Текст книги "Ужасно-прекрасные лица (ЛП)"
Автор книги: Линда Чень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Глава 31. Два года назад
Я прячусь в задней комнате похоронного бюро перед траурной церемонией, уставившись на записки – текст краткой надгробной речи, которую я согласилась произнести. Я перечитываю нацарапанные заметки в десятый раз. Они полное дерьмо. Каждое слово бессмысленно, каждое пережитое воспоминание банально.
Как я вообще могу выйти и посмотреть в глаза её родителям – в эти пустые, запавшие ямы невообразимой печали?
Я не имею права сочувствовать им в горе.
Мне снова трудно встать с постели. Когда я пытаюсь заснуть, мне снятся кошмары. Перекошенное лицо Мины, смотрящей на меня с перил балкона. "Помоги мне", – умоляет она. Я мчусь к ней, но чем сильнее тяну её к себе, тем сильнее она отталкивается, а потом падает. У меня никак не получается её поймать.
Я не могу прожить ни минуты, ни секунды, не прокручивая в голове череду событий, которые привели Мину туда, на балкон. Под каким углом бы я ни смотрела на это, как бы ни отматывала назад, препарировала, анализировала, каждый раз я прихожу к одному и тому же выводу.
Во всём виновата только я. Всё произошло из-за меня.
Если бы я не делала то, что делала – ради себя, ради своей отчаянной потребности быть желанной и получать чьё-то одобрение, – Мина по-прежнему была бы здесь.
Кэнди всего лишь пыталась исправить то, что я устроила.
– Мы опубликуем заявления с требованием оставить вас обеих в покое, – говорит нам мисс Тао.
СМИ, как всегда, плюют на всё и бомбардируют наше агентство просьбами о комментариях.
Потрясённые и скорбящие фанаты наводняют наши социальные сети, а телефон без конца пищит от уведомлений, пока я полностью не вырубаю его и не убираю в ящик стола. Если Кэнди и пыталась связаться со мной, я не получила её сообщений. Я снова погружаюсь в ту темноту, прячусь в своей комнате, в своей постели, от мира, который просто не перестаёт отбирать всё, что мне дорого.
Мама впервые за много лет берёт отпуск на работе и изо всех сил старается быть матерью. Она готовит мне суп и приносит его в постель.
– Ты должна что-нибудь поесть, – настаивает она. – Ты сегодня ничего не ела.
Я не могу есть. Всё, что я кладу в рот, попадает в унитаз. Твёрдые вещества, жидкости – ничего не остаётся в желудке.
– Я не знаю, чем тебе помочь, – всего через несколько дней признаёт поражение мама.
Но по ночам, когда меня мучают кошмары, она садится на мои промокшие от пота простыни и проводит рукой по моим спутанным волосам, тихо напевая в темноте тайваньские народные песни. Она не пела мне так с тех пор, как мне было пять.
Я не смогла отказать родителям Мины, когда те попросили меня сказать несколько слов на похоронах. Но теперь, сидя здесь, я не знаю, как мне это сделать, как мне стоять там перед всеми её близкими, мне, виновнице, которая забрала у них Мину.
Я этого не выдержу.
Раздаётся тихий стук в дверь, я поднимаю взгляд от заметок. Кэнди стоит в дверях в мрачном чёрном платье, чёрных колготках, чёрных туфлях на каблуках, с сухими глазами и спокойная.
– Пора, – говорит она.
Взгляд снова опускается к записям. Я мотаю головой:
– Не хочу туда идти.
– Надо. Её семье нужна наша поддержка.
– Мы – последние, кому следовало бы подниматься туда и произносить речь.
Шаги Кэнди по ковру затихают, она подходит ко мне:
– Что бы ни случилось, важно, чтобы мы...
– Она доверяла тебе. Мы доверяли тебе.
Бездонный гнев и отвращение, которые я навлекла на себя, рикошетят, меняют направление и со всей силой обрушиваются на Кэнди. Её попытки поддержать меня имеют противоположный эффект, разжигая порочные эмоции, с которыми я не знаю, что делать, кроме как выплеснуть на неё.
– Как ты можешь стоять тут и читать мне нотации, когда это и твоя вина тоже? Мина лежит там в гробу! Она никогда не вернётся! Ты хоть немного осознаёшь свою вину?!
Эта боль слишком сильна для меня, чтобы нести её в одиночку. Но Кэнди полностью отрезана, отстранена от всего происходящего и будто просто наблюдает со стороны, как я разваливаюсь на части.
Несмотря на мою ярость, выражение её лица остаётся неизменным.
– Продолжай – обвиняй меня, ненавидь меня, – говорит она. – Но сейчас нужно отложить всё это в сторону, пойти туда и поддержать её семью.
Кэнди тянется к моей руке, но я отстраняюсь от неё. Слёзы капают с моего лица на бумагу для заметок, размазывая слова мокрыми кляксами.
– Почему ты не спасла её? – всхлипываю я.
Кэнди не отвечает мне. Она молча стоит, пока я плачу. Я не могу пошевелиться. Не могу заставить себя встать со стула. Теперь всё изменилось. Санни и Кэнди из прошлого ушли. Скоро они присоединятся к Мине, и лягут вместе с ней в землю.
Кто такие Санни и Кэнди, которых Мина оставила позади?
Что с нами будет?
– Ты идёшь? – спрашивает Кэнди.
Я хочу, чтобы она протянула руку и помогла мне выбраться из этого. Я не могу сделать этого сама. Но она мне не поможет. Я уже оттолкнула её. Ещё через несколько мгновений её молчания и моего тихого сопения она поворачивается, её мягкие шаги уносят её всё дальше и дальше, пока она не исчезает совсем.
Глава 32. Наши дни
Где-то слева от меня слышится механическое жужжание. Что-то постоянно бикает.
Я открываю глаза и вижу белый потолок. Моргаю, взгляд фокусируется. Я лежу на спине, в кровати. Правая рука вся перебинтована. К ней прикреплены капельницы, а в носу – кислородные трубки.
– Санни? Солнышко! Ты меня слышишь?
Руки опускаются мне на плечи, давление лёгкое, но настойчивое. Я поворачиваюсь на знакомый голос.
– Мама...? – хриплю я.
В поле зрения появляется лицо матери. Её волосы и макияж далеко не так безупречны, как обычно, а под глазами залегли тёмно-фиолетовые круги.
– О, слава богу! Ты проснулась!
– Где я?
– В больнице, – говорит мама. – Ты в безопасности. С тобой всё в порядке.
Мама встаёт со стула и начинает звать медсестёр. Я пытаюсь сесть, но конечности сопротивляются моим усилиям, они слабые и неповоротливые. Это ещё один кошмар? Ещё одна иллюзия? Я действительно здесь?
Медсёстры гуськом входят в палату, суетливо обходя мою кровать, проверяя мои показатели. Следующей приходит врач. Она говорит спокойным, монотонным голосом – спрашивает меня, помню ли я, что произошло. Когда я не отвечаю, она продолжает объяснять, что на танцевальном конкурсе произошёл ужасный несчастный случай. Утечка газа, от которой случился взрыв и пожар. Она говорит, что у меня перелом запястья и ингаляционная травма из-за вдыхания дыма. Что, несмотря на отсутствие травмы головы, я была почти 2 дня без сознания.
Вспыхивают образы: красное на красном, искалеченные тела, разорванная кожа, кровь на полу, языки пламени на стенах. Прикованная дева в той лесной хижине. Её боль и ненависть разрастались в груди, выталкивая меня из собственного тела. Я хватаю Кэнди за шею.
Внезапный импульс пронзает меня, и я подскакиваю в полусидячем положении, хватаюсь руками за халат ближайшей ко мне медсестры.
– Где Кэнди? Как она? Могу я её увидеть?!
Обе медсестры, доктор и мама успокаивают меня и укладывают на спину.
– Кэнди уже выписали из больницы, – уверяет меня мама.
– Я должна увидеть её, мне надо поговорить с ней.
– Пусть тебе немного станет лучше. Ты сейчас не в форме для посещений, – пытается втолковать мне мама.
– Ты не понимаешь – мне нужно знать, всё ли с ней в порядке!
– С ней всё в полном порядке, – уверяет мама. – По словам полиции, она вытащила тебя и других девушек из горящего здания. Ей пришлось наложить несколько швов, но её уже выписали. Её должны наградить медалью. Я обязательно свяжусь с ней от твоего имени. Успокойся, пожалуйста.
Я стараюсь расслабиться и позволяю врачу и медсёстрам закончить осмотр.
Как только они покидают больничную палату, я прикасаюсь к лицу, проводя пальцами по бороздкам и впадинам. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на окно, но не могу чётко разглядеть своё отражение, не вижу, моё ли у меня лицо.
Мама начинает разглагольствовать по-китайски, как обычно делает, когда приходит в ярость:
– Не могу поверить, что такое произошло. Какая халатность! Я подам в суд на проект, на управляющую компанию, на застройщика. Все они скоро познакомятся с моими юристами.
– Нет, не надо! – мама пугается того, насколько пылко я ей возражаю. Я пытаюсь быстро прикрыться. – Я не хочу, чтобы это превратилось в очередной грандиозный медиа-цирк. Пожалуйста, мама.
– Я подумаю об этом, – в её голосе столько страдания, будто она хочет сказать мне: "Я люблю тебя".
Но пока этого достаточно. Я ложусь обратно, переворачивая сонное тело на бок, лицом к маме, и внезапно снова чувствую усталость.
– Мама?
– Да?
– Ты можешь мне что-нибудь спеть? – я закутываюсь в колючее больничное одеяло, наваливается усталость. – Ту тайваньскую песню, которая мне так нравится.
Её гнев остывает:
– Конечно, конечно.
Мама протягивает руку и натягивает одеяло мне на плечи. Я не борюсь с чёрными приливами, которые захлёстывают меня, а веки закрываются сами. Колыбельная матери звучит у самого уха.
* * *
Когда я снова открываю глаза после туманного сна без сновидений, за окном моей палаты темно, а Кэнди сидит в больничном кресле у кровати.
– Кэнди?
Она кивает. Высокий воротник её блузки застёгнут до упора, но я вижу край красного кровоподтёка на коже шеи – следы от моих пальцев. Я отвожу взгляд, как только до меня доходит связь.
– Ты в порядке? Моя мама сказала, что с тобой всё в порядке, но...
– Со мной всё в порядке, – говорит Кэнди, касаясь ноги. – Раньше было намного хуже.
Её ответ лёгкий, как тот аккуратный бантик, завязанный на её кровавой ране. Ни одна из нас не ушла от этого испытания под названием "всё в порядке". Я вскакиваю, внезапно вспомнив.
– А как же остальные? Юджиния? Твою сестрёнку нашли?
Кэнди кивает.
– Ты была права. Едва дева освободилась, её проклятие спало. Все девушки вернулись домой к семьям, – говорит Кэнди. – Но нижние помещения, вероятно, рухнули, так как мисс Тао больше не поддерживала иллюзию… Не знаю, удалось ли Инги сбежать, – она делает паузу, сильно хмурясь. – Ты помнишь, что там произошло?
– Обрывками, – бормочу я. – Это как дурной сон месячной давности. Неужели я...
Пальцы сжимают простыни, когда я вспоминаю крики, хруст.
– Это была не ты, – твёрдо говорит Кэнди. – Ты ничего этого не делала, – её рука тянется и ловит мою, сжимает её. – Как ты сейчас себя чувствуешь?
– Вообще-то, я хорошо отдохнула, – я повожу затёкшим плечом. – За время комы я отоспалась за все последние недели.
Она не смеётся, её глаза серьёзны:
– Я имею в виду, ты ещё чувствуешь её внутри?
Я закрываю глаза и подношу руку к груди, пытаясь ощутить тяжесть гнева и обиды девы:
– Сейчас нет...
Я не говорю Кэнди, что заключила с девой сделку. Вместо этого я меняю тему.
– Знаешь, когда я впервые появилась, вместо "Что ты здесь делаешь?" тебе следовало сказать: "Этот проект – ловушка, и ты умрёшь".
– Я пыталась заставить тебя уйти, – парирует Кэнди. – Несколько раз.
Мониторы рядом с кроватью издают мягкие пульсирующие звуки.
– Я солгала тебе, – говорит Кэнди. – У меня нет тёти. А мама умерла, когда мне было всего 8 месяцев.
– Что с ней случилось? – тихо спрашиваю я.
– Её убил отец. По крайней мере, так мне сказали, – говорит Кэнди. – Всю свою жизнь меня учили не сближаться с посторонними. Учили, что получившие благословение девы могут довести других до одержимости и безумия.
Я замолкаю, позволяя её правде проникнуть глубоко внутрь.
– Меня воспитывали госпожа Тао и другие ученицы, – продолжает Кэнди. – Меня учили только поклонению деве. Я научилась подавлять свои эмоции и делать то, что мне говорят, чего от меня ждут. Вы с Миной были первыми настоящими подругами, которые у меня появились, и когда я была с вами… мне казалось, что я могу быть собой.
Не говоря ни слова, я протягиваю руку и пожимаю руку Кэнди. Я испытываю мучительную, глубокую печаль по отношению к ней, зная, что она всю жизнь выполняла чьи-то чужие планы.
Её взгляд опускается к коленям:
– После того, что случилось с Миной, я начала сомневаться во всём. Как дева могла забрать ту, кто мне так дорога? Я не могла смириться с тем, что... если бы Мина не встретила меня, она ещё была бы жива. На похоронах Мины ты спросила меня, почему я не спасла её. Я пыталась. Я изо всех сил пыталась стащить её с того балкона, но не смогла. Она выскользнула из моих рук... – её голос дрожит и срывается. В уголках её глаз слёзы. – Прости меня. За всё. Может быть, дева правда прокляла меня. Наверное, со мной действительно что-то не так. Я несу другим только боль и страдания.
– Не говори так, – перебиваю её я. – После всего, через что мы только что прошли, давай просто... простим друг друга и начнём всё сначала?
– Я не знаю, как это сделать, – говорит Кэнди, и у неё текут слёзы.
Сердце сжимается. Кэнди уходит в себя на моих глазах. Я не хочу потерять её снова. Не после того, как мы выбрались из этого пропитанного кровью ада.
– Тогда дева почти полностью завладела мной, – говорю я ей. – Но я слышала, как ты звала меня. Ты просила меня вернуться к тебе, остаться с тобой.
Мои слова не имеют такой силы, как слова Кэнди. Но я собираю всю оставшуюся у меня решимость, чтобы мои чувства смогли наконец пересечь пропасть и достучаться до неё:
– Я больше не знаю, что ты чувствуешь ко мне. Но ты нужна мне. Я хочу быть с тобой. Ты позволишь?
Признание вырывается у меня, и я жду. Кэнди смотрит на меня, её фигура так пугающе неподвижна, ни одна ресничка не дрогнула. Поэтому я делаю единственное, что приходит мне в голову.
Я наклоняюсь к Кэнди – преодолевая вину, боль, всё то, что мы никогда не могли высказать друг другу – и прижимаюсь губами к её губам. Она застывает от удивления. Я хватаюсь за ворот её футболки, притягивая её ближе к себе. Слезы на её щеках орошают мне лицо.
Наконец, она обнимает меня за шею и целует в ответ.
И одним прыжком я перескакиваю через годы, обратно в то безопасное место, обратно в эти объятия, обратно к себе и той, за кого я бы отдала свою жизнь.
Это всегда была она.
Когда мы отстраняемся друг от друга, у нас кружится голова, щёки пылают, она сдаётся.
– Ладно, – говорит Кэнди, затаив дыхание. – Ты победила.
– Это "да"? – спрашиваю я.
С мягкой улыбкой Кэнди мягко укладывает меня обратно на подушки и натягивает одеяло мне на плечи.
– Мы что-нибудь придумаем, – обещает Кэнди. – Сначала пусть тебя выпишут из больницы.
Это не звучит как "нет".
– Будем вместе?
– Будем, – кивает она.
Кэнди наклоняется и прижимается лбом к моему, и мы остаемся так, просто дыша вместе, долгое время. Больничная палата, весь мир тают на глазах.
– Ты можешь рассказать мне больше о своей жизни? – шепчу я. – Я хочу знать всё.
– Это действительно долгая история, – вздыхает она.
Я обвожу рукой комнату вокруг нас:
– У меня предостаточно времени.
Кэнди протягивает руку и убирает растрёпанную челку с моих глаз, заправляя спутанный локон за ухо. Она садится и начинает рассказывать мне о своей жизни с самого начала.
Глава 33. Наши дни
– "JNR Entertainment" проводит прослушивания в Хьюстоне на следующей неделе. Собираюсь туда заявиться.
Прошла неделя с тех пор, как я вернулась домой из больницы. Я веду видеочат с Юджинией, которая совершенно не обеспокоена "несчастным случаем" и уже вернулась в нужное русло, делая следующие шаги. Её черты выглядят так, как им и положено: угловатые, жёсткие глаза, сильная линия подбородка, дерзкий нос – ужасные изменения, сотворённые с её лицом, полностью прошли.
Её память о том, что произошло ближе к концу программы, также стёрлась, и она полностью убеждена, что за всеми несчастными случаями стоит поджигатель, вызвавший утечку газа. Я могу лишь слушать и соглашаться со всеми её версиями, иногда предлагая вводящие в заблуждение предположения, которые не могут быть дальше от истины – правды, которая уйдёт со мной в могилу.
– Разве ты не идёшь в колледж на следующей неделе? – спрашиваю я, откидываясь на спинку кресла.
– На профориентации ничего важного не происходит; я могу это пропустить. Но если ты не получишь от меня известий в течение двух недель, звони 911, – говорит Юджиния.
– Ты правда уверена, что готова пойти на прослушивание? – я понимаю, что её шансы столкнуться там с очередным культом убийц невелики, но беспокойство по-прежнему меня не отпускает. – Может быть, тебе следует потерпеть ещё немного времени, чтобы прийти в себя?
– Если ты сдаёшься, ещё не значит, что я тоже сдаюсь, – заявляет Юджиния, затем тычет в меня пальцем. – Кстати, ты по-прежнему должна мне танец с Ченнингом Татумом.
Я вздыхаю. Конечно, она не собирается прислушиваться к моему предупреждению.
– Ты несёшь много дерьма для того, кто ещё не дебютировал.
– От этого я становлюсь аутсайдером, а аутсайдер в конце концов всегда побеждает.
Мы с лёгкостью обмениваемся колкостями, как будто знаем друг друга всю жизнь. Я бы никогда не подумала, что единственной подругой, которая у меня появится после всего этого, будет Юджиния. Хотя я по-прежнему не совсем уверена, считает ли Юджиния нас подругами или просто следит за мной, поджидая, пока меня не свергнут с пьедестала.
Раздаётся стук в дверь моей комнаты. Я поднимаю голову и вижу в дверном проёме Кэнди.
Мне удалось убедить Кэнди не уезжать из города, пока меня не выпишут. Она жила у меня дома, и я начала тешить себя счастливой фантазией, что она могла бы переехать ко мне насовсем. Но я вижу этот суровый взгляд в её глазах и знаю, что за этим последует.
– Мне пора. Поговорим позже, Джини, – я заканчиваю разговор, кладу телефон на стол.
Кэнди проходит в мою комнату, садится на кровать, смотрит на меня, приподняв бровь:
– Джини? Я и не подозревала, что вы двое теперь так близки.
Самодовольная усмешка приподнимает уголки моего рта:
– Тебе не обязательно ревновать. Мы просто подруги. На самом деле, ты можешь немного ревновать. Я охотно заплачу, чтобы посмотреть, как вы из-за меня подерётесь.
Она бросает на меня взгляд, полный крайнего раздражения, и я наслаждаюсь этим, готовясь к разговору, который вот-вот произойдёт.
– Ты собираешься искать своих сестёр, не так ли? – спрашиваю я.
Кэнди опускает глаза и молча кивает.
Она безуспешно пыталась связаться со своими младшими двоюродными сёстрами, уверенная, что они по-прежнему где-то там. Она полна решимости освободить Фэй и остальных из-под власти учениц девы. Это был только вопрос времени, когда она уедет.
Я подхожу и сажусь рядом с ней на кровать:
– Когда?
– Завтра утром, – отвечает Кэнди.
Опустошение обрушивается мгновенно. Шаткая почва, которую мы, наконец, восстановили, раскалывается под ногами, хрупкие куски уже начинают трескаться.
– Если хочешь уехать, я не смогу тебя остановить, – я касаюсь пальцами её подбородка, наклоняя её лицо ко мне. – Но ты также не можешь помешать мне следовать за тобой.
На её лице тут же появляется тревога:
– Санни, нет!
– Я всё продумала, – я жестикулирую, иллюстрируя план. – Я всё равно собиралась взять годичный перерыв перед колледжем. Ты же знаешь, я больше не верю в отношения на расстоянии.
– Это слишком опасно! – возражает она.
– Значит, я должна сидеть сложа руки и смотреть, как ты рискуешь жизнью? – упрекаю я её в ответ.
– Это не… – Кэнди не может подобрать слов, её рот открывается и закрывается, не издавая никаких звуков.
– Сколько раз тебе повторять: ты не должна всё разруливать сама. Ты не одна, Кэнди.
Она молчит, и я могу сказать по своему многолетнему опыту, что её решимость слабеет.
– Ты ведь не передумаешь, правда? – ворчит она.
– Не-а, – щебечу я. – Кроме того, кто-то должен быть рядом, чтобы остановить тебя, когда ты захочешь отрезать кому-нибудь член.
Короткий взрыв смеха, который она издаёт, непроизвольный, но искренний. Я слышу это впервые за многие годы. Я хочу слушать его вечно.
На моих губах появляется улыбка, пока я не ловлю своё отражение в огромном зеркале, висящем на стене напротив моей кровати.
Кто-то стоит у меня за спиной – тень человека, наполовину скрытая изгибом моего плеча. Я в панике оборачиваюсь. Позади меня никого нет, кроме подушек, прислонённых к изголовью кровати.
Кэнди перестаёт смеяться. Её поразительные карие глаза темнеют:
– В чём дело?
– Ничего, – я потираю рукой плечо и снова смотрю в зеркало, на свою вымученную улыбку и напряжённое выражение лица. – Ничего особенного.
Той ночью мы спим, прижавшись друг к другу, в моей постели.
Мне снится танец. Я кружусь и прыгаю на сверкающем белом пляже.
В океане стоит женщина. Она указывает длинным тонким пальцем на горизонт. Затем она поворачивается, подзывая меня, и я, танцуя, спускаюсь к воде, в набегающие волны.
Мои глаза резко открываются. Я стою возле своего дома, на лужайке перед домом.
Надо мной луна поднимается высоко в полночно-чёрном небе. Пальцы моих босых ног увязают во влажной грязи, и я дрожу от ночного ветра. Позади меня распахивается входная дверь дома. Я оборачиваюсь и вижу Кэнди, спешащую ко мне с протянутыми руками. Она притягивает меня к себе, защищая от холода.
– Я проснулась, а тебя не было, – выдыхает она. – Что ты здесь делаешь?
Я поворачиваюсь и смотрю на небо.
– Дева проснулась. Я чувствую, как она шевелится внутри, – я опускаю голову на плечо Кэнди и закрываю глаза. – Она хочет найти другие части себя, снова стать цельной. Она хочет разыскать других учениц. Кажется, она приведёт тебя обратно к своей семье, – шепчу я. – Она приведёт тебя домой.
* * *
Мы уезжаем вместе во вторник.
Удивительно, но мама не возражает, когда я говорю ей, что беру длительный перерыв в шоу-бизнесе и отправляюсь в долгое путешествие с Кэнди. Она даже остаётся дома в то утро, когда мы собираемся уезжать, чтобы проводить нас.
– Что именно вы двое планируете делать в этом путешествии? – спрашивает мама, держа в руках кружку с кофе на крыльце, пока я закидываю последнюю сумку в багажник.
– Там кое-кому надо помочь. Мы как раз за этим и едем, – объясняю я, ничего не объясняя.
Мама морщит нос:
– Тебя ведь не втянули в какой-нибудь странный культ, правда?
– Наш лидер предпочитает называть это движением за счастье, – саркастически говорю я, захлопывая багажник машины и возвращаясь к водительскому сиденью.
Мама делает большой глоток из кружки. Даже после того, как мы были на грани смерти, эти моменты откровенности между нами не стали менее неловкими.
– Мама, знай, что я правда ценю всю поддержку, которую ты оказывала мне в карьере, – говорю я ей. – Но я не знаю, смогу ли я когда-нибудь избавиться от мысли, что если достаточное количество людей похвалят меня, узнают, сфотографируют, попросят автограф, то я наконец почувствую, что чего-то стою. И я больше не хочу отдавать частички себя другим только затем, чтобы чувствовать себя любимой. Может быть, когда-нибудь в будущем, когда я во всём разберусь, я попробую ещё раз, но не прямо сейчас.
Она задумывается над моими словами, затем говорит:
– Главное, чтобы ты сама этого хотела.
– Я думаю, это лучшее решение, которое я когда-либо принимала, – отвечаю я.
– Хм. У тебя полный бак бензина?
– Ага.
– Давление в шинах проверила?
– Угу.
– Не забудьте остановиться на отдых, если устанете, а не пить энергетические напитки. От этой химии твоё сердце разорвётся.
– Какой процент рака лёгких напрямую связан с курением? 70%? 80%?
– Убирайся с глаз долой! – мама указывает на дорогу. – И с завтрашнего дня я начинаю использовать никотиновые пластыри.
Я одариваю её уверенной улыбкой, машу рукой, открываю дверцу машины и сажусь на водительское сиденье.
– Напишу тебе, когда мы доберёмся до первой остановки.
На пассажирском кресле Кэнди смотрит в навигатор на своём телефоне. На ней солнцезащитные очки в красной оправе.
– Хочешь, по пути заедем в Вашингтон? – спрашиваю я, пристёгивая ремень безопасности. – Я никогда там не была.
– Я думала, эта поездка – просто прикрытие для твоей мамы? – Кэнди оглядывается.
– Так и есть. Но если мы собираемся отправиться в сиянии славы, спасая твоих сестёр, то можно предварительно посетить несколько классных музеев, верно?
– Хорошо, – Кэнди меняет маршрут в навигаторе.
– Вау, правда? Всё так просто? – я надеваю свои солнцезащитные очки и начинаю выезжать с подъездной дорожки. – Я всегда думала, что с тобой будет много возни, но пока ты бесстыдно обманываешь мои ожидания.
Из неё вырывается тихий смешок, сотрясающий плечи:
– Пожалуйста. Мы обе знаем, что с кем из нас будет много возни.
Я протягиваю руку и игриво толкаю её, а потом смотрю в зеркало заднего вида, чтобы проверить, нет ли встречных машин. Свет отражается от прямоугольной стеклянной поверхности, и на долю секунды мелькает женщина, сидящая на заднем сиденье.
Я жму на тормоза, руки сжимают руль. Когда я снова смотрю в зеркало заднего вида, на заднем сиденье пусто.
– Что случилось? – спрашивает Кэнди.
– Ничего, – я качаю головой.
Но мы обе знаем, что это не "ничего".
Кэнди смотрит на меня, её глаза скрыты за тёмными стёклами солнцезащитных очков. Она перегибается через центральную консоль и берёт меня за руку.
– Что бы ни случилось дальше, – говорит она, – ты тоже не одна.
Я опускаю стёкла, потому что в такую жару кондиционеру требуется не менее пяти минут, чтобы включиться. Когда я поворачиваю руль, он кажется немного тяжелее, чем обычно. У меня под кожей ощущается призрачная тяжесть, странный зуд в дёснах и, возможно, тень призрака на заднем сиденье. Но всё в порядке, потому что по радио играет оптимистичный поп-гимн, напоминающий старый сингл "Сладкой каденции", и Кэнди подпевает, поворачиваясь ко мне, чтобы что-нибудь сказать.
– Обожаю этот трек! – кричит она, ветер разносит её голос и волосы.
Мы едем на север, жестокое солнце середины августа в Джорджии нещадно палит по дороге впереди, в горячей дымке кусочки асфальта мерцают, как раздробленные алмазы.
