Текст книги "Плата за любовь"
Автор книги: Лидия Лукьяненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
– Думала?
– Да. Но ничего не случилось. Это мой муж так шутит.
– У тебя неприятности?
– Да.
– Я могу помочь?
– Нет. Прости, я не могу сейчас разговаривать.
– Это ты меня прости…
Она положила трубку и, подняв глаза, встретила вопрошающий взгляд Саши.
– Это он?
– Кто он?
– Мужик, у которого ты была ночью.
Ольга промолчала. Сашино лицо окаменело, губы стали белыми, на скулах заходили желваки.
– С кем ты была, сука?
Ольга задрожала от сдерживаемого гнева.
– С человеком, которого люблю.
В ту же секунду резкий удар по лицу сбил ее с ног. Она неловко упала, прямо с табуреткой, и ударилась головой о дверь кухни. Боль и страх она еще не успела ощутить, только крайнее удивление – как он посмел? Оля лежала на полу и удивленно смотрела на Сашу. Он казался таким большим, сильным. Быстрым движением он запрокинул бутылку, отпил водку прямо из горлышка и шагнул к ней. «Сейчас он меня убьет», – отстраненно, как будто констатируя факт, подумала она. Но он не ударил. Он нагнулся и взял ее на руки, прижал к себе так крепко, что ей стало больно. Оля и не пыталась сопротивляться. Саша бросил ее на кровать в спальне, сорвал одежду, разорвав на куски ее новое платье и красивое белье. Затрещала рубашка, посыпались пуговицы. Он отшвырнул брюки и стал жестко, жадно целовать ее лицо. Она чувствовала водочный запах, силу, с которой он сжимал ее. Эти неистовые, грубые ласки пугали не меньше, чем побои. Казалось, он хочет раздавить, задушить своими объятьями. Его большое тело навалилось так, что трудно было дышать… Она тихо всхлипнула сквозь сжатые губы. Саша сразу же оставил ее, лег рядом, обнял. Она ощущала его колючую щеку и то, как неистово бьется его сердце. И Оля тихо заплакала, чувствуя себя несчастной и униженной. Она поняла, что Саша вовсе не хотел ее унизить. Он пытался доказать, как любит ее. От этого Оля заплакала еще сильнее. Ей было так жаль и Сашу, и Олега, и себя, что она еще долго всхлипывала, уткнувшись в плечо мужа.
Вскоре они развелись. Виолетта Сергеевна не могла простить зятю синяка на лице дочери. Она стала его открыто игнорировать, взывать к Олиной гордости и к чувству собственного достоинства. Но Оля была не в состоянии что-то решить, она пребывала в каком-то оцепенении. Думала об Олеге, о Саше и то любила их обоих, то во всем винила. Саша стал болезненно ревнив, постоянно подозревал ее в неверности. Даже близость перестала быть для них такой желанной. Саша видел перемену в ней, и это злило его.
Но на развод подала она. Три раза их вызывали в суд, где Оля уверенно, подбадриваемая матерью, требовала развода, а Саша его не давал. На последнем слушании он просто заявил от злости, что его жена – потаскуха и, если разведется, будет вести аморальный образ жизни на глазах у малолетней дочери. Так что лучше он будет ее удерживать в рамках семейной жизни. Теща, естественно, все отрицала и указывала на факт пьянства и избиения.
В общем, после неоднократного полоскания грязного белья на глазах у всех и взаимных оскорблений, их развели. Виолетта Сергеевна облегченно вздохнула. Они остались одни в доме, без мужчин. Оле тоже стало легче, хотя иногда ночами ей не хватало Саши, его пылких и надежных объятий. Скучала и Лиза, но она была слишком маленькой, чтобы долго помнить…
Глава пятая
Инфляция, которая началась двукратным повышением цен в начале девяностых, за пять лет привела к полному обнищанию Олиной семьи и всех ее родственников. Они с мамой пребывали в постоянном недоумении: сначала растущая дороговизна удивляла, потом стала возмущать и, наконец, пугать. Но, как и большинство знакомых, они терпеливо ждали конца «этого безобразия». Но годы шли, а «безобразие» не прекращалось, наоборот – оно становилось нормой. В представлении Оли семья, имевшая в восьмидесятые годы на сберкнижке пять-десять тысяч, была зажиточной. Несмотря на рост цен, люди не стали снимать свои сбережения. Только очень немногие сообразили вложить их в дело. Большинство же ждало стабилизации в стране, а следовательно, и возмещения государством убытков, не понимая, что той страны, в которой они жили, уже нет, а новый строй меньше всего заинтересован во всеобщем равенстве. Оля утешала себя тем, что является свидетелем подлинно исторического события: перерастания социализма в капитализм. А вследствие этого происходило расслоение общества. Случалось так, что бывшие друзья прекращали общаться друг с другом только потому, что один стеснялся своей бедности, а другой испытывал в обществе обедневшего друга неловкость из-за своей состоятельности.
Люди, которые, как ее родители, проработали всю жизнь на государственных предприятиях и привыкли жить на получаемый заработок, лишились и работы, и зарплаты. Заводы, фабрики, исследовательские институты становились убыточными, простаивали месяцами и наконец закрывались. Жизнь день ото дня дорожала. Появилось много нищих, они бродили в поездах метро и электричек, сидели под магазинами и в подземных переходах. Для кого-то это был бизнес, кто-то умирал с голоду.
Особенно трудно стало жить скромным, честным, непрактичным людям, тем, кто не сумел быстро приспособиться к новым обстоятельствам. Такие могли заработать лишь тяжелым физическим трудом, и именно они чаще всего оказывались обманутыми. Фирмы, нанявшие их, долго не платили, а затем исчезали, так и не рассчитавшись с работниками. В тех государственных учреждениях, которые еще не закрылись, зарплату не выдавали иногда по полгода. В городах стали свирепствовать эпидемии гепатита, дифтерии, гриппа. Папа рассказывал Оле, что у него на работе с людьми иногда случаются голодные обмороки. Во многих семьях почти не ели мяса, дети не видели молока – как тут не заболеть? Двух зарплат, ее и мамы, не хватало даже на питание, и если бы не Антон и Саша, который регулярно передавал деньги для Лизы, то непонятно, как бы они жили.
Из окна своей комнаты Оля частенько видела двух худеньких интеллигентных старичков в приличных костюмах, при бабочках, которые по утрам разгребали тросточками содержимое мусорных баков возле нового красивого дома. Мысленно она назвала их «скрипачами». Ей представлялось, как они несут свой «улов» домой к маленьким старушкам-«балеринам», и к горлу подкатывал комок. Довели страну, сволочи. Кто эти сволочи, она точно не знала, знала только, что это те, кто там, наверху. Те, у кого есть возможность решать судьбу страны. Родители этих людей на помойках не роются. Их дети не считают, как ее Лиза, что самое вкусное на свете – сникерс.
В магазинах прилавки ломились от продуктов, здесь были и свинина, и куриные окорочка, и колбасы с сырами, и шоколад, и нарезанные тончайшими ломтиками, в симпатичных упаковках рыбные деликатесы. Дети из бедных семей завороженно рассматривали горы экзотических фруктов, которые не в состоянии были купить им родители.
А рядом проезжали «мерседесы» и BMW. Новые богачи покупали машины, дома и предприятия. Рестораны, кинотеатры, заводы, магазины, оздоровительные комплексы ждали своих хозяев – тех, кто сможет их купить. Появилось много новых бистро, кафе, ресторанов, казино и ночных клубов. И посетителей там хватало. Тут и там создавались фирмы, малые и совместные предприятия, которые испарялись так же внезапно, как и возникали. Инженеры, учителя, врачи стремились устроиться в частные клиники, гимназии, фирмы. Удавалось это далеко не каждому, а семью нужно было кормить. Вот и соглашались люди на любую работу, приносящую реальный доход. Некоторые ее знакомые стали «челноками» – ездили в Москву или в Турцию за товаром и продавали его потом у себя в городе. Кто-то просто работал на рынке на хозяина. Так или иначе, но в стране, где почти ничего не производили, почти все что-то продавали. Как грибы, облепили улицы коммерческие магазины. Под каждым большим магазином стояли толпы бабушек с сигаретами, женщин-лоточниц с бананами и апельсинами и еще много разного народу, торговавшего всем подряд: мясом и овощами, одеждой и аппаратурой, сантехникой и мебелью.
Вот так год за годом страна вечных очередей превращалась в страну продавцов. Оля отсиживала в своем исследовательском институте день за днем и, как все, ждала, что вот-вот повысят зарплату, вот-вот ее выплатят за позапрошлый месяц, вот пойдет она в отпуск… В общем, жила, как все, – надеждой, что жизнь сама собой наладится. А между тем стало страшно ходить по вечерам. У соседки убили сына прямо на остановке, когда тот возвращался домой после работы. Забрали пятьдесят долларов. Такова была нынче цена человеческой жизни. Люди начали уезжать за границу, но удавалось это далеко не всем. Кто-то едва не умирал с голоду, кто-то сходил с ума, а кто-то делал деньги. В стране стало невозможно жить, страшно рожать и неудобно умирать (похороны обходились родственникам в огромную сумму).
Оля, как это часто бывает, не слишком задумывалась над происходящим, пока окружающая жизнь не затронула ее непосредственно. Институт, где они с Машей работали, закрыли. Подругам пришлось искать работу. Однако это оказалось совсем непростым делом. Прежде всего потому, что устроиться по специальности было невозможно. И потом, Оля вдруг поняла, что не любит свою работу. Если бы все оставалось по-старому, она так и просидела бы до старости в этом институте: что-то делала, получала зарплату и не искала ничего нового. Однако теперь ей хотелось найти интересную и перспективную работу. Но где? Требовались люди определенных специальностей, да еще и с опытом работы: экономисты, бухгалтеры, менеджеры по продаже и рекламе, переводчики и т. п. Ничего из этого им не подходило, вернее, они не подходили. Идти работать официанткой, барменшей или продавцом Оле не хотелось. Оставалось предлагать себя в качестве секретаря-референта, хотя и здесь предпочтение отдавалось людям, имеющим соответствующую подготовку и опыт. Посовещавшись с Машей, Оля дала объявление в газету, и теперь их дни были расписаны по встречам. Они ездили на собеседования, звонили по объявлениям «Предлагаю работу» и ждали ответных звонков дома. Каждая из них была по крайней мере уже в трех фирмах, они оставили свои координаты, но предложений пока не последовало.
Первой получила приглашение Ольга. Сначала откликнулись на ее объявление, позвонив по телефону. Потом предложили встретиться около станции метро, потому что работодатель был из другого города и пока не имел здесь рабочего помещения. Это не насторожило Ольгу. Она никогда не сталкивалась с частными, негосударственными организациями и понятия не имела, какие там порядки. Поэтому она согласилась встретиться. Ее будущий начальник оказался невысоким тщедушным мужчиной. Молодой, лет тридцати пяти, прилично одетый и на дорогой машине. Ее немного удивило предложение сесть в машину, покататься. Зачем кататься, если нужно поговорить? Но, может быть, у богатых такие порядки? Он покатал ее по городу, рассказал о предстоящей работе. Все получалось как нельзя лучше – ей предлагали самой подыскать помещение для офиса, сделать ремонт и вскоре приступать непосредственно к делу. Место было как раз таким, о котором она мечтала, – интересное, с возможностью карьерного роста и с перспективой дальнейшего обучения языку и бухгалтерскому делу.
Она не могла поверить такой удаче. Немного смущало, что Роман Петрович, или как он просил называть ее – Рома, почти не расспрашивал ни о полученном образовании, ни о знаниях в той или иной области. Казалось, его вполне удовлетворил рассказ Оли о себе. Помня, о чем ее спрашивали на предыдущих встречах, она постаралась заранее ответить на всевозможные вопросы. Но, похоже, это ему не требовалось. Он в общих чертах объяснил, в чем будет заключаться ее работа, согласился выплачивать ей желаемую зарплату и заявил, что Оля ему подходит. На прощание они договорились, что Роман Петрович заедет за ней завтра и отвезет познакомиться с необходимыми документами. Оля, вполне довольная, сообщила Маше о своей удаче:
– Если не сорвется, это будет просто класс! А что у тебя?
– Мне предложили должность офис-менеджера в новой фирме, занимающейся оптовой продажей мебели. Компьютер и оргтехника, даже знание языка необязательно.
– Отлично, Машка!
– Пока испытательный срок, если еще подойду…
– Обязательно подойдешь. Ты же такая исполнительная!
– А чем будешь заниматься ты?
– Фирма будет оформлять документы людям, уезжающим за рубеж на ПМЖ.
– Не поняла, – засмеялась Маша, – куда?
– На постоянное место жительства. Вот я и буду заниматься конкретно этим. Меня, естественно, подучат, ознакомят с нужными документами. Поэтому я завтра поеду, а ты уж посиди с Лизой, а то мама с Антоном на даче.
На следующий день утром Маша уже была у нее. Олька готовилась к встрече. Оставалось всего двадцать минут. Она скромно накрасилась и оделась так, как, по ее мнению, должна была одеваться приличная секретарша: строгая черная юбка чуть выше колен, белая, безупречно отутюженная блуза, туфли на не очень высоком каблуке – красиво и удобно.
– Ты зачем волосы так прилизываешь? – удивилась Маша, увидев, как Оля собирает гладко зачесанные волосы в маленький узел. – Тебе так хуже, лицо кажется худым и нос выдается вперед.
– А он должен быть назад, – засмеялась Олька. – Так у меня деловой вид и я не выгляжу легкомысленной, – объяснила она.
Маша внимательно посмотрела на нее:
– Ты боишься?
– Скажем так, опасаюсь. Мне какой-то сон нехороший снился.
– Тогда не ходи.
– Вот еще, из-за сна потерять работу!
– Ну хотя бы адрес оставь. Куда едешь?
– Не знаю еще.
– Молодец, сама меня учила: куда ни идешь – оставляй координаты.
– Какие там координаты! Он же из другого города. Вот есть только визитка, я написала на ней номер его машины. – Оля чмокнула Лизу, махнула Маше и убежала.
Роман Петрович опоздал на пятнадцать минут. Оля уже решила, что над ней подшутили. Место, где они договорились встретиться, было открытым – ни деревца. Она стояла под палящим солнцем, вся мокрая от пота в синтетической блузке. Внезапно длинная сверкающая машина вынырнула из потока транспорта и притормозила рядом. Дверца распахнулась.
– Здравствуйте, Оля. Извините. Непредвиденные обстоятельства – позвонил замминистра, пришлось срочно с ним встретиться. Давно меня ждете?
– Не очень.
– Вот. – Он сунул ей визитку, где под фамилией было указано: «Заместитель министра по…», дальше читать Оля не стала.
– Я понимаю, – ответила она, подумав: «Странно, он словно оправдывается. Извинился, и ладно».
Какое это облегчение – после такой жары оказаться в удобном кресле автомобиля, плавно скользящего по ровному шоссе, чувствовать, как твое разгоряченное тело остывает под легкими прохладными волнами из кондиционера, а негромкая музыка создает приятное ощущение, будто ты отправляешься в другой, лучший мир. Когда она разбогатеет – обязательно купит себе такую же шикарную машину.
Они поговорили о предстоящей работе, о перспективе подобного агентства. Роман сказал, что присмотрел помещение для офиса, и в ближайшие дни они туда съездят. Оля была разочарована. Почему не сегодня? Ей хотелось приступить к работе немедленно.
– Сейчас мне нужно срочно связаться со своим городом – важный разговор, а потом поедем, заберем документы. Несколько дней тебе хватит, чтобы разобраться с ними?
– Вполне.
Вот оно – начало новой жизни. Это ее шеф. Он вполне респектабельный, сдержанный. Он совсем не рассматривал ее, как это делали мужчины во время предыдущих собеседований. И в первую встречу, когда она была в длинном обтягивающем платье, и сегодня, когда мелькнули ее голые коленки, пока она садилась в машину, он, казалось, не обратил на это никакого внимания. Это успокаивало и вместе с тем задевало ее женское самолюбие. Конечно, она сделала прическу, которая ее немного старит, но юбка все-таки достаточно короткая, чтобы он мог заметить, какие у нее потрясающие ноги.
«О, эти женщины! – воскликнет читатель-мужчина. – Они сами не знают, чего хотят». А женщины считают, что мужчина должен восторгаться женщиной, но не настолько, чтобы она боялась сесть в его машину.
Так что Олю немного огорчило, но и успокоило поведение Романа. Владельцы подобных машин, решила она, наверняка имеют возможность выбрать девушек и с более совершенными ногами.
Горячий влажный воздух улицы затрепетал под первыми крупными каплями внезапно хлынувшего летнего ливня. Они едва успели скрыться в парадном и войти в квартиру на втором этаже, как бурные потоки воды полились с такой силой, что, казалось, через час весь город утонет в пенящемся теплом водовороте. Оля стояла у окна, наблюдая за разгулявшейся стихией. Такой ливень! Этого следовало ожидать после подобной жары. Она слышала, как в коридоре набирал номер, пытаясь дозвониться, Роман, и смотрела во двор, заросший такой густой и высокой травой, словно ее год не косили. Из-за этого земля казалась неправдоподобно близко, хотя она стояла на балконе второго этажа старого, с высокими потолками дома.
– Налить тебе колы? – Роман зашел в комнату с бутылкой кока-колы и плиткой шоколада.
– Давай. Дозвонился?
– Нет. Линия занята. – Он налил в стакан кока-колы и подал Оле. – Ты не торопишься?
– Нет. – Лучше бы она этого не говорила.
Роман присел рядом и стал что-то рассказывать о составлении контракта. Внезапно он остановился и внимательно поглядел на нее:
– Оля, ты очень щепетильная?
Она моментально все поняла и внутренне напряглась:
– Да.
Роман вдруг опустил голову ей на колени, и она увидела, какие редкие волосы у него на голове. Его жест был предельно понятным. Ей стало противно. Она всегда была разборчивой в связях и не собиралась спать с первым встречным. Оля отодвинулась и встала:
– Ты поэтому меня сюда привез?
– Ну что ты, мне действительно будут звонить сюда.
Но она уже не верила ему. Случилось так, как все рассказывали. И зачем она зашла в эту квартиру? Еще оставалась надежда достойно ретироваться. Она сделала шаг к двери, но внезапно оказалась в его объятиях. Попыталась отстраниться, но Роман держал ее очень крепко. Оля стояла, отклонившись, стараясь не класть руки ему на плечи, чтобы сама поза объяснила ее нежелание.
– Отпустите, Роман Петрович, мне неприятно ваше поведение. Отпустите! – уже всерьез закричала она, почувствовав, что он с силой опускает ее на диван. Его рука полезла ей под юбку, неприятно заскользила по голой ноге. Собрав все свое отчаяние, она так оттолкнула его, что он даже опешил.
– Не делай больше этого, – сказал он со скрытой угрозой.
Задыхаясь от бессилия и пытаясь увернуться от его рук, она стала говорить, все еще надеясь на его благоразумие:
– Я… была… о вас… такого мнения… Неужели это все… работа эта… документы. Этого ничего нет! Все только для того, чтобы заманить меня сюда!
– Ну, почему, – бормотал он, снова обнимая ее и пытаясь раздеть.
– Но как же мы сможем после этого работать! Дали бы время хотя бы привыкнуть к вам! Я не могу так сразу, – кричала она, не зная, какие аргументы могут на него подействовать. Но он уже перешагнул грань понимания, его сознание сузилось до одной мысли. Они яростно боролись. Роман так прижал ее к дивану, что она не могла освободить руки, а он тем временем пытался раздеть ее, поцеловать. Оля стала отбиваться ногами – раздался треск рвущейся юбки, и ей удалось оттолкнуть его. Он был устрашающе спокоен:
– Я ведь тебе сказал…
Олина рука упала на утюг, стоящий рядом с диваном. За несколько секунд она сделала два поразивших ее открытия. Первое: оказывается, любой мужчина, даже невысокий и тщедушный, как этот, все равно сильнее ее. Второе: ударить утюгом по голове живого человека она не может. И мужчина, поняв это, отобрал утюг. Ольга расплакалась:
– Не надо, пожалуйста, не надо!
Это на него тоже не подействовало, он по-прежнему пытался раздеть ее. Оля вырывалась, руки болели, слезы текли по щекам.
– Отпусти! Дай мне успокоиться! Я сама разденусь.
Он отступил, тяжело дыша:
– Раздевайся.
– Сейчас. – Она пробовала потянуть время. – Дай мне попить. – Он налил стакан, протянул ей. Прикрыв глаза ресницами, она медленно пила. До двери не добежать, а добежит – не успеет открыть. Не отбиться, не упросить. Значит, остается окно. Она вспомнила, какая высокая за окном трава. Но она ведь так боится высоты! «Господи! – мысленно взмолилась она, – дай мне сил!» Оля поставила стакан на стол, и он тут же шагнул к ней.
– Не надо. Я сама. – Теперь, когда решение было принято и выход найден, главное – набраться смелости осуществить задуманное.
– Раздевайся. – Он сказал это спокойно, но властно, он не просил, он приказывал. Это было то, что нужно. Сам того не сознавая, он помог ей решиться. Страх захлестнула злость – да кто ты такой, чтобы мне приказывать!
– Сейчас, – сдержанно проговорила она и подняла узкую юбку так, чтобы та не сковывала движений ног. Снова взяла стакан и поднесла к губам. Дальше все произошло так, словно это не она, а кто-то другой внезапно сделал стремительный шаг к балкону. Оля прыгнула, повисла на одной руке, чтобы смягчить падение, и приземлилась на поросший травой склон. Она не почувствовала боли и помчалась под ливнем по незнакомой улице.