355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Парфенов » Неделя приключений » Текст книги (страница 14)
Неделя приключений
  • Текст добавлен: 10 июля 2017, 16:30

Текст книги "Неделя приключений"


Автор книги: Лев Парфенов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 27
ЗЛОВЕЩИЕ НАХОДКИ

Если верить карте, то озеро находилось к западу от острова Страха. Поэтому экспедиция двигалась в западном направлении. Во всяком случае, так считали Витька и Спартак. Местность постепенно поднималась. Роща поредела, и перед ребятами раскинулось клеверное поле, усеянное багровыми шариками цветов. Подкормившись сладковатой кашкой, путешественники направились вдоль опушки. На вершине холма путь их пересекла просёлочная дорога. Впереди, насколько хватает глаз, лежали холмы, окутанные светлой зеленью берёзовых лесочков с вкраплёнными в неё сизовато-дымчатыми пятнами хвои. Далеко, чуть ли не на горизонте, тоненькой свечкой белела колокольня. Слева доносился рокот трактора. Временами мотор повышал голос до самых высоких нот, после чего вдруг затихал, словно обессилев от чрезмерного напряжения.

Мнения насчёт дальнейшего маршрута разделились. Витька считал, что следует свернуть налево. Спартак предлагал держаться прежнего направления. В доказательство своей правоты он прямо на дороге начертил на память карту Селима и призвал на помощь все четыре стороны света. При этом он пересыпал свою речь звонкими словечками вроде «румб», «зюйд-вест», «норд-ост», а под конец пустил тяжёлое, как хлопок мокрого паруса, слово «бейдевинд», от которого у Витьки аж запершило в горле.

Спор разрешила вышедшая из лесу пожилая женщина с полным наборышем земляники. На вопрос, как пройти к озеру, она сказала:

– Вам на Долгое? Ежели на Долгое, то назад надо, вдоль опушки. Там неприметная стёжка… И всё по стёжке, по стёжке… Так в озеро-то и упрётесь.

Тропинка вывела их в сосновый бор. Земля здесь была устлана толстым слоем сосновых иголок. Мягкий и атласно-гладкий на ощупь коричневый ковёр ласкал босые ребячьи ноги. Идти было легко – тропинка сбегала с холма. Выскочив из бора, она затерялась в высокой ядрёной траве низкого сыроватого луга. Жёлтый от лютиков, он гудел пчёлами. По другую сторону его вразброс стояли кряжистые, развесистые дубы, за ними угадывалась гладь озера.

Ребята подошли к берегу. Озеро было длинное, но не широкое. Вдоль берегов плавали большие круглые листья, и среди них, точно фонарики, желтели кувшинки. Солнце до дна просвечивало прозрачную воду. В его лучах серебристым бисером поблёскивали пузырики воздуха на стеблях кувшинок, виднелись водоросли, увешанные гроздьями стекловидной слизи, тёмные спинки подвижных рыбёшек.

Ребята напились из озера. Чуть горьковатая вода источала одуряюще-душистый запах водорослей. Середина озера временами отливала зелёным и фиолетовым, словно шейка сизого голубя. Противоположный берег зарос орешником и липой. Дальше виднелась синеватая, будто окуренная папиросным дымом, полоса соснового мелколесья.

По сю сторону в сотне метров, на опушке мелколесья, у самого берега, – дуб с голой, засохшей вершиной. Нижние разлапистые ветви поражали необычайной силой, широким размахом и густотою листвы. Они как бы возмещали недостаток зелени на вершине.

Посовещавшись, ребята решили, что это, пожалуй, и есть отдельное дерево, отмеченное на карте крестиком.

Через несколько минут экспедиция достигла заветного дуба. Оставалось лишь уточнить место, чтобы не копать наобум. Витька обошёл дерево и только пожал плечами – никаких указаний на этот счёт не было. Зато Спартака неизвестность ничуть не обескуражила.

– Сейчас найдём, – сказал он без тени сомнения.

Глубокомысленно поглядел на солнце, затем на отбрасываемую деревом тень, отсчитал от ствола пять шагов «на норд» (то есть на север) и застыл на месте в позе Наполеона.

– Здесь.

Техника поисков, как оказалось, заключалась в следующем: необходимо точно установить место, на которое в полдень ложится конец тени. По словам Спартака, этим методом пользовались при захоронении кладов все уважающие себя морские и сухопутные разбойники. Возможно, именно так и было, однако Витька позволил себе скептически усмехнуться. Тогда Спартак выхватил у него лопату и яростно вонзил в землю. Он вывернул кусок дерна и в раздавшейся траве увидел скомканную тряпку. Спартак поднял её, развернул. Тряпка напоминала платок и была вышита разноцветными узорами. Всю её покрывали какие-то заскорузлые на ощупь, тёмно-коричневые пятна.

– Вот оно, начинается, – торжественно сказал Спартак, разглаживая тряпку. – Это старинный персидский ковёр, дальше должен быть череп, а потом уж сокровища.

Витька недоверчиво пощупал находку.

– Обыкновенный носовой платок. Кто-то потерял.

– А узоры? – живо возразил Спартак. – Узоры самые персидские. Да ты подумай: разве обыкновенный платок пролежит сто или двести лет?

– А откуда ты знаешь, что он тут двести лет?

– Откуда? Видишь, он весь в пятнах и жёсткий, даже чуть ли не ломается. Это печать времени и следы отшумевших веков древности.

Витьке нечего было возразить. Спартак сложил отмеченный «печатью времени» персидский коврик, сунул в карман и, полный надежд, взялся за лопату.

Работа пошла полным ходом. Возбуждённые кладоискатели забыли о голоде, об усталости. Они не желали уступить друг другу лопату. Каждый стремился первым обнаружить череп и вслед за ним окованный железом сундук.

Яма углубилась почти на метр, копать стало трудно. Между тем ничто не указывало на близость сокровищ. Ребята присели отдохнуть.

– Может, ты малость ошибся, – осторожно заметил Витька. – Сам подумай: если Селим спрятал сокровища двести лет назад, то ведь дуб-то тогда был совсем-совсем маленький. Значит, и тень падала в другом месте. Может, она даже на воду падала.

Спартак вдруг звонко треснул себя ладонью по лбу, скорчил страдальческую гримасу. Вслед за тем проворно на четвереньках подполз к краю берега, пристально вгляделся в воду.

– Сокровища здесь.

Несколько дней, проведённые в обществе Спартака, отучили Витьку удивляться.

Он только спросил:

– С чего ты взял?

Тот ответил вопросом:

– Помнишь карту?

– Помню.

– Где стоял крест?

– Под деревом.

– Знаю, что под деревом. А на озере или на берегу?

– А верно – на озере! – обрадованно подтвердил Витька. – «Толковый всё же пацан», – отметил он про себя.

В этом месте травянистый берег покатым козырьком нависал над водою. Он не обваливался потому, что его удерживали могучие корни дуба. Витька улёгся на козырёк рядом со Спартаком, вгляделся в воду. В ней отражались свисавшие с козырька, похожие на бороды корни и два любопытных мальчишеских лица. Проступило тёмное дно. Оно уходило под берег. Водорослей тут не было из-за порядочной – метра в четыре – глубины. На дне Витька различил часть чего-то чёрного и продолговатого. Другая часть сливалась с тенью, отбрасываемой козырьком. Витька толкнул друга локтем:

– Видишь?

Спартак кивнул:

– Оно.

Витька проворно сбросил одежду. Новый прилив энергии напружинил мышцы. Солнце стояло довольно высоко, становилось жарко. Но, несмотря на это, Витьку немного знобило. Подумать только: небольшая толща воды отделяет экспедицию от заветной цели. Один нырок – и ничем не примечательные школьники с улицы Малый спуск сделаются обладателями несметных богатств. Досадно только, что с ямой зря проканителились. Впрочем, почему зря? Сокровище никогда не даётся в руки с налёта. Ошибка, допущенная вначале, лишь доказывала, что теперь они стоят на верном пути.

Витька подошёл к краю козырька, потоптался, взмахнул руками и нырнул. Широкие круги разошлись по озеру. Спартак напряжённо всматривался в побелевшую от множества мелких пузырьков воду, готовый протянуть руку и принять тяжёлый сундук, заросший ракушками и водорослями.

Прошло несколько секунд. Стремительно, словно его выбросили из катапульты, Витька вынырнул на поверхность. Лицо его выражало крайнюю степень ужаса. Глаза вылезли из орбит, рыжие волосы ощетинились, каждая волосинка, словно жёсткая проволочка, стояла сама по себе, из широко разинутого рта вылетали непонятные звуки, что-то вроде «ав… ав… ав». При этом он панически колотил по воде руками и ногами, словно отбивался от какого-то глубоководного чудовища. С помощью Спартака ему удалось вскарабкаться на берег. Ни слова не говоря, мелко вздрагивая и стуча зубами, он схватил штаны, рубашку и кинулся наутёк. Спартак пустился следом. Наконец, очутившись на почтительном расстоянии от дуба, Витька опустился на траву. Он тяжело дышал, и глаза его, как в бреду, блуждали по сторонам.

– Что там? Чего испугался? – спросил, подбегая, Спартак.

Витька прижал руку к сердцу, стараясь унять его бешеный стук.

– Там… сапоги…

– Ну и что?

На Витькином лице вспухли злые желваки.

– Как что? Там кто-то есть. На дне.

Он вздрогнул, заново переживая чувства, испытанные под водой.

– Врёшь!

– Нет, не вру!

От волнения руки Спартака покрылись пупырышками.

– Всё, хватит с меня приключений, – говорил Витька, прыгая на одной ноге и не попадая в штанину. – Сейчас пойдём в Ликино, найдём дядю Васю и всё расскажем.

Ему, наконец, удалось натянуть штаны.

– Ну-ка, дай-ка эту… тряпку…

Спартак достал персидский ковёр. Витька взял его за уголок, встряхнул.

– Видишь, пятна. Никакая это не печать, а просто засохшая кровь. Мне ещё тогда показалось, да не хотел с тобой спорить.

– Кровь? – ахнул Спартак.

– Точно. Мне один раз нос разбили, и я платком кровь вытирал – такие же были пятна. Тут, видно, дело не шуточное. Пошли.

Путешественники прикинули направление и двинулись напрямик в Ликино. Они вспомнили, что забыли на берегу озера лопату, но возвращаться за ней не решились. Скоро путь преградили ольховые заросли. Ребята углубились в них и потеряли направление. С полчаса они кружили по кустам, пока, наконец, в зелёной мешанине листвы не показался просвет.

Заросли кончились, и перед ними открылся широкий овраг, на дне, как в чаше, лежала тёмная неподвижная вода, затянутая вдоль берегов ряской.

Притаившиеся там и тут коряги устрашающе ощетинились мёртвыми сучьями. Вид их почему-то наводил на мысль о водяных, о змеях и вообще о гадком и страшном. Местами на воде вспухали и лопались бисерные пузырьки.

На дне, должно быть, происходили какие-то таинственные процессы.

Овраг пересекала земляная плотина, сплошь заросшая вербой, ольхой и черёмухой. Слышался шум падающей воды, всплески. Сквозь полуразрушенные замшелые сваи тысячами голубых ручейков струилась вода. Внизу под сваями из белой шевелящейся пены выглядывал остов полусгнившего мельничного колеса.

Справа на берегу стояло громоздкое строение с провалившейся крышей. Во все стороны, точно переломленные кости, торчали чёрные бревна. Рядом темнела изба с заколоченными окнами. Конёк железной крыши прогнулся, отчего вся изба напоминала огромного зверя с перебитым хребтом. Кругом всё заросло, зелень пронизывала развалины, даже на фронтоне избы пристроился невзыскательный кустик крапивы. Пахло сыростью и гнилым деревом.

– Это, наверное, Старая мельница, – почему-то шёпотом сказал Спартак.

Они подошли к избе. Около крыльца росла развесистая рябина. Спартак поднялся по скрипучим ступенькам на крыльцо.

– Пойдём отсюда, – попросил Витька тоже шёпотом.

– Ты что, Домны боишься?

– Ничего я не боюсь. Просто нам надо скорее найти дядю Васю.

– Смотри, смотри, – глотая от волнения слюну, заговорил Спартак. – Тут кто-то недавно был. Видишь, у рябины ветка сломана.

Действительно, одна из нижних веток рябины была надломлена и свисала вниз. Она не успела ещё завять. Витьке стало совсем не по себе.

– Пойдём. А не хочешь, я один уйду.

– Витечка, миленький! – взмолился Спартак. – Ну подожди минуточку, пожалуйста! Только зайдём, посмотрим и назад…

Витька был податлив на вежливое и ласковое обращение. Он уступил.

Спартак толкнул дверь, она со скрипом распахнулась и медленно со скрипом же прикрылась за ними. Они ощупью прошли через тёмные сени и оказались в комнате. Здесь против ожидания было светло. Свет падал из отверстия в потолке, оставшегося от печной трубы. Печь развалилась, и от лежавших вокруг чёрных кирпичей горько пахло холодной гарью, как на старом пожарище. В углу стоял стол на трёх ножках, вдоль стены – лавка. Слева чёрный дверной проём вёл в чулан.

Стояла гнетущая могильная тишина. Ребятам захотелось на воздух, на солнце. Вдруг заскрипела наружная дверь, в сенях послышались шаги. Витька и Спартак, не сговариваясь, как по команде, шмыгнули в чулан, присели в углу, тесно прижавшись друг к другу, подмяв под себя какую-то корзину. У обоих мелькнула мысль о страшной Домне.

Неизвестный посетитель прошёлся по комнате. Судя по тяжёлым шагам, это был мужчина. Где-то недалеко закуковала кукушка. Человек быстро вышел, и с крыльца донеслось негромкое ответное: «Ку-ку! Ку-ку!»

Леденея от страха и сгорая от любопытства, ребята ждали дальнейшего развития событий. Чтобы понять эти и некоторые предыдущие события, необходимо вернуться к Кириллу Спиридоновичу Локотникову и его племяннику.


Глава 28
ВОЛЧЬЯ ХВАТКА

Вот что произошло в то утро, когда Кирилл Спиридонович решил отвести Прохора на Старую мельницу.

Сразу за деревней начинались заросли густого невысокого березняка. Среди этого зелёного потопа прихотливо извивалась от прогалинки к прогалинке тропа. Несведущий человек не сразу бы и заметил её, до того она заросла травой. Кирилл Спиридонович шёл впереди, иногда останавливался, прислушивался. Теперь он чувствовал себя сообщником Прохора.

До мельницы оставалось полпути. За поворотом – озеро. Там немного пройти берегом, пересечь ольшаник и – вот она, мельница.

И тут случилось неожиданное.

Навстречу из-за поворота вышел Сергей Емельянов. Он увидел Кирилла Спиридоновича и улыбнулся ему. Хотел что-то сказать, но тут заметил Прохора. Улыбка исчезла.

– Прохор?.. Как это…

Он не успел договорить.

Кириллу Спиридоновичу показалось, что у него над ухом разорвались подряд две бомбы.

Сергей схватился обеими руками за грудь, повалился вниз лицом на тропу. Всё это произошло так быстро, что старик даже не успел испугаться.

Прохор шагнул вперёд, стараясь спрятать револьвер и не попадая рукой в карман. Наконец ему это удалось. Он нагнулся над Сергеем, повернул ему голову, тихо сказал:

– Готов.

Кирилл Спиридонович только теперь почувствовал страх. Хотел сказать, что так оставлять труп нельзя, что надо спустить в озеро, но губы не слушались – ходили ходуном, словно кто дёргал их за ниточку. Наконец справился с волнением.

– Проша, как бы…

– А ведь друзьями были, – сказал Прохор, вглядываясь в лицо убитого. – Помню, будил меня: «Проня, петушки поют…»

– Всё в руках божьих, – уже назидательно и твёрдо проговорил Кирилл Спиридонович. – Ограбил тебя покойник, вот и наказал господь за грехи.

Прохор метнул на него бешеный взгляд.

– Ну хватит: «Господь, грехи…» Не вмешивай, кого не надо. Шлёпнул я его за свои обиды. И вcё. Куда девать будем? Так оставлять нельзя. НКВД быстро за хвост схватит.

– Спустить в Долгое озеро. Тут рукой подать. Берёмся, что ли…

– Погоди.

Прохор обшарил карманы убитого. Нашёл паспорт, партийный билет, тридцать рублей денег, письмо, портсигар и карманные часы с цепочкой. На крышке выгравирован якорь и инициалы – «С. Е.». Прохор криво усмехнулся: «Всё-таки заимел часы-то». Приложил к уху – тикают.

Скоро всё было кончено. Тело Сергея Емельянова, привязав к нему камень, бандиты бросили в озеро.

Он был мёртв, а на земле о нём думали, как о живом. Директор МТС звонил в облсельхозснаб и обещал прислать за запчастями механика Емельянова. Учётчица Вера Богданова, попудрив перед карманным зеркальцем нос, нетерпеливо поглядывала на дверь: вот-вот он войдёт в контору, весёлый, свежевыбритый, в бушлате и неизменной мичманке, сидевшей на его большой голове как-то особенно лихо. Родители ждали его к завтраку. Встал человек ни свет ни заря и ушёл. Зачем, куда – неизвестно. Так было чуть ли не каждый день, они привыкли к этому и не расспрашивали сына.

Известно, целый день на работе, иной раз и вечером задержится: дело молодое, погулять надо. Не пришёл к завтраку, ждали к ужину. И так ждали изо дня в день.

Лейтенант Гуров думал о том, что обязательно съездит в Ликино и погостит у Емельянова.

А часы, заведённые Сергеем с вечера, тикали в кармане убийцы.

Он лежал мёртвый на дне озера, но ещё участвовал в жизни.

…От озера Кирилл Спиридонович вёл племянника через заросли, минуя тропу. Больше всего он опасался попасть людям на глаза.

Вот и Старая мельница.

Они вошли в избу.

Кирилл Спиридонович перекрестился в угол.

– Слава богу, кажись, никто нас не видал. Как же теперь, Проша? Ведь его, поди, хватятся, искать начнут. Уж я пойду от греха…

Прохор удержал его за рукав.

– Погоди, дядя! Мне тут тоже оставаться ни к чему. Делов мы с тобой натворили таких, что надо сматываться. Ну-ка, сядь к столу.

Кирилл Спиридонович послушно сел на лавку. Прохор выложил на стол документы и вещи Емельянова.

– Дело такое, дядя. Документы, как видишь, у меня есть. – Он полистал паспорт. – Фото заменить – умеючи пара пустяков. Теперь я Сергей Емельянов. Так-то. Но без денег мне не долго гулять – поймают…

– Проша, милый, нет у меня денег, – проникновенно приложив к груди руки, с каким-то нутряным стоном сказал Кирилл Спиридонович.

– Денег нет, так золото есть, – спокойно настаивал Прохор.

Он неожиданно улыбнулся, присел на лавку рядом со стариком, обнял его за плечи, заговорил тихо, вкрадчиво:

– Дядя Кирилл, вот ты, наверное, думаешь: «Ишь, разбойник, ограбить дядю хочет…» А ведь я тебя люблю, ведь ты мне за отца родного был… И не попросил бы я у тебя ничего, сам бы тебе дал за твою доброту, да выхода другого нет. К кому я пойду, кто поможет?.. Опять и то возьми в расчёт: ведь как-никак я тебя выручил, хозяйство твоё на себя взял, а ты в сторонке остался. Ведь по твоей же милости теперь будто волк от людей скрываюсь… Прогони ты меня тогда, жил бы, как все люди.

Молчал Кирилл Спиридонович, натужно думал. «Всё правильно говорит Прошка… Стало быть, отдать ему часть золота?.. Наживал, наживал, изворачивался, хитрил, сил сколько положил, а теперь возьми да отдай? Кабы было ради чего… А то ведь так, без пользы пропадёт золотишко. Ведь как ни крутится Прошка, с деньгами ли, без денег ли, а не миновать ему НКВД. «Откуда, – спросят, – золото?» – «Дядя дал…» И меня возьмут под микитки… Нет, нет – и никаких…»

Кирилл Спиридонович сделал обиженное лицо.

– Спасибо, племянничек. Моей добротой меня же и попрекнул. Да нешто я тебя неволил хозяйство-то брать? Или языка не было отказаться?

– Знал ты, что не откажусь, – по-прежнему мягко проговорил Прохор. А в глазах его появилась давешняя нагловатая весёлость, улыбка словно заледенела на потемневшем лице. – Да и от доброты ли ты мне хозяйство-то подарил? Ну-ка, скажи, зачем ты это сделал?

– Известно, по христианству…

Прохор засмеялся, похлопал дядю по плечу.

– Полно городить-то! По христианству… На его глазах человека убили, он бровью не повёл, а туда же – по христианству… Нет, дядя, нутро у тебя не то… Понял я всю твою хитрость, да поздно… Знал ты, к чему дело шло, и сделал мне подарочек, чтобы от себя беду отвести. Не хотелось тебе страдать за хозяйство, потому что есть у тебя золото, и на него ты можешь десять таких хозяйств купить. А я глуповат был да и жаден… Твоим хлебом кормился – известно.

«Ишь ты, говорит, как по книжке читает… Словно бес ему в ухо нашёптывает… А я ещё сдуру-то пожалел его… – тоскливо думал Кирилл Спиридонович. Ему захотелось сбросить с плеча большую горячую руку племянника. – Да что это я перед ним трясусь-то? Да кто он такой? Беглый каторжник. Ишь ты, золото ему подавай. Врёшь, брат… Не ты наживал».

Старик встал, выпрямился, важно погладил бороду.

– Ну и я тебе скажу, дорогой мой племянник Прохор Иваныч. Много ты тут наболтал, да всё без дела. Ни золота, ни денег у меня нет, а то бы не сидел я в колхозе-то. Мог бы, чай, понять. Чем другим – пищей там, одежонкой помогу по-родственному, а насчёт остального – не взыщи. На том счастливо оставаться!

Он пошёл к двери.

– Сядь! – услышал за спиной глухой, угрожающий голос Прохора.

Кирилл Спиридонович остановился, медленно обернулся, чувствуя, как нарастает в сердце злоба.

– Сядь, – с деревянным спокойствием повторил Прохор, не отводя нагловатого, весёлого, будто хмельного взгляда от бледного лица дяди.

Кирилл Спиридонович опустился на лавку. Чувствовал себя так, словно его весь день цепами молотили. Хотел утереть вспотевшее лицо, но платка не нашёл. Торопливо вывернул карманы – нет платка. Хороший был платок, покойница супруга вышила перед смертью. Все, кто видел платок в руках Кирилла Спиридоновича, непременно восхищались узорами, мастерством вышивальщицы. Поэтому старик всегда носил его при себе…

– Проша… – Старик боком повалился на лавку.

Прохор подбежал, сильно тряхнул его, посадил.

Лицо у старика пожелтело, оплыло книзу. Тусклые глаза смотрели в одну точку.

– Эй, дядя, брось!.. В игрушки со мной играть вздумал?

В голосе Прохора послышалось раздражение.

Кирилл Спиридонович глубоко вздохнул, дёрнул ворот рубашки.

– Проша… – зашелестел его голос. – Беда-то какая! Платок потерялся. Коим кровь-то вытирал… Вся деревня его знает… Найдут… О господи!

– Где потерял?

– Не знаю… Память отшибло… Начисто…

Прохор постоял над ним, что-то соображая.

– Так, так, так… Ну спасибо тебе, дядя! Выходит, мой грех на свою душу взял. Платок, понятно, найдут. Пустят собаку и найдут. И тогда каюк тебе. Бывший кулак убил коммуниста. Расстреляют без разговоров…

Он отвернулся от старика.

– Можешь идти. Ты теперь человек конченый.

Кирилл Спиридонович сидел недвижимо. По лицу ползли слезы. Настоящий страх, страх ледяной, ломающий волю, Кирилл Спиридонович почувствовал сейчас. Ясно, до мелочей, возникла перед глазами картина. Собака несёт в пасти его платок… Вот он уже в руках у милиционера. Кругом столпились колхозники. Голоса: «Локотникова платок! Жена ему вышивала! Вишь, в крови! Стало быть, он Серёжку Емельянова убил!»

Сейчас же пойти, разыскать платок. Да где? Он даже не помнит, когда руки вытирал. То ли когда несли к озеру, то ли после, как к мельнице шли. Если бы ещё по тропе шли, а то ведь через кусты ломились… Ищи теперь…

Кирилл Спиридонович плакал впервые с тех пор, как умерла жена. Что же теперь?.. Дрожать изо дня в день, как зайцу под кустом, ждать, пока не возьмут за шиворот? А может, пойти, признаться во всём? Может, и простят… Нет, не простят. Другое, видно, надо… Сниматься с родных мест да бежать куда глаза глядят. И тут старик услышал до странности спокойный и даже весёлый голос Прохора:

– Дашь денег?

– Дам.

– Значит, есть они у тебя?

– Есть.

– В золоте?

– В золоте. Червонцы царской чеканки.

– Дашь триста монет?

Глаза у старика просветлели, выпрямилась спина. Сумма, названная племянником, ударила ему в голову, подобно нашатырному спирту, заставила очнуться. Подумал, сказал:

– Дам триста, что с тобой будешь делать, всё-таки вместо сына ты мне.

– Больно легко соглашаешься. Обмануть задумал? – поигрывал бешено весёлыми глазами Прохор.

– Господь с тобой, Проша! Или кто меня за язык тянул про золото говорить. Дам, что уж…

– Когда?

– Нынче ночью достану. Завтра принесу.

– Ну, гляди… Если обманешь, заранее заказывай по себе панихиду. Я слов на ветер не бросаю.

– Да нет, что уж, завтра принесу.

– Тогда вот что. В этой западне я не останусь. Приду сюда завтра часиков в семь. Ждать долго не буду. Тут у крыльца рябина стоит. Если увидишь – нижняя ветка надломлена, значит оставь деньги в чуланчике. Да поесть принеси, не забудь. Ну, а теперь пойду.

Прохор свернул цигарку, закурил, кивнул старику и вышел.

Ни в эту, ни в следующую ночь Кирилл Спиридонович не смог побывать на Марфином острове. Чувствовал – следят за ним, и сердце сковывал страх. Думал: «Бежать, бежать… Но и Прошке надо помочь скрыться… Поймают его – обоим несдобровать». Наконец решил – лучше действовать днём.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю