Текст книги "Алые небеса Сеула"
Автор книги: Лина Ро
Соавторы: Катерина Райдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– И твоим искуплением станет моя компания?! – раздается яростный крик, а из полумрака выходит Минхо с моим пистолетом в руках. – Не позволю!
Секунда. Стены заброшки содрогаются от выстрела. Инстинктивно устремляюсь к Маше, становясь ее щитом. Однако трагический визг Соколовой оглушает, вынуждая глянуть через плечо. В горле застревает крик. Вижу спину Сохёна, заслонившего собой председателя. По некогда белоснежной ткани рубашки младшего брата расползается алое пятно…
Глава 38
Мария Соколова
Глухое мычание утопает в оглушающем сердцебиении. Звуки приглушаются, фокусируясь на единственно важных: шаг, еще один, ближе и ближе. Слышу их разборчиво. Страх обрывает в теле стоп-краны, вырываясь на поверхность слезами. Рука Минхо, зажимающая рот, слегка подрагивает от напряжения. Его пальцы холодеют, как и кровь в моем теле. Пульс ускоряется до неприличия, грудь сжимает колючая боль. Кажется, еще мгновение, и я захлебнусь собственным горем. Пожалуйста, не надо! Нет!
Пусть все окажется страшным сном! Я хочу проснуться! Это не может происходить взаправду. Только не с нами! У нас было слишком мало времени. Недостаточно! Он должен жить! Соджин заслуживает жить! Он не сделал ничего плохого и не может умереть в разрушенном здании, растекаясь алым пятном по грязному полу.
По ту сторону двери раздается стук каблуков о бетон. Время замирает, как и мое сердце, глухим ударом разбиваясь о ребра.
«Нет, стой, не заходи, умоляю!» – хочу кричать, пока не сорву связки, но слова похищает истерика, превращая их в бессвязные стоны.
Ручка проваливается вниз. Дверь открывается. Глаза, застеленные пеленой слез, почти ничего не видят, плюс скудное освещение не помогает. Однако и выстрела не следует.
Вопреки всем опасениям, Минхо громко чертыхается, разжимает пальцы, мертвой хваткой впечатанные в мои щеки, и делает несколько размашистых шагов навстречу пришедшему, частично исчезая в полумраке.
Несколько раз активно моргаю, лишь теперь понимая: в комнате председатель. Неужели решил узреть окончательное падение семьи Ким воочию? Вот урод!
Гневные фразы застревают под гландами. Во-первых, пересохшее от криков горло элементарно отказывается издавать звуки, а во-вторых, ситуация странная вырисовывается… Что-то не сходится. Словно цель визита Бёнхо заключается в чем-то и ином…
Пак-старший сердит, разочарован и недоволен, хотя должен быть гордым и радостным. Пак-младший огрызается, спорит, размахивает руками, теряется в ярости, голос его срывается на басовый хрип. К своему ужасу, отчетливо улавливаю состояние Минхо – он почти готов совершить непоправимую глупость.
Все же стоило выучить корейский до приезда в Сеул! Тогда бы я разобралась в сути спора, поняла, в чем загвоздка и что в принципе здесь творится. Мне боятся председателя или радоваться неожиданному визиту главы семьи?
Кто-нибудь, включите субтитры!!!
Неожиданно скандал обрывается на полуслове, точнее, Пак-старший его завершает, намереваясь двинуться ко мне. Я инстинктивно дергаюсь, вжимаясь в шаткую спинку стула так, словно в ней можно спрятаться. Раздраженный генеральный, не позволяя отцу приблизиться, хватает Бёнхо за плечо и разворачивает к себе, от чего зеницы моих глаз почти превышают допустимые границы. И в этот самый момент из темного коридора в комнату врывается тень.
Минхо не успевает ничего сделать: воздух разрезает звук удара, после которого тело директора безвольно грохается на пол.
Взгляд тотчас фокусируется на вытянутом силуэте, вернее, на глазах, с любопытством вперившихся в меня.
– Соджин? – Сердце наконец-то вспомнило, как биться, и взволнованно подпрыгивает, отдаваясь диким плясом на кончиках пальцев.
– Еще нет, – отвечает молодой человек на прекрасном английском, ступая в круг света.
Кто он? Почему не могу оторвать взгляда от лица? Есть в чертах незнакомца нечто неуловимо знакомое и родное, но что?..
Ответ простреливает в голове яркой вспышкой, когда председатель хлопает спасителя – дежавю прям какое-то – по плечу, произнося имя Сохён. Это брат Соджина! Вот он, здесь! Жив, здоров, рядом с Паком! И они явно не враги, мелкий за старика настолько сильно испугался, что аж Минхо вырубил. Но разве так должно быть?..
– Не бойся, я хочу помочь, – заверяет меня председатель, который предусмотрительно начинает говорить на английском.
Пак Бёнхо приближается и, когда я слабо киваю в знак согласия, наклоняется, чтобы избавить саднящие кисти от галстучной веревки. Однако освободить меня не успевает: ведь на него, как разъяренный зверь, бросается… Соджин!
Происходящее сложно назвать дракой. Мой бессменный спаситель обрушивает на председателя вихрь ударов, которые тот даже блокировать не осмеливается. Пытаюсь докричаться до Кима, объяснить, что все не так, как выглядит, но хищный взгляд парня полон ярости – мне не пробиться. К счастью, в ситуацию вмешивается Сохён, скидывая брата с несчастного старика. Между мужчинами начинается перепалка. Я, конечно, ничего не понимаю, однако сейчас и не нужно, одного взгляда на Соджина достаточно, чтобы сообразить, как ему больно, – он шокирован и потрясен.
Как только герой подходит ко мне, не упускаю возможность до него достучаться, зажеванной пластинкой повторяя: «Председатель спас меня». Но, кажется, от осознания этого ему становится только хуже. Соджин просит замолчать, ему сложно разобраться в ситуации, и я не перечу, послушно смыкая пересохшие губы. Первое желание после освобождения – взять спасителя за руки, обнять, успокоить, сделать хоть что-нибудь, облегчив страдания парня.
Но все не так просто, ничего не закончилось, его борьба еще не завершена.
Бёнхо решительно начинает беседу, разрушая остатки терпения Соджина. Мои пальцы не успевают достигнуть цели – родной ладони. Герой разворачивается, выпуская на волю ненависть и гнев, жившие в душе долгие пятнадцать лет. Кричит.
С трудом поднимаюсь со стула. Тело слабое, голова кружится, ноги не слушаются. Опираюсь о спинку. А градус напряжения в помещении неустанно растет. Почти физически ощущаю мучения Кима, они проходят сквозь меня, отдаваясь тяжестью в грудной клетке. Судя по тону беседы, конечно же, на корейском, Соджин зол, причем не только на председателя, но и на брата: значит, ему до сих пор не рассказали о главном.
Пора заканчивать, пока эта троица не натворила лишнего!
В промежутках между рваными вдохами спорящих вклиниваюсь громким:
– Соджин! – секундная пауза.
Ким оборачивается ко мне. Ловлю момент.
– Соджин… Меня привез сюда не председатель, а Минхо. Потому что… – И вся моя смелость куда-то улетучивается.
Как я должна сказать любимому, что мужчина, которого он ненавидит всеми фибрами души, – его настоящий отец?
– Потому что… – Вторая попытка, более слабая, растерянная. Не уверена, смогу ли.
К счастью, оборванная на полуслове правда находит продолжение в мужских устах – председатель заканчивает фразу за меня, непроизвольно перескакивая на английский.
– Первый наследник «Пак-Индастриал» – ты, Соджин. Ты мой сын, первенец…
В комнате повисает тишина, оглушающая, пугающая, давящая на уши. Пак делает несколько вздохов и начинает посвящать нас в историю своей жизни, что волей судьбы привела к обрыву чужой…
Подхожу к Соджину. Аккуратно, с нежностью и невероятной заботой касаюсь предплечья парня, но он не видит и не чувствует меня. Его сознание засыпают осколки искаженных воспоминаний, вдребезги разбитых жестокой реальностью. Единственное, на что способна: быть рядом, даже если этого недостаточно.
История председателя правдивая, что ясно по неподдельному горю в глазах, умудренных опытом. Утрата прожигает в сердце следы, навеки оставляя в душе шрамы. Такое нельзя сыграть или сымитировать. Бёнхо больно. В какой-то степени и его жизнь завершилась в автомобильной аварии.
Внезапно, когда председатель, молящий о прощении, начинает опускается на колени, откуда-то раздается разгневанный голос Минхо. Непроизвольно дергаюсь и вижу его… У молодого мужчины – взгляд человека, готового пойти на крайние меры.
Лицо искривляется гримасой ужаса, но я не успеваю ничего предпринять, ведь в следующее мгновение Минхо спускает курок. Соджин реагирует быстрее пули, закрывая меня каменной стеной. Однако спустя долю секунды понимаю – защита не требуется.
А вот Сохёну…
Истошно вскрикиваю, смотрю поверх плеча Соджина – по рубашке младшего брата спасителя растекается кровавое пятно.
Земля уходит из-под ног… Ким бросается к парнишке. Я же, как в замедленной съемке, отыскиваю Минхо: виновник закипает, практически рычит от ярости. Палец дергается, сейчас он выстрелит снова, и пуля поразит Соджина.
Кровь отливает от лица. Инстинктивно закрывая собой возлюбленного, в страхе зажмуриваясь, но вместо несущего смерть выстрела слышу очередной звук удара.
Распахиваю глаза. Минхо уже сбили с ног, он катается по полу, хватаясь за голову. Над ним возвышаются секретарь Чон и госпожа Чхве с палкой в руках. Ну и новость!
Чхве вырубила генерального?! Вау!
Не успеваю отойти от шока, как Хану заламывает руки непослушному «ребенку», а Джуён подбегает ко мне и берет под локоть, пока я обессиленно не плюхнулась на пол.
– Все будет хорошо, не бойся! – убеждает она меня.
Вцепляюсь в девушку обеими руками, до конца не верю, что все происходит по-настоящему. Мы спасены?..
– Надо вызвать полицию, где-то в здании еще два головореза Минхо! – шепчу подруге, голос дрожит от волнения.
– Не переживай. Нам повезло, что это были именно головорезы, а не верная свита. Такие понимают лишь язык денег, а председатель Пак говорит на нем в совершенстве. Он предложил крупную сумму, они уехали.
– Слава богу! – шумно выдыхаю, но успокоиться не могу: разборка в самом разгаре.
Оборачиваюсь к Соджину. Парень сидит на полу и держит брата на руках. От душераздирающего зрелища слезы на глаза наворачиваются. Не хочу, чтобы он проходил через это вновь, только не очередная утрата.
– Скорая! Нам нужна скорая! – почти кричу.
Джуён накрывает мои дрожащие пальцы ладонями.
– Мы уже вызвали на всякий случай, хоть и надеялись, что она не пригодится, – с грустью говорит госпожа Чхве, глядя на раненого парня.
– Спасибо! – искренне благодарю, различая звуки сирены, доносящиеся снаружи.
Еще мгновение, и комната заполняется лучом надежды в виде медицинских работников. Бригада подбегает к пострадавшему. Соджин противится вмешательству, пусть и осознает – оно необходимо. Хочу подойти к нему, утешить, но не сомневаюсь: Киму необходимо побыть с братом и сделать все, что в его силах.
– Эй, слышишь? – обращается ко мне Джуён, вынуждая переключить внимание на Сохёна, который, как ни странно, что-то бормочет по-английски.
– Тебя девушка вообще-то ждет. Красивая… – говорит он. – Если опять облажаешься, а ты точно облажаешься, я непременно отобью у тебя нуну[52]52
Нуна (누나) – корейское обращение младшего брата к старшей сестре или к девушке, которая является старшей по возрасту.
[Закрыть].
Я расслабляюсь, не полностью, но хоть выдохнуть нормально получается. Ранение, вероятно, не столь серьезное, раз малой умудряется подтрунивать над старшим братом.
Все будет хорошо, должно быть!
В итоге Хану, переговорив с председателем, следует за врачами, а Джуён вызывается отвезти Пака-старшего до больницы, успевая шепнуть напоследок:
– Ой, не могу… Посмотри на секретаря! Разве Чон не мужественный? Такой надежный, сильный… Может, позвать его на свидание?
Но я ее уже не слушаю, растворяясь во взгляде любимых глаз, который пристально смотрят на меня.
Дальше не могу следить за развитием события: все мысли концентрируются на Соджине, приближающемся ко мне. Пальцы мигом касаются плеч парня. Ким начинает говорить… на корейском, блин.
Решено, с завтрашнего дня активно начинаю учить язык!
– Прости, забылся. Как ты? Нормально? – Голос пропитан тревогой и заботой.
Мои губы трогает улыбка, усталая, но самая что ни на есть настоящая.
– Да, все хорошо, – отвечаю и в ту же секунду оказываюсь в крепких объятиях.
Утыкаюсь носом в мужскую грудь. Знакомые тепло и запах обволакивают, приносят желанный покой. Руки крепко сцепляются за надежной спиной, и, будь моя воля, стояла бы так вечно. Мы словно растворяемся в дыхании друг друга. Хочу провалиться в момент окончательно, бесповоротно, но ноющее под ложечкой чувство тревоги не позволяет.
И вдруг понимаю причину – не вижу генерального.
– А где Минхо?
Соджин вздрагивает, но меня из рук не выпускает, наоборот, прижимает сильнее, пытаясь огородить от враждебного мира. Невольно улыбаюсь, ощущая себя в полной безопасности.
К нам подходит председатель, сообщая, что его люди забрали генерального. Мужчина просит дозволения разобраться с сыном самостоятельно, но Ким взрывается новой волной протеста и возмущения. Смотрю на любимую мордашку, нежно касаясь щеки парня, намекая, что сейчас лучше просто выдохнуть.
Соджин кивает и, кажется, смиряется. Затем решительно, но нежно берет меня за руку и командует: «Идем», – так по-свойски, привычно и мило.
Жар приливает к лицу и сердцу. Не спорю, не сопротивляюсь – подчиняюсь. Ведь я готова пойти за этим человеком хоть на край света. В горе и радости, в болезни и здравии… плевать, главное вместе.
Глава 39
Ким Соджин
Оглушающий пульс в висках отбивает ровно три удара. Три жалких секунды, за которые я успеваю умереть и воскреснуть, чтобы не позволить Сохёну рухнуть наземь.
Неведомой силой меня отбрасывает от Соколовой в сторону брата. Подхватываю опадающее тело, коленями врезаясь в грязный бетонный пол. Держу голову ладонью, как новорожденному, заглядывая в тяжело моргающие глаза, смотрящие на меня с любовью.
Помню, как омма после возвращения из роддома впервые позволила подержать малыша – я испытывал трепет и такую всепоглощающую любовь, что впору было задохнуться. Маленькое существо, с крошечными ручками, опухшими глазками, круглыми розовыми щеками, только и делающее, что открывающее ротик в поисках молока. Ничего не знающее о жизни, не понимающее слов, не умеющее отличать зло от добра и пока еще не имеющее планов на будущее, но уже человек! Родная плоть, младший брат.
И сейчас он вновь в моих руках… истекает кровью…
– Сохён… Что же ты наделал? Зачем?.. – натужно срывается с пересохших губ.
Слезы застилают глаза, но периферическим зрением улавливаю, что кто-то бросился на Минхо, повалил его на пол, скрутил. Мимо проносится… женщина? Джуён… или я брежу? Ее звонкий голос доносится до сознания, словно пробиваясь через толщу воды. Маша! Она зовет Соколову и убеждает девушку, что все будет хорошо.
А будет ли?..
– Хён, – обращается ко мне брат и кладет ладонь поверх моей руки, зажимающей кровоточащую рану в левом боку. Пальцы – холодные как лед. – Хён, послушай, абоджи… то есть господин Пак… он тебе не враг. Он хороший человек и вырастил меня… – Сохён начинает кашлять. Изо рта вылетает сгусток крови.
Моя жизнь вновь обрывается на мгновение.
– Молчи, брат, не трать силы, – звучно всхлипываю я, более не в силах сдерживать катящиеся по щекам слезы, и вскидываю голову, начиная истошно кричать: – Вызовите скорую! Пожалуйста! Кто-нибудь! Нам нужна чертова скорая! Сохён, не отключайся!
Брат тяжело прикрывает веки, сдавливая мою руку сильнее.
– Скорая уже едет, Соджин, – слышу голос Чон Хану, но не вижу секретаря, ничего не вижу, кроме искаженного болью лица младшего братишки.
– Хён… – криво усмехается он, – а ведь я круче тебя.
– Что? – не до конца расслышав, склоняюсь ниже.
– У меня восемь юниорских кубков, а у тебя всего три… – глухо хихикает брат, чем, пусть на секунду, но разжимает стальные тиски горя, сдавившие мою грудь.
– Я бросил хоккей в тринадцать, придурок, – улыбаюсь и вдруг вижу, как к нам на коленях ползет председатель.
«Что? Нет! Не смейте к нему прикасаться!» – хочется завопить во всю глотку, однако внезапно понимаю, что Сохён тянет к председателю руку, еще секунду назад покоящуюся поверх моей.
– Мальчик… Мой драгоценный мальчик, – причитает Пак и ловит окровавленные пальцы Сохёна. – Прости меня… глупого старика.
– Абоджи… ты никогда меня не слушаешь, – сквозь сиплый кашель шепчет Сохён. – Я ведь предупреждал, что однажды Минхо…
– Брат, тебе нельзя говорить! Молчи!
– Да, адыль[53]53
Адыль (아들) – сын, сынок.
[Закрыть], послушай хёна, береги силы.
Помещение начинают заполнять люди. Только теперь замечаю за окнами мелькание красного и синего света. Наверное, приехала скорая, а может, и полиция, что для меня, как и для Минхо, не очень-то хорошо. Впрочем, плевать! Главное, чтобы спасли брата!
К нам подбегают санитары. Кто-то из бригады реанимации оттесняет меня. Бесит! Хочу отпихнуть мужчину и взять Сохёна за руку. Не позволю снова нас разлучить! Враждебный блеск в глазах замечает Пак Бёнхо и решительно кладет ладонь на мое плечо.
– Они пытаются помочь…
Я дергаюсь, отшатываюсь, но жест старика оказывается действенным – работе медиков не мешаю. Поднимаюсь с пола синхронно с ними. Сохёна перекладывают на носилки, несут к выходу. Иду следом. Однако брат протестующе качает головой, пытаясь сбросить с лица кислородную маску. Сотрудники скорой замедляются. Тот, что держит баллон с газом, машет мне.
Подхожу ближе. Сохён пытается привстать. Стонет. Я наклоняюсь, чтобы он не напрягался, и, к своему изумлению, слышу в слабом и одновременно насмешливом голосе иронию:
– Слышь, а ты куда собрался?
– То есть? Я поеду с тобой!
– Придурок… – Брат закатывает глаза, ухмыляясь, и почему-то продолжает на английском: – Тебя девушка вообще-то ждет. Красивая… Если опять облажаешься, а ты точно облажаешься, я непременно отобью у тебя нуну.
– Чего? – потрясенно захлебываюсь я.
Теперь ясно, почему он заговорил на иностранном языке, хотел, чтобы Маша поняла! Вот же мелкий!..
Сохён смеется, но сразу же корчится от боли.
– Все будет хорошо, хён. Увидимся позже. – И, кивая медикам, брат позволяет приложить маску к своему самоуверенному и дерзкому носу.
Я потерянно оглядываюсь. Нахожу взглядом Соколову. Рядом с ней – Джуён, придерживает под руку, попутно объясняя происходящее.
– Хану! – раздается голос председателя совсем рядом, но пока не могу отвести глаз от Марии.
Она в порядке? С ней не стряслось ничего плохого?..
– Да, председатель.
– Поезжайте с Сохёном и проследите, чтобы в больнице все прошло гладко, а после позаботьтесь о… – но договорить Пак не успевает.
– Вас понял, председатель, – твердо отрезает Чон, как выясняется, верный пес Пака, представленный к Минхо в качестве няньки. – Ну а вы? Как доберетесь до больницы?
– Я отвезу! Положитесь на меня… – включается в беседу Джуён, зачарованно глядя на секретаря, а несколько секунд спустя по помещению прокатывается протяжное: – Оппа[54]54
Оппа (오빠) – обращение используется девушками по отношению к старшим братьям либо к молодым людям, которые старше их; нередко произносится в заигрывающей манере.
[Закрыть].
Госпожа Чхве заигрывает с Чон Хану? Ну и поворот! Я, конечно, догадывался, что Джуён не от мира сего, но в такой ситуации… Мне определенно нравится мой личный секретарь, пусть поработать вместе удалось и недолго.
Секретарь Чон тем временем озадаченно щурится, но слова девушки никак не комментирует, однако согласно кивает и удаляется вслед за медиками с носилками.
Я же направляюсь к Маше.
– Кенчана?[55]55
Кенчана (괜찮아) – ты в порядке?
[Закрыть]
Соколова недовольно щурится. Понимаю, что говорю на корейском, и досадливо морщусь.
– Прости, забылся. Как ты? Нормально?
Маша улыбается – устало, можно сказать, через силу, но искренне.
– Да, все хорошо, – кивает она.
«Маленькая моя… Прости, что втянул в неприятности. Клянусь, больше никто и никогда не посмеет тебя обидеть», – вертится на языке, но слова остаются невысказанными. Но думаю, Мария и без громких фраз знает, что у меня на сердце, она чувствует меня, как никто другой!
– А где Минхо? – внезапно спрашивает Соколова.
Я вздрагиваю, резко оглядываясь и, будто на нас вот-вот обрушится крыша, прижимаю русскую к груди, накрывая голову ладонью.
– Мои люди его увели, – отвечает Пак Бёнхо, приближаясь к нам. – Позвольте мне разобраться с сыном самостоятельно. Обещаю, он уже не доставит проблем.
– Самостоятельно? – злобно рычу я, но Маша осторожно касается моей щеки и гасит моментально вспыхнувшее пламя.
Пара секунд, чтобы перевести дух, окончательно взять себя в руки и отпустить ситуацию… Получается. Грудная клетка, вздыбившаяся колесом, опускается и принимает правильную форму. Застоялый воздух покидает легкие, позволяя вдохнуть свежий. Сердце замедляет ритм. Я спокоен. Все позади.
Утвердительно киваю и бережно беру русскую за руку.
– Идем. – И вновь командный тон, но не приказной, просто не терпящий возражений.
Соколова не сопротивляется, сжимает мои пальцы, послушно следует к выходу.
– Соджин! – окликает председатель.
Я не оборачиваюсь, но останавливаюсь.
– Вступи в наследство, дай мне компенсировать твои годы жизни, проведенные в скитаниях. Да, деньги не искупят вину, но это все, что я могу предложить.
Молчу. Не представляю, что сказать. Мне не нужна компания, и я уж точно не намерен носить фамилию Пак! Зато Сохён… Как будет лучше для него? Чего хочет брат? После стольких лет разлуки и непростительной ошибки в прошлом я не имею права принимать решение в одиночку.
– Поговорим, когда брат встанет на ноги, – отвечаю холодно, без эмоций, и мы с Машей покидаем здание «Ким-Компани».
На улице холодно, даже пар изо рта идет. Хорошо хоть дождь закончился и небо прояснилось. Хочется верить, что это добрый знак.
Пока направляемся к машине, я пытаюсь осмыслить случившееся, что, увы, непросто. Узнать, что вся моя жизнь была вымышленной карикатурой на правду, отец – и не отец вовсе, а человек, которого я сызмальства ненавидел, оказался не абсолютным злом, а мужчиной, потерявшим возлюбленную.
С ума сойти можно!
Инстинктивно стискиваю кисть Маши сильнее. Могу ли я понять Бёнхо?.. Да! Ведь сейчас чувствую то же самое. Девчонка, идущая рядом, одной своей улыбкой сбивает мои внутренние настройки, ломает выработанные годами алгоритмы, заставляет действовать против утвержденной системы координат, наперекор здравому смыслу и логике. Любовь – странная штука, опасная, непредсказуемая. Определенно, я могу взглянуть на ситуацию глазами председателя, но хочу ли?
Хм… Может, позже, когда пыль уляжется.
– Соджин, – вдруг заговаривает Соколова, отгоняя прочь грустные мысли. – Луна такая красивая, что умереть можно, да?
Губы трогает улыбка. Вот он – момент истинного счастья! И как вовремя, Маша!
Как чертовски вовремя…
Запрокидываю голову. Горизонт залит ярко-красным цветом, будто средь облаков кто-то опрокинул огненную палитру. Но алые небеса более не пугают меня. Теперь я уверен, они несут радость.
Нахожу взглядом взгромоздившуюся на небо луну, но упорно молчу.
– Эй, Ким Соджин, ничего не хочешь ответить?! – негодующе уточняет Соколова.
Останавливаюсь, разворачиваюсь к своему нахохленному возмущением воробью, слегка нажимаю пальцем на кончик чуть вздернутого носа, будто на кнопку дверного звонка.
– Саранхэ[56]56
Саранхэ (사랑해요) – я люблю тебя.
[Закрыть], – говорю с широкой улыбкой, наклоняясь к Маше, глядя в самую глубь любимых глаз.
Мария недовольно щурится.
– Ну и что это значит?!
– Выучишь корейский, узнаешь, – самодовольно усмехаюсь и, сгребая девушку в охапку, увожу ее из своего темного прошлого, надеюсь, в светлое будущее…
