Текст книги "Неделя приключений"

Автор книги: Лев Парфенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 7
ЧАСЫ С ЯКОРЕМ

– Семён, ты здесь? Мать беспокоится, не убежал ли на реку.

Из-за сарая появился Василий Алексеевич с неизменной трубкой в зубах. Начищенные пуговицы кителя так и играли на солнце, золотые лейтенантские полоски на рукавах поблескивали более сдержанно, но внушительно. Ребята встали.

– Вольно, – сказал Василий Алексеевич и, посмеиваясь, присел на бревно. – Чем заняты? Небось готовите новую операцию на лягушке.

– Дядя Вася, – торжественно объявил Сёмка, – мы решили пойти в моряки. И я, и Витька, и вот Спартак…

Спартак вытянул руки по швам, с достоинством, точно какой-нибудь граф, поклонился, не сгибая спины, одной головой:

– Пётр Соколов. Вы можете звать меня Спартаком.

– Очень приятно, благодарю за доверие, – в тон ему ответил Василий Алексеевич.

Он держался вполне серьёзно, и только глаза его искрились весёлым, ну прямо-таки неудержимым смехом.

– Значит, вы все хотите стать моряками?

– Так точно, – отрапортовал Спартак. – А я капитаном.

– Всякий знающий моряк в конце концов становится капитаном.

– О, я уже много знаю, – с энтузиазмом подхватил Спартак. – Я умею командовать. Во: «Штурвальный! Курс норд-норд-вест! Правее два румба! Так держать!» Ведь правильно?

– Вполне, – сказал Василий Алексеевич. – Если, конечно, после этого корабль не сядет на камни.

Вдруг на лице его появилась тревога. Он схватил Спартака за плечо и указал на высокий столб, стоявший во дворе.

Когда-то он служил для гигантских качелей, а теперь по просьбе жильцов на нём повесили уличный фонарь.

– Видишь, мачту?

– Вижу, – сказал Спартак, не понимая, в чём дело.

– На самой верхушке есть топовый фонарь. Он погас. Его надо немедленно исправить, иначе в темноте встречное судно протаранит наш корабль. Семён с Виктором – твои матросы. Командуй!

– Матрос Сёмка! – зычно гаркнул Спартак. – Исправить топовый фонарь!

– Есть! – с восторгом отозвался Сёмка и помчался к мачте.

Обхватив гладко отполированный столб руками и ногами, он попытался подняться вверх. Ему удалось оторваться от земли метра на полтора, и он уже торжествовал победу, но тут сработал закон земного тяготения. Сёмка не отступил. Он поплевал на руки, забрался чуть повыше, но земля снова притянула его к себе.

Подбежал Витька.

– Уметь надо, понял…

Он выплюнул на ладони все наличные запасы слюны, веря, что эта мера поможет в борьбе с неумолимым законом. Однако силы оказались неравны. Витька трижды потерпел неудачу.

– Очередь за капитаном, – с юмором поглядывая на Спартака, сказал Василий Алексеевич. – Как самый умелый моряк, он должен личным примером воодушевить матросов.

Спартак приблизился к мачте, с важным видом снял сандалии, увлажнил ладони, ринулся на штурм. Но вместо того, чтобы показать пример матросам, он сам последовал их примеру. Бесплодность его попыток была очевидна.

– Достаточно, – сказал Василий Алексеевич, подходя к ребятам. – Мы уже на дне, так что можно отдохнуть.

Спартак самолюбиво отвернулся.

– На эту мачту никто не влезет.

Лейтенант похлопал по гладкой, словно полированной, поверхности столба. Глаза загорелись азартом.

– Не влезет, говоришь? А мы сейчас проверим.

Он снял китель, вынул из кармашка брюк часы, все это подал Сёмке. Тот с благоговением принял вещи, хранившие запах океанских просторов. Сильное тело моряка обтягивала полосатая тельняшка; ребята смотрели на неё как зачарованные. Василий Алексеевич взялся за столб, и большие руки его словно прилипли к гладкому дереву. Быстро, без видимого усилия, он начал взбираться вверх.

Тотчас же на разных этажах в окнах показались головы домохозяек. Они громко переговаривались между собою:

– Ивановна, кто такой полосатый на столбе-то?!

– Да рази не видишь? Васька детдомовский!

– Я ведь без очков! Вижу, ровно бы тигра, а кто – не разберу!

– Он, он самый и есть!

– Какая ж его нелёгкая на столб-то понесла?! Не лампочку ли опять вывёртывать?!

– Что ты, Марья Капитоновна, чай, он теперь флотский! Ихнее дело такое – по мачтам лазить!

– Ишь, сердешный, упарился, поди-ка! А никак влез?!

– Влез, Марья Капитоновна! Теперь, гляди, прыгать начнёт!

– Господи Иисусе Христе! – испуганно перекрестилась Марья Капитоновна и захлопнула окно.

Сёмка ничего не слышал и не видел вокруг. Он с интересом рассматривал дядины часы. На крышке часов был выгравирован якорь. Точно такой же, какой Сёмка рассмотрел ночью на часах прохожего, который прикуривал у их костра. Только на тех часах по обеим сторонам якоря стояли буквы «С» и «Е», а тут «В» и «Г». Буквы на дядиных часах означают имя и фамилию владельца: «Василий Гуров».

Между тем Василий Алексеевич легко соскользнул по столбу и, обращаясь к Спартаку, сказал:

– Ну, теперь понял?

– Я не могу быть капитаном? Да?

– Нет, зачем же? Наоборот. Можешь быть капитаном, только не сегодня и не завтра… Но наверняка скорее, чем я.

Спартак недоверчиво заулыбался.

– Ну да? Вы шутите.

– Нет, я не шучу. Слышал, о чём хозяюшки судачили? «Не лампочку ли опять вывертывать?» Да, брат, в твоём возрасте я лампочки промышлял. А ты вон уже в шестой класс перешёл. Выходит, опередил ты меня…

– Дядя Вася, – перебил Сёмка, – это твои часы?

– Мои.

– А я точь-в-точь такие же видел, с якорем и буквами.

Василий Алексеевич задержал взгляд на Сёмкином лице.

– Что-нибудь путаешь. Таких часов, – лейтенант положил часы на ладонь, полюбовался, – таких часов пара на всем земном шаре. У меня да у Сергея Емельянова – помните, я вам вчера про него рассказывал? Он сам выгравировал якоря и инициалы на обоих часах.

– Сергей Емельянов! Значит, «С» и «Е»! – взволнованно воскликнул Сёмка. – Так, дядя Вась!.. Это же он сам тогда подходил к нашему костру, Сергей Емельянов! Ещё прикуривал.

Глаза Василия Алексеевича вдруг посерьёзнели.

Как-то сразу исчезли весёлые бесенята. Он внимательно вглядывался в Сёмкино лицо, стараясь понять, что мальчика взволновало. Даже мелькнула мысль: не заболел ли племянник?

– Не пойму, при чём здесь Сергей Емельянов?

– Да ведь у того, у прохожего, тоже часы с якорем были. Такие же, как у тебя. И буквы «С» и «Е». Я сам видел.

Василий Алексеевич сдвинул фуражку на затылок, привлёк Сёмку к себе.

– Ты не ошибся?

– Да нет же! Я ещё подумал, что, может, того, который прикуривал, тоже Сёмкой зовут.

– Он из Ликина, – не слушая больше Сёмку, в раздумье сказал лейтенант. – Из Ликина… Неужели он?.. Неужели Прохор Локотников?..

Он снял фуражку, достал платок, вытер разом вспотевший лоб. Потом повернулся и быстро зашагал к дому.

Ребята растерянно переглянулись. Что случилось?

Когда Сёмка пришёл обедать, дяди Васи не было. Мать сказала, что он уехал в Ликино.

Глава 8
СЛЕД ПРОПАВШЕГО

Своего бывшего сослуживца Сергея Емельянова Василий Алексеевич думал навестить в конце отпуска. Сёмкино сообщение опрокинуло его планы. Оно, это сообщение, сыграло роль спички, запалившей бикфордов шнур. Как бы длинен шнур ни был, как бы прихотливо он ни петлял, огонь, повторяя все его петли, доберётся до цели. «Часы с инициалами Сергея Емельянова видели у ночного прохожего. Значит, прохожий из Ликина… Но его лицо мне так знакомо… Когда я его видел? Как всё это происходило?..» И тут яркая вспышка осветила самые дальние закоулки памяти.

1931 год… Агитбригада в Ликине… Он, Вася Гуров, вместе с Никоновым, председателем Юдиным, Емельяновым и несколькими колхозниками пришли в дом Локотникова раскулачивать. Старик Локотников сидит в горнице. Молодой хозяин Прохор, высокий, большелицый, широконосый. Беззвучно шевелятся крупные помертвевшие губы. Свинцовой тяжести ненавидящий взгляд. Брошенный в бессильной ярости на пол пиджак и жилетка… разбитые серебряные часы. Потом горящая стена школы… Никонов лежит на черной от крови траве… Окаменевшее лицо скрученного ремнями Прохора…

Да, без сомнения, это он тогда подходил к костру. Почему он оказался на свободе? Ведь срок заключения ещё не вышел, а освободить досрочно такого вряд ли могли. И, наконец, почему при нём часы Сергея Емельянова? Подарить их Прохору Сергей не мог. Не доверять словам племянника тоже нет оснований: мальчишки наблюдательны, они замечают гораздо больше подробностей, чем взрослые, они смотрят на мир, словно через увеличительное стекло.

Все эти вопросы требовали немедленного ответа. Василий Алексеевич решил начать с последнего вопроса. Ответить на него мог Емельянов. Не откладывая дела в долгий ящик, лейтенант отправился в путь. За мостом сел в попутную машину и четверть часа спустя сошёл на перекрёстке дорог. Отсюда просёлком до Ликина оставалось не больше десятка километров. Восемь лет назад этим проселком агитбригада возвращалась в город. Дорога петляла среди лесов. Между глубокими колеями, в которых никогда не высыхала вода, буйно разрасталась тимофеевка. С той поры просёлок заметно изменился. Колеи стали шире. Они были испещрены глубокими ямками, какие остаются после колёсного трактора. Кое-где на влажной почве виднелись узоры автомобильных шин. Трава между колеями поредела, зелёные стебельки были испачканы машинным маслом. «Магистраль», – улыбнулся Василий Алексеевич. Он снял китель и широким военным шагом двинулся вперёд, с удовольствием вдыхая хмельной запах прелого листа. Он уже почувствовал усталость, когда лес кончился. Вильнув за светлую берёзовую рощицу, дорога круто свернула влево, и взгляду открылись спокойный, игристый блеск реки, простор пойменных лугов, чуть колеблемых знойным маревом, и синева далёких-далёких заречных лесов. Лицо опахнуло свежестью.

Василий Алексеевич остановился на краю высокого берегового откоса, снял фуражку. Показалось, что кто-то за ним наблюдает. Обернулся. В трёх шагах стоял мальчишка лет тринадцати-четырнадцати. Розовая вылинявшая рубашка опоясана вокруг бёдер в виде передника. На скуластом белобровом лице ореховые, с хитроватым прищуром глаза. В них светится откровенное любопытство.

– Здравствуйте, – сказал мальчишка, воспользовавшись тем, что его заметили.

– Здравствуй. Ты кто же будешь?

– Федька Завьялов, здешний житель. А вы моряк?

– Точно. Далеко ли до Ликина?

– До Ликина-то?.. – Федька неторопливо развязал сзади рукава рубахи, надел её и, только заправив в штаны, сказал: – До Ликина близко. Да во-он за вётлами амбары… Видите? Тут вам и Ликино. А вы к кому?

– К Емельяновым. Есть у вас такие?

– Есть. Только самого-то Сергея нет. Пропал он.

– Как… пропал? – не понял Василий Алексеевич. – Уехал, что ли?

– Не знаю. Кто говорит уехал, кто – утонул…

– Подожди, подожди!.. Что-то я у тебя ничего не разберу… Ну-ка, садись, рассказывай.

Василий Алексеевич опустился на траву. Федька, несколько смущённый оказанным ему вниманием, уселся рядом.

– Да что рассказывать-то? Два дня как пропал. Милиция приезжала, искали. Думали, может, и верно утонул… Да только как мог он в пруду утонуть, ежели там и воды-то по колено…

– И что же? – нетерпеливо спросил лейтенант.

– Не нашли. Весь пруд на Старой мельнице обыскали.

– Почему же именно пруд?

– Да всё из-за меня.

– Из-за тебя? Вот что, дружище… Я не знаю, что здесь произошло. Я бывший командир и друг Сергея. Однажды он спас мне жизнь. Он мне очень дорог, понимаешь?

– Понимаю, – сказал Федька, поднимая на моряка умные светло-коричневые глаза.

– Расскажи подробно, что с ним случилось. Всё, что знаешь.

– Я его видел за день перед тем, – начал Федька. Говорил он медленно, обстоятельно, с большими паузами, словно сказку рассказывал. – Послала меня, значит, мать веников наломать. Ну, я и пошёл на Старую мельницу. Там заросли жуть какие. Опять же молодой березнячок. Наломал голиков, выхожу к пруду. Вижу, по плотине Сергей ходит. В бушлате. Сапоги на нем кожаные.

Ходит взад-вперёд и всё чего-то воду разглядывает. А в руке бутылку держит. Опустил он её в воду, потом вынул и стал чего-то в ней искать. Увидел меня.

«Здорово, – говорит, – сосед».

Ну, я поздоровался и спрашиваю: «Зачем, мол, вам, дядя Сергей, здешняя вода? Тухлая ведь». А он смеётся: «Эта, – говорит, – тухлая вода, парень, вкуснее другой ключевой». Я, конечно, постоял-постоял да и домой пошёл. С того дня Сергея больше не видели. Как в воду канул. Я рассказал, что встретил его на пруду, вот и обыскали весь пруд. Только зря.

– Ясно, – сказал Василий Алексеевич. – Ну, а по-твоему, что он мог искать в этом пруду?

– Не знаю. Говорят по деревне разную ерунду…

– Будто Сергей клад искал. Мой дед вон тоже сказывал, будто на дне пруда, как раз под плотиной, золото лежит. Много, чуть ли не целый пуд. Только, по-моему, это всё бабьи сказки.

– Похоже на то, – согласился Василий Алексеевич. – Но ведь ты, наверное, по-соседски иногда разговаривал с Сергеем… Может, он упоминал о своих делах?

– Нет. Да и какие промеж нас разговоры? Я же парнишка, а он взрослый, да ещё и краснофлотец. Ему вряд с девками было вожжаться!

– Вот что, дружище Федя, – сказал, поднимаясь, Василий Алексеевич. – Можешь ты мне оказать одну важную услугу?

Федька подумал и сказал неторопливо:

– Могу. Сбегать, что ли, куда?

– Нет, бегать не надо. Просто постарайся, чтобы о нашем разговоре никто не знал. Даже твои родители.

– Это можно, – согласился Федька.

– Тогда до свидания.

– Куда же вы? – удивился паренёк. – Я вас могу проводить до Емельяновых.

– Не надо. Мы ещё увидимся с тобой. Возможно, даже сегодня. Как мне пройти кратчайшей дорогой к Мошкову?

– Вы в райцентр? Тогда сперва идите, как шли сюда, потом у развилки свернёте налево. Там случится машина, довезёт.

– Ну, спасибо тебе!

Федька неловко тряхнул протянутую руку и, пока лейтенант не скрылся за поворотом, смотрел ему вслед.

Густо насыщенный парами предвечерний зной неподвижно висел над рекой, над лесом. Где-то далеко на западе погромыхивал гром.

Василий Алексеевич спешил. Он чувствовал: с Емельяновым стряслась беда, исчезновение его каким-то образом связано с Прохором. Бандит гуляет на свободе, и при нём часы – единственный след пропавшего друга. Не потерять этот след – вот главная задача. Во что бы то ни стало нужно найти Прохора – тогда, возможно, кое-что прояснится.

Василий Алексеевич торопился до конца рабочего дня поспеть в районное управление НКВД.

Глава 9
ДЖИН И АМУЛЕТ

Ребята лежали в тени на траве недалеко от дома. Они мечтали. Солнце пригревало пятки, а им мерещилось, что ноги касаются тёплого настила палубы.

– Все знаменитые капитаны, – вдохновенно говорил Спартак, разрывая на полоски лист подорожника, – начинали плавать с детства. А иначе нельзя. Не хватит жизни, чтобы исследовать все моря и совершить все открытия. Хорошо бы поступить в юнги. «Юнга – расторопный малый – стрелой взлетел по вантам к самой бом-брам-стеньге и сверху послышался его звонкий голос: «Земля!» Здорово?

– Здорово! – согласился Сёмка и даже вздохнул от неудовлетворенного желания «взлететь по вантам».

– Юнгу вообще все любят на корабле, – продолжал Спартак, – и он быстро становится капитаном. Предположим, что ты юнга, любимец команды, тебе двенадцать лет. В шестнадцать ты получаешь паспорт и уже считаешься настоящим морским волком. Штормы, ветры, туманы тебе нипочём. «Ты отличный моряк», – говорит старый седой капитан и назначает тебя своим помощником. Потом он уходит на пенсию или тонет во время свирепой бури, а ты становишься капитаном. Тебе ещё нет и двадцати лет. Ты отправляешься в опасную экспедицию, корабль на краю гибели, но капитан проявляет отвагу, и экспедиция спасена. Ты получаешь орден Красного Знамени.

– Лучше орден Ленина, – возразил Витька, целиком захваченный нарисованной перспективой.

– Орден Ленина ты получаешь за другое путешествие. Ведь теперь тебе поручают самые трудные дела. И к тридцати годам – это значит в 1957 году – тебя узнает вся страна. Тебя всюду встречают, как челюскинцев или как Чкалова, с оркестром и с цветами. На груди два… нет, три ордена Красного Знамени и два ордена Ленина…

– Тоже три, – поправил Витька.

Спартак не стал спорить: для героя не жалко лишнего ордена.

– Вот бы поступить в юнги, – мечтательно проговорил Сёмка.

– Не примут, – убеждённо сказал Витька.

Спартак помолчал со значительным видом и, почему-то понизив голос, сказал:

– Могут принять. Только для этого надо совершить выдающийся поступок. – Он оглянулся, словно опасаясь посторонних ушей. – Я придумал вот что. Надо найти сокровища – значит золото. На это золото построят корабль, и тогда нас возьмут юнгами.

– Ну во-от, – разочарованно проговорил Витька. – Мы думали ты серьёзно, а ты заливаешь…

– Не заливаю, – строптиво возразил Спартак. – Ваш дом старый? Старый. Подземелье есть? Подвал, значит? Ага, есть, в подземельях под старыми домами иногда бывают зарыты несметные сокровища. Найти их, конечно, нелегко…

– Так ведь и твой дом старый и в нём подвал, – сказал Витька.

– Свой я уже обыскал. И подвал и даже чердак. Пусто.

– Когда же ты успел?

– А сразу как приехал…

Витька задумался. Конечно, искать сокровища в доме, в котором прожил всю жизнь, большая нелепость. Но, с другой стороны, правда и то, что Спартак слов на ветер не бросает. Назвался же он защитником угнетённых. Казалось бы, какой из него защитник? Смех, да и только. А ведь не побоялся Ледьки, вступился за сестру.

– Ладно, попробуем, – сказал Витька и на всякий случай иронически усмехнулся: пусть не думают, что эту затею он принимает всерьёз.

Сёмку, который от природы был более доверчив и склонен и приключениям, уговаривать не пришлось.

– Ждите меня здесь, – сказал Спартак. – Я сбегаю домой и всё приготовлю.

– А чего тут готовить? – удивился Витька. – Спустимся прямо сейчас…

Спартак усмехнулся и покачал головой, как взрослый, забавляющийся наивностью ребёнка.

– Думаете, так просто? Эх, ничего-то вы ещё не понимаете.

Ждать пришлось недолго. Спартак вернулся не один. Он тащил за ошейник громадного, чёрного как уголь пса. Пёс учащенно дышал, разинув клыкастую пасть и высунув розовый язык. Иногда он умоляюще поглядывал на хозяина, словно спрашивая: «Куда ты меня волокёшь в такую жару?»

– Это Пират, – представил Спартак своего спутника. – Очень умная собака. Ляг, Пират!

Пёс продолжал стоять, делая вид, что слова хозяина относятся не к нему.

Спартак пошёл на уступки.

– Сядь, Пират! Ну, сядь, пожалуйста! – попросил он, умоляюще прижав руки к груди.

Пират безмятежно смотрел на него ясными, как у ребёнка, глазами, но выполнить просьбу не торопился.

– Боится простуды, – не без ехидства заметил Витька.

Спартак самолюбиво закусил губу. Желая хоть как-то спасти престиж, приказал с металлом в голосе:

– Стоять, Пират! Стоять на месте!

Пёс зевнул, завернув крючком длинный язык. Вслед затем он выбрал место в тени и растянулся на траве, положив на лапы грузную лобастую голову, сладко смежив веки.

Спартак что-то пробормотал насчёт пагубного влияния жары на умственные способности собаки и поспешил приступить к делу. На свет появилась здоровенная берцовая кость с розовым, лоснящимся, как перламутр, мослом, на котором висели пряди мяса и сухожилий. Ноздри Пирата вздрогнули, он приоткрыл один глаз.

– Это человеческая кость, – сказал Спартак и объяснил изумленным друзьям, что кость называется «амулет». Он служит надёжной защитой от джинов и волшебников, обычно охраняющих клады. Прежде чем спуститься в подвал, каждый из участников экспедиции должен поставить на амулете крест собственной кровью.

Спартак достал иголку, уколол палец и первый начертил волшебный знак. Вслед за ним обряд совершили его соратники. Витька при этом скептически посмеивался.

Что касается Сёмки, то он даже вспотел от нетерпеливого любопытства.

– Пошли! – сказал Спартак. – Пират, за мной!

На сей раз Пирата не пришлось упрашивать.

Взбодрённый запахом свежего мяса, он запрыгал вокруг хозяина, умилённо и заискивающе заглядывая ему в глаза. Крутая каменная лестница вела в подвал прямо со двора. Снизу тянуло прохладой и сырой гнилью. Пёс сбежал по лестнице и растворился в темноте. Ребята поспешили следом. Спартак сказал, что у Пирата исключительно развит нюх и он обязательно учует сокровища.

Подвал был разделён на несколько помещений. В первом имелись окна. Их верхние косяки не достигали даже уровня земли. Всё же было достаточно светло. Каменный сводчатый потолок наводил на мысль о средневековых замках. В подвале голоса и вообще все привычные звуки неузнаваемо менялись. Они звучали гулко, как в пустой бочке.

Вдоль стен стояли кадки с квашеной капустой. Каменный пол обжигал пятки ледяным холодом. Ребята прошли в соседнее помещение. Здесь царил полнейший мрак. Ребята почувствовали, что плиты пола стали мокрыми и скользкими. Спартак тихо позвал Пирата – его и след простыл.

– Он наверх смылся, твой Пират, – сказал Витька, почему-то невзлюбивший собаку с первого взгляда.

Тогда Спартак начал выстукивать стены. Его примеру последовали Сёмка и Витька. Простукивание ничего не дало. Витька отказался от дальнейших поисков, заявив, что замёрз до невозможности. Действительно, он так громко кляцал зубами, что в темноте его вполне можно было принять за рассвирепевшего джина. Спартак резонно заметил, что искатели сокровищ всегда страдают либо от холода, либо от зноя. С этим ничего не поделаешь.

В следующем помещении темнота сгустилась настолько, что можно было ощущать дыхание соседа и не видеть его. Стояла мёртвая, глухая тишина. Где-то наверху ездили автомобили, кричали мальчишки, играла музыка. Сюда не доносилось ни звука. Сёмка дотронулся до стены и отдёрнул руку – на пальцах осталась холодная слизь.

– Я тоже замёрз, – сказал он. – Нет тут никаких сокровищ.

Спартак принялся убеждать не бросать дела на половине. Он обещал друзьям занимательнейшие приключения. Хотят они увидеть живого джина? Пожалуйста. Лишь только будут обнаружены сокровища или дверца подземного хода, как джин немедленно появится. Огромный, глаза горят, пасть извергает дым с пламенем. Тут уж теряться нельзя ни в коем случае, иначе конец. Надо уловить момент, прикоснуться к джину амулетом и произнести заклинание.

– А т-ты х-хоть з-з-знае-ешь з-заклин-нание-то? – на всякий случай осведомился Витька, не переставая отбивать зубами дробь и поминутно шмыгая носом.

– Знаю, – сказал Спартак беспечным тоном признанного повелителя джинов. – Но джин – это ещё пустяки. Может, например…

Ему так и не удалось дать полную волю своему воображению.

В углу послышался шорох, два зеленоватых глаза в упор уставились на ребят.

– Он! – выдохнул Спартак и метнул в джина амулет.

Кость ударилась о стену, покатилась. Вдруг в каких-нибудь двух шагах раздалось грозное рычание.

– 3-за-за-зак-клин… – попытался напомнить Витька, отчаянно барабаня зубами.

– 3-за-за-заб-был, – в тон ему отозвался юный повелитель джинов.

В следующую секунду экспедиция в полном составе рванулась к выходу. Подвал наполнился гулким топотом, словно через него на рысях проходила конная батарея. В полумраке Сёмка налетел на кадку с капустой. Она опрокинулась, булыжники, служившие гнётом, загрохотали по каменным плитам. Крышка – деревянный круг – преследовала беглецов до самого порога и, только стукнув Сёмку, словно в отместку, по пятке, удовлетворённо свалилась набок.

А во дворе зеленела трава, ослепительно сияло солнце, дул слабый, мёдом насыщенный ветерок. Лимонно-жёлтые бабочки беззаботно кувыркались в воздухе, как будто на свете не существовало никаких джинов. Только очутившись на бревне за сараями, ребята почувствовали себя в безопасности.

– Надо сбегать за милиционером, – сказал, отдышавшись, Витька.

Спартак безнадежно махнул рукой.

– Он отведёт милиционеру глаза.

– Тогда отцу скажу, как вернётся из командировки.

Витькин отец – машинист – был передовиком-кривоносовцем. Витька считал его личностью достаточно авторитетной, для того чтобы осадить обнаглевшего джина.

– Не надо, – возразил Сёмка. – Пусть он там поживёт. Интересно!

– Тебе хорошо – ты на третьем этаже. А мы на первом. Значит, он прямо под нами. Нет, лучше скажу отцу. У него бельгийская двустволка, он этого джина живо…

– Джин-то дурак, что ли? Он и пулю отведёт, – убеждённо сказал Спартак. – Без заклинания с ним не сладить.

– Без заклинания! – ядовито передразнил Витька. – Чего же ты? Наверху хвастался: «Знаю, знаю», а в подвале язык отнялся? Уметь надо, понял!

– Во-первых, не в подвале, а в Подземелье Рычащего Джина, – терпеливо поправил Спартак. – А во-вторых, заклинание говорится по-арабски. Знаешь, какие трудные слова? Ты бы тоже не запомнил.

– Ну, и не трепался бы! Сказал бы Сёмке – он бы запомнил. У него по немецкому языку «отлично». Он даже по-латински может…

– Правильно! – воскликнул Спартак и хлопнул себя по лбу, подобно Архимеду в ту минуту, когда этот древний грек произнёс своё знаменитое «Эврика!» – Правильно! Если Сёмка хорошо запоминает немецкий, он и по-арабски запомнит. Тогда мы снова спустимся в подземелье и добудем сокровища. Пошли ко мне.

Сёмка выглянул из-за сарая.

– А Пирата не видать.

– Наверное, давно дома.

Спартак ошибался. Как раз в этот момент Пират, по-воровски озираясь, выбрался из подвала. В пасти он бережно держал амулет с тремя кровавыми крестами. Отыскав во дворе укромное местечко, лукавый пёс приступил к обеду. Его нисколько не смущала волшебная сила амулета. Пожалуй, она даже способствовала аппетиту. Во всяком случае, Пират чувствовал себя если не самым могущественным джином, то уж наверняка самой счастливой собакой на свете.