Текст книги "Ужасно-прекрасные лица (ЛП)"
Автор книги: Линда Чень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Глава 2. Наши дни
Прослушивание для этого предположительно престижного проекта проходит в каком-то невзрачном кирпичном здании, спрятанном в глухом переулке в центре города.
Когда я подхожу к двери, мне лишь приходят на память ужасные истории о подающих надежды айдолах, которые отдали свои души машине K-поп только для того, чтобы наглые агентства их обманули, заставили работать на износ или поймали в ловушку многолетних "рабских контрактов", не оставив им ничего, кроме разрушенных надежд и гор долгов.
После принятия онлайн-заявки я получила электронное письмо с инструкциями по очному прослушиванию. В нём была ссылка на танцевальную программу, которую я должна была выучить и исполнить перед жюри.
Видео, которое я отправила вместе со своей заявкой, почти полностью состояло из моего вокала, что у меня получается лучше всего. Хотя я и проводила кучу дополнительного времени на танцевальных репетициях, я всё равно была самым слабым танцором в группе. У меня нет природного таланта Кэнди или балетной подготовки Мины, и последние 2 недели я только и делала, что репетировала, пока хореография не въелась мне в мышцы и тыльную сторону век. Едва я прекращала репетировать и выключала музыку, как в голове возникали всех самые отвратительные комментарии, которые я когда-либо читала о себе.
Нельзя ли её заменить на кого-нибудь другого? устала смотреть на её рожу
Она настоящая непо-беби, у неё мама какой-то известный продюсер.
Разлучница! Ты никто по сравнению с Брейли!
Какая же она ФЕЙКОВАЯ и БЕЗДАРНАЯ!!!
Я не сказала маме, что меня пригласили на кастинг; она бы разозлилась по полной и наняла команду инструкторов и консультантов, чтобы привести меня в форму, или, что ещё хуже, сама связалась бы с проектом и потребовала, чтобы они гарантированно меня туда взяли. Мама не была продюсером «Сладкой каденции», но она была невероятно заинтересована в том, чтобы я там участвовала, и неоднократно заверяла меня, что знакома там со всеми. Я никогда прямо не спрашивала маму, повлияла ли она на процесс кастинга на «Сладкую каденцию», но этот вопрос долго не давал мне покоя.
На этот раз я докажу, что всё могу делать сама.
Но моя решимость рушится, едва я подхожу к двери здания, где будет проходить кастинг, и ловлю взглядом своё отражение в стекле. Длинная свободная футболка и лосины, которые не стесняют движений и максимально выпячивают набранный вес, вьющиеся волосы, уже выбивающиеся из пучка на затылке – мои черты и близко не похожи на нереальное отфотошопленное совершенство, ожидаемое от азиатских поп-айдолов. Просто ещё одно отчаянное лицо в океане красоты и таланта.
В последнее время я мало улыбаюсь. Я уже не та сияющая девочка, которую привлекает гламур шоу-бизнеса и внимание, которое приносит слава. Но не могу отрицать, что скучаю по всему этому.
Я скучаю по сцене, свету, фанатам, ритуальным песнопениям за кулисами. Я скучаю по ночным репетициям в студии и ранним утренним сборам на съёмочной площадке. Я скучаю по тому, чтобы быть частью чего-то значимого, чего-то гораздо большего, чем я сама.
Я скучаю по Мине. И скучаю по Кэнди.
Я подхожу и нажимаю номер на домофоне. Дверь с жужжанием открывается.
Оказавшись внутри, я поднимаюсь на лифте на четвёртый этаж, как мне указано в инструкции. Когда двери лифта со звоном открываются, я полностью ожидаю, что меня встретит очередь из 50 потрясающих девушек, ожидающих кастинга.
Но там никого нет. Только один длинный пустой коридор без окон и дверей по обе стороны. От вида серого ковра в мутовках голова начинает кружиться. Лёгкая тошнота подступает к горлу. Что я ела на завтрак? Яичницу? Тосты? Овсянку? Вообще ничего?
Помню это чувство. Холодный укол страха. Лёгкие сжимаются. Страх неудачи, насмешек, разочарования. Внезапно я слышу голос Кэнди, такой ясный, как будто она совсем рядом со мной и что-то шепчет мне на ухо.
"Ты действительно считаешь, что сможешь снова встретиться со мной лицом к лицу? – спрашивает она. – Ты даже по коридору пройти не можешь".
Я делаю глубокий вдох. Кэнди здесь нет. А голос, который я слышу, – моя собственная неуверенность в себе.
Ноги поднимаются, и я иду вперёд. Коридор, кажется, сужается по мере того, как я спускаюсь, и мои шаги ускоряются, пока я практически не бегу, чтобы протиснуться через двойные двери на другом конце.
Яркий свет на мгновение. Комната огромная. Окна от пола до потолка на одной стене, зеркала в полный рост и балетный станок вдоль другой. В центре студии четыре женщины сидят бок о бок за складным столиком. Я закрываю за собой двери, и когда поворачиваюсь, все четверо смотрят на меня.
"Вперёд! – говорит голос Кэнди. – Докажи мне, что ещё способна стоять со мной плечом к плечу".
На моем лице появляется сценическая улыбка. Я подхожу к столу.
– Здравствуйте, я Санди Ли, пришла на кастинг на проект SKN.
Я ничего не могу с собой поделать, как только я открываю рот, голос инстинктивно повышается. Как и всегда.
Члены жюри одеты в одинаковые простые наряды: белые блузки, чёрные брюки. Единственные пятна цвета – губная помада различных оттенков. Все четыре женщины – азиатки с длинными чёрными волосами и гладкой кожей без пор. Они похожи на тех нестареющих актрис, которые в одном сериале играют подростков, а в другом – замужних матерей с тремя детьми. Рядом со столом на штативе установлена фотокамера.
– Санди, – одна из женщин встает, отодвигая стул. – Рады тебя видеть.
Она обходит стол и легко обнимает меня. Мне требуется ещё секунда, чтобы наконец узнать её.
– О, мисс Тао! – ахаю я. – Так рада вас видеть!
Вивиан Тао была кастинг-менеджером Кэнди, с которой мы с Миной в конце концов подписали контракт. Она взяла нас под своё крыло, не сюсюкалась, когда руководители разговаривали с нами свысока, и давала нам высказывать своё мнение, когда продюсеры говорили нам, как мы должны себя вести. После того, как всё развалилось, мама уволила всю мою "команду", включая мисс Тао, и я не видела и не слышала о ней с тех пор, как мы уехали из Лос-Анджелеса. Я всегда предполагала, что будет трудно снова встретиться с кем-то из того периода жизни, но на самом деле это облегчение – увидеть знакомое лицо. Ну, в чём-то знакомое. Мисс Тао выглядит моложе, чем 2 года назад. Надо будет спросить номер телефона её пластического хирурга; мама как раз ищет нового врача.
– Позволь мне взглянуть на тебя, – говорит мисс Тао, кладя руки мне на плечи. – Тебе сейчас 18, верно?
– Мне через месяц исполнится 19.
– Ты хорошо выглядишь, – она делает шаг назад и оценивающе оглядывает меня, склонив голову влево. – Немного набрала в бёдрах, но ничего такого, что нельзя было бы исправить.
Её улыбка такая доброжелательная, что скрытой пощёчины почти не чувствуется. Почти. Мисс Тао поворачивается и снова садится за стол. Все взгляды снова устремляются на меня.
– Скажи, как только будешь готова, – говорит мисс Тао, аккуратно складывая руки перед собой.
Я ставлю сумку у стены и выхожу на середину комнаты. Несколько глубоких вдохов, несколько взмахов головой, чтобы расслабить шею – и я киваю.
Начинается музыка. 5 – 6 – 7 – 8.
Поворот и шаг, вытянуться и встать в позу.
5 – 6 – 7 – 8.
Поворот, встать в позу, шаг вперёд, шаг назад.
5 – 6 – 7 – 8.
Тело подвижно; энергия так и сочится из меня. Я уверенно двигаюсь, закручиваюсь в штопор. Позади меня одна из дверей, ведущих в коридор, открыта. Могу поклясться, что закрыла её!
1 – 2 – 3... Блин, я не успела? 5 – 6 – 7 – 8...
Я нагоняю темп, повороты становятся быстрее, ноги двигаются, бёдра покачиваются. Руки взлетают вверх, затем расходятся в стороны, сгибаясь и разгибаясь. Я пытаюсь заглушить грохочущую музыку и сосредоточиться на отсчёте ритма.
1 – 2 – 3 – поворот…
Что-то мелькает на краю поля зрения. Я замечаю розово-белое пятно, вертящийся вихрь юбок. Кто-то стоит в дверях и смотрит на меня.
Я снова поворачиваюсь вперёд лицом к жюри. На их лицах никаких эмоций, невозможно сказать, о чём они думают, какие ошибки отмечают. Нельзя облажаться, я не могу облажаться…
Когда я снова поворачиваюсь к двери, то вижу её.
Это Мина. Стоит в дверях. Её лицо искажено, глаза большие и пустые, рот маленький и поджатый. Покрытые грязью руки тянутся к лицу.
Я издаю беззвучный крик, неправильно выхожу из разворота и падаю на землю на бок. Тихий вздох доносится со стороны жюри. Я поднимаю голову и смотрю снова.
В дверном проёме пусто.
Из меня вырывается весь воздух до последнего вздоха. Комната резко кренится, хотя я не двигаюсь. Скула пульсирует.
– Простите, – выдыхаю я, поднимаясь на ноги. – Я... у меня не получается...
– Санди, подожди! – зовёт мисс Тао, но я не слушаю, что она говорит.
Я хватаю сумку и выбегаю из помещения для кастинга. Когда я врываюсь в двери и выбегаю в коридор, то там тоже пусто.
Глава 3. Четыре года назад
До моего 15-летия осталось несколько месяцев, и я сижу с мамой и примерно сотней других девочек, которые прошли в полуфинальный раунд открытого кастинга.
Мама уже несколько недель вдалбливает мне в голову, что шоу, на которое я иду на прослушивание, – это Большое Событие. На кастинге было сказано только, что это будет "музыкальный сериал, вдохновлённый К-поп", но, согласно внутренним источникам матери, студия планирует использовать шоу как стартовую площадку для дебюта новой поп-группы.
– Это проверенная формула. Они запрыгивают в поезд азиатской поп-музыки, пока тот ещё не тронулся со станции, – напоминает она мне в третий раз, когда мы пришли на прослушивание. – Плюс это будет сетевое шоу с несколькими героинями азиатского происхождения? Подобных возможностей не существовало, когда я искала роли.
После окончания средней школы мама бросила вызов своим тайваньским родителям-иммигрантам, переехала в Лос-Анджелес и стала актрисой. Её мечта продлилась недолго, и через год у неё закончились деньги, но она была слишком упряма, чтобы приползти обратно к моим бабушке и дедушке. Она познакомилась с отцом, гонконгским кинопродюсером, и получила роль героини второго плана в одном из его фильмов ("Женщина-жертва 4" на IMDb). Но вместе они тоже были не долго.
После съёмок фильма он вернулся в Гонконг, а она вышла из этих отношений с двумя вещами: трёхмесячной мной и прозрением, что вместо того, чтобы бороться с каждой актрисой в Лос-Анджелесе за объедки, она могла бы уйти за кулисы и самой принимать решения, как это делает отец.
С отцом мы не общаемся, а бабушка и дедушка так и не простили маму за то, что та отвергла их путь. Я знаю, что она находится под большим давлением. Она невероятно усердно работает, чтобы обеспечить нам жизнь, и хочет, чтобы я добилась успеха там, где она потерпела неудачу.
Посещение кастингов – наш драгоценный ритуал. Я люблю петь и выступать, но больше всего мне нравится видеть гордость, сияющую в её глазах, то, как она подбадривает меня, пока поправляет мне волосы и подкрашивает веки мягкой кисточкой.
Мы находились в режиме ожидания уже несколько часов, а последние 10 минут мама громко спорила по телефону с бабушкой, наплевав на обеспокоенные взгляды других родителей в её сторону. Каждые несколько лет предпринимаются попытки начать мирные переговоры между матерью, бабушкой и дедушкой. Пока ни одно из них не привело к счастливому воссоединению, и на этот раз, похоже, всё тоже ничем хорошим не закончится.
Мама говорит по-китайски, и я разбираю только обрывки фраз, пока она внезапно не переходит на английский.
– ...Я предоставила тебе множество возможностей увидеть её. Если бы ты хотела, ты бы согласилась. Нет-нет, не надо передёргивать!
Я съёживаюсь на стуле, понимая, что они говорят обо мне. Теперь все смотрят на меня.
– Я в туалет, – выпаливаю я, вскакиваю на ноги и убегаю, прежде чем мама втянет меня в эту драку, а я буду пытаться промямлить что-то в трубку на ломаном китайском.
Конференц-зал заполнен ослепительными звёздами всех мастей: актёрами-детьми, которые, вероятно, снимались во франшизах блокбастеров; подающими надежды принцессами-конкурсантками с глазами лани, переписывающимися в своих телефонах; начинающими певицами, демонстрирующими сложные вокальные партии; танцорами, позирующими так, словно они снимаются в музыкальном клипе. Наверное, здесь есть какой-нибудь вундеркинд, который выигрывает музыкальные конкурсы с детского сада.
Я не полный профан, но мой демо-ролик не так уж впечатляет. Я снялась в нескольких рекламных роликах и проделала большую фоновую работу. Я довольно далеко продвинулась на крупном телевизионном певческом конкурсе, пока меня не обошли. Однако когда находишься в окружении невероятно красивых девочек, которые уже выглядят как полноценные айдолы К-поп, моя и без того шаткая уверенность в себе колеблется, и я борюсь с желанием выбежать из здания.
Но я знаю, что не могу. Мама ждёт меня.
Она верит в меня, поддерживает так, как бабушка никогда не поддерживала её. Кажется, мать и бабушка не способны просто поговорить спокойно. Не хочу, чтобы мои отношения с мамой когда-нибудь стали такими же.
Я не могу подвести её.
За вторым углом, по другому коридору, я наконец нахожу туалет. Как раз в тот момент, когда я собираюсь зайти в кабинку, я слышу приглушённое сопение, доносящееся из другой кабинки.
Кто-то не выдержал давления.
Я стою там несколько неловких секунд, гадая, проявить ли участие к незнакомке. В конце концов сочувствие пересиливает неловкость, и я подхожу. Прежде чем я успеваю поднять руку, чтобы постучать, раздаётся шум, и дверь распахивается.
Появившаяся девушка вздрагивает, не ожидая, что кто-то стоит прямо за дверью. Я тоже в шоке, потому что сразу узнаю её.
Быстрый взгляд на её бейдж с именем подтверждает мою догадку.
Её зовут Кэндис Цай.
Я как раз вчера вечером смотрела её видео-пост.
Кэндис не пользуется особой популярностью, но я уже почти год являюсь её фанаткой и подписчицей. Когда я остаюсь одна в своей комнате, я слушаю, как Кэндис поёт каверы, пробую её уроки макияжа, а когда мама работает допоздна, я ужинаю с её мукбангами. В большинстве своих видеороликов она просто рассказывает в своей комнате о том, что делала за день, о новой музыке, которую слушает, о том, за какие пары она болеет в последнем сериале, который смотрит. И хотя я полностью осознаю, что Кэндис Цай понятия не имеет, кто я такая, у меня такое чувство, будто я впервые встречаю дорогую подругу.
Кэндис моргает своими тёмными глазами, глядя на меня, и я, кажется, съёживаюсь на месте, становясь ещё более незначительной, просто ещё одной подражательницей-фанаткой, стоящей в присутствии настоящей звезды. Всё, начиная с её сшитого на заказ наряда и заканчивая безупречным макияжем и кристаллами Swarovski на кончиках ногтей, выглядит так, словно разработано профессиональными стилистами. Её гладкие чёрные волосы до талии блестят даже при плохом освещении в туалете. Если бы не розовый оттенок в уголках её глаз и тот факт, что я только что слышала её, не было бы никаких доказательств того, что она плакала.
– Ты… в порядке? – рискую предположить я.
– Дай пройти, – она не отвечает на вопрос, просто делает мне знак отойти в сторону.
– Ясно. Извини, – я отступаю, и она проходит мимо меня к раковине.
Я смотрю, как она проверяет в зеркале макияж, затем открывает клатч и достаёт тушь. Кэндис аккуратно наносит её на густые ресницы, а потом ещё один слой блеска на губы, убирая излишки с уголков рта мизинцем.
На меня она не смотрит, будто я просто настенная сушилка для рук. Хотя она тоже пришла на кастинг, как и я, у меня как будто случайная встреча с настоящей знаменитостью, и я не могу упустить такую прекрасную возможность.
– Не сочти за навязчивость, – говорю я, подходя к ней и поднимая руки в жесте "Я не сделаю тебе ничего плохого, клянусь", – но я обожаю твои видео.
Кэндис останавливается, опрыскивая себя струйками ароматного цитрусового тумана, оборачивается и глядит на меня через плечо.
– Твои процедуры по уходу за кожей буквально спасли мне жизнь в прошлом году, когда мой лоб на 75% покрылся прыщами, – продолжаю я.
Она продолжает молчать. Я тихонько смеюсь и пытаюсь пробиться сквозь молчание:
– Я как раз начала наносить на лицо зубную пасту в смеси с жидкостью для мытья окон; слава богу, твои рекомендации сработали.
Наконец, она слегка улыбается:
– Без проблем. Рада, что это помогло.
Она явно не в лучшем настроении, так что я не виню её за то, что она менее дружелюбна, чем кажется онлайн, но её улыбка более сногсшибательна вживую.
– Из-за чего бы ты ни расстроилась, не позволяй этому овладеть тобой, хорошо? Ты потрясающе поёшь и танцуешь; бьюсь об заклад, они прямо сейчас сочиняют для тебя контракт, – от её улыбки у меня по всему телу разливается тепло, и я продолжаю, осмелев. – Если какой-то идиот довёл тебя до слез, я желаю ему провала во всех его будущих начинаниях. Пусть он каждый день до конца своей жизни вляпывается в собачье дерьмо.
Её улыбка исчезает, плечи напрягаются, а взгляд опускается. Я тут же осознаю свою ошибку. Она пыталась немного снять напряжение, а тут я прихожу и вслух разоблачаю её. Я паникую и начинаю, заикаясь, отнекиваться, но Кэндис захлопывает клатч и отворачивается:
– Удачи на кастинге.
Она перебрасывает выбившуюся прядь волос через плечо и выходит из туалета, а я чопорно провожаю взглядом спину этой ослепительной девочки, которая, кажется, далеко ушла вперёд меня. Холодное понимание захлёстывает меня. Я могу считать, что знаю Кэндис Цай, но это не так. Она мне совсем не подруга. Она неприкосновенна, недостижима.
Когда я возвращаюсь в зону ожидания, мама бешено машет мне руками, как будто рукава её куртки горят.
– Куда ты убежала? – кричит она. – Ты пропустила все объявления! Ты прошла в финал!
Видно, что мама раздражена тем, что я не проявляю должного волнения. Но я не могу избавиться от чувства стыда за то, насколько неудачно прошло общение в туалете. Видео Кэндис помогли мне пережить несколько действительно тяжёлых и одиноких дней, и мне так хотелось отплатить ей тем же. Вместо этого, вероятно, после моих слов она почувствовала себя ещё хуже. Надо было оставить её в покое.
Тем вечером я потратила неоправданно много времени на написание и переписывание сообщения из трёх предложений. Я думаю о том, прикрепить ли мне эмодзи в виде сердца в конце, но решаю не делать этого.
Привет, Кэндис, это Санни – девушка из туалета на прослушиваниях. Хочу извиниться за всё то, что тебе наговорила. Надеюсь, тебе уже лучше
В течение целой недели я выпрыгиваю из кожи при каждом звонке телефона. Позже, глядя на пустой почтовый ящик, я вынуждена признать, как глупо с моей стороны ожидать ответа.
Кэндис Цай, очевидно, не собирается отвечать мне.
Глава 4. Наши дни
– Вот и всё, – говорит мама, заглушая двигатель машины. – Приехали.
Мы находимся в 30 минутах езды от города, в самом сердце Ялливуда[1]1
Другое название Атланты.
[Закрыть] – скопления обширных киноплощадок и студийных комплексов, которые возникли, когда производство фильмов переместилось на юг.
Здание перед нами выглядит, как с обложки журнала об авангардной архитектуре. Фасад построен из геометрических фигур, соединённых вместе под причудливыми углами, с длинными оконными стёклами, врезанными в стены. Вокруг здания раскинулись широкие лужайки с неестественно зелёной травой.
Здесь будут проходить съёмки проекта SKN, тут я проведу следующие несколько недель.
Персональное письмо о приёме от мисс Тао появилось в моём почтовом ящике на следующий день после моего провального прослушивания. Оказывается, она не просто судья – она руководитель всего проекта.
Дорогая Санди,
Ваша заявка на участие в проекте SKN была рассмотрена жюри, и я рада сообщить, что Вас выбрали для участия в нашем летнем проекте. Хотя я понимаю, что прослушивание было не лучшим Вашим выступлением, наш проект состоит в том, чтобы раскрыть и воспитать истинный потенциал. Принимая во внимание Ваш опыт работы в шоу-бизнесе, я считаю, что вы заслуживаете второго шанса. Пожалуйста, ознакомьтесь с полной информацией и формами для участия в проекте, и не стесняйтесь обращаться ко мне, если у Вас возникнут какие-либо вопросы. Я с нетерпением жду возможности снова поработать с Вами.
С уважением,
Вивиан Тао
ПРОГРАММНЫЙ ДИРЕКТОР ПРОЕКТА SKN
Даже если со стороны мисс Тао это всего лишь одолжение из жалости, и даже если подсознание продолжает вызывать призраков, которых на самом деле нет… Я не могу сейчас оглядываться назад. Было так много дней, когда я могла лишь свернуться калачиком и спрятаться в своей комнате, где ничто и никто больше не причинило бы мне боль. Каким-то образом я выбралась из-под обломков самой себя. Ответы, которые я хочу получить от своего прошлого, и надежды, которые я питаю на будущее, находятся прямо за этими дверями. Нужно только сделать последний шаг и отстегнуть ремень безопасности.
Я смотрю из окна машины на здание. Руки неподвижно лежат на коленях.
– Иди же, – настаивает мама. – Ты же сама этого хотела, верно? Или хочешь, чтобы я пошла с тобой?
Я перевожу взгляд на неё:
– Ты ещё злишься на меня, что я не рассказала тебе о проекте?
– Конечно, нет.
– А кажется, что злишься.
– Я рада, что ты проявила инициативу.
Из-за того, что солнцезащитные очки закрывают ей верхнюю половину лица, а нижняя половина будто остекленела из-за интенсивного использования ботокса, невозможно сказать, что она чувствует на самом деле.
– А если я снова облажаюсь?
Вопрос, который бесконечно мучит меня, вырывается наружу, вырисовываясь как дурное предзнаменование.
– Не думай так, – наставляет мама. – В течение следующих нескольких недель не думай о прошлом и просто сосредоточься на движении вперёд, ладно?
– Ладно, – киваю я.
– Не забывай пить побольше воды.
– Хорошо.
– И как следует растягивайся. Ты же не хочешь получить травму.
– Ага.
– И не забывай пользоваться кремом под глазами; у тебя глаза всегда опухают, когда ты волнуешься.
– Ладно, я поняла, – фыркаю я. – Буду стараться изо всех сил.
– Я знаю, – мама поправляет солнцезащитные очки.
Я подумываю о том, чтобы обнять её, но решаю, что лучше не портить приятный момент, проверяя границы низкой терпимости матери к физической близости. Но потом мама наклоняется и сама обнимает меня. Я закрываю глаза, уткнувшись в её плечо, и мы остаёмся так на несколько коротких мгновений. Объятия кажутся удивительно естественными, но в то же время отягощёнными каждым невысказанным словом, скопившимся между нами за эти годы.
– Спасибо, мама.
Я выхожу из машины, таща за собой маленький чемодан, и смотрю, как мама выезжает со стоянки.
За высокими стеклянными дверями вестибюль выдержан в агрессивно-современной атмосфере художественной галереи: высокий потолок, ослепительно белые стены и полы, отполированные до такой степени, что я вижу собственное взволнованное отражение. Стойка администратора выглядит так, словно её вырезали из цельного куска дерева. На стене за ней висит большая картина – красочный ряд танцующих женщин, их лица размыты из-за вращения. За стойкой никого нет.
– Здесь есть кто-нибудь? – зову я.
Мой голос эхом отдаётся в похожем на пещеру пространстве. Длинный коридор тянется, ведя внутрь здания. Я отваживаюсь сделать несколько шагов мимо приёмной, вытягиваю шею, и замечаю кого-то в конце коридора – какая-то девушка стоит ко мне спиной.
Её платье настолько ярко, что его трудно не заметить даже на расстоянии: блестящий лиф, многослойная розово-белая юбка. Похоже на сценический костюм. Короткие чёрные волосы спадают ей на затылок.
– Здравствуйте… простите…
Девушка не оборачивается.
Только тогда я замечаю. Её наряд – он кажется знакомым. Как будто я где-то видела его раньше. Как раз в этот момент девушка сворачивает за угол, гофрированные края её платья исчезают за белой стеной.
Меня охватывает желание броситься за ней, но я останавливаюсь. Вероятно, мне не разрешат войти внутрь без регистрации. Не хочется начинать первый день с включения охранной сигнализации. Я поворачиваюсь обратно к вестибюлю и чуть не выпрыгиваю из собственной кожи. Позади меня стоит улыбающаяся секретарша.
– Добро пожаловать на проект SKN, Санди.
У секретарши в приёмной такие же шелковистые волосы и гладкие черты лица, как у членов жюри, которые были на танцевальном прослушивании. Вероятно, здесь требуется определённый внешний вид: молодая, стройная, бледная – дьявольский треугольник азиатских стандартов красоты.
– Пожалуйста, следуй за мной, – говорит девушка. – Мисс Тао ждёт тебя.
Она ведёт меня по коридору, где я видела девушку в розовом платье. Но когда мы поворачиваем за угол, там нет никакой девушки, только огромный открытый атриум с широкой винтовой лестницей в центре. Я бросаю взгляд на коридоры второго и третьего этажей, щурясь от ярких лучей, льющихся из слухового окна. Белые колонны сливаются с белыми стенами, которые тянутся до белого потолка, и я быстро смотрю вниз, чтобы не заработать головокружение.
Секретарша направляется вверх по лестнице, и я спешу догнать её, прислушиваясь, не проявятся ли другие участницы: любой девичий смех или возбуждённая болтовня, – но слышно только постукивающее эхо наших шагов. В атриуме тихо, как и на площадке второго этажа. Либо я приехала слишком рано, либо звукоизоляция в этом месте потрясающая.
Мы проходим по другому такому же коридору и проходим через открытые двери элегантного офиса – гладкие полки цвета слоновой кости и безупречно чистые полы, как и во всём остальном здании. Мисс Тао отрывает взгляд от своего компьютера, и быстрое щёлканье клавиш клавиатуры замолкает.
– Санди, пожалуйста, заходи, – она указывает на кремовое кресло перед своим столом. – Мы просто в восторге от того, что ты будешь участницей проекта.
Дверь за мной закрывается, секретарша уходит.
– Ещё раз благодарю вас за эту возможность, – подчёркиваю я, присаживаясь. Сомневаюсь, чтобы каждая участница проекта удостаивалась личной встречи с директором. – Не могу передать вам, насколько я счастлива быть здесь.
Выбор одежды мисс Тао стал намного смелее. Сидя там с пышными локонами волос, в кроваво-красном блейзере, обтягивающей юбке-карандаше и блузке с глубоким вырезом, она похожа на беспощадного продюсера, который устраивает ланчи с музыкальными руководителями, а затем отправляется по клубам со своим гораздо более молодым бойфрендом.
– Давненько мы не виделись, – мисс Тао вздыхает. – Как поживает мама?
С тех пор, как мисс Тао видела её в последний раз, у мамы было множество новых отношений, включая две расторгнутые помолвки и один судебный запрет.
– Прекрасно. Рейтинги её нового шоу зашкаливают.
– Она, должно быть, так счастлива, что ты снова занялась своей карьерой?
– Определённо, – моя улыбка становится натянутой. – Она меня очень поддерживала.
– Знай, что я всегда готова поддержать твой рост и прогресс. Пожалуйста, не стесняйся, дай знать, если тебе что-нибудь понадобится. У тебя есть какие-либо вопросы по поводу информации, которую я тебе отправила, или форм согласия?
– О, э-э… – я достаю из кармана куртки телефон. – Я должна сдать вам телефон?
– Ах, да, такова политика в отношении гаджетов, – она сочувственно кивает. – Я знаю, что отобрать телефон у подростка – всё равно что попросить у него руку и сердце, но одна из моих главных целей в этой программе – создать пространство, свободное от внешних отвлекающих факторов, чтобы участницы могли сосредоточиться на достижении целей.
Я смотрю на свой телефон ещё несколько секунд и передаю его. Она права – мне не нужно поддаваться искушению погуглить себя или прочитать ненавистнические комментарии в 02:00 ночи.
– Не волнуйся, ты не будешь полностью отрезана от мира, здесь есть компьютерный класс, которым можно свободно пользоваться в перерывах, – мисс Тао берёт мой телефон и кладёт его рядом со своей клавиатурой, вне моей досягаемости.
Затем радушная улыбка исчезает с её лица, глаза становятся мрачными, и я знаю, что за этим последует.
– Санди, мне невероятно жаль, что не смогла поддержать тебя в то трудное время. Я тоже всегда буду носить эту боль с собой. Моя дверь всегда открыта, если ты захочешь поговорить.
К концу "Сладкой каденции" всё превратилось в хаос усугубляющихся катастроф. Мама увезла нас из Лос-Анджелеса сразу после похорон Мины и уволила мисс Тао по телефону. У меня даже не было возможности попрощаться с ней.
– Я не просто так написала об этом в своём письме, – говорит она мне. – Я знаю, что выступление на кастинге не соответствовало твоим возможностям. Твоя индивидуальность сияет, когда ты выходишь на сцену. Ты очень фотогенична, у тебя уникальный голос и, самое главное, сильная трудовая этика. Я видела, как ты больше других стремилась к самосовершенствованию. И именно поэтому тебя выбрали для участия в проекте – не по знакомству, а из-за твоего таланта и потенциала. Потому что ты заслуживаешь быть здесь.
При этих словах я испытываю дикое облегчение.
– Спасибо. Это… это действительно много значит.
Её улыбка снова расцветает, она складывает руки. На коже вокруг глаз и рта нет ни единой морщинки.
– Давай-ка до начала ознакомительных занятий я покажу, где ты будешь жить, ладно?
Мы выходим из кабинета мисс Тао и направляемся, как мне показалось, по другому коридору, но в итоге оказываемся у той же центральной лестницы.
– Здесь очень мило, – комментирую я, когда мы поднимаемся по парадной лестнице.
– Мы с инвесторами надеемся вскоре превратить этот комплекс в академию исполнительских искусств. Проект – это своего рода пробный запуск, – объясняет мисс Тао.
По обеим сторонам коридора на третьем этаже расположены двери в стиле общежитий. До сих пор я видела только одно произведение искусства на стене, и это было размытое изображение танцующих женщин внизу, в вестибюле. Нигде нет ни единой капли цвета, и всё здание кажется стерильным лабиринтом, в котором так просто потеряться. Мы останавливаемся перед комнатой под номером 309.
– Вот твоя комната. Общая душевая прямо там, – Мисс Тао стучит в дверь, а потом открывает её.
Комната больше, чем я ожидала. На дальней стене есть окно, и пространство разделено точно посередине, с одинаковыми комодами, письменными столами, стульями и кроватями по обе стороны. Белый интерьер, как и коридоры снаружи. И, похоже, кто-то уже занял левую часть комнаты.
На тумбочке стоит бутылка воды, на столе – сумочка, а на полу – открытый чемодан. На кровати лежит бирюзовая подушка с изображением французского бульдога, поедающего пончик. Я знаю эту подушку – видела её раньше.
– Я подумала, что было бы неплохо, если бы вы жили в одной комнате, – говорит мисс Тао, указывая на соседку.
Сердце учащённо бьётся. Я поворачиваюсь налево.
Кэнди поднимает взгляд от того места, где она складывала одежду в ящик комода.
