Текст книги "Алые небеса Сеула"
Автор книги: Лина Ро
Соавторы: Катерина Райдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Глава 20
Мария Соколова
Горячее дыхание обжигает губы, вынуждая трепыхающееся в груди сердце отдавать пульсацией в кончиках пальцев. Время вокруг нас будто замедляется, превращаясь в величину неизмеримую, незначимую. Все чувства, мысли, желания фокусируются на Соджине. Мир за пределами квартиры… хотя нет, что там квартиры, дивана… весь мир растворяется, не имеет силы, весомости или ценности. Единственное, что сейчас важно, – Соджин, но его катастрофически мало, настолько, что у меня перехватывает дыхание.
Нуждаясь в близости, как в воздухе, импульсивно тянусь вперед и на полпути встречаюсь с мужскими губами. Пылающие, нежные, жадные – они увлекают меня поцелуем, от которого связь с реальностью окончательно теряется. Плоть отвечает на оглушающую волну страсти мгновенно, позволяя лавине чувств и эмоций накрыть нас обоих с головой. Пальцы мигом находят место на теплых запястьях, не противясь происходящему, и с приятным спокойствием отдают ведущую роль до сумасшествия невероятному мужчине, каким-то невообразимым образом умудряющемуся раз за разом решать любые мои проблемы. Каждое его прикосновение наполнено желанием, что я полностью и всецело разделяю. Именно поэтому под весом чужого тела послушно откидываюсь назад, не думая, не анализируя, а отдаваясь моменту. Поглощенная будоражащими ощущениями, пробирающими до мурашек, забываю о Люке, оставившему уродливый шрам на линии моей жизни, забываю о Джиме и о том, что мы расстались несколькими днями ранее, да я и себя практически забываю… Точнее, ту версию себя, которая была до встречи с неизменным героем, столь ловко завладевшим моими мыслями. Однако не успеваю удобно устроиться на диванных подушках: ухо режет резкий – на фоне укутавшей нас уютной тишины – пугающий звон.
Звук почти мгновенно отрезвляет, вырывая из дурмана под названием «Соджин», заставляя открыть глаза и включить «перезагрузку». Вздрагиваю. Спина выравнивается, чего нельзя сказать о дыхании. Пару раз рассеянно моргаю. Расфокусированным взглядом окидываю комнату, ища источник шума, но, не обнаружив оного, смотрю на Ли.
Парень неуклюже встает с дивана под очередную громкую трель, и, пока его гипнотические глаза снова не поработили сознание, переключаюсь в режим «анализа собранных данных», наконец понимая, что происходит:
– Дверь… – сбивчиво роняю.
Однако Соджин не реагирует, замер напротив, смотрит на меня безотрывно.
– В дверь звонят, – говорю разборчивее, начинаю теребить дрожащими пальцами тоненькую цепочку с подвеской в форме полумесяца. Волнуюсь.
Господин Ли вроде как собирается открыть, но местоположения не меняет, вероятно, его ответ чисто механический, на автомате. На моих губах намечается улыбка – ситуация до абсурда глупая, но нереально умилительная, и бабочки в животе буквально сходят с ума. Непривычно видеть мистера робота таким завороженным, поглощенным мною…
– Соджин, дверь… – повторяю практически беззвучно, желая быстрее избавиться от назойливого раздражителя и вновь завладеть вниманием хозяина квартиры.
На сей раз срабатывает: слова услышаны. Ли отлипает от паркета, удаляется в прихожую. Он по-прежнему рассеян, смущен, но в замешательстве парня столько жизни и искренности, что в груди все сжимается.
Смотрю Соджину вслед, прикусывая припухшие от поцелуев губы, отчетливо понимая: не хочу оставаться в комнате одна даже на минутку. Складываю покрывало, поднимаюсь с дивана, мягко, аккуратно ступая по кристально чистому полу. Вижу курьера, но он почти сразу теряется за широкими плечами спасителя.
Взгляд падает на чуть взъерошенные после дождя волосы, тонко проступающие на руках вены, идеальный профиль. Слышу низкий голос, по-прежнему слишком сексуально-бархатный, однако теперь разрешаю ему пробраться под кожу, наслаждаясь приятным покалыванием вдоль позвоночника. Облокачиваюсь плечом на мраморно-белую стену, неотрывно наблюдая за происходящим. Ли прощается с курьером, закрывает дверь и замирает. Напряжение давит на него – заметно невооруженным глазом – проявляется в стиснутых на ручках пакетов пальцах, плечах, шее, но я не знаю причин.
Стою тихо, как мышка, вплоть до тех пор, пока парень не поворачивается к зеркалу, крайне потешно щурится, выбражульно откидывает со лба челку, флиртуя с отражением.
На моменте подмигивания не могу сдерживаться, из груди вырывается смех – не злобный, не ядовитый, вполне доброжелательный. Соджин смущается. Медленно поворачивается в мою сторону, невнятно и скомканно сообщая, что привезли еду, и застывает, понуро изучая пол. Лицо парня полыхает, окончательно уничтожая сложившийся ранее образ робота, что пленяет меня еще сильнее.
Серьезно? Завис? Сейчас? Из-за какой-то глупости?! Лапочка…
– Так и будешь стоять? – спрашиваю, решая отжать момент с «паузы», голос пропитан неприкрытым кокетством и явным намеком.
Чудо свершается – Ли оживает. Взгляд устремляется ко мне – пляшущие в карих глазах искры очаровывают.
Чуть улыбаюсь, не насмешливо, ласково. Наклоняю голову набок в ожидании реакции.
– Ты хочешь курицу или… – вопросительно изгибая бровь, интересуется мой «не робот», но еда – последнее, о чем я могу думать.
Собственно, полагаю, речи об ужине уже и нет…
Отрицательно качаю головой, улавливая хищный взгляд парня. Мое тело мгновенно прошибает новым зарядом вожделения. Пакеты с грохотом падают, не привлекая нашего внимания, как и продукты, выкатывающиеся на пол.
Я вижу только Соджина, стремительно оказывающегося рядом. Даже вздох сделать успеваю… Но и это больше не имеет значения, ведь Ли подхватывает меня на руки и накрывает губы чувственным поцелуем, становясь моим кислородом.
Ноги обвивают его стройную талию. Пальцы путаются в коротких волосах, а после соскальзывают под накрахмаленный ворот рубашки. Спина опускается на мягкий матрац. Как мы очутились в спальне? Не знаю, не помню, да разве и важно? Главное – Соджин рядом, чертовски соблазнительно близко, мой… но и теперь его недостаточно. Пока губы теряются в крышесносном поцелуе, суетливо разделываюсь с пуговками мужской рубашки, в желании ощутить жар чужого тела кожей. Наши руки встречаются, возбуждение подстегивает нетерпеливость – оба не можем дождаться, спешим, это побуждает широко улыбаться.
Ли стягивает мешающую одежду через голову. Взгляд тотчас приковывается к жилистому торсу – остаток разумных мыслей в секунду рассыпается, превращаясь в ничто… Крепкие руки опускаются на мою талию, ныряют под тугую кофту и едва касаются кожи, та покрывается дразнящими мурашками.
Безумие, настоящее безумие! Похоже, никогда прежде мне не было настолько хорошо и просто рядом с кем-то, так абсолютно понятно все: чувства, желания, стремления. Никаких сомнений. День назад, час назад – да. Сейчас – нет.
Ведь я нуждаюсь лишь в этом человеке, в его ласках, в жарких прикосновениях, заботе. Однако Соджин почему-то останавливается…
Вернуться в подобие сознания получается спустя несколько невероятно длинных мгновений. Медленно открываю глаза, различая симметричные черты лица в свете ночного города, пробирающегося в спальню через огромные окна в пол. Ли смотрит пристально, а после говорит…
Говорит, блин! Нашел время прокачать коммуникационные навыки! Вот уж не думала, что буду скучать по молчаливому роботу!
– Ты уверена? – шепчет он, вызывая желание взвыть от досады. – Мы можем просто…
Ну уж нет, хватит на сегодня слов! И, не позволяя Соджину завершить фразу, пресекаю поток отвлекающих слов настойчивым поцелуем, притягивая парня к себе. К чему сомнения, метания? Наше желание вполне осознанное, реальное и взаимное. Да, возможно все происходит слишком быстро, но, если подумать, мы ведь в принципе начали «не с того», не по стандарту. С первой секунды знакомства и до настоящего момента события сменяли друг друга с такой скоростью, что не опомниться – быстро, стремительно, но Ли ни разу меня не подвел. В любом случае теперь нет сил мыслить трезво. Холодный рассудок в чат не заглядывал, вытесненный порывом, острой необходимостью близости. И пусть подобное мне несвойственно, я никогда не заводила скоротечных романов, но погодите… Соджин, непостижимым образом перевернувший мой мир с ног на голову, вовсе не интрижка и уж точно не связь на одну ночь! В общем… Не знаю, что именно происходит между нами, но Ли – не ошибка, не мимолетное увлечение. Поэтому не вижу смысла сдерживаться и позволяю себе раствориться в нем без остатка, до последней капли, до блаженного изнеможения.
Глава 21
Ким Соджин
Рассветы в Корее прекрасны. Ни одному даже самому искусному художнику никогда не запечатлеть потрясающее явление в подлинных красках. Солнце восходит: небеса окрашиваются сотнями оттенков ванильного, розового и даже пурпурного. Я никогда не устану восхищаться красотой раннего утра. Меня завораживает палитра природы, нависающая заревом нового дня над еще крепко спящим городом. Но сегодня все иначе. Сегодня мне нет дела до простирающегося за панорамными окнами горизонта. Сегодня я смотрю в лицо девушки, умиротворенно сопящей на соседней подушке.
За последние полчаса созерцания этой воистину трогательной красоты в голове проносится сотня мыслей, и, к сожалению, не все они радостные. Жалею ли я, что мы с Марией перешли черту? Нет! Наверное, впервые в жизни меня переполняет абсолютная уверенность в собственных чувствах, но имею ли я на них право – вот в чем вопрос. Как быть дальше? Рассказать девушке свою историю? Объяснить, почему ей стоит отказаться от работы в «Пак-Индастриал»? Попросить вернуться на время домой? Она – моя слабость. Определенно.
Если пойду до конца, чем ответит председатель Пак? Безопасно ли Маше быть рядом со мной? Готов ли я рисковать?
Огненный диск солнца поднимается выше, озаряя девушку, ослепляя взор. Маша становится темным пятном на фоне ярко-оранжевых зарниц. Прикрываю глаза, но черты миловидного лица не исчезают – отныне они запечатлены в моем сердце. Приятное тепло утягивает сознание в дремоту. Сил противиться нет. Посплю немного. Может, тогда грузные мысли отступят и решение найдется?
Из уютных облаков сна меня выдергивает пронзительный женский визг, чередой одного и того же слова, повторяющегося на русском. Веки разлепляются неохотно.
Надо же – так крепко уснул… Обычно пробуждаюсь как по щелчку пальцев, но сегодня утром никак не получается, даже несмотря на творящийся вокруг хаос, причины которого мне пока неясны.
Стоп. А что вообще происходит?
Тру глаза в попытке вернуть зрению четкость, а мозгу – концентрацию. Смотрю прямо перед собой, постепенно различая очертания женской фигуры в мужской рубашке, моей, кстати говоря, и довольно улыбаюсь.
– Мы проспали! – сообщает Мария, растерянно моргает и тотчас начинает тараторить – девушка мечется по комнате, точно карп во время кормежки, а в довершение всего трагически всхлипывает: – Господи, идти в помятой, вчерашней одежде!.. Боже, как унизительно!
Аргумент, надо заметить, весомый, учитывая, что меня ожидает первый рабочий день – я же руководитель проектов. И стоило бы поддаться панике, ведь на кону не просто престижная должность, однако если и я начну нервничать, мы окажемся в… короче, на дне. Значит, кому-то нужно оставаться в трезвом уме. Пусть этим человеком буду я.
Предельно расслабленно отнимаю спину от подушек, сажусь и, со стоном потянувшись, пытаюсь погасить полыхающий пожар по имени Мария Соколова.
– Да перестань ты паниковать! Уверен, на фоне моей окровавленной рубашки на тебя никто и внимания не обратит, – говорю с усмешкой, хотя внутри неспокойно.
Интересно, если выйти прямо сейчас, успею ли я купить сорочку в торговом центре? Он ведь, считай, по пути. Ах, черт… и открывается в десять утра – не вариант.
– Прости, мне очень жаль, – тем временем виновато щебечет Маша, ковыряя испачканную манжету ногтем.
Взгляд бесстыдно скользит по ее точеной фигурке к самому краю рубахи. Голова неосознанно наклоняется набок, становится тяжелой, тянет все тело к матрацу.
Ниже… еще чуть-чуть… Ее стройные ноги сводят с ума! Будь Соколова поближе, уже давно схватил бы за руку и затащил обратно в кровать. Пусть горит синим пламенем «Пак-Индастриал», совет директоров, да хоть целый мир!
И я почти готов избрать именно этот план, как единственно возможный, но Маша вмиг распугивает мои – надо признаться – крайне неприличные фантазии, озадаченно интересуясь:
– Подожди, тебя тоже взяли?
Сообразительная. Я сразу отметил, девчонка не только красавица, но и умница, правда, чрезмерно доверчива к людям. Слышал, это одна из главных отличительных черт русского менталитета – широта души или как-то так.
Киваю, чуть заносчиво отвечая: «Ага». Вздрагиваю от поздравительного возгласа. В награду получаю поцелуй, увы, слишком краткий, чтобы успеть насладиться. Разочарованно вздыхаю, плюхаюсь обратно на подушки, тоскливо наблюдая, как Соколова покидает спальню.
И почему сегодня не воскресенье?..
Некоторое время бездумно разглядываю глянцевый потолок. Не хочу ни о чем думать. Надо вернуться к насущным проблемам, ведь на обычные человеческие радости – такие, как суетливость Маши, ее по-детски наивные «чмоки», смущенная улыбка, моя рубашка, едва прикрывающая стройные ноги, – времени не останется. Но хочется растянуть волшебный момент, погрузиться в него, вдруг в будущем возможности не представится?
С этой мыслью поднимаюсь с кровати. Иду к уборной, обнаруженной накануне рядом с гостиной. В коридоре хаос: продукты мы не собрали. Распихиваю, что выпало, по пакетам, отношу на кухню и быстренько отчаливаю в душ.
Хорошо, здесь имеется все необходимое для водных процедур. Немного странно, но сочтем за везение. После, не озадачиваясь поиском рубашки, поскольку Маша утащила ее на себе, надеваю брюки и отправляюсь в кухню.
Теперь нужно по-быстрому приготовить завтрак и кофе. Начинать день и к тому же рабочий на пустой желудок – самая огромная ошибка из всех возможных: вот что всегда говорила омма.
И давнее теплое воспоминание пробуждает во мне желание, пусть лишь на одно утро, но стать тем Соджином, каким я был когда-то: беззаботным, веселым, живущим моментом.
Легкую поступь Маши слышу, едва девушка появляется в гостиной. Выжидаю, будто ничего не замечаю, продолжая прибираться после готовки. Оборачиваюсь лишь в ту секунду, когда Соколова направляется к стойке. Мария уже во все оружии: классический брючный костюм подчеркивает деловитость, убранные назад волосы придают образу строгости, взгляд прицельный, даже чересчур.
Но для меня Мария – все та же милашка, скачущая по спальне очаровательным, а главное, безобидным торнадо.
Жестом приглашаю к столу. Сегодня завтрак до неприличия прост: глазунья, тосты, тушеные овощи, рамён. Однако вместо того чтобы устроиться на стуле, Маша огибает стойку, приближается и, удерживая за ворот почти реанимированную рубашку, настойчиво набрасывает ее на мои плечи. Тонкие пальчики подрагивают, впиваясь в белоснежную ткань. Неужели я так сильно ее будоражу?..
Внезапно грудь пронзает умиление: даже если захочу притвориться, что не вижу девичьего смущения, не смогу продержаться ни минуты. Да и зачем отказывать себе в удовольствии? Мне нравится наблюдать за стеснительной Машей. То, как она теряется, отводит глаза, как губы неосознанно открываются для очередного томного вздоха – бессовестно сексуально…
Мария до умопомрачения обольстительна! Все в ней заставляет меня закипать, каждый жест, каждый взгляд… Вот и сейчас сердце начинает биться чаще, мысли путаются, а тело реагирует, как ни пытайся его усмирить. Боже! Кажется, теперь я начинаю задыхаться… В голове снова и снова проносится мысль: а может, к черту работу?
Эх, Соджин, стратег из тебя – никудышный… Намерение ясное, четкое: взволновать своим совершенством Соколову, ведь я действительно и швец, и жнец, и на дуде игрец. А в итоге? Стою, не зная, куда деваться, хоть опять в душ ныряй, да похолоднее, чтобы челюсть сводило!
С этим срочно нужно что-то делать. Сперва надо перестать пялиться на девушку, как на кусок сладкого пирога.
Глаза! Буду смотреть прямо в них, а не блуждать взглядом по аппетитным формам.
Черт… Какие же красивые у Маши глаза…
В конечном счете в надежде не свихнуться окончательно и не разложить русскую на стойке вместо завтрака решаю пойти путем наименьшего сопротивления – в любой непонятной ситуации пори чушь. С дураков же взятки гладки? А еще лучше – удиви, выкини то, что оппонент никак не ожидает.
В случае с Машей это… хорошо подвешенный язык. И пусть переболтать Соколову – вызов, достойный храбрых и одновременно отчаянных, я попробую.
Начинаю с посредственных тем. Пока «соперница» оправляет на мне рубашку, намеренно смотрю в окно, обделяя девушку вниманием (вдруг снова заклинит), попутно выдавая высокопарные оды «красотам сегодняшнего утра». Далее: пересказываю прогноз погоды на ближайшие дни, извиняюсь за дешевый рамён на завтрак, обещаю в ближайшем будущем приготовить что-нибудь более изысканное. А еще задаю кучу бессвязных вопросов, причем подряд, не позволяя Марии опомниться.
«Как спалось? Что думаешь по поводу ортопедических подушек в спальне? Не мешало ли солнце с утра? Кофе с сахаром или без? Как напор воды? А полы с подогревом в ванной заметила?..» И это лишь малая часть ахинеи, выдаваемой мозгом и, соответственно, ртом. Неудивительно, что спустя пять минут Соколову начинает, мягко сказать, перекашивать от удивления или шока… фиг знает. Главное, я больше не подчиняюсь зову той части тела, что находится ниже пояса.
Не издавая ни звука, Маша плетется к стулу, забирается на него и, приложив к пылающим щекам ладошки, смотрит на меня озадаченно. Я наконец замолкаю, довольно усмехаясь. Интересно, каково быть на моем месте?
– Ты чего? – еле слышно выжимает Соколова, выманивая на мои губы победоносную улыбку, подстегивая пойти ва-банк.
– Кстати… – Усаживаюсь рядом, продолжая безобразничать с важным видом. – В спальне просторно, можем поставить туалетный столик справа от окна. Если света недостаточно, купим зеркало – специальное, с лампочками. Гардеробная большая, перестраивать не нужно, кроме того, все твои вещи умещаются в один чемодан. – Мельком кошусь на собеседницу.
Еще чуть-чуть, и ее челюсть рухнет в глазунью. Чудом сдерживаюсь, чтобы не заржать.
– Между прочим, рядом со спальней есть свободная комната. Ну… на будущее. – Горделиво киваю. – А пока, если хочешь, можем оборудовать там второй кабинет. В принципе если что-то не нравится, цвет стен, например, или жуткий половик у двери, ты только скажи… Сразу переделаем, не проблема. – Запихиваю в рот яичный желток, прихлебываю кофе и интенсивно жуя, заглядываю Соколовой в глаза.
Девица в афиге. Жаль, сфотографировать не могу, рано выходить из образа. Обычно именно Мария вводит меня в ступор, посему хочу насладиться моментом как следует.
– Мм?.. – киваю вопросительно, вижу ведь, девушка хочет что-то сказать.
– Чего? – потрясенно лепечет она, еще более тихо, нежели в первый раз.
– Как это чего? – Изображаю глубочайшее изумление, откидываясь на спинку стула.
Маша через силу глотает минералку из бутылки.
– После случившегося ты обязана на мне «жениться». Закончим сегодня работать, заберем твой чемодан и прямиком в посольство – узаконивать отношения, – выдаю на полном серьезе «контрольный выстрел», после чего девушка со звучным хлюпом выплевывает воду в собственный завтрак.
ВОТ УМОРА!
– Че-че-че-го? – заикаясь, выкашливает Соколова, и я сдаюсь, не могу держать смех внутри, заходясь гортанным гоготом.
– Ты реально поверила?..
– О боже! Какой же ты дурак! – вскрикивает русская, швыряя в меня запечатанные палочки, от которых я ловко уворачиваюсь, продолжая смеяться. – Я думала, у меня сердце остановится! Не делай так больше! – добавляет она.
Неоднозначно пожимаю плечами, поскольку ничего обещать не могу: когда Мария растеряна, она становится еще притягательнее. Но, врубив милосердие на максимум, позволяю девушке прийти в себя, останавливая поток иронии и фиглярства фразой о том, что все нормально, а переживать не стоит.
Ведь скоро ее ждет новое потрясение, причем настоящее.
– Если бы с утра было свободное время, я бы сбегал в кондитерскую за твоими любимыми вафлями. – Теперь меняю тему: – Зря не завел будильник. Хорошо, что до офиса пешком пятнадцать минут.
– Не думала, что запомнишь… – Маша смущается, а моя грудь наполняется теплом. – Люблю вафли, мне их бабушка готовила, когда хотела побаловать. Одно из лучших детских воспоминаний… Всегда их ем, когда скучаю по дому. А у тебя есть такое блюдо?
Ненадолго задумываюсь, всем сердцем желая поддержать разговор. Мне уютно с Марией. Хочу продлить ощущение настолько, насколько возможно.
Откровения девушки возвращают меня в детство: на маленькую кухню, пропитанную ароматами жареного риса и кимчи из редиса, за овальный стол, накрытый на четверых, к самому вкусному блюду в мире.
– Да… – отвечаю, витая в прошлом, даже отчетливо вижу розовые пионы на идеально отутюженном материнском фартуке. – Нам с братом мама часто готовила пибимпап[41]41
Пибимпап (비빔밥) – корейское блюдо: рис с овощным салатом, острой соевой пастой, мясом и яйцом. (Прим. ред.)
[Закрыть].
– Не знала, что у тебя есть брат. Младший? – интересуется Соколова.
Невольно киваю, но тотчас потрясенно вздрагиваю, сжимая палочки до хруста, сообразив, что облажался.
Неужели я потерял контроль?! Зачем упомянул Сoхёна? Ким Соджин, ты придурок!
Маша же углубляется в тему родственных связей, но я не могу позволить ей копаться в моей прошлой жизни, по крайней мере, сейчас, поэтому снова перевожу разговор в другое русло – резко, бескомпромиссно, даже если это выглядит странно.
– Вкусно? – И гадаю, сработает ли: Мария весьма прозорливая личность, и велика вероятность, почувствует, что я не просто так слился с личных вопросов.
Но, слава Будде, опасения напрасны, Соколова улыбается, благодарит и начинает открыто флиртовать. Это хорошо, приятно, лестно, но настроение вопреки всему портится. Мне уже не переключиться, мысли намертво прилипли к Сoхёну, у которого теперь и фамилия-то вряд ли Ким…
В последний раз я видел брата пятнадцать лет назад, в тот самый день, когда за мной пришли люди Пака. Я знал, председатель не тронет ребенка, он не представлял угрозы в силу возраста. Поэтому я и сбежал, наступив на горло чувствам, закрыв глаза на слезные мольбы братишки забрать его с собой.
Впрочем, а какой у меня был выбор? Что я мог? Один, без семьи, денег и жизненного опыта? Тринадцатилетний подросток, слабо понимающий, как устроен мир, еще и с первоклашкой на руках…
В восемнадцать, обзаведясь первым поддельным удостоверением, я вернулся в Сеул, твердо намереваясь отыскать брата. После долгих поисков по детским домам выяснилось, что Сохёна усыновили ровно через неделю после моего исчезновения. Однако более никакой информации раздобыть не удалось, ведь я не мог заявить о правах, скрывая истинное имя. И даже хакерские навыки не спасли – по какой-то причине досье мальчика отсутствовало в базе приюта.
На протяжении последующих нескольких лет я не оставлял попыток узнать о новой семье Сохёна хоть что-то. Но, увы, ни одна не увенчалась успехом. В итоге пришлось сдаться, и все, что мне осталось: воспоминания, пожирающее изнутри чувство вины, браслет дружбы, который я ни разу не снимал за прошедшие годы, и надежда, что младший брат живет счастливо.
М-да… А утро так хорошо начиналось…
