Текст книги "Проводы на тот свет"

Автор книги: Лев Корнешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Ольга была иной. Ее любовь светла, преданность ему, Алексею, беззаветна. И вот получалось, что он её обманул. Ольга посматривала на Алексея с непонятным ему сочувствием. Они жили то у него, то у нее, Алексей пытался найти какие-то концы расстрела похоронщиков в "Вечности", побывал в нескольких фирмах ритуальных обрядов, в мерии и префектурах. Чиновники встречали его любезно, удостоверение спецкора "Преступления и наказания" открывало ему дорогу. Но сведения, которые ему удалось собрать, были скудными, они никак не выводили его на след. Друг его дорогой Никита Астрахан из прокуратуры тоже ничем обрадовать его не мог – расследование зависло на мертвой точке.

Они ужинали дома, когда Ольга отложила вилку и нож, пробормотала:

– Нет, я все-таки ему скажу...

– "Ему" – это мне? – осведомился Алексей.

С застенчивой, робкой улыбкой Ольга сообщила, что беременна, она сомневалась, но вчера была в женской консультации, там провели тесты, сделали анализы и подтвердили её догадки. Ольга выжидающе, смущенно поглядывала на Алексея, и он понимал, что должен сказать и сделать что-нибудь необычное, может быть, романтичное, однако ничего не мог придумать: мысли путались, а слова напрашивались заурядные.

Алексей запрокинул голову Ольги, всмотрелся ей в глаза. Она не отвела взгляд, хотя и казалась немножко растерянной.

– Я тебя люблю, моя хорошая девочка.

– Твоя женщина, – поправила Ольга. Она вдруг засмеялась.

– Ты чего?

– Вот рожу тебе мальчишку и тут же заставлю сделать мне второго. Папа хотел много внуков, а теперь так хочу и я. Ты меня и вправду любишь?

– Очень-очень-очень. Когда скажешь, пойдем в ЗАГС и в церковь венчаться. Хотя, – Алексей заулыбался, – ты и не уважаешь штампы в паспорте.

– Надо, – сказала Ольга. – Браки заключаются на небесах, но регистрируются на земле...

Она тесно прижалась к нему и лукаво зашептала:

– Не теряй времени, Алешенька, пока ещё можно...

Его заполонила волна нежности к девушке Оле, однажды поздним вечером "приехавшей" в его жизнь.

Ольга проявила неожиданную разворотливость и с помощью дорогих подарков обошла испытательный срок, который установлен в ЗАГСах для желающих зарегистрировать брак. Она пробилась к заведующей, у которой прошлая жизнь обогатила морщинками некогда красивое лицо, поставила ей на стол две бумажки по сто баксов, французские духи и застенчиво, залившись румянцем, изящно ткнула пальчиком себе в животик.

– Сколько? – понятливо поинтересовалась дама.

Она имела в виду сроки беременности.

Ольга опустила глазки.

– Понятно. Будущий папаша признает?

Ольга совсем потупилась, мол, кто их знает, этих мужчин.

– Ладно... В субботу вези его сюда, на иных марш Мендельсона, кольца и все прочее производят облагораживающее влияние.

Ольга захотела не афишировать их вступление в законный брак. Свидетелями стали другая пара, которая ждала очереди за ними. Они скромно посидели в ресторане Дома журналистов, пригласив лишь Никиту Астрахана.

Когда собрались домой, Никита сказал Алексею:

– У меня ощущение, что нас пасут.

– Ты только сейчас заметил, великий сыщик? – ухмыльнулся Алексей. – Я их засек ещё у ЗАГСа.

– Кто?

– Не знаю. Кому-то нечаянно перебежал дорожку.

Настроение у Алексея было ровное, спокойное, без праздничных всплесков, но и без уныния. Немного странно было снова чувствовать себя женатым человеком, ибо не так уж и давно, каких-нибудь два года назад, когда уходила Татьяна, он клялся, что никогда, ну никогда больше не женится, ибо даже лучшие из "них" – стервы. И ничего не стоит даже лучшим из них сунуть ножичек в спину нормальному мужику._Слова Татьяны о том, что её "настигла" настоящая любовь, он не воспринимал всерьез. Просто у следователя по особо важным делам прокуратуры Алексея Кострова зарплата была малюсенькая, квартирка маленькая, а рабочий день ненормированный, то есть в редкие вечера он бывал дома. Обычная история: неразрешимые без хирургического вмешательстВа противоречия между женской красотой и материальными возможностями мужчины.

По пути к дому Никиты Алексей сказал ему:

– Никита, пожалуйста, выясни, в каком состоянии находится решение по коммерческому кладбищу. И кто должен поставить последнюю подпись, если оно ещё не принято...

– Сделаю в качестве свадебного подарка тебе и милой Оленьке, – пошутил Никита. – Зачем тебе это?

– Я предполагаю. что решение уже принято. Даже примерно знаю механизм принятия такой прибыльной "бумаги". И думаю, что она выписана на фамилию одного Благасова.

– Понятно-о, – протянул Никита Астрахан. Он, опытный человек, сразу сообразил, почему мысли Кострова работают в этом направлении...

Никита вышел из машины у своего дома, пожелав в одну ночь не израсходовать все силенки.

Дома у Ольги Алексея ждал накрытый на двоих стол при свечах. Возбужденная Ольга носилась вприпрыжку по квартире. Она исчезла в спальне и вскоре объявилась снова в сногсшибательном французском белье, создающем воздушные иллюзии, что якобы что-то оно прикрывает.

– Не будем изображать. что очень волнуемся, – лукаво сказала Ольга. Брачная ночь у нас уже была. И очень даже памятная... Но я постараюсь быть нежной, чтобы ты запомнил, когда я тебя окольцевала.

Она заулыбалась, вспомнив что-то приятное:

– Вчера в подъезде уборщица, она милая женщина, увидела меня и сообщает:

– Твой уже пошел домой... Мой! – Ольга вся светилась от счастья. Наливай шампанское, мой муж!

Она стала строить планы на будущее:

– Вот ту комнату, – она указала пальчиком какую, – мы приспособим под детскую. Я, конечно, мамочка очень неопытная, но мы пригласим знающую няню.

– Мамочка! – ласково сказал Алексей. – До этого ещё надо дожить. А пока я официально заявляю, что очень тебя люблю и одобряю твое горячее желание быть нежной.

Он поднял Ольгу на руки с явным намерением унести в спальню.

– Погоди! – Оля обхватила его за шею руками. – Не торопись, мы ведь теперь вместе, у нас море времени. Я должна сказать тебе очень важные вещи.

Ольга согнала с лица улыбку, освободилась от объятий Алексея, снова заняла свое место за столом:

– Не думай, мой любимый, что я схожу с ума. Но вчера я составила и официально заверила у нотариуса завещание...

– Не рановато ли? – попытался пошутить Алексей.

– Отец учил меня к некоторым вещам относиться очень серьезно. "Все мы смертны", – говорил он. Я завещаю тебе все свое движимое и недвижимое имущество, свои деньги в банке и свою долю в "Хароне".

– Оленька! – взмолился Алексей. – Может быть, не стоит об этом в такой особый для нас вечер?

– Это важно, Алеша. Речь идет об очень больших суммах. Я уж не говорю про то, что моя недвижимость кое-что стоит: эта квартира, дача в Успенском... К тому же, мы с адвокатом, услугами которого пользовался отец, составили исковое заявление в суд: я опротестовываю одностороннее толкование завещаний отца и Артемия Николаевича Брагина и считаю, что треть стоимости "Харона" принадлежит мне, вторая – Алевтине и лишь третья Благасову.

– Ольга! – воскликнул Алексей. – Зачем тебе это? Ты и так богата, чуть больше, чуть меньше – это для тебя, извини, для нас, не имеет особого значения.

– Дело не в деньгах, Алеша. Я смотрю на это совершенно иначе. Мой отец всю свою жизнь занимался тем, от чего обычные люди стремятся держаться в стороне, на расстоянии. Он говорил, что служит не мертвым, но, заботясь о них, живым. Уверена, что в душе он всегда гордился тем, что и с живыми, и с мертвыми ведет все дела честно, по совести... И вдруг все, чего он достиг, прикарманивается сумасшедшим Благасовым, которого под конец жизни иначе, чем проходимцем, он и не называл.

– Для этого были основания?

– Проходимец – это для моего отца было самое резкое слово. Просто до него доходили неясные слухи, что Благасов обирает покойников – то есть их живых Родственников.

Алексей попытался остановить Ольгу:

– Не будем сегодня об этом, любимая.

– Хорошо. Но я все-таки закончу то, о чем начала говорить. Алевтина сказала мне, что поручила тебе представлять её интересы...

– Она ещё что-нибудь тебе рассказывала? – забеспокоился Алексей. Чтобы скрыть волнение, он потянулся к шампанскому, выпил несколько глоточков.

Ольга по-девчоночьи захихикала:

– Она рассказала, что пыталась соблазнить тебя, но ты устоял. Так что мне не пришлось заунывно петь: "лучшая подруга, что же ты наделала?"

Алексей облегченно вздохнул. Алевтина поступила очень благородно, пощадила эту романтичную, чистую девочку. Спасибо, Алевтина, ты великолепная, очень добрая женщина!

– Ты задумывался, почему Алька так срочно смылась на Багамы?

– Наверное, захотела отвлечься, рассеяться, перекрыть печальные события – убийство отца и похороны – новыми впечатлениями...

– А если я скажу, что она смертельно боялась? Опасалась, что её тоже убьют, как и наших отцов?

– Но кто? В тот вечер Благасов был вместе с ними. Подозревать его сложно, хотя ему и досталась всего лишь пуля в мякоть, а твоего отца и Брагина буквально нашпиговали свинцом. Прости, Оля, я не подумал, что тебе трудно слышать такие подробности.

– Ничего, мой любимый. Все уже переболело. Но я тоже боюсь. Потому и поторопилась с завещанием, с иском к Благасову... И с выходом замуж – кроме того, что я тебя люблю, пусть знают – отныне у меня есть защитник. И родной человек, к которому в случае моей смерти перейдет все, что принадлежит мне. А не им...

– Кому "им"? – Алексей встревожился всерьез, в горячечном лепете Ольги он чувствовал какой-то скрытый пока от него смысл.

– Если бы я знала! Проще всего сказать "они" – это Благасов, Волчихин... Философ Игорь Владимирович трусоват, он чувствует себя уверенно только на кладбище, с покойниками. А вот Волчихин... Присмотрись как-нибудь, у Волчихина стылые глаза. Человек с такими глазами на все способен...

Алексей прикрикнул на Ольгу:

– Хватит, моя юная супруга! А то мы наш первый, освященный. штемпелями в ЗАГСе вечер, превратим в траурную церемонию!

– И в самом деле! – Ольга выскочила из-за стола и, грациозно пританцовывая, прошлась по комнате в своем воздушном одеянии.

– Как тебе я?

– Нет слов и дыхание перехватывает, – признался Алексей.

– Тогда, любимый, принимайся за дело! Терзай меня и мучь, а я буду тебе помогать! Я в "положении" – какое странное состояние!

Она окончательно прогнала грусть, развеселилась, крутилась перед Алексеем так, чтобы он оценил её длинные красивые ноги, грудь и все остальное.

– Ольга, не буди во мне зверя!

– А ты знаешь, в чем прелесть пребывать в положении? Я могу ничего не опасаться, и мне не надо тебя уговаривать быть смелее...

...Утром они проснулись поздно, Ольга не желала подниматься с постели, ласково нашептывала Алексею: "Еще!" Он совершенно ошалел от любви к этой ласковой, нежной девочке – где и силы взялись. Наконец, они оторвались друг от друга, кое-как оделись, сели за стол пить кофе. Ольга очень старательно изображала хозяйку, нацепила даже кокетливый кружевной передничек.

– Пока будем жить у меня, – объявила она. – Извини, здесь, у нас... Что делать с твоей квартирой решим позже.

– Да пусть стоит, есть не просит.

– Э, нет! – воскликнула Ольга. – Мы от неё избавимся, чтобы тебе некуда было от меня сбегать, если поссоримся.

– Мы не будем устраивать друг другу семейных сцен, – сказал Алексей. И я тебя не буду обижать...

В это время раздался звонок в дверь. Алексей открыл. На пороге вырисовался "сталинский орел" – охранник с автомобильной стоянки у дома.

– Вот, пришел поздравить, – чуть смущенно произнес он.

– Спасибо! – расцвела Ольга. – Вы первый, кто нас поздравляет!

Она принесла бутылку коньяка, вручила охраннику:

– Выпейте с друзьями за наше счастье!

– Алексей Георгиевич, – тихо сказал охранник, – мне надо кое-что вам сообщить...

– Пройдемте в комнату, выпьем по рюмке, – пригласил Алексей.

Они сели за стол, Алексей разлил коньяк, ему и самому требовалось выпить, ибо был он мужиком здоровым и любил с утра слегка "поправиться".

Охранник выждал, пока Ольга ушла на кухню по домашним делам.

– Значит так, Алексей Георгиевич. Мне показалось, что ночью возле "ауди" Ольги Тихоновны мелькали какие-то тени. Не скрою, я малость с вечера принял вместе со своим сменщиком, и не особенно обратил внимание – _не угоняют машину и ладно. Но в памяти отложилось, и с утра, на трезвую голову, я и подумал: а что они там делали? Я не настолько выпил, чтобы мне что-то мерещилось.

– Служили в КГБ? – спросил Алексей.

– Да. Но я не могу проверить, что там делали с машиной, не моя это специальность. Моя – бдительность, – не без гордости закончил "сталинский орел". – За угощение – спасибо...

Он с достоинством попрощался.

Алексей позвонил Никите Астрахану, рассказал о странном "сигнале" бывшего кагэбешника.

– Сидите с Ольгой дома, – забеспокоился Никита. – И не высовывайтесь. Приму меры для проверки... Адрес?

Алексей продиктовал ему адрес, встал у окна и стал ждать. Притихшая Ольга, понявшая, что происходит что-то непредвиденное, пристроилась рядом с ним.

Автостоянка отсюда, с высоты шестого этажа, была видна, как на ладони. Машин было много, в доме жили богатенькие, у каждого имелись тачки – для себя, супруги, взрослых чад. Охранник топтался у въезда, изредка поворачивая голову к вишневой "ауди".

Минут через тридцать подкатила удлиненная иномарка и из неё вышли четверо мужиков. Они недолго поговорили с охранником, один из них, судя по жесту, показал удостоверение, и тот скрылся в будке, тут же вышел из нее, протянул им что-то ("ключи от машины", – сообразил Алексей), провел к "ауди" и благоразумно возвратился на свой безопасный пост у въезда. Мужики покрутились вокруг "ауди" – неторопливо, без спешки, произвели визуальный осмотр машины, один из них, насколько мог, влез под днище, долго лежал, что-то высматривая. Потом принесли из своей машины небольшой прибор, стали "ощупывать" им каждый квадратный сантиметр машины.

– Что они ищут? – почему-то шепотом спросила Ольга.

– Взрывчатку, – ответил Алексей. – Они, девочка, ищут взрывчатку.

Ольга прижалась к Алексею, глаза у неё были испуганные.

– Бог мой! То-то мне позавчера ночью из кладовки явился старик Харон с веслом, погрозил пальцем и сказал: "Жду, а ты опаздываешь".

– Не говори ерунды, девочка! – Алексей обнял её, ласково провел ладонью по её волосам. – А где я был в это время?

– Ты спал, и я не стала тебя будить. Перебоялась самостоятельно.

Мужики между тем положили свой прибор на капот, посовещались, трое отошли к въезду, у машины остался один. Он закурил. Курил в задумчивости, и Алексей посочувствовал ему: надо было решиться на игру со смертью. Алексей, когда был следователем, однажды присутствовал на примерно такой же "процедуре" и тогда ему популярно объяснили, что заряд может быть замкнут на зажигании – повернул ключик и взлетел на воздух в черном дыме и пламени, а может, и на защелке капота, на замке багажника. Но чаще всего предпочитают зажигание – так проще, менее хлопотно и надежнее. Повернул ключик – и привет с небес...

У мужиков был выбор – можно было попытаться вызвать робота-сапера, но их в Москве всего ничего – единицы: пока привезут, всякое может случиться.

Мужик выплюнул окурок, открыл капот – ничего не произошло. Он осторожно повернул ключик в замке передней левой дверцы, снова выждал, чуть отойдя в сторонку. "Адская у него работенка, – подумал Алексей. – И небось за гроши". Он представил, что если бы такая ситуация сложилась в каком-нибудь западноевропейском или американском городе, оцепили бы весь квартал, нагнали специальную технику, набежали бы репортеры. А здесь мужики покуривают, размышляют неторопливо, сплевывают на щебенку под ногами, а заодно и на смертельную опасность поплевывают... Русские, они такие: ко всему привыкают, в том числе и к тому, что каждые сутки гремят взрывы и раздаются выстрелы...

Мужик, который отсюда, с высоты, казался очень низкорослым, стал на колени перед открытой дверцей машины, всунул в неё руки и голову и снова застыл. Наконец, он выбрался наружу, в руках у него что-то было, отсюда, с высоты, не разобрать. Но Алексей догадывался, что это такое – в руках у парня была смерть – его и Ольги...

Он тщательно осмотрел её и понес на вытянутых руках к своей машине, положил на заднее сиденье, сел за руль и плавно укатил со двора. Трое оставшихся, судя по жестам, стали оживленно общаться друг с другом, и Алексей готов был побиться об заклад, что сейчас они облегченно и от души по русскому обычаю матерятся.

Ольга и без его объяснений уже все поняла, слезы светлыми горошинками катились у неё по щечкам.

– За что? – бормотала она. – За что?

– За деньги, – ответил ей Алексей. – За большие деньги.

Он смотрел на неё с тоской и жалостью. Они были беззащитны. Сегодня их спасла выпестованная десятилетиями бдительность "сталинского орла", который автоматически всех подозревал и во всем видел диверсии. Но невозможно же обеспечить безопасность в условиях огромного города, нельзя закрыться наглухо в квартире и не выходить на улицу? Он за себя не очень опасался, так как был тренирован на опасность и знал десяток профессиональных приемов, которые помогали избежать её. Но Ольга была совершенно открыта для пули, финяка, удара железным прутом, падения с высоты, наезда автомобиля... Нанять телохранителей? Эффектно, но не эффективно, ещё никого не спасли эти "шкафы", "комоды", амбалы или как ещё их там называют.

Между тем, к дому подкатила "шестерка", из неё выскочил Никита Астрахан. подошел к небольшой группке мужчин, показал удостоверение, пожал всем руки. Они о чем-то посовещались, подозвали охранника стоянки, распорядились. Тот кивнул и вошел в подъезд. Скоро раздался звонок в дверь, Алексей открыл, охранник сумрачно сказал:

– Приглашают вниз. Захватите паспорта.

И добавил:

– На глазок – граммов триста тротила. Расшвыряло бы все машины вокруг, а о том, что было бы с вами, и говорить страшно.

Алексей и Ольга спустились вниз, феэсбешники или из милиции ждали их, поздоровались с чуть приметным сочувствием.

– "Ауди" ваша? – для порядка поинтересовались у Алексея.

– Моей супруги.

Они полистали паспорта. Ольга достала из бардачка техпаспорт машины, свои водительские права.

– Будем составлять протокол, – решил старший из оперативников и представился: – Майор Лапский.

Писанина заняла немного времени, просто фиксировался факт: по сигналу такого-то (шли фамилия, имя, отчество охранника) приехали туда-то (адрес), обнаружили в машине "ауди" (номер) взрывное устройство, при первичном осмотре представляющее из себя прямоугольный предмет, начиненный тротилом, обезвредили его и отправили на экспертизу.

Майор предупредил, что предстоят вызовы, беседы-допросы и прочие малоприятные процедуры.

– Но это ничто по сравнению с перспективой взлететь в воздух, подчеркнул он меланхолично.

Никита молчал, не вмешивался, он примчался как близкий знакомый и права голоса пока не имел.

– Вы хоть догадываетесь, кто вам мог устроить этот сюрприз? – спросил майор.

– Нет, – ответил Алексей. – Более того, я не знаю, кого хотели отправить на тот свет: меня или мою супругу.

– У нас в прокуратуре, – вмешался Никита, – находится в производстве дело об убийстве двух владельцев фирмы "Харон". Ольга Тихоновна – дочь одного из них.

– Хорошо, что сообщили, – проговорил майор. – После экспертизы мы передадим документы в прокуратуру. Впрочем, как решит начальство, осторожно добавил он.

– Господа, – обратился к мужикам Алексей и улыбнулся, заметив, как они насмешливо фыркнули – в "органах" такое обращение было не в моде, господа, приглашаю вас подняться на минутку к нам.

Оперативники колебались, принять приглашение или нет, решал старший, и Алексей добавил:

– Мы с Ольгой Тихоновной вчера вступили в законный брак.

– Значит, свадебный подарок вам преподнесли... Во сволочи! – изумился майор.

– Эх, если бы такое да при Иосифе Виссарионовиче... – прорезался неожиданно охранник.

– Ладно, ладно, – остановил наметившийся поток воспоминаний майор, ты ещё скажи: если бы при Лаврентии Павловиче...

– Вас мы тоже приглашаем, – проговорил Алексей "сталинскому орлу". Ведь, можно сказать, что ваша бдительность спасла нам жизнь.

Один из оперативников сказал майору:

– Надо бы глянуть, где обитают едва не пострадавшие. А заодно и напряжение снять – руки до сих пор подрагивают.

– Ведите, – решился майор.

Все поднялись в квартиру, и Алексей заметил, что они без зависти, но с некоторым удивлением, рассматривают богатое, просторное жилье Ольги и Алексея.

Ольга быстренько извлекала из холодильников на кухне закуски и бутылки, Алексей достал из серванта рюмки и фужеры.

– Спасибо! – поблагодарил всех Алексей. – Вы рисковали ради нас жизнью

Все выпили, и Алексей налил снова, понимая, что оперативники и Никита не смогут рассиживаться у них с Ольгой в гостях, им надо докладывать по начальству, их ждала обязательная в таких случаях казенная писанина.

Они попрощались, Никита ушел вместе с ними, предупредив, что позвонит.

– Интересный у нас первый день супружеской жизни, – обнял Алексей Ольгу, когда они остались вдвоем.

– Я боюсь, – Ольга уткнулась ему в плечо. – Я очень боюсь, Алешенька. Это не тебя, это меня пытались убить.

– Торопились успеть, пока ты не объявила о своих правах на треть фирмы "Харон". Но ты не очень точна: пытались убрать и меня, понимая, что я тоже становлюсь наследником, поскольку теперь твой муж.

Он решительно проговорил:

– Оленька, тебе надо срочно скрыться, уехать. Ты на прицеле, эти подонки не остановятся.

– Куда я уеду? У меня никаких родственников, никого нет. Да и как я буду без тебя? – захныкала Ольга, вытирая кулачком глазки.

– Уедешь в Анталию, на месяц или два, пока не обезвредим бандитов.

– А ты?

– Понимаешь, – терпеливо, как маленькой, объяснил Алексей, – твой отъезд развяжет и мне руки, я не буду бояться за тебя, смогу распоряжаться своим временем.

Она колебалась, и Алексей использовал последний аргумент:

– Любимая моя, ты теперь не одна. Тебе нельзя волноваться, а я не могу допустить, чтобы... Ну, ты понимаешь...

– Хорошо, Алешенька. Сегодня и завтра я окончательно оформлю завещание, иск в суд, оставлю тебе доверенность представлять мои интересы. Словом, я все оформлю по закону и через несколько дней смогу улететь... Мне Генрих Иосифович, папин юрист, посоветовал открыть на твое имя счет в банке и перекинуть на него деньги. Чтобы меньше волокиты было.

...Ее расстреляли в Анталии, у парадного подъезда отеля, в котором она остановилась. Стреляли из пистолета с глушителем, она пошатнулась, упала, пока разобрались, что к чему, потенциальные свидетели испарились. Никому не хотелось быть замешанным в разборки между "этими русскими", которые всем надоели и добропорядочным обывателям внушали страх.

Все мы смертны

Ольгу похоронили рядом с отцом. Ставров был предусмотрительным человеком, он при жизни "застолбил" участок кладбищенской земли под двумя грустными березами для себя и своих вероятных родственников. Он предвидел, что через десять-пятнадцать лет это "его" кладбище станет заполненным до пределов, захоронения на нем прекратятся и заранее подумал о дочери, её будущем муже, их детях. Что из того, что мужа и детей у дочери ещё нет? Они будут, а все люди смертны... И когда, желательно через много-много лет, смерть придет за ними, это кладбище уже будет "музеем" под открытым небом, печальным свидетельством беспокойных времен. Покойников станут увозить далеко-далеко за черту города, но у Ставровых будет свое смиренное пристанище. Он и клиентам советовал: "заботьтесь не только о том, кто представал перед Всевышним сегодня, но вообще о всех близких".

Все мы смертны...

Похороны Ольги были странными. Алексей отупел от глубокой, непереносимой боли. Он винил себя в том, что её, чистой, немного наивной девочки, мечтавшей о семейном счастье с любимым мужем и кучей детишек, больше нет.

Позвонил Андрей Иванович Юрьев, выразил глубокое соболезнование.

– Ее забрало у меня кладбище, – ответил ему Алексей. – Эти проклятые кладбищенские дела... Сначала её отец, потом она...

– Следующим будешь ты, если не придешь в себя, – резко сказал Юрась. И не кладбище убьет, тебя всего лишь отнесут на него. Покойники безвредны, бойся живых...

Это сказал Юрась, который видел десятки умерших, в том числе и тех, кто расставался с жизнью не по естественным причинам.

Еще Юрась сказал:

– Значит не судьба была Ольге стать твоей женой... Она достойная женщина, и я скорблю вместе с тобой. Но думай не о смерти – о жизни...

Андрей Иванович передал соболезновАния своей супруги и дочери Таисии: "Тася очень переживает за тебя".

Позвонила и Таисия – она плакала, говорила, с трудом подбирая слова. Благасов предложил свои услуги в организации похорон, но Алексей отказал ему. Он интуитивно чувствовал, что не может и близко подпустить к Ольге, даже покойной, этого трубадура смерти. Алексей не знал, почему он так думает. Просто он, познакомившись с Благасовым и побывав по его приглашению на "кладбищенском" ужине, не доверял ему и испытывал к его похоронной "философии" отвращение.

Алексей не знал, как ему поступить, так как понимал, что похороны это трагическое действо, у которого должны быть квалифицированные организаторы. Но позвонил Сергей Викторович Сойкин, директор "ставровского" кладбища и сказал, что все хлопоты они возьмут на себя. "Мы очень уважали Тихона Никандровича, – с грустной торжественностью в голосе произнес он, и наш долг – помочь его любимой дочери обрести вечный покой".

Далее Сойкин сообщил, что у него был Яков Михайлович Свердлин и потребовал, чтобы на время похорон охранники из фирмы Волчихина были отозваны с кладбища, так как его охрану и поддержание порядка возьмет на себя фирма Свердлина.

– Он сказал, что действует по вашему поручению и заботится о вашей безопасности.

Алексей, истерзанный горем, никак не мог врубиться, понять, кто такие Волчихин и Свердлин, почему Свердлин на него ссылается. Предстояло прощание с Ольгой и он боялся, что просто не выдержит, пойдет под откос, как потерпевший крушение экспресс.

– Поступайте, как знаете, – сказал он господину Сойкину.

Когда тело Ольги доставили самолетом из Турции, её поместили в морг Боткинской больницы. У Сойкина там были деловые контакты и он заверил Алексея, что все будет сделано, как и положено:

– Оленьку обмоют, нарумянят, оденут в платье, которое фирма специально приобретет...

От этих подробностей у Алексея перехватило дыхание и он с трудом произнес:

– Прошу вас, делайте все, что положено в таких случаях...

– Будем выставлять тело в зале ритуальных обрядов? – поинтересовался Сойкин. – Там новый зал, красиво отделанный, черное с бордовым, тишина и прохлада...

– Не надо, – распорядился Алексей. – Пусть мою супругу увезут из морга в храм. Я там буду её ждать.

Он стоял на паперти храма Воскресения Христова в Сокольниках, высокочтимого верующими москвичами, и терпеливо дожидался, когда прибудет катафалк с телом Ольги. Храм был островком спокойствия рядом с городком увеселений и мелочной торговли. Совсем рядом зазывалы приглашали покататься на пони, сфотографироваться с шимпанзе, купить, купить, купить... По аллее от метро шли нарядные, настроившиеся на отдых люди, стайки молодежи преувеличенно громко и возбужденно смеялись. Спокойствие начиналось сразу за оградой храма, построенного протоиереем Иоанном Кедровым в начале века. Он не был древним, может быть, поэтому не лишен был некоторого изящества в линиях и узорах.

Храм выбрал господин Сойкин, заявив, что Ольге будет приятно знать, что свой путь к Богу она начинает в храме среди святынь, дорогих сердцу каждой русской женщины: чтимой Иверской иконы Божией Матери, Боголюбской иконы Божией Матери с Варварских ворот Китай-города, Страстной иконы Божией Матери из Страстного монастыря.

Об Ольге Сойкин неизменно говорил как о живой.

...К паперти подъехал катафалк с эмблемой "Харона", серьезные парни в черных комбинезонах, на которых тоже был изображен старик с веслом, внесли гроб с телом Ольги. Его поставили в приделе иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радость" на специальной подставке, крышку пристроили рядом. На другой подставке стоял ещё один гроб, в нем лежала немолодая женщина. Это вызвало едва приметное недовольство господина Сойкина, но Алексей сделал знак ему, чтобы оставил все, как есть. Очевидно, церковь тоже перешла на рыночные принципы и отпевали сразу нескольких покойников.

Молодой, статный священник, помахивая кадилом, нараспев произнес молитву:

– Боже духов и всякие плоти, смерть поправый, и диавола упраднивый, и живот миру Твоему даровавый! Сам, Господи, упокой душу усопших рабы Твоей Ольги Ставровой и рабы Твоей Екатерины Ивановны Рахманиной в мЕсте светле, в месте злачне, в месте покойне, отнюдюже отбеже болезнь, печаль и воздыхание, всякое согрешение, содеянное ими словом или делом, или помышлением, яко благий человеколюбец Бог, прости, яко несть человек, иже жив будет и не согрешит; Ты бо един токмо без греха, правды Твоя правда во веки, и слово Твое истина...

Значит ту, что лежала рядом с Ольгой, при жизни звали Екатериной Ивановной Рахманиной. И священник просил в молитве упокоить их души в месте светлом и спокойном, где нет болезней, печалей и страданий.

После некоторых фраз молитвы родственники Екатерины Ивановны Рахманиной, сгрудившиеся печальной стайкой у её гроба, крестились, и Алексей осенял себя крестным знамением тогда же, когда и они.

В храм торопливо вошел Никита Астрахан, пошарил глазами, увидел гроб с телом Ольги, приблизился к Алексею и стал рядом с ним.

Священник ещё раз обошел два гроба с кадилом и намеревался завершить обряд, но господин Сойкин вполголоса сказал ему: "уплачено за три чина". На лице священника ничего не отразилось, но он продолжил произносить молитвы.

Ольга лежала в открытом гробу, лицо её уже приобрело восковой цвет, глаза были закрыты, лоб перетягивала белая повязка со словами, выписанными церковной вязью: "Прими, Господи, рабу Твою". На груди у нее, у рук, лежала иконка. "Как живая", – умиленно шептала богомольная старушка из тех, которые есть при каждом храме и присутствуют на всех службах. Ладан дурманил голову Алексея, лики Святых со стен и потолочной росписи смотрели на него отрешенно сурово. "Не уберег", – казалось, говорили они, хотя слов таких и не было слышно за молитвой.

Гроб вынесли в катафалк, и Алексей сел у его изголовья – привилегия ближайших родственников. Он не отрывал взгляд от лица Ольги, понимая, что пройдет совсем немного времени, и он никогда больше не увидит её.

...Стреляли в Ольгу с очень близкого расстояния, пуля вошла в сердце...

У ворот кладбища катафалк встречало много людей: друзья покойного Ставрова, руководители фирм и предприятий, входящих в "Харон" или тесно сотрудничающих с ним. Все они посчитали своим долгом присутствовать на похоронах. Издавна считалось, что похороны – это нечто вроде проверки на преданность клану усопшего. И пусть клан, к которому принадлежала Ольга Ставрова, поредел, но он все ещё на ногах и достаточно силен. Тот же Благасов не простит неуважения к памяти дочери своего многолетнего компаньона, хотя уже и бывшего. Ходило много слухов о его сложных взаимоотношениях со Ставровым и Брагиным, но перед лицом смерти разногласия забываются.