Текст книги "Океан Бурь. Книга вторая"
Автор книги: Лев Правдин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Сказочно-красивый корабль покачивался на волнах неподалеку от Серого города. Тот самый корабль, который увидел Васька в первый день своего пребывания на лазурном берегу Синего моря.
Васька со своим старшим братом сидели на палубе. Вот уже несколько дней подряд они приезжают сюда на катере. Репетируют, привыкают к корабельной морской жизни и по вечерам, прежде чем спуститься в свою тесную каютку, отдыхают на палубе.
Тут же располагаются «матросы» и «капитан», который во всех портах Синего моря был известен под кличкой Куда-Ветер-Дует.
Хорошие были эти молодые ребята из театрального училища. Васька с ними моментально подружился, и когда они хриплыми «моряцкими» голосами орали свою морскую песню, он самозабвенно пел вместе с ними:
Судьба меня любила,
Смахнула пыль с ушей.
Жена мне подарила
Шестнадцать малышей…
Капитан Куда-Ветер-Дует подпевал дребезжащим тенорком. Согласно сценарию, он был настоящий моряк. Дело свое знал отлично, и хотя нигде, кроме Синего моря, не плавал, но уже зато знал в нем каждый уголок, изучил все его капризы лучше собственного радикулита.
– Двенадцать раз я тонул, восемнадцать раз благополучно выбрасывался на мели и рифы, но я бы не хотел быть на вашем месте.
Так он скажет старшему клоуну и его брату в будущем фильме, когда высадит их на злосчастный Остров Серых Нетопырей. А пока и моряки, и капитан тоже только еще привыкают к своей сказочной морской жизни.
С большим удовольствием снимался Васька в этих корабельных эпизодах, хотя надо сказать, что снимались они не на корабле, а в студии, где была построена самая настоящая капитанская каюта. Зрители будут уверены, что дело происходит на корабле, который, поскрипывая и величественно раскачиваясь, на всех парусах несется по океану, и ветер свистит в снастях, и пенистая волна бьет в толстые стекла иллюминаторов.
Да и Васька тоже нисколько не сомневался в этом, когда со своим старшим братом входил в капитанскую каюту. Они плыли на Остров Нетопырей выручать красавицу Мальву.
Приветствуя своих пассажиров, капитан Куда-Ветер-Дует поднялся с кресла, привинченного к полу. Великолепный это был капитан, сразу видно, какой он неустрашимый и мужественный. Такому не страшны никакие штормы и бури. Зеленый его камзол потерт, потускнели золотые галуны, кружевные манжеты пожелтели от морской воды. За красным поясом пистолеты и подзорная труба. Клеенчатая плоская морская шляпа лежит на столе, заваленном картами и свитками рукописей.
– Остров Нетопырей… – говорит он, и обветренное его лицо темнеет. – Да, должен вам сказать, это не луч шее место на всех побережьях, где мне приходилось бывать. Нет, далеко не лучшее. Я даже добавлю: приятнее десяток штормов, чем одна такая стоянка, как у причала Серого города. А было время, когда остров славился, как самый веселый, порт – самый гостеприимный, а островитяне – самые приветливые, какие только встречаются на морских путях. Да, было такое славное время, пока нетопыри, или, как они сами называют себя, хмурые, не захватили острова.
И в доказательство своих слов он показал старинные морские карты, где Остров Нетопырей еще назывался Островом Доброго Сердца, а его столица – Городом Радости.
Так они беседовали до тех пор, пока не пришел юнга, мальчишка, у которого еще даже не начинали расти усы, и хриплым петушиным голоском доложил, что наступает час капитанской вахты.
Проводив пассажиров до дверей их каюты, капитан пожелал доброй ночи и заверил:
– Как бы вам ни пришлось лихо, мы не покинем вас. Мы будем держать на прицеле этот проклятый остров. Вы только дайте знак – и мы войдем в бухту, чем бы это нам ни грозило.
– Какой знак?
– Три костра. Три дыма один за другим, и мы явимся на выручку.
Сегодня снимали эпизод, который в сценарии назывался «Погоня». Считался он одним из сложных, потому что в нем участвовали не только взрослые, но и мальчишки, те самые, которым так и не удалось сделаться рыжими. Теперь их волосы постепенно принимали свою первоначальную природную окраску. Были тут черные, русые, блондины – веселая, озорная орава, с которой кое-как могла управиться только одна Филимон. Она была беспощадна и, как заправский мальчишеский атаман, не скупилась на подзатыльники.
Но и она признавалась, что без Васьки ей было бы трудно.
Мальчишек одели в живописные костюмы из заплатанной мешковины или из рваного козьего меха, испачкали им щеки и носы серым и коричневым гримом. Мальчишки из нищенских предместий Серого города, веселые и никогда не унывающие босяки, еще не разучившиеся смеяться, как их угнетенные нетопырями отцы и матери.
Не только в фильме, но и на самом деле мальчишки сразу признали Ваську своим вожаком. И даже матери мальчишек, со стороны наблюдавшие за репетициями, не могли не признать, что Васька – «такой способный, уж до того способный, просто ужас, что такое».
С ними не соглашалась только одна усатая толстуха.
– Мой Мотя, вы только подумайте, мой Мотя им не улыбнулся. Им этот рыжий улыбнулся. Брат? Знаем мы этих братьев. Не брат, а блат. Много они будут иметь с этого рыжего?..
Она то и дело подзывала к себе своего черноглазого Мотю и все что-то пыталась поправить в его костюме и стереть живописную грязь с его щек.
– Мамаша, оставьте вашего сына в покое, или мы его совсем отстраним, – налетала на усатую взъерошенная Филимон.
– Девушка, – страстно шептала усатая, призывно взмахивая своей толстой сумочкой. – Девушка, сделайте из него крупный план, и все для вас будет хорошо.
Не слушая ее, Филимон хватала Мотю и заталкивала его в непоседливую мальчишескую ораву, а уж там за него принимался Васька. Восстанавливая «грязь» на Мотиных пухлых щеках, он говорил:
– Вот еще раз подойди к мамке, я тебе так дам, не зарадуешься…
– Босяцкий фильм! – негодовала усатая. – Тоже мне кино… Наши мальчики! Это же бандиты… Вот уже началось. О господи!..
По булыжной мостовой неторопливо шагают два нетопыря из Злобной стражи, один высокий и тощий, другой большой и толстый.
Темнеют двери и витрины бедных лавчонок.
И вдруг все приходит в движение. Приближается стук и звон подков о булыжную мостовую. Все бросают работу. Купцы выходят из лавок; прохожие, не успевшие спрятаться, прижимаются к домам, и все до одного встают на колени.
– Королева!.. Королева!..
По улице скачет белая лошадка. На плоском седле, совсем как цирковая наездница, стоит очень молодая, красивая девушка в балетной юбочке. Маленькая корона прикреплена к ее развевающимся волосам. Лицо злое и надменное.
За королевой скачет свита – белые нетопыри, личная королевская стража.
Проскакали, и все снова затихло, приняло прежний скучный, серый вид, и злобные нетопыри продолжают свой обход.
Мальчишки наблюдают за нетопырями, выглядывая из-за углов, и тихонько пересвистываются.
– Слышишь? – спрашивает толстый усатый нетопырь.
– Свистят, – отвечает другой, высокий и безусый.
Как бы Васька ни был увлечен всем, что творилось на съемочной площадке, он никогда не забывал, что ему надо делать. Он и сам не знал, как это у него получается, но он все делал, как надо, и ни разу не ошибся.
Грак говорил:
– Этому ничего не надо показывать. Только поставь задачу, а уж он сам все сделает. Да еще и от себя добавит. От всей своей неуемной фантазии.
Каждый раз, на всех репетициях, Васька ждал этого момента, дрожа от нетерпения. У него даже холодели руки. Он отлично знал: все, что тут происходит и что еще должно произойти, не больше, как сказка, большая и сложная игра, ничем опасным ему не угрожающая. Знал, но все равно ждал этой минуты с необычным волнением, и как только она наступала, волнение исчезало, и он начинал действовать ловко и расчетливо.
Прямо на него катилась тележка с кинокамерой. Саша Никитин – кинооператор и Васькин друг – приник к смотровому глазку.
Но Васька не обращает на них никакого внимания. Он спокоен и уверен. Теперь пусть будущие зрители волнуются и переживают за судьбу Маленького клоуна.
Он выглядывает из-под моста. Всклокоченные волосы вспыхивают на солнце, как факел. Он бежит через мост к тюрьме.
Из тюремного окна выглядывает его Старший брат. Маленький клоун достает из-под рубашки тонкую веревку с грузом. Размахнувшись, он ловко забрасывает веревку, Старший брат ловит ее и втягивает в окно пакет, привязанный к другому концу веревки.
Все это было проделано с такой быстротой, что начальник успел только заметить мальчишку у тюремной стены. Он поднял тревогу, ударяя пальцами по железным ушам. Раздался пронзительный, дребезжащий звук, такой противный и нудный, как будто бы тысячи комаров нависли над площадью.
– Беги в горы! – кричит Старший брат из окна. Ему видно, как по всем улицам, примыкающим к площади, сбегаются нетопыри. Их серые плащи развеваются, как перепончатые крылья. Уши звенят, подобно комариным полчищам.
– Беги в горы! – кричит Старший брат. – В горы!..
Но Маленький клоун не слышит. Он бросается то в одну улицу, то в другую. Все пути отрезаны. Он окружен врагами.
Злобные нетопыри, раздосадованные тем, что им не удалось схватить ни одного мальчишку, окружают Маленького клоуна. Он пронзительно свистит, призывая своих друзей.
Нетопыри хватают его. Он отбивается с такой яростью, что ему удается выскользнуть.
Со всех сторон набегают мальчишки. Они вооружены палками и камнями. Их внезапное появление и отчаянная решимость ошеломляют нетопырей. Кроме того, мальчишек очень много.
Нетопыри отступают, отбиваясь своими дубинками. Со звоном падают ушастые каски и стучат по мостовой.
Маленький клоун яростно отбивается от нетопырей. Ему удается вырваться. Мальчишки ликуют.
– Стоп! – слышится громкий голос. – Все к черту!..
Это кричит Грак и, потрясая рупором, бежит через площадь.
Все остановились. Нетопыри снимают свои нелепые каски и утирают пот. Их начальник прижимает носовой платок к разбитому носу, отчего голос его становится гнусавым.
– Это он меня так ногой, – указывает он на Ваську.
– А если бы на этом месте был глаз? – запальчиво вскрикивает рядовой нетопырь. Полуоторванные усы его вспархивают над губой, как стрекоза.
Но тут Грак налетел на оробевшую стаю нетопырей. Угрожая сверкающим рупором, он рычит:
– А вы кто? Вы страхолюдные, злющие мужики, вас за то и в нетопыри взяли, в охрану. А вы с одним мальчишкой не справились. А ты чего рожу подставляешь?.. – набросился он на начальника Злобной стражи.
– Так ведь и вы тоже, – оправдывается тот, стыдливо отвертываясь. – Вас он так же. Это у него приемчик такой: ногой по роже…
– Когда это меня! – запальчиво вскрикивает Грак и сейчас же умолкает, вспомнив ту великолепную пробу, когда ему точно так же досталось от этого рыжего. Воспоминание сразу успокаивает главрежа, и он ворчит: – Я в нетопыри не нанимался…
А неподалеку галдят разгоряченные мальчишки. Филимон захлопала в ладоши, требуя тишины.
– Они же должны тебя поймать – доказывает она Ваське.
– Ну и пускай ловят. Я что же, я все делаю, как сказано.
– А ты вон чего натворил, – указала она на помятых нетопырей, к которым спешила девушка в белой косыночке, деловито помахивая санитарной сумкой.
– Нам велели, как взаправду, а не как понарошке, – выкрикивает один из мальчиков, и все так дружно его поддерживают, что Филимон снова захлопала в ладоши, смиряя этот мальчишеский бунт.
– Понарошке. Вам бутафорских камней набросали. – Она подняла камень, очень похожий на самый настоящий, и бросила его в одного из мальчишек. Камень отскочил, как мячик. – А вы хватаете что попало.
– Разве их разберешь, что под руку лезет, то и схватишь.
Глядя, как медсестра исследует распухший нос начальника Злобной стражи, Васька презрительно сплюнул:
– Не видали они еще настоящей драки…
– Я вот покажу тебе настоящую! – торжествующе пригрозил Грак.
– Дык они меня тоже приласкали, будь здоров…
– Покажи, – потребовал Грак.
– Нечего казать-то.
– Поговори у меня.
Васька задрал рубашку.
– Да, в самом деле, «приласкали»… – задумался Грак, изучая синяки и царапины на загорелом плотном Васькином теле.
Васька обнадежил:
– Заживет, как на собаке. Вот Капитон с меня шкурку спускал, так спускал. По три дня сесть не мог. Вот бы его сюда в начальники. Я б ему морду разукрасил. А этот чего? – Васька посмотрел на притихшего начальника Злобной стражи.
– Что-то очень уж ты разговорился, – заметила Филимон.
– Да не поймать им меня.
– Еще как поймаем-то, – проговорил один из нетопырей, поглаживая заново приклеенные усы.
Начальник Злобной стражи ничего не сказал. Он только погрозил Ваське пальцем. Нос его распух и порозовел, что придало еще больше свирепости его лицу. Но и без того было заметно, что он по-настоящему озлился.
В ответ на его немую угрозу Васька показал ему язык. Начальник потряс кулаком… Но тут вмешалась Филимон, прекратив дальнейший обмен любезностями.
Под ее руководством мальчишки подобрали бутафорские резиновые камни и разбросали их на исходных позициях в конце площади. Нетопыри снова столпились у тюремных ворот. Их начальник, пылая жаждой мщения, приготовился к броску, чтобы первым схватить Ваську. Теперь уж, будьте уверены, он его изловит! Теперь уж Ваське достанется!..
– Приготовились! Мотор!
Сухо щелкнула полосатая хлопушка.
Маленький клоун выскользнул из-под ног злобных нетопырей. Его друзья со свистом и улюлюканьем забрасывали камнями своих серых врагов.
Этого только и дожидался начальник Злобной стражи. Издав дикий вопль, он с отчаянием самоубийцы кинулся за Маленьким клоуном, а тот упал, ему под ноги. Начальник покатился по земле. Стражники с разбега налетали на своего начальника и тоже попадали один на другого.
А Маленький клоун выбрался из-под этой беспорядочной кучи и побежал к своим друзьям.
Съемку остановили, только когда измятый начальник Злобной стражи растолкал своих подчиненных и, ошеломленно мотая головой, заорал:
– Ну, я тебя поймаю! Ну, не дай бог, я тебя поймаю! Ох, что я тогда из тебя сделаю!..
– Потрясающие кадры!.. – восторженно объявил Саша Никитин.
Петушков, которому надоело томиться в темнице, спустился на площадь и что-то сказал Граку. Тот посмотрел на часы.
– Мальчишек отпустить до завтра, – распорядился он. – Этих – тоже до утра, – указал он на нетопырей. – Остальные по местам.
Только на второй день после второго дубля начальник Злобной стражи изловчился и поймал Ваську.
– Ах ты, милый мой! – воскликнул он, задохнувшись от злобного и в то же время счастливого сознания, что кончились его мучения. – Вот ты и попался!.. Нет, теперь, моя лапушка, тебе конец…
И так как по сценарию ему полагалось злобно пропищать: «Задушу!.. Задавлю!..» – то его радость была сочтена за «злобную усмешку», очень одобренную Граком.
В то самое время, когда Маленького клоуна торжествующие нетопыри тащили через мост и уже распахнулись скрипучие тюремные ворота, раздался звонкий топот подков по булыжнику. Начальник Злобной стражи заверещал:
– Застыть!.. – И церемониально запрыгал к тому месту, где остановилась королева со своей свитой белых нетопырей.
– Это что? – спросила королева голосом злющей девчонки.
– Мятежника поймали, ваше королевское небожительство!
Теперь королева сидела на своем мягком цирковом седле, развалившись, как на диване. Она только что выкупалась в море. Белый купальник обтягивал ее тоненькое девчоночье тело, мокрые волосы распущены по плечам.
– Мятежника? Да это же мальчик. Какие вы тут все дураки!..
– Так точно, дураки, – ревностно согласился начальник и взмахнул своей дубинкой.
– Да еще какие дураки-то! – заверещали стражники, повинуясь знаку своего начальника.
– Мальчик, подойди ко мне, – приказала королева. – Ну, что я говорю! Развяжите его. Все только и знают, что делают мне назло.
Один из белых нетопырей вытянул плетью начальника стражи за то, что тот не сразу бросился выполнять приказ королевы.
Маленький клоун не без боязни приблизился к злой девчонке-королеве. «Мальва? – подумал он. – Нет. Не может быть у нее такого злого лица. Но до чего же похожа!»
– Кто ты? – спросила она.
– Я ученик клоуна.
– Да? Разве в этой отвратительной стране есть клоуны?
Белые нетопыри очень заволновались, угодливо залопотали:
– Один еще остался… Пришлый, ушлый, дошлый.
– По недосмотру, простите…
– Он в тюрьме, не извольте беспокоиться…
– Уже назначена казнь…
– Разве я кого-нибудь из вас опрашиваю? – Королева обвела свою свиту ненавидящим взглядом и объявила: – Всех под арест на пять суток. – И снова обратилась к Маленькому клоуну: – Вот видишь, какие они все дураки. А ты в самом деле ученик клоуна?
– Да. Это самая лучшая должность на свете.
Юное лицо королевы посветлело. Исчезло злое выражение. Кажется, она даже улыбнулась, и теперь уже у Маленького клоуна не было никаких сомнений: это она – красавица наездница из цирка.
Белые нетопыри заволновались: королева улыбнулась! Какое неслыханное нарушение этикета! Какая крамола! Королева улыбнулась на виду у презренного народа, как простая девчонка.
Но она и дальше повела себя совсем не по-королевски. Подвинувшись в седле, она указала Маленькому клоуну место позади себя:
– Прыгай, ученик клоуна. Гоп-ля!
Грязный, оборванный мальчишка немного отступил и, разбежавшись, ловко прыгнул в седло:
– Гоп-ля!
Королева похлопала свою белую лошадку по шее:
– Во дворец, Белочка.
Послушно встряхнув гривой, лошадка зацокала по мостовой розовыми копытами.
Серые нетопыри взяли на караул. Их начальник провожал удаляющегося Маленького клоуна злобными глазами кошки, от которой ускользнул мышонок. Нос его посинел от ненависти.
Белые нетопыри, треща перепончатыми плащами, поскакали за своей королевой-девчонкой.
Так Васька попал во дворец. И хотя дворец этот был не настоящий, его залы состояли из трех, а то всего из двух стен, это не имело никакого значения. Дворец все равно остается дворцом, пусть он даже бутафорский. Зрители и не подумают, что он не настоящий. Это Васька по себе знает. Ему, например, и в голову не приходили такие мысли, когда он сидел в кино.
А сейчас обязательно надо самому поверить в ту жизнь, которая идет в этих фанерных стенах. Главное – самому поверить. Тогда и зрители поверят тебе.
Таков второй клоунский закон, усвоенный Васькой в первый же месяц новой жизни. И он верил безоговорочно и так восторженно и самозабвенно, что все ему удавалось, не сразу, верно. Для этого поработать надо, себя не жалея.
Позабыв, что он безнадзорный одинокий мальчишка, Васька поверил в свою новую сказочную жизнь. Поверил в то, что он Маленький клоун. От того, что он очень хотел и твердо решил стать настоящим клоуном, поверить во все, что с ним происходит в новой жизни, ему ничего не стоило.
А королеву играла настоящая цирковая наездница, Тамара, серьезная и задумчивая девочка.
В Теплый город она приехала специально для съемок и в отдельном вагоне привезла свою белую лошадку с розовыми копытами – Белочку. И еще, как настоящая королева, она привезла свою свиту: тренера и конюха. Тренер – немолодая смуглолицая красавица цыганка, в прошлом знаменитая наездница. У нее было необыкновенное имя – Стронгилла. Тамара звала ее Стронга. Конюх, ее муж, бритый цыган с синими щеками и с золотой серьгой в одном ухе. Он тоже прежде был лихим наездником, но еще в молодости на манеже неудачно упал с лошади и сломал ногу. С тех пор он служит конюхом, потому что ничего, кроме лошадей, не признает.
Они приходились Тамаре родными дядей и тетей. Но сама Тамара нисколько на цыганку не походила, мама у нее – русская, вот она и удалась в маму. Лет ей четырнадцать—пятнадцать. Не больше. Бледная, белобрысенькая девчонка, мимо такой пройдешь и не заметишь. Но когда Васька увидел ее в гриме и блестящем цирковом наряде, он ахнул и сразу же влюбился. И в нее, а еще больше в искусство, которое так преображает человека, открывает его самые лучшие качества.
Вот и он, когда выучится, великолепному клоунскому искусству, выйдет на арену, и все увидят, какой он необыкновенный артист, и тут же умрут со смеха. И еще от удивления, увидев, что может сделать человек, если он научился открывать людям самого себя, свой талант, все, что он умеет.
Пока, оказать по правде, Васька умеет очень мало. Например, по ходу действия ему надо прыгать в седло, а он и лошадей-то видал издали. Начали его срочно обучать. За это дело взялась Тамара со своими дядей и теткой. Хорошо, что для начала пришлось прыгать не на лошадь, для этого сделали специальную скамейку, такую же высокую, как Белка. К скамейке приладили седло с подушкой, для амортизации. Но все равно до того Васька допрыгался, что и сидеть нормально не мог.
– Не обращай внимания, – утешала его Стронгилла, – Подумаешь, синяки! Что это для мужчины? Синяки да шишки пройдут, а чему научился – при тебе останется. В горячей ванне попарь – и как не бывало. Не горюй, не досадуй, придет утро – новые синяки наживешь. Такое наше дело, и такая у нас судьба.
Она звеняще засмеялась и крепкой рукой наездницы похлопала по Васькиной спине.
На ней было простое легкое платье, кремовое, с неброским коричневым узором, и только серьги колечками и ожерелье из мелких серебряных монеток придавали обычному ее наряду что-то цыганское. Но когда она смеялась, то все на ней звенело, и казалось, что звенят не только ее сверкающие украшения, но и зубы, и глаза, и коротко подрезанные и полированные красные ногти. И вся она звенела и сверкала переливчатым смехом.
Оборвав смех, Стронгилла сказала:
– Вы тут потренируйтесь, ты, Тамарочка, посмотри, а я пойду позагораю. – И она ушла к морю скользящей цыганской походкой.
– Ох, какая!.. – проговорил Васька, глядя ей вслед.
– Стронга-то? Не удалось тебе увидать ее на лошади…
– А разве она?..
– Теперь уж нет. Ведь ей уже тридцать семь лет.
– Ого! Старуха.
– Много ты понимаешь! – вспылила Тамара. – Разговорился тут. Она старухой никогда не будет. А ты работать пришел или разговоры разговаривать?
И начались Васькины добровольные муки. Он прыгал на эту распроклятую скамейку и думал: «А что еще будет, когда приведут настоящую живую лошадь?»
– Отдохни, – приказала Тамара.
Но Васька нарочно прыгнул еще два раза и только после этого осторожно присел на травку.
– Я тоже, когда разозлюсь, не остановишь. – Задумчиво глядя на верхушки кипарисов, Тамара рассказывала – Меня посадили на лошадь сразу же, как только я научилась сидеть. У нас в семье все наездники.
– Тебе хорошо, – отозвался Васька.
– А тебе плохо?
– Мне трудно.
– А мой папа говорит: «Когда трудно, то надо делать это трудное до тех пор, пока не сделается легко». Ну, продолжим…
Разбежавшись, Васька оттолкнулся от земли и, как ему показалось, довольно удачно плюхнулся на подушку.
– Вот как! – выкрикнул он, не ожидая, что Тамара его похвалит. И не ошибся. Она махнула белой ручкой.
– Да совсем не так. Какой мальчишка бестолковый. Вот смотри: гоп-ля!.. – И она, легко взлетев, опустилась на подушку изящно, как бабочка на цветок.
На ней красные тренировочные брючки и чистенькая белая майка. Золотистые волосы заплетены в две тугие косички и связаны на затылке красной ленточкой. Сидит, охорашивается, ножкой покачивает, и Ваське кажется, что она с презрением посматривает на него.
– Ну и пусть, – ворчит он, стискивая зубы. – Слазь, дай человеку потренироваться.
– А ты тут не командуй, – говорит она очень спокойно и советует: – Лучше отдохни. И не злись. Думаешь, я не знаю, как ты меня ненавидишь?
– Вот еще, – перебил ее Васька, потому что если он кого-нибудь и ненавидел в эти минуты, то только самого себя.
– Когда мне что-нибудь не удается, я реву от злости. А тебе нельзя, ты мальчик. Мужчина. Ты когда-нибудь плакал?
– А что плакать-то? Легче не станет.
– А я, как выплачусь, выревусь вволю, так мне и полегчает и будет мне во всем удача. Ты часто обижал девчонок? – вдруг спросила она.
Ее вопрос смутил Ваську. Что касается девчонок, то он только и знал, что задевал их. Считал, что так и должно быть.
Она негромко рассмеялась и легко спрыгнула со скамейки.
– Не надо. Никогда не обижай девочек, особенно когда вырастешь. Запомни: у нас меньше сил, нам труднее, оттого мы и плачем. – И тут же строго приказала: – Ну, отдохнул. Гоп-ля!
Через две недели Васька прыгал не хуже Тамары, только у него не получалось той мотыльковой легкости и изящества.
– А тебе этого и не надо. Ты клоун. – Она уже не поглядывала на него с презрением, а скорее несколько удивленно. – Ты очень способный мальчик и будешь хорошим клоуном. Я даже уверена в этом.
