Текст книги "Семен Дежнев — первопроходец"
Автор книги: Лев Демин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
Стремление достичь загадочной реки Погычи-Анадыри охватывало всё новых и новых торгово-промышленных людей, казаков. Среди них был Иван Ерастов, под началом которого Дежнёву в дальнейшем придётся служить. Весной 1646 года тридцать восемь казаков во главе с Ерастовым в Якутске подали челобитную на имя воеводы с просьбой отпустить их в плавание на поиски той реки. О Погыче Ерастову рассказывали колымские юкагиры ещё во время его службы на Индигирке. Воевода Пушкин благосклонно отнёсся к челобитной и распорядился дать экспедиции два казённых коча с судовой снастью. Следующим летом корабли вышли из устья Лены, но, встретив ледяные заторы и сильные противные ветры, вынуждены были зазимовать в Устьянском зимовье.
А летом, когда Ерастов ещё не решался выводить свои кочи в дальнейшее плавание на восток, случилось непредвиденное событие. В Устьянск приплыл по началу навигации Михайло Стадухин, ещё более раздобревший, приобретший важную, начальственную осанку, хотя и был-то покуда всего в чине десятника. Зато разбогател, промышляя торговлей и ростовщичеством. К Ерастову он с визитом не явился, а через рассыльного казака потребовал, чтобы Иван сам незамедлительно прибыл к нему на корабль. Встретил Стадухин Ерастова высокомерно, заносчиво, руки не подал, а сказал резко:
– Теперь я начальник экспедиции, а не ты. Сдавай мне дела.
– Как же это... – опешил Ерастов.
– А вот так. Воевода распорядился. Не веришь, Ерастов, почитай-ка воеводскую грамоту.
– Не разумел Господь читать, – соврал Ерастов.
– Найди грамотея, пусть прочтёт.
Грамотей нашёлся. Пришлось Ерастову проглотить обиду и смириться.
Среди участников стадухинского похода был и Юрий, или Юшко, Селиверстов, уроженец Северной Двины, человек опытный. Среди прибившихся к экспедиции оказалось много беглых, а главной фигурой из беглых, фактически их предводителем, был Васька Бугор, человек дерзкий, озорной и беспокойный. Два года назад он активно участвовал в волнениях служилых людей, происходивших в Якутском остроге. Его считали одним из главных закопёрщиков этого выступления против властей. Причиной волнений были поборы воеводской администрации, налагавшей на казаков дополнительные повинности. И до якутского выступления Бугор отличался беспокойным характером и доставлял властям немало хлопот. Это заставило воеводскую администрацию ещё в 1640 году выслать Бугра, как опасного смутьяна, за пределы воеводства, в Енисейск. Но через несколько лет Василий Бугор был прощён, либо о его прегрешениях за давностью лет забыли и разрешили возвратиться на Лену. А в 1647 году Бугор в числе служилых людей, среди которых были два пятидесятника, покинул острог. Беглецы стали вести разгульный образ жизни, не брезгуя и откровенным разбоем. Многие из этих беглых примкнули к стадухинскому отряду.
Попытку пройти морем на Погычу-реку, то есть повторить плавание Алексеева-Дежнёва, Стадухин смог предпринять только в 1649 году.
Плавание Стадухина завершилось неудачей. Мы уже говорили о переменчивой ледовой обстановке в Северном Ледовитом океане. Если Дежнёву и его спутникам плавание осложняли не льды, а штормовая погода, то Стадухина скопления льдов в океане заставили повернуть обратно. Исследователи полагают, что стадухинская экспедиция могла, проходя в сутки от двухсот до двухсотпятидесяти километров, дойти и до Колючинской Губы. Здесь произошло столкновение с воинственно настроенными местными жителями, чукчами или эскимосами. Во время этого плавания погиб один из стадухинских кочей. По свидетельству Стадухина: «И от Ковымы-реки бежали семеро сутки, паруса не опущаючи, а реки (Анадыри – Л.Д.) не дошёл». Далее Михайло Стадухин свидетельствует, что на берегу взял языков и узнал от них, что в прошлом году шли с Колымы семь кочей. И два из них море разбило, и местные люди их погибли. О других кораблях языки ничего сообщить не могли.
Неудача морского похода заставила его задуматься о достижении Анадыри сухим путём. От ходынского (юкагирского) мужика Ангары колымские казаки проведали о пути на Анадырь через Анюй, верховья которого близко подходят к анадырским верховьям и разделены хребтом. А Анюй – правый приток Колымы, впадающий в эту реку, по существу, там, где начинается её дельта. Этим путём на Анадырь пользовались кочевники – юкагиры, перегонявшие оленьи стада. Сведения, полученные от Ангары, ещё больше разожгли стремление колымских промышленных людей отправиться на поиски Анадыри.
Представитель якутских властей на Колыме, боярский сын Власьев, принял решение направить людей на поиски реки Анадыри. Он вызвал к себе опытного казака Семёна Ивановича Мотору, выдвинувшегося из гулящих людей.
– Пойдёшь на Анадырь, Семён, – сообщил он Моторе своё решение. – Торговые и промышленные люди интерес имеют в новых землях.
– Я же уже пытался выйти на Анадырь, да запутался в горах, не зная дороги. Пришлось возвратиться назад.
– Не отчаивайся, Мотора. Первый блин, как говорят, комом. Расспроси юкагир. Они ходят на Анадырь с оленьими стадами. Возьми с собой надёжного вожа. Подбирай отряд.
Отряд подобрался из девяти служилых и тридцати промышленных людей. Мотора подобрал вожа, или проводника, разбитного анаула, знающего дорогу. Вышли ещё по зимнему снегу, в начале марта 1650 года. В путь двинулись собачьи и оленьи упряжки, навьюченные тяжёлой поклажей олени. Мотора вёз с собой наказную память – письменное предписание о назначении его приказным на Анадырь. Подписывая этот документ, Власьев не был осведомлён о том, что Дежнёв уже находится на Анадыри и действует там как правительственный представитель. Власьев вообще ничего не знал о судьбе Дежнёва, жив ли он или разделил горькую судьбу других участников экспедиции.
Не был осведомлён о судьбе Семёна Ивановича и Стадухин. Те сведения, которые он получил от прибрежных чукчей или эскимосов во время неудачного плавания, не прояснили судьбы Дежнёва и его товарищей. На Колыме всё ещё ничего не знали, жив ли Семён Иванович, уцелел ли вообще кто-нибудь из экспедиции Алексеева-Дежнёва. Поэтому назначение Моторы анадырским приказчиком мы никак не можем расценивать как выражение недоверия к Дежнёву.
С оставшимися кочами Михайло Стадухин пробился в устье Колымы, когда в Студёном море появились первые льдины и явно ощутились первые признаки зимы. С Власьевым он почти не общался, держался высокомерно и раздумывал – выступать ли на Анадырь по зимнему пути или дожидаться лета. О том, что снаряжена экспедиция на Колыму во главе с Семёном Моторой, Стадухин узнал лишь тогда, когда Мотора и его люди были уже в пути.
Честолюбивый Стадухин был раздосадован и взбешён, когда узнал, что возглавлять поход и представлять власть на Анадыри поручено не ему, казачьему десятнику, человеку, состоятельному и со связями. Между Стадухиным и Власьевым состоялись бурные объяснения.
– Пошто Семейку Мотору послал на Анадырь-реку? – запальчиво произнёс Стадухин.
– Не кипятись, Михайло. И говори спокойно. Я покуда не глухой, – осадил его Власьев.
– На Анадыри – я власть. Может, воеводскую бумагу тебе показать?
– И покажи. Только без крика.
Власьев взял из рук Стадухина бумагу, перечитал дважды. Сказал спокойно:
– Неувязочка получается, дражайший Михайло.
– Какая ещё неувязочка?
– А такая. В воеводской грамотке написано, что назначаешься ты, десятник Михайло Стадухин, начальником морской экспедиции для отыскания реки Погычи-Анадыри и новых земель. И даётся тебе два казённых коча. Где же тут сказано о назначении тебя приказчиком на Анадырь?
– Коли я открываю реку Анадырь, то и становлюсь приказчиком над Анадырским краем. Понятно тебе?
– Да нет же, совсем непонятно. Про приказчика ничего в той бумаге не написано. Анадыри, однако, ты не достиг, вернулся обратно. О чём же разговор?
– Достиг бы, кабы не ледяные заторы. Доберусь до Анадыри сухим путём.
– Я тебя не держу, Михайло. Только знай, что в Анадырский край назначена законная власть в лице Семёна Моторы.
– Хочешь, Власьев, чтобы я подчинялся худородному мужичонке Моторе?
– Это как тебе угодно.
Стадухинский отряд поспешно выступил вдогонку Моторе, снарядив собачьи и оленьи упряжки. Некоторые из стадухинцев не пожелали отправиться в трудный поход и решили остаться на Колыме. Власьев был всемерно рад, что избавился от Михайлы. Пусть на далёкой Анадыри выясняют отношения и делят власть.
Стадухинский отряд нагнал Мотору на Аюнском хребте. Сразу же между предводителями двух отрядов сложились враждебные отношения. Задиристый Стадухин постоянно провоцировал ссоры.
На Анадырь пришла весна. Однажды Дежнёв и его спутники услышали возгласы каких-то людей и лай собак. К зимовью приближался большой караван. Люди, сидевшие на нартах и погонявшие собак и оленей, по одежде казались своими, русскими. Обрадовались пополнению дежнёвцы, выбежали навстречу пришельцам. Но когда упряжки были уже совсем близко, Дежнёв различил среди прибывающих старого знакомого Михайлу Стадухина и с досадой подумал, что вот и пришёл конец мирной жизни в маленьком зимовье. Что ещё можно ожидать от заносчивого и беспокойного Михайлы? Вспомнил Дежнёв, как не раз испытывал на себе тяжёлый и властный его нрав, но, благодаря своей выдержке, спокойному и уравновешенному характеру, ухитрялся ладить со Стадухиным, избегать, казалось бы, назревающих крупных ссор. А Михайло вынужден был отдать должное смекалке и находчивости Семёна Ивановича и даже порой советовался с ним или позволял себе выслушивать его мнение.
– Тебя, Семейка, мы, считай, уже похоронили. А ты, оказывается, вот какой живучий, – так приветствовал Дежнёва Стадухин.
– Как видишь, Михайло, жив, – отвечал ему Семён Иванович.
Обменялись приветствиями с Моторой, и тот обратился к Дежнёву:
– Я теперь приказчик на Анадыри. Распоряжением колымской власти назначен. Я так полагаю, что нам надо объединить оба отряда. Ты станешь моим помощником, правой рукой. Твоё знание колымского края пригодится нам.
Стадухин, прислушивавшийся к словам Моторы, сердито буркнул:
– Делить шкуру неубитого медведя легко.
– При чём тут шкура неубитого медведя? – не понял Дежнёв.
– Поймёшь когда-нибудь, – многозначительно пробурчал Михайло.
Семён Иванович уловил враждебность Стадухина к Моторе. Всё же, чтобы попытаться сгладить неприязненные отношения между двумя предводителями, Дежнёв пригласил обоих к себе в избу отобедать с дороги. Но приглашение принял один лишь Михайло, а Мотора шепнул Семёну Ивановичу:
– Не взыщи... Не сяду со Стадухиным за один стол. Так что угощайтесь без меня. И остерегайся его. Опасный мужик.
А Стадухин ввалился в избу Дежнёва, скинул верхнюю одежонку и невозмутимо развалился за столом.
– Чем попотчуешь гостя, Семейка? – спросил он.
– Что Бог послал. Копчёная медвежатника, оленина, икорка красная, грибная похлёбка.
– Э, казак... Так не пойдёт. А где горячительное?
– Откуда у нас горячительное?
– Придётся мне об этом позаботиться.
Стадухин вышел на минутку из избы, крикнул молодого казака – рассыльного, которого держал при себе, и велел ему принести жбан медовухи из дорожных запасов. Казачок проворно кинулся исполнять поручение.
– Теперь можно и к трапезе приступить, – сказал Стадухин, выставляя жбан на стол.
Дежнёв ожидал, что Михайло станет расспрашивать его про житьё на Анадыри, богатства края и аборигенов. Но Стадухин расспрашивать, как ожидал Семён Иванович, не стал, а посмотрел на него в упор тяжёлым свинцовым взглядом и сказал неожиданно:
– Переходи ко мне, Семейка, на службу, не прогадаешь.
– Негоже, Михайло, – ответил Дежнёв.
– Почему это негоже?
– Покуда я состою начальником экспедиции, вернее, того, что от неё осталось. Я государственный человек. И в ответе за своих людей.
– Хочешь, и людишек своих приводи ко мне. Всех приму с полным радушием.
– Негоже, Михайло. Приказчиком на Колыму назначен Мотора.
– Этот захудалый казачишко...
– Как тебе будет угодно, Михайло. У него власть.
– Пустое. Здесь до Бога высоко, до воеводы далеко. Власть у того, у кого в руках сила. —Для убедительности Стадухин сжал ладонь в ядрёный кулак и помахал перед носом Семёна Ивановича. – Подумай, Семейка.
Разговор шёл тяжёлый, нудный и долгий. Как Стадухин ни уговаривал Дежнёва присоединиться к его отряду, Семён Иванович стоял на своём, Михайло всё больше злился и выходил из себя. Дежнёв убедился, что Стадухин стал ещё более нетерпимым, высокомерным и властолюбивым.
А с Моторой, человеком спокойным, выдержанным, Семён Иванович легко поладил. Они полюбовно договорились объединить оба отряда в один сводный. Дежнёв безоговорочно признал власть своего тёзки, тоже Семёна Ивановича, подкреплённую наказной памятью, став его помощником. Поселились оба в одной избе. Со Стадухиным добрые отношения так и не наладились. Не скрывал своей неприязни к Михайле и Мотора. Никакой власти над собой Стадухин не признавал, действовал самочинно, вёл себя заносчиво, высокомерно. Стадухинцы обосновались, построив себе отдельное зимовье недалеко от старого.
«А тот Михайло Стадухин пришёл (с Ко)лымы-реки вверх Анюя реки марта в 26 день и стояли станом после не (близко), – узнаем мы из отписки Дежнёва. – А как те иноземцы пришли к нам с ясаком и взяли мы государева ясаку под того аманата девять соболей. А тот Михайло с товарищи в ту пору об ясошном (сбо)ре учинили стрельбу из оружия, неведомо для чего, и тех иноземцев отогнал. (И) мы его, Михайла, унимали. И он нас не послушал». Вот одна из выходок разгульного Стадухина. Едва ли не в первый день пребывания на Анадыри он разогнал выстрелами толпу мирных анаулов, которые пришли с ясаком. И такая выходка была далеко не единственной.
Без ведома Моторы, вступившего в должность приказчика на Анадыри, стадухинцы напали на мирных ясачных юкагиров, с которыми прежде Дежнёв установил добрососедские отношения, и ограбили их. «И пришёл Михайло Стадухин (к) ясачному зимовью не приворочивая и тех анаульских людей погромил» – сообщает Дежнёв. Ограбленные стадухинцами анаулы, подвергшиеся к тому же нападению другого какого-то туземного племени, не смогли выплачивать ясак.
Дежнёв решился на объяснение со Стадухиным. Держался с ним жёстко, сдержанно.
– Пошто бесчинствуешь, Михайло?
– Учить меня пришёл? – огрызнулся Стадухин.
– Не учить, правду тебе в глаза сказать. С огнём играешь.
– Как это с огнём? Объясни.
– Озлобляешь анаулов, толкаешь их к вооружённому сопротивлению.
– Пусть сопротивляются. Мы-то сильнее. У нас «огненный бой».
– Заставишь туземцев разбежаться по тундре. Ищи ветра в поле. А кто ясак станет платить?
– Ишь какой праведник нашёлся, защитничек сирых, убогих, обездоленных. А я так полагаю: пусть боятся нас бусурмане. Их в страхе надо держать.
– Перегибаешь палку, Михайло. Рубишь сук, на котором мы все сидим. Ради чего мы пришли на Анадырь-реку? Ради того, чтобы исправно ясак собирать с туземцев, государеву казну пополнять. А твои бесчинства уже испортили отношения с анаулами, вызвали озлобление. Люди перестают платить ясак, разбегаются.
– Тебе легко рассуждать, Семейка. Ради чего мои люди отправились на дальнюю реку? Ради правильной жизни, щедрой добычи.
– Не грабежом же потребно добывать сию добычу.
Как Стадухин отреагировал на такие слова? Дежнёв потом утверждал, что Михайло не сдержался и дал волю рукам своим. «И он, Михайло, учал меня, Семейку, бить по щекам и ополники (выделанные шкурки – Л.Д.) из рук вырвал». Мы видим, что на разумные и справедливые слова Дежнёва Стадухин, человек вспыльчивый и невыдержанный, ответил рукоприкладством. Мог бы Семён Иванович дать сдачи. Человек он был физически сильный, правилами кулачного боя владел ещё с юности. Да сдержал себя, пересилив обиду.
Не давала покоя Стадухину мечта любой ценой стать полновластным хозяином на Анадыри. Главной помехой на пути к достижению этой цели был Семён Мотора, наделённый официальными полномочиями анадырского приказчика. И Стадухин начинает действовать, не гнушаясь применять самые разбойные, недостойные приёмы: Мотора внезапно исчез. Тщетно ожидали его товарищи девять суток, переживая за него, высказывая самые тревожные предположения и догадки: пронзила беднягу анаульская стрела, задрали волки, утонул. И только Семён Иванович высказался уверенно:
– Рука Михайлы. Подлое дело.
И оказался прав. На десятый день пришёл в зимовье Мотора, голодный, истерзанный, в синяках и кровоподтёках. Поведал товарищам, что с ним произошло. Схватили его люди Стадухина и заковали в колоду. И держали его в колоде, подвергая угрозам и запугиванию до тех пор, пока не согласился Мотора подписать «добровольное» отречение от своих прав предводителя правительственного отряда и анадырского приказчика в пользу Михайлы Стадухина.
– Чтобы высвободиться из плена, такую бумагу я подписал, – рассказал Мотора. – Ворога не грех и обмануть. Выполнять сие обещание не собираюсь, коль вытянул его с меня бесчестным насилием.
Дежнёв распорядился усилить охрану зимовья, а за его стены дозволил выходить только втроём и вооружёнными. А Моторе дал возможность отлежаться после перенесённых волнений и побоев. Но Стадухин продолжал переманивать людей из отряда Моторы-Дежнёва, прибегая как к уговорам, так и к запугиванию. Сохранились документальные свидетельства таких попыток, впрочем, безуспешных. Люди видели в обоих тёзках, Семёнах Ивановичах, людей спокойных, уравновешенных, дельных и авторитетных руководителей, уважали их и вовсе не горели желанием перебегать к Стадухину с его тяжёлым, неуравновешенным и деспотичным характером.
История с похищением Моторы вызвала глубокое возмущение в отряде. Люди негодовали и готовы были взяться за оружие. Мотора и Дежнёв стали совещаться, что делать дальше, как избежать усобиц, а может быть, и кровопролития.
– Михайло не остановится, – говорил Дежнёв. – Злобный он человек, упрямый и настойчивый. Любым путём постарается сломать нашу волю или выжить с Анадыри.
– Устоим ли? У Стадухина сил больше, – сказал с горечью Мотора. – Не объявлять же войну этому вору и разбойнику.
– Что ты предлагаешь, дружище?
– Идти всем отрядом на другие дальние реки, – ответил Дежнёву на его вопрос Мотора. – Давай ещё посоветуемся с людьми.
Собрали весь отряд, выслушали все мнения. Многие поддержали Мотору – идти на дальние реки.
– В Восточной Сибири неоткрытых рек ещё много, – высказался Фома Пермяк. – Земли и пушного зверя всем хватит. И нет нужды враждовать и сталкиваться со стадухинцами. Ведь не уживёмся рядом.
И оба предводителя, оба Семёна Ивановича, Мотора и Дежнёв, приняли решение идти по первому снегу на оленьих нартах на реку Пенжину, протекающую к юго-западу от Анадыри за горным хребтом. К Пенжине довольно близко подходят истоки правого индигирского притока Майна. Однако этим путём русские ещё никогда не ходили и поэтому представляли его очень смутно. О реке Пенжине, о пушных богатствах Пенжинского края доходили через анаулов смутные рассказы. Мотора и Дежнёв поделились планом выйти в богатые пушниной земли, отыскать там коряцкие становища и объясачить проживающие там племена.
Попытка достичь Пенжины закончилась неудачей. Не располагая проводником-вожем, отряд три недели проблуждал по горной безлюдной местности на водоразделе между бассейном Анадыри и верховьями Пенжины. Кончились съестные припасы. Пришлось ни с чем возвращаться в прежнее Анадырское зимовье. Стадухин было возрадовался, что выжил своих соперников с Анадыри. Теперь же ему снова пришлось мириться с их соседством.
Покидая Анадырский край, отряд Моторы и Дежнёва не подготовился к зимовке, не заготовил на зиму припасов и поэтому оказался в тяжёлом положении.
Стадухин, сопровождаемый двумя казаками, сам заявился в зимовье Моторы и Дежнёва. Стадухинцы уже побывали здесь, обшарили его и забрали всё, что покинувшие его первопроходцы не сумели взять с собой.
– Возвратились, голубчики? – приветствовал их Михайло насмешливо, с ехидцей в голосе.
– Возвратились, как видишь, – спокойно ответил Дежнёв.
– Пошто так быстро?
– Дороги не знали. Заплутались в горах. А как твои дела, Михайло?
– Дела как сажа бела, как говорят у нас на севере. Иначе говоря, скверны наши делишки. Послал я девятерых служилых людей вниз по Анадыри к анаулам ясак собирать. А те анаулы внезапно напали на моих людей, всех их перебили. Никто не вернулся.
– Сочувствую, Михайло, – сказал Дежнёв. – А ты не задумывался, пошто такое случилось? Я вот умел с анаулами ладить.
– Ты у нас яко святой угодник, Семейка. Только золотого сияния вокруг башки твоей не хватает.
– А если без шуток, Михайло... Кто виноват в гибели твоих людей? Кто жестокостью и притеснениями восстановил против себя анаулов? Грустную историю рассказал. А виноват-то во всём сам.
– Посыпаешь мне душевные раны солью. Анаулы зело ослабили мой отряд.
– Не мы же в этом виноваты.
– Ты вот ершишься, Семейка, дуешься на меня... А я пришёл к вам, други мои, замириться. Забыть старые распри. Они даже в одной семье случаются. Ты, Сёмушка Мотора, не серчай на моих людишек, коли что не так вышло... Перестарались мужики, обидели тебя. Забудем это, объединим оба отряда и не станем считаться, кто из нас главнее, кто умнее. Пусть во главе отряда встанет троица – ты, Мотора, ты, Дежнёв, да аз грешный. Бог, говорят, троицу любит.
– Давно бы так, Михайло, – согласился Мотора.
Дежнёв не очень верил в искренность Стадухина и не надеялся, что мир с ним будет прочным и долгим. Но всё же не стал возражать. Если не мир, то перемирие – и то хорошо.
Поздней осенью 1650 года Мотора, Дежнёв и Стадухин совершили поход на анаулов, тех самых, которые перебили группу стадухинцев. Анаулы откочевали в низовья Анадыри и не ожидали русских. Пожалуй, это был единственный пример совместных действий правительственного отряда и стадухинцев. Нападением анаулов стадухинский отряд был существенно ослаблен. Это и заставило самонадеянного Стадухина положиться на этот раз не только на свои собственные силы.
«И мы ходили к ним, анаулям, вниз Анадыри-реки, и у них зд(елна ост)рожек, и мы их из острожку вызвали, чтоб оне государю вину свою при(не)сли и ясак бы государев с себя дали. И они, анаули, стали с нами дратца» – рассказывает Дежнёв. Защитники острожка схватились с нападающими в рукопашном бою. Они были вооружены топорами и ножами, насаженными на древки. Ловко владея этим оружием, анаулы нанесли русским серьёзные потери. В ожесточённой схватке были убиты служилый человек Суханко Прокопьев и с ним трое промышленных людей, несколько человек получили тяжёлые ранения. Одного из них топором изранили в голову, и был немощен всю зиму, двоих ранило стрелой в лицо. «И Бог нам помог тот их острожек взять и их, анаулей, смирить ратным боем» – завершает свой рассказ Дежнёв. Чтобы заставить смирившихся анаулов выплачивать ясак, русские взяли из острога аманата, «лучшего мужика» Кайгоню.
Совместный поход на анаулов не изменил поведения Стадухина. Примечательны следующие события. В январе 1651 года возвратились в зимовье с низовьев Анадыри промышленные люди Михаил Захаров, Безноска Остафьев и Афонька Андреев с их покручениками. Голодно было в зимовье. Кормились лишь за счёт небольшого запаса рыбы. Дежнёв был вынужден снарядить Захарова с товарищами, чтобы приобрести у низовых анаулов необходимое продовольствие и меховую одежду взамен изношенной.
Стадухин прослышал о том, что к зимовью подходит небольшой караван Захарова, и перехватил его на пути. Стадухинцы повели себя как разбойники, разграбили караван, захватив и продовольствие, и одежду, и оружие, и даже нарты с собаками, а Захарова и его товарищей били смертным боем. Ограбленные, голодные, избитые, добрались они до зимовья, горько жаловались Моторе и Дежнёву.
– Не от туземцев – от своих пострадали, – говорил Захаров. – Напали на нас людишки Стадухина, яко воры и разбойники.
Должно быть, спохватился Михайло, что перестарались его люди, послал человека своего в зимовье к Моторе и Дежнёву для объяснения. Хотел выгородить себя и своих, свалить вину на Захарова и его спутников. Мол, обидели ни за что ни про что стадухинцев, обозвали непотребно, в драку пошли. Те и взъярились. Малость проучили грубиянов. Готов был Михайло предложить мировую и даже вернуть часть награбленного. Не пустили стадухинского человека в зимовье. Не открывая ворот, Дежнёв сказал:
– Иди своей дорогой, мужик. Не то встретим тебя «огненным боем». С ворами и разбойниками говорить нам не о чем. Уходили бы вы все подобру-поздорову с Анадыри. Так и передай своему Михайле.
После этого происшествия обстановка на Анадыри вновь накалилась до предела, и нависла угроза вооружённой стычки между соперниками. Но стычки не произошло только потому, что стадухинцы внезапно ушли на юг. И Мотора и Дежнёв с товарищами смогли вздохнуть с облегчением.
– Господь услышал наши молитвы и избавил нас от лукавого, – многозначительно произнёс Дежнёв.
– Ты прав, тёзка, – согласился с ним Мотора.
Что же заставило Стадухина поспешно покинуть Анадырь? Стыд за содеянное или опасение, что разбой и грабёж, учинённые его людьми с его, Михайлова, благословения заслужили суровую расплату? Отнюдь нет. Вряд ли чувство стыда и опасение за содеянное, страх перед законом были свойственны Михайле Стадухину и его отчаянным спутникам. Все они были людьми своего века, причём далеко не лучшими. Стадухин убедился, что на Анадыри, бедной пушным зверем, мало простора для двух отрядов. Это и заставило его пойти на поиски новой реки. В феврале он со своими людьми ушёл с Анадыри на юг, на Пенжину. Михайло постарался учесть неудачный опыт Моторы-Дежнёва и постарался привлечь опытного вожа, знавшего дорогу.
Далеко не все стадухинцы последовали за своим атаманом. Тяжёлый характер Михайлы Стадухина повседневно испытывали на себе даже старые его сообщники; не все одобряли разбойные действия не только против туземцев, но и против своих же товарищей. В то же время Мотора и Дежнёв, люди спокойные и уравновешенные, по своим нравственным качествам казались несопоставимыми со Стадухиным. Принял решение порвать с прежним атаманом Василий Бугор, первооткрыватель Лены. Он пришёл в зимовье к Моторе и Дежнёву и выразил полную готовность нести государеву службу. Такое же решение принял и Евсевий Павлов из стадухинского отряда. Примеру Бугра и Павлова последовали их товарищи по скитаниям, беглые казаки, бывшие стадухинцы Шалам Иванов, Никита Семёнов, Павел Кокулин и ещё некоторые другие. Их прибытие восполнило те потери, какие отряд понёс минувшей осенью.
А дальнейшая судьба Стадухина такова. Ему удалось успешно достичь той земли, до которой не смогли дойти Мотора с Дежнёвым. С поредевшей ватагой он перевалил через горы и вышел на Пенжину с помощью сведущего проводника. Этот поход можно считать предысторией проникновения русских на Камчатку сухопутной дорогой. Мы видим, что первыми русскими, попавшими на Камчатский полуостров, были люди из отряда Федота Алексеева, но они достигли этого края морем. Местные обитатели, коряки, заселявшие долину Пенжины, как и Олюторский полуостров, встретили небольшой русский отряд недоверчиво. Не раз вспыхивали вооружённые столкновения. Не рассчитывая закрепиться на Пенжине со своими слабыми силами и опасаясь коряцких нападений, Стадухин принял решение идти дальше. Его люди построили суда и морем перешли в устье соседней реки Гижиги. Переход с Пенжины на Гижигу занял три дня. Но и там не миновала опасность нападений на отряд со стороны коряцких племён, довольно многочисленных. Тогда Стадухин покинул Гижигу и в конце концов достиг устья небольшой реки Тоуэй, впадавшей в Охотское море, и там построил острожек. Оттуда русские совершали вылазки для объясачивания местного населения и сбора ясака.
Совершая свой переход с Анадыри на Пенжину, Стадухин мог убедиться, что между этими реками в море вдаётся большой выступ суши. Речь идёт, конечно, о полуострове Камчатка. Однако камчатская земля осталась в стороне от поля деятельности стадухинского отряда. Интенсивное освоение русскими Камчатки началось позже, в самом конце XVII века. Оно было связано с походом Владимира Атласова. Но имеются неопровержимые свидетельства, что на Камчатку русские ходили ещё в середине века. И среди них был казачий десятник Иван Меркурьев Рубец.
В течение шести лет воеводская администрация не получала никаких сведений о Стадухине. Полагали, что он погиб – то ли утонул, то ли замёрз за горным перевалом, то ли пал в стычке с каким-нибудь воинственным племенем. Но все эти предположения не подтвердились. Михайло в конце концов дал о себе знать. Летом 1657 года стадухинский отряд вышел по побережью Ламского (Охотского) моря к Охотскому острогу с богатой ясачной казной, собранной с коряков и эвенов.
Личность Михайлы Стадухина нельзя оценивать однозначно и слишком прямолинейно. Это был сын своего века, дерзкий, отважный и решительный, готовый идти на риск, порой проявлявший авантюрные замашки. Вместе с тем – человек крутого, нелёгкого характера, доставлявший сослуживцам немало тягот. Он мог обидеть слабого, ограбить товарища, нарушить клятву, пойти на обман и коварство. Михайло был весь соткан из противоречивых качеств. В основе его вражды с Дежнёвым лежало непомерное честолюбие, стремление первенствовать. Но пусть эти дурные черты его характера не заслоняют его образа отважного и деятельного первопроходца. Он и Семён Мотора были первыми русскими, которые прошли с Колымы сухопутным путём на Анадырь. Стадухину принадлежит честь первооткрывателя рек Пенжины и Гижиги, впадавших в Пенжинскую Губу залива Шелихова, составляющего часть Охотского моря. Вслед за ним в 1651 году на Гижигу с Колымы отправился с отрядом «охочих людей» Иван Баранов. Открытиями Стадухина и Баранова воспользовались русские первопроходцы, достигшие Камчатки сухим путём через Гижигу и Пенжину. Говоря о смелых подвигах и заслугах Федота Алексеева, мы не должны забывать и о Михайле Стадухине, Семёне Моторе, о многих других замечательных людях того времени, которым удалось внести свой вклад в дело исследования и освоения северо-восточной Сибири.
Вернёмся теперь к Моторе, Дежнёву и их отряду. Уход Стадухина на Пенжину разрядил напряжённую обстановку на Анадыри. Теперь люди не опасались разбойных нападений стадухинцев. Наладились отношения и с местными жителями.
Мотора и Дежнёв держали совет, пригласив и некоторых наиболее опытных и уважаемых спутников.
– Анадырь-то, оказалось, бедна соболем и другим пушным зверем, – произнёс Мотора. – Что будем делать, мужики?
