Текст книги "Чудес не бывает"

Автор книги: Лев Жаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Мальчишка жался ко мне. У меня немного болела голова, было неясно, хочу я спать или не хочу.

–Пойдем, мелкотня? – поднялся братец с обычной своей полуулыбкой, щуря глаза на свечу.

Тики забеспокоился, посмотрел на меня, на него… Вжался в стенку, спрятав лицо за моим плечом.

–Ну? Что такое? Не съем, не трусь, – он по-прежнему улыбался, но уже напряженно, держа губы растянутыми усилием воли.

–Надо бы сводить его к деду, – сказал я.

–Не впутывай в мои дела этого старого дурака, – Винес посуровел.

–Это не только твои дела, – возразил я. – И не смей непочтительно отзываться об Арбине!

–Конечно, ты же его любимчик! Но Тики – мой сын, остальное тебя не касается.

–А ты любимчик отца. Беги, пожалуйся ему! Только Тики – мой ученик, и меня касается все, с ним связанное.

–Не трогай отца, – нахмурился он. – Твои претензии незаконны.

–А ты не оскорбляй деда. Твои претензии вообще смехотворны. Ему тринадцать лет, а тебе двадцать шесть, никто не поверит!

Почти незаметно глазу он перенес вес на одну ногу, чуть наклонившись вперед. Если бы не всплеск готовности к нанесению удара, я бы ничего не заметил. И получил бы по носу. А так я инстинктивно отшатнулся, и его кулак лишь слегка проехался по моей шершавой щеке.

Не воспользовавшись потерей им на секунду устойчивости, я сделал шаг назад.

–Сядем, – предложил я быстро, когда он обернул ко мне злобный взгляд. Он фыркнул, но присел на краешек.

–Почему бы не спросить Тики?

–Глупости, – откинулся Винес к стене. – Ребенку нужен отец. Взрослый мужчина, пример и…

–Меня устроит дядя, – пискнул мальчишка.

Мы с братом расхохотались. Тики смутился, надулся и задвинулся в угол.

–Я, например, всегда мечтал о таком. Что придет однажды…

–Не меряй жизнь по себе, – оборвал я его раздраженно. Он удивленно скосил на меня глаз.

–Ты вообще ее не меряешь. Ты не живешь, а наблюдаешь. Ты боишься ответственности, поэтому ничего не делаешь. Чему при таком подходе ты научишь ребенка, что ты ему дашь?

–Он не ребенок!

–Я не ребенок, – отозвался Тики.

–Молчал бы уж, – дружно посоветовали мы.

И замолчали.

–Все равно его надо выводить отсюда, это нарушение Устава, – сказал, наконец, Винес.

Я хмыкнул:

–С каких пор тебя это волнует?

Он встал, поправил мантию, сжал посох:

–Я никогда не нарушал законы ради нарушения. Исключительно ради выгоды. И если неприятностей ожидается больше, чем прибыли, я предпочитаю следовать правилам. Ясно? Так что собирайся, Тики, иначе у дяди Юхаса будут проблемы. Совсем скоро. Я их ему устрою.

Было светло за окном, а в моей келье скапливались сумерки. Мальчишка ежился под взглядом Винеса, но встать не решался.

–Ладно, идем вместе, – я взял Тики за руку. И заметил, что тот снова одет в одну рубашку.

–Да что это такое! – вспылил я. – Одежды на тебя не напасешься! Эй, папаша, беги-ка за теплым плащом.

Винес удивленно воззрился на меня.

–Что уставился? Не видишь, он полуголый прибежал? А свой второй плащ я ему уже отдал. Так что дуй к себе, да быстрее!

Винес пожал плечами и скрылся за дверью. Через две минуты он вернулся с темно-зеленой шерстяной кучей на руке:

–Надевай быстрее. И капюшон натяни на уши. Народ просыпается.

На завтраке я клевал носом над миской каши.

–Тебе пора побриться, – заметила бодрая Линда. – Щетину видно.

–Бритвенное зелье закончилось, – вспомнил я, почесывая щеки и шею.

–О! – выдохнула вдруг повернувшаяся ко мне Оле, до того не отрывавшая глаз от стола. – Какая прелесть!

–Что такое? – забеспокоилась Линда и проследила взглядом за направлением указующего королевского перста. – Ого! Кто это тебе?

Я беспокойно завертел головой в поисках Винеса. Значит, у меня синяк как раз под глазом, а осталось ли что-нибудь у него?

–Голова отвалится, – шепнула Оле. – Что ищешь?

–Смотрю, осталось ли что-нибудь у этого гада, – тихо пробормотал я.

–Какого?

–Смотрите, Подлиза тоже получил! – радостно подпрыгнула Линда на месте, показывая пальцем на идущего по проходу Винеса.

Мы с принцессой оглянулись. Действительно, по скуле у него расплывался красочный ляп.

–Где это вы? – подозрительно уставилась на меня Линдик. Потом что-то, кажется, щелкнуло, потому что она раскрыла рот от изумления:

–Ты… дрался?!

–Отстань, черноглазка, – смутился я. – Мы просто выясняли отношения.

Линда восторженно покивала:

–Молодец! Давно пора было испортить ему фотокарточку!

Оле задумчиво качала рыжей головкой:

–Зачем?…

Говорить не хотелось, врать – тоже.

–Было за что.

Больше мы к этой теме не возвращались. Девушки разбежались, а я приплелся в келью и вновь засел за пергамент.

"Итак, пункт первый – нелюбовь к "планете людей". Вся фантастика проходит под знаком любви к человечеству, это одна из главных тем и типов завязок в фантастической литературе, как НФ, так и fantasy. Сэра Макса отличает в отношении к людям как раз Нелюбовь. Он спасает горожан не от любви к ним, а от любви к городу и ради собственного удовольствия".

Я вздохнул, отложив перо. Интересно, кто-нибудь действительно любит людей? Особенно из тех, кто об этом пишет натужные и пафосные романы? Не безликую массу, а тех, кто живет с ними бок о бок, кто их пытается понимать и прощать?

В голову проникла мысль, и пришлось ее записать на отдельном клочке: "В раю не было труда, труд – наказание. Стремление получить даром – воспоминание о рае". Это в заключение, как раз то, что хотела Алессандра.

Два месяца я корпел над дипломом. Раз в три дня тетка требовала пополнения, а я никак не мог писать подряд, я то сюда мысль приписывал, то там фразу добавлял. Алессандра злилась, я злился, но не мог себя заставить, идеи приходили вразнобой. По утрам мы с теткой работали над дипломом, днем я с девчатами и Тики чем-то занимались в лесу, вечером подходили мои горе-рыцари, и с ними мы тоже чем-то занимались. Не каждый день.

Занятия приносили пользу. Мальчишки расправили плечи, подняли головы, даже Тики, племянничек.

Винес, как я понял, бывал у них дома, но больше Тики не бегал ко мне по ночам, не искал защиты. Что с ним творилось? Я плохо понимал, потому что он… ставил защиты!

Долго и горько я смеялся, когда однажды почувствовал это. Вот у кого оно проявилось!

Пришлось учить мальчишку азам моего мастерства.

Оказалось, это даже приятно – учить тому, что действительно умеешь.

Накануне госэкзамена я не спал, после экзамена я отдыхал. Диплом написан, до защиты еще месяц.

Чем заняться?

В ожидании великого мига – свободы – я жил, как во сне. Спал до обеда, отчего болела голова, и ложился к завтраку. После обеда через силу шел тренировать мальчишек, ночью писал скверные стихи и читал мудреные книги.

Иногда пробирался Тики. Мы с ним долго разговаривали о смысле жизни, о судьбе, обо всем серьезном, что волнует человека в тринадцать лет, когда он начинает ощущать себя личностью, взрослым, ответственным за мир, за человечество. Ответственность за близких начинаешь ощущать значительно позже. Мир и человечество любить легче, чем отдельных их представителей. Особенно родственников.

Однако на меньшее поначалу не согласен.

Глава седьмая
Жизнь

То, как прошел экзамен, очень заинтересовало Тики. Он долго выспрашивал, что и как происходило, кому какую оценку поставили и как оценка повлияет на будущее.

В последнее время мальчишка достиг немалых высот в нашем деле. Мне оставалось грустно ощущать его шершавые защиты. Иногда хотелось предложить ему сбросить маски и не скрываться хотя бы друг от друга. Потом я вспоминал кое-какие свои чувства… которые касались не только меня… и понимал, что не все так просто. Может, и у него было что-то такое? Если ставит защиты, значит, не хочет, чтобы я знал, что творится у него внутри.

Если бы я догадался, что дело совсем в другом, наверное, все было бы иначе. Если бы я вспомнил, как я сам ощущал себя рядом с отцом, может, удалось бы…

Если бы я мог избавиться от этих вечных условий! Жить без оглядки на всех, без страха обидеть! Я вечно терзаюсь, хотя и знаю, что на всех не угодить. Опять "хотя". Вечные уступки миру, от которых никто не выигрывает!

Тики меня беспокоил. Он замкнулся и отдалился от меня, хоть приходил по-прежнему часто. Но иногда он как бы выпадал, так глубоко задумывался. И терял контроль над еще несовершенными защитами, и я отворачивался, боясь подслушать его мысли.

В эти дни я часто заходил к деду. Изредка брал с собой Романа. Юноша продолжал хроники Братства, пока мы с дедом беседовали перед камином о своем. Дед освобождал от бесконечных бумаг часть стола и пускал туда бледного от почтения первокурсника, а мы устраивались с чашками чая перед камином, вытянув ноги друг другу под кресла. Иногда подолгу молчали, особенно когда я чувствовал, что Арбин устал.

По средам бывал Высший Маг, тогда мы устраивались на диване. Втроем мы молчали чаще. Эмир не спрашивал меня о Тики, он как будто забыл о том эпизоде. Иногда он спрашивал "как дела?", иногда сам рассказывал о чем-нибудь. Но всегда у него при моем появлении дергался глаз, и я, нервничая, воздвигал защиту к небесам.

Один раз, когда я пришел к деду, его самого в кабинете не было, но были Эмир и Винес. Они вполголоса спорили.

Я вошел и направился к дивану, собираясь подождать Арбина. Винес резко сказал мне:

–Юхас, выйди! Ты мешаешь нам разговаривать!

Не люблю, когда на меня повышают голос.

–Я пришел к деду, а не к тебе, – как можно спокойнее ответил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

–Ты видишь, что его сейчас нет! – бросил он, раздраженно на меня глядя.

Я пожал плечами, постоял и продолжил продвижение к дивану. В конце концов, это не его кабинет.

–Выйди, я тебя попросил! – повысил он голос.

–Так не просят, – повернулся я к нему. Мне это стало надоедать.

Он медленно втянул воздух в широкую грудь и пошел на меня:

–Я сказал тебе, братец…

–Винес!

Строгий сухой окрик отца.

Краем глаза я заметил – я внимательно следил за рассчитанными движениями Подлизы, – как из дверей второй комнаты появился дед, как он осторожно удержал Эмира, который дернулся остановить Винеса.

–Не встревай, – сказал Арбин, спокойно глядя на то, как Подлиза подходит ко мне.

–Они собираются драться, – заметил отец.

–Это нормально. Братья всегда дерутся. Ты забыл, как сражались вы с Алессандрой?

Винес, который тоже, видимо, краем уха слушал деда, обернулся и уставился на него с таким же интересом и удивлением, что и я, и Эмир.

–Я? Он? – в один голос воскликнули мы втроем.

Арбин махнул рукой:

–Не отвлекайтесь, мальчики. Вы дрались, да еще как! Неужели ты не помнишь? Алессандра поколачивала тебя лет до пяти, пока ты не дорос ей до носа и не решился дать сдачу. После этого несладко приходилось ей. Вы постоянно бегали жаловаться друг на друга вашей матери, а она мыла и мазала зеленкой ваши царапины и синяки.

Мы с Винесом дружно перевели взгляды на отца. Тетка Алессандра его поколачивала!

Эмир, кажется, слегка смутился:

–Не помню.

Арбин прошел к дивану и устроился удобнее.

–Жду, – сказал он.

–Чего? – удивились мы.

–Когда вы закончите выяснение отношений.

Мы с Винесом переглянулись. Драться что-то расхотелось.

Хотя надо бы стукнуть его как следует, чтобы не задавался. В присутствии Эмира братец наглел, и я не собирался это терпеть. Нет, не так, не собирался спускать ему, если он вздумает задирать меня.

В успокоившихся было глазах брата тоже возникло какое-то недовольство мной. Мы опять установили глазной контакт. Драться мне не хотелось, но как-то зачесались руки, зазудели костяшки. Я подобрался и приготовился, соображая, как здесь удобнее развернуться в случае чего.

Один почти незаметный удар снизу в бок, я в ответ свернул ему челюсть – и мы сцепились.

Однако подраться не успели – отец опять держал нас за воротники на расстоянии своих длинных и сильных рук.

–Извини, отец, но я не могу на это смотреть.

Действительно, его дергало.

Я пожал плечами, Винес потрогал подбородок пальцами. Эмир отпустил нас, и мы разошлись.

Я сел поближе к деду, ко мне подсел отец, братец пристроился с того конца дивана.

Так мы и молчали остаток вечера, пока Арбин не выставил нас с Винесом:

–Пора спать.

В середине ноября выпал снег. Я не находил себе места в мире, изнывал от безделья и скуки.

По молодому снежку утром ко мне зашел Винес. Так как он не баловал меня своими посещениями, серьезность у него на лице показалась мне лишней.

–Что на этот раз?

Он хмуро сел на сундук.

–Как насчет спросить разрешения?

–Оставь свои глупые шутки для другого раза, – огрызнулся он. Я пожал плечами:

–Тогда не тяни и рассказывай.

Он какое-то время раздумывал, с чего начать, сомневаясь. Сомнения чувствовались отчетливо, мешаясь с беспокойством.

–Помнишь ту историю с вампиром? Что там было?

–А что?

–Тебе сложно ответить?

–Нет, но зачем тебе?

–Какая разница? Надо.

–Мне не надо.

–Мне надо.

–Это твои проблемы.

–Черт, Юхас, что ты несешь?!

Меня несло, точно. Но что я мог сказать? Что ничего не было? Мне совсем не хотелось раскрывать роль Тики в той вампирской истории! А пересказ официальной версии он мог бы от кого-нибудь другого получить.

–Почему именно от меня ты решил все узнать? Спроси у кого другого.

–Юхас, ты баран…

–От дурака слышу.

–…упрямый. Меня интересует, что это было. Ты с ним сражался? Значит, знаешь. Остальные будут плести о своих страхах, ничего реального. Понял? Теперь прекрати строить из себя девственницу и объясни, с чем ты столкнулся.

–Зачем тебе?

–Ты еще и идиот. Я же объяснил, что мне надо знать точно, что именно…

–Нет, это ты идиот, братец. Я спрашиваю, зачем тебе это знать.

–А ты глухой, братец. Я же сказал – мне надо.

–Если тебе надо, ты ошибся дверью: сортир в другом конце коридора.

Он сжимал челюсти и кулаки, сдерживаясь, чтобы не броситься на меня. Я был ему за это немного благодарен: он сильнее и дерется лучше, след от нашей последней драки все еще желтеет на моих ребрах. Однако он вызывал во мне бессознательное раздражение, которое выливалось в постоянное желание противоречия.

–Юхас, – сказал он, наконец. – Мне плевать на твои комплексы. Но мне нужно узнать. Потому что в городе опять происходит что-то странное. Ясно, садовая голова?

На этот раз сдерживаться пришлось мне. Кажется, получилось: я не подпрыгнул, не издал никаких изумленных звуков.

–Откуда ты знаешь? – спросил я, соображая, мог ли Арбин рассказать про мальчишку. Вряд ли. Тогда с чего бы он заинтересовался странностями? Не в его характере.

–Я, в отличие от тебя, вросшего задницей в стул, хожу в город. И кое-что слышу, в отличие от тебя, глухого тетерева.

–А какое тебе до всего этого дело?

–Эта нечисть нападает на людей. А там Тики.

Сдержанность его заслуживала уважительного отношения. Но не искренности.

–Обычный вампир. Ничего особенного. Дохлое ходячее тело.

–Подробности, мне нужны подробности!

Я вздохнул и подобрал ноги, скрестив их по-турецки. Братец, сообразив, кажется, что я собираюсь ему поведать, напрягся.

Один путешественник по имени Бздю, – начал я, – нашел случайно статуэтку на горной дороге. На статуэтке были изображены странные знаки. Бздю отнес ее к лавочнику и показал находку. Лавочник оценил находку и сказал:

Наверняка она обладает волшебными свойствами.

Он посоветовал отнести ее к сэнсэю Вжо.

Сэнсэй Вжо предавался медитации.

Бздю рассказал сэнсэю свою историю. Сэнсэй Вжо посоветовал отнести эту статуэтку на северный склон горы Ху. Путешественник незамедлительно последовал совету мудрого сэнсэя.

Три недели добирался путешественник Бздю до северного склона горы Ху. Добравшись, он положил волшебную статуэтку на склон горы, и, решив, что не напрасно послал его сюда мудрый Вжо, принялся медитировать.

Климат в окрестностях оказался скверным, путешественника постоянно одолевали злые духи. Тогда Бздю подумал, что мудрость – дело не из легких. Промедитировав неделю, путешественник стал пребывать в дурном настроении. Еще через неделю Бздю решил, что достаточно просветлился, и продолжил свое путешествие по стране.

Винес выскочил в ярости, хлопнув дверью. Что за манеры!

Я встал и принялся шагать под апельсинами.

Что случилось, неужели опять Тики балуется? Не помню, брал ли я с него слово, что больше такое не повторится. Да и зачем?

Надо бы узнать, что творится в городе, из-за чего забеспокоился обычно невозмутимый братец. Какая нечисть в наше время, всех давным-давно перебили браконьеры? Чтобы взволновался этот по… хм, хм… пофигист, там должно быть нечто из ряда вон выходящее. Или напали лично на него. Неужели все-таки Тики?

Ректор меня вызвал после обеда. Он тревожно постукивал ногтями по дереву столешницы, покачивая головой в такт одному ему слышному ритму.

–Слушаю, – сказал я, встав перед ним.

Арбин махнул рукой в сторону камина и смел при этом рукавом со стола туго скрученный свиток. Я кинулся подбирать, но он раздраженно как-то послал меня сесть и сидеть тихо. Залез под стол, поднял свиток, после чего последовал за мной к своему месту.

–Что ты слышал о странных происшествиях в городе? – спросил он.

–Ничего, кроме того, что там что-то происходит. Нечисть.

–Можно сказать и так, – покивал дед белой бородой. Глаза его были полузакрыты, на меня он не смотрел. Пока что, подозреваю. – Люди приходили жаловаться. Уже почти месяц, как на улицах города появилось нечто странное, что нападает на людей. В основном пугает. Иногда нападает на взрослых мужчин. Очень странное поведение, несвойственное известным видам нечисти и нежити в этих краях. Внешний вид никто не смог описать достаточно четко, описания разнятся от пострадавшего к пострадавшим. Боггарт? Маловероятно, крайне маловероятно. Наверняка не он. Но что? Зомби? Некому этим заниматься.

Тут он на меня посмотрел, и мне стало неуютно.

–Не знаю, дед, – пробормотал я. – Тики отрицает свою причастность.

Он продолжал пронзать меня острым взглядом:

–Ты ведь можешь определить, когда человек говорит неправду. Как Эмир, – он утверждал, не спрашивал.

–Могу. – Глупо отрицать очевидное. – Но Тики умеет защищаться. А я не могу лезть под его защиты.

–Понятно, – сказал он.

Не стал уточнять, не могу или не хочу я это делать. Потому что могу, если честно. Технически. Но не способен совершить такую подлость по отношению к мальчишке.

–Я ему доверяю, – сказал я.

Пытаюсь, добавил про себя.

Арбин вскинул неаккуратную бровь, но промолчал.

Закипел чайник, тоненько засвистел паром на одной ноте. Дед кивнул в сторону, и меднопузый рванулся с огня на столик, плеснув немного кипятка в пламя, отчего то сердито дернулось, шикнув.

Я обхватил горячую ручку чайника тряпочкой и разлил напиток по чашкам. Какое-то время мы молча пили дымящийся терпкий чай.

–В общем, – вздохнул дед, возвращая чашку на столик, – тебе опять придется разбираться с этим, чем бы оно ни оказалось. Горожане во главе с мэром и начальником городской стражи прониклись к тебе доверием. Они хотят тебя в качестве защитника. Ты показал себя как хороший маг, способный справиться с нечистью. Ясно?

–Более или менее…

–Вот и прекрасно.

Я сидел, расстроенный.

Что мне делать? Бродить по улицам ночами, ожидая, когда неизвестная гадость прыгнет мне на шею?

С другой стороны, почему нет? Какая-никакая работа, если задуматься. Если у меня что-нибудь получится, я могу стрясти с них рекомендации: после окончания Школы займусь выведением нечисти. Опыт у меня будет, высшее образование тоже, с пропиской что-нибудь придумаем. Стабильный заработок, свой домик, народ уважать будет, при встрече шляпы снимать и бормотать под нос: "Наше почтение, мастер Юхас!"

–Юхас!

Я очнулся:

–Да?

–Рано мечтать. Сходи туда, расспроси народ, походи по улицам ночью, я тебе выпишу разрешение. Прямо сейчас и отправляйся.

Вышел я с тоской.

Впрочем, все лучше, чем сидеть и писать отвратительные стихи, сказал я себе. Сходил, оделся теплее, взял посох, перекрестился, сплюнул три раза через левое плечо, плюнул и пошел.

В питейном заведении на улице Медных Грошей меня знали: я брал у них тогда пузырек водки, и трактирщик запомнил меня на всю жизнь. И когда я с тех пор заходил иногда, он был весьма предупредителен.

Я сел в угол, взял стакан прокисшего яблочного сока (вином это нельзя было назвать) и какой-то сухарь и пристроил свои острые лопатки к стене, вытянув ноги под стол.

Пока я пробирался запорошенной дорогой к городу, я замерз. На улицах снег превратился в мокрую грязную кашу, мои сапоги промокли, а с ними и ноги. Я сидел, посасывал "сок", грыз сухарь и иногда передергивал плечами: постепенно согревался.

Народу было немного, что показалось мне непривычным: обычно по вечерам здесь шум, гам, дым коромыслом.

Пришел толстый трактирщик и печально предложил девочек, выпячивая нижнюю губу.

–Тогда не надо.

Он постоял, помялся.

–Что еще? – мне было стыдно таким тоном говорить с человеком старше себя.

Он, кажется, не обратил внимания.

–Бизнес страдает, ваша волшебность, – вздохнул он.

–Ну и что?

–Так… вы бы это… – вздохи получались все более и более тяжкие, – вы бы, ваша волшебность, разобрались бы, а…

Я только пожал плечами. Зачем еще я здесь?

Он напоследок изобразил еще одно тягостное втягивание и выпускание воздуха, после чего удалился, бормоча себе что-то под нос. Я остался наедине с пародией на вино и невеселыми размышлениями.

После полуночи я часа два рассекал мрак черных улиц, изредка взблескивающих падающим снегом, который ложился на булыжники, чистый, и некому было его топтать, кроме меня.

Попался наряд стражников. Они долго вглядывались в меня, держась за арбалеты и копья, какое-то время расспрашивали, что я видел. Пришлось их разочаровать и продолжить хождение.

Потом я вернулся в "Трех Поросят", просидел там до вторых петухов, отогреваясь стаканом водки (вино не помогло). В темноте опять вышел на холодную улицу, сняв все защиты и вслушиваясь в любые шевеления на два квартала вокруг. Ничего волшебного, страшного или опасного. Чувствовал я себя порядочным дураком в таком состоянии.

Как я вернулся в свою комнату, я еще помнил, а как лег – полный провал. Устал, как пес, а уж вымерз!… Когда меня кто-то будил к обеду, я послал, не разобрав, кто.

К ужину проснулся самостоятельно, но голова болела.

Арбин дал мне после ужина выпить мерзкого настоя, что меня слегка взбодрило.

История повторилась: опять я вернулся лишь к утру, усталый и продрогший.

Обидно, что, пока я гулял по улицам, нечисть не объявлялась. Я что, так страшен? И долго я буду гулять по холодному городу, отпугивая собой всякую гадость?

На третий день, стоило мне устроиться в "Трех Поросятах" (кабак был на редкость уютен) в ожидании полночи, прибежал Тики. Я как раз собирался разложить пасьянс волшебными линдиными картами, надеясь что-нибудь прояснить, но не успел и перетасовать нормально.

Я удивился и не стал этого скрывать:

–Что ты тут делаешь? Почему не спишь?

Он смущенно покрутился на стуле, на который я ему указал, и не ответил. Я еще успел уловить суматошное биение его сердца, пока он не вернул на место свои защиты. Какая высокая чувствительность! Самородок, да и только. Удивительно, при отце, не обладающем и сотой долей подобных способностей.

Мальчишка отказывался объяснять свое появление, равно как и уходить (впрочем, я уже понял, что это связано с Подлизой). Поэтому я кратко объяснил ему правила и привлек к противозаконной игре в волшебные карты.

Мы развлеклись: картинки вылезали из плоских карточных листов и завязывали настоящую битву. Хорошо, что в тот поздний час посетители отсутствовали, а хозяин ушел спать, иначе наши действия привлекли бы к себе нездоровое внимание. С моей стороны выступали целых три Эмира, что очень развеселило Тики. От смеха он чуть не потерял контроль над своими воинами. Зато и я от души повеселился, глядя, как лихо Тики защищался от моего сердитого крошки Высшего Мага не менее крошечным мной.

К полуночи подошел Винес.

Братец бегло окинул взглядом пустую залу, где горела только одна люстра, рядок столов, потухший камин и поникшего сына.

–Так я и знал, что этот паршивец к тебе побежал, – сказал он, направляясь к нашему столу. – Есть что выпить?

–Прокисший яблочный сок, – сказал я от дверей, стараясь прикрыть их плотнее. – Что надо?

–Пришлось идти в Школу. Там я узнал, что ты в городе. Такой крюк пришлось сделать, да еще по морозу! – он словно не слышал. Сел, не снимая плаща, и опрокинул в себя целый стакан кислого вина. Поморщился, налил еще.

–Ну, будем здоровы!

Я пожал плечами и присоединился к нему. Мы выпили.

– Так что тебя сюда привело?

– Понятно кто, – сказал он сумрачно. – Пришел из дальнего плавания, решил навестить ребенка. А он смылся из дома и не сказал, куда. Как чувствовал, подлец! За десять минут до моего прихода вскочил – и как и не было! Понимаю, шел бы я от ворот, он мог бы почувствовать, но ведь я вышел из того измерения ровно перед домом!

– Однако, – задумался я.

Тики сидел тихо и раскладывал пасьянс, не поднимая головы, целиком уйдя в свое занятие.

Винес не пытался скрыть своих чувств. Он пил и ругался, а я прислушивался к странным звукам на улице. Сначала я думал, что это эхо Винесовых ругательств, но потом засомневался. Звуки доносились издалека, пропадая. Я напряг слух, но звуки прекратились. Потом вдруг возобновились довольно близко, и все ближе, ближе… Тики еще ниже наклонился к картам, разглядывая картинки, а Винес замолчал на полуслове.

Не знаю, зачем, но он выскочил быстро. С улицы донеслись звуки битвы. Я кинулся на улицу. Что за черт?

На моего брата напала какая-то странная тварь. Он отбивался от нее своим клинком из посоха, однако наносимые им с огромной скоростью раны не приносили твари вреда. Это был мертвяк или что-то магическое, разваливаясь на глазах, он, тем не менее, все пытался дотянуться до Винеса.

Неподалеку кричали какие-то запоздалые личности.

Я собрался с мыслями и наслал на тварь испепеление. Тварь, вспыхнув, продолжала нападать. Оно не горело!

Винес грязно выругался, не прекращая фехтовать с поразительной скоростью. Только это мелькание клинка и сдерживало нечисть от того, чтобы не разодрать Подлизу.

Я пытался что-нибудь сообразить. Скинул остатки защит и попробовал прощупать нежить. Да ведь это зомби! Кто-то им управляет. Но так хитро, какой-то странный почерк. Сейчас, сейчас, что-нибудь придумаю…

Винес не кричал, чтобы я помог, но я чувствовал, что он устал. Значит, надо поторопиться. Но я ничего не мог придумать подходящего к ситуации!

В момент, когда тварь цапнула Винеса за белейший манжет, разодрав кружево в полоски, я плюнул на тонкости и яркой огненной вспышкой с руки перерубил связь мерзости с хозяином.

Я даже услышал стон. Тому, кто привел сюда эту мерзость, сейчас должно было сделаться на мгновение очень больно.

На тонком снегу остался лежать труп.

Винес наклонился над ним, вытирая клинок и всаживая обратно в дерево посоха.

–Какая гадость, – сказал он, выпрямившись.

Я не стал приближаться.

–Отойди, я его испепелю.

Он повернулся и скрылся в кабаке, а я превратил останки твари в кучку пепла под одобрительные возгласы с дальнего конца улицы.

Сделав свое дело, я вернулся к родственникам и присоединился к Винесу в деле уничтожения остатков вина. Я не дрался, но меня тоже охватила жажда. Тики был бледен и смотрел на нас огромными испуганными глазами.

–Все нормально, – сказал я. – Все хорошо.

–Ну да, – буркнул Винес. – Лучше некуда.

В кабак стали заходить люди. Проснулся хозяин, забегал, поднося гостям выпивку. Народ подсел к нам, и мы с братцем какое-то время отбивались от их восторженных благодарностей.

Оказалось, кого-то эта тварь немного покусала, прежде чем броситься на Винеса. Теперь покусанный, пьяный кузнец, все не мог остановиться, в красках описывая, как это на него напало. Да так путался в пьяном языке, что никто ничего не понимал, и скоро кузнец объяснял что-то в одиночестве своему стакану.

Мы встали и вышли, оставив горожан праздновать. На ближайшем перекрестке остановились.

–Тики, тебе надо домой, – сказал я.

–Я тебя провожу, – сказал Винес.

Мальчишка грустно потряс мою руку и поплелся за отцом.

Придя, я завалился спать, не снимая сапог.

Среди ночи меня разбудил Винес.

–Юхас, очнись, – тряс он меня.

Кое-как разлепив веки, я испугался его вида и состояния. Бледный, исцарапанный, братец дергал меня за плечо.

Поняв, что что-то стряслось, я вылез из одеяла.

–Она следила за нами, эта тварь, – рассказывал он, пока я разглядывал длинный раны у него на руках, на плечах и на спине. – Она шла за нами от рынка. Может, и раньше, но я заметил ее только тогда. Да нет, вряд ли раньше, на рынке привязалась. Ощущение мерзкое, скажу я тебе! У этого малолетнего мерзавца еще и глаза горели, чтобы мне провалиться на этом месте… – он подпрыгивал от возбуждения.

–Не вертись, – удержал я его. – Спокойнее.

–…когда мы были уже почти на месте, я послал Тики бежать домой со всех ног, а сам пошел отвлекать гадину. Я рубил этот живой труп почти час! Искрошил в мелкий дребезг!

–Ладно, ладно, – сказал я. – А догадался сжечь его? Может ведь и встать.

Винес выругался.

–Нет, у меня не оставалось сил на самое простенькое заклинание. Я сюда-то пришел кое-как. Слушай, там у меня на спине должна быть довольно глубокая царапина, она меня облапила, эта гнида…

Я как раз разглядывал эту "царапину". Действительно очень глубокая рана. Рубашка прилипла к ней, и кровь перестала идти, но сейчас, когда я отлепил засохшую ткань, рана закровоточила.

Подумав, что здесь весьма пригодилось бы дедово мастерство, я принялся за длинную тонкую щель в коже. Я откинул защиту и приник к его телу всеми чувствами. Придется обходиться своими силами, рана проходит опасно близко к легкому, почти задев его. Если Винес продолжит свои подпрыгивания, легкое порвется.

Я уложил его силой на сундук и велел успокоиться. Он лег, но продолжал ворчать, мешая мне. Но я быстро перестал слышать его, сконцентрировавшись на вздымающихся и опадающих пузырьках.

Долго я настраивался в унисон его дыханию, пульсу, подстраивая его жизненный ритм к своему. Сначала я задышал учащенно, как он, потом медленно стал вдыхать глубже, спокойнее, выдыхая воздух осторожно, еще осторожнее… Его дыхание выровнялось, он, кажется, задремал. Тем лучше.

Наклонившись над мускулистой спиной, я держал руки на краях раны, заставляя мышцы воссоединиться, восстановить целостность…

Я не врач. Это была импровизация, и странно, что она удалась. Но уж очень я перепугался, когда почувствовал, какой глубины был тонкий разрез, почти царапина. Что за когти у того мертвяка? Или не замеченное Винесом оружие?

Братец спал в моей кровати, окровавив ее. Завтра придется разбираться с кастеляншей из-за белья.

А где спать мне? В Школе еще не начали топить, хотя на дворе начало ноября, и который день снег. На полу спать совсем не хочется. Может, пойти к деду в кабинет? Если не заперто, – а он обычно не закрывает, – я смогу устроиться на диване.