Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 4"

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)

[ВТОРАЯ ЧАСТЬ.]

Посл ѣнесвязной сцены перваго свиданья Николинька пригласилъ Ламинскаго пойдти по хозяйству.

Ламинскій зналъ моего героя студентомъ, добрымъ, благороднымъ ребенкомъ, съ тою милою особенностью, которую нельзя иначе выразить, какъ «enfant de bonne maison»; [99]99
  [ребенок из хорошей семьи;]


[Закрыть]ему трудно было привыкнуть смотр ѣть на него, какъ на хозяина, къ которому одномуонъ прі ѣхалъ. Мундиръ съ синимъ воротникомъ и парусинное пальто тоже большая разница. – Ламинскій все шутилъ. «Какимъ ты пом ѣщикомъ, – говорилъ онъ, покачивая головой, – точно настоящій» и т. д.

Но когда они пришли въ школу, гд ѣсобрались мальчики и д ѣвочки для полученія наградъ, и Николинька, хотя съ заст ѣнчивостью, но съ благороднымъ достоинствомъ сталъ н ѣкоторыхъ ув ѣщевать, а другихъ благодарить за хорошее ученье и дарить приготовленными школьнымъ учителемъ, старымъ длинноносымъ музыкантомъ, волторнистомъ Данилой, пряниками, платками, шляпами и рубахами, онъ увидалъ его совс ѣмъ въ другомъ св ѣт ѣ. Одинъ изъ старшихъ учениковъ поднесъ Князю не въ счетъ ученья написанную имъ пропись въ вид ѣподарка. Отличнымъ почеркомъ было написано: «Героевъ могли призвести счастье и отважностей, но великихъ людей!».

Николинька поц ѣловалъ мальчика, но, выходя, подозвалъ Данилу и кротко выговаривалъ ему за непослушаніе. Николинька самъ сочинялъ прописи, который могли понимать ученики (и изъ которыхъ н ѣкоторыя вошли даже въ поговорку между мальчиками, какъ-то: «за грамотнаго 2-хъ неграмотныхъ даютъ» и т. д.), но Данила отв ѣчалъ:

– Я, Ваше Сіятельство, больше далъ переписать насчетъ курсива руки прикащичьяго сына».

– Да в ѣдь смысла н ѣтъ, Данила, этакъ онъ привыкнетъ не понимать, что читаетъ, и тогда все ученье пропало.

– Помилуйте-съ.

Ужъ не разъ бывали такія стычки съ Данилой. Князь противъ т ѣлеснаго наказанія, даже мальчикамъ, и одинъ разъ, разговаривая съ Данилой, увлекся такъ, объясняя ему планъ школы и посл ѣдствія, которыя онъ отъ нея ожидаетъ, что слёзы выступили у него на глазахъ, и Данило, отвернувшись почтительно, обтеръ глаза обшлагомъ.

– А, все, Ваше Сіятельство, шпанскую мушку не мѣшаетъ поставить, коли л ѣнится, – сказалъ онъ, подмигивая съ выразительнымъ жестомъ.

Выходя изъ школы, Ламинскій сд ѣлалъ Николиньк ѣн ѣсколько вопросовъ, которые навели этаго на любимую тему, и онъ, наконецъ, сказалъ ему то же, что нынче утромъ сказалъ Чурису, т. е. что онъ посвятилъ свою жизнь для счастья мужиковъ. Ламинскій понялъ эти слова иначе, ч ѣмъ Чурисъ – они тронули его. Онъ зналъ откровенность, настойчивость и сердце Николиньки, и передъ нимъ мгновенно открылась блестящая будущность Николиньки, посвященная на добро, и добро, для котораго только нужно желать его д ѣлать. – По крайней м ѣр ѣтакъ ему казалось, и поэтому-то онъ такъ сильно завидовалъ Николиньк ѣ, несмотря на то, что однаго нын ѣшняго утра достаточно бы было, чтобы нав ѣки разочаровать его отъ такого легкаго и пріятнаго способа д ѣлать добро.

– Ты р ѣшительно великій челов ѣкъ, Николинька, – сказалъ он – ты такъ хорошо ум ѣлъ понять свое назначеніе и истинное счастіе.

Николинька молчалъ и красн ѣлъ.

– Зайдемъ въ больницу? – спросилъ онъ.

– Пожалуйста, все мн ѣпокажи, – говорилъ Ламинскій съ открытой веселой улыбкой Николиньк ѣ, который большими шагами шелъ впереди его.

– Я понимаю теперь твое направленіе, и не можешь себ ѣпредставить, какъ завидую теб ѣ! Ахъ, ежели бы я могъ быть такъ же какъ ты, совершенно свободенъ, в ѣрно, я не избралъ бы другой жизни. Что можетъ быть лучше твоего положенія: ты молодъ, уменъ, свободенъ, обезпеченъ, и, главное, – добръ и благороденъ, – не такъ, какъ обыкновенно понимаютъ это слово, а какъ мы съ тобой его понимаемъ – и ты посвятилъ свою жизнь на то, чтобы завести такое хозяйство, какое должно быть, а не такое, какое завела рутина и нев ѣжество между нашими пом ѣщиками; и я ув ѣренъ, что ты усп ѣешь совершенно, что хозяйство твое будетъ прим ѣрное, что ты образуешь своихъ крестьянъ, что ты пріобр ѣтешь этимъ славу и счастіе, которыхъ ты такъ достоинъ. Я ужасно теб ѣзавидую. Ежели бы я былъ свободенъ...

– Да разв ѣты не свободенъ? – перебилъ Николинька, съ участіемъ вглядываясь въ одушевленное и грустное выраженіе лица своего друга. —

– А отецъ? – отв ѣчалъ онъ скороговоркой, – в ѣдь я еще ребенокъ, я ничего не им ѣю. Мое назначеніе шляться по баламъ, д ѣлать визиты и числиться въ какомъ-то Министерств ѣ, въ которомъ я не ум ѣю, не хочу и не могу быть на что-нибудь полезенъ. Отецъ никакъ не хочетъ понять, что мы живемъ ужъ не въ его время, что меня не можетъ удовлетворить то, что удовлетворяло его, когда онъ былъ молодъ, что я не могу жить безъ ц ѣли ц ѣлый в ѣкъ. Положимъ, что меня никто не принуждаетъ увлекаться т ѣмъ, ч ѣмъ я увлекаюсь, но это д ѣлается невольно; дайте мн ѣсвободу и самостоятельность, а не держите, какъ ребенка, и я бы, можетъ быть, могъ быть такимъ-же хорошимъ и полезнымъ челов ѣкомъ, какъ и ты.

Николинька молчалъ: ему пріятно было вид ѣть въ своемъ друг ѣэто жаркое сочувствіе къ избранной ц ѣли его жизни, но, вм ѣст ѣсъ т ѣмъ, онъ зналъ, что это сочувствіе только минутное; онъ зналъ, что Ламинскій былъ одинъ изъ т ѣхъ людей, которые влюбляются въ мысли такъ же, какъ другіе влюбляются въ женщинъ. Въ первую минуту увлеченія они не только не сомневаются въ ея безусловной истин ѣ, но и не воображаютъ возможности противор ѣчія въ приложеніи ея. Они любятъ ее, какъ женщину, со слезами и полною в ѣрою въ ея непогр ѣшительность и такъ же, какъ женщин ѣ, изм ѣняютъ ей для другой и отъ восторга вдругъ переходятъ къ равнодушію. Увлеченіе ихъ бываетъ такъ сильно, что не можетъ быть продолжительно, и такъ отвлеченно, что никогда оно не заставляетъ ч ѣмъ-нибудь положительнымъ жертвовать для него. – Такъ Ламинскій приходилъ въ искренній энтузіазмъ отъ каждой новой благородной мысли, которая съ д ѣтства приходила въ его голову, а продолжалъ съ большимъ порядкомъ и усп ѣхомъ вести самую св ѣтскую жизнь, противуположную вс ѣмъ т ѣмъ мыслямъ, которыя приходили ему. Было ли это сомн ѣніе въ своихъ силахъ, привычка къ разладиц ѣмежду мыслями и поступками? Богъ знаетъ. В ѣрно только то, что это не было притворство, и Николинька зналъ это.

II. ПРЕДИСЛОВІЕ НЕ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЯ, А ДЛЯ АВТОРА.

Главное основное чувство, которое будетъ руководить меня во всемъ этомъ романе, – любовь къ деревенской помещичьей жизни. – Сцены столичныя, губернскія и кавказскія вс ѣдолжны быть проникнуты этимъ чувствомъ – тоской по этой жизни. Но прелесть деревенской жизни, которую я хочу описать, состоитъ не въ спокойствіи, не въ идилическихъ красотахъ, но въ прямой ц ѣли, которую она представляетъ, – посвятить жизнь свою добру, – и въ простоте, ясностиея.

Главная мысль сочиненія: счастіе есть доброд ѣтель.

Юность чувствуетъ это безсознательно, но различныя страсти останавливаютъ ее въ стремленіи къ этой ц ѣли. И только опытъ, ошибки и несчастія заставляютъ, постигнувъ ц ѣль эту сознательно, единственно стремиться къ ней и быть счастливу, презирая зло и спокойно перенося его. На этомъ основаніи и романъ долженъ д ѣлиться на 3 части. – Благородное, но неопытное увлеченіе юности, ошибки и увлеченіе страстями. Исправленіе и счастье. Побочный мысли: главныя пружины человеческой д ѣятельности 1) добрыя: а) добродетель, б) дружба, с) любовь къ искуствамъ; 2) злыя: а) тщеславіе, б) корысть, с) страсти: а') женщины, б') карты, с') вино.

(Отрицательная мысль: любовь, въ романахъ составляющая главную пружину жизни, въ действительности – посл ѣдняя).

П[обочная] м[ысль]: какъ трудно – делать добро и какъ его нужно делать.

Главныя лица.

1) Герой. Человекъ добрый, благородный и восприимчивый, увлекающійся всемъ и до того пылкой, что даже добрыя начала приносятъ вредъ ему.

2) Представит[ельница] добродетели и дружбы (ея прошедшее) старая дева, тетка его невесты (представительницы любви ко всему изящному и первая любовь его).

3) Его невеста.

4) Представитель тщеславія пом ѣщикъ (неразобр.). [100]100
  Зачеркнуто:и 5) представитель тщеславія – его пріятель (Горчаковъ).


[Закрыть]

5) Представитель любви къ изящ[ному] и дружбы, тщеславія Костинь[ка].

6) Предст[авитель] корысти пом ѣщикъ Тартюфъ [101]101
  Зачеркнуто:Аникеевъ


[Закрыть](Воейковъ).

7) Пред[ставитель] корысти молодой чиновникъ, хочетъ жениться на его нев ѣст ѣ.

8) Представ[итель] страстей деревенскій (Воейковъ).

9) Представ[итель] стра[стей] горо[дской] Озеровъ.

10) Представ[ительницы] тщеславія его тетушка городская и ея сестра.

Об ѣдня въ тройцынъ день. Знакомство съ [102]102
  Зачеркнуто:Оз В И


[Закрыть]Воейков[ымъ].

Описаніе к[нязя], обходъ деревни. Прі ѣздъ [103]103
  Зачеркнуто:П. Н. [?]


[Закрыть]К.

Знакомство съ Предвод[ителемъ]. Тяжба.

Тетка его нев ѣсты не понимаетъ немного насм ѣшливаго, хотя и добродушнаго, взгляда молодежи на чувства и боится за любовь своей племянницы. —

Полагая найдти мудрость въ сов ѣтахъ стариковъ-мужиковъ, онъ ошибается. Мудрость ихъ можетъ быть ощутительна только въ постоянномъ сожитіи, такъ какъ она состоитъ единственно въ хладнокровіи, безстрастіи.

Первая страница рукописи «предисловия не для читателя, а для автора».

Размер подлинника.

III. * [ВАРИАНТ ПЕРВЫХ ГЛАВ ПЕРВОЙ РЕДАКЦИИ «РОМАНА РУССКОГО ПОМЕЩИКА».]Глава 1. Деревенская церковь.

Съ семи часовъ утра слышался благов ѣстъ съ ветхой колокольни Николакочаковскаго прихода, и пестрыя веселыя толпы народа по проселочнымъ дорогамъ и сырымъ тропинкамъ, вьющимся между влажными отъ росы хл ѣбомъ и травою, приближались къ церкви.

Пономарь пересталъ звонить и, вперивъ старческій, равнодушный взоръ въ пестрыя групы бабъ, д ѣтей, стариковъ, столпившихся на кладбищ ѣи паперти, прис ѣлъ на заросшую могилку. Отецъ Поликарпъ, отв ѣчая поднятіемъ шляпы на почтительные поклоны разступавшихся прихожанъ, прошелъ въ церковь; народъ всл ѣдъ за нимъ, набожно кланяясь и крестясь, сталъ проходить въ середнія двери. – С ѣдой, горбатый дьячокъ пронесъ въ алтарь кофейникъ съ водой и кадило, высокій б ѣлоголовый мужикъ, постукивая гвоздями огромныхъ сапоговъ и запахивая новый армякъ, вышелъ изъ толпы и, встряхивая волосами, съ св ѣчкой подошелъ къ икон ѣ, грудной ребенокъ заплакалъ на рукахъ у убаюкивающей его молодой крестьянки, въ алтар ѣпослышался м ѣрный, изр ѣдка возвышающійся голосъ отца Поликарпа, читающаго молитвы, молодой безбородой крестьянскій парень вдругъ быстро сталъ креститься и кланяться въ поясъ. —

Начались часы. —

Отставной Священникъ, дряхлый Отецъ Пименъ, въ старомъ плисовомъ подрясник ѣ, сл ѣпой Тихонъ въ желтомъ фризовомъ сюртук ѣ, бывшій княжеской дворецкой б ѣлый, какъ лунь, Григорій Михайлычь въ палевыхъ короткихъ панталонахъ и синемъ фрак ѣ; вс ѣстояли на своихъ обычныхъ м ѣстахъ въ олтар ѣи у боковыхъ дверей.. На правый клиросъ прошли сборные п ѣвчіе. Толстый бабуринскій прикащикъ въ глянцовитомъ сюртук ѣи голубыхъ шароварахъ, его братъ золотарь Митинька, рыжій дворникъ съ большой дороги, Телятинской буфетчикъ и два мальчика въ длинныхъ нанковыхъ сюртукахъ – сыновья Отца Поликарпа, прокашливались и перешептывались на клирос ѣ. —

Передъ концомъ часовъ толпа заколебалась около дверей, и изъ за торопливо и почтительно сторонившихся мужичковъ показался высокій лакей въ нанковомъ сюртук ѣ, который, л ѣвой рукой поддерживая женскій салопъ, правой толкалъ т ѣхъ, которые не усп ѣвали дать ему дорогу. За лакеемъ шли господа: Телятинской пом ѣщикъ Александръ Серг ѣевичь Облесковъ, дочь его 12-ти л ѣтняя румяная д ѣвочка въ пуколькахъ, панталончикахъ и козловыхъ башмачкахъ со скрипомъ и жена его – высокая, худая и бл ѣдная женщина съ добрымъ выраженіемъ лица, <ежели бы къ нему не присоединялось выраженье какой-то апатіи и безсмысленности>. Александръ Серг ѣичь былъ челов ѣкъ, на видъ, л ѣтъ 30 (хотя ему было гораздо больше), немного ниже средняго роста, тучный, полнокровный и довольно св ѣжий. – Лицо его было одно изъ т ѣхъ лицъ, которыя кажутся эфектными изъ далека, но которыхъ выраженіе трудно разобрать подъ украшеніями, покрывающими ихъ. Высокій и широкій галстухъ съ пряжкой назади скрывалъ его шею, часть подбородка и скулъ, черноватые бакенбарды, доходившіе отъ зачесанныхъ до самыхъ бровей и загнутыхъ маслянныхъ висковъ до краевъ рта, закрывали его щеки, а золотые очки съ 4 синими стеклами скрывали совершенно его глаза и переносицу. Открытыя же части его физіогноміи: высокій, гладкій и широкій лобъ, небольшой правильный носъ съ кр ѣпкими ноздрями и крошечный какъ будто усиленно сложенный ротикъ съ красными тонкими губами, носящими почему-то особенное выраженіе губъ челов ѣка, только что обрившаго усы – были не лишены пріятности.

Александръ Серг ѣевичь, оставивъ жену и дочь около амвона, скромной, но и не лишенной достоинства походочкой, прошелъ въ алтарь и, поклонившись Священнику, сталъ около двери. – Часы кончились, и уже много пятаковъ и грошей изъ узелковъ въ клетчатыхъ платкахъ и мошонъ перешло въ потертый коммодъ, изъ котораго с ѣдой отставной солдатъ выдавалъ св ѣчи; и св ѣчи эти вм ѣст ѣсъ теплыми молитвами простодушныхъ подателей уже давно св ѣтились передъ иконами Николая Чудотворца и Богоматери, a об ѣдня все не начиналась. Отецъ Поликарпъ ожидалъ молодаго Красногорскаго пом ѣщика – Князя Нехлюдова. (Онъ привыкъ ожидать его батюшку и еще стараго князя и княгиню, поэтому не могъ допустить, чтобы красногорский пом ѣщикъ, самый значительный пом ѣщикъ въ его приход ѣ, могъ дожидаться, или опоздать.) Горбатый Дьячокъ, уже н ѣсколько разъ выходившій на паперть посмотр ѣть, не ѣдетъ-ли в ѣнская голубая коляска, въ которой онъ полв ѣка привыкъ вид ѣть Красногорскихъ Князей, снова продрался сквозь толпу и, защитивъ рукою глаза отъ яркаго Іюньскаго солнца, устремилъ взоръ на большую дорогу.

– Началась об ѣдня? – спросилъ его молодой челов ѣкъ въ круглой с ѣрой шляп ѣи парусинномъ пальто, скорыми шагами, подходившій къ церкви.

– Н ѣтъ, батюшка ваше сіятельство, все васъ поджидали, – отв ѣчалъ Дьячокъ, давая ему дорогу.

– В ѣдь я просилъ Батюшку никогда не дожидаться, – сказалъ онъ красн ѣя, и пройдя въ боковыя двери, сталъ сзади клироса. Всл ѣдъ зат ѣмъ послышался благов ѣстъ, и Дьяконъ въ стихар ѣвышелъ на амвонъ.

Началась об ѣдня.

< Глава 2. Молодой князь.>

Молодой князь стоялъ совершенно прямо, внимательно сл ѣдилъ за службой, крестился во всю грудь и набожно преклонялъ голову. —

Все это онъ д ѣлалъ даже съ н ѣкоторою аффектаціею; казалось, что не чувство, a уб ѣжденіе руководило имъ. Когда бабуринской мужичокъ, не зная его, дотронулся до его плеча св ѣчкой и просилъ его передать «Микол ѣ», онъ съ видимымъ удовольствіемъ взялъ ее и, толкнувъ впереди стоящаго крестьянина, тоже сказалъ «Микол ѣ».

Сборные п ѣвчіе п ѣли складно, голоса были хороши, но дребезжащій старческій голосъ стараго дьячка одиноко раздававшийся иногда на л ѣвомъ клирос ѣкакъ-то бол ѣе соотв ѣтствовалъ спокойной прелести деревенской церкви, бол ѣе возбуждалъ отрадно согр ѣвающее религіозное чувство. Къ причастью подошли 2 старушки и н ѣсколько крестьянокъ съ грудными младенцами. Худощавый сгорбленный мужичокъ, помолившись передъ иконостасомъ, кланяясь и звоня колокольчикомъ, сталъ обходить прихожанъ, прося на Церковь Божію. Потомъ среди благогов ѣйнаго молчанія, прерываемаго только пронзительнымъ плачемъ д ѣтей и сдержаннымъ кашлемъ стариковъ, отдернулась зав ѣса, и Дьяконъ провозгласилъ священныя слова. Наконецъ Отецъ Поликарпъ благословилъ прихожанъ и вышелъ съ крестомъ изъ Царскихъ дверей.

Александръ Серг ѣевичь, пропустивъ впередъ себя жену и дочь, приблизился къ Священнику; люди значительные: прикащики, дворники, дворовые сд ѣлали тоже, но Отецъ Поликарпій обратился съ крестомъ къ молодому князю, который стоялъ сзади и который подъ обращенными на него со вс ѣхъ сторонъ любопытными взорами красн ѣя, какъ виноватый, долженъ былъ выйдти впередъ и приложиться прежде вс ѣхъ. Торопливо отв ѣтивъ на поздравленіе съ праздникомъ Священника и поклонившись Александръ Сергеевичу, у котораго при этомъ несмотря на приветливую улыбку губы сделались еще тонше, молодой челов ѣкъ, красн ѣя еще больше, выбрался изъ церкви и, завернувъ за уголъ, вышелъ въ маленькую часовню, построенную на кладбище.

Глава 2. Князь Дмитрій.

Красногорскій пом ѣщикъ Князь Нехлюдовъ, котораго знакомые звали еще M-r Dmitri, а родные просто Митя и Дмитрий, и котораго мы впредь будемъ называть также, былъ третій сынъ изв ѣстнаго Князя Нехлюдова и Княгини Нехлюдовой, урожденной графини Б ѣлор ѣцкой. Княгиня умерла отъ родовъ дочери, меньшой сестры, Дмитрія, а старый Князь пережилъ ее только 4 года, такъ что четверо д ѣтей, изъ которыхъ старшему Николаю было тогда 9 л ѣтъ, а дочери 5, и большое, но отягченное долгами им ѣнье остались на рукахъ опекуновъ. Опекунами были: бывшій адъютантъ покойнаго Князя, отставной Штабъ-Ротмистръ Рыковъ, пом ѣщикъ Т-ой губерніи и Графиня Б ѣлор ѣцкая, вдова брата Княгини, искренній другъ покойнаго Князя. Первый принялъ на себя управленіе д ѣлами, вторая управленіе воспитаніемъ малол ѣтнихъ. Но потому ли, что одно трудн ѣе другаго, или потому что неодинаковыя чувства руководили опекунами, управленіе и воспитаніе шли не одинаково успешно. Черезъ 12 л ѣтъ д ѣти получили прекрасное св ѣтское и нравственное воспитаніе, и уменьшенное во время опеки изъ 3 до 2 тысячъ душъ растроенное им ѣніе. Старшій братъ Николай, окончивъ кандидатомъ курсъ въ Московскомъ Университете, поступилъ на службу въ Министерство Иностранных Д ѣлъ и, достигнувъ совершеннол ѣтія, по сов ѣту родныхъ, принялъ отъ Г-на Рыкова опеку. Память отца, оказывавшаго доверенность Г-ну Рыкову, была достаточная причина для сына, чтобы безотчетно принять отъ него д ѣла и дать ему отъ себя и братьевъ удостов ѣреніе въ исправности и верности счетовъ, очевидно безчестныхъ. Князь Николай однако скоро почувствовалъ свою неспособность управлять разстроенными д ѣлами, и побоявшись ответственности передъ братьями, предложилъ имъ съехаться въ Красныхъ Горкахъ и разделить именіе. Ваня, средній братъ, служившій на Кавказе, прислалъ доверенность Николаю и, полагаясь во всемъ на него, просилъ объ одномъ, чтобы сестре дать ровную часть именія, что точно также уже было решено между Николаемъ и Митей. Братья пріехали въ деревню, уравняли, какъ умели, 4 части, бросили жеребій, и Мите, который былъ еще въ третьемъ курсе Университета, достались Красныя Горки. Митя въ то время еще былъ очень, очень молодъ. Несмотря на выше обыкновенная, высокій ростъ, сильное сложеніе, и на выраженіе гордости и смелости въ походке, только издалека можно было принять его за взрослаго человека, вглядевшись же ближе, сейчасъ видно было, что онъ еще совершенный ребенокъ. Это зам ѣтно было и по плоскости груди и по длин ѣрукъ и по слишкомъ неопред ѣленнымъ очертаніямъ около глазъ и по св ѣтлому пушку, покрывавшему его верхнюю губу и щеки, а въ особенности, по совершенно д ѣтски-добродушной неутвердившейся улыбк ѣ. Онъ былъ нехорошъ собой, но пріятный контуръ лица, открытый выгнутый надъ бровями лобъ и узкіе необыкновенно-блестящіе с ѣрые глаза давали всей его физіогноміи, общій благородный характеръ ума и р ѣшительности. Кром ѣтого (несмотря на неряшество и б ѣдность, которыя онъ какъ будто любилъ или считалъ нужнымъ выказывать въ одежд ѣ) въ выраженіи рта, въ изгиб ѣспины, въ расположеніи волосъ и въ особенности въ прекрасной мужской рук ѣ, было что-то изобличавшее въ немъ челов ѣка неспособнаго подчиняться чужому вліянію, а рожденнаго для того, чтобы оказывать его. Что же касается до его характера, то ежели бы я могъ описать его, мой романъ тутъ бы и кончился.

Глава 3-я. Его прошедшее.

Посл ѣразд ѣла Князь Николай у ѣхалъ въ Петербургъ, а Митя до конца ваканцій одинъ оставался въ деревн ѣ, и вотъ отрывокъ письма, которое онъ за годъ передъ т ѣмъ воскресеньемъ, съ котораго начинается нашъ разсказъ, писалъ въ Москву Графин ѣБ ѣлозерской.

J’ai pris une résolution, qui doit décider de mon sort: je quitte l'université pour me vouer à la vie de campagne, pour laquelle je me sens fait. – Au nom du Ciel, chère maman, ne vous moquez pas de moi. Je suis jeune, peut-être qu’en effet je suis encore enfant; mais cela ne m’empêche de sentir ma vocation de vouloir faire le bien et de l’aimer.

Comme je vous l’ai déjà écrit, j’ai trouvé les affaires dans un état de délabrement impossible à décrire. En voulant y mettre de l’ordre j’ai trouvé que le mal principal était dans le misérable état des paysans et que l’unique moyen d’y remédier était le tems et la patience et du tems et du travail.

Si vous aviez pu voir seulement Давыдка Козелъ et Иванъ Б ѣлый – deux de mes paysans – et la vie qu’ils mènent avec leurs familles je suis sûr que la vue seule de ces deux malheureux vous aurait mieux convaincu que tout ce que je pourrai dire pour vous expliquer ma résolution. N’est-ce pas mon devoir le plus sacré que de travailler au bonheur de ces 700 personnes, dont je dois être résponsable devant Dieu? N’est-ce pas une horreur, que d’abandonner ces pauvres et honnêtes gens aux fripons d’Упpaвляющie et старосты, pour des plans de plaisir ou d’ambition? Si je continue mes études, si je prends du service comme Nicolas, si même avec le tems (je que vous faites des plans d’ambition pour moi) j’occupe une place marquante, de quoi cela m’avancera-t-il? Les affaires dérangés à présent sans ma présence se dérangeront à un tel point, que peut être je serais obligé de perdre Красные Горки, qui nous sont à tous tellement chers, ma vocation manquée, je ne pourrais jamais être bon à rien et toute ma vie je ne cesserai de me reprocher d’avoir été la cause du malheur de mes sujets. Tandis que si je reste à la campagne, avec de la pérsévérance et du travail, j’éspère bientôt payer mes dettes, devenir indépendant, peut-être servir aux élections et le principal, faire le bonheur de mes paysans et lemien. Et pourquoi chercher ailleurs l’occasion d’être utile et de faire du bien, quand j’ai devant moi une carrière si belle et si noble.

Je me sens capable d’être un bon хозяинъ (c’est à dire d’être le bienfaiteur de mes paysans) et pour l’être je n’ai besoin ni du diplôme de candidat, ni des rangs, que vous désirez tant pour moi. Chère maman! cessez de faire pour moi des plans d’ambition, habituez-vous à l’idée que j’ai choisi un chemin extraordinaire; mais qui est bonet qui, je le sens, me menera au bonheur.

Ne montrez point cette lettre à Nicolas, je crains son persif-flage et vous savez qu’il a pris l’habitude de me dominer et moi celle de l’être. Pour Jean je sais, que s’il ne m’aprouve, du moins il me comprendra... [104]104
  [Я принял решение, которое должно определить мою судьбу: я покидаю университет, чтобы посвятить себя сельской жизни, для которой я чувствую себя созданным. Ради всего святого, дорогая мама, не смейтесь надо мной. Я молод; быть может я и на самом деле еще ребенок, но это не мешает мне ощущать в себе призвание творить добро и любить его. Как я вам уже писал, я застал дѣла в состоянии расстройства, не поддающегося описанию. Желая внести в них порядок, я пришел к выводу, что основное зло заключается в бедственном положении крестьян, изменить которое может одно лишь средство – время и терпение <ужасная нищета, в которой находятся крестьяне> и <что нет другого средства помочь беде, как> время и терпение.
  Если бы вы только могли видеть Давыдку Козла и Ивана Белого – двое из моих крестьян – и существование, которое они ведут со своими семьями, я уверен, что один вид этих несчастных убедил бы вас лучше всего того, что я могу привести для объяснения моего решения. Не является ли моим самым священным долгом – трудиться на благо этих 700 человек, ответственность за которых я несу перед Богом? Не отвратительно ли бросать этих бедных и честных людей на плутов – управляющих и старост – ради удовольствия и честолюбия? Если я буду продолжать свои занятия, если я, как Николай, поступлю на службу, если даже со временем я займу видное место (я знаю, что вы лелеете для меня честолюбивые замыслы), – что мне даст всё это? Дела, уже теперь запущенные, в мое отсутствие расстроятся настолько, что, быть может, мне придется совсем потерять Красные Горки, которые всем нам так дороги. Не пойдя по своему призванию, я никогда ни на что не буду годен, и всю свою жизнь я не перестану упрекать себя в том, что я был причиной несчастий моих крестьян. Тогда как оставшись в деревне, я надеюсь путем упорного труда расплатиться вскоре со своими долгами, приобрести независимость, быть может, служить по выборам, а главное – обеспечить счастье своих крестьян и свое. Зачем искать другого случая быть полезным и творить добро, когда передо мной лежит возможность такой прекрасной и благородной деятельности.
  Я чувствую себя способным быть хорошим хозяином (т. е. быть благодетелем своих крестьян), для этого мне не нужны ни кандидатские дипломы, ни чины, которых вы столь для меня желаете. Дорогая мама, перестаньте строить для меня честолюбивые планы, привыкните к мысли, что я избрал путь необычный, но хороший, который, я это чувствую, приведет меня к счастью.
  Не показывайте этого письма Николаю; я опасаюсь его насмешек. А вы ведь знаете, что он приобрел привычку надо мной властвовать, а я – ему подчиняться. Что касается Ивана, то я знаю, что он, если и не одобрит, то по крайней мере поймет меня...]


[Закрыть]

«Я принялъ р ѣшеніе, отъ котораго должна завис ѣть участь моей жизни: я выхожу изъ Университета, чтобы посвятить себя жизни въ деревн ѣ, потому что чувствую, что рожденъ для нея. Ради Бога, милая maman, не см ѣйтесь надо мной. Я молодь, можетъ быть точно, я еще ребенокъ; но это не м ѣшаетъ мн ѣчувствовать мое призваніе, желать д ѣлать добро и любить его.

Какъ я вамъ писалъ уже, я нашелъ д ѣла въ неописанномъ разстройств ѣ. Желая ихъ привести въ порядокъ и вникнувъ въ нихъ, я нашелъ, что главное зло заключается въ самомъ жалкомъ б ѣдственномъ положеніи мужиковъ, и зло такое, которое можно исправить только трудомъ и терп ѣніемъ. Ежели-бы вы только могли вид ѣть двухъ моихъ мужиковъ: Давыда и Ивана и жизнь, которую они ведутъ съ своими семействами, я ув ѣренъ, что одинъ видъ этихъ двухъ несчастныхъ уб ѣдилъ-бы васъ больше, ч ѣмъ все то, что я могу сказать вамъ, чтобы объяснить мое нам ѣреніе.

Не моя ли священная и прямая обязанность заботиться для счастія этихъ 700 челов ѣкъ, за которыхъ я долженъ буду отв ѣчать Богу. Не подлость-ли покидать ихъ на произволъ грубыхъ старость и управляющихъ изъ-за плановъ наслажденія или честолюбія. И зач ѣмъ искать въ другой сфер ѣслучаевъ быть полезнымъ и д ѣлать добро, когда мн ѣоткрывается такая блестящая, благородная карьера. Я чувствую себя способнымъ быть хорошимъ хозяиномъ; а для того, чтобы быть хозяиномъ, какъ я разум ѣю это слово, не нужно ни кандидатскаго диплома, ни чиновъ, которые вы такъ желаете для меня. Милая maman, не д ѣлайте за меня честолюбивыхъ плановъ, привыкните къ мысли, что я пошелъ по совершенно особенной дорог ѣ, но которая хороша и, я чувствую, приведетъ меня къ счастью. Не показывайте письма этаго Николиньк ѣ, я боюсь его насм ѣшекъ: онъ привыкъ первенствовать надо мной, а я привыкъ подчиняться ему. Ваня, ежели и не одобритъ мое нам ѣреніе, то пойметъ его».

«Ta lettre, cher Dmitri, ne m’a rien prouvé si ce n'est ton excellent coeur, chose dont je n’ai jamais douté, – писала ему Графиня Б ѣлор ѣцкая. – Mais, mon cher, les bonnes qualités nous font dans la vie plus de tort, que les mauvaises. Je ne compte point influencer ta conduite, te dire, que tu fais des extravagances, que ta conduite m’afflige, mais je tacherai de te convaincre. Raisonnons, mon ami. Tu dis que tu te sens de la vocation pour la vie de campagne, que tu veux faire le bonheur de tes sujets et que tu espères devenir un bon хозяинъ. I-mo il faut que je te dise: qu’on ne sent sa véritable vocation, qu’après l’avoir manquée; 2-do qu’il est plus facile de faire son propre bonheur que celui des autres et 3-io, que pour être un bon хозяинъ, il faut être froid et sévère, ce que tu ne pourras jamais être. Tu crois tes raisonnements peremptoires et ce qui plus et tu veux les prendre pour régies de conduite; mais à mon âge, mon ami, on ne croit qu’à l’expérience: et l’expérience me dit que ton projet n’est qu’un enfantillage. Je frise la cinquantaine, j’ai connu dans ma vie beaucoup de gens de mérite et cependant jamais je n’ai entendu parler d’un jeune homme bien né et de capacités, qui de gaieté de coeur s’allât enterrer à la campagne sous pretexte de faire du bien. Vous avez toujours affecté d’être original, tandis que votre originalité n’est qu’un excès d’amour propre. Hé! mon cher, suivez les chemins battus; ce sont ceux dans lesquels on réussit et il faut réussir pour acquérir les moyens de faire du bien. La misère de quelques paysans est un mal indispensable, ou un mal auquel il est possible de remédier sans oublier tous ses devoirs, envers l’état, ses parents et soi même.

Avec ton esprit, ton coeur et ton enthousiasme pour la vertu il n’y a point de carrière dans laquelle tu ne réussisse; mais choisis en au moins une qui te vaille et qui te fasse honneur. Je te crois sincère, quand tu dis que tu n’as point d’ambition; mais tu te trompes, mon ami: tu en a plus que tout autre. A ton âge et avec tes moyens l’ambition est une vertu et n’est plus qu’un travers et un ridicule quand on n’est plus en état de la satisfaire. – Tu l’éprouveras si tu persiste dans ta résolution. —

Adieu, cher Dmitri, il me parait, que je t’aime encore plus pour ton projet qui, quoiqu’extravagant, est noble et généreux. Tu n’as qu’à faire selon ta volonté; mais, je t’avoue que je ne l’aprouve pas». [105]105
  [Твое письмо, дорогой Дмитрий, лишний раз доказало мне, что у тебя прекрасное сердце, в чем я никогда не сомневалась, – писала ему графиня Белорецкая. – Но, дорогой мой, хорошие качества больше вредят нам в жизни, нежели плохие. Я не рассчитываю влиять на твои поступки, говорить тебе, что ты совершаешь сумасбродство, что поведение твое огорчает меня; но я постараюсь убедить тебя. Рассудим, друг мой. Ты говоришь, что ты чувствуешь призвание к сельской жизни что ты хочешь составить счастье своих крепостных, и что ты надеешься стать хорошим хозяином. Во-первых, должна сказать тебе, что свое настоящее человек постигает лишь тогда, когда ему не удалось по нему пойти, во-вторых, что легче составить свое собственное счастье, чем счастье других, и в-третьих, что для того, чтобы быть хорошим хозяином, надо быть <рассудительным> холодным и строгим, чем ты никогда не сможешь быть. Тебе твои рассуждения кажутся решающими; больше того – ты хочешь возвести их в руководящие твоими поступками правила. В моем-же возрасте, друг мой, веришь только в опыт, а опыт говорит мне, что твой план – одно лишь ребячество. Мне уже около пятидесяти лет, вя знавала много достойных людей, и тем не менее я никогда не слыхала, чтобы молодой человек хорошего происхождения и одаренный способностями зарылся бы безо всякого повода в деревне под предлогом творить добро. Вы всегда любили быть оригинальным, между тем ваша оригинальность является лишь избытком самолюбия. Ах, друг мой, идите по проторенным дорожкам; на них-то человек и преуспевает, а преуспеть надо, чтобы получить возможность творить добро. Несчастие некоторых крестьян – неизбежное зло, или во всяком случае такое зло, которому можно помочь без того, чтобы забыть свои обязанности по отношению к государству, к родителям и к самому себе.
  C твоим умом, твоим сердцем и твоим восторженным отношением к добродетели – нет деятельности, в которой бы ты не преуспел, но выбери по крайней мере такую, которая сделала бы тебе честь и была бы тебя достойна. Я верю в твою искренность, когда ты говоришь, что у тебя нет честолюбия; но ты ошибаешься, друг мой; у тебя его больше, нежели у всякого другого. В твоем возрасте и при твоих возможностях честолюбие – достоинство; оно становится смешным недостатком, когда человек уже больше не в состоянии его удовлетворять. Ты это испытаешь, если будешь настаивать на своем решении.
  Прощай дорогой Дмитрий; мне кажется, что я еще больше люблю тебя за твое намерение, которое, несмотря на его своеобразность, благородно и великодушно Ты можешь поступить согласно своей воле, но, признаюсь, я ее не одобряю.


[Закрыть]

«Твое письмо, милый Дмитрій, ничего мн ѣне доказало, кром ѣтого, что у тебя прекрасное сердце, въ чемъ я никогда не сомн ѣвалась. – Но, милый другъ, наши добрыя качества больше вредятъ намъ въ жизни, ч ѣмъ дурныя. Я не хочу руководить твоими поступками – не стану говорить теб ѣ, что ты д ѣлаешь глупость, что поведете твое огорчаетъ меня, но постараюсь под ѣйствовать на тебя однимъ уб ѣжденіемъ. Будемъ разсуждать, мой другъ. Ты говоришь, что чувствуешь призваніе къ деревенской жизни, что хочешь сд ѣлать счастіе своихъ подданныхъ, и что над ѣишься быть добрымъ хозяиномъ. 1-mo, я должна сказать теб ѣ, что мы чувствуемъ свое призваніе только тогда, когда ошибемся въ немъ; 2-do, что легче сд ѣлать собственное счастіе, ч ѣмъ счастіе другихъ и З-o, что для того, чтобы быть добрымъ хозяиномъ, нужно быть холоднымъ и строгимъ, ч ѣмъ ты никогда не будешь. Ты считаешь свои разсужденія непреложными, и даже принимаешь ихъ за правила въ жизни; но въ мои л ѣта, мой другъ, не в ѣрятъ въ разсужденія, a в ѣрятъ только въ опытъ; а опытъ говоритъ мн ѣ, что твои планы – ребячество. Мн ѣуже подъ 50, и я много знавала достойныхъ людей; но никогда не слыхивала, чтобы молодой челов ѣкъ съ именемъ и способностями, подъ предлогомъ д ѣлать добро, зарылся въ деревн ѣ. Ты всегда хот ѣлъ казаться оригиналомъ; а твоя оригинальность ничто иное, какъ излишнее самолюбіе. И! мой другъ, выбирай лучше торныя дорожки; он ѣближе ведутъ къ усп ѣху, a усп ѣхъ необходимъ, чтобы им ѣть возможность д ѣлать добро. —

Нищета н ѣсколькихъ крестьянъ есть зло необходимое, или такое зло, которому можно помочь, не забывая вс ѣхъ своихъ обязанностей къ государству, къ своимъ роднымъ и къ самому себ ѣ. Съ твоимъ умомъ, твоимъ сердцемъ и любовью къ доброд ѣтели н ѣтъ карьеры, въ которой бы ты не им ѣлъ усп ѣха, но выбирай по крайней м ѣр ѣтакую, которая бы тебя стоила и сд ѣлала бы теб ѣчесть. —

Я в ѣрю въ твою искренность, когда ты говоришь, что у тебя н ѣтъ честолюбія; но ты самъ обманываешь себя. Честолюбіе доброд ѣтель въ твои л ѣта и съ твоими средствами, но она д ѣлается недостаткомъ и пошлостью, когда челов ѣкъ уже не въ состояніи удовлетворить ему. И ты испытаешь это, ежели не изм ѣнишь своему нам ѣренію. Прощай, милый Митя, мн ѣкажется, что я тебя люблю еще больше за твой несообразный, но благородный и великодушный планъ. Д ѣлай какъ знаешь, но признаюсь, не могу согласиться съ тобой».

Митя вышелъ из Университета и остался въ деревн ѣ.