Текст книги "Ступеньки в небо (СИ)"

Автор книги: Лилия Хайлис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9

Я стояла на углу Маркета и Нью-Монтгомери, по уши погруженная в бизнес, а именно: совала прохожим свои рекламки. По опыту знаю (не раз проверяла), что заниматься этим лучше всего по пятницам, с одиннадцати до двух: в это время на улицах бывает больше всего народу. Вот какая я, оказывается: заправская деловая дама, да и только.

Странные люди, конечно. Кто-то улыбаясь, брал, чтобы тут же выбросить в урну... Зачем тогда брать? Другие проходили, сосредоточенно уставившись куда-то вперед, будто я невидимка. Третьи шарахались, отшатываясь от меня, будто от зачумленной... Но находились и такие, которые брали с тем, чтобы, рассмотрев внимательно, бережно положить в карман костюма, бумажник или сумочку.

Моим потенциальным клиентом мог оказаться любой прохожий: вон тот седовласый красавец с иголочки, сразу видно, преуспевающий бизнесмен... Нет, этот вряд ли... А впрочем, все может быть...

Или бесцветная, неопределенного возраста, засушенная леди: бесконечные диеты, три раза в неделю спортивный клуб, а счастья нет... Эта вполне, эта может позвонить, даже скорее всего позвонит...

А вот эта точно нет. Крошечная, ухоженная, хрупкая, не иначе, адвокатесса... Почему именно адвокатесса? А вот просто так, чувствую. Ну в крайнем случае, командует отделом клерков. В плотных черных колготках, шерстяной мини-юбке, мини ровно настолько, насколько позволяет последняя мода в сочетании с требованиями бизнеса... Уж тут-то даже моим "плюс три с половиной" глазом видно, что здесь все тип-топ, мое гадание, безусловно, ни к чему... Необходимости нет...

А как насчет вон того типа? Молодой человек, все сорок восемь зубов наружу, галстук от Диора, волосы хвостиком, не человек – сплошное обаяние... Конечно, продает, не то энциклопедии, не то автомобили... Тут все в порядке, тут мне рассчитывать не на что. Этот лучше меня все наперед знает, а главное, уверен в себе, своих возможностях и своих желаниях.

И вот эта нахалка – совсем нет, не моя клиентка: слишком занята и довольна собой, энергичная, прет по улице на скорости, и ей все уступают дорогу, скорее всего, агент по трудоустройству или что-нибудь в этом духе...

Если же человек не агент по продаже недвижимого имущества или страховки, если не написано у него на лице полное безразличие ко всему, кроме финансового успеха, если где-то на донышке глаз тлеют искры сомнения, то это, надо полагать, наш человек...

Да и таких, к счастью для меня, сколько угодно. Хоть тот полнеющий черный парень, идет себе не спеша в занюханной косынке на голове, держу пари, что социальный работник, распределяет блага... Взял не глядя и прошел... Ах, нет, что-то не то... Пожалуй, тут уж вы маху дали, мадам, плакала ваша рекламка... Или, может... По крайней мере, сразу не выкинул, спрятал пока, может, и позвонит.

Ну, а скорее всего, вот эти молодые ханыги, которые при ближайшем знакомстве могут оказаться и студентами... Больше темные, чем светлые, штаны вот-вот свалятся, волосы склеенные блестят, хламиды полосатые, толкутся здесь день-деньской, – этих мне не понять: кто они, чем занимаются, чего им тут надо... Но гадать интересуются.

"Скажи мне, кто твой друг..." Значит, выходит, что я антисоциальный элемент? Люмпен? Дно?

Извините, не согласна. Мне нет дела до формулировок... Сомнительных личностей, правда, инстинктивно побаиваюсь, но кого именно надо опасаться больше, это еще вопрос. Ит из а квэсшн, то есть.

Спасибо Деби, научила, как грозить. Теперь я, по крайней мере, не боюсь, что не заплатят... Каждому чуть что, намекаю: так мол и так, не только гадать могу, но и гадость вдогонку сделать – без проблем...

Вот, что такое – власть над людьми. Лестное чувство, оказывается. Никогда не думала, что смогу наслаждаться подобострастием в направленном на меня взгляде другого человека. Однако, вот оно.

Впрочем, было и после того случая с Зинаидой. Одноклассники, да и учителя, – все, кто знал о том, что произошло, – все они смотрели на меня со страхом, нравилось мне это? Не помню. Да будьте же откровенны сама с собой, мадемуазель: разумеется, нравилось. Постыдное, но такое приятное ощущение собственной силы. Почему собственно постыдное? Потому что, вы интуитивно понимаете это, сударыня: власть одному человеку над другим дается совсем не для того, чтобы проявлять ее вот таким образом. Кем дается? Для чего дается? Что это вообще означает – дается? Ах, вы опять на философию – забудьте, дорогая, по крайней мере, не сейчас. В другой раз, на досуге...

Напротив меня, подпирая черную слепую гладь небоскреба, устроился молодой негр с дворняжкой. Перед собакой он выставил кусок грязного картона, на котором большими корявыми буквами написано по-английски без обиняков: голоден, помогите.

Прохожие относятся к нему по-разному: кто бросает четвертаки, кто озабоченно проскакивает, кто старается не заметить. А вот торопится седая, с благообразным лицом дама, из тех, кому до всего дело, приглядывается издалека, и на лице у нее крупными буквами начертано и выгравировано, что готова завести разговор, причем, жалеть будет или отчитывать, того она и сама еще не знает.

Он ее тоже заметил, заерзал было, но деваться некуда: хочешь не хочешь, а ответ держать пришлось.

– Я всю жизнь помогала таким, как ты.

Дама говорила медленно, негромким глухим голосом. – Почему ты не просишь помощи у государства?

– Мэм, я просил помощи у государства.

– И что же?

– Мэм, если вы можете мне помочь, помогите, а если нет...

– Я хочу тебе помочь, – ласково говорила дама, оставляя в моей душе надежду, что будет все-таки жалеть, а не отчитывать. – Но я должна знать, что с тобой происходит.

Поможет она ему! Как же! Душу из него вынет и пойдёт дальше искать дураков. Совершенствовать мир, у них это иначе не называется.

– Обыкновенная история, мэм... Работу потерял, другую не нашел... То, что государство дает, едва хватает заплатить за квартиру... А мне надо кормить детей... К тому же моя жена на шестом месяце беременности...

Если судить по времени нашего знакомства, она у него на шестом месяце, как минимум, года два.

– А знаешь ли ты, что тебе полагается дешевая государственная квартира...

Все ему, конечно, полагается. Ловлю себя на том, что думаю о нем со странной для меня интонацией: этакая сварливая небрежность, самой противно.

Интересная вещь – человеческая психология.

Там – ТАМ! – все, от железных активисток до болезного пьянчуги, жившего в соседней подворотне, и вся, от системы детских яслей до кладбищ, было настроено на то, чтобы отучить, отлучить, отодрать человека от милосердия. И милосердие все же иногда проявлялось, пусть хоть в сочувственном взгляде...

Здесь же, наоборот, к милосердию призывает все вокруг: бесконечные рекламы о помощи по телевизору, работники Армии Спасения с колокольчиками в дверях супермаркетов под рождество, письма от всяческих организаций с одной единственной просьбой: помогите, помогите, помогите.

Почему же там я всех жалела, хоть того самого пьянчугу, хоть бездомную псину, старалась помочь, денег не копила... А здесь всякий раз, когда получаю такое письмо "помогите", или вижу по телевизору, или слышу рождественский колокольчик, то в мозгу мгновенно возникает мысль о надувательстве и насмешке, – и я злюсь.

Злюсь, выбрасывая мусорные письма, злюсь, обходя значки Армии Спасения, злюсь, переключая телевизор, злюсь, невидяще проскакивая мимо людей, которые сидят на земле с картонными плакатиками, и стоят на трассах с теми же картонными плакатами, и подходят на площадках около торговых центров с протянутой рукой... Злюсь и раздражаюсь, я ли это?

И деньги коплю. Мамочки мои, я ведь деньги стала копить, учет им вести! Да почему, собственно, это плохо? А кто сказал, что это плохо? Опять же, пережитки социализма: богачи – плохо, попрошайки – плохо, интеллигенты – совсем плохо. Только железные старосты – хорошо. В крови сидит, в генах, а деньги копить все-таки, надо, мало ли...

Они, по-видимому о чем-то договорились, и я с ужасом заметила, что мадам с нехорошим интересом начинает приглядываться ко мне. Нет уж, нам благотворительные беседы ни к чему. Моментально сую в карман сумки все свое хозяйство и бросаюсь к отверстому жерлу метро. Уже сбегая вниз, я слышала догонявший меня ласковый зов: – Мисс, кэн ай ток ту ю, плиз!

Я пересекла Маркет под землей, вышла на свет божий со стороны Монтгомери, и все это так быстро, как будто за мной собаки гнались. Запыхавшись, остановилась и огляделась: доброжелательная дура исчезла, видно, пристала к другой жертве.

Я постояла еще немного со своими рекламками, а потом, через весь Китайский город пошла в гараж на Пост, где оставляю обычно свою машину, потому что там парковка подешевле, чем в других местах нижнего города.

Хорошо в Рино. Заезжаешь в Цирк-Цирк и стой себе, сколько хочешь... Ах, да! Да-да-да, завтра еду в Рино.

Боже мой, завтра я, наконец, увижусь с Сержем!

Почему так ужасно медленно ползет время? Чтобы перехитрить его, о нем лучше не думать, не ждать, тогда оно как-нибудь перетечет к завтрашнему утру... Значит, не думать, поищите-ка лучше, госпожа, себе занятие поинтереснее.

В крошечной лавке на Грант, как всегда, когда бываю здесь, покупаю китайскую еду под названием Дим Сум. Я не уверена, но предполагаю, что наименование это означает всякую съедобную дребедень, которой торгуют в лавках под такими иероглифами: вареные и жареные пельмени с креветками и овощами, пирожки из рисового теста со сладкой фасолью, рыбную тянучку, присыпанную зеленью... А потом, сразу, пока горячее, мчусь к Деби.

Мы с ней резво слопали мои приношения, по очереди вымыли пропитанные специфическим китайским жиром руки, покурили. После этого, время от времени поднимая на меня задумчивый взгляд, Деби просмотрела все, что я накалякала по первому упражнению.

– Такое впечатление, что ты или отвечала на вопросы небрежно, или как-то с иронией... К тому же ты непонятно злишься...

– Да. Я стала злая, – легко согласилась я. – Злая, ехидная, противная.

– Почему?

– Не знаю, – честно сказала я. – Может, я всегда такая была?

Деби покачала головой: – Непохоже...

Потом она, все еще покачивая головой, спросила: – А как дела у тебя с колесом фортуны?

Мне оставалось только пожать плечами: я ждала этого вопроса, причем ждала его без особого рвения. Запомнить таротную карту под названием "Колесо Фортуны" так, чтобы мысленно воспроизвести по команде, по требованию первого упражнения медитации, мне, хоть убей, не удавалось. Ценой огромного усилия мое сознание могло высветить на долю мгновения какой-нибудь отдельный изгиб стилизованной буквы "Ф", или полосатую тряпку на голове хвостатого сфинкса, или раскрытую книжку в руке ангела. Но зафиксировать с тем, чтобы хотя бы до счета десять удерживать в памяти всю картинку, да еще к тому же, одновременно со всеми деталями, – это не получалось никак.

– Значит, надо больше упражняться, – настаивала Деби.

– Да упражнялась я...

– А может, ты подсознательно не хочешь увидеть свои прошлые жизни?

– Как же не хочу, когда хочу.

– Подсознательно – это есть то, что ты не думаешь. В чем сознание не участвует, чем управляет именно подсознание.

– Но почему?

– Это тебе видней, что-то ты не желаешь вспоминать. Хорошо бы найти человека, который при помощи гипноза заставил бы тебя мысленно вернуться в ту жизнь...

– Хорошо тебе советовать, – возражала я. – А вдруг он меня так загипнотизирует, что я там и останусь?

В памяти моей всплыла сцена в зеркале, и от этого воспоминания внутри у меня все съежилось от ужаса. Ведь если я правильно понимаю намеки книжечки о жизнях... Выходит. где-то там, в глубоком средневековье, женщину, в теле которой обитала тогда моя душа, то есть, меня, – разумеется, меня! – сожгли на костре, как ведьму, вместе с Сержем. Не хотелось мне возвращаться в ту жизнь, я боялась прочувствовать опять всю эту боль, все унижение, всю муку пыток и смерти, весь этот противный нормальному человеческому разуму кошмар, все опять, с самого начала...

– Ну, это ерунда. все возвращаются... Иначе ничего не получится, – уверенно сказала Деби. – Другого выхода, кроме, как пережить все сначала еще один раз с тем, чтобы потом сознательно вычеркнуть из памяти, я не вижу.

– Тебе легко говорить со стороны...

– Ты так полагаешь?

Что-то мигнуло в ее глазах. Неужели она уже проделала все упражнения сама и проделала их успешно?

– Это неважно, – быстро ответила Деби.

– Ну хорошо, но помогло тебе?

– Ты же видишь, какая я счастливая, – засмеялась она совсем, как в прошлый раз, когда мы искали книжку... – Одно я теперь знаю: никого нельзя винить в своих бедах.

Значит, я должна мучиться, страдать незнамо сколько, только ради того, чтобы придти к этой прописной истине?

– Не так уж мало... – Деби глубокомысленно кивнула несколько раз подряд: – Как ты думаешь, для чего человек живет?

– Ну, пошли советские дела! – рассмеялась я. – Жизнь дается один раз и так далее...

– Ну почему один? Какой же смысл в том, чтоб один? В том то все и дело, что не один... Слушай, перестань смеяться, наконец...

– Просто ты затронула такую тему... Нас же там так этим задолбали, что думать об этом противно...

– Чьто такое задолбали? – по-русски поинтересовалась Деби.

В общем, домой явилась я в девятом часу с твердым намерением одолеть перед поездкой проклятую карту Тарот.

Сначала я быстро закидала в сумку вещи на те дни, что намеревалась провести у Сержа, а после того легла и расслабилась, пытаясь представить себе рисунок Колеса Фортуны. Скорее всего, он был чрезмерно витиеватым для того, чтобы улечься в моей памяти, этот дурацкий рисунок. Возникавшие у меня в мозгу очертания мгновенно распадались, а если ненадолго задерживались в голове, то были слишком размытыми. По-моему, это вообще ползали какие-то черви. Я так сильно концентрировалась, что голова у меня разболелась. Приблизительно в полночь раздался телефонный звонок, сразу же отозвавшись сильным уколом в сердце.

– Конечно, это Серж, – с тоской подумала я. – Конечно, хочет отменить нашу встречу...

А иначе, с чего бы это Серж звонил сегодня, сейчас? Значит, все пропало... Отменит сейчас, потом не позвонит, чтобы назначить другую... Или позвонит и опять отменит. Что ж, нам не привыкать... А отвечать все же придется, ведь если он решил не встречаться, то лучше уж так, отменить свидание – и все. Гораздо хуже, если он просто исчезнет. Или не брать?

На пятом гудке включился автоответчик.

Голос Алекса забубнил в трубку: – Проснитесь, мадам тру-ля-ля... Юля, ну я же знаю, что ты дома... Или ты в уборной? А чего там делать так долго? У тебя что, запор? Тогда китайский чай надо, так пронесет, что вообще с унитаза не слезешь...

Кажется, первый раз со времени знакомства с Алексом я была рада его голосу... Но не настолько же, чтобы бросаться ему на шею.

Потому и не отвечала. Он положил трубку, по-видимому, для того, чтобы звонок прозвенел опять. Он проделывал это раз пять, давая по три гудка, а на шестой Алекс обругал ни в чем не повинный автоответчик и вдруг взвыл страшным голосом: – Проснись и пой, попробуй в жизни хоть раз! А то сейчас полицию призову! Имею право, раз тебя ночью дома нет.

Пришлось отвечать.

– Привет, – как ни в чем не бывало, сказал Алекс. – Проснулась, наконец?

– А еще чуть-чуть позже ты не мог бы позвонить?

– Могу, – с готовностью сказал Алекс. – Позвонить попозже?

Я заскрипела зубами: – Если тебе и этого не понять, то я в том смысле, что и так уже слишком поздно. Теперь понял?

– А-а-а! – протянул Алекс. После этого введения он счел нужным объяснить: – А я поздно ложусь. Не спится что-то последнее время, понимаешь...

– По мне можешь вообще не ложиться.

Я зевнула, пожимая плечами. – Лишь бы меня не трогал.

– Разведка донесла, что ты собираешься завтра в наши края.

– А тебе-то что?

От этого наглеца всего можно было ожидать.

– Привези мне всякое вкусненькое из русского магазина, – без дальнейших предисловий потребовал Алекс: – Балычок, докторской, брынзу несоленую, русских пряников и батончики. Ну, конечно, сервелат.

– С какой стати? – поинтересовалась я.

– Да недаром, недаром, за все верну, естественно, – протянул Алекс. – Чего ты сразу стонешь... Я же теперь зарабатываю. Между прочим, действительно неплохо зарабатываю.

В горле у меня сделался спазм, но я попыталась сопротивляться.

– Да оно же все испортится по дороге, мне же еще в Беркли...

– Зачем тебе Беркли? – подозрительно осведомился Алекс. – Тебе что, во Фриско дураков мало?

Я даже не заметила, как начала оправдываться, опять неуверенно бормотать, что-то насчет Беркли, нестойкости докторской колбасы, длинной жаркой дороги.

– А ты холодильничек купи, – посоветовал Алекс. – Я видел в Лонгсе небольшие, долларов шесть всего.

– Сам и покупай, – отрезала я, мгновенно озверев.

– Ладно, хочешь, я тогда в следующие выходные сам к тебе заеду, – успокоил меня Алекс.

– Нет, нет! – поспешно закричала я. – Я привезу.

– И гречку не забудь.

В любом случае, он был прав. В Рино русских магазинов нет, значит, не помешает и Сержу полакомиться русской рыбкой, которую, как я слышала, вылавливают на берегах Брайтон-Бич в Бруклине.

Я плохо спала в ту ночь. Мне все мерещился Алекс, чудилось, что Серж будет холоден ко мне. Потом я проснулась и увидела какого-то незнакомого мужчину, который заглядывал в окно моей спальни.

Вот так, по-видимому, и ухает сердце. Или там падает... Вот так начинается инфаркт. Во всяком случае, предынфарктное состояние у меня уже началось, иначе не назовешь. Незнакомый человек стоял на балконе у окна моей спальни и следил за мной, что называется, в упор. Когда он понял, что я заметила его, он повернулся и убежал.

О Боже, ведь у окна моей спальни нет балкона... О Боже, куда он мог убежать... Я так сильно испугалась, что проснулась, теперь уже окончательно.

Я встала, посмотрела в оба окна, выглянула в дверь... Нигде никого не было, но меня уже до самого утра не покидало ощущение того, что происходит что-то жуткое. Значит, опять начиналась дьявольщина, а ведь я еще даже не доехала до Рино, что же будет, когда я увижусь с Сержем?

Еле дождавшись восьми утра, я позвонила Деби, чтобы рассказать ей про свой сон. Она долго не могла прийти в себя, видно опять принимала на ночь снотворное.

– Может, мне вообще не ехать? – в отчаянье я даже руки заломила.

– А ты уверена, что это был сон? – вдруг очень трезво спросила Деби.

– А ты не уверена? Ты помнишь, что я живу на третьем этаже?

– Это ничего не значит, – отмахнулась Деби.

– Боже мой, теперь я вообще не доеду.

Сердце мое заныло от страшных предчувствий.

– По-моему, лучше не езжай, – осторожно предположила Деби.

Тогда я запальчиво ответила: – Лучше я попаду в аварию, чем не поеду.

С тем и стала собираться.

Праздники, субботы и воскресенья я провожу в Беркли, на знаменитой Телеграф стрит, через дорогу от лавки "Нью-йоркские Бублики". Я почти не пью в эти дни, чтобы не бегать потом по общественным уборным. Они здесь, я совсем недавно вспоминала об этом, не такие страшные, как родные отечественные, но все же публичные, поэтому я беру с собой бутылку воды, и потом до самого отъезда из Беркли потягиваю редко, маленькими глоточками, когда жажда начинает мучить слишком сильно.

На ланч покупаю себе вкуснейший теплый бублик, намазанный сыром "Филадельфия", с красной рыбкой, которая называется "Локс" и свежим огурцом. А ко всему тому, если уж очень холодно, горячий кофе в огромном бумажном стакане, но это редко, опять же, чтоб не бегать... С питьем и туалетами, конечно, радость небольшая, но в Беркли бывать я все же люблю. И только из-за своей привязанности к праздной толпе этого студенческого городка, а совсем не из-за денег...

Здесь всегда шумно, но на Телеграф стрит это не такой шум, как на Маркете. Пребывание здесь для меня куда приятней, чем в Нижнем Городе Сан-Франциско: публика праздная, разношерстная, личности неопределенных занятий, молодежь безалаберная, слоняющаяся, не то что те самоуверенные снобы, которым всегда точно известно, куда торопиться.

Я раскладываю карты на маленьком, специально предназначенном для улицы столике. И сижу себе на раскладном стульчике, в компании десятка других гадалок мужского и женского пола. Если слишком прохладно, укрываю ноги пледом, а в жару ставлю зонтик. Причиндалы эти, купленные по совету Деби, уже не помню точно, где: то ли на гараже-сэйле, а может, на толкучке в Сау-Сэлито – мы с ней вместе частенько болтаемся по таким местам, я всегда вожу в багажнике. Во-первых, в любой момент под рукой, во-вторых. не захламляется квартира.

На подходах к нарядной плазе, разукрашенной флажками, прохожих навалом. Желающих погадать хватает всем нам: справа от меня сидит белокурый Стив, поигрывая на столике картами Тарот, слева стареющая Анжела так и прожигает всех черными глазами, по руке ли, по лицу – насквозь видит.

Стив привлекает народ ярко раскрашенными картами и своей подружкой Люси; красивая блондинка, с этакой туманной истомой в серых глазах, она устраивается у друга в ногах и сидит. Люси может так хоть весь день просидеть молча, прижимаясь к коленям Стива своими роскошными кудрями, всем своим видом выражая утомленную привязанность к нему с примесью небрежного интереса к его гаданию... Впрочем, оба они, и Стив, и Люси, молоды и красивы, сила притяжения их такова, что прохожие обоего пола так и липнут к ним, даже и не хотел человек гадать, а все равно остановится, присядет к карточному столику... Анжела, не то цыганка, не то индианка, прямая, с гордо посаженной головой, больше привлекает молодых студентов и намаявшихся в жизни библиотекарш, причем, и те и другие ее боятся, но не могут решить, что менее опасно: пройти мимо или присесть с обреченным видом.

Ко мне присаживаются средних лет мужчины, шустрые студентки с сумасшедшими прическами и торговки типа Сони-диллерши.

Я часто думаю, что именно объединяет и разделяет этих людей, по каким принципам они выбирают, вот эти меня, а вон те Анжелу, что общего между шустрыми студентками и бизнесменами, ведь, казалось бы, студентки, значит, в одной группе со студентами... Тем не менее, классификация все же присутствует, критерии ее мне непонятны, но она есть, строгая и четкая. Любая гадалка за три метра может определить, сядет ли человек погадать, и если да, то к кому.

Кстати, я уже давно заметила, что каждый из нас начинал готовиться заранее, издалека унюхав, чаще всего, безошибочно, своего клиента. Расспрашивать о чем бы то ни было, что Стива, что Анжелу, все равно бесполезно: оба улыбались, но помалкивали.

Я заехала туда и сегодня, по дороге в Рино, всего на пару часов, чтоб поспеть к последнему выходу Сержа.

Из-за остановки в русском магазине, а дорожный холодильник с того же гаража-сэйла у меня на самом деле есть давным-давно, я сильно запоздала на свой бизнес. Спасибо, Стив с Анжелой, сберегли для моей машины местечко, поставив между своими знак "Нет парковки".

От "Нью-йоркских бубликов" пахло свежей выпечкой на всю улицу. Тут почему-то вспомнился Алекс, по виду которого никогда не возможно было догадаться, видит ли он вообще что-нибудь или нет. Мне, например, представлялось, что этот тип не снисходил до декораций, маячивших по ходу действия... И вдруг, кажется, это было где-то на Рыбачьей Пристани, мы как раз проходили около такого же заведения, Алекс не глядя на вывески, диким голосом ни с того ни с сего взвыл: "Бублики, горячи бублики, купите бублики за три рубля". С утра от запаха этих бубликов можно просто с ума сойти...

Оглядев меня, Стив понимающе ухмыльнулся, а Люси, как будто и она что-то чувствовала, крепче прижалась к его ноге. Зато Анжела прожгла насквозь лучом, исходившим из проницательных черных глаз.

Я расставила свой столик, села на стульчик, предварительно покрыв его для мягкости пледом. Раскладывая карты, я то спиной, то боком чувствовала на себе тяжелый взгляд. Наконец, мысленно поставив перед собой защитный экран, подняла голову, чтобы, в свою очередь, уставиться на Анжелу в упор.

Та от меня не увернулась, но приняв сочувственное выражение, стала отрицательно качать головой.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

Я знала, что она имела в виду.

– Я думаю, ты сама понимаешь.

Анжела не стала дольше испытывать мое терпение.

– Не делай этого, – сказала она. – Не делай того, что задумала.

– Я не могу.

– Смотри, плохо будет.

– Чему быть, того не миновать, – прошептала я по-русски. И прибавила: – Ну почему? Почему, как мне, так непременно плохо? А если вы ошибаетесь? Подумаешь, пророчицы какие... А вот не будет плохо! Должно же хоть когда-нибудь и в моей жизни произойти что-нибудь хорошее?

Анжела опять отрицательно покачала головой, явно раздумывая над ответом. Сформулировать его ей однако не дали. Присела к ней молоденькая, коротко остриженная девица, а потом и у моего стола объявился благодетель.

В общем, пошел клиент, отвлекая нас с ней друг от друга. Потом я отлучилась в "Бублики", нужда, как говорится, заставила, а когда вернулась, Анжела исчезла вместе со своим столиком.

Я заметила ее опять, уже выруливая на дорогу с бубликом в зубах. Анжела стояла и, как-то очень по-русски, сочувственно качала головой мне вслед.

Очередная попытка создать защитный колпак провалилась с треском: теперь бублик мешал мне сконцентрироваться. Поэтому, взяв на секунду его в руку, я трижды плюнула через левое плечо, а потом, на всякий случай, через правое. После этого я стала улепетывать с Телеграфа, насколько позволяла скорость.

Господи, что им всем мерещилось?

Господи, пусть мне будет хорошо... Хотя бы раз в жизни, вопреки всем, пусть мне будет хорошо!

Пусть я попаду в аварию, если это кому-нибудь нужно, но только потом, после, на обратном пути, я согласна, но, Боже, умоляю тебя, сначала, теперь, вот эти считанные, короткие три дня, – пусть будет мне хорошо с Сержем!

Я ехала крайне осторожно. Мне гудели со всех сторон, обгоняли и показывали средний палец. Бессчетное количество средних пальцев я просмотрела за четыре с хвостиком часа дороги. Спать к тому же хотелось, но ничего, до Рино доехала без приключений...

Только ночной гость время от времени мерещился в заднем зеркале, но я заставляла себя не обращать на него внимания.