355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Парфенов » Неделя приключений » Текст книги (страница 16)
Неделя приключений
  • Текст добавлен: 10 июля 2017, 16:30

Текст книги "Неделя приключений"


Автор книги: Лев Парфенов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава 31
ПОДВИГ ИЛИ НЕ ПОДВИГ?

Растерянно взирал Сёмка на то место, где оставил лодку. Вспомнил: забыл привязать, и течение сыграло с ним шутку. Бежать вдогонку по берегу? Мешают кусты. Вплавь? Выбьешься из сил и вовсе упустишь. Хорошо бы осмотреть реку с высоты, например с дубов, что на полянке.

Вскоре Сёмка уже карабкался на средний, самый высокий дуб. Когда он скрылся среди листвы, Пират встал на задние лапы, передними упёрся в ствол и тоскливо, с подвыванием залаял. Пёс решил, что снова брошен один на острове.

Сёмка влез на вершину. Слева, за главным руслом, расстилалась широкая пойма, усеянная серебристыми клинками озёр, кудрявыми рощами. Верно, возле одной из них много лет назад повстречался Варяга с лешим. Впереди похожей на клюв песчаной косою заканчивался остров, и русло круто поворачивало на запад.

Сёмка вскинул бинокль. Река с коричневыми обрывистыми берегами придвинулась к нему. Он увидел плывущую корягу, пенящийся у левого берега водоворот, но голубого брига не было.

Вдруг из-за поворота выпорхнула лодка. Не красавец «Победитель», а дочерна просмоленная, видно, самодельная плоскодонка. В ней стоял старик в синей рубахе. Его длинная седая борода шевелилась на ветру. Веслом он загребал по очереди то с одного, то с другого борта. Движения старика были медлительны, спокойны. Он, конечно, не подозревал, что за ним наблюдают. Плоскодонка приблизилась к острову, нырнула в прибрежную зелень. Прыгая по-обезьяньи с сука на сук, Сёмка спустился на землю. Пират в неописуемом восторге прыгнул ему на грудь. Сёмка обнял его за шею, приник к теплой собачьей морде, шепнул:

– Тихо, Пиратик, тихо…

Мысли, одна фантастичнее другой, заметались в его голове. Что, если старик и есть разбойник Селим? Хотя больше всего он смахивает на кудесника, который изображён в хрестоматии на картинке. Конечно, кудесники бывают только в сказках, но где-то в глубине души Сёмка всё же допускал, что можно встретить кудесника и в жизни. Это было очень заманчиво – так думать. Сёмка живо представил себе встречу с кудесником.

«Товарищ кудесник, любимец богов, здравствуйте! Как дела?» – «Да ничего, колдуем помаленьку». – «А могли бы вы, например, котелок каши с маслом наколдовать?» – «Проще пареной репы! Бом-м! Получай свою кашу!» – «А лодку вернуть?» – «Фи-ю-ють! Вот твоя лодка». – «Здорово! – восхищается Сёмка. – Вот бы вам у нас в школе кружок колдовства организовать». – «Стар я для таких дел». – «Тогда вы меня научите, а я уж организую». – «Это можно. Только ведь колдовство – дело опасное, приходится духами повелевать. Справка от родителей нужна, что не возражают. И вообще насчёт успеваемости…» – «Да я отличник, – врёт напропалую Сёмка. – А справку и вовсе не надо. Моя мать больше всего любит высшую математику. А это всё равно, что колдовство – ничего не понятно». – «Ну, когда так, ладно, – поразмыслив, говорит кудесник. – Повторяй за мной…» И начинает сыпать волшебными словами.

Увлечённый столь блестящей перспективой, Сёмка двинулся к месту, где, по его расчётам, пристала плоскодонка. Пират неотступно следовал по пятам.

Впереди показался просвет. Сёмка осторожно раздвинул кусты и увидел такое, что у него перехватило дыхание.

На противоположном краю поляны, шагах в десяти, рядом с кучей свежевыкопанного песка сидел старик в синей рубахе.

Рядом лежала лопата.

Перед стариком стояла большая прямоугольная коробка, заляпанная песком. Он запускал в коробку руку, вынимал пригоршню горящих на солнце жёлтым пламенем монет и по одной бросал их в холщовый мешочек. Губы его при этом шевелились. Должно быть, он отсчитывал монеты.

«Селим!» – ахнул Сёмка.

Значит, он всё-таки существует!

…Последние дни Кирилла Спиридоновича мучил страх. Он боялся людей, которые обращались к нему, – спроста ли? Боялся незнакомых собак – не розыскная ли, не пущена ли по следу? Он боялся и ненавидел. Он чувствовал себя так, будто его обворовали.

Он отсчитывал монеты и думал, что, пожалуй, уходить из Ликина надо сегодня же. Лишился трёхсот монет, лишится, чего доброго, и всего. Вот спровадит Прохора и уйдёт. Куда-нибудь на юг. Построит домик и заживёт в свое удовольствие…

Он услышал шелест листвы, вскинул глаза. Из кустов выглядывала испуганная мальчишеская физиономия. Кровь загудела у старика в голове. «Выследили…» Он схватил лопату, вскочил не по возрасту стремительно. «Ой!» – взвизгнул мальчишка, и лицо его исчезло. В три прыжка Кирилл Спиридонович пересёк поляну. Главное – не дать уйти. Уйдёт – всё пропало… Навстречу из кустов с рычанием выскочил большой чёрный пес. Старик махнул лопатой. Пёс увернулся, залаял басовито, зло. Он кружил вокруг Кирилла Спиридоновича, норовя ухватить его за штанину, то приступал, то отскакивал, и старику никак не удавалось достать его лопатой. Тогда Кирилл Спиридонович, сильно размахнувшись, метнул лопату, целя собаке в голову.

Пёс взвыл от боли, повалился, опять вскочил, но тут же лёг на траву, страдальчески скуля.

Кирилл Спиридонович раздвинул кусты – мальчишки не было. Ясно, что преследовать его бесполезно. Мгновенно пришло решение: самое лучшее теперь – уйти, исчезнуть. Совсем исчезнуть. Из деревни. Прямо сейчас. Старик высыпал всё золото из коробки в холщовый мешок, аккуратно завязал его и, часто оглядываясь, пошёл к берегу. Он подумал, что если уж ему суждено скрыться из деревни, то хорошо бы скрыться и от Прохора. Что ни говори, а господь всё делает к лучшему.

Он бросил мешок в плоскодонку и нагнулся, чтобы столкнуть её на воду.

– Не торопитесь, гражданин Локотников, – тихо сказал кто-то за спиной.

Кирилл Спиридонович обернулся. Перед ним стоял корреспондент из газеты.

…Сёмка добрался до верхнего конца острова. Здесь на берегу, нацелив в небо засохшие корни, лежала огромная липа.

Сёмка узнал место – вчера сюда пристала лодка вместе со спящей командой.

Он забрался под корни липы и прижал к груди руки, чтобы заглушить стук сердца. Ему казалось – старик может услышать. Он подумал о том, чтобы переплыть протоку, но не было воли покинуть убежище. Под корягой Сёмка чувствовал себя как черепаха под панцирем. Селим наверняка подстерегает его где-нибудь поблизости.

Какое у него было лицо – ох! – страшенное, пожалуй, страшнее, чем у джина. Сразу видно, настоящий разбойник. Конец бы пришёл Сёмке, если бы не его быстрые ноги и если бы не Пират… Молодец, Пират! Каково ему один на один со старым разбойником. А золота-то сколько, ух ты! Целый ящик. Как раз бы на линкор… А в общем правильно Спартак назвал этот остров островом Страха.

В нескольких сантиметрах от его глаз по песку, проворно перебирая лапками, бежала чёрная букашка. Она остановилась против носа, пошевелила усиками, должно быть спрашивая себя, куда ведут две тёмные дырки и стоит ли в них забираться? Решив, что не стоит, букашка побежала дальше и юркнула в норку.

Со стороны дубовой рощи донеслись выстрелы. Сёмка почувствовал два противоречивых и одинаково сильных желания. С одной стороны, ему захотелось стать крошечным насекомым, вроде букашки, и забиться в какую-нибудь щель, с другой стороны – вылезти из-под коряги и посмотреть, кто и зачем стрелял. Он долго колебался. Любопытство явно одерживало верх над страхом. Он пытался уговорить себя: «Не вылезай, Сёмка. Разве тебе тут плохо? Селим тебя тут никогда не найдёт. Ну стреляют, а тебе какое дело?.. Пусть стреляют…»

Сёмка тяжело вздохнул и выполз из-под коряги. Прижимаясь к обрыву, выбрался на открытое место. Каково же было его удивление, когда у противоположного берега протоки, метрах в тридцати, он увидел голубой бриг «Победитель». И уж совсем невероятным, просто неправдоподобным, показалось то, что на корме брига стояла Лена. Её, видимо, тоже встревожили выстрелы, потому что она не отрываясь смотрела в сторону дубовой рощи. Её светлые волосы, перевязанные сзади синей лентой, почти доставали до пояса.

Сёмка хотел окликнуть её (от радости и удивления забыл и про Селима), как вдруг на бровке обрыва появился человек. У него было страдальчески перекошено лицо, и держался он, странно пригнувшись, словно кто-то тянул его за левую руку. Он начал осторожно спускаться к лодке, помогая себе одной правой рукой.

– Ты что тут делаешь? – отчётливо донесся до Сёмки его хриплый голос. – Где старик?

– Н-не знаю, – растерянно пролепетала Лена. – Мы с папой…

Человек не дал ей договорить, отпихнул лодку от берега, вскочил в неё.

– Что вы делаете?! – вскрикнула девочка. – Это не ваша лодка…

– Сиди, – сквозь зубы процедил человек. Он стал выгребать против течения сначала правым веслом, а когда лодка начала разворачиваться, той же правой рукой взялся за левое весло.

– Дайте мне сойти, – сказала Лена и, видя, что человек не обращает внимания на её просьбу закричала: – Папа-па!

– Замолчи, – сказал человек. – Убью.

Сёмка зажмурился: «Неужели убьёт? Ой, что же это такое?» Открыл глаза: Лена сидела на корме. На её лице окаменело недоумение. «Что же она не прыгает в воду?» – думал Сёмка. «Прыгай! Прыгай!» – готово было сорваться с языка, но страх сковал его.

Лодка медленно начала огибать остров. До неё было не больше десяти шагов. Сёмка прижался к глинистому обрыву. Сейчас этот второй разбойник заметит его и – конец…

– Стой! – разнеслось по реке.

Вдоль обрыва, ломая кусты, бежал дядя Вася. Конечно, дядя Вася! В командирском кителе и в чёрных морских брюках. Ой, что сейчас будет!

– Стой! Заворачивай! Не уйдёшь! Стрелять буду.

Дядя Вася вскинул руку. Блеснул металл.

Сёмка ожидал, что тот, в лодке, бросит вёсла и упадёт. Но он продолжал грести попеременно то правым, то левым веслом и даже не посмотрел в сторону дяди Васи. Лодка шла медленно, зигзагами до тех пор, пока её не подхватило течение главного русла. После этого она начала удаляться от острова, наискосок пересекая реку.

Дядя Вася опустил руку.

«Патронов нету», – с отчаянием подумал Сёмка. Тут он увидел, как дядя сбросил китель, брюки, ботинки и прямо с обрыва махнул в воду. Сёмка почему-то тоже начал стаскивать с себя рубашку.

…После встречи с геологом Прохор не сомневался, что его преследуют. Увидев Лену в лодке, мигом сообразил: если она останется сидеть на корме, то прикроет его, и с берега по нему не рискнут стрелять.

Так оно и вышло.

Когда же его преследователь прыгнул в воду и поплыл следом, Прохор понял, что теперь не уйти.

Лодка виляла из стороны в сторону, подвигалась медленно, до противоположного берега оставалось ещё порядочно. Да и много ли нагребёшь одной правой рукой, когда при каждом движении тело сотрясается от пронзительной боли? Он взглянул в сторону преследователя. Плывёт ходко… Догонит… Что с ним сделаешь одной рукой-то? Был бы наган – припугнуть… Да, свалял ты дурака, Прошка… Боль и страх подавили твою волю, помутили разум, даже не обыскал геолога, авось бы нашлось оружие. И потому пропадёшь ни за что. Догонят тебя, догонят. Лодка тяжела, словно камнями нагружена, а тут ещё девчонка… Девчонка… вот оно… Выручай, девчоночка! Прошка ещё с вами потягается, не взять его голыми руками, врёте…

Прохор взглянул на Лену. Она словно оцепенела. По бледным щекам стекали капли – непонятно: брызги или слёзы.

– Плавать умеешь?

Девочка отрицательно покачала головой. Вид у неё был такой беспомощный, что Прохору стало не по себе. Жалкие отрывочные мысли колотились в голове, как ночные бабочки о стекло…

«Утонет… За что?.. Спасёт этот… Нырнёт – вытащит… А я тем временем… Сами виноваты – жить не даёте… Сами… Са-ами-и…»

Прохор привстал с банки. Лена близко увидела его словно бы затуманенные хмелем глаза. Поняла: сейчас случится что-то ужасное.

– Ой, дядя, что вы?!

– Кричи – спасут… Ех!

Сильный толчок в плечо опрокинул девочку в воду. Она схватилась за борт, но Прохор ударил по руке… Нет, не сломалась пружина, чуть надтреснула, но работала исправно.

Он сел на банку и в ту же секунду увидел, как с острова бросился в воду загорелый мальчишка. Откуда он взялся? Неужели помешает?..

Сёмка плыл, стараясь не отрывать глаз от того места, где барахталась Лена. Никогда он так быстро не плавал, даже наперегонки. Ему казалось, будто он бежит по воде. Впереди маячила голова девочки, вокруг взлетали брызги.

Голова скрылась. «Милая Леночка, подожди, подожди, ещё немножко, ну подожди ж!» – кричало Сёмкино сердце.

Голова опять показалась на поверхности, мелькнули руки.

Семке сделалось жарко. Он не чувствовал упругой, плотной массы воды, он словно летел по воздуху. Он хотел крикнуть, ободрить Лену, но на это у него не осталось сил. Вот уже близко, ещё несколько взмахов… На том месте, где была Лена, расходились круги.

Сёмка глотнул воздуха, нырнул. Открыл глаза. Мутно-жёлтая глухая мгла окутала его. Вот белое пятно. Это она! Сёмка ухватился за платье, подбросил девочку вверх. Вынырнул, вдохнул воздуха и почувствовал саднящую боль в груди. Он не видел лица Лены, только волосы её растеклись по поверхности, покачивались, волновались, словно водоросли.

Сёмка помнил плакат, что висел на водной станции. Там показаны все способы спасения утопающих. Он схватил Лену за волосы, повернул вверх лицом. Оно было бледное, это лицо, и глаза закрыты. Сёмка поплыл обратно, загребая одной рукой, и тут почувствовал, что вовсе не продвигается вперёд. Он прикладывал огромные усилия, а руки и ноги едва шевелились. Ему стало холодно. Он обессилел.

– Сёма, помочь?! – Это голос дяди Васи.

«Помоги, – хотел крикнуть Сёмка, – помоги…»

Но вспомнил: дядя должен поймать того… и упрямо выдохнул:

– Я сам…

«Я должен, я должен плыть», – думал он. Но до чего же плотная стала вдруг вода! Она не поддается усилиям руки. А стоит опустить руку, и вода опять теряет плотность, расступается, готовая поглотить тебя. «Я должен плыть, должен плыть». Вот он, берег. Зелёный и твёрдый. До него рукой подать. Но как далёк он сейчас. «Плыть, плыть». И Сёмка плыл, или ему казалось, что он плыл. Мышцы ныли, требовали полного покоя. Временами звуки надводного мира почему-то совершенно исчезали.

В какой-то момент он ощутил лёгкость в руке, которой держал Лену. Он подумал, что опустил её слишком низко и поднял руку над водой. Но легкость не проходила. Рука его была пуста. Лена исчезла.

– А-а-а!.. – закричал Сёмка, и вода залила рот. Кто-то крепко ухватил его за руку, потянул вверх.

…Весь следующий день Сёмка пролежал в постели. Дядя Вася задержался в Ликине, и Сёмке было скучно. У него ничего не болело, но мать ни за что не соглашалась выпустить его на улицу. Она не отходила от кровати и выполняла все его желания и, что особенно его удивляло, ни словом не обмолвилась о задачах. Под вечер к нему пришли друзья. Спартак, облачённый в новенькие отутюженные брюки, ослепительно белую рубашку с шёлковым алым галстуком на груди, от дверей промаршировал прямо к Сёмкиной постели, отдал салют и громко, как на торжественной линейке, провозгласил:

– Спасибо тебе за сестру, Сёма Нерушимый Утёс! Ты спас её и вёл себя геройски. Ты совершил подвиг!

Сёмка растерялся. Взглянул на Витьку – у того улыбка от уха до уха. Обиженно отвернулся. Ну вот, начались шуточки. Теперь проходу не дадут. Видно, им этот, как его… товарищ Сомов рассказал, как Сёмка тонул, вместо того чтобы спасать Лену, и как его самого пришлось спасать.

– Сами бы попробовали, – угрюмо буркнул Сёмка, рассматривая стену. – А ты, – он взглянул на Спартака, – ты же вовсе плавать не умеешь. Не тебе надо мной смеяться…

– Сёмка… Честное пионерское. Мы не смеёмся. – Спартак приложил к груди руки для убедительности. – Мы серьёзно. Если бы не ты, Ленка бы утонула. Нам дядя Вася всё рассказал. Значит, ты совершил подвиг. Вот хоть Витьку спроси. Ведь совершил, Витька?

– Совершил, – не раздумывая, подтвердил Витька.

«Врут, – решил Сёмка. – Какой же это подвиг? Просто я очень боялся, что Лена утонет, и мне было жалко её…»

– Значит, ты настоящий герой, – воодушевлённо заключил Спартак.

Сёмка так и не поверил ему, но в груди стало горячо от счастья. Чтобы не показать свою радость, он спросил Витьку:

– Ну что… Юрик сказал про радиоприёмник?

– Сказал, малявка…

– Попало тебе?

– Не-ет, отцу всё некогда. Говорит: «Когда получу отпуск, выпорю сразу за всё». Уметь надо, понял?

Весёлый голос был у Витьки – видно, будущее его не страшило.


Глава 32
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Эту историю мне рассказал Сёмка Берестов через двадцать лет после того, как она произошла. Я встретился с ним в вагоне поезда дальнего следования. Теперь это был высокий, плотный, по-спортсменски точный в движениях, голубоглазый военный моряк, капитан третьего ранга. Судя по зелёным кантам на погонах – пограничник. И звали его уже не Сёмкой, а Семёном Ивановичем.

В то время как другие пассажиры, охваченные желанием победить дорожную скуку, сражались в домино и шахматы, Семён Иванович часами простаивал в коридоре у окна с трубкой в зубах. Он смотрел на проплывающие мимо поля и рощи, перелески и речки, станции и заводы и, по-видимому, совершенно не испытывал скуки.

Тут, в коридоре, мы с ним и разговорились. От него я узнал, что Спартак стал журналистом, Лена пошла по стопам отца и сейчас находится где-то в Якутии с разведывательной партией, Витька работает буровым мастером на нефтепромыслах в районе Ликина. Федька Завьялов успел навоеваться. Он ухитрился попасть на фронт в 1942 году. Стал разведчиком. В конце войны получил звание Героя Советского Союза. Теперь руководит объединённым колхозом в Мошковском районе.

– А что Василий Алексеевич? – спросил я.

– Дядя Вася погиб в 1943 году на Северном флоте. Был старпомом на эсминце. Жена его тоже погибла, во время блокады Ленинграда. После них остался сын: Федькой звать. Живёт у моей матери.

Семён Иванович закурил трубку, как-то нерешительно улыбнулся.

– Удивительная штука – наша жизнь. Она бешеными скачками летит вперёд, но внутренняя её суть остается неизменной. Я еду из отпуска, давно не был в родном городе. Приехал – Федьку не узнать, вырос парнишка. На меня не насмотрится, весь вечер на шаг не отходит. Как же, в его глазах я герой. Смотрю я на него и думаю: «Да ведь это сам я и есть, это моё детство». Моё детство… Оно проходило под влиянием ледового дрейфа папанинцев, перелётов Чкалова и Громова, героизма пограничников Хасана… Мы спешили совершить что-нибудь героическое. Мы опасались, что на нашу долю героического не останется…

Помню, на следующий день после приезда выхожу во двор и не узнаю его. Нет ни пустыря, ни старого вяза, ни нашего бревна. Возвышаются на бывшем пустыре пятиэтажные дома. На месте сараев разбит сквер.

И до чего же грустно мне сделалось! Право же, чуть не до слёз. Особенно бревно жалко. Ведь там была надпись, выведенная дядиной рукой. Да и я перед уходом на флот расписался: «Сёмка Б., июнь, 1944 год».

Но тут окружили меня ребята. Столько почтения во взглядах, что даже как-то неудобно мне стало. Ну и Фёдор, конечно, герой дня. Вопросы посыпались. Пришлось объяснять, чем отличается линкор от крейсера и какова их максимальная скорость, что такое радиолокация и правда ли, что все моряки отважны как львы.

К концу нашей беседы, по-моему, половина ребятни с улицы Малый спуск твёрдо решила идти в моряки.

Я смотрел на них и дивился про себя. Мне казалось, что я давно знаю их. Этот чем-то напоминает Витьку Терехова, другой – вылитый Спартак, хотя лицом нисколько на него не похож… Я понял, почему они знакомы мне. Их герои носят другие имена, но масштаб их мыслей, их мечтаний остался тот же, он не мельче, возможно, даже крупнее. Они так же, как мы в своё время, спешат стать героями, боятся опоздать. Что ж, верно, они ими станут.

Семён Иванович запалил потухшую было трубку, улыбнулся.

– И тогда грусть моя улетучилась… Да, конечно, не было дорогих для памяти предметов, пейзажей, деревьев. Но зато в настоящем уцелело, растёт и развивается самое ценное из прошлого – дух героического. Жизнь идёт правильно.

Он глубоко затянулся. Колёса отбивали свой однообразный ритм. Вагон покачивало – велика была скорость. Воздушный вихрь ворвался в окно, выхватил из трубки моего собеседника пучок искр, и они, метеорами мелькнув за окном, растаяли в синем вечернем воздухе.

1958–1959 гг.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю