Текст книги "Ступеньки в небо (СИ)"

Автор книги: Лилия Хайлис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 8

Я, наконец, отоспалась; все вошло в свою колею. С отъездом Сержа меня перестали мучить кошмары с жуткими сновидениями наяву, костры в зеркалах с запахом горелого живого человеческого тела в реальности, образы ворон в чайках и голубях, грозившие смертью волны, вздымавшиеся над городом, в котором, худо ли бедно, но я нашла себе приют. Воображение перестало подсовывать страшные картины с мертвецами из древнего Египта или откуда они там. Руки мои уже не тряслись постоянно, трехдневный бред прекратился.

Тем не менее, как ни странно, я все-таки потеряла то зыбкое, но ощутимое равновесие, которого искала с детства и которое приобрела, – впервые за всю свою жизнь – с появлением Сержа. Может, это было неведомое мне до сих пор, какое-то другое, по-новому теперь испытываемое сознание собственной к кому-то причастности... Своего глубинного с кем-то родства... Даже, если Серж исчезнет, даже, если никогда не позвонит мне больше, я все равно чувствовала, знала: нас связывало нечто, гораздо значимее, чем обыкновенное взаимное притяжение между привлекательными друг для друга людьми разного пола. Даже, если впредь никогда я не увижу Сержа, независимо от того, как сложатся события в будущем, связь эта существовала задолго до нашей встречи и продолжаться будет намного, намного дольше, чем одна ночь. Места себе я однако не находила: ни дома, ни у озера, ни в гостях у Деби.

– Но ты, конечно, согласна снова и снова переживать все, что ты пережила, – понимающе кивнула Деби. – Лишь бы этот парень... – она так и назвала Сержа: "This Guy", что придало оттенок легкого презрения ее тону. – Лишь бы он был с тобой.

– Еще бы! – согласилась я.

Мы сидели у нее на пресловутом красном диване, пили растворимый кофе по-венски, курили и я, пытаясь не упускать подробностей, рассказывала всю историю, начиная с момента знакомства с Алексом.

Деби слушала внимательно, иногда похохатывала, иногда вздыхала, время от времени перебивала коротким вопросом, уточняя какие-то детали.

Например, про Алекса невинно спросила: – Как ты думаешь, за что ты его так сильно возненавидела?

Я смешалась и призадумалась было, но потом все же нашлась: – Если бы люди любили друг друга за что-то, любви бы вообще не было... Может, и ненавидим мы не за что-то конкретное, а просто так, безотчетно, сами не знаем, почему... – потом еще подумала чуть-чуть, запуталась в собственных мыслях и тогда, обреченно махнув рукой, просто добавила: – Не знаю.

Деби кивнула глубокомысленно: – Вот именно.

Она втянула в себя дым.

У меня возникло такое чувство, что она немножко кокетничала, когда, задравши голову, медленно выпускала порции дыма из ноздрей наружу. Наконец, Деби кивнула: – Хорошо. Продолжай.

Когда я закончила свой сумасшедший рассказ, мы обе долго молчали. Деби сидела, откинувшись на спинку дивана, думала, прикрыв глаза, а я смотрела ей в рот, ожидая немедленных разъяснений.

Меня раздражало ее молчание, а тот факт, что я, как дура, ждала от нее, сама не зная, чего, просто бесил. Но только альтернативы, к сожалению, не возникало.

Наконец, Деби спросила: – Было у тебя когда-нибудь де-жа-ву?

– Я не понимаю по-французски, что это?

Вот чем меня Деби все-таки привлекает, так это ее постоянной готовностью объяснить любое незнакомое слово, не придираясь, не повторяя с повышением голоса по сто раз одно и то же, не насмехаясь над ограниченностью и русским произношением.

– Это такое... Такая ситуация, которую ты вдруг узнала, потому что... – ее интонация стала вопросительной: – Она уже была?

Деби помолчала, как бы подыскивая нужные слова. – Например, ты в группе людей, и неожиданно чувствуешь, что эти люди уже собирались вместе в этой же комнате, в этом же порядке рассаживались. Ты узнаешь жесты, голоса, ты даже можешь предсказать, что именно произойдет в следующую секунду, и оно происходит.

– Да, – голос мой звучал глухо. – Действительно, было. В кино. Фильм этот был новый, шел он у нас первый день... Немецкий, про какого-то клоуна... Я вдруг узнала... И людей, сидевших в зале, и то, что происходило в фильме... Я точно знала, что скажет через секунду главная героиня, и с каким выражением лица она это скажет, и как оно прозвучит... Да, было.

– Ну, как раз, это... Допустим, ты видела раньше отрывки в рекламе...

– Ты забыла, откуда я? Какая там реклама! Нет, вру, – я процитировала по-русски: – "На сберкнижке накопили, все, что нужно нам, купили".

Деби удивленно приподняла брови: – Чьто это такое?

– Вот тебе вся реклама... – ответила я. – Зато в стихах. А еще в ресторане, этот шедевр я тоже сама видела... Табличку на каждом столике: "Граждане клиенты, пальцами и яйцами в солонку не макать".

Мы посмеялись.

– Что ж... – помотав головой, Деби отозвалась: – Вернемся к де-жа-ву. – она посмотрела мне в глаза: – Можно это как-нибудь объяснить?

– Или еще, – нашлась я. – Встречаешь совершенно незнакомого человека и в первое же мгновенье испытываешь к этому человеку влечение или, наоборот, неприязнь... Будто уже не только встречала его раньше, а знаешь, хорошо знаешь, чего можно от этого человека ожидать...

– Вот именно. Или попадаешь в незнакомый дом или город, а тебе там необъяснимо хорошо или плохо...

– Помнишь, как на Гаваях?

Мы обе одновременно закивали, вспомнили нашу совместную поездку.

Все было заказано за месяц: самолет, отель... Мы предвкушали удовольствие. А накануне вылета, Деби приснился сон. Во сне этом она плакала, пребывая в страшной тоске. Еще в этом сне лил тропический ливень, а Деби находилась в незнакомой комнате. Она, то есть, Деби, а не комната, металась из угла в угол, заламывая руки, а потом обнаружила какую-то другую дверь, не ту, через которую вошла в эту комнату... Деби вышла в новую дверь и попала на веранду, отгороженную от внешнего мира пышными кустами. На веранде стоял круглый плетеный стол и два таких же плетеных стула. На столе была черная пластмассовая пепельница, какие обычно бывают в ресторанах быстрого приготовления пищи... В пепельнице курилась сигарета, поражавшая своей длинной утонченностью. Вдруг Деби услышала в отдалении голоса и смех. Посмотрев в ту сторону, она увидела красивое экзотическое здание... И проснулась с чувством какой-то странной необъяснимой тревоги.

Она рассказала мне свой сон, от нечего делать, чтобы хоть немножко развеять самолетную скуку. А на острове Кауи нас встретил тропический ливень...

– Вот! – сначала еще беззаботно засмеялась Деби. – Как про это у вас говорят по-русски? Сон в руку?

Мы приехали в свой отель: главное здание с приемным залом, концертным холлом и рестораном, окруженное небольшими домиками для гостей. Когда мы вошли в приготовленный для нас домик, Деби осторожно сказала: – Где-то я уже видела эту комнату.

Обведя еще раз глазом наше пристанище, она устремилась в туалет.

Я выскочила на веранду и первым делом закурила; с одной стороны, курить очень хотелось, с другой, обстановка располагала: ливень, тишина, растительность... Но тут Деби позвала меня, потому что явился рассыльный с нашими чемоданами, а она застряла в туалете. Я поспешно ткнула сигарету боком в вырез пепельницы и вернулась в комнату встретить рассыльного. Пока я давала ему чаевые, Деби появилась в комнате, вид у нее был уже безрадостный.

– Вот тебе и отпуск на Гаваях, – растерянно сказала Деби. – Дождь не прекращается... А говорили, он здесь быстро проходит. Вот всегда у меня так! – и она в отчаянье снова заломила руки: – Я себя чувствую такой потерянной!

Деби стала ходить из угла в угол, а потом остановилась перед дверью на веранду и медленно спросила: – Это еще что такое?

Она дернула дверь и вышла, я за ней. Деби остолбенело смотрела на пепельницу на круглом плетеном столе. На черную пластмассовую пепельницу, в которой все еще курилась моя сигарета "Капри", длинная и очень тонкая.

Тут мы услыхали доносившиеся откуда-то издалека смех и голоса. Мы обе посмотрели в ту сторону и увидели белое, нарядное, очень экзотическое и очень красивое главное здание.

– Я вспомнила, где я видела нашу комнату, – вдруг заявила Деби. Она посмотрела на меня. Вид у нее был не просто обалдевший. Вид у нее был ополоумевший. – Мне прошлой ночью приснилась эта комната! И эта сигарета в пепельнице на столе...

Весь отпуск, сидя в шоке на тихой веранде безлюдного отеля под не прекращавшимся дождем, мы только и обговаривали это событие: сбывшийся в каждой детали сон.

– Итак, – многозначительно произнесла Деби и замолчала.

– Итак? – спросила я, глядя ей в рот.

– Эксперименты инопланетян?

– А может быть! – я была заранее согласна на все.

– А вот, например, твое гадание... Когда оно удачное...

Я пожала плечами.

– Это тоже эксперименты инопланетян? – сказала Деби.

Я пожала плечами, как заведенная. Я была ко всему готова и согласна с любым решением, которое бы она ни предложила.

– Это психическая сила, вот что это такое. Читала ли ты что-нибудь о реинкарнации?

Деби спокойно смотрела на меня, ожидая ответа, и я неопределенно пробормотала: – Так я и знала. Чувствовала, что тем все и кончится. Конечно, опять буддизм...

– Не понимаю, чем тебе не нравится буддизм, – перебила Деби. – Как бы то ни было это не только из буддизма, – протянула она. – По-моему, понятие реинкарнации встречается в каждой религии... Кажется, даже в христианстве. Но дело не в этом. Знаешь, что это такое?

– Как же, – с готовностью ответила я. – Переселение душ, конечно.

– Инкарнация – это рождение, реинкарнация – возрождение души в новом теле после смерти тела предыдущего... В бессмертную душу веришь?

– Черт его знает... Наверно, верю... Впрочем...

– А такое слово, Карма, слышала ты когда-нибудь?

– За кого ты меня принимаешь? – возмутилась я. – Что я – совсем? Конечно, слышала. Карма – это судьба!

– Ничего ты не знаешь, – отрезала Деби. – Книжки читать надо.

– Подожди, – попросила я. – А откуда мы знаем, что все это из одной, а именно, той самой оперы?

– А откуда мы знаем, что нет? – возразила Деби. – Впрочем, ладно. Давай подумаем.

– Давай, – с готовностью согласилась я.

Но ничего мы толком в тот день не придумали. Ничего, кроме инопланетян и моего невежества в вопросах религии и бессмертия души.

Перебрав всю свою библиотеку, Деби выкопала из какой-то кучи оранжевую книжечку и сначала удовлетворительно хмыкнула. Потом маленько подумала, повертела находку в руках...

– Нет, не то, – решила, наконец, Деби и отбросила книжечку.

Я тоже немного повертела ее руках. "Признания одной ведьмы", – гласила надпись на обложке.

– В чем она признается?

– Просто рассказывает, как что делается... Например, как сжигала фотографии влюбленных, чтобы их разлучить...

– Елки-палки! – заорала я. – Я же не знала! Я не хотела!

Деби подозрительно посмотрела на меня. Пришлось еще тут же выложить ей побочную историю с Соней-диллершей, сжиганием фотографии и почему-то приплевшимся к этим делам смертником Крисом.

– Ну, и что, отстала от тебя эта Соня?

– Какое там, отстала! Явилась, показала сотенку, потребовала женить с хозяином немедленно, а заплатить обещала сразу за все после свадьбы.

– Никогда она тебе не заплатит! – вскричала Деби. – Ты скажи, пусть платит сейчас же, не то, вернешь все, как было... Пригрози, иначе не заплатит. Знаю я таких.

– Ты права! – я была потрясена. В мою бесхитростную голову такие идеи не забредали даже по ошибке. Потом я скисла: – Подожди, я же не об этом сейчас... Не в том дело, заплатит, не заплатит, а в том, что, выходит, я и в самом деле, ведьма.

Деби подумала и покачала головой отрицательно.

– Если бы ты, как ты говоришь, была бы ведьмой, ты бы все делала не так. Смотри.

Ей даже не понадобилось искать нужную страницу, потому что нужная страница была загнута, видно, Деби ее хорошенько в свое время проштудировала. Интересно, зачем бы ей это... Неужели, Стюарт?

– Вот. – Деби ткнула пальцем в когда-то давно подчеркнутую строчку. – Вот тут написано, надо фотографию предварительно разрезать, положить туда обрезки ногтей, волос из хвоста черной кошки и каплю крови дьявола. Только тогда можно поджигать, но опять-таки, не просто так, а при этом еще бормотать нужные заклинания...

– Результат налицо, – обреченно вздохнула я. – Сожгла фотку – и вся любовь.

– А я тебе говорю, это случайное совпадение: просто сжечь – недостаточно. А хозяин-то их... Тот еще негодяй, видно!

– Само собой, – согласилась я. – Но все-таки, можешь ты мне объяснить механику взаимоотношений сгораемой вместе с волосом из хвоста черной кошки фотографии с чувствами изображенных на фотографии людей?

– А ты можешь объяснить механику взаимодействия перетасовки карточной колоды с прошлым и будущим человека, который тасует эту колоду?

Я отрицательно покачала головой: что тут скажешь.

Деби откровенно любовалась моим замешательством.

– А что, кровь дьявола в самом деле существует? – спросила я первое, что пришло в голову.

– Преисподняя знает, – по-английски ответила Деби. – Но в оккультных магазинах продается красная субстанция под названием "Кровь Дьявола".

– Разве есть такие магазины?

– Как тебе не стыдно.

Голос моей подруги был полон укоризны. – Ты же гадалка! К тому же... Да знаешь ли ты хоть что-нибудь об этой стране? – удивленно протянула Деби.

Крыть было нечем. Чувствуя свою полную несостоятельность, я промолчала. Мы принялись опять просматривать книги.

Боже мой, чего только там не было! От руководства племени Ву-Ду до всяких там "Как стать счастливым и научиться контролировать свою жизнь и свой успех".

– Пробовала? – поинтересовалась я.

– Да, – кивнула Деби.

– Ну, и?

– Ты же видишь, какая я счастливая...

В конце концов, она выгребла из какого-то угла маленькую книжонку некоего Тони Джонсона под названием "Как вспомнить свои прошлые жизни".

Деби сдула с книжонки пыль.

– Дома прочти, – приказала Деби. – Потом поговорим.

Терпеть не могу читать книги по-английски, когда за каждым словом лезешь в словарь, а потом все вместе все равно не понимаешь. Но деваться некуда, воленс не воленс, а книжку читать пришлось.

Сначала шли двенадцать скучных страниц, в которых я ничего не поняла, кроме того, что живое тело – это та же одежда для души, и что всякий раз, когда человек умирает, душа просто раздевается, чтобы сменить наряд.

Я сразу представила себе милую картинку: в доме покойник. Общее горе, все плачут, говорят речи, близкие думают, как жить дальше, похоронное бюро составляет умопомрачительные счета, а душа покойника вертится перед зеркалом, примеряет новое тело. Время от времени душа еще оглядывается на живых, пожимает плечами и думает: – Какие дураки! Ревут да вопят, только мешают.

А потом опять к зеркалу: – Нет, это не подходит, я в нем не могу полностью выразиться... А вот это ничего, определенно ничего, только в плечах чуть-чуть жмет... Нет, вот еще это примерить...

– Кощунствуешь, – строго сказала Деби, когда я позвонила ей, чтобы поделиться своими соображениями.

Я вспомнила свою покойницу-маму, замолчала, пригорюнилась, простилась с Деби и, приготовив себе чашку фруктового чая, стала читать дальше.

А дальше шел список вопросов, на них предлагалось ответить немедленно, я и стала отвечать сразу по ходу:

1. Есть ли места, которые вы всегда мечтали посетить?

Да. Париж.

2. Есть ли места, куда вы никогда не хотите попасть?

Да, в задницу.

Я сама же мысленно обругала себя ехидиной. Но если серьезно, то это Германия и Испания. Или опять-таки Париж? Стало ясно, что Париж и манит, и отталкивает одновременно. С Германией – куда еще понятнее, как вообще евреи соглашаются туда ездить...А вот Испания только отталкивает. Априори. Впрочем, фашизм ведь родом оттуда... Инквизиция тоже...

3. Есть ли периоды истории, которые вы предпочитаете изучать, и о которых чувствуете, что хотели бы в это время жить?

Вот тут необходимо стиснуть зубы покрепче: где же он, мой золотой век?

4. Есть ли какое-нибудь занятие, которое вы особенно любите наблюдать или принимать в нем участие?

Люблю повеселиться, особенно пожрать...

5. Есть ли занятие, которым вы особенно предпочитаете не заниматься?

По канату очень с детства лазать не люблю.

6. Есть ли районы в стране, которые вызывают у вас негативные чувства?

Понятия не имею.

7. Районы, которые особенно вас притягивают?

Как там насчет Рио и белых штанов? Только притягивает не меня... Да это ведь и чужая страна...

8. Есть ли конкретные люди – народы, которые особенно привлекают вас или вызывают особенный интерес? В смысле расы, религии или социальном и так далее.

Страшно люблю китайцев, – подумала я. – И коммунистов. И мечтаю изучить Коран. С целью надеть на себя паранджу. Хорошо, а с точки зрения антисемита? Или фашиста? Да и что они мне сделали, китайцы-то?

9. Есть ли конкретные люди – народы, с которыми вы предпочитаете не сталкиваться?

Колдуны из племени Ву-Ду, это уж точно.

10 Есть ли страхи, которые мучают вас всю жизнь, с самого детства?

Я содрогнулась, потому что действительно есть, но ни говорить, ни думать о них не желаю.

11. Есть ли у вас талант, который вы за собой всегда знаете, даже если не используете его в жизни?

Не без, конечно... Но ведь надо родится в Советском Союзе и прожить там детство, а потом юность, да еще хороший кусок молодости, чтобы тебе там загубили все хорошее, с чем родился...

12. Есть ли у вас любимая пища? Самая нелюбимая пища?

Шоколадный торт, вареная курица, соответственно.

13. Хронические болезни с рождения?

Мама рассказывала, когда я родилась, то сразу зарыдала. Шутка. Интересно, почему новорожденным детям полагается реветь? Может, это они предвкушают удовольствие, заранее чувствуя, что их ждет в этой жизни?

14. Хронические проблемы, эмоциональные моменты или позиции, существованию которых вы обязаны раннему детству?

Да, есть одна. Ни кара ни гуа, называется...

А серьезно? И ведь пора уж хоть на один вопрос ответить серьезно... Вот на этот вопрос, например...

Пытаюсь отвечать серьезно. Сколько себя помню, я всегда и везде была чужая. Не умею врать. Да, врать не умею, хитрить не умею, дружить. как выяснилось, тоже по-настоящему не умею... Ничего я по сути дела не умею...

И одноклассники... Не только в детстве, а во всех классах, и в школе, и в институте, не том, где хотелось учиться, а куда на тот момент брали евреев... То я толстая, то ведьма, то о себе слишком высокого мнения... Что ж делать, когда вокруг сплошные дураки... Нет, неправда, не все. А разве я на всех подряд свысока? Сноб я неисправимый, это, конечно. А все же я всегда тянулась к общению, я хотела быть, как все, я мечтала быть с даже с теми, кого считала дураками... Просто я не могла делать то, что могли они. Просто я любила играть в буриме, а на меня смотрели, как на сумасшедшую... Просто снобом я оказалась по необходимости...

Стоп. Об этом думать не желаю, ну их к черту, и ту же Каргову, драчливую, тупую, с шишками на лбу... И другую, подлую, как ее там, которая корчила из себя саму справедливость... И мерзавца поганого, имя забыла, который прижимал меня в танце на институской вечеринке, а потом в каждом углу трепался, что я обо всех терлась... А мне он, может быть, нравился, пусть самую малость, но все же нравился, конечно... Ведь они всегда были против меня. Они же просто жить не могли, если не доводили меня до слез... Я назло не плакала, а они все равно находили способ довести... Всегда... Все...

Ну и Его, конечно, вспомнила. Умный, талантливый, не одним ростом брал... Интересно, что сделалось с его талантом? Ведь тоже загубили небось, разве можно Там быть талантливым? Даже если ты не еврей?

За что человека любить? За два метра роста? За физиономию красивую? Впрочем, не было там ничего особенного, но ведь слабо мне будет еще когда-нибудь, кого-нибудь, так! И не только мне, наверно...

Подожди, а Серж? А что – Серж? Я произнесла хоть одно слово о любви, говоря о Серже? А что же это, Серж? Пока не известно. Это кому неизвестно, а кому... Нет, о Серже потом, сначала надо разобраться... Сейчас о том, что называется первой любовью.

Но только, ни кара ни гуа мне. Старосте нашей железной, комсомольской активистке досталась моя любовь. Первая моя, она же последняя, и с Сержем, даже если судьба, до такого не допущу... Огромная моя любовь, в два метра ростом. Куда уж нам, мечтателям злостным, когда такие, как стальная комсомолка по имени Хала, в стране советской есть! И почему только они там так сильно хотели железных девушек? Непримиримых комсомольских старостих...

А может, не только это в ней было? Может, он чего еще в ней разглядел, а мне злость мешала разглядеть? Ведь он не только длинный был: умный, талантливый... Это я уже вспоминала... А злость? Господи, ну какая там злость? Там же, кроме растерянности да страдания... Это я теперь злая стала, а тогда...

Всем известно: человека можно облучить рентгенами, бывает критическая доза, получишь – привет.

А "Ни кара ни гуа"? Есть критическая доза? Можно человека так шарахнуть этим "ни кара ни гуа", чтоб человек, например, навсегда стал злым? Или свихнулся? Если сразу все выдать, то убить можно? А если по частям? Вот так, с детства, понемножку, зато подряд... С детьми водиться надумала? А вот тебе Бегемот, попробуй на вкус. Дружить решила? Получай полный набор: тут тебе сплетни, тут тебе предательства. Ах, да ты еще любить посмела? А подать сюда комсомольскую активистку! Не научило тебя? Ну держись!

Боже мой, вот я уже опять сижу, реву, сбившись с темы. Ведь я же о другом, причем тут это...

Мои пальцы нервно перелистнули дальше: количество вопросов доходило до двадцати, а после было дано короткое заключение: ответы на эти вопросы могут быть объяснены с позиций реинкарнации.

Я поставила на огонь чайник и мельком посмотрела на телефон. Тот, видно, был обречен на молчание: Серж не звонил со времени отъезда еще ни разу. Но об этом тоже лучше не думать, потому что невозможно же все время пребывать в депрессии... О чем же тогда можно? Интересно, что все-таки лучше: чтобы Серж позвонил или чтоб совсем исчез, пока... Пока что?

Он позвонил, когда я пила кофе, тупо рассматривая первую страницу второй главы, не в состоянии сдвинуться со слов: "Один из главных доводов людей, которые не верят в реинкарнацию..."

Я никак не могла понять, о чем речь, а Серж восторженно, что было совершенно ему несвойственно, орал в трубку: – Вавилон это, никакой не древний Египет! Мы с тобой в Вавилоне, оказывается, гуляли, Юлька! (Ничего себе, если Это называть прогулкой) А башня эта – никакая не пирамида – Зиггурат называется. Я эти ступеньки на картинке узнал! Представляешь? Такие действительно строили, причем только в Вавилоне, больше нигде. Представляешь? За тысячу лет до нашей эры там уже все было, даже проститутки... Вдруг, это и есть тот самый Вавилон? Та самая библейская башня? Здорово, правда?

– Не понимаю я, что тебя так сильно радует: вавилонские проститутки?

– Ты чего? – восторги его сразу улеглись, с первого же моего вопроса.

– Ничего, – сказала я. – Не вижу причин для особой радости.

– А сны видишь?

– Нет, как ты уехал – сплю без сновидений.

– Я тоже...

Мы оба замолчали, я только слышала в трубке дыхание Сержа.

– У тебя дыхание со свистом, – наконец, заметила я.

– Я вот что думаю... – отозвался Серж. – Я думаю, нам надо опять проспать вместе и посмотреть, что приснится.

– Только для этого? – я даже улыбнулась.

– Хулиганка! – с чувством сказал Серж. – Как ты думаешь, есть между нами связь? И если да, то что именно нас с тобой связывает?

– Ничего не думаю, – солгала я.

– Нас с тобой связывает симпатия, – объяснил Серж. – И, возможно, если она существует, конечно, то немножко судьба. Ну, еще любви совсем чуть-чуть... Знаешь, я ведь тебя еще на пристани заметил. И сразу понял.

– Да, ты мне это уже говорил, – ответила я. – Раз сто.

– Что с тобой? Ты мне не рада?

– Не знаю. Я все ждала, ждала, а теперь...

У Сержа вырвался тревожный вздох: – Что?

– Не знаю. Я тут сидела, вспоминала прошлое...

– И это так на тебя действует? Наверно, что-то важное...

– Да нет, так, ерунда всякая...

– Надо было мне сразу позвонить, да? Я просто хотел хоть что-нибудь сперва разузнать... А теперь ты не рада...

– Я очень рада. Только я боюсь.

– Чего?

– У меня такое чувство, что нас связывает не симпатия, не судьба и не любовь, и это меня пугает.

Серж сначала помолчал, вероятно, раздумывая над моим поведением, неожиданным, признаться, и для самой меня.

Потом он осторожно, как бы заранее боясь ответа, спросил: – Если не симпатия, и не судьба, и даже не любовь, то что тогда?

Ответ вырвался у меня, независимо от того, что я думала. Как будто, кто-то раскрыл мой рот и вещал моим голосом, парализовав меня так, что я не могла ни двигаться, ни думать, ни говорить. Единственное, что еще было позволено мне, это только слышать, да и то издалека. Вот я и услыхала свой ответ: – Я думаю, нас связывает общее преступление.