друга, на мгновение забываются, и мы двигаемся как единое целое. Язык больше не нужен. Мысли растворяются в физическом инстинкте. Мы вчетвером объединяемся в единое целое, расширяясь и сжимаясь в такт, выгибаясь назад, а затем устремляясь вперёд.
Снова и снова.
Не знаю, сколько раз мы повторяем номер – кажется, двадцать, – а потом мы возвращаемся в главный танцевальный зал, выступаем перед всеми под пристальным взглядом Юны.
Мелодия песни в последний раз поднимается ввысь и заканчивается.
Мы повисли в тишине, как подвешенные марионетки, наше дыхание громко вырывается в пустом пространстве, где музыка когда-то убаюкивала нас.
Я поднимаю глаза, но не слышу ни одобрительных возгласов, ни аплодисментов. Просто комната, полная расчётливых, оценивающих глаз. Юна не улыбается и не хмурится, ничем не показывая, была ли она довольна или разочарована тем, что увидела. Она просто ждёт, пока мы выйдем из финальной позы и выстроимся в ряд, чтобы получить от неё оценку.
– Сначала Юджиния, – начинает Юна без предисловий.
Юджиния вытягивается по стойке смирно и выходит вперёд из строя.
– Ты вся будто деревянная.
Своим отзывом Юна режет без ножа.
– Твои движения слишком размеренны. Ты настолько сосредоточена на технике, что теряешь плавность. Дело не в том, чтобы правильно выполнить все движения, а в том, чтобы создать диалог, связь со зрителем. Тебе нужно заставить его что-то почувствовать, а я не испытываю никаких эмоций, наблюдая за твоим выступлением. Я уже говорила тебе об этом вчера, но ты всё пропустила мимо ушей. Если вчера ты была на первом месте, не означает, что ты там и останешься. Тебе нужно лучше стараться.
– Спасибо, – кивает Юджиния, опустив глаза. – Я так и сделаю.
– Теперь Санди, – Юна смотрит на меня.
Я встаю на разделочную доску и готовлюсь к потрошению.
– Тебе ещё нужно поработать над формой, но по сравнению со вчерашним это был большой прогресс. У тебя сильный голос. Поражаюсь, как ты вытягиваешь высокие ноты во время интенсивных танцевальных движений. У тебя чувствуется энергия и индивидуальность, и я хочу видеть этого больше. Ты привлекла моё внимание и держала его до конца. Молодец.
Краем глаза я замечаю розовое пятно, и, слегка повернувшись, вижу в толпе ликующее лицо Фэй, она слегка хлопает в ладоши в знак приглушённых аплодисментов, и я улыбаюсь, облегчение поднимает мне настроение.
Юна заканчивает критический разбор и отпускает нас:
– Следующая группа.
Мы уходим в центре сцены, и Ханна наклоняется ко мне, шепча:
– Молодец, ты была просто великолепна!
– Да, это было потрясающе, – добавляет Алексис слева.
– Спасибо, девочки, мы всё делали вместе, – говорю я им, гудя от похвалы и волнующей возможности завести новую дружбу. – Мы были настоящей командой.
Говоря "мы", я бросаю косой взгляд направо, в сторону Юджинии. Та решительно смотрит вперёд.
Когда я сажусь со своей группой, Кэндис встаёт со своей командой. Я наблюдаю за ней, нервы трепещут от предвкушения. Несмотря на то, что она, кажется, провела черту на песке, я по-прежнему ловлю себя на том, что жду её выступления с нетерпением заядлой фанатки, а угрозы, которые она бросала вчера, всё равно что забыты.
Кэндис стоит впереди и в центре, в главной позе, остальные девушки по бокам от неё. Она поднимает руку, как гибкую дирижёрскую палочку, и начинается пульсирующий ритм. Музыка та же, но интерпретация хореографии их группы совершенно уникальна, и я вижу стилистическое руководство Кэнди во всём.
Наблюдать за её выступлением снова, лично, а не на экране... это чистая радость.
Работа ног настолько тонкая, что кажется, будто она скользит по воде, а в следующую секунду её движения наполняются взрывной силой. Её голос легко переходит от самого низкого мурлыкающего диапазона к самому верхнему, ангельскому регистру. Другие девушки из её группы годны лишь для того, чтобы выступать у неё на подтанцовках. Им даже близко к ней не подойти.
Сейчас и всегда Кэндис Цай нет равных.
Остальным из нас остаётся только надеяться на привилегию стоять в её пыли, когда она проносится мимо нас.
Как только песня достигает кульминации, девушка слева от Кэнди внезапно сбивается с шага. Хореография разваливается, как сбитые костяшки домино. Кэнди продолжает исполнять номер, по-видимому, уверенная, что девушка сможет нагнать, пока та не начинает кричать.
Но девушка падает на колени на сцене, плача, как будто ей страшно и больно. Она поднимает руки и яростно царапает себе лицо и шею, глубоко впиваясь ногтями.
Ропот проносится по комнате: потрясённые вздохи, панические крики. Юна останавливает музыку и подбегает. У девушки начинает идти кровь.
– О боже мой, Блейк!
– Блейк, с тобой всё в порядке?
– Что происходит, она здорова?!
Я замираю. Я могу лишь стоять и смотреть, как эта ужасная, знакомая сцена разыгрывается передо мной.
Все в ужасе уставились на пострадавшую девушку – Блейк, другого лидера по баллам вчерашнего рейтинга. Сквозь суматоху я вижу, как Кэнди тянется к Блейк, берет её за плечи, обнимает и что-то говорит ей тихим голосом. Я не слышу, что она говорит, но, похоже, она пытается успокоить её. Затем появляется Юна, они вдвоём обступают Блейк и проводят её к двери.
– Пожалуйста, потренируйтесь сами, – только и говорит Юна, прежде чем они с Кэндис выводят плачущую девушку в коридор, оставляя нас в растрёпанных чувствах.
Выступления остальных групп отменяются, но дневные занятия продолжаются как ни в чём не бывало.
Мы стараемся изо всех сил продолжать тренировки, но затравленный взгляд теперь у всех. Сама того не замечая, я прикусываю ноготь большого пальца так глубоко, что идёт кровь.
В конце дня мы снова собираемся в главном зале, чтобы послушать объявления госпожи Тао.
– Знаю, что все вы волнуетесь, но мы позаботились о Блейк – ей оказали срочную медицинскую помощь. Мы сообщим вам о её состоянии, как только сможем, – заверяет нас мисс Тао. – Я рада видеть, что все по-прежнему спокойны и собраны. Лучшие по баллам сегодняшнего дня – Ребекка Хванг и Санди Ли.
Я моргаю, когда начинаются хлопки, совершенно ошеломлённая тем, что она называет моё имя. На меня смотрит весь зал. Я практически слышу тонко завуалированные мысли в фальшивых улыбках и вялых аплодисментах.
Почему она?
Разве она не была кандидаткой на вылет?
Она этого не заслуживает.
Ещё более неожиданным является список выбывших, которых объявляют сразу после этого.
– Самые низкие баллы у Юджинии Синь, Тессы Мэн и Карли Юн. Мне жаль, Тесса и Карли, но сегодня ваш последний день с нами, – объявляет мисс Тао.
Я должна была наслаждаться сладкой победой. Я к этому и стремилась. Моя первая победа за долгое-долгое время, а один из моих врагов повержен.
Но все мысли возвращаются к Блейк. О том, что она царапала себя так же, как кошмарный призрак Мины, которого я видела в своей комнате.
Как Кэнди стояла рядом с ней, когда это случилось.
Это не может быть совпадением.
– Поздравляю! – Фэй выскакивает из толпы и обнимает меня за плечи. – Я знала, что сегодня ты получишь высший балл. Ваша группа выступала просто потрясающе! – затем она наклоняется и подмигивает. – Кроме Юджинии. Так ей и надо.
Мы выступали потрясающе. Но после того, что случилось с Блейк, я не могу заставить себя радоваться.
Во время ужина в столовой меньше народу, чем вчера. Несколько запоздавших сидят группами за отдельными столиками. После первоначального всплеска возбуждения Фэй ведёт себя тихо. Я на мгновение задумываюсь, не чувствует ли она себя подавленной, особенно после того, как мы сблизились из-за общего опасения оказаться в конце списка в первый же день.
Прежде чем я успеваю подбодрить её, Алексис и Ханна садятся за наш столику со своими подносами. Первой подаёт голос Алексис:
– Блинский блин, с Блейк происходит какой-то треш!
– Кто-нибудь знает, что с ней конкретно произошло? – задаёт вопрос дня всем присутствующим Ханна. – Такое впечатление, будто она ни с того ни с сего получила ожог второй степени. Она даже ни к чему не прикасалась!
– Ты что-нибудь слышала от Юны или Кэндис? – спрашивает меня Фэй.
– Нет. Я не видела Кэндис с утра, – говорю я ей.
– Наверное, Блейк придётся уйти с проекта, – серьёзно говорит Ханна. – Кажется, у неё там всё серьёзно, то есть, реально хреново.
– Говорят, у неё, вероятно, случилась сильная аллергическая реакция на что-то, – добавляет Фэй.
– Что-то я не видела похожих аллергических реакций, – бормочу я.
– Надеюсь, с ней всё в порядке. Но всё же… – Алексис накручивает на вилку спагетти и подносит ко рту. – Ещё одной участницей меньше перед финалом.
– Боже мой, Лекси, как ты можешь так говорить?! – протестует Ханна, её брови хмурятся от отвращения. – Блейк прямо сейчас могу везти в больницу!
– Не делай вид, что ты тоже об этом не думаешь. Конкуренция и так достаточно жёсткая, без обид, – она смотрит на меня. – И что у нас за непонятная балльная система? Как и за что их вообще выставляют? Похоже, что любую из нас могут отсеять в любой момент.
Я смотрю на мясной фарш в красном соусе Болоньезе в своей тарелке, а Ханна и Алексис продолжают спорить.
У меня в голове израненное лицо Блейк накладывается на лицо Мины, и я теряю весь аппетит.
