Текст книги "Океан Бурь. Книга вторая"
Автор книги: Лев Правдин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Лев Правдин
ОКЕАН БУРЬ
РОМАН
Книга вторая
ГРОЗА НАД ГОРОДОМ
Глава перваяТеплый город! В первую минуту Васька подумал, что поезд завез его совсем не туда. В утреннем сумраке над самыми крышами домов клубилось что-то серое – туман или облака? Из этого серого по временам сыпал мелкий дождичек.
Откуда-то издалека доносились могучие удары и тяжелый шум падающей воды. Невиданные деревья, высоченные и узкие, неистово раскачивались на ветру.
– Ну вот и твой Теплый город, – объявила проводница Нюра и спросила: – А что же тебя никто не встречает?
«И не встретит», – подумал Васька, но, ничуть не смущаясь, заявил:
– Как это никто? – Он делал вид, что не ожидал такого невнимания к его появлению, а сам соображал, как бы поскорее удрать. Он бы и удрал, но очень уж не хотелось огорчать проводницу. Но делать нечего, другого выхода нет.
Заметив женщину, которая стояла у самого выхода в город и кого-то высматривала, Васька закричал:
– Вот она! До свидания, тетя Нюра!..
Он знал, что поезд стоит всего десять минут и потому погони не будет. Но все-таки чем дальше от вокзала, тем лучше. Для всех спокойнее. Он бежал, часто сворачивая в какие-то переулки, – самый верный способ замести следы. Зачем он так делает, он и сам не понимал, ведь никто за ним не гнался, но это он сообразил, только когда совсем неожиданно снова вылетел на вокзальную площадь. Добегался.
Повернул обратно и сгоряча угодил в чей-то живот. Дворничиха в белом фартуке. Она ловко сгребла Ваську за воротник. Знает дело.
И Васька, тоже зная, как в таких случаях надо действовать, крутанулся на месте, так что воротник затрещал. Он думал, что дворничиха охнет от боли и отдернет закрученные воротником пальцы. Способ проверенный. Но дворничиха тоже оказалась не промах: она и сама так крутанула Ваську, что у того все поплыло перед глазами и он, проделав сколько-то оборотов, приземлился на мостовой.
– Ого, – отдуваясь, проговорил он.
– А ты думал как? – засмеялась дворничиха. Была она не очень молодая, но, видать, веселая, разбитная и все понимающая женщина. Лицо круглое, нос вроде Васькиного – репкой. Стоит над повергнутым Васькой, не уходит.
– А ты ушлый.
– Нет, – ответил Васька, – я – одинокий человек…
– От кого же ты бежал, одинокий человек?
– Я не бежал. Я шевелился для сугреву.
– Для чего?
– Продрог я. Грелся.
– Согрелся теперь-то?
– Ага. – Васька поднялся. – А вы уж так сразу и хватаете…
– А у меня должность такая, чтобы наблюдать. Ты откуда сорвался?
– Я с поезда.
– Это ты правду сказал. Своих-то я всех знаю. Да у нас в таких ушастых шапках никто и не ходит. А ты к кому приехал?
Не успев ничего придумать, Васька повторил легенду про маму-дрессировщицу и сразу увидел, что дворничиха не поверила ни одному его слову.
– Меня не обманешь, – сказала она.
– А я и не обманываю. Я вру маленько.
– Какая разница? Вру, обманываю…
– А вот и разница: обман – это выгода. А вранье так просто. Побрехушки. Ни прибыли никому, ни убытку – разъяснил Васька, как бы даже недоумевая, что такую простую вещь еще надо и разъяснять.
Дворничиха даже присела от смеха:
– Ну цирк!.. Ну прямо цирк…
Еще не разобрав, что же ее так развеселило, Васька тоже рассмеялся и подумал, что сейчас, пожалуй, самое время удрать, пока она там покатывается. И он уже начал поглядывать по сторонам, выбирая, куда удобнее кинуться, и тут увидел высокого милиционера в сером дождевике. Васька обомлел. Все. Крышка. Теперь уж не убежишь.
– Это ты с кем тут, Манефа Антоновна? – спросил милиционер. – Ишь ты, как тебя забирает!.. – Его щеки дрогнули от смеха, и с черных усов сорвались капельки дождя.
– Да вот птенчика изловила. – Все еще посмеиваясь, она положила ладонь на Васькино плечо. – Думала, воробей, а оказался соловей. – И она повторила все, что Васька успел ей наболтать.
Сделалось почти совсем светло, и дождь прекратился, только ветер все еще озорничал в садах и гонял обрывки газет по привокзальной площади. Милиционер откинул капюшон и, распахнув плащ, достал сигареты.
– Не куришь? – спросил он Ваську.
– Я еще маленький.
– Это молодец. А из дома бегать, так уж и не маленький?
Ясно, что и он не поверил незамысловатой Васькиной легенде. Но разница между враньем и обманом, так, как ее объяснил Васька, заставила и его улыбнуться.
– Ловко придумал, – одобрил он и спросил: – А совесть у тебя есть хоть какая-нибудь?
– Есть! – горячо заверил Васька и рассудительно добавил: – Без совести нельзя, товарищ старшина.
– Посмотрим, как это ты докажешь на деле…
Все понятно. От него требуют чистой правды, и Ваське показалось, что вот только сейчас и начинается для него настоящая новая жизнь, к которой он стремился. Цирковая обезьянка замелькала перед ним в ослепительном свете, в звуках веселой музыки. Да, пришла пора говорить только одну правду…
Но все-таки он вздохнул, начиная невеселое свое признание. А если, уж решил говорить правду, то говори все до конца. Поверят или нет – теперь все равно. С некоторым удивлением он увидел, что ему верят. Это было так же необыкновенно, как и то, что он говорит только одну голую правду, ничего не скрывая. Состояние до того непривычное, будто он летел по воздуху и у него слегка замирало сердце.
Ему верят! Дворничиха присела на лавочке у калитки и горестно покачивает головой. А старшина курит и хмурится, может быть, от горького дыма, а скорей всего от горькой мальчишеской судьбы.
Верят!.. Васька отчего-то даже застыдился, как тогда, в школе, получив первую в жизни пятерку.
Затоптав сигарету, старшина проговорил:
– Пойдем, горюн…
Нет, совсем не напрасно стремился Васька в Теплый город, где сразу же с самых первых шагов начались такие чудеса, что Васька даже позабывал дышать. Совсем еще недавно начался рассвет, и облака прижимались к самым крышам, а тут вдруг сделалось совсем светло и облака куда-то разбежались. Неожиданно из-за гор выкатилось горячее солнце. Все изменилось, засверкало, и только по-прежнему что-то угрожающе грохотало в той стороне, куда они направлялись.
– Это что? – спросил Васька.
– Это – море, – равнодушно ответил старшина и пояснил с явным неодобрением: – Штормит третьи сутки…
– Где шторм? – Васька ринулся было вперед, но его удержала опытная рука.
Они вышли на набережную, и тут Васька сразу ошалел. Прямо перед ним был каменный парапет, за которым ворочалось что-то огромное. Он не успел еще ничего понять, как раздался глухой и такой мощный удар, от которого все кругом вздрогнуло. И сейчас же из-за парапета прямо на Ваську вылетела зеленая, ослепительно сверкающая на солнце волна, похожая сразу на всех сказочных чудовищ. Высоко в небе взметнулась белая пенистая грива. Васька замер, и чудище замерло над ним. Но вот оно злобно застонало и обрушилось на парапет, расплеснулось по асфальту, и под самые Васькины ноги подкатилась кипящая вода.
– О-ёй!.. – восторженно воскликнул Васька и безумно кинулся навстречу новой волне.
И вот тогда перед ним открылось море! Оно сверкало и расстилалось до самого неба. Или небо сливалось с морем – этого разобрать не было никакой возможности. По всему морю вольно бежали белые барашки, такие красивенькие вдали и такие грозные у самого берега.
Вот оно какое море! Вот какой шторм!
И летел оттуда просторный вольный ветер. Прохладная водяная пыль садилась на лицо. Облизав губы, Васька почувствовал крутой вкус соли. Он вздохнул во всю грудь, и ему подумалось, будто он только что, сейчас начинает жить, а до этого он сидел в темной, душной комнате, куда его снова хотят запереть.
– Отпустите меня, товарищ старшина, – затосковал Васька.
– Зовут меня Семен Терентьевич.
– На что я вам сдался? К товару довесок…
– Все мне понятно. Ну-ка, посидим здесь. Подумаем.
Они сели на скамейку под невиданным деревом – пальмой и стали смотреть на море.
Посидели, подумали.
– Ну что? – спросил старшина.
Ничего на это Васька не ответил и даже не вздохнул.
Смотрел, как в бухте, защищенной от морского простора длинным молом, раскачиваются мачты разных кораблей. Чем меньше корабль, тем сильнее его качает. Большие корабли стоят смирно.
Наверное, старшина решил, что достаточно прошло времени для размышления и, значит, пора начать разговор.
– Ну, куда ты, предположим, сейчас кинешься? Немытый, голодный, в одежонке этой немыслимой. Куда? Где ночевать будешь? – спросил он.
– Обойдусь как-нибудь…
– Как-нибудь… – Старшина покрутил головой. – Вот ты как рассуждаешь неосновательно. А у нас не должно быть как-нибудь. У нас на все план есть, линия жизни. Наметил – и не отвлекайся в сторону. Ты вот из дому убежал, устремляясь к своей цели, а море увидел и сбился с пути. Так оно тебя очаровало. А что такое море, если разобраться? Художественный вид. Пейзаж. Я и сам после работы или на выходной прихожу сюда, смотрю, культурно отдыхаю душой. Но, между прочим, о деле не забываю…
– О деле забывать нельзя, – солидно согласился Васька.
– Вот и поживи в детском доме, пока цирк не приехал.
Помолчали, еще подумали. Васька спросил:
– А не знаете, на клоуна долго учиться надо?
– Этого я тебе не могу сказать. Ученья короткого не бывает. Но только должен тебе заметить, что от короткого ученья толку немного.
– Наверное, долго. – Васька вздохнул. – Пока совсем не вырасту.
– Это уж как положено. Вырасти тебе придется. Такой порядок жизни.
И снова оба задумались под грохот прибоя.
– А это у вас что? – обмирая, спросил Васька, охрипнув от волнения. – Что это за чудо, товарищ старшина?..
В бухту, огибая маяк, входил корабль. Такие бывают только в сказках, да еще в старых приключенческих книгах, а на самом деле – никогда. А тут перед ним возник самый настоящий, большой, «живой», сказочный корабль. Его отчаянно трепало. Зеленые волны били в стекла кормовой каюты. Золоченая фигура на носу, изображающая крылатую женщину, то пропадала в седой пене, то стремительно взлетала к солнечному небу. Белые паруса трещали на ветру.
– Да что же это? Откуда такой корабль…
– Киносъемка, – отмахнулся старшина и продолжал что-то говорить для Васькиной пользы, не замечая, что никто не слушает его правильную речь.
И вот тут случилось следующее чудо, изменившее впоследствии всю Васькину жизнь.
На той же скамейке, где сидели старшина Семен Терентьевич и Васька, дремал, пригревшись на солнышке, гражданин в голубых полотняных брюках и светло-синем пиджаке. Капроновая голубая шляпа съехала ему на самые глаза.
Отдыхающий, курортник – мало ли их тут гуляет на приморской набережной или дремлет под шум морской волны. Ни старшина, ни Васька вначале не обратили на него никакого внимания. Они так бы и ушли, не поглядев на такого, ничем не примечательного гражданина, и тогда не случилось бы никакого чуда и Васькина жизнь не изменилась бы так круто.
Они даже не заметили, что этот обыкновенный курортник давно уже внимательно разглядывает Ваську из-под шляпы и явно прислушивается к разговору своих соседей.
– Киносъемка, – отмахнулся, старшина, – это у нас обычная картина.
– Нет! – закричал Васька с таким злобным отчаянием, словно старшина схватил его и пытается затащить в темную камеру. – Нет, не так все просто!..
– Очаровало тебя море, и думается мне, что ничего ты не добьешься в таком случае. Ты должен ничему такому не поддаваться, твердо придерживаясь своей линии.
– Этот мальчик всего добьется, – вдруг проговорил курортник, сдвигая шляпу на затылок.
– Прошу посторонних не вмешиваться, – внушительно сказал старшина и с достоинством повернул голову. Но, увидев на пиджаке курортника три ряда орденских планок, подтянулся и уже более почтительно договорил: – Это у вас такое мнение, не зная, что это за мальчик.
– Прошу прощения, но вы, старшина, не правы. Мальчик всего добьется. А то, что вы назвали «очарованием», дай бог, чтобы это никогда не проходило. Он заболел морем, а это прекраснейшая из всех болезней. Морская болезнь!..
– Извиняюсь. Морская болезнь приключается с человеком, находящимся внутри корабля при наличии шторма, – разъяснил старшина. – Конечно, извините, товарищ, не знаю вашего звания…
Курортник что-то шепнул старшине, тот взял под козырек, подтянулся, но почему-то улыбнулся при этом, хотя тут же почтительно прикрыл рот ладонью.
Такое поведение Семена Терентьевича насторожило Ваську. Что-то тут затевается непонятное, и не удрать ли, пока они окончательно не сговорились.
– Теперь я вас признал, – объявил старшина. – Вы Петушков.
– Совершенно верно. Анатолий Петушков. Так вот, о морской болезни. Это не та, конечно, болезнь, какая случается, когда человека укачает в море на корабле. Это совсем другого сорта недуг. Или, как вы правильно заметили, очарование. Море очаровывает человека, и на всю жизнь. Я и сам каждый раз, приезжая в Теплый город, как шальной хожу по набережной, по молу и не могу ни насмотреться, ни наслушаться. Вы – здешний житель, и то не привыкаете. Это значит, что вы – человек чуткий и мы с вами быстро договоримся. – При этом он так глянул на Ваську, что тот сразу понял: надо бежать.
– Это смотря по тому, какой у нас с вами произойдет разговор и в каком направлении.
– Разговор будет об этом мальчике. Как я понял, вы его подобрали случайно. И куда-то ведете, а он не хочет. Вот именно такого рыжего, лет десяти, мы и разыскиваем…
– У нас ничего случайного не происходит. Все предусмотрено и запланировано. А такие вот мальчики… – Старшина обернулся к Ваське, вернее, к тому месту, где только что сидел Васька.
Там уже никого не было.
– Вот, сами видите, какой это мальчик, – нахмурился старшина. – Ищи его теперь…
– Я же вам сказал: этот мальчик всего добьется. И я вас прошу – как только найдете, сообщите мне. Мы такого как раз ищем для фильма. Очень вас прошу, старшина.
Погони не было. Васька с разбега свалился под кусты и начал соображать, что теперь делать. Было жарко, и хотелось есть. Он тут же под кустом снял пальто и ушанку, которые так нелепо выглядели, – сияет солнце, кругом чудесные растут пальмы, расцветают невиданной красоты цветы, а он в зимнем пальто.
В рубашке и сатиновых шароварах жить стало намного легче, но зато так захотелось есть, что даже страх пропал.
Шумело и билось море о каменный парапет. Раскачивались и трепетали на теплом ветру кинжальные пальмовые листья. Солнечные пятна нежно позолотили песок на дорожках, где бегали и заливисто посвистывали блестящие черные птицы. Им хорошо посвистывать – они сытые. Склюнул червячка – и свисти себе сколько хочешь.
Человек Васька был терпеливый и осмотрительный, торопиться без толку не любил. Лежал под кустом и выглядывал, какие тут ходят люди, и чем занимаются, и какой от них может быть вред. Людей пока что немного, и все они ничего не делали, а просто прогуливались по дорожкам или сидели на решетчатых садовых диванах. Лица у всех какие-то задумчивые, глаза ленивые, прищуренные, как у сытых кошек, которым почесывают за ушами.
От таких сытых и задумчивых вреда не бывает. Такие все добрые.
Отметив это, Васька все же вытащил свои деньги из подкладки пальто и, пересчитав их, стал думать, куда бы надежнее спрятать. Ничего надежнее ботинок не придумал. Разделив деньги пополам, засунул под стельки. Немножко оставил на расходы. Покончив с этим, он снова вспомнил про еду, потому что неизвестно откуда налетел такой запах, что Васька не вытерпел и выглянул. Нестерпимо сладко пахло печеным тестом. Потянул носом, зажмурив глаза. Запах шел откуда-то из глубины парка. Глотая голодную слюну, Васька понадежнее запрятал пальто и шапку и вылез на свет.
На него никто не обратил внимания. Следуя точно по запаху, чтобы не сбиться с курса, Васька очень скоро отыскал небольшой нарядный павильончик и при нем такую же небольшую веранду. Веранду украшало составленное из разноцветных букв непонятное слово: «Чебуреки». Что это такое – Васька не знал, но догадался, судя по запаху, что вещь это очень хорошая. Чебуреки.
В этот ранний час на веранде находился только один посетитель – небольшой человек в старой соломенной шляпе. Он сидел одиноко за пустым столиком и печально разглядывал Ваську. Из окна павильона выглянуло круглое румяное лицо в белом колпаке.
– Тебе чего, мальчик?
– Этих, чебурашек…
– Сам ты Чебурашка. Садись за столик.
Васька сел. Человечек сейчас же повернулся к нему. В его печальных глазах засветилось любопытство, будто ему очень интересно посмотреть, как Васька станет есть.
Из павильончика вышла дородная женщина и поставила перед Васькой тарелку, в которой плавали в масле такие треугольные не то пирожки, не то пельмени. Разбираться было некогда, Васька как припал к тарелке, так и не поднял головы, пока все не съел.
– Вот молотит! – проговорил человечек с такой грустью, словно он ожидал, что Васька хоть сколько-нибудь оставит и на его долю.
У Васьки дрогнуло сердце: ему никогда ничего не было, жалко, и он подумал, что, наверное, человечек этот голоден и у него нет денег.
– Дядя, – проговорил, – вы, давайте, дядя, придвигайтесь. Я угощаю. Чего там…
Человечек печально захихикал:
– Да что ты! Мне ничего этого нельзя. Язва во мне сидит. Мне и запах-то этот во вред. Вот как. Я, мой милый, теперь только запахами и питаюсь… Спасибо тебе за угощение…
Он снова захихикал, а дородная чебуречница, убирая со стола, сказала:
– Придется с вас деньги брать за чебуречный дух. Оба мы с вами одним запахом сыты. Я на эти чебуреки и смотреть-то устала, не то что есть…
– Сколько за свою жизнь я у вас этих чебуреков поел – подумать страшно. Как из Москвы приеду, так сразу к вам. А теперь…
Желая отвлечь печального человечка от его печальных мыслей, чебуречница спросила:
– А теперь вы в какой картине приехали сниматься?
Васька уже расплатился и, прихватив про запас кулек с чебуреками, направился было к выходу, но остановился. Человечек-то, оказывается, не просто так. Он, оказывается, в кино снимается!
– Снимаюсь, – почему-то вздохнул человечек. – Короля изображаю. Подлец страшный. Да к тому же еще и нетопырь. Я всю жизнь или подлецов играл, или дураков.
– Ну что ж, – тоже вздыхая, проговорила чебуречница. – У каждого своя морока. Мальчик этот тоже оттуда? – спросила она.
– Нет, – ответил Васька, приготовляясь к бегству. – Я совсем из другого места.
– А я гляжу: рыжий и нездешний. Не тебя ли это по всему городу разыскивают?
Дело принимало опасный оборот. «Самое время смыться», – подумал Васька.
– Чего меня разыскивать, – проговорил он и не спеша, чтобы не подумали, будто он чего-то боится, спустился с веранды.
Он отправился к тому месту, где оставил свое пальто. Вот сейчас под кустом он выспится, а потом придумает, как прожить до приезда цирка. По правде говоря, надоела ему такая заячья жизнь: все время ходи да оглядывайся, каждого шороха бойся, от всех бегай. Да, нелегок путь к новой жизни! Может быть, в самом деле вернуться к старшине Семену Терентьевичу и в тишине дождаться, пока эта новая жизнь сама отыщет своего приблудного сына.
Так рассуждая, вышел Васька на ту аллейку, где находился его куст, и сразу привычно отскочил в сторону. По дорожке неторопливо шагал старшина, поглядывая по сторонам. И такой у него был вид, словно он был уверен, что где-то неподалеку, под этими кустами, и залег Васька. Вскоре он и в самом деле обнаружил оставленные им вещи.
Вот так старшина! С изумлением наблюдал Васька, как Семен Терентьевич неторопливо ощупал пальто и потом снова положил на место с таким расчетом, чтобы хозяин, вернувшись, ничего не заподозрил. Этот знает дело, от него второй раз не вывернешься. Но и Васька тоже не простак, его тоже так запросто не поймаешь второй-то раз.
Свернув с аллеи, Васька неторопливо пошел вдоль берега. Надо уйти как можно подальше. А пальто пусть старшина постережет, если ему больше делать нечего…
Жизнь приучила Ваську все принимать так, как оно есть, не пытаясь ничего изменить. Радость – давай сюда! Горе – переживем, не заплачем. А главное – не зевать! Всегда ждать подвоха, и в случае чего не растеряться, и если надо – дать сдачи.
Следуя этим нехитрым правилам, он прожил первый свой день в городе, где все так не похоже на то обычное, с чем он привык встречаться прежде. Новая жизнь требовала новых навыков, которыми приходилось овладевать на ходу.
Вспоминая снега родного Нашего города и счастливо посмеиваясь, он снял рубашку, полежал на теплых камешках пляжа. Море продолжало бушевать. Зеленая волна накатывалась на берег и, гремя галькой, уползала обратно, а на берег уже налетала новая волна. Осмелев, Васька подошел поближе и получил огромное удовольствие, когда его окатило с головы до ног.
Вот это жизнь! Захотел есть – тут же в парке оказывался киоск или лоток с бутербродами, пирожками и даже с пирожными. Захотел пить – на каждом повороте газировка. Устал – под любым кустом тепло и сухо.
Незаметно подошел вечер, а Васька все еще блаженствовал на пляже, не задумываясь о ночлеге. Да что тут раздумывать-то? «Летом каждый кустик ночевать пустит», – легкомысленно рассуждал он, поднимаясь в приморский парк.
Солнце засмотрелось в бушующее море, как нерешительный купальщик, набирающийся отваги для безумного прыжка. На чудесных деревьях расцветали чудесные цветы, чудесные птицы хором заводили свои вечерние песни. И Васька, посвистывая, как птица, высматривал тот самый кустик, который укроет и пригреет горемычного, но, несмотря на это, беспечного постояльца.
Парк притих в ожидании, когда зажгут фонари, загремит музыка на танцевальных площадках и в открытых кино и начнется веселая вечерняя жизнь. Среди афиш на огромном щите выделялась одна, напечатанная оранжевой краской:
РЫЖИЙ МАЛЬЧИК
«Интересное какое кино», – подумал Васька и подошел поближе. Сердце его почему-то трепыхнулось в груди, как птица в кустах.
ВНИМАНИЕ!!!
Кинофабрике срочно требуется
РЫЖИЙ мальчик 10–12 лет.
«Чисто сделано, – подумал Васька, – вот как хитро подъезжают. Знаем мы эту „кинофабрику“. На дурачка ловят».
Обмирая от внезапно возникшей опасности, он кинулся подальше от этой афиши и тут же наткнулся на другую, точно такую же. Приклеена к столбу и громко, на весь парк, орет:
«ТРЕБУЕТСЯ РЫЖИЙ МАЛЬЧИКИ!»
Не успел он сделать и двух прыжков, как налетел на забор. И здесь те же красные афиши. Три штуки подряд.
«ТРЕБУЕТСЯ РЫЖИЙ МАЛЬЧИК!..»
«ТРЕБУЕТСЯ РЫЖИЙ!..»
«ТРЕБУЕТСЯ!..»
И куда бы он ни кинулся, со всех заборов и щитов срывался этот неумолкаемый крик, оповещающий всех жителей Теплого города и всех курортников о Васькином бегстве. Он был уверен, что весь этот переполох затеян именно из-за него и что его красная голова, как фонарь в темноте, выдает его. На одном из спусков к пляжу он увидел киоск «Все для курортника». Там еще горел свет. Васька купил пестренькую пляжную кепочку с зеленым прозрачным козырьком и немедленно натянул ее на свою красную, такую приметную голову.
