Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 25"

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 74 страниц)

СКОРБНЫЙ ЛИСТЪ ДУШЕВНО-БОЛЬНЫХЪ ЯСНОПОЛЯНСКАГО ГОСПИТАЛЯ.

№ 1. Сангвиническаго свойства. Принадлежитъ къ отдѣленію мирныхъ. Больной одержимъ маніей, называемой нѣмецкими психіатрами «Weltverbesserungswahn». ⁵³ 53
  [«Мечта о всеобщем усовершенствовании».]


[Закрыть]Пунктъ помѣшательства въ томъ, что больной считаетъ возможнымъ измѣнить жизнь другихъ людей словомъ. Признаки общіе: недовольство всѣмъ существующимъ порядкомъ; осужденіе всѣхъ, кроме себя, и раздражительная многорѣчивость безъ обращенія вниманія на слушателей, частые переходы отъ злости и раздражительности къ ненатуральной слезливой чувствительности. Признаки частные: занятіе несвойственными и ненужными работами: чищенье и шитье сапогъ, кошеніе травы и т. п. Лѣченіе: полное равнодушіе всѣхъ окружающихъ къ его рѣчамъ, занятія такого рода, которыя бы поглощали силы больного.

№ 2. Находится въ отдѣленіи смирныхъ, но временами должна быть отдѣлена. Больная одержима маніей: Petulantia toropigis maxima. ⁵⁴ 54
  [Необузданная торопливость.] « Тоrоріgis» – родительный падеж несуществующего в латинском языке слова, искусственно образованного Толстым из русского глагола« торопиться».


[Закрыть]Пунктъ помѣшательства въ томъ, что больной кажется, что всѣ отъ нея всего требуютъ, и она никакъ не можетъ успѣть все сдѣлать. Признаки: разрѣшеніе задачъ, которыя не заданы; отвѣчаніе на вопросы прежде, чѣмъ они поставлены; оправданіе себя въ обвиненіяхъ, которыя не дѣланы, и удовлетвореніе потребностей, которыя не заявлены. Больная страдаетъ маніей Блохино-банковской. Лѣченіе: напряженная работа. Діэта: разобщеніе съ легкомысленными свѣтскими людьми. Хорошо тоже дѣйствуютъ въ этомъ случаѣ въ умеренномъ пріемѣ воды кузькиной матери.

№ 3. Больной страдалъ прежде заматорѣлой mania Senatorialis ambitiosa magna, ⁵⁵ 55
  [навязчивой сенаторской манией честолюбия]


[Закрыть]усложненной mania emolumentum pecuniorum, ⁵⁶ 56
  [страстью к наживе.]


[Закрыть]и находится въ процессѣ излѣченія. Страданія больного въ настоящую минуту выражаются желаніемъ соединить должность своего собственнаго дворника съ званіемъ предсѣдателя. Общіе признаки: тишина, недовѣріе къ себѣ. Частные признаки: безполезное копаніе земли и столь же безполезное чтеніе производствъ въ газетахъ и изрѣдка мрачное настроеніе, выражающееся взрывами. Лѣченіе: бо̀льшее вникновеніе въ вопросы жизни, больше сообразованія съ нею, бо̀льшая кротость и больше доверія къ себѣ во имя тѣхъ началъ, которыя онъ считаетъ истинными.

№ 4. Больная страдаетъ маніей comilfotis simplex, ⁵⁷ 57
  [обыкновенной манией комильфотности,]


[Закрыть]усложненной остатками «sacracordia catholica». ⁵⁸ 58
  [«католического благочестия».]


[Закрыть]Признаки болѣзни общіе: неясность взгляда на жизнь и твердость и непоколебимость пріемовъ. Поступки лучше словъ. Признаки частные: разговоры легкіе, жизнь строгая. Больная въ сильной степени заражена общей маніей Блохино-банковской (см. ниже). Лѣченіе: нравственность и любовь сына. Предсказанія благопріятны.

№ 5. Манія «seuronofilia maxima». ⁵⁹ 59
  [«обожание m-me Seuron».]


[Закрыть]Болѣзнь весьма опасная. Лѣченіе радикальное – выйти замужъ.

№ 6. Больная одержима маніей, называемой «mania demoniaca complicata», ⁶⁰ 60
  [«усложненная демоническая мания».]


[Закрыть]встрѣчающейся довольно рѣдко и представляющей мало вѣроятности исцѣленія. Больная принадлежитъ къ отдѣленію опасныхъ. Происхожденіе болѣзни: незаслуженный успѣхъ въ молодости и привычка удовлетореннаго тщеславія безъ нравственныхъ основъ жизни. Признаки болѣзни: страхъ передъ мнимыми, личными чертями и особенное пристрастіе къ дѣламъ ихъ, ко всякаго рода искушеніямъ: [къ] праздности, къ роскоши, къ злости. Забота о той жизни, которой нѣтъ, и равнодушіе къ той, которая есть. Больная чувствуетъ себя постоянно въ сѣтяхъ дьявола, любитъ быть въ его сѣтяхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ боится его. Больная въ высшей степени страдаетъ повальной маніей Блохинизма (см. ниже). Исходъ болѣзни сомнительный, потому что исцѣленіе отъ страха дьявола и будущей жизни возможно только при отреченіи отъ дѣлъ его. Дѣла же его занимаютъ всю жизнь больной. Лѣченіе двоякое: или совершенное преданіе себя дьяволу и дѣламъ его съ тѣмъ, чтобы больная извѣдала горечь ихъ, или совершенное отчужденіе больной отъ дѣлъ дьявола. Въ первомъ случаѣ хороши бы были раньше два большіе пріема компрометирующаго кокетства, два милліона денегъ, два мѣсяца полной праздности и привлеченiе къ мировому судьѣ за оскорбленіе. Во второмъ случаѣ: три или четыре ребенка съ кормленіемъ ихъ, полная занятій жизнь и умственное развитіе. ⁶¹ 61
  Зачеркнуто:т. е. чтеніе великихъ писателей – Руссо, Сократа.


[Закрыть]Діэта – въ первомъ случаѣ: трюфели и шампанское, платье все изъ кружевъ, три новыхъ въ день. И во второмъ: щи, каша, по воскресеньямъ сладкія ватрушки и платье одного цвѣта и покроя на всю жизнь.

№ 7. Больной одержимъ маніей, называемой «пустобрехъ universitelis libertatis». ⁶² 62
  [«всеобщей свободы».] Латинское выражение написано неправильно.


[Закрыть]Больной принадлежитъ къ отдѣленію не вполнѣ смирныхъ. Признаки общіе: желаніе знать то, что знаютъ другіе люди и чего ему самому не нужно знать, и нежеланіе знать то, что ему нужно знать. Признаки частные: гордость, самоувѣренность и раздражительность. Больной не вполнѣ еще изслѣдованъ, но подверженъ, кромѣ того, въ сильнѣйшей степени маніи князя Блохина (см. ниже). Лѣченіе: вынужденная работа, а главное – служба или любовь, или то и другое. Діэта: меньше довѣрія къ знанію и больше изслѣдованія пріобрѣтенныхъ знаній.

№ 8. Mania Prochoris egoistica complicata. ⁶³ 63
  [Усложненная мания Прохора – мания себялюбия.]


[Закрыть]Больной принадлежитъ къ разряду не безопасныхъ. Пунктъ помѣшательства въ томъ, что весь міръ сосредоточивается въ немъ и что чѣмъ ниже и безсмысленнѣе тѣ занятія, которыми онъ занятъ, тѣмъ озабоченнѣе весь міръ этими занятіями. Признаки общіе: больной не может ничѣмъ заниматься, если не присутствуетъ удивляющійся Прохоръ. Но такъ какъ удивляющихся Прохоровъ тѣмъ меньше, чѣмъ выше разрядъ занятій, то больной постоянно спускается на низшую степень занятій. Признаки частные: больной возбуждается до самозабвенія всякимъ одобреніемъ и падаетъ до апатіи безъ одобренія. Больной въ сильнѣйшей степени зараженъ блохинской эпидеміей. Болѣзнь опасная: исходъ двоякій: первый – или больной привыкнетъ подчиняться суду низшаго сорта Прохоровъ, постоянно понижаясь по мѣрѣ легкости ихъ одобренія, второй же – это можетъ отвратить больного, и онъ попытается найти интересъ въ дѣятельности самоудовлетворяющей и независимой отъ Прохоровъ. Леченіе невозможно. Діэта: воздержаніе отъ общества людей, стоящихъ ниже по образованію.

№ 9. Больной одержимъ сложной болѣзнью, называемой mania metaphisica, ⁶⁴ 64
  [страсть к метафизике]


[Закрыть]усложненной гипертрофіей разложившагося честолюбія vanitas diplomatica highlificos. ⁶⁵ 65
  [дипломатическая великосветская суета.] Последнее английское слово неправильно согласовано с предшествующими словами.


[Закрыть]Больной страдаетъ постоянно несоотвѣтствіемъ своихъ привычекъ съ міросозерцаніемъ. Признаки общіе: уныніе и желаніе казаться веселымъ и бодрымъ, любовь къ уединенію. Признаки частные: впаденіе въ старыя привычки и недовольство собой, излишняя раздражительность и возбужденіе при передачѣ своихъ мыслей. Лѣченіе одно и несомнѣнно дѣйствительное: соединеніе съ семьей.

№ 10. Больная поступила недавно въ Ясную Поляну, потому еще мало изслѣдована, но данныя діагноза слѣдующія: mania Капнисто-Мещеріано Петеребуржіана, усложненная гипертрофіей modesticae. ⁶⁶ 66
  [стыдливости, скромности,] « modesticae» – ошибочно вместо« mоdestiae».


[Закрыть]Признаки общіе: безжизненность, вялость и мечтанія о кавалерахъ. Тѣ же судоржныя движенія ногъ при звукахъ музыки, хотя и безъ искривленія тѣла. Въ сильной степени подвержена Блохинскому simplex (см. ниже). Лѣченіе радикальное: воды кузькиной матери, сильная любовь къ хорошему человѣку. ⁶⁷ 67
  Вариант: Больная одержима маніей, называемой Капнистасъ-Мещеріана simplex, состоящей въ совершенномъ прекращеніи всякой умственной и духовной дѣятельности и въ страстномъ ожиданіи звонковъ у дверей или подъ дугой для возбужденія жизни посредствомъ тщеславія. Признаки общіе: сонливость, невниманіе ко всему окружающему или сверхъестественное возбужденіе; подчиненіе своей воли волѣ другихъ людей по лѣтамъ и развитію стоящих ниже себя. Признаки частные: порывистыя и судорожныя движенія ногъ при звукахъ музыки, при чемъ особенное искривленіе плечъ и стана. Больная подвержена сильно князь-Блохинской эпидеміи. Лѣченіе: раннее вставаніе, физическій трудъ ежедневно, до сильнаго пота; правильное распредѣленіе дня для умственнаго, художественнаго и физическаго труда и подчиненіе себя руководителю. Діэта: отсутствіе халата и зеркала и угощенія. При исполненіи этого режима исходъ болѣзни благопріятный.


[Закрыть]

№ 11. Больной находится на испытаніи. До сихъ поръ въ больномъ очень выразились признаки маніи, называемой русскими психіатрами «ёрностифихотность», т. е. пунктъ его помѣшательства состоитъ въ томъ, что нужно не самое дѣло, не самое чувство, не самое знаніе, а что-то такое, что было бы похоже на дѣло, на чувство, на знаніе. Признаки частные: желаніе казаться все знающимъ и быть замѣченнымъ всѣми. Болѣзнь не очень опасная. Лѣченіе, къ которому и приступлено, – униженіе.

№ 12. Больная находится на испытаніи. Принадлежитъ къ разряду вполнѣ смирныхъ. Признаки, заставляющіе держать больную въ госпиталѣ, только слѣдующіе: пристрастіе къ лампадкамъ, узкимъ носкамъ, ленточкамъ, турнюрамъ и т. д., заражена эпидеміей кн. Блохина. Лѣченіе не нужно, только діэта: разобщеніе съ поврежденными, и больная можетъ быть совершенно выписана.

№ 13. Опасная. Больная страдаетъ маніей, называемой португальскими психіатрами: «mania grubiana honesta maxima». ⁶⁸ 68
  [«предельно развитая почтенная страсть грубить».]


[Закрыть]Пунктъ помѣшательства: наружность и мысль, что всѣ заняты этой наружностью. Признаки: робость, тишина и взрывъ грубости. Эпидемія кн. Блохина въ сильной степени. Лѣченіе: нѣжность и любовь. Предсказанія благопріятныя.

№ 14. Больная страдаетъ маніей, называемой англійскими психіатрами: «mania anglica as you like-ность». ⁶⁹ 69
  [английская мания – как вам угодно]


[Закрыть]Пунктъ пoмѣшательства: что надо дѣлать не то, что самой хочется, а что хочется другимъ. Эпидемія кн. Блохина въ малой степени. Лѣченіе: довѣріе къ тому, что въ глубинѣ души совѣсть считаетъ хорошимъ, и недовѣріе къ тому, что считается таковымъ другими.

№ 15. Больной находится на испытаніи. Пунктъ помѣшательства: рубли и дядя Ляля. Принадлежитъ къ разряду вполнѣ безопасныхъ. Отчасти только зараженъ блохинизмомъ. Исцѣленіе возможно.

№ 16. На испытаніи. Пунктъ: застегиваніе пуговицъ. Зараженіе блохинизмомъ.

№№ 17, 18, 19. На испытаніи, только слабо заражены блохинизмомъ.

№ 20. Находится у кормилицы. Вполнѣ здорова и можетъ быть безопасно выписана. Въ случаѣ же пребыванія въ Ясной Полянѣ тоже подлежитъ несомнѣнному зараженію, такъ какъ скоро узнаетъ, что молоко, употребляемое ею, куплено отъ ребенка, рожденнаго отъ ея кормилицы.

№ 21. Князь Блохинъ. Военный князь, всѣхъ чиновъ окончилъ, кавалеръ орденовъ Блохина. Пунктъ помѣшательства одинъ: что другіе люди должны работать для него, а онъ – получать деньги, открытый банкъ, экипажи, дома, одежду и всякую сладкую жизнь и жить только для разгулки времени. Больной не опасный и вмѣстѣ съ № 20 можетъ быть выписанъ. Что жизнь его, кн. Блохина, для разгулки времени, a всѣхъ другихъ трудовая, объясняетъ князь Блохинъ весьма послѣдовательно тѣмъ, что онъ окончилъ всѣхъ чиновъ, жизнь же праздная другихъ ничѣмъ и никакъ не объясняется.

№ 22. Больной изслѣдованъ уже прежде и вновь поступилъ въ яснополянскій госпиталь. Больной не безопасенъ. Больной страдаетъ маніей, называемой испанскими психіатрами «mania Katkoviana antica nobilis Russica» ⁷⁰ 70
  [«древне-российская благородная катковская мания»]. В данной фразе должно было бы быть слово«antiqua», а не«antica».


[Закрыть]и застарѣлой бетховенофобіей.

Признаки общіе: больной послѣ принятія пищи испытываетъ непреодолимое желаніе слушать «Московскія Вѣдомости» и не безопасенъ въ томъ отношеніи, что при требованіи чтенія «Московскихъ Вѣдомостей» можетъ употреблять насиліе. Послѣ же вечерняго принятія пищи при звукахъ «Пряхи» становится тоже не безопасенъ, топая ногами, махая руками и испуская дикіе звуки. Признаки частные: не можетъ брать картъ всѣ вмѣстѣ, а беретъ каждую порознь. Каждый мѣсяцъ, неизвѣстно для чего, ѣздитъ въ мѣстечко, называемой «Крапивна» и тамъ проводитъ время въ самыхъ несвойственныхъ ему и странныхъ занятіяхъ. Озабоченъ красотой женщинъ. Лѣченіе: дружба съ мужиками и общеніе съ нигилистами. Діэта: не курить, не пить вино и не ѣздить въ циркъ.

ИЗЪ АПРЕЛЬСКАГО НОМЕРА РУССКОЙ СТАРИНЫ 2085 ГОДА.

Жизнь обитателей Россіи 1885 года можно по дошедшимъ до насъ богатымъ матерьяламъ этаго времени возстановить приблизительно въ слѣдующемъ видѣ. Возьмемъ хоть ту мѣстность Ясной Поляны, въ которой теперь находится домъ собранія. Мѣстность эта была обитаема въ 1885 году 70-ю семействами благородныхъ тружениковъ, поддерживавшихъ въ то время, несмотря на тяжесть условій, свѣтъ истиннаго просвѣщенія, науки, общежитія и труда для другого, и искусства воздѣлыванія полей, постройки жилищъ, воспитыванія домашнихъ животныхъ, и двумя семействами совершенно одичавшихъ людей, потерявшихъ всякое сознаніе не только любви къ ближнему, но и чувства справедливости, требующей обмѣна труда между людьми. 70 семействъ просвѣщенныхъ по тому времени людей жили на тѣсной улицѣ, работая, и старый и малый, съ утра до вечера и питаясь однимъ хлѣбомъ съ лукомъ, не имѣя возможности заснуть въ день болѣе трехъ, четырехъ часовъ и вмѣстѣ съ тѣмъ отдавая все, что у нихъ требовали, тѣмъ, которые брали это у нихъ, кормя и помѣщая у себя странниковъ и прохожихъ людей и развозя больныхъ и отдавая своихъ лучшихъ людей в солдаты, т. е. въ рабство тѣмъ, которые этого у нихъ требовали. Два же дикихъ семейства жили отдѣльно отъ нихъ, среди просторныхъ тѣнистыхъ садовъ, въ двухъ огромныхъ домахъ, равняющихся величинѣ 15-ти домовъ образованныхъ жителей, и держали себѣ до 40 человѣкъ людей, занятыхъ только тѣмъ, чтобы кормить, возить, одѣвать, обмывать эти два дикія семейства.

Занятія дикихъ семействъ состояли преимущественно въ ѣдѣ, разговорахъ, одѣваніи, раздѣваніи, играніи.

–

Одна дама садилась въ пролетку и была въ затрудненіи куда положить пальто, такъ какъ было жарко. Замѣтивъ это, кучеръ сказалъ:

– Пожалуйте, сударыня, мнѣ.

– Куда?

– Подъ ж...у.

Всѣ присутствующіе застыдились. Дамы въ 1885-мъносятъ турнюрыи не стыдятся.

–

Одинъ помѣщикъ взялъ изъ деревни лакея для выѣзда и гулянья въ ливреѣ за барышнями. Выйдя изъ магазина съ бывшими съ ними кавалерами, барышни не нашли бывшаго лакея. Они стали оглядываться и дожидаться. Лакей вышелъ изъ воротъ.

– Гдѣ ты былъ? – спросила одна дѣвица.

– Для сабѣ ходилъ, – отвѣчалъ лакей.

Барышни чуть не умерли отъ стыда.

Дамы, дѣвицы, господа, женатые и холостые, предоставляютъ чужимъ людямъ убирать свои комнаты со всѣмъ, что включается въ это понятіе, и не стыдятся.

–

«Старый хрѣнъ» продолжаетъ спрашивать:

Почему, когда въ комнату входитъ женщина или старикъ, всякій благовоспитанный человѣкъ не только проситъ ихъ садиться, но уступаетъ имъ мѣсто?

Почему пріѣзжаго Ушакова или сербскаго офицера не отпускаютъ безъ чая или обѣда?

Почему считается неприличнымъ позволить болѣе старому человѣку или женщинѣ подать шубу и т. д.?

И почему всѣ эти прекрасныя правила считаются обязательными къ другимъ, тогда какъ всякій день приходятъ люди, и мы не только не велимъ садиться и не оставляемъ обѣдать или ночевать и не оказываемъ имъ услугъ, но считаемъ это верхомъ неприличія?

Гдѣ кончаются тѣ люди, къ которымъ мы обязаны?

По какимъ признакамъ отличаются одни отъ другихъ?

И не скверны ли всѣ эти правила учтивости, если они не относятся ко всѣмъ людямъ? Не есть ли то, что мы называемъ учтивостью, обманъ, и скверный обманъ?

Спрашиваютъ:

Что ужаснѣе: скотскійпадежъ для скотопромышленниковъ или творительныйдля гимназистовъ?

Просятъ отвѣтить на слѣдующіе вопросы:

Почему Устюша, Маша, Алена, Петръ и пр. должны печь, варить, мести, выносить, подавать... а господа ѣсть, жрать, сорить, дѣлать нечистоты и опять кушать?

Скоро ли наступитъ то время, что женщины будутъ равноправны съ мущинами?

Какая бы была разница, если бы Илья <и Головинъ> не бѣгалъ за лисицами и волками, а лисицы и волки бѣгали бы сами по себѣ, а Илья <и Головинъ> бѣгалъ бы по дорожкѣ отъ флигеля до дома? Никакой, кромѣ удобства и спокойствія лошадей.

Каких лет следует жениться и выходить замуж? ⁷¹ 71
  Написано посторонней рукой.


[Закрыть]

Такихъ лѣтъ, чтобы не успѣть влюбиться ни въ кого, прежде чѣмъ въ свою жену или мужа. ⁷² 72
  Написано рукой Толстого.


[Закрыть]

Всѣ люди похожи на фрукты, ягоды или овощи.

Левъ Николаевичъ – старый хрѣнъ.

Софья Андреевна – красная слива.

M-me Seuron – кукуруза.

Князь Урусовъ – свекла.

Татьяна Андреевна – стручковый перецъ.

Александръ Михайловичъ – турецкій бобъ.

Таня – желтая слива.

Сережа – недоспѣлая антоновка.

Илюша – турецкій огурецъ.

Alcide – буравинка.

Ольга Дмитріевна – черная смородина.

Little ⁷³ 73
  [Маленькая]


[Закрыть]Маша – бѣлая смородина.

Big ⁷⁴ 74
  [большая]


[Закрыть]Маша – вишня.

Миша Иславинъ – черника.

Екатерина Николаевна – морошка.

Вѣра – кизилъ.

Лазаревъ – гнилая дыня.

Леля – корнишонъ.

–

** [РЕЧЬ О НАРОДНЫХ ИЗДАНИЯХ.]

Вотъ что: давно уже – какъ я запомню – лѣтъ 30, завелись люди, которые занимаются тѣмъ, чтобы сочинять, переводить и издавать книги для грамотнаго простонародья, – т. е. для тѣхъ людей, которые и по малограмотности и по тому обществу, въ которомъ они живутъ, и по бѣдности не могутъ выбирать книги, а читаютъ тѣ, которыя попадаютъ имъ въ руки. Людей, такихъ издателей, – было довольно много и прежде – особенно развелось ихъ много послѣ воли, и съ каждымъ годомъ, по мѣрѣ того, какъ увеличивалось число грамотныхъ, увеличивалось и число сочинителей, переводчиковъ и издателей, и теперь дошло до огромнаго количества. Сочинителей, составителей, издателей народныхъ книгъ теперь бездна, но какъ было и прежде, такъ и теперь еще не установилось правильное отношеніе между читателями изъ бѣднаго народа и сочинителями и издателями. Какъ прежде чувствовалось, что тутъ что-то не то, такъ и теперь, несмотря на то, что масса книгъ издается для народа, чувствуется, что если не всѣ эти книги, то большинство не то, что сочинители, составители и издатели не достигают того, чего хотятъ, и читатели изъ народа не получаютъ того, чего хотятъ.

Нельзя ли поправить это дѣло?

Прежде чѣмъ говорить о томъ, какъ, я думаю, можно попытаться поправить это дѣло, надо уяснить себѣ хорошенько и самое дѣло и въ чемъ оно состоитъ.

<Дѣло это, по моему, самое важное въ мірѣ, которому только можетъ разумный человѣкъ посвятить свои силы. Дѣло – въ духовномъ общеніи людей. Дѣло въ распространеніи свѣта истины. Дѣло – въ единеніи людей около единой истины.

Дѣло это состоитъ изъ двухъ дѣятельностей: изъ желанія людей, знающихъ больше другихъ, сообщить свои знанія не знающимъ и изъ желанія незнающихъ узнать.>

Дѣло несомнѣнно состоитъ въ томъ, что одни люди, знающіе, богатые и переполненные знаніемъ, желаютъ сообщить это свое знаніе другимъ – лишеннымъ его. <Съ другой стороны> и незнающіе ничего или очень мало люди сидятъ съ раскрытыми на всякое знаніе ртами и готовы проглотить все, что имъ дадутъ. Чего же казалось бы лучше? Люди просвѣщенные хотятъ подѣлиться съ другими, да еще такимъ добромъ, которое не уменьшается отъ того, что его раздаютъ другимъ. Казалось бы, только пожелай дѣлиться просвѣщенные, и голодные будутъ довольны. А въ дѣлѣ передачи знающимъ знаній выходитъ совсѣмъ не то. Сытые не знаютъ, что давать, пробуютъ то то, то другое, и голодные, несмотря на свой голодъ, отворачиваютъ носы отъ того, что имъ предлагаютъ. Отчего это такъ? Я вижу только три причины: одна, что сытые не накормить хотятъ голоднаго, а хотятъ настроить голоднаго извѣстнымъ, для сытыхъ выгоднымъ образомъ; другая, что сытые не хотятъ давать того, что точно ихъ питаетъ, а даютъ только ошурки, которые и собаки не ѣдятъ; третья, что сытые совсѣмъ не такъ сыты, какъ они сами воображаютъ, а только надуты, и пища-то ихъ самихъ не хороша. ⁷⁵ 75
  Зачеркнуто:Всѣ три причины эти я вижу въ тѣхъ неудачахъ, которыя до сихъ поръ сопутствовали всѣмъ попыткамъ изданія книгъ для народа.


[Закрыть]

Только этими тремя причинами можно объяснить тѣ неудачи, которыя до сихъ поръ всегда сопутствовали попыткамъ изданія народныхъ книгъ.

По разрядамъ этихъ причинъ можно подраздѣлить всѣ неудачныя, издававшіяся и издающіяся до сихъ поръ книги.

Одни не знанія хотятъ сообщить народу, а хотятъ возбудить въ нихъ извѣстное настроеніе, почему нибудь желательное для издателей. Это всѣ 2-й, 3-й и 10-й руки религіозныя изданія – монастырей, Исакіевскаго собора, Петровскаго монастыря, Пашковскія, распространенія душеполезныхъ и т. п. Всѣ книги эти не передаютъ никакихъ знаній и не захватываютъ интереса читателя – потому именно, что авторы ихъ не передаютъ тѣхъ основъ, которыя привели ихъ къ извѣстному настроенію, а прямо <и большею частью бездарно и глупо> передаютъ самое настроеніе. Лучшимъ образцомъ этаго страннаго уклоненія отъ цѣли и совершенной безполезности могутъ служить Пашковскія изданія, – какъ умирающему сказали: «Кровь Христа спасла тебя», и онъ обрадовался и умеръ счастливый и т. п. <Надо передать народу въ книгѣ тѣ основы, то ученіе, которое приводитъ къ такому настроенію, а не самое настроеніе.> Ошибка всѣхъ этаго рода книгъ въ томъ, что <извѣстное такое или иное религіозное настроеніе, вытекающее изъ чтенія священнаго Писанія,> можетъ быть передаваемо только художественнымъ произведеніемъ, не есть дѣло знанія, которое можетъ быть передаваемо книгой, но есть дѣло жизни. – Все же, что можетъ быть передаваемо книгой, есть самое священное писаніе Отцевъ церкви, религіозныя изслѣдованія, а не настроеніе; настроеніе можетъ быть передаваемо только художественнымъ произведеніемъ. Всякая книга необходимо должна быть или разсужденіе, или сообщеніе знаній, свѣденій, или художественное произведеніе. Эти же книги – ничего. Все ихъ право на существованіе есть какое-нибудь часто очень странное настроеніе автора и наивное убѣжденіе, что настроеніе это можетъ быть передано первыми попавшимися словами и образами. – Очень понятно, что голодные никакъ не хотятъ принимать то подобіе пищи, которое бьетъ на то, чтобы ихъ какъ-то настроить по новому, непривычному имъ.

Другой разрядъ книгъ, и самый большой, это ошурки– та пища, которая не годится сытымъ, – «отдать ее голоднымъ». Къ этому разряду принадлежатъ, во первыхъ, всѣ Прѣсновскія изданія – Весельчаки разные, <стихотворныя пакости>, Похожденія Графаи, во вторыхъ, – отчего же не сказать правду, – все рѣшительно, все забракованное для насъ, сытыхъ. Вѣдь это не шутка, а каждому случалось слышать: я никуда не гожусь, не попробовать ли писать для народа? Въ этомъ разрядѣ есть прямо книги, невольно попадающія въ народъ вслѣдствіи ходовъ народной книжной торговли, но большая часть сознательно пишется нами для народа, т. е. пишется людьми, забракованными для насъ, но для народа считающимися годными. – Въ этомъ отдѣлѣ вся педагогическая народная литература – разныя исторіи и разсказы, – всѣ составленные тѣми людьми, которые очень хорошо знаютъ про себя и про которыхъ другіе знаютъ, что они для насъ не годятся, а для народа – нетолько сойдетъ, но даже прекрасно. Мы такъ привыкли къ этому, что для народа сойдетъ то, чего мы не ѣдимъ, что многіе, и я въ томъ числѣ, и не замѣчаемъ всю нелѣпость такого сужденія. То, что для насъ, десятковъ тысячъ, не годится, то годится для миліоновъ, которые теперь сидятъ съ разинутыми ртами, ожидая пищи. Да и не въ количествѣ главное дѣло, а въ томъ, при какихъ условіяхъ находимся мы, не признающіе годными для себя это кушанье, и въ какихъ условіяхъ они, для которыхъ мы признаемъ кушанье годнымъ? Мы, не признающіе этихъ ошурковъ, напитаны уже хорошо. Мы и учились, и ѣздимъ, и языки знаемъ, и выборъ, и разборъ книгъ передъ нами; если мы и проглотили немножечко ядку, нашъ организмъ справится съ нимъ. А они, <голодные>, – дѣвственны – ядокъ во всѣхъ формахъ – и лжи художественной, и фальши всякаго рода, и логическихъ ошибокъ – попадаетъ въ пустой желудокъ. Имъ – ничего: сойдетъ! Въ бочкѣ меду такая грубая вещь, какъ ложка дегтя, испортитъ все дѣло, а въ дѣлѣ духовномъ эта ложка дегтя еще мельче и еще ядовитѣе. Ауербахъ, помню, сказалъ очень хорошо: для народа – самое лучшее, что только есть, – только оно одно годится. Точно также какъ для ребенка годится только самая лучшая <и нѣжная> пища.

Третій разрядъ книгъ – эта наша самая пища, но такая, которая годится намъ, сытымъ съ жиру, которая надуваетъ насъ, но не кормитъ и отъ которой, когда мы предлагаемъ ее народу, онъ тоже отворачивается. Эти книжки это: Пушкинъ, Жуковскій, Гоголь, Лермонтовъ, Некрасовъ, Тургеневъ, Толстой – съ прибавленіемъ историковъ и духовныхъ новѣйшихъ писателей – наша новая литература за послѣднее 50 лѣтіе. Мы питаемся этимъ, и намъ кажется, <что> это самая настоящая пища, а онъ не беретъ. Тутъ есть недоразумѣніе, и это-то приводитъ меня къ главной моей мысли, и поэтому объ этомъ надо поговорить поподробнѣе.

Всегда ли это такъ было или только въ наше время, но вотъ что случилось теперь. Всѣ мы, образованные люди, очень образованы, и мы все знаемъ и не запнемся, или рѣдко, передъ какимъ нибудь именемъ великаго человѣка мысли и не скажемъ фразу, которая покажетъ, что мы ужъ давно хорошо знаемъ то, что сдѣлалъ этотъ человѣкъ, и повторять, что мы всѣ знаемъ, излишне. Но я теперь убѣдился, что изъ 10 случаевъ 9, если два собесѣдника упомянули о Сократѣ, о книгѣ Іова, объ Аристотелѣ, объ Эразмѣ (несмотря на то, что прибавятъ: Ротердамскій), о Монтеньѣ, о Дантѣ, Паскалѣ, Лесингѣ и продолжаютъ говорить, предполагая, что оба знаютъ то, о чемъ упомянули, подразумѣвая извѣстныя мысли, что если ихъ спросить, что они подразумѣваютъ, они не будутъ знать – ни тотъ, ни другой. (Я по крайней мѣрѣ былъ въ такомъ положеніи 1000 разъ.) Я убѣдился, что въ наше время мы, образованные люди, выработали (въ особенности школой) искусство притворяться, что мы знаемъ то, чего не знаемъ, дѣлать видъ, что вся духовная работа человѣчества до насъ намъ извѣстна; выработалось искуство освободиться отъ необходимости знанія прошедшаго, и живемъ только крохотнымъ знаніемъ настоящей дѣятельности человѣческаго ума или послѣдняго – много, много – пятидесятилѣтія. У насъ выработалось искусство быть вполнѣ невѣжественнымъ съ видомъ учености. Мы знаемъ десятыя, двадцатыя, уменьшенныя, исправленныя отраженія мыслей великихъ умовъ и совсѣмъ не знаемъ ихъ и считаемъ даже, что ихъ и не нужно знать. Что теперь, nous avons changé tout ça, ⁷⁶ 76
  [мы всё это переменили,]


[Закрыть]какъ говорилъ мнимый докторъ у Мольера, оправдываясь въ томъ, что печень оказалась не на той сторонѣ, гдѣ нужно. – Мы, образованные люди, ужасно озабочены о томъ, чтобы узнать, что въ прошломъ мѣсяцѣ написано: такой-то и такіе-то нами любимые писатели или ученые въ Европѣ, мы считаемъ стыднымъ не знать того, что было написано ну двадцать, ну 30 лѣтъ тому назадъ, но дальше мы уже нейдемъ. Да и невозможно – некогда. Мы, какъ такой чудный географъ, который бы изучилъ всѣ ручейки и холмики своей волости, не имѣетъ понятія объ Амазонкѣ, рѣкахъ и Монбланахъ всего міра, и воображаетъ, что знаетъ всѣ рѣки и горы. Я убѣдился, что мы извѣстными пріемами образованія, культурой заслоняемъ отъ себя всю огромную область истиннаго образованія и, копошась въ маленькомъ заколдованномъ кружкѣ, очень часто открываемъ съ большимъ трудомъ и гордостью то, что давно открыто моряками. Мы стали ужасно невѣжественны. (Какъ ни странно сказать, внѣшнее класическое образованіе много способствовало этому. Голову даю на отсѣченіе, если хоть одинъ ученикъ классической гимназіи прочелъ для себя, для удовольствія, Ксенофонта или Цицерона, на которомъ его мучали 8 лѣтъ.)

⁷⁷ 77
  Абзац редактора.


[Закрыть]Мы стали невѣжественны потому, что навсегда закрыли отъ себя то, что только и есть всякая наука – изученіе тѣхъ ходовъ, которыми шли всѣ великіе умы человѣчества для уясненія истины. Съ тѣхъ поръ, какъ есть исторія, есть выдающіеся умы, которые сдѣлали человѣчество тѣмъ, что оно есть. Эти высоты умственные распредѣлены по всѣмъ тысячелѣтіямъ исторіи. Мы ихъ не знаемъ, закрыли отъ себя и знаемъ только то, что вчера и третьяго дня выдумали сотни людей, живущихъ въ Европѣ. Если это такъ, то мы и должны быть очень невѣжественны; а если мы невѣжественны, то понятно, что и народъ, которому мы предлагаемъ плоды нашего невѣжества, не хочетъ брать его. У него чутье не испорченное и вѣрное. —

Мы предлагаемъ народу Пушкина, Гоголя, не мы одни: Нѣмцы предлагаютъ Гете, Шиллера, Французы – Расина, Корнеля, Буало, точно только и свѣту, что въ окошкѣ, и народъ не беретъ. И не беретъ, потому что это не пища, а это hors d’oeuvres, десерты. Пища, которой мы живы, не та – пища эта – всѣ тѣ откровенія разума, которымъ жило и живетъ все человѣчество и на которомъ выросли Пушкины, и Корнели, и Гете. И если изъ насъ кто сытъ, то сытъ только этимъ, и этимъ только можно питаться не народу одному, но всякому человѣку.

И вотъ это то разсужденіе приводитъ меня къ началу – къ тому, какъ поправить то дѣло, что люди знающіе хотятъ передать свои знанія народу, а народъ не беретъ. Чтобы поправить это дѣло, надо, первое, перестать дѣлать то, что не нужно и вредно. Надо признать невозможность передачи черезъ книги извѣстнаго настроенія народа, надо понять, что только поэзія, которая независима отъ цѣлей, можетъ передавать настроеніе, a дидактическія, не имѣющія ни разумнаго, ни научнаго, ни художественныхъ достоинствъ, не только безполезны, но вредны, возбуждая презрѣніе къ книгѣ.

Надо признать то, что народъ есть люди такіе же, какъ мы, только ихъ больше насъ и они требовательнѣе и чутче къ правдѣ, и что потому все, что не совсѣмъ хорошо для насъ, совсѣмъ дурно для народа.

И третье главное: надо признать то, что для того, <чтобы давать другимъ, надо знать, что то, что мы даемъ, хорошо и нужно. Надо признать, что мы сами невѣжественны, что намъ не учить надо какой то народъ, отдѣльный отъ насъ, а что намъ всѣмъ надо учиться, и чѣмъ больше, тѣмъ лучше, и чѣмъ въ большей кампаніи, тѣмъ лучше.> Народъ не беретъ нашей пищи: Жуковскаго, и Пушкина, и Тургенева – значитъ пища – не скажу дурная, но не существенная. <Есть у насъ хорошая, та самая, которая напитала насъ – дадимъ ее, онъ возьметъ, a нѣтъ, то давайте <вмѣстѣ> пріобрѣтать ее. Вся неудача происходитъ отъ путаницы понятій: народъ и мы – не народъ, интелигенція. Этаго дѣленія не существуетъ. Мы всѣ безразлично отъ рабочаго мужика до Гумбольта имѣемъ одни знанія и не имѣемъ другихъ. Одинъ больше имѣетъ и больше ему недостаетъ. Другому больше недостаетъ, и онъ меньше имѣетъ. ⁷⁸ 78
  Зачеркнуто:Но мы всѣ ищемъ знанія и любимъ его. И давайте дѣлиться имъ всѣ безъ всякаго различія. Давайте учиться другъ у друга и учить другъ друга.


[Закрыть]Разница между людьми состоитъ только въ томъ, что однимъ болѣе, другимъ менѣе доступно знаніе.

Надо найти ту, которая существенна. Если мы найдемъ ее, то всякій голодный возьметъ ее. – Но мы такъ пресыщены, что намъ трудно изъ всей массы нашей пищи выбрать существенное. И вотъ этотъ-то выборъ и сдѣлаетъ тотъ, кто голоденъ. Онъ не станетъ отворачиваться отъ настоящей пищи изъ каприза. Если онъ возьметъ пищу, значитъ это настоящая. Но у у насъ мало этой пищи – мы сами бѣдны. Мы забыли все то, чѣмъ вскормлены, все существенное и пробавляемся hors d’oeuvre’oмъ. Давайте искать ее. Если мы признаемъ, что мы сами невѣжественны, то мы поймемъ, что намъ не учить надо какой-то отдѣльный отъ насъ народъ, а что намъ всѣмъ надо самимъ учиться, и чѣмъ больше, тѣмъ лучше, чѣмъ въ большей компаніи, тѣмъ лучше. Пускай исчезнетъ прежде всего это искуственное дѣленіе: народъ и не народъ, интелигенція (этаго дѣленія и не существуетъ; сколько я знаю грамотныхъ мужиковъ, несомнѣнно болѣе способныхъ учиться, чѣмъ кандидаты университета), а будетъ учиться не въ маленькомъ классѣ, у маленькаго учителя и вмѣстѣ въ миліонномъ классѣ у великаго вѣковаго учителя, и будетъ учить не десятокъ приготовленныхъ студентовъ въ маленькой аудиторіи, a миліоны всѣхъ читающихъ. Эта то общность ученія и будетъ главнымъ ручательствомъ его существенности, будетъ провѣркой, откидывающей все ложное, искуственное, временное.

Учить и учиться? Но какъ?

<Прежде всего, сообщая другъ другу всѣ тѣ мысли и знанія великихъ умовъ, которыя были, излагая ихъ книги доступнымъ языкомъ.>

⁷⁹ 79
  Абзац редактора.


[Закрыть]Соберемтесь всѣ тѣ, которые согласны въ этомъ, и будемъ, каждый въ той области, которая ему больше знакома, передавать тѣ великія произведенія ума человѣческаго, которыя сдѣлали людей тѣмъ, чѣмъ они есть. Соберемтесь, – будемъ собирать, выбирать, групировать и издавать это.

Назад к карточке книги "Полное собрание сочинений. Том 25"