Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 25"

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 74 страниц)

* № 11.

XXIII.

Увольненіе себя отъ общаго труда человѣчества властителями во имя пользы управленія можетъ быть дурно и вредно, но злоупотребленіе этой возможностью имѣетъ свой предѣлъ. Правители, злоупотребляющіе своей властью, доводятъ народъ до сознанія ненужности этихъ правителей, и правители устраняются. Но увольненіе себя отъ труда во имя отвлеченной, непонятной народу пользы – во имя колдовства, совершаемаго въ пользу этаго народа, не имѣетъ предѣловъ и хуже всего развращаетъ людей. Кромѣ того, вѣра въ законность увольненія себя отъ труда правителями расшатывается уже давно и быстро уничтожается, вѣра же въ законность увольненія. себя отъ труда во имя культуры, цивилизаціи, науки и искусства утверждается, усиливается и распространяется. Всѣ злодѣянія, совершаемыя людьми въ наше время, злодѣянія, передъ которыми цирки Римлянъ и казни инквизиціи кажутся милыми шутками, – всѣ совершаются во имя этаго новаго оправданія – культуры, науки и искусства. Милліоны людей гибнутъ, всю жизнь проводя, какъ скоты, подъ землею, въ запертыхъ душныхъ зданіяхъ милліоны бродягъ и милліоны растлѣваемыхъ дѣтей и проститутокъ, и все это такъ должно быть, потому что это сопутствуетъ развитію культуры, науки искусства: fiat культура, pereat mundus ²³² 232
  [Да здраіствует культура, хотя бы погиб мир.]


[Закрыть]. Что же такое эта культура и слагающіе ее элементы – главные – наука и сопутствующее ей – искусство? ²³³ 233
  На полях написано:признакъ науки, что она не нужна.


[Закрыть]Спрашивая себя, что такое наука вообще и отъискивая отвѣтъ въ смыслѣ, придаваемомъ слову языкомъ не только русскимъ, но и всѣми языками, я вижу что наукою называется знаніе – всякое знаніе и искусство, въ болѣе же точномъ смыслѣ вижу, что, отдѣливъ искусство, какъ мастерство какое либо, отъ науки, наукой называется знаніе предмета предметовъ и отношеній ихъ между собою. Есть наука крестьянскаго, сапожнаго дѣла. Человѣкъ – прикащикъ, не умѣющій косить и пахать, можетъ знать крестьянское дѣло; также и хозяинъ – сапожникъ, не умѣющій шить, также лѣсной промышленникъ и т. п. Кромѣ того, есть наука грамотѣ, ариөметики и всѣхъ возможныхъ предметовъ, нужныхъ и полезныхъ людямъ. Такое значеніе имѣетъ слово наука въ языкѣ. Но не таково значеніе слова наука для людей науки. Опредѣленіе людей науки не покрываетъ значенія, которое ему даетъ языкъ. Наука для людей науки исключаетъ изъ своего опредѣленія всѣ тѣ знанія сапожнаго, лѣснаго, слесарнаго и всѣхъ вообще приложимыхъ къ жизни дѣлъ и признаетъ научными всякія знанія, за исключеніемъ прямо приложимыхъ. Даже существуетъ часто повторяемое мнѣніе, что вполнѣ научны только тѣ знанія, которыя не имѣютъ цѣлью свое приложеніе. Научными знаніями признаются всѣ тѣ знанія, которыя, во-первыхъ, не могутъ быть непосредственно приложимы, и, во 2-хъ, тѣ, которыя облечены въ извѣстную условную форму. Наукой признается то, что признается научнымъ тѣми, которые себя признаютъ людьми науки.

* № 12.

XXIV.

Государственный человѣкъ прежде и теперь иногда по старой привычкѣ защищаетъ свою праздность и зло тѣмъ, что онъ назначенъ на это Богомъ, или Гегельянецъ тѣмъ, что государство есть форма развитія личности. Онъ служить государству, и потому онъ выкупаетъ все, но эти оправданія уже отжили, и никто не вѣритъ имъ. Чтобы твердо (какъ ему кажется) защитить себя, онъ долженъ найти теперь уже не богословскiя или философскія, а научныя опоры. Нужно выставить приндипъ или національностей, или объединенія, или общей подачи голосовъ, или конституціи, или даже соціализма въ смыслѣ научныхъ принциповъ, нужно покровительствовать наукамъ и искусствамъ. Промышленный богатый человѣкъ прежде могъ говорить о Божьемъ произволеніи, избравшемъ его въ богачи и распорядители трудомъ другихъ, могъ говорить о значеніи торговли и промышленности для блага государства, но все это теперь уже не годится. Чтобы научнооправдать себя, онъ долженъ, во-первыхъ, придать научный характеръ своему дѣлу, на фабрикѣ завести больницы и школы, въ торговлѣ установить международныя отношенія и, во-вторыхъ, долженъ покровительствовать наукамъ и искусствамъ: издавать газеты, книги, завести галлерею или музыкальное общество. Ученый и художникъ можетъ по старой памяти говорить о пророчествѣ и откровеніи или о проявленіяхъ духа, но чтобы ему стоять твердо и знать, что печку топить и воду носить и доставлять ему пріятности жизни есть обязанность другихъ, онъ долженъ исповѣдывать то, что общества человѣческія суть организмы и что онъ въ одномъ изъ этихъ организмовъ или во всемъ человѣчествѣ, какъ организмѣ (это какъ то не совсѣмъ раздѣлено ясно) есть мозговой органъ, который долженъ питаться другими. <Только на этомъ удивительномъ суевѣріи, что человѣчество и человѣческія общества суть организмы, и держатся въ наше время всѣ оправданія праздности людей, имѣющихъ возможность посредствомъ насилія пользоваться трудами другихъ.>

Люди живутъ вѣками и подчиняются теологическому порядку вещей. Папа помазалъ, и оттого онъ король и законный. Отецъ награбилъ, и оттого дѣти законно владѣютъ. Потомъ люди живутъ, вѣками подчиняясь юридическимъ порядкамъ. Государство должно быть, должны быть сословія, и потому это все законно. Люди вѣрятъ, что кто-то тамъ наверху, божественный или мудрый, устроилъ все это и разъяснилъ, они не знаютъ всѢхъ разъясненій, но вѣрятъ, что все тамъ стройно и ясно. Но стоитъ самому простому человѣку заглянуть въ эту теологическую или философскую кухню, чтобы ужаснуться передъ той безсмысленностью и неосновательностью, которыя царятъ тамъ. То же и съ научной теоріей: она ходитъ въ толпѣ въ газетныхъ журнальныхъ статьяхъ, въ популярныхъ книжкахъ, разговорахъ, всѣ вѣрятъ въ нее, и наивнымъ людямъ кажется, что тамъ гдѣ-то у ученыхъ все это такъ ясно и очевидно, что и сомнѣній быть не можетъ, но стоитъ заглянуть туда, чтобы ужаснуться. – Удивительно читать въ богословіи доказательства того, что Богъ одинъ и три, что Богъ однимъ велѣлъ царствовать, другимъ повиноваться и царство назначилъ тѣмъ, которыхъ помажутъ масломъ, удивительно читать опредѣленіе государственнаго и международнаго права, но еще удивительнѣе заглянуть въ лабораторіи научной теоріи и прочесть тамъ основы того міросозерцанія, которое называется научнымъ.

Теорія эта въ слѣдующемъ:

Формулировать научное суевѣріе, то, что въ наше время называется наукой,такъ же трудно, какъ трудно формулировать всякое суевѣріе, которымъ пользуются люди и которое не выдумывается сразу однимъ человѣкомъ, а образуется по мѣрѣ надобности людей, пользующихся суевѣріемъ, медленнымъ наростаніемъ однаго обмана на другой, одной лжи на другую, точно такъ же какъ трудно формулировать теологическое суевѣріе, точно такъ же образовавшееся. При опроверженіи такого рода теорій суевѣрія, какъ это каждый можетъ замѣтить при опроверженіи теологическаго суевѣрія, главная трудность въ томъ, что нѣтъ ясной формулировки ея. Вы стараетесь уловить какое нибудь ясное утвержденіе и доказываете его неосновательность, но противникъ тотчасъ же видоизмѣняетъ свое утвержденіе и ускользаетъ отъ логическихъ доводовъ, вы опровергаете и другое утвержденіе, онъ опять, какъ змѣя, ускользаетъ и говорить новое, и такъ онъ дѣлаетъ до безконечности, потому что у него нѣтъ и не можетъ быть по безсмысленности его утвержденій никакихъ ясныхъ опредѣленій. То же самое и съ царствующей въ наше время теоріей научнаго суевѣрія. Единственное средство уловить эти ускользающія изъ рукъ логики теорій суевѣрій – это изслѣдовать ихъ въ ихъ источникахъ. Источникъ теологической теоріи суевѣрія есть библія, источникъ научной теоріи суевѣрія есть позитивная философія и политика Конта. До Конта не было суевѣрія о томъ, что человѣчество есть организмъ, не было классификаціи наукъ съ вершиной ихъ соціологіей, не было науки въ томъ значеніи, которое она приписываетъ себѣ теперь. Не было наукословія, совершенно аналогичнаго богословію, не было науки самой себя разсматривающей и саму себя утверждающей, точно такъ же, какъ это дѣлаетъ сама себя опредѣляющая и разсматривающая церковь. Контомъ положено основаніе теоріи научнаго суевѣрія, и въ предметѣ суевѣрія и въ формѣ самаго суевѣрія, съ удивительнымъ сходствомъ со всякимъ и въ особенности хорошо намъ извѣстнымъ церковно-христіанскимъ суевѣріемъ. Точно такъ же дѣйствительности придано недѣйствительное фантастическое значеніе: въ церковномъ христіанствѣ – дѣйствительному человѣку Христу придано фантастическое значеніе Бога (и Бога и человѣка), въ контовскомъ суевѣріи – дѣйствительному существу человѣчеству (всѣмъ живущимъ и жившимъ людямъ) придано фантастическое значеніе организма. И точно такъ же извѣстное пониманіе однихъ людей признано за единственно непогрѣшимо истинное: въ церковномъ христіанствѣ пониманіе ученія Христа, признанное Никейскимъ соборомъ, признано святымъ и единымъ истіннымъ, въ контовскомъ суевѣріи знанія нѣкоторых людей 19 вѣка въ Европѣ признаны несомнѣнными научными. Послѣдствія были однѣ и тѣ же. Во-первыхъ, то, что основное суевѣріе, не подвергаясь болѣе изслѣдованію, послужило основаніемъ самыхъ странныхъ и ложныхъ теорій, какими они и должны были быть, такъ какъ строились на суевѣріии, во-вторыхъ, то, что усвоивъ себѣ пріемъ утвержденія за собой права признанія самихъ себя научными, т. е. непогрѣшимыми, ученики этой школы распались, такъ же какъ и ученики церковниковъ, на безчисленное количество толковъ, отрицающихъ другъ друга. И точно такъ же какъ между разными церквами и исповѣданіями, отрицающими другъ друга, есть преобладающее, съ нѣкоторымъ правомъ называющее себя католическимъ, т. е. всемірнымъ, такъ точно есть одна церковь и исповѣданіе, не безъ нѣкотораго права на это въ наше время называющее себя наукой исключительно. «Это признано наукой, это доказано научными изслѣдованіями, научный методъ, научныя данныя, пріемы», точно такъ же какъ говорилось прежде: «церковь, церковныя постановленія» и т. п., и подъ наукой въ этомъ смыслѣ разумѣется преимущественно и почти исключительно науки по тому смыслу вѣры, который установилъ Контъ. Математика, механика, астрономія, физика, химія, біологія, соціологія. И изъ этихъ наукъ наукой изъ наукъ считается соціологія, т. е. та самая наука, которой нѣтъ и быть не можетъ, потому что основаніе, на которомъ она построена и къ которому пригнаны всѣ остальныя науки, есть совершенно фантастическое, ни на чемъ не основанное утвержденіе. А оно то и руководитъ дѣятельностью и направленіемъ всѣхъ другихъ наукъ, точно такъ же какъ догматъ троичности Бога руководилъ всей дѣятельностью богословскихъ наукъ. Только этимъ фантастическимъ, ни нa чемъ не основаннымъ утвержденіемъ объясняется то значеніе, которое въ наше время приписывается естественнымъ наукамъ, въ особенности изслѣдованію микроскопическихъ организмовъ. Только этимъ суевѣріемъ можно объяснить то непонятное свободному отъ суевѣрій человѣку [значеніе], которое имѣла въ наше время теорія эволюціи и ученіе Дарвина. «Ну и прекрасно, – говоритъ свободный отъ суевѣрій человѣкъ прослушавъ теорію Дарвина о наслѣдственности и борьбѣ за существованіе и дальнѣйшихъ подробностяхъ. – Что же мнѣ за дѣло?» Но не такое значеніе имѣютъ эти элукубраціи для людей научнаго суевѣрія. «Человѣчество есть огромный организмъ и такіе же организмы человѣческія общества, и потому только одно изслѣдованіе законовъ развитія и жизни организмовъ можетъ уяснить мнѣ мое значеніе и мѣсто въ жизни», говоритъ человѣкъ научнаго суевѣрія. Въ наше время не считается наукой то, что всегда было и будетъ и не можетъ не быть наукой, – знаніе того, что мыслили люди о вопросахъ жизни, но считается наукой только изслѣдованіе того, сколько перьевъ на задницѣ у какой птицы, какіе гдѣ есть кости человѣческія и другихъ животныхъ, сколько козявокъ есть и было на свѣтѣ и какія есть микроскопическія живыя существа, которымъ, очевидно, конца не можетъ быть, какъ и звѣздамъ. Что въ этомъ преимущественно видятъ науку люди нашего времени, это можно понять, зная то научное суевѣріе, изъ котораго они исходятъ для руководства въ предметахъ изученія, но какимъ образомъ могло такое странное суевѣріе быть принято человѣчествомъ – вотъ что трудно понять и что требуетъ разъясненія.

Очень понятно, что французскій ученый, педантъ и вмѣстѣ съ тѣмъ высоко нравственный человѣкъ, въ минуту поэтическаго вдохновенія могъ придумать прекрасное сравненіе – написать какъ бы притчу о томъ, что желательно бы было, чтобы отдѣльные люди смотрѣли на человѣчество какъ на огромное живое прелестное существо, имѣющее душу, и потому, какъ частицы огромнаго тѣла, живя только потому, что онѣ части тѣла, жили бы только для всего тѣла и для каждой отдѣльной части его. Если бы Контъ написалъ бы это сравненіе въ альбомъ какой-нибудь дамѣ, еще лучше въ стихахъ, то всякій, прочтя это, призналъ бы, что сравненіе очень хорошее и вытекшее изъ самыхъ хорошихъ побужденій и не возражалъ бы на него, но, удивительное дѣло, Контъ выставилъ это положеніе не какъ сравненіе, а какъ дѣйствительный фактъ, и ученые, столь гордящіеся своей точности критическимъ анализомъ ²³⁴ 234
  Так в подлиннике.


[Закрыть]и не допусканіемъ ничего на вѣру, приняли эту шутку, какъ самый реальный фактъ и на немъ построили и теперь строятъ всю свою позитивную науку, отъ которой, очевидно, ничего не останется, какъ только они догадаются о томъ, что тотъ фактъ, на которомъ они все строятъ, никогда не существовалъ и не можетъ быть утверждаемъ.

Человѣчество по Конту есть живой организмъ. Что мы понимаемъ подъ словомъ организмъ? Прежде всего мы понимаемъ себя какъ существо отдѣленное отъ другихъ существъ. Я вижу другаго человѣка, узнаю, что онъ отдѣленъ отъ другихъ существъ сознаніемъ и ощущеніемъ своей жизни, и признаю его организмомъ. Я вижу лошадь, собаку, муху, козявку и по нѣкоторымъ признакамъ заключаю, что въ нихъ есть то же ощущеніе отдѣльности жизни, и потому называю ихъ организмами. Все, что я называю организмомъ, я называю таковымъ только потому, что, отвлекая частные признаки отъ различныхъ существъ, я нахожу въ нихъ общіе и мнѣ признаки сознанія или ощущенія отдѣльности жизни. Основное понятіе организма вытекаетъ не изъ тѣхъ опредѣленій словесныхъ, которыя я буду прилагать къ организмамъ (тѣмъ болѣе что и въ опредѣленіяхъ этихъ наука не сговорилась), а изъ моего сознанія и ощущенія моей отдѣльной отъ другихъ жизни; и потому, какъ бы хорошо ни было придумано словесное опредѣленіе организма и какъ бы ни подходили подъ него какія бы то ни было существа, никто не можетъ признать организмомъ того, что не представляетъ для человѣка того ощущенія отдѣльности жизни, которое сознаетъ человѣкъ. Я могу признать организмами даже тѣ простыя микроскопическія существа, которыми такъ заняты теперь люди науки, потому что и въ нихъ я нахожу признаки ощущенія отдѣльности жизни, но какъ бы точно ни подходило подъ придуманное опредѣленіе человѣчество или общество человѣческое, я не могу его признать организмомъ, потому что въ нихъ отсутствуетъ для меня существенный признакъ ощущенія отдѣльности жизни. Не могу назвать въ особенности потому, что, допустивъ такое произвольное соединеніе въ организмъ многихъ и всѣхъ особей извѣстнаго рода, мнѣ нѣтъ никакой причины не называть организмами лошадинство или отдѣльные табуны, коровство, баранство или отдѣльныя стада.

И вотъ на такомъ то произвольномъ утвержденіи строится цѣлая наука, называемая соціологіей. Берутся нѣкоторые признаки организма и подъ эти признаки подводятся общества.

* № 13.

Всему дѣлу голова теперь научная наука. Только тотъ изъ праздныхъ людей стоитъ твердо въ обществѣ, на чьей сторонѣ она – эта наука. <Что же такое эта научная наука? Она одно изъ тѣхъ нелѣпыхъ суевѣрій, которыя кажутся чѣмъ то величественнымъ и несомнѣннымъ до тѣхъ поръ, пока мы вѣримъ въ нихъ, и которыя разсыпаются прахомъ, какъ только люди, свободные отъ этаго суевѣрія, прикинутъ его на мѣрку самаго простаго и недалекаго, только не предубѣжденнаго разсудка.> Она нелѣпое суевѣріе, отвѣчаю я, и берусь доказать, что для каждаго непредубѣжденнаго человѣка такъ же ясно, какъ то, что вѣра въ домовыхъ и лѣшихъ есть нелѣпое суевѣріе. И говоря это, я не испытываю ни малѣйшей ни застѣнчивости въ томъ, что позволяю себѣ такую смѣлость, ни малѣйшей гордости въ томъ, что я сдѣлаю такую важную вещь. Доказать нелѣпость всякаго суевѣрія очень легко: стоитъ только не вѣрить на слово, что все такъ, какъ это говорятъ какіе-то люди, а разобрать, что именно говорятъ эти люди. <Суевѣрія держатся потому только, что любятъ вѣрить тому, что есть гдѣ-то тамъ, на недосягаемыхъ намъ высотахъ, божественные и мудрѣйшіе люди, которые все узнали, изслѣдовали и рѣшили, и намъ остается только вѣрить тому, что говорятъ эти люди. Вѣка проходятъ и поколѣнія за поколѣніями живутъ и умираютъ въ противорѣчіи своего разума съ тѣмъ, что имъ передаютъ ихъ мудрецы, и имъ въ голову не приходитъ вопросъ: да правда ли то, что намъ говорятъ? Вопросъ же этотъ не приходитъ въ голову потому, что имъ кажется, что тамъ, на этихъ недосягаемыхъ высотахъ, все ясно и несомнѣнно и что противорѣчія происходятъ отъ ихъ слабости. Такъ это было съ богословскимъ суевѣріемъ, такъ это было и есть съ философскимъ, государственнымъ суевѣріемъ, такъ это происходитъ теперь съ научнымъ суевѣріемъ. Богъ одинъ и вмѣстѣ съ тѣмъ Онъ одинъ – три. Одинъ родился безъ нарушенія дѣвства, былъ человѣкомъ, воскресъ и сидитъ одесную отца. Его надо ѣсть въ видѣ хлѣба и вина. Онъ велѣлъ, чтобы мазали масломъ всѣхъ людей и особенно нѣкоторыхъ людей. Отъ этаго помазанія эти люди дѣлаются священны, a другіе должны исполнять всю ихъ волю. Вѣками жили и умирали люди, сознавая въ душѣ, что все это ужасающая безсмыслица, и вмѣстѣ съ тѣмъ продолжали вѣрить, что это такъ, потому что имъ казалось, что не могли же люди, выработавшіе эти положенія и такъ торжественно ихъ заявляющіе, не могли же эти люди ошибаться или обманывать. Люди всѣ должны быть несвободны, а покоряться другимъ людямъ и воевать другъ съ другомъ, и разорять другъ друга, и учиться и исповѣдовать вѣру по волѣ этихъ нѣкоторыхъ людей. Все это опредѣляетъ философія права и разныя права: государственное, полицейское, международное. И опять вѣка поколѣніе за поколѣніями умирали люди, сознавая нелѣпость этаго, и всетаки вѣрили тому, что это такъ, потому что это говорили имъ философы, ученые. Имъ казалось, что не могли же люди, такъ торжественно и убѣдительно говорившіе это, ошибаться или обманывать ихъ.>

* № 14.

Такъ что же дѣлать? Дѣлать? Прежде всего – не лгать, потомъ смириться, покаяться и третье – понять, что трудъ не для себя, но для другаго, для людей, есть не проклятіе, а единственное благо человѣка.

Не лгать – значить то, чтобы не придумывать изворотовъ, по которымъ можно бы было не видать дѣйствительности, не закрывать глаза, не говорить: если такъ, то моя жизнь несчастная, a вѣрить, что несчастна можетъ быть только неразумная жизнь, что какъ бы ни ново и странно казалось то положеніе, къ которому ведетъ разумъ, это положеніе будетъ лучше прежняго, потому что разумъ на то и данъ, чтобы показывать намъ благо, и безъ разума не можетъ быть счастія. Не лгать – значить не бояться счастья. Можетъ быть, уже много долженъ и не расплатишься, но какъ бы ни много было, все лучше, чѣмъ не считаться. Какъ бы ни далеко зашелъ по ложной дорогѣ, все лучше, чѣмъ продолжать идти по ней. Лгать невыгодно еще и потому, что ложь одна ведетъ за собой другую. Стоитъ разъ ввести ошибку въ вычисленіе, и ошибка эта будетъ вездѣ требовать поправки. Стоитъ разъ оробѣть передъ истиной и, увидавъ ее, не ввести ее себѣ въ душу, и это отступленіе отъ истины будетъ на каждомъ шагу въ самыхъ разнообразныхъ видахъ мучать тебя. Попробуй не лгать передъ собой – принять истину себѣ въ душу, какъ она представляется тебѣ, и ты узнаешь силу ее, ты увидишь, какъ, какъ электрической искрой, вдругъ соединятся правильно всѣ разрозненныя прежде явленія; все, что было запутано и тайно, станетъ ясно; тамъ, гдѣ были лѣнь и апатія, явится сила и энергія, тамъ, гдѣ были злоба, презрѣніе, вражда, – явятся любовь и возможность проявленія ея. Гдѣ былъ хаосъ и страхъ передъ нимъ, явятся стройность и стремленіе къ ней. Тотъ, кто искренній человѣкъ, ищущій истины, задавъ себѣ вопросъ – что дѣлать? отвѣтитъ себѣ на него: не лгать передъ собой, а идти туда, куда ведетъ разумъ, тотъ уже рѣшилъ вопросъ. Онъ найдетъ, что, гдѣ и какъ дѣлать, онъ не будетъ лгать передъ собой.

Одно, что можетъ помѣшать ему въ отъисканіи исхода, – это ложно высокое о себѣ мнѣніе – гордость; и потому другой отвѣтъ на вопросъ, что дѣлать, – будетъ: смириться, покаяться. Я говорю это потому, что представленіе наше о нашемъ значеніи такъ сростается съ нами, что мы часто не замѣчаемъ этого побужденія къ обману. Разскажу разговоръ мой съ однимъ изъ лучшихъ молодыхъ людей, сближавшихся со мной. Да проститъ онъ меня за мою нескромность. Случай очень знаменателенъ. Молодой человѣкъ съ именемъ, большими связями, кончившій курсъ въ университетѣ, чрезвычайно упростившій свою жизнь, отказавшійся отъ всѣхъ преимуществъ связей и положенія, спрашиваетъ меня мое мнѣніе о томъ, какую дѣятельность избрать ему, пріобрѣтшему то образованіе, которое онъ пріобрѣлъ. Вопросъ его собственно такой: чѣмъ могу я быть наиболѣе полезенъ людямъ съ тѣми особенными знаніями, которыя я пріобрѣлъ, и включаетъ въ себя соображеніе о томъ, что мнѣ, проведшему 11 лѣтъ ученія, невыгодно – не для себя, но для людей – начать учиться пахать, когда я имѣю другія знанія. Я отвѣтилъ ему, что вопросъ его: какъ мнѣ, пріобрѣтшему столько знаній, употребить ихъ на пользу людямъ, надо поставить такъ, какъ бы онъ стоялъ для ученика, прошедшаго курсъ талмуда и выучившаго число буквъ всѣхъ священныхъ книгъ и т. п. Вопросъ бы стоялъ такъ: какъ мнѣ, проведшему по несчастію моихъ условій 11 лучшихъ учебныхъ лѣтъ въ праздныхъ и развращающихъ умъ занятіяхъ, какъ мнѣ исправить эти ошибки моего воспитанія и постараться быть полезнымъ людямъ? Если бы вопросъ стоялъ такъ: что мнѣ дѣлать, такому человѣку? то всякій отвѣтилъ бы: стараться прежде всего честно кормиться, т. е. выучиться не жить на шеѣ другихъ и, учась этому и выучившись, при всякомъ случаѣ приносить пользу людямъ и руками, и ногами, и мозгами, и сердцемъ. Для того человѣка нашего круга, который не будетъ лгать передъ собой, будетъ необходимость смириться и покаяться, сознать свою вину. Помѣщику нельзя было перестать быть рабовладѣльцемъ безъ того, чтобы не смириться и не покаяться. И покаяніе не страшно, такъ же какъ и не страшна истина, и такъ же радостно и плодотворно. Стоитъ только разъ навсегда принять истину совсѣмъ, и тогда невольно и смириться совсѣмъ, т. е. помнить, что правъ никто изъ насъ не имѣетъ и не можетъ имѣть, а обязанностей нѣтъ конца и нѣтъ предѣловъ.

И это то сознаніе обязанности и составляетъ сущность 3-го отвѣта на вопросъ, что дѣлать, состоящаго въ признаніи труда не проклятіемъ,но радостью и сущностью жизни человѣка.

Какъ только δόχα ²³⁵ 235
  [убеждение, мнение,].


[Закрыть], вѣра человѣка – въ томъ, что трудъ труденъ, а праздность не трудна, такъ является потребность меньше трудиться и избирать не тотъ трудъ, который навѣрно нуженъ, который первый подъ руками, а тотъ, за который другіе больше отдаютъ труда. Какъ только трудъ – сущность жизни, такъ человѣкъ избираетъ самый вѣрно полезный трудъ и самый близкій. Жизнь же такъ устроена, что самый вѣрно полезный трудъ и самый близкій есть самый радостный, какъ трудъ земледѣльческій, трудъ для своей семьи и близкихъ.

Менѣе достовѣрно полезный, и для цѣлей болѣе отдаленныхъ, есть трудъ и менѣе радостный. Такъ, ремесленный и подъ конецъ умственный менѣе другихъ достовѣрно полезны, цѣль ихъ болѣе отдаленна, и они тяжелѣе другихъ. Какъ только человѣкъ въ трудѣ будетъ видѣть не проклятіе, a дѣло всей жизни, такъ онъ естественно возьмется за первый предлежащій, ближайшій трудъ – кормиться и промѣняетъ его только тогда, когда къ нему заявятся требованія въ другомъ, менѣе радостномъ, ремесленномъ или умственномъ трудѣ. Заявляемыя же къ нему требованія и благодарность людей, кромѣ обезпеченія его, будутъ вознаграждать его за меньшую радостность труда. Кромѣ того, требованія эти будутъ предъявляемы только тогда, когда человѣкъ хорошо дѣлаетъ свой ремесленный или умственный трудъ. А хорошо дѣлаетъ человѣкъ только то, что любитъ. Я знаю одну общину, гдѣ люди жили, кормясь своимъ трудомъ, считая все общимъ. Одинъ изъ членовъ былъ образованнѣе другихъ, и отъ него требовали чтенія лекцій, къ которымъ онъ долженъ былъ готовиться днемъ, чтобы читать ихъ вечеромъ. Онъ дѣлалъ это съ радостью, чувствуя, что онъ полезенъ другимъ и дѣлаетъ дѣло хорошо, но онъ усталъ, и здоровье его стало хуже отъ лишенія работы. Члены общины пожалѣли его и попросили идти работать въ поле. Для людей, смотрящихъ на трудъ, какъ на сущность и радость жизни, фонъ, основа всякой жизни будетъ всегда борьба съ природой, трудъ для прокормленія себя и другихъ. Отступленія отъ этаго закона будутъ только зависѣть отъ требованій другихъ. Для человѣка, который признаетъ трудъ сущностью и радостью жизни, удовлетвореніе его потребностей всегда будетъ, потому что всегда человѣкъ долженъ кормиться, и всегда будетъ радостно, потому что либо онъ будетъ дѣлать самый здоровый, радостный земледѣльческій трудъ, либо будетъ имѣть сознаніе труда болѣе широкаго и несомнѣнно полезнаго.

Такъ вотъ что дѣлать:

Не лгать, смириться и счастье жизни полагать не въ наслажденіи, а въ трудѣ.

23 Октября

Ясн. Пол.