Текст книги "Александр Башлачёв - Человек поющий"

Автор книги: Лев Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

239 Московская блюзовая певица. Настоящее имя – Галина Троянская. Умерла в 1995 году.

240 Поэт, музыкант, лидер ленинградской группы «Телевизор».

241 Московский художник.

242 В советское время в соборе располагался Центральный музей Казахской ССР, а с 1985 по 1995 год собор использовался как концертно-выставочный павильон.

243 С сайта «Йя-хха» – http://www.vahha.com.

Александр называл этот период жизни «яблочные дни» [см. фото 50]. Под Алма-Атой, на берегу реки Аксай Башлачёв написал на песке крупными буквами: «Вся власть поэтам». Поездка была насыщена приключениями. Вспоминает Анастасия Рахлина: «Они уехали в Алма-Ату и пропали капитально... Он даже не звонил оттуда, а звонить он и не мог, потому что к тому моменту мы с моей подругой Светой поменяли квартиру, и так мы с Саней потерялись. Я повстречала Кинчева, который с подозрением меня спросил: „А это правда, что Башлачёв и Задерий работают дикторами на алма-атинском телевидении?'' Я сказала, что не знаю, может быть, и правда».

Рашид Нугманов предлагал Александра на роль Банана– на в фильме «Асса» своему педагогу Сергею Соловьеву244. Рассказывает245 Рашид: «Когда Соловьев искал кандидатуру на роль Бананана, именно я посоветовал ему СашБаша... Соловьев приехал в Алма-Ату, и я привел к нему СашБаша со Славой Задерием. Он спел свои коронные песни и впечатлил Соловьева, однако выбор в конечном итоге пал на Африку». Из Казахстана Александр и Святослав вернулись в Москву.

Из Москвы Александр поехал в Череповец. 24 сентября Александр был на дне рождения Марины Зиничевой: «От приезда к приезду он становился все более тяжелым в общении. Чувствовалось, что какой-то груз... Особенно в последние годы. Бодрится вроде, но тяжелый отпечаток какой-то. Если до этого мы могли часами тарахтеть о чем угодно и ни о чем,то потом все стало иначе... Наоборот, мы могли сидеть часами и ни о чем не говорить... У нас был разговор – он приглашал меня в Москву. У меня отпуск должен был быть осенью. Мы договорились, назначили день [в ноябре]...»

26 или 27 сентября состоялся второй концерт для друзей на Соборной горке.

Кинорежиссер, сценарист, продюсер, народный артист России (1993). Не путать с университетским товарищем Башлачёва, упоминаемым ранее.

С сайта «Йя-хха» – http://www.yahha.com

В Череповце Александр традиционно встречался с Андреем Хариным. Андрей вспоминает: «Мы с ним разговорились на тему, кто что сейчас читает, а он говорит: „А я ничего уже не читаю... вообще ничего... Не то что мне все это неинтересно, но что-то наподобие того". Меня это немножко удивило... Еще он как-то сказал: „Чем дальше, тем грустнее"».

6 или 7 октября состоялось открытие сезона Ленинградского Рок-клуба на улице Рубинштейна, 13. Вспоминает Алексей «Полковник» Хрынов246: «Мы [с Александром Те– рёшкиным247] умудрились еще сидячие места занять! В Рок– клубе же всегда мест было в десять раз меньше, чем желающих, и вдвое меньше, чем вошедших. Вдруг протискивается худосочный, маленький патлатый субъектик и втискивается между нами и соседями, там, где ручка у кресла, по идее. Говорит: „Ребятишки, давайте вы ножки-то сдвиньте, а я тут присяду". У него задница-то с кулачок. Сашка Терёшкин говорит: „А рядом-то с тобой знаешь кто сел? Башлачёв!" Я был поражен». Тогда Башлачёв и Хрынов так и не познакомились.

В октябре Башлачёв ненадолго приехал в Москву, где состоялся квартирный концерт в доме 15 по Смоленскому бульвару248. Его записывал Олег Коврига. Три песни, исполненные тогда, изданы на альбоме «Башлачёв VI» (треки 1, 2,7).

В октябре Александр переехал жить в Комарово, на дачу семьи Ирины Линник. Позже, 8 октября 1992 года, Федора Чистякова249 поместят в следственный изолятор «Кресты» за нанесение Ирине тяжких телесных повреждений. Федор решил, что во всех его злоключениях виновата эта инферналь-

246 Поэт и музыкант из Горького. Лидер звездной группы «Полковник и Однополчане». Умер в 2008 году.

247 Гитарист горьковской группы «Хроноп».

248 Этот дом известен тем, что в 1923-1941 годах в нем жил генерал– лейтенант Д. М. Карбышев.

249 Поэт, музыкант, лидер ленинградской группы «Ноль».

ная женщина, и попытался ее убить. А тогда Башлачёву было катастрофически негде жить, и он согласился даже на вариант, обрекший его на то, чтобы ездить в город на электричке. Он поселился не в огромном доме, который было не протопить зимой, а в маленькой пристройке. Александр прожил там до января. Рассказывает Анастасия Рахлина: «Я туда приезжаю. Они сидят. Какой-то чувак с буддийскими колокольчиками... Ирина играет на пиле. Саня сидит со специально расстроенной гитарой, и они камлают таким образом. При этом зима, люди спать ложатся на рассвете, а просыпаются, когда солнце уже зашло. Недолго и чокнуться... Его там накрыло будьте-нате».

3 ноября Александр устроился на работу в легендарную котельную «Камчатка»250. В его трудовой книжке появилась запись: «Городской ремонтно-строительный трест № 1 УКР. Зольщик». Вспоминает Сергей Фирсов: «Реально трудился он одни сутки, а так был „в творческом отпуске", как мы тогда говорили. Был на „подвесе", официально числился на „Камчатке", а деньги за него другой получал. Иногда он приезжал, забирал деньги». Анатолий Со кол ко в251 та к написал252 о Баш– лачёве: «Вокруг Сашки вообще очень много народу роилось. Никто не знает, что он приедет [в котельную], а народ уже сбегается со всего города. Саня постоянно пел. Приходит – сразу берет гитару. Он был человек очень веселый. Он пел куплет своей песни, потом вставлял куплет Гребенщикова, потом куплет Цоя. Он очень любил их дразнить. То есть он

250 Котельная общежития, расположенного по адресу: улица Блохина, дом 15, в которой работали Виктор Цой, Александр Башлачёв, Святослав Задерий, Сергей Фирсов, Олег Котельников, Андрей Машнин и другие деятели ленинградского искусства. Ныне – клуб-музей.

Более известный как «Начальник», однако, несмотря на такое прозвище, был просто одним из кочегаров «Камчатки».

Из статьи А. Соколкова «Он не мог общаться ни с каким начальством...».

переделывал их песни на русский народный манер. Много было таких переделанных песен: „Бездельник" цоевский совершенно на другой мотив».

7 ноября Александр находился в Комарово, и к нему приехала сестра.

12 ноября Башлачёв был в «Камчатке». Это и был его единственный рабочий день в качестве зольщика [см. фото 51].

Александр часто говорил о смерти. По всей видимости, нередко думал о ней. По воспоминаниям друзей, она если и не «манила», то чрезвычайно интересовала его. В ночь с 12 но 13 ноября Башлачёв и Анастасия Рахлина ночевали в котельной «Камчатка». Анастасия вспоминает: «Я проснулась ночью оттого, что Сашка не спал. И он как-то понял, что я проснулась, хотя я просто открыла глаза. И вот тогда он что-то сказал про то, что он хочет умереть. Единственное, что я нашла тогда ответить, это: „Давай тогда вместе", – потому что подумала, что, по крайней мере, меня тогда предупредят. Он сказал: „Надавай"» [см. фото 51, вторую страницу]. Ирина Сеничева рассказывает: «Он рассказывал, что ему периодически снилась или бредилась, грезилась, пещера, стол, за столом сидят гномы, и они его судят. Они все в колпаках. И для него это очень неуютно, страшно... Еще он как-то в компании друзей рассказал, что ему приснилось, как он умер. Друзья стали спрашивать, как там? Он ответил, что умереть надо так, чтобы ух! Чтобы фейерверк был!» Александр Измайлов вспоминает253 их разговор студенческой поры: «Я запомнил наш первый разговор о смерти. Саша излагал учение, по которому души переселяются в будущих людей, и что есть способ узнать свою старую жизнь и подготовиться к следующей».

Александр умел играть на папиросе как на губной гармошке или дудочке [см. фото 52]. Однажды приезжал Удо

253 Из статьи А. Измайлова «По ком звонил колокол»//Ленинец (Владивосток). От 14.12.1989.

Линденберг и его повезли на репетиционную точку группы «Аукцыон»254. В какой-то момент Башлачёв вылез на сцену и исполнил что-то на «беломорине». Линденберг был в неописуемом восторге. Подробнее об этом мероприятии рассказывает Сергей Фирсов: «Этот зал же при каком-то заводе. И там проходил концерт „Аукцыона" по случаю праздника этого завода... Но Фёдорова почему-то не было... Эти работяги устроили такой беспредел!.. Рабочие напились и вели себя круче всех панков, вместе взятых! Мы рядом с ними были дети сопливые!.. Линденберга туда привезла атташе по культуре Германии, мы дружили с ней через „Кино", через Курёхина... Она привезла его после какого-то концерта, пообщаться с русскими рокерами... Мы тогда впервые увидели баночное пиво, она привезла несколько ящиков. Под утро она нас с Башлачёвым подбросила на своем „мерседесе" до Финляндского вокзала. Мы вышли. Она говорит: „Секундочку", – и дала каждому по ящику. Уехала. Мы стоим с этими ящиками, метро закрыто, любой мент бы нас... Шпионы! Но мы как-то довезли...» Дмитрий Ревякин вспоминает, что Александр играл на папиросе и в Сибири: «Он сделал из „бе– ломорины" дудку и подыгрывал на ней или на расческе За– дерию, когда тот пел свои песни».

В конце ноября Александр был в Москве. Вспоминает Марина Зиничева: «Я впервые поняла, что ему очень плохо, когда приехала к нему в Москву... Выхожу из вагона, иду, потом увидела Сашу. Он меня встречает. Он говорит: „Поехали. У меня есть чай, у меня есть лимон, у меня есть даже пачка творога..." Мы приехали. Молча мы с ним посидели, попили чай. Он осунулся. „Все плохо. Денег нет. За квартиру надо платить. Концертов нет..." Он очень любил Ленинград. Сначала у него был подъем. Когда только-только все

254 Она находилась в доме N2115 по проспекту Металлистов в Ленинграде. Позднее там был клуб «Старый дом».

начиналось, может быть, у него были какие-то надежды, что что-то получится. Тяжело так жить взрослому человеку, занимающемуся любимым делом, выкладывающемуся на полную катушку и не имеющему при этом средств к существованию. Жил-то он ведь тяжело. Особенно последнее время. Это тяжело. Он был очень понурый тогда. Я говорю: „Саш, приезжай домой хоть на какое-то время". Он говорит: „Денег нет. И документы в Ленинграде". Почему паспорт в Ленинграде был, уже не помню. Я ему говорю: „Саш, ты давай хоть на две недели". Я дала ему денег ровно на дорогу от Москвы до Питера и от Питера до Череповца. Я ушла, пошла по своим делам. Потом поехала домой. Я приехала в жутком состоянии. Я не думала, что он приедет. А он приехал. Утром – звонок. Я открываю дверь, он стоит, с поезда... По-моему, даже недели не прожил здесь. Он пришел и сказал: „Я поехал. Не могу здесь". Вот тогда я поняла, что с ним как-то все совсем плохо... Даже если бы он приехал в Череповец в таком виде, каким я его в Москве видела, это было бы нормально. По тем временам – нормально. А ненормальным казалось его состояние. Не внешний вид, а состояние. Чувствовалось, что что-то произошло: надлом не надлом, что-то такое. Вот тогда сидели мы на кухне, он сказал, что ему не пишется... Была пороша. Я думаю, что это был конец ноября».

Так или иначе, Башлачёва всегда занимали фундаментальные вопросы жизни. В студенчестве они служили поводом для шуток – Александр Измайлов рассказывает255: «Помню, [он] натыкал на машинке в беспорядке пять строчек букв и подписал: „Кто поймет смысл сего, тому станет ясен и смысл жизни". Разговоры о смысле жизни были у нас предметом для шуток и полуигры в разговоры. Шутили: вот, если отло-

255 Из статьи А. Измайлова «По ком звонил колокол»//Ленинец (Владивосток). От 14.12.1989.

мить палку от стола, переломить – то излом будет непредсказуемо таинственным. И тот, кто расшифрует его, тот и поймет... да, правильно, именно смысл жизни. Или: „Оля, скажи нам, в чем смысл твоей молодой, но уже надкушенной жизни? Нет, сперва ты скажи, а потом мы скажем"». О событиях, связанных с несколькими последними визитами Башлачёва в Череповец, вспоминает Сергей Герасимов: «Смысл жизни – одна из тем, которые мы обсуждали постоянно. Надо сказать, что я в то время [в начале 80-х годов] уже стал приходить к Богу, похаживал в церковь. Много разговоров у нас было о Боге. Он, в общем-то, был атеистом. Сначала у нас не было серьезных споров, потом я все больше и больше приходил к Богу, а он-то не стремился к нему, и вообще, по своему мироощущению, конечно, был язычником. Для него неземной разум был чем-то нереальным. Он жил сегодняшним днем, здесь и сейчас. Вся жизнь заключалась в том, что здесь. Причем это действительно была полноценная жизнь, богатейший внутренний мир! Когда он уже жил в Питере, во второй или третий его приезд с конца, он специально приехал, чтобы креститься. Видимо, он каким-то образом созрел, но в Питере не хотел этого делать. Может быть, он решил приехать сюда, потому что у нас был один общий знакомый дьякон, бывший музыкант, Вячеслав Дубров. Он как раз играл в „Белых Грифах". Саша приехал к нему. Чего он его выбрал?! Думал, что тот ему поможет? Вот он пришел с этой просьбой, на что Дубров ответил: „Ты что, с ума сошел? Куда ты лезешь?! Не созрел ты для этого!" Он здорово Сашу обидел. Еще через приезд или в следующий приезд, когда мы с ним встретились, это была уже финальная точка всем нашим разговорам о Боге. Он сказал одну-единственную фразу. По-моему, он меня тогда по фамилии назвал, хотя обычно всегда всех своих близких друзей он называл не просто „Сережа", а „Сереженька", „Сашенька", „Настенька". Такие у него были уменьшительные имена, а тут он назвал меня просто по фамилии

и сказал одну-единственную фразу: „Герасимов, ты был прав!" Он все равно пришел к Богу, для меня это абсолютно точно». По воспоминаниям друзей, будучи в Москве, Александр ходил в церковь на улице Галины Неждановой.

Башлачёв вернулся в Ленинград, где состоялся первый концерт Александра у Виктора Тихомирова256. После выступления Башлачёв остался ночевать. Виктор рассказывает: «Вдруг с ним истерика ночью случилась, он ревел. Я его так гладил по голове, пытался его приголубить, чтобы он успокоился... Меня потрясли эти его рыдания ночью, непонятно по какой причине. А говорить он отказался. Я спросил: „Что такое?" А он: „Не обращай внимания"».

Около 22 декабря Нелли Николаевна приезжала к сыну в Комарово. Она вспоминает: «Я иногда бывала в Ленинграде, я же работала в филиале питерского университета. Мы с ним там виделись, но как? Встретимся на вокзале, походим... У меня приятельница на Фонтанке жила, около цирка... А здесь у него комната появилась! Он знал, что я в командировку приеду, позвонил и говорит: „Приезжай!" Он меня на вокзале встретил, мы сели на электричку и поехали в Комарово. Он меня все расспрашивал: „Расскажи, какой я был, когда был маленьким?" Мы зашли в магазин, купили продуктов, я ужин приготовила. Потом ночью пошли гулять. Была огромная, очень яркая луна, и мы отправились на залив. Прямо через лес шли, между соснами. На следующий же день начались очень сильные морозы». Ирина Линник появлялась на даче довольно редко и во время приезда Нелли Николаевны Александр с мамой были одни.

В конце года Башлачёв уехал в Москву. Рассказывает Артемий Троицкий: «Мои плотные отношения с Башлачёвым оборвались где-то в мае или начале июня 1986 года, причем в высшей точке... И я его не видел очень долго. Наверное,

256 Художник, бывший участник группы художников «Митьки». Писатель, сценарист, кинорежиссер.

почти полгода. Он просто пропал. И я уже не помню, при каких обстоятельствах мы с ним встретились снова. Наверное, это уже был самый конец 1986 года. И он, конечно, был совсем другим. Он потух просто, был смурным, и он мне сказал, что за все эти полгода ничего не написал... Я не психиатр и не аналитик душевных состояний. Мне трудно сказать, но я просто помню, что у меня сложилось такое впечатление, что в нем что-то очень сильно надломилось. Почему, из-за чего, с какой стати – я не знаю. Помню, он мне говорил, что с ним произошло что-то страшное. Как мне показалось, это было до некоторой степени замешано на какой-то мистике. Он говорил что-то туманное. То есть я его просто по-свойски, по– дружески спрашивал: „Сань, а что случилось? Тебе плохо, что ли? Ты там перебрал чего?" Он в ответ на это говорил какие– то темные, смутные вещи по поводу чего-то страшного, нехорошего, но при этом абсолютно ничего конкретного... Это была бледная тень Башлачёва образца 1984,1985 и первой половины 1986 года. То есть не было этого божественного сияния, не было этой запредельной энергетики, он просто пел свои песни. Пел их хорошо. Он стал редактировать некоторые тексты, и, как мне показалось, редакция была в принципе вполне уместная. Он немного переделал их в музыкальном отношении – просто потому, что, как мне показалось, он стал лучше играть на гитаре... Но при всем том, что песни его стали более доведенными до ума, пел он их совсем по– другому. Он их пел гораздо более отстраненно. То есть он уже не умирал в этих песнях. И я это чувствовал очень остро. Мне было дико грустно и неудобно. Из-за этого я стал Башлачёва не то чтобы избегать, но если раньше меня к нему тянуло как магнитом, я летел как мотылек на свечку, то последние полтора года этого не было... При следующих двух-трех встречах я его еще просил: „Саш, а спой какую-нибудь новую песню". Он всякий раз тоже очень грустно, нехотя и глядя куда-то в сторону, отвечал: „Нет. Сейчас вот пишу, работаю, думаю".

То есть было ясно, что у него новых песен нет. Я понял, что ему трудно, и больше его этими своими розгами мучить не стал». Сергей Гурьев: «В 1985 году Башлачёву была свойственна такая активная энергичная подача. В нем внутри было очень много энергии, и она очень органично из него вырывалась через песни, и хороший концерт дать проблем не было. Неудачные концерты у него я видел несколько позже, они начались уже где-то в 1986 году... Он стал терять внутреннюю энергию, стал пытаться несколько искусственно войти в какое-то настроение насильно. Настроения нет, а он в него войти пытается. И если этого все равно не происходит, это начинало его напрягать, он нервничал, злился, и у него возникали проблемы с подачей, она становилась нарочитоэкспрессивной, с какими-то эмоциональными сбоями, с неточными интонациями, нервно всё». Рассказывает Александр Агеев: «Если сравнить его, какой он был в 1984-м и в 1986-м – такой радостный, энергичный, а потом он таким выжатым лимончиком стал, или постарел, может быть... Он, с одной стороны, был очень открытым, а с другой стороны, он сохранял в себе какое-то ядро, тайну или какое-то мистическое знание... Но мог он концерты играть, мог! И сколько угодно людей было, которые бы его слушали! Но не хотел он. Значит, он что-то для себя другое решил».

Новый год Александр с Анастасией отмечали в клубе «Ме– телица». Там было организовано мероприятие для рок– музыкантов, на котором Александр Липницкий, одетый в черный балахон, изображал Деда Мороза: «До этого еще Курчатовский институт257 проводил подобные мероприятия. Я помню, на Старый Новый год всегда была елка, играли все наши ведущие группы: „Браво", „Бригада С", правда, без ленинградцев обходилось. А потом редакция „Московского комсомольца" как-то договорилась с этой „Метелицей". Они

2S7 Московский институт атомной энергии имени И. В. Курчатова.

провели там два ярких мероприятия, на одном „Кино" выступало... Им это было нужно, они приходили со своими девушками, развлекались. Так что во многом это была их идея». Башлачёв на этот праздник пришел в маске черта, которую он, по всей видимости, утащил из какого-то театра. Артемий Троицкий продолжает: «Я помню, в „Метелице" была какая-то пьяная рок-н-ролльная оргия. По-моему, это устраивала московская Рок-лаборатория. Я оттуда запомнил только феерическое выступление „Звуков Му", которое закончилось... У меня просто картина стоит перед глазами: Петя [Мамонов] был в каких-то лакированных ботинках, он лежит на сцене ботинками к краю сцены, а какие-то девушки вылизывают ему языком эти лакированные ботинки. Еще там было отличное выступление „Вежливого Отказа". У них там был такой шоумен, Гор Чахал258, который потом стал очень известным художником, и они бросались кусками сырого мяса». О впечатлениях Александра от выступления «Вежливого Отказа» рассказывает Марина Тимашева: «Группа „Вежливый Отказ" решила устроить шоу. К этому шоу они привлекли человека, которого звали Гор Оганисян. Очень красивый, фактурный, я бы сказала, молодой мужчина, который сам какие-то тексты писал. Они пели песни на его тексты, плюс он читал стихи со сцены. Так они и выступали... Они пели песню, которая называется „Merde", то есть „Дерьмо" в переводе с французского. Чистый экспрессионизм. И Гор где-то набрал сырого мяса, говядины, и разбрасывал ее по сцене, со сцены. Эта говядина валялась, грязная вся. Вот это на Сашу произвело гнетущее впечатление. Он был совершенно возмущен. Он говорил, что это невозможно, на это тошно смотреть, как можно так делать, чтобы людей тошнило. Я очень хорошо запомнила, что один раз увидела его явно отрицательную реакцию».

В этом году Александр сыграл концерт еще и в Дубне.

258 Настоящее имя – Гор Оганисян. Московский художник, актер.

В январе 1987 года Башлачёв ходил в гости к Роману259 и Марине Смирновым, которые жили на Сенной площади Ленинграда. Роман вспоминает260, что Александр носил футболку с нотами «Турецкого рондо» Моцарта на груди, поверх которой, по зимней поре, надевал тельняшку, свитер и телогрейку. Кроме того, на нем были шерстяные носки домашней вязки и кирзовые сапоги.

Через неделю (вероятно – 11 января) Роман и Марина отправились в Комарово с ответным визитом. В то же время туда приехал Константин Кинчев. Он исполнил только что написанную песню «Красное на черном». Роман отметил, что у Александра были с собой всего две кассеты – фирменный альбом «The Doors» и «Rain Dogs» Тома Уэйтса.

Также зимой Александра в Комарово посетил Сергей Фир– сов с двумя девушками: «Я поехал, чтобы познакомить его с Натали Минц261. Я давно хотел их познакомить, но он тогда долго не появлялся на „Камчатке", и я решил съездить с ней к нему. У нас же с ней была любовь, и я ее со всеми знакомил. Еще с ней была подружка, Люсиль Терпиньянц. Они приехали сюда по обмену студентами, как дочки эмигрантов. Жили здесь два года, хорошо знали язык, им это все очень нравилось, и им еще стипендию платили двести семьдесят рублей, при том, что у нас, например, оклад был девяносто пять рублей. Общежитие у них было на Казанской улице, то есть в минуте ходьбы от мастерской Юлика262, в которой Баш-

Ленинградский театральный режиссер.

Из книги Р. Смирнова «Люди, львы, орлы, куропатки». СПб.: Лимбус Пресс. 2002. С. 376.

Француженка русского происхождения. В качестве продюсера работала с группами «Аукцыон», «Звуки Му», «Кино», «Вопли Видо– плясова» и другими. Организовывала им гастроли и выпуск альбомов под лейблом «Volia Production».

Юлий Меклер – ленинградский художник, друг Евгении Каменецкой, ныне проживает в США.

лачёв очень часто бывал. Место удобное, у Армянской церкви. Мы приехали под вечер. Он нас встретил, как обычно, в ватничке, в сапогах. Мы переночевали и уехали. Ира [Лин– ник], кажется, там тоже была».

4—5 февраля Александр и Святослав Задерий уехали в Новосибирск. Вспоминает Дмитрий Ревякин: «Мы встретились на репетиции. После репетиции поехали на квартиру, где жили Витя Чаплыгин и Саша Кириллов263. И Коля Катков был с нами. Саша не пел вообще, как его ни уговаривали – он уже не пел». Рассказывает Виктор Чаплыгин: «В первый и во второй приезд – это были два разных человека. В первый раз это был такой жизнерадостный, веселый, открытый, с ним было просто общаться, а второй раз он приехал мрачный, подавленный. У него даже цинга тогда была, разрушения организма были такие серьезные, зубы шатались... Я пошел купил молока, лука, заставил его съесть луковицу, чтобы десны как-то полечить. Он говорил: „Вот я начинаю играть концерт, смотрю, собираются люди, а им это не нужно". Он про Москву говорил, что какая-то высасывающая ситуация: люди приходят вроде не концерт слушать, а просто тусануться, посмотреть, и вот, говорит, ждут от меня, а я им ничего дать уже не могу. Он говорил, что боялся того, что, когда люди приходят, он к ним какую-то ненависть внутреннюю начинает испытывать».

8 февраля Башлачёв с Яной Дягилевой были на совместном концерте групп «Калинов Мост» и «Путти» в ДК имени Чкалова. Рассказывает Анастасия Рахлина: «Тогда в Новосибирске он снял три колокольчика, висевшие всегда у него на запястье, которые на всех записях до этого момента были слышны. У него была такая прическа: две косички, сзади и спереди, и длинная челка. Там он состриг обе эти косички. Это было не просто так. Он приехал в страшно подавленном

263 Звукорежиссер группы «Калинов Мост».

состоянии, которое он словил в Новосибирске. Его Ревякин оттуда отправлял, то есть Дима где-то его увидел, забрал к себе домой, кормил борщами, купил билет на самолет и отправил в Москву». Александр состриг себе волосы несколькими днями раньше, на втором квартирном концерте у Ирины Литяевой, который он прервал, исполнив всего несколько песен. Рассказывает Виктор Чаплыгин: «Мы вышли на улицу, подъезжает машина какая-то: „О, башлачёв, всё, поехали". Раз – его у меня уводят, а я ничего не могу сказать. Он сел и поехал. После этого в Новосибирске я его уже не видел. Только так, мельком, на нашем концерте [8 февраля], и всё... Когда его забрали от меня, то повезли опять на квартиру Литяевой, песни петь. А он очень не хотел. Он там то ли две песни спел, то ли одну, потом даже разрыдался... Я его понимаю, он вроде приехал отдохнуть, а тут опять от него требуется то же самое, что и везде». Вспоминает Дмитрий Ревякин: «Что касается его состояния, он уже приехал такой... никакой, в депрессии. Сейчас-то я понимаю, что с ним происходило, а тогда это все было вновую... После концерта [8 февраля] я пошел домой с гитаркой и, уже отходя от ДК, увидел Саню. Я спросил его, чего он там стоит. Он ответил, что кого-то ждет. Я позвал его заночевать у меня... Он ничего не ел уже... Мясо не ел, говорил, что не может есть. Жили тогда тяжело. Для Ольги, жены моей, было непонятно, что человек к ужину так отнесся. Тем более видно было, что он давно не ел... Единственное, что мне удалось сделать, – это заставить его переодеться в другую одежду. Мы сняли с него ватные штаны, он помылся. Мы дали ему майку, джинсы моего товарища... У него была депрессия, ничего он не мог с собой поделать, как его ни бодрили... Он говорил, что вообще не переносит юмора в стихосложении, в песнях. Это – подмена истины, по его мнению. Мы говорили о языке, об алфавите, о том, как он это все видит, представляет. Что он разочарован в том, что это все [язык, алфавит] искусственно дано,

какие-то свои предположения, свои исследования по поводу алфавита рассказывал... Но это такое болезненное утверждение. Я еще раз подчеркну, что Башлачёв был очень тонким, ранимым, чутким и от этого, конечно, страдал... Потом у нас кончились сигареты, я бегал по коридору, по этажам [общежития] – бычки собирал, выскакивал на дорогу, у водителей стрелял. Потом он пошел спать. Утром встал и сказал, что ему надо лететь работать в Москву. Мы вместе сели на автобус и поехали в аэропорт в Толмачево. По-моему, я там покупал ему билет, удалось взять на вечерний рейс. Он уезжал, и его глаза были полны влаги».

Факт снятия колокольчиков подтверждает и проясняет264 отец Яны Дягилевой, Станислав Иванович: «Был у нас в гостях Саша Башлачёв, прямо в этой комнатке, я с ним имел счастье быть знакомым, я его слушал, кормил их котлетами... Он меня потряс. Это фигура на этом небосклоне, и, по-моему, он многое сделал в выборе Янкой пути, причем не прилагая особых усилий. Они дружили, они разделяли, у них было много общего... Он ей подарил те знаменитые колокольчики. Он носил эту штуку, эти бубенцы, а когда уезжал – снял с себя и оставил. Я их храню как реликвию – три колокольчика. Когда они уходили, прощались, я ему сказал: „Саша, у тебя несомненный талант – не растеряй его, я тебя умоляю", – а он так грустно посмотрел, то ли уже предчувствие было, то ли что: „Себя бы не потерять", – вот эта вот фраза запала, последнее, что я слышал. Он пел у нас, это-то меня и потрясло, это было что-то ритуальное, за гранью обычного, это для меня священно, эти минуты. Он несколько вещей спел по просьбе, ребята сидели на полу, он с ногами на диване, на котором Янка обычно спала, между двух печек. Вот эту балладу спел, „Гуляй, Ванюха" [«Ванюша»], „Время ко-

264 Из интервью Е. Борисовой и Я. Соколову для книги «Янка. Сборник материалов». СПб.: Облик. 2001. С. 280.

локольчиков", еще что-то – три или четыре вещи. Я выходил, у меня тут дела, я котлеты жарил».

Александр все чаще находился в состоянии депрессии. Рассказывает Анастасия Рахлина: «Когда у него начался вот этот кризис, он был не то что тяжелый – он был невыносимый! Ты не можешь с человеком законнектиться. Беседа на уровне: „Ой, что-то я сегодня была на работе'', – не ведется». Вспоминает Виктор Тихомиров: «Я у него имел неосторожность в троллейбусе спросить: „Слушай, а ты что-то как-то давно новых песен не писал". Он как-то вздрогнул и говорит: „Как ты можешь так спрашивать?" Указал на бестактность вопроса. Действительно, немножечко бестактно. Но мне показалось, что ничего, вроде разговор какой-то шел». Рассказывает Александр Житинский: «Больше всего он переживал, что ему не пишется. Не пишется ему так, как писалось раньше, в его родном городе... С тех пор как его Троицкий пригрел, показал миру, сказал, что это – такое явление, замечательный поэт, он закомплексовал. Он стал бояться самого себя». Рассказывает Леонид Парфёнов: «Я знал, что Саше не пишется. Мы чаще всего говорили об этом с Троицким. Саша с разными людьми связывался, он не скрывал какие-то истории с грибами... Это все было абсолютно вне моей жизни. У меня был суеверный страх перед всеми этими питерскими закидонами, еще когда я студентом в Ленинграде жил. Я видел, какое они производят действие на людей. Оторопь и дрожь. Я, конечно, не мог ему об этом сказать, не те были отношения. Но мне очень не нравилось, что многие люди вокруг находились под действием всяких средств... И вообще там было очень много праздного подшерстка, который, с одной стороны, создавал необходимую для всякой артистической натуры среду, где есть обожатели, слушатели... Но по человеческим качествам эта туса – абсолютно праздная, без всякого царя в голове, бездарная и внутренне пустая – оставляла очень тяжелое впечатление. Но проблема была в том, что другая часть