Текст книги "Проводы на тот свет"

Автор книги: Лев Корнешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Четверо парней за близким столиком уже веселились вовсю. Они шумно обменивались впечатлениями по поводу каждого, кто попадал в поле их зрения: "Во, видишь, какой голубь сидит – с платочком на шейке...", "А бляди здесь тощие, недокормленные"... Девочки, ожидающие клиентов, тихо, несуетливо перемещались за дальние столики. Хилые кинематографисты делали вид, что не слышат оскорбительных реплик.

Карина принесла шашлыки, и Алексей спросил: "Кто такие?"

– Не знаю. У нас они первый раз. Господи, надеялась хоть сегодняшний вечер обойдется без скандалов и битья посуды.

Никита подождал, пока она ушла, и продолжил:

– И рад бы тебе помочь информацией, но мы застряли на мертвой точке. Только прошу не цитировать меня, я признал этот факт не для печати, а для тебя лично. Советую покружить вокруг нового коммерческого кладбища, которое они хотели открыть. По нашим сведениям все документы уже подписаны – через два дня после отстрела, и на одного Благасова. Чтобы такое сделать, нужны большие деньги крупному, решающему чиновнику и ещё другим, более мелким. Мы это знаем, но доказать ничего не сможем.

– Почему?

– Внешне все законно. Взятка, как тебе известно, доказывается лишь тогда, когда есть желание одной стороны уличить другую. А здесь – из рук в руки по взаимному доброму согласию. И ещё под прикрытием бурного обсуждения в Гордуме, что городу нужно новое кладбище. И оно, действительно, требуется.

– Типичный висяк, – констатировал уныло Алексей.

– Он, родной, – согласился Никита.

– Благасова прощупали?

– Естественно. Вне подозрений. Работала эта тройка компаньонов слаженно, дружно, без раздоров и разборок.

Алексей очень надеялся, что Никита даст хоть какую-то зацепку, но вот – ничего. Он с сожалением сказал:

– Вот и попробуй напиши что-то интересное. Фактов – ноль, придется нажимать на эмоции – стрельба, кровь, почтенные господа, помогавшие безвременно усопшим пройти последний путь и сами ушедшие по нему не по своей воле...

– Вы, журналисты, умеете вышибить слезу, – съязвил Никита, приканчивая шашлык.

Алексей не стал разубеждать приятеля, что старается совсем не для любимого еженедельника "Преступление и наказание".

Вдруг он воскликнул:

– Вот уж сюрприз! Явление девы Ольги народу...

У входа в зал стояла Ольга. Она была ослепительно хороша: в длинном вечернем платье с глубоким декольте, тщательно "оформленной" прической, с маленькой сумочкой в руке. Ольга обвела взглядом зал, увидела Алексея и направилась к их столику – свободно и несуетливо.

– Знакомая? – догадливо спросил Никита.

– Более чем,.. – не стал таиться Алексей.

– Понятно.

Из-за столика, где веселилась лихая братва, выскочил парень и схватил Ольгу за руку:

– Ух, какая стервочка! – завопил он на весь ресторан. – Причаливай к нам, бля буду!

– Вот и долгожданное битье посуды назрело, – пробормотал Никита, поднимаясь из-за столика.

– Ты сиди, – сказал ему Алексей. – Девушка моя... Ты при должности, а я человек свободный.

Испуганная Ольга упиралась: "Отпусти, скотина". Потом отвесила парню слабенькую пощечину.

– Царапается, кошечка! – пришел в восторг парень. – Не вывернешься, блядюшечка!

Алексей в три быстрых шага оказался возле распаленного пьяного парня и вырывающейся от него Ольги.

– Отпусти её, – негромко сказал парню.

– Гля-бля! – заржал парень. – Житуха надоела?

Похоже без любимого и простым "народом" и интеллигентами словечка из него не выскакивало ни одной фразы.

Алексей ткнул его двумя растопыренными пальцами левой руки в шею, а правой быстро откинул борт пиджака, открывая "макарку" в наплечной кобуре. Парень навзничь упал на пол и захрипел, задергался без воздуха. К ним, опрокидывая стулья, ломился ещё один из веселой компании.

– Замочим всех! – предупредил негромко Алексей, бросив ладонь на рукоятку пистолета.

Никита у своего столика развернулся к застывшим в изумлении остальным парням, тоже сунув руку за борт пиджака. Парни оказались у него под прицелом.

– Замочим! – повторил Алексей. И негромко сказал Ольге:

– Иди за наш столик, мы Тут побазарим по-свойски. Ольга без сил опустилась на стул. В общем, она держалась хорошо, но в глазах у неё плескался страх.

– Живете без понятий? – грозно спросил Алексей того, что прибежал на помощь незадачливому ловеласу.

– Извини, браток, ошибка вышла, – пробормотал пареНь, казавшийся у четверки старшим, в авторитете.

– Я-то извиню, но честь моя – нет! – злобно прошипел Алексей, умело впадая в легкую истерику.

– Давай разбежимся, – чуть ли не заискивающе предложил "старший".

– Так не пойдет! – Алексей окончательно вошел в роль. – Полштуки баксов девочке на духи – за оскорбление.

– Лады, братан, – ошеломленный парень под бдительным взглядом Алексея достал из кармана пятьсот баксов.

– И без закидонов! – предупредил Алексей. – Вроде того, что будем ждать на выходе...

– Не малолетки, – "старший", наконец, стал обретать достоинство. Признаем, тебя и твою "щелку" оскорбили – мы компенсировали. Все по понятиям...

Алексею надо было доиграть до конца, он повернулся к Ольге и грозно спросил:

– А ты чего пришвандерилась сюда?

– Я... я, – забормотала Ольга.

– То-то! Только раздор между мужиками вносишь...

Ему было жаль испуганную девушку, у которой страх в глазах сменился слезами, но он помнил, что ещё надо убраться отсюда.

Кореша поверженного братка подняли его с пола, усадили на стул, влили в него стопку водки, и тот стал оживать, замотал головой.

Алексей вернулся за столик. Они с Никитой хмуро выпили, всячески демонстрируя негодование и неудовольствие. Притихший ресторан оживился, зашуршал на разные голоса – до пальбы не дошло, уже хорошо. Братки примолкли, налегли на выпивку и закуску, тихо обмениваясь неслышными Алексею фразами.

Уходить сразу было нельзя, это не вписалось бы в образ созданного Алексеем крутого. Минут через пятнадцать сообразительная Карина без напоминания принесла кофе и счет.

– Уходите через парадный подъезд Дома, – тихо сказала она Алексею. – Я предупредила, вам откроют и выпустят.

Они рассчитались и ушли, не оглядываясь по сторонам: первым шел между столиками Никита, за ним Ольга, замыкал шествие Алексей. Он знал, что братки выскочат вслед за ними и замотаются, забегают у служебного входа в Союз кинематографистов, через который посетители проходили в ресторан.

– Я на машине, – сказала Ольга. – Машину оставила на Брестской.

Через минуту они уже выскочили на Тверскую. Ольга вела машину сосредоточенно, молча. На её личике было выписано искреннее раскаяние и все ещё не оставивший её страх.

– Не мучься, – сказал Алексей. – Ты ни в чем ни виновата. Кто мог предположить, что те придурки настолько агрессивны?

– Ты на меня так крикнул! – жалобно сказала Ольга. И передразнила Алексея: "Ты чего пришвандерилась сюда?" Словечко какое нашел для любимой женщины. – Милые бранятся,.. – проворчал Никита. – Алексей, ты нас даже не познакомил... – Пожалуйста... Никита Астрахан – мой верный и давний друг. Ольга Тихоновна...

Алексей замялся, ему не хотелось называть её фамилию.

– Любимая женщина журналиста Кострова, – воспользовалась паузой Ольга. Она произнесла это вызывающим тоном, искоса поглядывая на Алексея – как отнесется к её заявлению.

– Оля-ля! – воскликнул Никита. – Малышка бросилась в атаку!

Он критически осмотрел Ольгу:

– Ничего не скажешь – хороша!

– Спасибо! – вежливо поблагодарила Ольга. – Вас куда забросить?

Никита назвал свой адрес.

– А, может, заедем ко мне? – предложила Ольга.

– Не могу, уже поздно, а я человек служивый, завтра с утра на работу.

Алексей не вмешивался в разговор, предоставив возможность им самим договориться.

Через несколько минут Ольга притормозила у одного из домов по Проспекту мира: "Приехали".

Никита попрощался, не без иронии поблагодарил Алексея за приятный вечер. Договорились в ближайшие дни созвониться.

Не спрашивая согласия Алексея, Ольга развернулась, по Проспекту мира выскочила на Садовое кольцо, дальше на Ленинградский проспект. Она вела свое вишневое элегантное "ауди" немножко небрежно, но уверенно.

– И куда мы направляемся? – поинтересовался Алексей.

– Ко мне домой, – спокойно сообщила Ольга. – А если быть точной – к нам домой. Ибо мой дом – это и твой дом...

– Господи, маленькая! – воскликнул Алексей. – Какая же ты торопышка!

– Так меня ещё никто не называл! – восхитилась Ольга. – Торопышка! Очень ласковое словечко!

Алексей подумал, что эта маленькая бесхитростная женщина, искренняя и открытая, становится ему все ближе и ближе. Конечно, она не схожа с бывшей супружницей Татьяной, державшей его в шелковой узде. Но, может, это и хорошо.

Дом, к которому они подъехали, был добротной "сталинской" постройки.

– Папа не любил ничего новомодного, – объяснила Ольга, уловив одобрение, с которым Алексей посмотрел на массивное девятиэтажное здание. Она загнала свою машину на охраняемую стоянку и припарковала её возле солидного черного "мерса". Пожилой охранник в камуфляже бросил подозрительный взгляд на Алексея.

– Это мой муж, Алексей Георгиевич, – объяснила ему Ольга. – Он вправе брать мои машины в любое время.

Алексей не мог понять шутит ли она, или говорит всерьез, и решил пока промолчать.

– Поздравляю, Ольга Тихоновна, – почтительно произнес охранник. – Я скажу об этом своим сменщикам – все будет в порядке.

Алексей пожал мужику руку, тому явно польстило такое внимание. У него был "цепляющий взгляд" – смотрел, словно фотографировал. "Из сталинских орлов", – определил Костров. Сталинскими орлами в его среде называли ветеранов НКВД и КГБ. Они были в свое время безжалостными служаками, а с возрастом стали цепными псами новых хозяев жизни, охраняли их добро.

Ольга порылась в сумочке и протянула охраннику сотенную купюру: "Выпейте, пожалуйста, за наше счастье". Она показала Алексею на черный "мерс": "Это папина машина, а теперь наша. Папа считал, что его профессия предполагает серьезную, солидную машину".

Подъезд тоже охранялся – плечистый парень сидел за застекленной стенкой, из которой просматривался аккуратный вестибюль, украшенный цветами в деревянных кадках.

Квартира Ольги была на шестом этаже. Девушка открыла замки и толкнула тяжелую стальную дверь.

– Добро пожаловать! – торжественно пригласила она Алексея.

Квартира, как говорится, впечатляла. Она была единственной на площадке: три комнаты, две спальни, две ванны, два санузла, кухня-столовая. Ольга водила Алексея по квартире, комментировала:

– Это моя комната, это папина... Это общая гостиная... Это моя спальня... Это папина... Моя ванная... Папина...

При каждом удобном случае она упоминала об отце, но теперь уже спокойнее, немного примирившись с утерей родного человека.

– Не понимаю, – искренне сказал Алексей, – как должен чувствовать себя человек в таких хоромах.

– А я что тебе говорила, когда примчалась к тебе спасаться от жуткого одиночества!

Она лукаво подмигнула Алексею:

– А вот там, в кладовке, приспособленной под гардеробную, живет старик Харон с веслом. Пойдем в гостиную, мой дорогой.

Когда она показывала квартиру, Алексей обратил внимание на то, что в одной из комнат накрыт стол на двоих.

– Я решила, что сегодня обязательно затащу тебя к себе. Бар вон там выбирай напитки. А я принесу закуски из холодильника, все уже приготовлено. Имей в виду, я люблю хозяйничать. Папа очень ценил это во мне...

Она не стала переодеваться и села за стол в своем нарядном вечернем платье. Объяснила:

– Ты первый раз в этой квартире... Я хочу, чтобы все было торжественно. Папа мечтал, что у меня будет любимый муж, а у него – хороший зять. Его нет с нами, но он, наверное, знает, что ты пришел в нашу квартиру.

Она сказала это очень серьезно.

– Ты веришь, что есть загробная жизнь? – спросил Алексей.

– Я не верю, а точно знаю это. Умирая, близкие нам люди остаются с нами, они просто переходят в состояние вечного покоя, и мы их не видим.

Судя по тону, Ольга была убеждена в том, что говорила. Алексей решил, что требуется перевести разговор на "земные" темы. Он поднял рюмку:

– Выпьем, миленькая моя... Никите сказала, что ты моя любимая женщина, а охраннику, что я твой муж... Так кто все-таки я?

– Ты – мой любимый муж, – сияя глазами, нежно улыбаясь, ответила Ольга. – Выпьем за нас!

Она, не торопясь, глоточками, опустошила свою рюмку, поставила её на стол и задумчиво произнесла:

– Как все странно в жизни... Счастье и горе часто идут рядом. Горе погиб мой папа. СчасТье – я встретила тебя, мой дорогой.

– Оленька, ты маленькая влюбчивая девочка. Это пройдет и ты ещё встретишь своего единственного мужчину.

– Отказываешься от меня, да? – удрученно спросила Ольга. Огорчение её было таким искренним, что Алексей торопливо стал её успокаивать:

– Не выдумывай! Я просто боюсь, что юная вы, леди, постараетесь от меня избавиться, как только поймете, что вы меня придумали.

– Если я тебя придумала... – пропела Ольга. Голос у неё был низкий, приятный.

Алексей хотел налить в рюмки, но она остановила его.

– Погоди, Алешенька. Это потом. А сейчас ты мне нужен трезвый.

Она поднялась со стула, взяла его за руку.

– Пойдем со мной. И не вздумай возражать.

Ольга повела его в свою спальню, расстелила кровать, попросила:

– Раздень меня и разденься сам. Застолье от нас не уйдет. Все потом... И не надо меня опрокидывать, я сама лягу с удовольствием и желанием. Гаси свет, мой любимый.

В темноте она жарко прижалась к нему, зашептала:

– Сделай, пожалуйста, мне ребеночка... Я очень хочу, чтобы ты это сделал! Потому ты и должен быть пока трезвым...

– Оленька, ты сама не понимаешь...

– Я хочу ребенка от любимого мужчины – что тут понимать! Здорового, красивого ребеночка хочу! Как ты! Потому и хочу, чтобы ты был трезвым!

Она чуть отодвинулась от него, взволнованно залепетала:

– Я очень рассудительная, да? Это, наверное, ужасно – рассудительность в постели... Ты не поверишь, но я даже к академику астрологии ходила на прием, и он рассчитал, что сегодня для меня самый удачный день для этого... Ну, сам понимаешь, для чего. Вот почему я и помчалась в ресторан искать тебя.

Алексей задохнулся от нежности:

– Бог мой, какая же ты странная, чудесная девочка!..

– Твоя! – торжествующе откликнулась Ольга, перевернулась на спину и разбросала ноги. – Скорее, а то я сгорю от желания!

Она страстно трудилась под ним, приближалась к нему и отдалялась, шептала охрипшим голоском:

– Так... Так... Еще... Ну же, еще! Разорви меня на половинки! Ой, не могу... Могу! Ой, я уже на вершинах! Алешенька!..

Алексей ринулся в неё безоглядно, растеряв здравый смысл, наконец, сообразив, как пошло рассуждать в такие минуты о том, о чем надо думать на холодную голову.

Ольга смежила веки и вся напряглась в ожидании чуда, которое обязательно должно было случиться. Почувствовав, что любимый ею человек приближается к дальним сладостным горизонтам, где голубые туманы и мерцающие розовые сполохи, приподнялась ему навстречу и, застонав, потребовала:

– Ну же... Ну!

...Они лежали молча, нежась под странными волнами, все ещё омывавшими их тела. Потом Ольга извлекла из-под подушки иконку Божией Матери, поцеловала её, стала шептать:

– Спасибо, Святая Женщина! Ты услышала мою молитву, помогла мне! Я чувствую, что мой муж оплодотворил меня! Спасибо!

– Олька, сумасшедшая! – воскликнул Алексей. – все смешалось в твоей красивой головке: астрология, Божья Матерь...

– Звезды не обманывают, а Божия Матерь не оставит меня своими заботами, – чуть вздрагивая, освобождаясь от возбуждения, убежденно проговорила Ольга.

Она благодарно поцеловала Алексея и легко поднялась с постели:

– Пойдем за стол. Теперь я буду хулиганить и соблазнять тебя для наслаждения, а не продления рода человеческого для...

Оказывается, она знала и такие шуточки.

Странные новости господина Волчихина

Игорь Владимирович Благасов разбирал в своем кабинете деловые документы, подписывал счета, когда к нему зашел Марат Васильевич Волчихин, начальник службы безопасности "Харона".

– Есть странные новости, Игорь Владимирович.

– Излагайте, – коротко приказал Благасов.

– Первая. Ольга Ставрова, эта пичужка, проболталась Алевтине, что наняла бывшего "важняка" из прокуратуры, а ныне журналиста Кострова для расследования расстрела в "Вечности" её отца и Брагина.

– Нам это нужно? – безразличным тоном поинтересовался Благасов.

– Зачем? Костров – я навел справки у бывших коллег – цепкий и грамотный в сыске малый. Если за что-то ухватится – не станет скрывать, законтачит с теми следаками, которые официально, по долгу службы, занимаются этим делом. Пойдут допросы, расспросы – беспокойство...

Волчихин чуть приметно усМехнулся.

Благасов поднял трубку телефона, набрал номер:

– Алевтина? Это я. Узнала? И я рад тебя слышать. Твои проценты мы уже перечислили... Учитывая расходы на похороны да всякие поминки, я немного добавил от себя так сказать, подарок по случаю траура... Не стоит, все нормально...

Он недолго помолчал, выслушивая Алевтину, которая, очевидно, благодарила за деньги.

– Аля, у меня Волчихин... Это правда, что он рассказывает про Ольгу, эту дурочку? Правда?

Благасов ещё помолчал и потребовал:

– Познакомься с этим Костровым и отговори его от занятий розыском. Ведь это допросы, расспросы, – процитировал он Волчихина. – Тебе хочется, чтобы имя твое и твоего отца трепали менты, пусть и бывшие? Мне – нет. Не знаешь, как к нему подобраться? Ну, допустим, познакомить вас и я могу... Он точно захочет меня повидать, я единственный уцелел... А уговаривать будешь сама... Что значит не послушается? А ты сделай так, чтобы ему не захотелось тебя огорчать. Как, как... Все тебе требуется разжевать.. Ну, ляг под него, дай ему – говорят мужик симпатичный, – он улыбнулся одними глазами Волчихину. – Нет, я ревновать не буду, когда для дела – мне не жаль...

Волчихина развеселили указания шефа Алевтине и он понимающе улыбался. Шеф горазд был на выдумки: с покойниками почтительный, с живыми бесцеремонный.

– Вторая новость? – спросил Благасов.

– Этот Костров уже побывал в "Вечности" и устроил официантам и мэтру форменный допрос.

– Вызнал что-нибудь стоящее?

– Да нет, они и не видели ничего. Твердят, как заведенные: вошли двое в камуфляже и капюшонах, отстрелялись, быстро ушли. Его интересовало, оставили ли они после себя какие-нибудь следы. "Нет, – отвечают, – гильзы милиция собрала, посуду перебили". Официант припомнил, что один из них приблизился к столу, сделал два контрольных в Ставрова и Брагина и, наглец, взял со стола наполненную водкой рюмку, вылил в себя и поставил обратно.

– Я из-под стола, где затаился, – припомнил Благасов, – видел ботинки на толстой подошве, но молчал, пошевелиться боялся. И кровь повсюду...

– Пуля у вас вошла в мякоть, в таких случаях сгоряча боль не чувствуется, но кровищи натекает много, – со знанием дела прокомментировал Волчихин. – Наш самозванный сыщик потоптался недолго и убрался оттуда.

– Какие ещё у тебя странные новости?

– Мои люди доложили: Ольга Ставрова вместе с каким-то мужиком была на кладбище, как говорится, посетила усопшего родителя. Судя по всему, была с этим журналистом Костровым. За нею присматривают и докладывают, что она у него ночует.

– Сучка! – со злостью произнес Благасов.

– Да бросьте вы! – благодушным тоном сказал Волчихин. – Ольга при живом папаше ничего себе не позволяла, застоялась телочка. А он – парень временно холостой, разведенный, жена от него ноги сделала.

– Точно?

– Куда уж точнее. Близкий друг увел супругу у господина журналиста.

– Так ему и надо! – злорадно сказал Благасов. – За что я тебя люблю, Марат Васильевич, так это за то, что ты не ждешь указаний, действуешь. Школу ты прошел исключительно интересную, товарищ полковник.

– Да уж, не чета нынешним, – не без удовольствия изрек Волчихин. Название себе придумали: Фэ-Эс-Бэ... Одним словом: Фе!

Это не понравилось Благасову, не любил, когда при нем упражнялись в остроумии в адрес властей, и он резко сказал:

– Между прочим, вся ваша государственная безопасность дружно предала законного президента, которому присягала, клятву верности приносила. Забились в щели и выжидали. Клятвопреступники...

– Зачем же так, Игорь Владимирович? – обиделся Волчихин. Хотя в душе он не мог не признать, что была в словах бесцеремонного Благасова доля истины. Он и сам, в то время полковник КГБ, сидел в кабинетике на Лубянке, выжидал.

– Не будем о прошлом, погорячился я, – дал задний ход Благасов. Слишком многое было завязано на Марате Васильевиче Волчихине, чтобы раздражать его, конфликтовать. Марата Васильевича рекомендовал ему один из бывших высокопоставленных генералов КГБ, у которого тот бегал в подручных. Взял его и никогда не жалел об этом: полковник не за страх, а за совесть трудился на нового хозяина, тем более, что и вознаграждал тот, не скупясЬ. Волчихин ничуть не походил на кагэбешных полковников, какими их представляли обыватели. Был он на вид простоватым мужиком, в меру приветливым, улыбчивым, умело уклонялся от схожести с "железными чекистами". "Это все сказочки – про несгибаемых рыцарей партии и революции,_ – как-то разоткровенничался он после третьей рюмки. – Их придумали, чтобы народ пугать. У нас трудились вполне современные, интеллигенции люди. Правда, не очень умные". "Почему?" – полюбопытствовал Благасов. "Умные имеют склонность думать, – объяснил Волчихин. – А наша задача была – исполнять".

Но не только за исполнительность ценил его Благасов. Волчихин, в отличие от бывших коллег, над которыми иронизировал, умел именно думать.

Волчихин все-таки обиделся на Благасова за "клятвопреступников" и решил отплатить ему той же манетой. К собственному достоинству он относился с болезненной чувствительностью.

– Игорь Владимирович, на Кострова могла бы повлиять Виолетта Петровна.

– Каким образом? – удивился Благасов. – Они что, знакомы?

– Помните день рождения Юрася, то есть Андрея Ивановича Юрьева года полтора назад? Вы тогда не откликнулись на его приглашение, куда-то уезжали. А Виолетта Петровна была, и говорят, блистала. Увезла Кострова на дачу.

– Тебе это откуда известно?

– Мужик с соседней дачи доложил, я ему плачу за информацию. Говорит, Костров уехал только утром...

Благасов тяжело, не мигая смотрел на Волчихина, но тот без напряжения выдержал его взгляд: его начальники в родном Управлении КГБ и не так его рассматривали, если допускал оплошность.

– То, что моя жена стерва, я и без тебя знаю, – Благасов сдержался и не позволил выплеснуться эмоциям. – Но зачем ты мне об этом напоминаешь, мой верный соратник?

– Потому что очень вас уважаю и не хочу, чтобы вас обманывали, мягко, успокаивающе произнес Волчихин.

– Ладно, с Виолеттой я разберусь. Все свои странные новости выложил, Марат Васильевич?

– Есть ещё одна, на закуску. Братки обратились с предложением отрубить им на нашем кладбище полоску земли, примерно в полгектара. Обещают хорошие бабки. Естественно, налом и все сразу.

– Господи, зачем им столько? Войну начинают? – удивился Благасов.

– Да нет... Объясняют популярно, что побратались в жизни, хотят и после смерти не расставаться. И кроме всего, у каждого есть родители, родственники, жены, возлюбленные и так далее. Обещают, что возведут там фонтан, заставят озеленителей разбить цветники...

– Как мы к этому отнесемся? – спросил Благасов.

– Люди, хоть они и бандиты, проявляют нормальное желание и после смерти не расставаться, – Волчихин пожал плечами. Он понимал, что Благасов примет это предложение, которое сулило большие деньги без особого труда.

Благасов по опыту знал, что у живых и мертвых есть нечто общее: все они стремятся быть вместе. Уже в давние времена устраивали семейные усыпальницы, уходя в иные миры, люди завещали похоронить их рядом с предками, родственниками. Что странного в том, что братки, с которыми Благасова и Волчихина связывали не братские, но деловые отношения, хотят покоиться в земле, рядом с приятными им людьми? Тем более, если платят за это? В одном был Благасов уверен: на этой части кладбища будет порядок.

Условились, что выгодное предложение будет принято и в ближайшее время они продумают, как "взять" эти свалившиеся с неба большие деньги.

В кабинет бесшумно проскользнула секретарша из приемной. Она сообщила:

– Просит соединить с вами журналист Алексей Георгиевич Костров специальный корреспондент еженедельника "Преступление и наказание".

– Легок на помине, – пробормотал Благасов. – Соединяй, Марина. Он взял трубку:

– Да, это я. Пожалуйста, приезжайте. Завтра, к примеру, в восемнадцать, вас устроит? К сожалению, весь день у меня уже расписан, так что лучше вечером, когда посвободнее. Жду...

Благасов объяснил Волчихину, что журналист просит о встрече в связи с тем, что собирает материалы для большой статьи о состоянии похоронного дела, о похоронных фирмах и государственных ритуальных предприятиях.

– Предупреди Алевтину, пусть в это время она крутится где-нибудь в пределах досягаемости. Попробуем провернуть одну комбинацию.

Благасов отпустил Марата Васильевича. Волчихин вышел в приемную, улыбнулся Марине – весьма сексуальной, но тем не менее очень дельной секретарше Благасова. Улыбался он, скорее, по привычке, ибо ему ничего от неё не надо было, он знал, что Марина оказывает интимные услуги шефу, когда тому это требуется.

– Мариночка, разыщи, пожалуйста, Алевтину Артемьевну и попроси её завтра к шести вечера быть здесь. Приказ шефа, – добавил он, заметив, что Марина взметнула бровки.

Волчихин недолго покрутился в приемной, чтобы все входившие к Благасову и выходившие от него, видели его близость к шефу и нужность ему. Марина смотрела на него преданными телячьими глазами – это он посоветовал Игорю Владимировичу взять к себе в приемную девушку из своего недавнего прошлого. Таких, как она, в информационных рапортах называли "связью": "связь" сообщила, "связь" имела встречу и т.д. – без имени.

– Девушка в работе и... вообще безотказная, к тому же умеет молчать, рекомендовал он её Благасову.

Марина после реорганизации КГБ оставшаяся не у дел – про "связь" просто забыли – была счастлива сесть в эту контору, пусть и похоронную, на вполне приличную зарплату.

– Действительно безотказная, – через несколько дней с ухмылкой поделился впечатлениями Благасов.

А Марина регулярно сообщала своему покровителю, кто был у шефа, с кем он беседовал и другие мелкие подробности, которые были ему нужны, чтобы "держать руку на пульсе".

– У шефа с Алевтиной что-то есть? – тихо спросил Волчихин у Марины.

Она почти шепотом ответила:

– Не сомневаюсь. Однажды она примчалась сюда растрепанная и зареванная. Он на неё в кабинете орал так, что мне кое-что было слышно в приемной.

– Что именно?

– Алевтина Артемьевна узнала, что шеф подбивает клинья под Ольгу Ставрову. Ругались недолго, потом затихли – наверное, Игорь Владимирович разложил её для успокоения на столе, он любит... необычные положения.

– А если бы ты зашла?

– Что вы, я хорошо знаю, когда мне нельзя заходить, – наивным голоском сказала Марина и широко распахнула глазки.

Марат Васильевич кивком головы попрощался с Мариной и неторопливо, с достоинством пошагал в свой кабинет. Приятно тешила мысль о тысяче баксов в кармане пиджака, которые сунул ему в конверте генеральный директор фирмы "Знамя свободы", которая служила браткам прикрытием. Волчихин был не таким глупцом, чтобы вести переговоры с братками напрямую. Так дела не делаются. Он знал, что в "авторитете" у них, то есть во главе нескольких "бригад", некто Мамай, но кто он и что он, даже не пытался выяснять. Ему достаточно было и того, что однажды, несколько месяцев назад, в офис приехал господин Герман Максимович Бредихин, попросил выделить местечко на кладбище безвременно погибшему молодому другу и не чинить препятствий похоронам.

– А почему я должен чинить какие-то препятствия? – удивился Волчихин. – Место выделим, возьмем по-божески.

– Без разницы сколько, – сказал Бредихин. – Дайте в этот день всем охранникам отгул – мы сами обеспечим безопасность...

– Кто "мы"?

– Без разницы...

Похоже, это были два словечка господина Бредихина на все случаи жизни.

Он достал заранее подготовленный конверт, положил на стол:

– Здесь – за землю и...беспокойство.

После его ухода Волчихин пересчитал баксы и половину из них отнес Благасову.

Похороны вылились в нечто ранее невиданное в "приюте печали", как называл кладбище Благасов. Видно, погибший занимал не последнее место в бандитской иерархии – к назначенному часу у кладбища скопилось до полусотни иномарок. Гроб – бронзовый или под бронзу – вынесли на руках плечистые парни и понесли его к месту захоронения. За ними на две сотни метров вытянулась процессия с венками и цветами из пожилых и молодых мужчин в строгих черных костюмах, осанистых женщин и юных красоток в трауре. По всему кладбищу неторопливо прохаживались зоркие парни, которые отловили несколько праздношатающихся и проводили их до входа. Все было очень чинно и благопристойно. Священник прочитал короткую молитву, гроб опустили в могилу, молодая вдова попыталась броситься за ним, её удержали. К могиле, зияющей ещё раскопанным оскалом, выстроилась молчаливая очередь – каждый из прибывших проститься желал бросить горсть земли. Все было бы как обычно, если бы не такое количество иномарок и отечественных "Лад", такое число провожающих на вечное поселение своего собрата, роскошные венки, каждый из которых тянул на многие сотни баксов или тысячи "деревянных". И ещё "быки", "бойцы" или как их там называют, заполнившие кладбище и несшие свою вахту почище оперов спецлужб. Во всем чувствовались железная дисциплина и порядок, по которым так стосковалось кагэбешное сердце Волчихина. Он на похоронах стоял чуть в сторонке, чтобы не мешать, но и быть на виду. К нему подошел господин Бредихин, пригласил на поминки и глянул так, что Волчихин понял: отказаться – значит нанести оскорбление. Это было ему ни к чему.

На поминках к нему тут же подошла молодая, очень симпатичная дама в трауре, сообщила, что ей поручили опекать его, "почетного гостя". Когда к ним приблизился Бредихин, она тактично отошла в сторонку.

– Все прошло хорошо, Марат Васильевич, – добродушно сказал господин Бредихин, отнюдь не выглядевший очень уж траурно-опечаленным. – Мы намерены и впредь обращаться к вам. Что есть наша жизнь? Всего лишь подготовка к смерти, – глубокомысленно изрек он. И спросил:

– Я слышал, вы в недавнем прошлом были полковником наших славных органов?

Он знал точно, кем был раньше Волчихин, но желал это услышать от него или просто поддерживал светский разговор.

– Да, – подтвердил Марат Васильевич.

– Мы с вами работали в разных управлениях, потому и не имели возможности познакомиться. Вы ведь оперативник, а я финансист... Впрочем, для более близкого знакомства у нас будет время. А сейчас просто отдыхайте. Мария Сергеевна! – негромко позвал он, и симпатичная дама тут же возникла рядом.