Текст книги "Ступеньки в небо (СИ)"

Автор книги: Лилия Хайлис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Глава 15

– Девочка моя.

Кто бы еще неделю назад предсказал мне, гадалке, что в голосе Сержа способна сквозить такая нежность, я б засмеялась тому в лицо.

– Оттаяла, – удовлетворенно подытожил он. – Неужели оттаяла, наконец?

– Не знаю, – честно ответила я. – Скорее, начинаю вспоминать. А вместе с памятью приходит ясность.

Я подумала и добавила: – Я осознаю, понимаю и принимаю.

Господи, как под резцом неведомого скульптора, что только не выявлялось теперь в моей, с каждой минутой все более и более прояснявшейся памяти!

– Я тоже, – вздохнул Серж. – Что ж, выходит, ты права. Деби твоя права. И настоящее объяснение – действительно все, что я считал антинаучным...

Упавшим голосом он произнес, чуть ли не по слогам: – Реинкарнации. Господи, какой же я был дурак. Болван, – поправил он себя. – Впрочем, не понимаю...

В его тоне не было раздражения, он и в самом деле, просто не понимал, а ему так хотелось разобраться.

Да и кому из нас, смертных, дано проникнуть в таинства высших миров? В лучшем случае, – мимолетный, будто подслушанный разговор, туманный намек, о котором нужно думать, читать, беседовать, снова думать, размышлять, нанизывая крупицы случайных видений, чужих откровений или путаных комментариев на ускользающий стержень логики, а истина все равно остается огромной, скрытой, непостижимой.

– Не понимаю, – повторил Серж опять. – Почему от раза до раза надо забывать? Не лучше было бы, чтобы человек рождался, помня все свои предыдущие жизни?

Он прикрыл глаза, как бы размышляя, затем открыл. Вид у него при этом был совершенно отчаявшегося человека. Глубоко вздохнув, он помотал головой и сказал: – Хотя, с другой стороны, может это и правильно. Хотел бы я позабыть все, что мы с тобой натворили, с тем, чтобы уже вообще никогда не вспоминать.

В книжках, которые мне давала Деби, были попытки дать ответ на этот вопрос, но мне почему-то никак не удавалось, во-первых, до конца осмыслить фразы, которые, насколько известно из литературы же, оплачиваются по количеству слов, а во-вторых, четко запомнить, с тем, чтобы сформулировать ответ именно так, как там. Я и сказала, коротко, по-своему, додумывая на ходу и стесняясь чувством собственной тупости: – Может, потому, что необходимо всякий раз приходить чистым? Говорят же, невинны, как дети...

– Ничего себе, чистота, – мгновенно возразил он. – Все равно же, несем в себе все... Систематически накапливаемый груз преступлений, противоречий, раскаяния, ненависти и любви. Из жизни в жизнь тащим... Как Сизиф, все пер и пер в гору свой знаменитый булыжник... Согласись, во всем этом есть что-то от Сизифова труда... И ведь каждый же человек, наверно, каждый ощущает, что есть что-то, пусть глубоко запрятанное, но существует, и оно-то и является главным... Разве нет?

– Не думаю, чтоб каждый...

Как тут было удержаться от презрительной усмешки, на которую Серж мгновенно отреагировал: – Ах ты, сноб...

Он одобрительно улыбнулся. – После всего – сноб.

– И этим я горжусь!

– Подумаешь, нашла чем гордиться.

Чтоб я не обиделась, он быстро добавил: – Я, впрочем, тоже... как ты. Оба мы с тобой снобы неисправимые...

– Ты мне льстишь, – усмехнулась я. – Я и не подозревала, что мы так похожи. Тем не менее, ответь мне, пожалуйста, дорогой сноб, много мы с тобой чувствовали до злополучной поездки в Сау-Сэлито?

– Почему злополучная? – удивился Серж. – Разве это плохо, что мы встретились, уж не знаю, случайно или...

– Случайно??? – перебила я.

– Вот именно. – Со словами, "Здрасьте, я ваша тетя", он звонко чмокнул меня в щеку. – Согласись, наша встреча была предопределена!

– Ещё бы! Но вот почему нам припомнились прошлые грехи именно сейчас, будто в нагрузку к друг другу, да еще так жестоко? Жили себе не тужили.

– Это ты-то не тужила?

– Ну, ты не тужил... А кстати, где же справедливость? Вместе ведь все... Нет, не надо справедливости, не хочу, чтобы ты маялся наподобие меня. И все-таки, Боже мой, сколько крови! Я и ты, неужели мы способны пролить кровь?

Я осеклась, вспомнив, как нынче утром смотрела на Алекса, с удовольствием представляя себе окровавленным его обнаженное тело. Слава Богу, Серж не заметил моей заминки.

– Сейчас нет. – Серж подумал. – А вот когда-то... Ужас какой... Или это были все же не мы? Или, если угодно, не совсем мы? Неужели мы? Да, ведь, как я понял, физическое тело – это что-то вспомогательное, а главное, суть – то, что отрывается? Эго? Душа? Если так, то наружность неважна, значит, мы. Надо же, мы с тобой сотни лет назад оказались способны пытать, убивать... О, Господи!

Он еще немного подумал.

– Хотя, что я говорю? Какие сотни? Вавилон – это же уже тысячелетия... Эпохи...

– А тринадцатый век? – возразила я. – Эти несчастные крестьяне? Крокодил? И эти страшные запахи... Крови, пыток, мучений... Кем надо быть, чтобы это нравилось? Во всяком случае, мне даже представить себе жутко, что нам с тобой это могло приносить наслаждение.

Тут я опять вспомнила про Алекса и, уже не так уверенно, сделала попытку не то оправдать себя, не то объяснить: – Но ведь я действительно физически страдаю, просто заболеваю от любого дурного запаха. Или потому и страдаю? В назидание, чтоб неповадно было? Чтоб никогда больше не захотелось переступить эту грань?

Следующая мысль заставила меня горько усмехнуться. – Эту последнюю, самую главную черту, от Бога к Мефистофелю?

Серж содрогнулся. Потом взял себя в руки.

– Слушай, как мы могли? Мы, чувствительные, мыслящие... Я как-то привык считать себя пусть не самым лучшим, но все-таки, порядочным человеком... А ты, даже если есть в тебе озлобленность, я воспринимаю ее как маску, а на самом деле ты такая милая... – он сделал протестующий жест в ответ на мою саркастическую усмешку. – Не спорь. – он отчеканил: – Тонкая, добрая, умная.

– Ух ты! – вставила я, чувствуя, как неотвратимо краснею.

Серж погладил меня по лицу. – Не может быть, чтобы мы с тобой были самые плохие люди на этой Земле. Согласись, и в тебе, и во мне много хорошего. Значит, что получается? В каждом из нас соседствует добро и зло.

Он поморщился. – Это уже какая-то пошлятина. Тем более, что вывод этот всем известен. С другой стороны, что ж поделаешь, если так и есть? Выходит, страсть к убийству изначала заложена в человеке...

Он со значением выставил в верх указательный палец. – В любом человеке! Так же, как, скажем, страсть к зачатию? Кажется, я кого-то цитирую... Конечно, Вознесенский, помнишь? "Страсть к убийству как страсть к зачатию".

– Что мне твой Вознесенский? – огрызнулась милая, тонкая, добрая и умная я. – Тут похлеще Вознесенского. Если б только убийство, а страсть мучить, изводить себе подобных? Это тоже заложено изначала? Зачем? Если это программа, зачем вообще было закладывать гадости? Нельзя было заложить только хорошее?

– Если и программа... – медленно проговорил Серж. – Но ведь мы же все-таки не роботы... Цари природы занюханные... Человеки с большой буквы...

Я обреченно молчала, сжавшись в комок. Я, только что понявшая и простившая весь мир, по-прежнему ненавидела, не понимала и не желала простить и принять себя. Содержание наших жутких снов, то есть, суть наших прежних жизней, то, что натворили когда-то надсмотрщики строительства знаменитой башни в древнем городе Вавилоне, а после – кем мы только ни были! – и рабами в Египте, и римскими легионерами, а в другой раз римскими же гладиаторами, даже какие-то дикие сцены из безрадостной жизни иерусалимских блудниц проносились теперь перед глазами, и, наконец, бароны средневековой Венгрии, полноправные хозяева сотен человеческих существ, – все-все, как бы мы ни раскаивались сейчас, все еще требовало искупления. Собственно, мы и платили, и тогда, когда нас сожгли живьем, и теперь, когда, еще ничего не зная, страдали от непонимания и одиночества.

– А ведь правда... – продолжал размышлять Серж. – Почему моя расплата легче твоей? Вроде, непохоже, чтобы я был так уж лучше тебя... Казалось бы, ведь мы всегда вместе, в каждой жизни, в каждом преступлении и в каждом наказании, все-все... Не зря же мы вместе были и рабами, и гладиаторами, и горели на этом жутком костре тоже вместе... Интересно, а как мы в других жизнях узнавали друг друга?

– А как мы в этой жизни узнали друг друга? – мрачно улыбнулась я.

– Да, но уже ведь понятно, что нас не всегда связывала любовь... Во всяком случае, любовь мужчины и женщины...

– Вероятно, любовь сексуальная – это только какой-то отголосок, а в общем любовь есть любовь. Может, надо испытать со всех сторон, какая она бывает?

"Есть такая книга... Страшно древняя и ужасно мудрая... – чуть ли не шепотом от охватывавшего ее благоговения, поведала мне когда-то тетя Муся, когда я ей, старой деве, пожаловалась на одиночество. – Называется, Каббала, это тайное учение евреев. Обо всем мистическом, магическом, необъяснимом... Например, в том числе, еще и о том, что у каждого человека в каждой жизни есть пара, но не каждый заслужил эту пару найти.

Именно тут, на этом месте, я прекрасно это помнила, Муся улыбнулась печальной слабой улыбкой. – Иногда бывает, рядом проживают люди всю жизнь, с другими, чужими парами, и не знают, что твоя-то пара – вот она. А еще иногда бывает, что Господь сведет ненадолго, просто показать, как могло бы быть, а потом раскидает в разные стороны. Но если человек заслужит, если за хорошие дела суждено ему свою настоящую пару найти, они тогда вдвоем будут так счастливы, как большинству людей и не снилось...

– Я-то всегда думала, это просто красивые сказки. К тому же, какими же это такими хорошими делами я заслужила тебя? Разве что, своими муками...

– И это, конечно... – задумчиво сказал Серж.

– Или это ты заслужил меня? – с надеждой действительно оказаться ему наградой, улыбнулась я. – А кроме того, интересно, где только Муся могла прочитать Каббалу? Она же всю молодость просидела.

– Говорят, именно там отсутствие информации не было проблемой, – заметил Серж. – Образованные же люди сидели, а религиозные – толпами... Выходит, мы с тобой и есть настоящая пара?

– Выходит, так... Мне тебя показали, чтобы счастьем подразнить, а заодно изобразили твою линию жизни. Я вздохнула. – Правильно Деби с Анжелой отговаривали ехать к тебе, лучше б я не знала, что так бывает.

– Опять ты меня хоронишь раньше времени, – почему-то, или мне так показалось, довольно ухмыльнулся Серж. – А если я в Тахо не поеду? И вообще буду предельно осторожен... Как премудрый пескарь...

И об этом рассказывала Муся, есть в Каббале. Не таким, правда, образом, премудрым пескарем в своей норе от любой напасти не отсидишься, но изменить судьбу все-таки можно. Бывает, и смерть отменяется... Да, что-то о девушке, которую должна была укусить змея, я не помнила точно.

– Одной осторожностью Фортуну не объедешь, – ответила я.

– Значит, будем замаливать грехи, – сказал Серж. – И по-другому относиться к людям... А начнем, пожалуй, с Алекса.

Так я и знала. Конечно, именно с Алекса. С кого же еще.

– Ты гораздо лучше меня, – сказала я вслух. – Нет в твоей душе всей моей черноты. Ты добрый, ты очень хороший, Сереженька, не то, что я. Я-то теперь тоже буду стараться, но боюсь, на этот раз, мне тебя не догнать... Видно даже по тому, что твоя расплата легче моей, видно, насколько ты ушел вперед от меня. И потом, опять-таки, из Каббалы по Мусе, да из книжек Дебиных тоже, жизнь – это не только расплата за прошлое, это еще урок на будущее. Если ты свой урок уже прошел, если Он сочтет, что твоя миссия в этой жизни закончена, ты уйдешь. Конечно, ведь всегда так, самые лучшие, самые талантливые уходят раньше.

– Спорим, раньше тебя не уйду. Спорим, что мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

Мы обнялись.

– И вообще, мало ли, кто что говорит, – продолжал Серж. – Хотя бы сотня Анжел мне предсказывала, все равно, разве не здорово, что с нами случилось то, что случилось? И вообще, только не обижайся, хватит каркать. Несмотря ни на что, мы все-таки встретились, я узнал тебя, а ты, безусловно, узнала меня, и мы любим друг друга, как неизменно узнавали и любили всегда, в каждой жизни до сих пор, а самое главное, нам многое открылось, подумай, мы столько вспомнили. Если даже одному из нас придется уйти раньше, все равно, ведь теперь мы знаем, что бояться этого не надо, потому что разлуки коротки. Как все оказалось временным в этом мире... Включая всех нас.

Он встал, закурил, дал закурить мне. Сел рядом со мной на край дивана.

– Во всяком случае, одно мне известно точно, – прошептал Серж. – Каждый день надо проживать так, как будто бы этот день последний.

Он смущенно улыбнулся. – Терпеть не могу громких слов. И вот, пожалуйста...

Он заглянул мне в глаза. – Очень, очень прошу тебя, обещай, в случае чего, не киснуть, не впадать и примириться с Алексом. Тогда в следующую жизнь мы, наконец, заживём и будем жить долго и счастливо и умрём в один день, только уже не на костре, а в своей – нашей общей постели, – уточнил Серж. – Я имею в виду, в нашей семейной постели, в которой сотворим кучу детей.

– Обещаю, – улыбнулась я. – Не киснуть, не впадать и даже примириться с Алексом, как бы мерзок он мне ни был и выдерживать которого мне от раза до раза становится все сложнее. Ради того, чтобы умереть когда-нибудь с тобой в один день, пусть хоть в следующей жизни.

– Ну и хватит об этом.

Серж улыбнулся. – Хочешь, я расскажу тебе про Вавилонскую башню? Про ступеньки в небо?

– Рассказывай про что душе твоей угодно, – я тоже улыбнулась. – Все буду слушать с вниманием, интересом и удовольствием.

– Так вот. Вавилонская башня началась с Атлантиды. Ну, чего смеешься? Я верно говорю. Я ведь в детстве и в юности здорово увлекался Атлантидой, читал про нее все подряд. Знаешь ты, например, о том, что в легендах индейцев есть рассказы о потопе и о строительстве у мексиканского города Чолула башни, абсолютно соответствующие библейским?

– Первый раз слышу.

– После потопа высокая башня до неба строилась не только в Вавилоне, но примерно в то же время и с тем же результатом где-то на территории Южной Америки. Почему? А очень просто. Задумали оба строительства беженцы из Атлантиды, до такой степени напуганные случившимся, что в первую очередь, на сухой земле решили воздвигнуть здание такой высоты, чтобы никакое наводнение не затопило. Вот и все.

– Занятно, – отозвалась я. – Но только вопросов еще уйма.

– Еще бы, – согласился Серж. – Я себя чувствую на лестнице. На той самой, бесконечной лестнице в небо. На каждой ступеньке свой вопрос и свое решение. Иногда по ходу действия смешиваются языки и кажется, что вот сейчас все рухнет к чертовой матери, но потом оказывается, что лестница даже не пошатнулась... В отличие от города Вавилона... Или там, – Чолулы... Да что тут говорить, ведь по этой лестнице уже сколько эпох ползет все человечество!

– Здорово, – только и оставалось сказать мне. – Только запыхалась я. Уж очень крутой подъем.

– Ну так что? – бодро сказал Серж. – А второе дыхание?

Он помолчал.

– А иногда...

Вид у Сержа сделался заговорщицкий. – Иногда я просто молчу. Молчу и слушаю Вселенную. Я никому не говорил до сих пор, но ведь ты поймешь... – он потянулся ко мне всем телом.

Прижавшись друг к другу, мы надолго замолчали. Оказалось, Вселенную действительно можно было слышать, несмотря на то, что она безмолствовала. В тишине не чувствовалось угроз, может быть, Вселенная просто спала. И во сне видела нас. Мне почудилось, что мы даже улавливаем ее ритм. А она обволакивала нас, как живое существо обнимает своих детей.

– Она дышит! – торжественным шепотом произнес Серж. – Чувствуешь?

Я кивнула, тогда он безмятежно улыбнулся, передавая свое спокойствие мне.

– Может, и не так уж плох этот мир... Особенно, если учесть, что он тоже еще на лестнице. На одной из своих ступенек в небо.

Серж взглянул на часы, – надо же, одиннадцатый час... – бесшабашно махнул рукой и обрадовано улыбнулся. – Вечер наш. Думаю, сейчас для Алекса все равно поздновато. Позовем его завтра? В качестве первого шага к исправлению?

– Ох! Что ж... – отвечала я. – Чему быть, того все равно не минуешь. Как противно, что надо начинать с Алекса.

– А с кого больше всех ненавидишь, – объяснил Серж. – Да и к тому же, он сейчас под рукой, как будто, нарочно... То есть, что я говорю, как будто. – Серж горестно улыбнулся. – Уже ведь вспомнили, что "как будто" не бывает. И не случайно, а специально для нас.

– Да.

Я тяжело, но одновременно, и с облегчением вздохнула. – Конечно, он первый на очереди. И откладывать больше не стоит. Давай...

Сакраменто, 1998