Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 25"

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 74 страниц)

Я все-таки началъ писать свою статью.

Я прочелъ статью юному Прокурору (Онъ зашелъ ко мнѣ, когда я писалъ статью). Прокуроръ обыкновенный типъ умнаго, невѣрующаго ни во что, не злаго и насмѣшливаго человѣка.

Онъ выслушалъ и, какъ умудренный опытностью человѣкъ, годящійся мнѣ въ сыновья, сказалъ, что, разумеется, это было бы прекрасно, и все это вѣрно, но ничего изъ этаго выйти не можетъ – людей такихъ нѣтъ и т. п. Потомъ я прочелъ молодому даровитому писателю самаго либеральнаго, народнаго направленія. Онъ выслушалъ и, очевидно, не одобрилъ мечтательность, непрактичность, неприложимость къ дѣлу мыслей, выраженныхъ въ этой статьѣ; пожалѣлъ, очевидно, о ложномъ направленіи, избранномъ мною, которое могло бы быть гораздо лучше направлено, но призналъ, что вреднаго ничего нѣтъ въ статьѣ и что она можетъ быть полезна. Потомъ я прочелъ статью въ Думѣ. На вопросъ мой по окончаніи чтенія о томъ, принимаютъ ли руководители предложеніе мое оставаться на своихъ мѣстахъ, для того чтобы быть посредниками между обществомъ и нуждающимися, двое отвѣтили мнѣ порознь въ одно слово: мы считаемъ себя нравственно обязанными это сдѣлать.Это было точное выраженіе того впечатлѣнія, которое произвело на большинство мое обращеніе.

Тоже впечатлѣніе произвело мое сообщеніе и на счетчиковъ, съ которыми я познакомился: «что-то тутъ очень хорошо и несомнѣнно справедливо, но что-то тутъ очень глупо, такъ глупо, что даже совѣстно. Совѣстно какъ то смотрѣть въ глаза другъ другу, говоря про это».

Такое же впечатлѣніе произвела эта статья на Редактора газеты, на моего сына, на мою жену, на купца – домовладельца, на самыхъ разнообразныхъ лицъ. «Правда то правда, да ничего изъ этаго не выйдетъ». Кромѣ того, при разговорахъ объ этомъ всѣ начинали тотчасъ же осуждать другихъ. Говорили: «да у насъ возьмутся и сейчасъ бросятъ. У насъ не думаютъ. о ближнемъ, у насъ только бы самому добыть себѣ блага жизни. У насъ спячка, у насъ буржуазія тупая» и т. д. И такъ говоря про предполагаемыя причины неудачи, всѣ бранили другъ друга отчаявшись другъ въ другѣ и, слѣдовательно, бранили себя и отчаявались въ самихъ себѣ.

* № 2.

Нельзя не водить въ участокъ нищихъ, потому что такъ начальство велитъ, и нельзя не ходить въ церковь, потому что такъ православіе велитъ. Только въ послѣднее время, а именно въ нынѣшнемъ году, я встрѣтилъ одного человѣка, который уже прямо выразилъ мнѣ то, что законъ Евангелія по отношенію къ нищимъ, – да и вообще, – устарѣлъ и не имѣетъ силы, и существуетъ другой законъ, замѣнившій его. Это былъ единственный случай яснаго и логическаго разрѣшенія вопроса, и потому я не могу не отмѣтить его. До тѣхъ поръ при бесѣдахъ съ самыми разнообразными людьми, съ городовыми, священниками, кучерами, профессорами, кухарками, министрами и ихъ женами, съ учеными и неучеными меня, какъ кошемаръ, всегда томила та сознательная неясность, которая существуетъ въ ихъ представленіи о томъ, какимъ образомъ, признавая себя христіанами, обходить самыя простыя, первыя и ясно выраженныя положенія христіанства. Всѣ мы сыны однаго отца, и надо убивать (у насъ христолюбивое воинство). Самарянинъ – примѣръ отношенія къ ближнему вражескаго народа. Не судите и не присуждайте (ϰαταδιϰαξητη), что значитъ присуждать къ наказанію по суду. Сказано: возьмутъ рубаху, отдай кафтанъ. Представленъ примѣръ блудницы, которую некому осудить, а у насъ суды судами погоняютъ, и считается самымъ почтеннымъ христіанскимъ дѣломъ судить въ судахъ и при этомъ присягаютъ на евангеліи. Сказано: не клянись вовсе, и насъ всѣхъ заставляютъ клясться на евангеліи, въ которомъ сказано: не клянись, и цѣловать то мѣсто, гдѣ сказано: не клянись. Сказано: если взглянулъ на женщину съ похотью, то согрѣшилъ, и если глазъ соблазняетъ, вырви его, т. е. вырви соблазнъ плоти. Всѣ театры, всѣ балы, всѣ увеселенія, всѣ галереи картинъ, всѣ удовольствія въ государственныхъ учрежденіяхъ только тѣмъ заняты, чтобы усиливать соблазны. Сказано: нищему нельзя отказать, просящему дай. Нищій, голодный, голый – это самъ Христосъ. Ихъ водятъ въ участокъ. Вотъ когда мнѣ случалось наводить людей, исповѣдующихъ Христа, на эти противорѣчія, то тутъ происходила та ужасная, похожая на сонныя грезы путаница объясненій, чтобы показать, что [въ] жизни нѣтъ противорѣчія. И чѣмъ ученѣе были люди, тѣмъ злѣе путаница. Одинъ только человѣкъ въ нынѣшнемъ году разрѣшилъ эту путаницу. Я шелъ въ Боровицкіе ворота. Подъ воротами сидѣлъ обвязанный по ушамъ тряпкой красной калѣка нищій. Онъ попросилъ милостыню. Я полѣзъ въ карманъ за пятакомъ, и пока я доставалъ, вбѣжалъ сверху въ ворота дворцовый гренадеръ, румяный, красивый, съ черными усиками малый въ тулупѣ и съ краснымъ околышемъ фуражкѣ. Только что нищій увидалъ его, онъ вскочилъ и заковылялъ что было силы на утекъ отъ гренадера. Гренадеръ за нимъ съ ругательствами. Догналъ и наклалъ въ шею: «Я тѣ проучу – мать твою... Сколько разъ говорено: не велѣно сидѣть». Я остановился, подождалъ солдата назадъ. Когда онъ поровнялся, я спросилъ его: грамотенъ ли онъ. Малый удивился, но видитъ – сѣдая борода, надо отвѣтить. «Грамотный... А что?» – «Евангеліе читалъ?» – «Читалъ». – «А что тамъ про нищихъ сказано? Сказано: кто голоднаго накормитъ, голаго одѣнетъ, меня накормитъ, меня одѣнетъ». Малый смутился и молчалъ, перебѣгая глазами на двухъ прохожихъ, остановившихся около меня. Онъ, видимо, былъ въ затрудненіи. Онъ чувствовалъ, что дѣлаетъ то, что должно, что исполнилъ старательно то, за что хвалятъ, и вдругъ его осуждаютъ. Вдругъ глаза его блеснули умнымъ свѣтомъ, онъ смѣло и повелительно, по-военному, взглянулъ мнѣ въ глаза. «А воинскій уставъ читалъ?» спросилъ онъ строго. «Нѣтъ, не читалъ». – «Такъ и не говори». Онъ тряхнулъ головой и молодецки пошелъ къ своему мѣсту. Въ глазахъ остановившихся прохожихъ я видѣлъ одобреніе и удовольствіе яснаго разрѣшенія затронутаго было вопроса. «Однако обрѣзалъ старика», какъ будто сказали себѣ прохожіе и вполнѣ удовлетворенные пошли каждый за своимъ дѣломъ. Вотъ эту ясность я нашелъ только одинъ разъ, и то только нынѣшній годъ.

Мнѣ грустно было за этаго добраго красиваго малаго въ красномъ околышѣ и казенномъ тулупѣ. Но разсудочная моя потребность была вполнѣ удовлетворена не по отношенію къ одному этому малому, но по отношенію ко всему тому хаосу словъ и отрывковъ мыслей, которыя я слыхалъ и читалъ годами отъ богослововъ, философовъ, ученыхъ, администраторовъ по этому предмету. Это была искра, которая освѣтила все предшествующее. Всѣ эти разсужденія о законѣ развитія человѣчества, о божественной сущности и святости единой церкви, о конфликтахъ воли и разума, о судьбахъ народностей, все, все, что я слыхалъ и что мнѣ казалось иногда соннымъ бредомъ, – все это получило для меня ясный смыслъ. Все это перифразами говорило только то, что сказалъ мнѣ этотъ милый малый въ тулупе и красномъ околышѣ. На мѣсто евангелія – воинскій уставъ: для разговора – евангеліе, для исполненія – воинскій уставъ. Это я понялъ нынѣшній годъ.

** № 3.

Ты добрый человѣкъ. То, что жизнь дѣтей, женщинъ и сотенъ тысячъ людей губится на фабрикахъ механической, нездоровой 15-ти часовой работой, мучаетъ тебя, ты страдаешь этимъ, такъ чтожъ? Не покупай конфетъ, рогожъ, бархату; не предъявляй ко взысканію твои рубли на этихъ самыхъ гибнущихъ людей, и совѣсть твоя будетъ спокойна. Или, если ты все таки покупаешь игрушки, бронзы, бархаты, ты лжешь, что страдаешь за нихъ. Если ты понялъ, что конфеты, которые ты ѣшь, – кровь и слезы людей, ты не будешь ихъ ѣсть. Можетъ быть, ты съѣшь въ морѣ и человѣчьяго мяса, когда придетъ голодъ, ты съѣшь то, что тебѣ необходимо нужно, чтобы жить, но ты не будешь ѣсть людей для забавы. Дикіе угостили путешественника обѣдомъ. И обѣдъ показался ему вкуснымъ. Но онъ узналъ, что для обѣда убили плѣннаго и что онъ ѣлъ человѣчье мясо. Путешественникъ не станетъ больше ѣсть у дикихъ.

Ты говоришь: «безъ меня купятъ бархатъ и бронзы». Это неправда. Безъ тебя, да безъ меня, да безъ третьяго будетъ меньше нужно бронзы. Но даже еслибъ это была и правда, если ты понялъ, что вся твоя роскошь есть слезы и кровь людей, ты не можешь ужъ дѣлать ее».

Но мы любимъ говорить о далекомъ, не упоминая о близкомъ. Намъ кажется, что когда мы заговорили о фабрикахъ, въ которыхъ столько переплетено интересовъ и такъ запутано дѣло, что насъ не уличатъ. Но улика налицо.

Ты говоришь, что и безъ твоихъ денегъ фабрики пойдутъ. Хорошо. Ну, а твои 10 человѣкъ прислуги – кто привелъ сюда изъ деревни, чтобы половина изъ нихъ спилась и развратилась и попала въ ночлежные дома и въ дома терпимости?

Ты страдаешь о нищетѣ и развратѣ, такъ не обращай ихъ своими деньгами въ рабство и не развращай, заставляя одного стоять всю жизнь въ шутовскомъ нарядѣ въ швейцарской, другого во фракѣ подавать на подносѣ письмо, третьяго чистить за тобой и выносить твои нечистоты. Какъ только ты сказалъ, что страданіе и развратъ людей мучаетъ тебя, тебѣ нѣтъ другаго выхода, какъ перестать дѣлать то, что развращаетъ ихъ, – ни покупать не нужно, ни заставлять работать на себя, ни держать прислуги, а самому работать на себя, и самому, и женѣ, и дочери, и сыну.

Но это тяжело, это мучительно, это будетъ адъ, а не жизнь! Если я буду сама или самъ чистить и варить, я буду несчастенъ, я буду золъ, я буду хуже.

Это все можетъ быть, и жить по человѣчески не неизбежно необходимо для людей, какъ мы и видимъ это.

Но лгать нельзя, лгать не надобно, и нельзя хорошимъ называть то, что дурно.

Тяжело такъ жить, ничего не покупать для потѣхи и роскоши, не держать прислуги и все дѣлать самому, можно жить и по старому, и многіе живутъ такъ и долго будутъ жить.

Но пускай такіе люди не говорятъ, что они христіане – Христосъ не знаетъ такихъ. Пускай они не говорятъ, что они образованные люди – образованный человѣкъ не можетъ состоять въ развратѣ, пускай не говорятъ, что они гуманные люди – гуманность [не] въ томъ, чтобы пить кровь и слезы людей. Пускай не говорятъ, что они либеральные люди – либеральность – свобода, а они живутъ только насиліемъ. Жить такъ можно, не понимая того, какъ мы живемъ, но понимая и живя такъ, человѣкъ перестаетъ быть человѣкомъ, а становится животнымъ, да еще хищнымъ.

** № 4.

Только тотъ хитрый обманъ, который подъ видомъ денегъ установилъ новую и самую жестокую форму рабства, могъ привести насъ къ такому странному положенію.

Вѣдь то, что происходило въ ту ночь, въ которую я встрѣтилъ 14-л[ѣтнюю] проститутку и въ которую умирала съ голода и съ холода прачка отъ недостатка 60 к., происходитъ каждую ночь въ Москвѣ и во всѣхъ большихъ городахъ, и каждую ночь въ Москвѣ и во всѣхъ большихъ городахъ происходить то, что происходить и въ нынѣшнюю ночь, когда я пишу это. Вь каждомъ номерѣ газетъ есть описаніе великолѣпнаго освѣщенія, лакеевъ въ пудрѣ, стоявшихъ неподвижно на всѣхъ ступеняхъ лѣстницы, и меню ужина съ чудными французскими названіями, и туалетовъ дамъ, стоившихъ тысячи и тысячи, и рядомъ извѣстія о замерзшихъ и повѣсившихся. Въ каждую ночь и въ каждый день ликуютъ рабовладѣльцы и съ голода мрутъ рабы. И никто не видитъ того, что такъ очевидно, что одно происходить отъ другаго, что тѣ, которые ликуютъ, не только виновны своимъ равнодушіемъ, но прямо виновны въ этихъ несчастіяхъ тѣмъ, что производятъ ихъ точно такъ же, какъ производили страданія своихъ рабовъ рабовладѣльцы, заставляя ихъ непосильно работать и недостаточно питая ихъ.

Я помню, мой отецъ, добрый помѣщикъ, поѣхавъ въ городъ, увидалъ разъ убогаго мужика изъ Ясной поляны Еремку, просящаго милостыню. Онъ пришелъ въ ужасъ, посадилъ съ собой убогаго, вернулся домой, разбранилъ прикащика и велѣлъ взять его въ дворню, одѣть и давать мѣсячину, чтобы не было нищихъ изъ его крѣпостныхъ. Онъ дѣлалъ это потому, что онъ чувствовалъ, что въ этомъ его обязанность, а чувствовалъ онъ, что это его обязанность потому, что зналъ, что если каждый помѣщикъ и каждый государственный чиновникъ будетъ такъ заботиться о своихъ крестьянахъ, то не будетъ голодныхъ, и можно спокойно ѣхать въ коляскѣ въ городъ, если же нѣтъ этаго, то нельзя ѣхать въ коляскѣ въ городъ, а надо прежде устроить Еремку, такъ чтобы онъ не холодалъ и не голодалъ. Теперь же всѣ тѣ вѣшающіеся съ голода и умирающіе, намъ кажется, до насъ не касаются, и ихъ нищета, намъ кажется, не можетъ тревожить нашу совѣсть, и мы спокойно ѣдемъ мимо нихъ не только въ городъ по дѣлу, но на гулянье, въ театры, на балы, какъ будто между ихъ и нашей жизнью нѣтъ никакой связи.

Въ ту ночь, въ которую я пишу это, мои домашніе ѣхали на балъ. Балъ, не говоря уже о той безумной тратѣ людскихъ силъ на нѣсколько часовъ мнимаго удовольствія, балъ самъ по себѣ, по своему смыслу, есть одно изъ самыхъ безнравственныхъ явленій нашей жизни. Я считаю его хуже увеселеній непотребныхъ домовъ, и потому, не будучи въ состояніи внушить своимъ домашнимъ мои взгляды на балъ, я ухожу изъ дома, чтобы не видѣть ихъ въ ихъ развратныхъ одеждахъ.

* № 5.

Въ заблужденіе о томъ, что я могу помогать другимъ, меня ввело то, что у меня были лишнія деньги и что во владѣніи деньгами я не видѣлъ ничего несправедливаго.

Существовало прежде мнѣніе о томъ, что деньги представляютъ богатство; богатство же есть произведенiе труда, и потому деньги представляютъ трудъ того, кто ими владѣетъ. Мнѣніе это установлено было такъ называемой наукой, т. е. людьми, придумавшими различные обманы, для того чтобы оправдать свою праздность и пользованіе чужимъ трудомъ.

Въ послѣднее время стало такъ очевидно, что деньги никакъ не могутъ представлять труда того, кто ими владѣетъ, что нельзя было болѣе утверждать этаго, что люди, называющіе свои обманы наукой, стали уже утверждать, что деньги не всегда представляютъ трудъ того, кто ими владѣетъ, но все-таки представляютъ всегда трудъ и сами въ себѣ не только не имѣютъ ничего несправедливаго, но представляютъ законное, необходимое и естественное условіе общественной жизни. Наука, то есть то подобіе знанія, которое имѣетъ цѣлью оправданіе существующихъ несправедливостей, потрудилась такъ поставить вопросъ о деньгахъ, что самый существенный вопросъ относительно денегъ, именно тотъ, какимъ образомъ деньги служатъ средствомъ порабощенія однихъ людей другими, совершенно устраненъ. Деньги, по наукѣ этой, представляютъ всегда трудъ и необходимы въ обществѣ 1) для удобства размѣна, 2) для установленія мѣръ цѣнности, 3) для сбереженія, 4) для платежей. Вотъ и все. То же значеніе денегъ, состоящее въ томъ, для чего мы всѣ и всѣ вокругъ насъ употребляютъ ихъ, – именно въ томъ, чтобы посредствомъ ихъ заставить однихъ людей работать на другихъ, объ этомъ значеніи денегъ эта наука не говоритъ. Когда говорится объ этомъ, то говорится въ такихъ формахъ, что надо долго ломать голову, чтобы только понять то, о чемъ говорится. Чтобы сказать то простое и понятное каждому человѣку дѣло, что тѣ, у кого есть деньги, могутъ заставлять другихъ не только на себя работать, но выматывать жилы изъ тѣхъ, у кого нѣтъ денегъ, чтобы сказать это, говорится о желѣзномъ законѣ, по которому рабочая плата всегда стремится къ пониженiю до степени удовлетворенія только самыхъ потребностей, а процентъ капитала и рента съ земли стремятся увеличиваться. <Этими словами по наукѣ выражается то, что тотъ, у кого есть деньги сверхъ тѣхъ, которые ему нужны на удовлетвореніе своихъ потребностей, можетъ швырять рыбки въ помойную яму и предлагать тѣмъ, у кого нѣтъ денегъ для удовлетворенія своихъ потребностей, зубами доставать ихъ, и что всегда найдутся голодные, которые будутъ доставать ихъ.> Вмѣсто того чтобы сказать то, что есть и понятно и главное – важно всякому, – то, что тотъ, у кого есть больше денегъ, чѣмъ потребностей, имѣетъ неограниченную власть надъ тѣмъ, у кого меньше денегъ, чѣмъ потребностей, говорится о процентѣ, рабочей платѣ, рентѣ, о словахъ, въ которыхъ не только простые смертные, но и ученые по этой части перепутались такъ, что сами ничего не понимаютъ, и, наконецъ, говорится о желѣзномъ законѣ (этому глупому слову ужасно посчастливилось). Одинъ человѣкъ посредствомъ денегъ можетъ изъ другого вить веревки – это желѣзный законъ. Но ничего же не говорили во время рабства, что то, что негровъ и мужиковъ сѣкутъ и сажаютъ въ колодки и заставляютъ этимъ средствомъ работать сверхъ силъ, есть тоже желѣзный или чугунный законъ? Всѣ знали, что это былъ не какой-нибудь чугунный законъ, а простой человѣческій, правительственный, безнравственный законъ, написанный глупыми и злыми людьми, законъ очень простой, по которому военная сила государства приходила на помощь однимъ людямъ – рабовладѣльцамъ противъ другихъ людей – рабовъ, для того чтобы первые могли пользоваться трудами послѣднихъ и угнетать ихъ. Развѣ не то же самое теперь? Одинъ человѣкъ посредствомъ денегъ можетъ дѣлать съ другими все что хочетъ, и государство военной силой защищаетъ это его право. Законы ренты, процента, капитала и всякіе выдуманные законы никому не интересны, а интересны люди и страданія ихъ. Тогда страданіе производило право рабства, теперь право владѣнія денегъ и собственности, пріобрѣтаемой за деньги. Какъ тогда узелъ рабства развязался тѣмъ, что люди поняли, что такое рабство, изъ чего оно сложилось и на чемъ оно основалось, и ужаснулись передъ нимъ, такъ точно и теперь необходимо понять, не желая скрыть ихъ главное значеніе, какъ это дѣлаетъ наука(представляя какіе то ренты, заработныя платы и проценты), что такое деньги, откуда они взялись и какимъ образомъ получили такую власть надъ людьми.

<Итакъ, прежде чѣмъ опредѣлять деньги по ихъ отношенію къ Труду и Богатству (я пишу эти слова большими буквами, такъ какъ по наукѣ эти слова возводятся въ какія то независимыя существа), надо опредѣлить ихъ по отношенію къ людямъ и тѣмъ явленіямъ между людьми, которыя, очевидно, постоянно повторяются и заставляютъ страдать милліоны и развращаться тысячи.

Въ этомъ смыслѣ опредѣленіе денегъ будетъ такое: деньги есть условные знаки, дающіе возможность однимъ людямъ, собравшимъ много такихъ знаковъ, пользоваться трудомъ другихъ людей и принуждать другихъ отдавать свой трудъ чужимъ людямъ> [...]

<Одинъ великій князь имѣлъ такую мерзкую болѣзнь, что все пер..лъ и никакъ не могъ удержаться. Докторъ сказалъ, что болѣзнь тимпанитъ, и всѣ смѣло повторяли это, и великій князь пер..лъ вездѣ сколько хотѣлъ. Право, рента съ земли, процентъ съ капитала, заработная плата за трудъ – тоже тимпанитъ.>

По русски выходитъ, что богатые люди грабятъ бѣдныхъ, забравъ въ свои руки все, что есть у бѣдныхъ, и даже землю, и стригутъ ихъ, не давая имъ обростать. И вотъ политическая экономія придумала для этаго учтивое названіе <въ родѣ тимпанита> – они говорятъ: это желѣзный законъ капитала. А богатые подъ этимъ прикрытіемъ продолжаютъ стричь. Но я не шучу. Дѣло вѣдь въ томъ, что рабочій въ такомъ положенiи, что у него отбираютъ все, кромѣ того, что ему нужно, чтобъ жить. Желѣзный или мѣдный это законъ, рентой или капиталомъ называется этотъ грабежъ, это все равно; казалось бы, главное и необходимое – это узнать, какъ установился этотъ грабежъ и чѣмъ онъ поддерживается. Рента – это право на землю <(но ее уже и не защищаютъ); но главный-то тимпанитъ – это Г-нъ Капиталъ, который имѣетъ какія то свойства и привычки, и онъ-то все дѣло портить>. Капиталъ – это возможность имѣть орудія, нужныя для работы. И если у однаго человѣка есть земля и орудія, а у другаго работа, но нѣтъ земли и орудій, то за землю и орудія надо отдать часть заработка. Изъ этаго какого-то невѣроятнаго воображаемаго дѣленія и представленія о человѣкѣ выйдетъ вся такъ называемая наука.

* № 6.

Стоить только возстановить въ своей памяти всѣ извѣстныя намъ формы экономическихъ насилій однихъ людей надъ другими, чтобы совершенно очевидно стало, какъ насиліе денежныхъ взысканій неизбѣжно и естественно вытекало из первобытныхъ насилій. Живутъ Древляне, пашутъ, водятъ скотину, торгуютъ даже, т. е. мѣняются своими произведеніями. Наѣзжаютъ князья съ дружинами, отбираютъ скотину, хлѣбъ, ткани и, естественно, пуще всего металлы – золото, серебро, то, что можно увезти и сохранить. Древляне оправляются года черезъ три, князья опять пріѣзжаютъ грабить, но поживы ужъ меньше, и князья рѣшаютъ лучше не грабить, а наложить дань – чѣмъ же? Очевидно, такими вещами, которыя не портятся и не громоздки – бывали шкуры, но чаще золото; но золото ужъ почти все отобрано отъ Древлянъ и все у князей, и потому Древляне должны продавать князьямъ-же за золото все, что они захотятъ взять. Вотъ самое простое первобытное насиліе, производимое посредствомъ денегъ. Развѣ не тоже самое происходить и при болѣе сложныхъ условіяхъ жизни? Мужики у помѣщика на барщинѣ. Ему трудно и неудобно ихъ заставить дружно для себя работать. Онъ оторветъ мужика отъ земли въ музыканты, охотники, повара, а поваръ окажется плохой, – не лучше-ли прямо назначить оброкъ – деньги? За деньги помѣщикъ найметъ повара, такъ что для того, чтобы добыть деньги, нужныя для уплаты помѣщику – всѣ у помѣщика, – надо потрафлять помѣщику и дѣлать всѣ тѣ работы, какія онъ хочетъ. И опять то же рабство, переведенное только на денежную цѣну. Развѣ не то-же самое совершилось при нашемъ освобожденіи крестьянъ (не говорю уже о крестьянахъ, освобожденныхъ безъ земли)? Вмѣсто оброка – выкупъ, т. е. деньги. Деньги же у помѣщиковъ и вообще богатыхъ, и потому для того, чтобы получить нужныя для выкупа податей деньги, онъ долженъ работать все то, чего хотятъ тѣ, у кого деньги. Странно вспомнить, какъ помѣщики нѣкоторые боялись выпустить изъ рукъ ту цѣпь, которой они держали рабовъ, не понимая того, что на рабовъ уже была наложена другая, болѣе крѣпкая цѣпь денегъ и что имъ нужно было только выпустить старую и перехватить новую.

Развѣ не то-же самое въ гораздо большей степени въ нашемъ фабричномъ быту и во всей Европѣ? Деньги у богачей, у малаго числа. Деньги нужны теперь не только на уплату, но для большинства обезземеленныхъ у насъ и всѣхъ почти въ Европѣ; деньги нужны прямо на то, чтобы купить хлѣба, заткнуть дыру во рту своихъ и свою; какъ-же не работать все то, что хотятъ богатые? И это самое простое, очевидное насиліе называется рентой и процентами съ капитала.

Требуютъ у тѣхъ – чего у нихъ нѣтъ – денегъ (деньги же всѣ у правительства и богатыхъ) и потому, чтобы получить деньги, бѣдные лишаются все больше и больше того, что у нихъ было, и закабаляются во всякія работы, нужныя богатымъ, и постоянно содержатся, какъ проститутка бандыршей, всегда въ долгу. И вмѣсто того, чтобы понять отчего это сдѣлалось и какъ уничтожить это, политическая экономія цѣлый вѣкъ ужъ все хочетъ разъяснить это положеніе такъ, чтобы это казалось вполнѣ справедливымъ.

А между прочимъ что можетъ быть яснѣе причины этаго? Посмотрите на вновь завоеванныя страны: на Индію, Америку, посмотрите на старыя государства, откуда берется это новое рабство. Князья разорили и побили Древлянъ, сожгли и увели плѣнныхъ. Это очень тяжело, но князья ушли, и Древляне опять живутъ свободно и оправляются. Но вотъ князья пришли и наложили дань. Тутъ уже хуже. Никогда нѣтъ свободы. Но потомъ князья завладѣли землей и раздѣлили своимъ. Это еще хуже. Налоги [?] всегда тревожатъ Древлянъ. Но вотъ освободили Древлянъ и дали или не дали земли – это все равно, но наложили на нихъ подати, отбирающія у нихъ послѣднее. Это уже хуже всего. Хуже всего то, что когда ихъ грабили и гнали и закабаляли на землѣ, они знали, что надъ ними совершаютъ зло, а зло не вѣчно, теперь же они рабы хуже прежняго, но не видятъ, гдѣ зло. Все что отбираютъ у нихъ, отбираютъ по справедливости для ихъ же пользы. Въ самомъ дѣлѣ, что можетъ быть ужаснѣе того, чтобы у человѣка насильно отбирали его пропитаніе, повергая его въ полное рабство, объясняя это тѣмъ, что это для его блага? Зимній дворецъ, Храмъ Спасителя, желѣзная дорога, ничего не возящая, война съ турками, урядники, милліоны на жандармовъ – все это собирается насильно съ того человѣка, которому не нуженъ ни дворецъ, ни храмъ, ни желѣзная дорога, который любитъ турокъ и ненавидитъ урядниковъ и жандармовъ. A вѣдь это дѣлается, и никто не видитѣ не только безсмысленности, но и злой насмѣшки этаго. Въ сущности такъ ясно, что на общее благое дѣло, т. е. подати, всегда люди будутъ сами давать и что признакъ благости дѣла есть то, что люди сами даютъ, и что насильно на благое общее дѣло никакъ нельзя собирать, что этотъ удивительный обманъ не могъ возникнуть иначе, какъ исторически. Если бы люди всегда были свободны, то никто бы имъ не могъ внушить того, что хорошо насильно давать деньги на общее благо. Для общаго дѣла мы и теперь безъ наеилія даемъ деньги. Но этотъ обманъ выросъ на насиліи. Деньги точно также собираются, какъ князьями съ Древлянъ, для личныхъ корыстныхъ цѣлей, но только оправдывается это теперь хитро общимъ благомъ.

Мы привыкли и не видимъ нелѣпости мотива податей всякихъ, и прямыхъ и косвенныхъ, собираемыхъ насиліемъ, a вѣдь стоитъ только опомниться, чтобы ужаснуться передъ этой нелѣпостью. Положимъ, у насъ самое прекрасное правительство, представляющее наилучшимъ образомъ волю народа, но я никогда не хожу въ храмы и не люблю ихъ, никогда не боялся и не боюсь нѣмцевъ. Какъ-же меня заставить платить за храмы и за войну съ нѣмцами? А если можно заставить платить за то, чего я не хочу, то очевидно, что я рабъ и всегда буду рабомъ, если только не буду хозяиномъ. Налоги государственные, взысканные насильно, – вотъ источникъ рабства. Если бы были мытари-откупщики, народъ бы былъ въ рабствѣ у Кесаря и мытарей; если не будетъ установленныхъ мытарей, то будутъ вольные, тѣ, которые будутъ отбирать для казны и для себя и еще болѣе усилятъ рабство.