Текст книги "Проводы на тот свет"

Автор книги: Лев Корнешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Он задумчиво протянул:

– Не понимаю, зачем было убирать эту соплю – Ольгу Ставрову? Лишний труп – лишние хлопоты...

– Это была инициатива Волчихина, – словно оправдываясь, торопливо объяснила Виолетта Петровна. – Она, Ставрова, стала активничать, оспаривать завещание, нацелилась на треть "Харона". Волчихин посчитал, что если её убрать, муж, так скоропостижно ставший вдовцом, судиться не станет, плюнет на "Харон" и все, что с ним связано. А я узнала, когда дело было сделано.

– Значит, Волчихин,.. – Рэм Спиридонович очень выразительно посмотрел на Бредихина. – Недооценили мы с тобой Марата Васильевича, Герман. Думали услужливый, жадный, мелкий человечишко. А он, сволочь, своими расстрелами да взрывами всех всполошил, уголовка свою агентуру мобилизовала, друзья-"коллеги" запсиховали... Если так дальше пойдет, придется не в подполье уходить, мы и так в нем сидим, а в подземелье прятаться! Ну, мы ещё об этом с тобой поговорим, посоветуемся...

Заметив, что Виолетта Петровна лихорадочно поправляет узенькое платьице на коленях, сорвал на ней злость:

– Прекрати выставляться! У меня на таких, как ты, иммунитет давно выработался!

Виолетта сжалась в испуге, притихла. Рэм Спиридонович заметил это, проворчал:

– Так-то лучше... Твой Волчихин – недоумок, он хорош был в прошлом, когда законами прикрывался и как за щитом прятался за своей "конторой, которая все могла. А сейчас... Везде наследил – и в расстреле похоронщиков, и в убийстве Ольги Ставровой. И не смог ни взорвать, ни расстрелять этого журналиста-следака. Зачем ты с ним имеешь дело?

– А с кем прикажете? – язвительно спросила Виолетта. Она окончательно пришла в себя. Похоже, с нею вели переговоры и не собирались её сдавать ни Благасову, ни ментам.

– Хочешь схватить миллионы? – насмешливо спросил Рэм Спиридонович.

– А что в этом плохого? – наивно округлила глаза Виолетта.

– Мы тебе поможем, – Рэм Спиридонович потрепал Виолетту ладонью сухой, крепенькой – по щечке. – Если ты будешь послушной девочкой.

Он сказал Герману Михайловичу:

– Дай ей лист бумаги и ручку...

Когда Бредихин положил перед Виолеттой лист бумаги и шариковую ручку, Рэм Спиридонович приказал:

– Пиши... Чистосердечное признание... Я, Виолетта Петровна Благасова, заявляю, что по моему заказу были убиты в ресторане "Вечность" руководители фирмы "Харон" Брагин и Ставров...

Виолетта Петровна положила ручку на стол, заплакала – жалкая, сломленная.

– Не могу. Это же... Это мне приговор!

– Пиши, девочка... И не трепыхайся. Если будешь вести себя хорошо, эту бумажку никто и никогда не увидит.

– Я могу дать честное слово, что,.. – пролепетала Виолетта.

– Ты шлюха! – безжалостно оборвал её Рэм Степанович. – Какая цена честному слову шлюхи? Тебя открыто сюда привезли, ты нас видела и есть только один вариант решения: если ты заартачишься – тебя увезут отсюда в багажнике машины с мешком на голове. Хочешь сдохнуть? Мы удовлетворим это твое желание...

– Пишите, Виолетта Петровна, – спокойно посоветовал Герман Михайлович. Тем, кто с нами честно сотрудничает, ничего не угрожает... Даже наоборот...

– Кто все-таки вы?

– Со временем узнаете.

Виолетта Петровна высушила платочком слезы и принялась старательно писать то, что диктовал ей Рэм Спиридонович...

...Они уезжали из Загорянки вместе – Виолетта Петровна и Бредихин – но каждый на своей машине, Герман Михайлович впереди, Виолетта за ним следом, на безопасном расстоянии в двадцать метров. Доехали до Окружной дороги, Бредихин поморгал задними фарами, предлагая остановиться. Виолетта притормозила, и он подошел к её машине.

– Дальше наши пути-дороги расходятся?

– Как вы пожелаете, – ответила Виолетта. – Вы, кажется, хотели меня изнасиловать? Зачем же отказываться от хороших намерений?

– С юмором у вас все в порядке, – отметил Бредихин. – Командуйте, куда. Можно и ко мне.

– Уж лучше ко мне, – сказала Виолетта. – Благасов на даче, дома никого нет. Теперь я поеду впереди, вы – за мной. Не потеряйтесь, а то много потеряете, – скаламбурила она.

Когда приехали, Виолетта быстро приготовила кофе, спросила:

– Выпьешь?

Она перешла на "ты", впереди были "упражнения в постели", как она это иногда называла, и не стоило изображать излишне вежливых личностей.

– Не хочу, – отказался Бредихин.

– А я выпью, – решила Виолетта Петровна. – У меня до сих пор после задушевной беседы с твоим шефом руки дрожат.

– Да ты не особенно расстраивайся, – утешил её Бредихин. – расписку твою он, скорее всего, взял по старой привычке. И хода ей не даст, пока ты не вызовешь у него сомнения. Он человек, хотя и своеобразный, но справедливый. Старается соответствовать своему имени: Рэм – революция, Энгельс, Маркс – жесткость борьбы и мудрость мыслителей... Он тебя ещё генеральным директором "Харона" сделает, чует мое сердце.

Виолетта принялась ворчать:

– Вот так бы он и сказал сразу, меньше бы пыли было. А то напугали бедную беззащитную женщину до того, что у неё все опустилось...

Бредихин расхохотался, а она лихо выпила, расстелила постель, осмелевшая в родной обстановке, распорядилась:

– Раздевайся, гость нежданный, но желанный. У меня есть только один надежный способ снятия стресса...

Бредихин нащупал выключатель, погасил свет, сорвал с неё платье, толкнул на постель. Она жарко его поцеловала и прошептала с хорошо отработанным придыханием: "Возьми меня, сучку..."

Лишь позже, когда отношения Виолетты с Бредихиным устоялись, она несколько раз встретилась с Рэмом Спиридоновичем для делового разговора о дальнейших действиях, узнала с кем свела её непутевая судьба-шалава – с грозным Мамаем, о котором даже Волчихин говорил вполголоса и с видимым трепетом. Мамай стоял во главе жестокой бандитской группировки, контролирующей поставку и сбыт наркотиков и обложившей данью магазины, фирмы, акционерные общества и прочие заведения в обширном районе. В его группировке была военная дисциплина, безусловное выполнение приказов, тщательная конспирация. И не было ни одного случая предательства, так как мгновенно устранялся любой, в ком начинали сомневаться. "Харон" и кладбища были лакомым куском – легальная фирма со стабильным доходом и с тайниками в могилках: кому придет в голову искать наркоту у покойников? И возможность прятать концы в воду, то бишь в землю – своих, павших на поле непрерывных междуусобных войн, и чужих, тех, кто должен был исчезнуть бесследно. Многие тайны хранят кладбища, многие, отнюдь не праведные, поступки надежно укрывает могильная земелька.

Но ни ближайшее окружение Рэма Спиридоновича, ни тем более Виолетта Петровна не знали, кто же он такой – Мамай. Рэм Спиридонович Мамаев, бывший полковник внутренних войск, больше десяти лет был начальником колонии со свирепым режимом в северных отдаленных местах. Через колонию прошли десятки тысяч осужденных за тяжкие преступления. Иные из них отбывали сроки и выходили на волю, другим улыбалось счастье и они подпадали под амнистии. Некоторым Мамаев помогал сократить сроки, используя всевозможные "зачеты": за примерное поведение, добросовестный труд, активность в общелагерных делах. Тех, кто приглянулся, он заносил в свою личную. строго секретную картотеку, где значилось и то, где найти нужного человечка после его освобождения. Особенно его интересовали лица, связанные с наркотой.

Когда лагерь ликвидировали, полковник Мамаев написал рапорт с просьбой об уходе на пенсию. Он был ещё не старым человеком, так как ему тоже шли "зачеты" – за север, специфическую службу, в которой особо ценились отсутствие сострадания, колебаний, сомнений. Мамаев неторопливо, с оглядкой, с проверками и перепроверками создал из уголовников, занесенных в его картотеку, группировку, спаянную и прошлыми и новыми преступлениями.

Киллер и его жены

Марк Пашков, бывший спецназовец, герой и жертва Чечни, ныне профессиональный киллер, в минуту глухой, темной тоски позвонил по телефону, который дала ему Елена Яковлевна. Он понял, что бывшая жена Елена потеряна для него навсегда, она выбрала Олега, с которым ей спокойнее и надежнее и у которого нет головных болей, кровавых воспоминаний, всего того, что умные психологи и медики называют чеченским синдромом. И, главное, нет могильной плиты с его фамилией на кладбище. При мысли об этой плите Пашков начинал думать, что он привидение, временно возвратившееся с того света.

– Мне бы Маргариту Викторовну, – сказал он в телефонную трубку.

– Можно просто Риту... Это я.

– Мне ваш номер дала Елена Яковлевна...

– Да, она меня предупредила. Вы Марк?

– Я... Мы не могли бы встретиться?

– Конечно могли бы, – беззаботно ответил ему женский голос. – Иначе зачем бы вам мне звонить?

Они встретились часа через два, так как Маргарита Викторовна заявила, что именно два часа ей обычно требуются, чтобы перевести себя из домашней в спортивно-выходную форму.

Рита оказалась симпатичной блондинкой лет тридцати, которая не скрывала свой возраст: "Я люблю читать разные объявления в газетах Вот и вычитала: "Досуг. 40 лет. Аня". Надо же – в сорок лет и все ещё Аня! Но расчет верный. Богатенькие мужички, которым под пятьдесят, наверняка захотят позвонить сорокалетней Ане. А стройные, молодые, но бедные ей не нужны.

Она весело щебетала, присматриваясь к Марку. Елена наверняка поведала ей свою ужасно драматическую историю, не преминув сказать добрые слова о Марке – женам, покинувшим мужей, всегда хочется быть благородными.

– Выбирайте любой ресторан, – предложил Марк.

– Любой-любой? Тогда – "Ройял" на ипподроме, я там никогда не была. И честно призналась: – Я вообще мало где была, потому что я скромная училка с более чем скромной зарплатой и с маленькой комнаткой в большой коммунальной квартире. А "Ройял" я выбрала потому, что уж очень звучит, в переводе – "Королевский". Я на работу езжу на троллейбусе по Беговой. Ипподром открыли в 1834 году, и сто пятьдесят лет там всегда был ресторан "Бега". Гуляли купцы-лошадники, игроки. А теперь надо же – "Ройял"!

Рита с первых минут держалась как давняя знакомая. Они хорошо поужинали, в меру выпили, покинули ресторан часа в два ночи, и Марк назвал таксисту свой адрес. Рита не возражала.

Она с пристрастием осмотрела небольшую двухкомнатную квартиру Марка, одобрила:

– Совсем недурно. Лена сказала, что оставила тебе свою половину, вы не стали размениваться.

Марк пожал плечами:

– Елена Яковлевна действительно сделала такой жест. Правда, квартиру покупал я на свои. У вас, училок, у всех зарплаты скромные, – поддразнил он Риту. Она рассмеялась, сказала:

– Квартира хорошенькая, но видно, что здесь давно не ступала нога женщины – пылища везде какая... Где у тебя чистое белье? – деловито спросила она.

– В комоде...

Утром, за кофе, она рассматривала квартиру, как поле будущей битвы. Марк должен был быть в "фирме", он сказал, что уедет на работу, а Рите оставит запасную связку ключей, так как у неё были каникулы и торопиться ей было некуда.

– У тебя деньги есть? – спросила Рита.

И увидев, как вытянулось у него лицо, торопливо, но без смущения объяснила:

– Да ты ничего такого не думай. Русские женщины денег с мужиков не берут, наоборот, свои последние им отдают. Мне деньги нужны на всякие "Ферри", порошки-чистилки, щетки. И тебе ужин надо бы приготовить.

Пока Марк был на "фирме", она вычистила-вылизала квартиру, привезла кое-какие свои вещи. За ужином поторопила Марка:

– Побыстрее насыщайся... Я по мужику истосковалась, уже пять лет в разводе, а коллектив в школе, как тебе известно, исключительно бабский... Не знакомиться же на улице, все-таки не шлюха, а воспитательница подрастающего поколения...

Рита ни на что не претендовала, с видимым удовольствием заботилась о "своем" мужчине, и с нею Марку было хорошо. Он познакомил её с мамой и с маленьким Олежкой, который уже начинал много и забавно говорить – в его лепет вдруг врывались чеченские слова.

– Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь? – поинтересовался Марк, заметив, с каким удовольствием играет Рита с беленьким мальчишкой.

– Елена мне рассказала...

Похоже, Елена изложила Рите всю путаную биографию Марка.

На счету у Марка было уже три чисто выполненных "заказа", он был в !фирме" на хорошем счету, другие "бойцы" считали, что он выполняет обязанности курьера, и это_действительно было так. "Заказы" он получал только лично от Бредихина, контролировал их исполнение старый братан Олег Шилов. Ни Елена, ни Рита даже не догадывались, чем они занимаются. Марк объяснил Рите под большим секретом, что он – курьер своей фирмы для перевозки нала, то есть больших наличных сумм и секретных документов в филиалы, разбросанные по стране. Такая вот у него работа, для которой пригодились специальная подготовка и опыт чеченской войны. Рита поверила, ей очень хотелось ему верить. Она преподавала в школе литературу, иногда говорила цитатами и о себе выразилась вполне определенно: мол, создана для мужчины, как птица для полета. С этим Марк был вполне согласен, так как она расточала такую заботу и доброжелательность, о которых он мог только мечтать.

Угрызения совести его не мучили, и "заказные" по ночам не являлись. Один из них был коммерсант – мошенник и жулик, два других – бандиты, которые почему-то стали опасными. Жалеть их не стоило.

От Шилова Марк отдалился, все-таки ему больно было думать, что Олег спит с его бывшей женой и та в горячке, в нежном экстазе говорит ему те же слова, что когда-то и ему лепетала. Друзей у него не было, и он не хотел ни с кем сближаться, ни к кому привыкать. Марк по горькому личному опыту знал, к чему может привести дружба. Елена Яковлевна не раз предлагала с милой улыбочкой, чтобы они собрались по-семейному у неё с Олегом, или вместе посидели в ресторане, но на Марка одна мысль об этом нагоняла угрюмую тоску. Самое большее, что он себе позволял – это забежать вечерком с Олегом в какую-нибудь кафешку, которых много расплодилось, и пропустить по рюмашке-второй. Как-то Олег пожаловался, что вроде бы ему перестали доверять. И началось это после того, как он допустил одну серьезную ошибку. Какую – Олег, естественно, не сказал.

Однажды Марк и Олег получили приказ быть в двадцать два часа в условленном месте: пункты сбора на случай чрезвычайных обстоятельств были определены заранее. Предстояла "разборка", и Бредихин взял на неё самых опытных и хорошо подготовленных боевиков. В лесочке, километрах в двух от оживленной автострады два десятка людей с оружием стояли друг против друга, готовые стрелять и убивать. Говорили главари – Бредихин и какой-то бородатый мужик, которого Марк не знал. О чем они базарили, было неизвестно, как, кстати, и в целом предмет "разборки". Это и не требовалось знать рядовым боевикам. Но по обрывкам фраз, по долетавшим словам Марк догадался, что конкуренты перехватили их курьера с серьезной "посылкой" героина, курьера замочили, а наркоту присвоили. Ему, Марку, были до лампочки все эти переговоры на высоком бандитском уровне, он малость отключился и прозевал момент, когда прозвучал первый выстрел. Но он автоматически нажал на спусковой крючок своего "ТТ" и свалил заранее выбранного противника. Так было условлено: если ты третий в своей цепочке, то и мочишь "их" третьего. Пальба шла нервная, беспорядочная – все-таки темень, деревья, кустарники, да ещё какой-то придурок моргал фарами машины – то ли сигналил кому-то, то ли звал своего. Олег, который стоял в двух метрах от Марка, вдруг сделал резкий шаг к нему и упал лицом вниз. Марк схватил его под мышки и потащил в темень, тяжелого, обмякшего – ноги безжизненно волочились по траве. Впоследствии Бредихин сказал Марку, что Олег рванулся и прикрыл его собою...

В последующие дни тяжело переживавший смерть друга Марк стал методично "прокручивать" в памяти мгновения скоротечной схватки: он стреляет, рядом Олег, делает шаг к нему и валится лицом вниз, в землю. Олег не мог закрыть собою Марка, их разделяли даже после его последнего в жизни шага метр-полтора... И он упал лицом вниз, а не опрокинулся навзничь – в чем, в чем, а в этом Марк разбирался. Правда, и от выстрела в упор Олег мог завалиться лицом в землю, но это произошло бы тогда, когда бы он послал себя, свое тело вперед, а не в сторону, к нему, Марку...

Но такие мысли пришли в голову Марку потом, когда немного стихла боль. А сразу после смерти Олега он был полностью поглощен хлопотами по его похоронам. Как всегда в таких случаях, тело убитого отправили в "прикормленный" морг, и пока Олега там готовили в последний путь, были получены все необходимые документы о гибели О.М.Шилова в автомобильной катастрофе.

Елена была потрясена внезапной гибелью мужа. И ещё тем, что он, оказывается, был крутым парнем, бригадиром в криминальной группировке. Кажется, она в это так до конца и не поверила, хотя все было очевидным братва хоронила Олега как героя, погибшего, спасая друга. В этой среде такие вещи особенно ценились.

Марк предложил похоронить Олега рядом со "своей" могилкой, благо свободное местечко имелось. Елена не возражала, она вообще как бы отключилась от всего, что происходило, была тихой и печальной. На похоронах она попросила Марка быть рядом с нею. Елена не рыдала навзрыд, как это делают другие молодые вдовы, глаза у неё были сухими, лишь лихорадочно блестели. Траурное платье и черный плащик были элегантными, лицо прикрывала шляпка с черной вуалью. Марк поразился её выдержке и снова подумал об арийской крови.

Рита держалась рядом, но чуть-чуть в сторонке, как непризнанная родственница. Она прочитала фамилию на соседней с вырытой для Олега могилой гранитной плите: "Пашков Марк Константинович". Спросила с изумлением Марка: "Это ты?"

– Он, – услышала её вопрос Елена. – Я закажу точно такую же и на могилу Олега. Пусть лежат рядом.

Марк ничего ей не сказал, так как доказывать убитой горем женщине, что вот он я – живой, было бессмысленно.

На поминках, проходивший неожиданно шумно, так как братве было не привыкать к смертям, она попросила Марка тоже быть рядом и увезти потом её домой. "У меня ведь теперь никого нет, – скорбно объяснила. – Из родных остался только ты". Ее мама Роза и папа Яков действительно пребывали в Израиле и не собирались покидать свою историческую родину. Марк сидел рядом с нею, а с другой стороны от себя посадил Риту, растерянную и опечаленную не столько смертью Олега, которого мало знала, а мыслью, что Елена, такая элегантная и красивая даже в трауре, захочет отнять у неё Марка.

– Можешь выпить, не сдерживаясь. За руль твоей машины посажу нашего парня, он доставит, куда скажешь. Выпей, Марк, это помогает, – сказал тихо подошедший Бредихин.

Марк ответил:

– Не могу. Не лезет. Проклятая жизнь...

– Жизнь сама по себе хорошая, ценная вещь, – задумчиво протянул Бредихин. – И как говорится, для кого проклятая, для кого иная...

Марк и Рита отвезли Елену и поехали к себе домой. По дороге Рита все-таки всхлипнула:

– Ты почему у неё не остался? Утешил бы. Есть примета: трахнуть вдову в день похорон – это к будущей вечной любви.

– Гадость какая! – хмуро бросил Марк. – Не выступай, Ритка, я понимаю, на что ты намекаешь. Только глупости все это...

– Ты будешь со мною? – с робкой надеждой спросила Рита.

– По старым тропам я не хожу. Ты теперь моя жена.

Вскоре Елена позвонила и попросила Марка пойти с нею на кладбище. Марк пошел и сделал все по-человечески: заплатил за уход за двумя могилами, попросил посадить цветы, расширить и покрасить ограду. Могильную плиту Елена заказала сама. Пришел мастер из камнерезного цеха, она показала ему могильную плиту Марка и сказала: "Сделайте точно такую же с этой вот надписью..."

Она была очень аккуратной во всех своих делах – Елена Яковлевна, добросовестно относилась к выполнению обязанностей, в этом случае вдовьих. Ей бы быть супругой богатого делового человека, держать открытый дом, по просьбе гостей играть для них на скрипке, родить на радость мужу парочку симпатичных ребятишек... Но судьба распорядилась иначе: она стала женой невезучего героя Чечни, а после "похоронки" на него вышла за его друга, который, как она узнала лишь после его смерти, был тесно связан с братвой. Бог мой, что сказали бы папа и мама!

Елена попросила Марка хотя бы первые после гибели Олега недели по субботам посещать с нею кладбище. Он тоже считал это своим долгом. Они подолгу молча стояли у могил, каждый думал о своем. Для Марка это были нерадостные размышления, он уже был убежден, что Олег получил пулю в спину, а это значит, что стреляли свои. Он не боялся смерти, встречался с нею не раз, но мысль, что его уложат под уже давно дожидавшуюся его могильную плиту, вызывала приступы отчаяния и ноющей головной боли. И ещё он с тоской думал, что затишье на фронтах криминальной войны вскоре закончится и он получит новый "заказ"...

В такие минуты его и увидел у могил с подачи Симы-пономаря Алексей Костров. Он ещё не знал, зачем ему может понадобиться этот мрачноватый, навсегда ушедший в себя парень, но становилось все более ясно, что в одиночку то, что он решил, ему не выполнить. Их жизненные дороги должны были пересечься и до этого оставалось уже совсем немного времени.

Как и обещали авторитетные участники "собрания" за круглым столом, их люди провели тщательное расследование. И через какое-то время Юрий Игоревич Штырев, он же Штырь, который из уважения к Андрею Ивановичу взял на себя роль "старшего", назначил Алексею встречу.

– Ну что, молодой, – спросил он, – по-прежнему стоишь на своем?

Алексей подтвердил: от планов не отказался.

– А что твой друг-"важняк" из прокуратуры?

– Ничего... Пусто у них. Да и рвения особого не проявляют, есть дела и поважнее этого.

– Во народ! – констатировал Штырь, мужик с многолетним опытом. – Если кого-то пришьют из популярных, эстрадного запевалу или телевизионщика раскудахчатся на всю державу. А просто честных – тех хоть пачками на тот свет пусть отправляют...

Он был прав, и Алексей не стал с ним дискутировать на злободневную тему о преступлениях и наказаниях. Именно так назывался его еженедельник, в котором и сейчас он изредка публиковался.

– Слушай сюда, – сказал Штырь. – Тех двух ретивых, что расстреляли похоронщиков в ресторане, среди живых уже нет.

– Точно?

– Куда уж точнее. Их после того, как они сделали это черное дело, убрали свои же, чтобы обрубить концы. Потому и мыкается твоя прокуратура: ищет живых, а они уже давно трупы и лежат на благасовском кладбище под гробами почтенных граждан.

– Откуда вам такое известно? – недоверчиво спросил Алексей.

– Следствие ведут знатоки, – скупо улыбнулся Штырь. – У нас свои методы и свои доверенные люди.

Заметив, что не убедил Алексея, снизошел до объяснений:

– Не ломай головку, молодой. Все просто... Мы за нужную информацию очень хорошо платим. Человек один раз заложил своих корешков и может год жить безбедно.

Они встретились у выезда с оживленной бензоколонки на Юго-Западе: две машины заправились, их владельцы подошли друг к другу, чтобы перекинуться парочкой слов.

– Я вам задолжал? – спросил Алексей, услышав, что информация оплачивалась.

– Нет. У нас свои правила, и лучше тебе о них не знать. Хоть ты и зять уважаемого Андрея Ивановича, но все равно зверь из другой стаи. Да ты не торопись обижаться – Юрась в этом деле поучаствовал...

Андрей Иванович выполнял обещание, данное Алексею – помочь ему в розыске. – Мне показалось... что на своем "авторитетном" совете вы поручили Андрею Ивановичу сообщать мне результаты вашего расследования, – сказал Алексей Юрию Игоревичу.

Игорь подтвердил:

– Да, так предполагалось. Но потом решили: пусть Андрей Иванович постоит в стороне. Ты ведь можешь зашебуршиться, подставиться... Побережем Андрея Ивановича, на нем лежит огромная ответственность и за другие дела...

– Понимаю, – задумчиво протянул Алексей.

– Ты не понимаешь, а лишь предполагаешь. А поймешь, что к чему, когда-нибудь попозже. Внимай дальше. Сейчас пойдет самое интересное. Тот, кто заказывал расстрел, тоже нам теперь известен. Мы грешили вначале на Мамая, к нему и сейчас остались большие вопросы. Но не он заказывал и оплачивал музыку.

– Тогда кто же?

– Я назову, но пообещай, что сразу не побежишь его мочить. Надо чуток выждать. Назревают события... – туманно выразился Штырь.

– Хорошо. Чуть раньше, немного позже... Кто?

– Его высокоблагородие бывший полковник Волчихин, – с усмешечкой ответил Штырь.

– Не может быть! – воскликнул Алексей. – Весь такой... Такой...

Он вспомнил Волчихина – респектабельный, с благожелательной, открытой улыбкой господин.

– Такой-такой! – передразнил слегка его Юрий Игоревич. – Матерый проходимец – прошел через "органы". И кликуха у него соответствующая Волк.

– Но зачем ему это?

– Можно предположить. Нацелился на "Харон". И не один, а вместе с Виолеттой Благасовой... Ты её видишь, Алексей Георгиевич?

– НеТ. Звонит иногда, о здоровье и самочувствии справляется.

– Мой совет – избегай её. Не все с этой дамочкой чисто.

Алексей подумал, что прокуратура не могла найти убийц похоронщиков, а эти вот взялись и.. прояснили. Может потому это, что прокуратура – внешняя сила, а Штыри из той же среды, в ней варятся и её законы знают.

– Твоя информация о тайниках с наркотой в могилах подтвердилась. Мамай оскверняет могилы православных. И это непростительный грех... Нам это ни к чему...

Произнес это Штырь так, вроде бы угрожал неизвестному Алексею Мамаю.

– Может, вы уже выяснили и то, кто убил Олю Ставрову, мою первую супругу, в Анталии? – дрогнувшим голосом спросил Алексей. Уж этот-то убийца его, и он никому не уступит права свершить приговор, который вынес. Ставрова и Брагина он не знал, хотя по рассказам Оли и виделись они ему достойными людьми. И слава Богу, что киллеров порешили свои – меньше ему кровавой работы.

– Потерпи чуток, не все сразу, – ответил ему Юрий Игоревич, сел в машину и уехал.

Итак, Волчихин.. Что же, он, Алексей, немного подождет, раз обещал Штырю. Хотя бы до той поры, пока не узнает имя убийцы или убийц своей Оленьки...

* * *

В ближайшую субботу Алексей решил поехать на кладбище навестить Ольгу. Тая тут же засобиралась вместе с ним. Алексей попробовал её отговорить, но Таисия даже не обратила внимания на его слова, быстренько переодевалась в черное. На стоянке, пока Алексей прогревал, прокручивал мотор вишневой "Ауди", она переговорила о чем-то с одним из охранников, "командированных" сюда её отцом. Как только они выехали со стоянки, вслед за ними пристроилась "шестерка".

У кладбищенских ворот ожидали своей очереди две похоронные процессии. Провожающие в последний путь своих близких стояли покорно и терпеливо. Покойникам уже некуда было торопиться, а живые опасались, что суетой могут обидеть их, потревожить их покой. Покойник – покой вечный, неизвестный живым, беспробудный.

Кладбища трудились, как хорошо отлаженный конвейер. И каждая шестеренка знала в нем свое место: могильщики, распорядители, шустрые девицы из кладбищенской конторы. Денежные купюры незаметно переходили из рук в руки – провожавшие заботились о том, чтобы последние минуты пребывания их близких на грешной земле не были омрачены. А уйдут под землю – возьмут их под свое покровительство те, кто призвал их к себе.

Совсем недалеко виделись силуэты огромного города, там продолжалась жизнь. А пока жизнь продолжается – будут и умершие, ибо все в этом мире взаимосвязано.

Один из покойников, дожидавшихся своей очереди для въезда на кладбище, очевидно, в конце жизни был бедным человеком. Его привезли в обшарпанном катафалке – стареньком автобусе, провожали несколько пожилых людей. Не было среди них мужчин, чтобы вынести на крепких плечах гроб с телом, но у старушек были в руках красные подушечки с орденами. Кем он был при жизни, за какие заслуги он был удостоен наград, среди которых Алексей заметил и орден Ленина? Впрочем, все это для того уже не имело значения. Кладбищенские "жучки" торговались с провожавшими в последний путь покойника-орденоносца, они хотели отобрать у его близких последние копейки. "На поминки ничего не останется", – хмуро проговорил старик, видно, провожавший друга. "А ты как думал? – нагло сказал мордатый могильщик. Похороны они нынче разорительнее пожара..."

– Здравствуйте, Алексей Георгиевич!

Костров всмотрелся в приблизившегося к нему мужчину в черном костюме. Это был Сергей Викторович Сойкин, директор "ставровского" кладбища.

– Ольгу Тихоновну проведать пришли?

Алексей давно уже обратил внимание на эту особенность: профессиональные "похоронщики" говорили о покойниках, как о живых. Он кивком головы подтвердил, что да, пришел проведать супругу.

– А вас Кеша заметил и дал мне знать, – объяснил свое появление Сергей Викторович.

– Пусть эти... похоронят старика по-человечески, – попросил Алексей.

Сойкин подошел к могильщикам, что-то резкое сказал им, указав на Алексея. Ты заворчали, но зашевелились, прекратили мелочитьСя.

Кладбищенский директор снова подошел к Алексею, поколебался и все-таки решился сказать:

– Благасов меня увольняет, поскольку Я был в очень хороших отношениях с покойНым Тихоном Никандровичем и не позволял обирать покойных. Он назначает своего человека... Нагнал сюда своих рабочих, охранников... Видите, шляются в черном, с дубинками? На кладбище – и с дубинкой... Шакалье!

У Сергея Викторовича, видно, наболело, и он со злостью продолжал:

– Охранники!.. Днем дрыхнут, ночью пьют, девок приводят, тем экзотика, пищат, чуть ли не хороводы среди могилок водят. Ни людей, ни Бога не боятся.

– Гоните их, – сказал Алексей. – Впрочем, позовите ко мне их старшего.

Он ехал сюда навестить в тишине и спокойствии Ольгу, а теперь вот завелся. Может быть, причиной тому был старик-покойник с орденами, который жил так честно, что и похоронить его было не на что.

Пока Сойкин ходил за "старшим", Тая подошла к "шестерке", переговорила с парнями в ней – их было двое. Парни вышли из машины, встали чуть позади Алексея.

Сойкин пришел с одетым в камуфляж охранником, у которого действительно на широком кожаном ремне висела дубинка.

– Собери своих и проваливайте отсюда, – резко приказал ему Алексей.

– Кто сказал? – опешил охранник.

– Я сказал.

– Во чмо! – удивился охранник. – Ты, кент, откедова вылупился?

– Попрошу изъясняться уважительно! – потребовал Алексей.

Сопровождавшие его парни дернули замки молний своих курток – под ними явственно были видны короткоствольные автоматы.

– Чего тебе не понятно? – спросил один из них охранника. – Это кладбище держат Юрась и его братаны. – Он сказал напарнику:

– Звони, вызывай бригаду, какой-то этот... непонятливый попался.

У напарника уже был в руках мобильник.

– Не надо! – заторопился охранник. – Мы сейчас уйдем, а "верхние" пусть между собой разберутся.