Текст книги "Неделя приключений"

Автор книги: Лев Парфенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12
ДВЕ ПАПКИ

Село Мошково раскинулось на пологом склоне холма по обеим сторонам шоссе. В верхнем конце стояла каменная церковь, занятая под мастерскую МТС, и несколько двухэтажных зданий – бывшие купеческие дома. Все они были построены по одному типу. В нижнем этаже маленькие зарешёченные окна и железная двустворчатая дверь – магазин, верхний этаж – жилой. Напротив одного из этих бывших лабазов остановилась запылённая полуторка. Василий Алексеевич соскочил на землю, потоптался, разминая ноги.

– Вход у них позади дома, – сказал шофёр, – там спросите начальника товарища Никонова.

«Неужели тот Никонов? – подумал Василий Алексеевич. – Кузьма Никонов, который у нас агитбригадой командовал?.. Да нет, не может быть. Ведь тот литейщик…»

В кабинете за простым канцелярским столом сидел человек средних лет, в синей гимнастёрке. На углу стола лежала фуражка. У начальника районного отдела НКВД были редкие волосы с глубокими залысинами. Поэтому лоб казался высоким и выпуклым. Щёки втянуты внутрь, вместо них две складки крупнопористой кожи пролегли от переносицы до уголков рта. Эти складки старили лицо, в то же время придавая наружности что-то львиное.

«Не он, – переступая порог кабинета, решил лейтенант. – У Кузьмы Никитича шевелюра была, да и лицо покрупнее. Этот же – словно его месяц голодом морили».

Начальник оторвался от бумаг, поднял на посетителя глаза чистого голубого цвета. Близоруко сощурился, отчего лицо сделалось добродушным и улыбчивым. У Василия Алексеевича ворохнулось сердце: «Кузьма»… Однако он ещё не был в этом уверен. Подойдя к столу, отдал честь с особым морским шиком (вскинул кулак, разжал у виска, пришлёпнул кончиками вытянутых пальцев по козырьку фуражки), официально отрапортовал:

– Лейтенант Гуров. Нахожусь в отпуске. Вот мой документ.

Львиные складки на лице начальника вдруг разошлись в стороны, обнажились желтоватые зубы.

– Узнаю Васю Гурова и без документов, – сказал он, вставая и протягивая через стол руку. У него был низкий урчащий бас, казалось, в груди его работал мотор. Лейтенант вспомнил, что благодаря своему голосу Никонов в любительских заводских спектаклях вынужден был играть буржуев и царских генералов-бурбонов. Однажды произошёл такой случай. Молодой паренёк Николай Симочкин, исполнявший роль красного партизана, должен был по ходу пьесы стрелять в Никонова-генерала. Несколько раз он щёлкнул курком, но пистолет давал осечку. В публике послышались смешки. Тогда увешанный орденами генерал повернулся спиной к своему незадачливому убийце и обратился к зрителям с речью: «Видели, товарищи, какая петрушка получается! Я что хочу сказать? Покуда рабочий класс не научится держать порох сухим, до тех пор будет зазря литься рабочая кровь! Ведь вот из-за таких растяп, вроде Кольки Симочкина, кровавые псы империализма, белые генералы задушили не одну революцию. Ведь его, Кольку, сейчас голыми руками взять можно! Правильно я говорю или нет?!» В зале грянули аплодисменты, раздались возгласы: «Правильна-а!», «Верна-а!» В это время хлопнул выстрел. Никонов, как и полагалось ему по ходу пьесы, покачнулся. Но тут в первом ряду вскочил какой-то здоровенный верзила из кузнечного цеха и, грозя Симочкину чугунным кулачищем, рявкнул: «В кого стреляешь, гад?! В своих стреляешь!» Режиссёр с перекошенным от ужаса лицом бросился закрывать занавес.

Все это вспомнил Василий Алексеевич, лишь только услышал знакомый рокочущий голос. Обеими руками сжал теплую шершавую ладонь, обрадованно засмеялся.

– Кузьма Никитич?!

– Ты что, вправду не узнал?

– Изменился ты, Кузьма Никитич!

Никонов пригладил рукой волосы.

– Да-а, это ты верно… Изменился. Желудок барахлит.

– После того ранения?

– Во-во, после него. И в чекисты я попал после него. Вернее, из-за него. По своей воле пошёл. Чего стоишь-то? Садись. Да вот сюда, на диван. Как узнал, что я здесь? На заводе, поди, сказали…

Никонов опустился на широкий кожаный диван, оставшийся, видно, ещё от прежних домовладельцев, указал лейтенанту место рядом, близко посмотрел на него смеющимися глазами.

– Моряк на все сто. А откозырял-то!.. Лихо, лихо, прямо по-гусарски…

Он засмеялся, закашлялся, вытер глаза платком, спросил:

– Чего кислый такой?

Василий Алексеевич закурил трубку, заговорил:

– Я ведь, Кузьма Никитич, не знал, что ты здесь. Шёл к начальнику отдела, а выходит, ты и есть сам начальник. Я насчёт Прохора Локотникова!

Никонов перестал улыбаться, остро взглянул на лейтенанта.

– Слушаю.

В нескольких словах Василий Алексеевич рассказал о вчерашней встрече, о пожаре, о племяннике Сёмке, который видел у прохожего часы Сергея Емельянова, о своём разговоре с Федькой.

Никонов молча открыл ящик стола, достал две канцелярские папки. Открыл одну из них, жестом пригласил подойти Василия Алексеевича.

– Узнаёшь?

В папке, поверх пожелтевших бумаг, лежало коричневое фото. Парень в фуражке с заломленным козырьком, в чёрной паре, при галстуке. Большое лицо, скулы будто два яблока, крупный нос, смелые, с дерзким прищуром глаза.

– Он, – сказал Василий Алексеевич.

– Так. А Емельянов, значит, твой сослуживец? Расскажи-ка о нём поподробнее.

Василий Алексеевич рассказал всё, что знал. А знал он о Емельянове только хорошее.

– М-м-да, – промычал Никонов и потёр кончиками пальцев виски. У него были толстые сильные пальцы с широкими ногтями, пальцы рабочего.

Порывшись в ящике стола, он достал три книжки разного формата и толщины. Пододвинул их лейтенанту.

– Взгляни, тебе эти книги не знакомы?

Василий Алексеевич прочитал заглавия: «Нефть», «Разведка нефти», «Нефтяные богатства СССР». Недоумённо пожал плечами.

– Первый раз вижу. Почему ты думаешь, что они мне могут быть знакомы? Я военный моряк, а не геолог.

– Емельянов тоже геологом никогда не был. Однако вот эти самые книжки он получил по почте за два дня до исчезновения.

– Откуда?

– Из города. Точного адреса не знаю. Не сохранилась обложка бандероли. Но нам известно, что Емельянов занимался какими-то поисками. Ты же разговаривал с этим парнишкой, Федькой Завьяловым? Человек серьёзный, зря болтать не станет…

– Да, да, Фёдор видел Сергея на пруду у Старой мельницы. По деревне ходят россказни, будто он клад искал… – Василий Алексеевич вскочил, уставился в одну точку, словно вдруг что-то понял, забегал по кабинету. – Всё ясно, Кузьма Никитич! Всё ясно! Нефть искал Емельянов! Нефть – вот что!

Никонов засмеялся, постучал ладонью по столу, как бы призывая к порядку.

– Сядь, Василий, сядь. Не мотайся из угла в угол. Тут тебе не капитанский мостик, а солидное учреждение. – Лицо его неожиданно стало серьёзным. – Возможно, Емельянов искал нефть. Это, когда понадобится, определят специалисты. Нам важно знать другое.

Пожевав губами, как бы отформовывая фразу, Никонов медленно и отчётливо проговорил:

– Нам важно знать, какое отношение Прохор Локотников имеет к Емельянову и к его поискам. Твоё сообщение о часах очень нам поможет.

Никонов сдвинул обе папки, тесёмки одной и тесёмки другой связал между собою узлом.

– Вот что ты совершил, брат: связал два разрозненных дела. Дело о побеге из места заключения бандита Локотникова и дело об исчезновении механика МТС Емельянова. Раньше насчёт такой связи у нас были лишь подозрения, теперь появилась кое-какая уверенность.

– Значит, Локотников бежал? Так я и подумал.

– Бежал и успел немало натворить.

– Какая же связь может быть с ним у Емельянова? Уж не думаешь ли ты, что Емельянов того же поля ягода?

Никонов развёл руками.

– Ну это ты, брат, взял с потолка. Емельянов – честный советский человек… С ним не иначе что-то стряслось, он жертва…

– Убит?

– Не знаю. Всё может быть.

– Но за что?

– Слишком много вопросов, товарищ лейтенант, – сказал Никонов. – Точно я сам ещё ничего не знаю.

– Та-ак, понятно. – Василий Алексеевич встал. – Где же теперь может скрываться Прохор?

– Где-нибудь в окрестностях Ликина.

– Что ему здесь надо?

– Встретиться с дядей, что же ещё.

– Разве старик не в ссылке?

– Был в ссылке. Уже шесть лет как вернулся. Отказался от племянника, проклял свое кулацкое прошлое, работает в колхозе, и неплохо работает. Живёт у двоюродной сестры Матрёны Лаптевой.

– Погоди, Кузьма Никитич! Чёрта ли мы тогда баланду травим? Ведь они десять раз могли встретиться. Устроить сегодня же облаву, арестовать обоих…

– Нет, – решительно отверг Никонов. – Тут дело не так просто. Сперва надо узнать, где он скрывается. Действовать следует хитро и незаметно. Тут деревня – каждый новый человек бросается в глаза. Попробуй выследи. Тем более что кругом леса, овраги.

– Что же, выходит, ждать? А если уйдёт?

– Не должен уйти. Тут же всё зависит от нас.

Никонов с минуту испытующе вглядывался в лицо Василия Алексеевича, как бы оценивая сидящего перед ним человека. Вдруг совсем не к месту сказал:

– А ты ведь не обедал. Сейчас скажу, нам принесут.

Не слушая возражения лейтенанта, вышел из кабинета.

Минут через пять вернулся и ещё от порога спросил:

– Родители Емельянова знают тебя в лицо?

– Наверное. У Сергея было моё фото.

– Тогда, друг Василий Алексеевич, без твоей помощи нам никак не обойтись. Есть у тебя время?

Василий Алексеевич широко заулыбался, словно ему сообщили приятнейшее известие, схватил Никонова за руку, тряхнул.

– Слушай, Никитич, при чём здесь время?! Или забыл, какие в твоей бригаде были ребята? Считай меня с этой минуты в своём распоряжении. А иначе, как у нас один старшина выражался: «Амба, ша, и вон из тебя душа!»

– Ну, ладно, ладно! – добродушно загудел Никонов. – А не знал бы я своих ребят, так, думаешь, терял бы тут с тобой время? Садись. Задача у тебя будет такого рода…

Глава 13
ПОЛЬЗА АРИФМЕТИКИ

Обычно мать карала Сёмку при помощи задачника Березанского. Это был привычный для него школьный задачник, составленный, по-видимому, гуманным человеком, ибо на последних его страницах имелись ответы почти на все задачи. С Березанским ещё можно было ладить. Другое дело, «задачник-скорпион». Так Сёмка именовал про себя старинный задачник в чёрном коленкоровом переплёте. Тощий, костлявый, с твёрдыми углами, он действительно напоминал зловредное насекомое. Тиснённые на обложке пронзительно узкие и длинные, словно сплющенные с боков, буквы, особенно старинное «ять», были похожи на ядовитые жала. Содержание задачника лишь подтверждало это впечатление. Пожелтевшие от времени страницы таили такую бездну головоломок, подвохов, сюрпризов, что Сёмку от одного вида чёрного коленкорового переплёта прошибал холодный пот. Ко всему тому составитель этой вредной книжонки не потрудился приложить ответы на задачи.

Лишь самые тяжкие Сёмкины проступки заставляли мать, презрев долг человеколюбия, доставать с полки страшный задачник. Именно так случилось на сей раз. Мать была крайне раздражена – ей пришлось выдержать бурное объяснение с докторшей. На следующее утро после завтрака она достала «задачник-скорпион», отметила в нём двенадцать задач, а сама ушла в магазин, наказав к её приходу решить три из них. И так по три задачи каждый день. Во избежание всяких непредвиденных случаев она заперла Сёмку снаружи. Правосудие свершилось.

Сёмка раскрыл ужасный задачник. В шелесте пахнущих временем страниц слышалась ехидная старческая сухость с примесью какого-то кандального металлического звона. Сёмка прочитал первую задачу и мысленно простился с небом, солнцем и речкой.

В задаче говорилось о бассейне, в который вливалась и из которого в то же время выливалась вода, и Сёмка должен был узнать, сколько её вливалось и сколько выливалось, хотя это вовсе не интересовало его.

Сёмка решил подождать с бассейном и перешёл к следующей задаче. Тут требовалось узнать расстояние, пройденное путниками, которые двигались навстречу друг другу из пункта «А» и пункта «Б». Некоторое время Сёмка строил догадки относительно причин, побудивших путников оставить родные пункты «А» и «Б». Что, если они пустились на поиски сокровищ? И где-нибудь между пунктами «А» и «Б» находится Старая мельница. Кто скорее до неё доберётся, тому сокровища и достанутся. Вот, наверное, торопятся-то… В третьей задаче Сёмка столкнулся с хозяином, который платил работнику жалованье по частям, и автор задачи хотел, чтобы Сёмка узнал, сколько именно денег получал работник каждый раз. Сёмка подумал, что хозяин, видно, буржуй и эксплуататор и работник зря с ним цацкается. Отобрал бы все деньги и раздал беднякам. Тогда бы и узнавать не надо, сколько он получил по частям. Так Сёмка прочитал все двенадцать задач и с грустью убедился, что у него не возникло желания немедленно ответить на поставленные в них вопросы.

Он прочитал и тринадцатую, не отмеченную матерью задачу под номером 284, и она почему-то привлекла его внимание. Ещё раз перечитал задачу. В ней рассказывалось о том, как «некий персидский купец» решил покинуть Персию и всё своё богатство общим весом в двадцать четыре пуда уложил в два сундука: в один – золото, в другой – серебро. Когда четвертую часть золота «некий персидский купец» переложил в сундук с серебром, то оба сундука стали весить одинаково. Требовалось узнать, сколько было золота и сколько серебра, если вес пустых сундуков соответственно составлял десятую и шестую части от веса полных.

Что-то было знакомое в этой задаче. Будто Сёмка где-то уже слышал про персидского купца, про сокровища… Он написал в тетрадке номер задачи, промокнул чернила, машинально перевернул промокашку. Цифры на ней теперь встали в обратном порядке.

– Четыреста восемьдесят два, – вслух прочитал Сёмка. – Четыреста восемьдесят два! Но ведь именно такая цифра стояла на карте, найденной вчера. И персидский купец понятно, почему знаком. Вчера про него Спартак говорил. То есть Спартак говорил про персидского разбойника Селима. Но всё равно: этот уехал из Персии, и тот уехал, у этого сокровища, и у того сокровища, там цифра «482», и здесь, если прочесть наоборот. Сёмка вскочил, возбуждённо взъерошил волосы, почувствовал, как в висках застучала кровь. Странное совпадение! В чём же тут дело? Определённо существует какая-то таинственная связь между задачей и картой. Но какая?

Сёмка пришёл к выводу, что прежде всего надо решить задачу. Возможно, где-то здесь таится разгадка. Он попробовал взять задачу с ходу. Безрезультатно. Тогда он приступил к длительной осаде. Достал учебник арифметики. Не случись чрезвычайных обстоятельств, ему и в голову бы не пришло утруждать себя столь неинтересным чтением. Зато теперь он взахлёб пробежал несколько страниц и, к своему немалому удивлению, заметил, что всё прочитанное понятно. Не далее как месяц назад тот же самый текст казался ему чем-то заумным и абсолютно непостижимым. Сёмка отложил учебник, вернулся к задаче и вдруг нашёл ключ к решению. Оно оказалось настолько простым, что Сёмка сначала пал духом – опять неправильно. Но всё было правильно.

Вскоре Сёмка с победоносным видом начертал: сундуки вместе весили три пуда. Сёмка подосадовал – бесполезная тяжесть! «Золота – 13,5 пуда, серебра – 7,5 пуда». Цифры ничего ему не сказали. Что же дальше? Сёмка захотел узнать: хватит ли драгоценного металла на постройку корабля? Перевёл пуды в килограммы. Цена золота и серебра была ему известна – сведения эти почерпнул из надписи около окошечка кассира, когда однажды заходил с матерью в банк. Точных цифр Сёмка не помнил, но копейки его и не интересовали. В итоге всех вычислений получилась колоссальная сумма – миллион рублей. Сёмка ахнул – это не меньше как на линкор! Но что проку во всех расчётах, если таинственная связь между задачей и картой не поддавалась объяснению. Может, всё-таки сокровища персидского купца из задачи как раз и спрятаны в местах, отмеченных на карте? Конечно, ужасно интересно так думать, но ведь это всего лишь его вымысел. Пожалуй, пока не стоит ничего говорить друзьям. Но до чего же нестерпимо сидеть дома, когда ты обременён тайной. В пору в окно выпрыгнуть. Влез на подоконник, заглянул вниз. Высоко! Жаль, длинной верёвки нет. Друзей во дворе не видно. Наверное, с утра убежали купаться. Сёмка с горечью подумал: «Вот они, друзья! Товарищ в беде, а им хоть бы хны… Греются себе на песочке… Свободные птицы. А я томлюсь в темнице сырой…»

Он перешёл к противоположному окну. Оно выходило во внутренний дворик, который все жильцы именовали «колодцем». Замкнутый с четырёх сторон стенами, дворик в самом деле напоминал колодец. Одна из секций здания была двухэтажная. Крыша её под прямым углом примыкала почти к окну на одном с ним уровне. До края крыши было рукой подать – не больше трёх метров. Но как их преодолеть, эти три метра? По воздуху не полетишь.

Негромко и глухо громыхнула кровля. Сёмка напряг слух. Характерный звук повторился. Кто-то босиком крался по противоположному скату крыши. Из-за печной трубы выглянула краснощёкая и ужасно таинственная физиономия Спартака.

Сёмка обрадовался. Нет, у него настоящие товарищи.

Спартак, а следом за ним и Витька вышли из-за укрытия, осторожно ступая, чтобы не взбудоражить жильцов, подобрались к Сёмкиному окну.

– Задачки решаешь? – сочувственно поинтересовался Спартак. Очень трудно? А мы тебе маршрут принесли, надо подписать.

– Какой маршрут? – не понял Сёмка.

– Маршрут экспедиции. За сокровищами. Я составил.

– А зачем маршрут? Тут всего двадцать километров.

Спартак вздохнул: азы объяснять приходится, до чего же тёмный народ!

– Без маршрута нельзя. Экспедиция должна следовать по маршруту. Ведь штурманы прокладывают курс для судна.

– А если пешком…

– Кто же пешком отправляется за сокровищами? Так не делают. Надо обязательно снаряжать судно.

Собственно, Сёмка не собирался ни пешком, ни по воде пускаться на поиски сокровищ. Его удивило то, что Витька с серьёзным видом выслушивал объяснения Спартака, не возражал, не бросал ехидных замечаний.

– Ты тоже едешь? – спросил Сёмка.

– Ага.

– Да ведь ты говорил, что всё ерунда.

– Да я про Селима про этого говорил… А вообще интересно… Поедем, Сёмк, с нами.

Последовала пауза. Витька угнетённо вздохнул.

– А тут ещё радиоприёмник…

– Какой радиоприёмник?

– Который у нас дома… Я разобрал его, потом собрал, а он не говорит. Я тут, конечно, не виноват, ты же сам знаешь, в радиотехнике я разбираюсь!.. Просто лампа, наверное, перегорела, да ведь отец-то всё равно меня выпорет… Юрка всё видел…

Витька опять вздохнул. Сегодня за обедом на третье мать дала им с Юриком по булке с повидлом. Пока мать намазывала повидло, Витька истекал слюной и от нетерпения подпрыгивал на стуле. Но только поднёс булку ко рту, как Юрик вдруг пропищал с комариным ехидством:

– А я скажу, а я скажу…

Витька незамедлительно отдал ему булку. Бледный от злости и досады, он наблюдал, как перемазанный от уха до уха сладкой пастилой братишка уплетал за обе щёки его порцию. У Витьки чесались кулаки, однако ему удалось удержаться на дипломатических высотах. Более того, после обеда он привёл Юрика в сарай, подарил ему модель самолёта и паровоз без колёс.

– А где колёса? – требовательно спросил Юрик вопреки пословице, что дарёному коню в зубы не смотрят.

– Будут колеса, сделаю, – сказал Витька.

Он теперь вообще старался не прекословить Юрику и обещал всё, чего бы тот ни захотел. Попроси он луну с неба, Витька и её посулил бы. Но жить так, под страхом наказания, было невозможно. Витька понимал, что не хватит у него, чёрт побери, терпения бесконечно угождать Юрику… И тогда порки не миновать. И он решил бежать из дому, благо подвёртывался хороший случай.

У Сёмки дела обстояли не лучше. Четыре дня подряд решать задачи – это, пожалуй, похлестче порки. Ведь и сегодняшнее задание ещё не выполнено. А что, если и верно махнуть в путешествие. Вернулся бы с сокровищами, овеянный славой. В суматохе мать небось бы и про задачи забыла. Да и неудобно как-то наказывать героя, подарившего государству целый линкор. А в школе торжественная линейка по поводу чествования героев, гром барабанов и ещё… как это?.. медь оркестров… Хорошо!

– Где этот ваш маршрут? – спросил Сёмка. – Его обязательно надо подписывать?

– Обязательно, обязательно, – сказал Спартак. – Это вроде клятвы собственной кровью.

Он достал из кармана моток бельевой бечевы и одним концом обвязал свернутую в осьмушку карту. Затем Спартак сложил бечеву крупными кольцами, принялся размахивать ею над головой, подобно лассо. Он воображал себя искусным ковбоем, сыном Дальнего Запада. Впрочем, это заблуждение не замедлило рассеяться в прах, ибо лассо никуда не полетело, а наоборот, по ногам и рукам спутало самого сына Дальнего Запада. Лишь с помощью Витьки ему удалось сбросить путы.

Громыхание железной кровли, сопровождавшее возню, привлекло внимание соседей. Кое-где в раскрытых окнах начали мелькать любопытные физиономии.

– Быстрей! – яростно зашипел Сёмка.

Однако Спартак не отказался от роли ковбоя. Это было свыше его сил. Потоптавшись по крыше, он выбрал удобную позицию и повторил бросок. На этот раз направление было выдержано точно. И хотя лассо вырвалось из рук и улетело вместе с картой, однако попало по адресу. Сёмка сумел ловко подхватить его… и в тот самый момент услышал сзади жёсткий голос матери:

– Вот как ты выполняешь задание?

Сёмка спрыгнул с подоконника, карта, выскользнув из петли лассо, упала к его ногам. Мать не терпела мусора на полу. Она подобрала бумажку; ещё несколько секунд, и карта разбойника Селима, стоившая, может быть, целый миллион, нашла бы свой конец в помойном ведре.

– Мама, не выбрасывай! – отчаянно крикнул Сёмка.

Мать удивленно посмотрела на сына, перевела глаза на бумажку, развернула, пробежала по ней рассеянным взглядом. Сёмка ожидал, что она, ничего не разобрав, вернёт ему тетрадный листок. Но мать не торопилась. Что-то привлекло её внимание. Она машинально смахнула со лба непослушный завиток, словно он мешал чтению, и углубилась в изучение карты.

Сёмка обомлел. Сейчас мать всё узнает, тайна перестанет быть тайной, и экспедиция за сокровищами Селима погибнет в зародыше. Покаянно опустив голову, он ждал, когда на него обрушатся потоки вопросов, сдобренных справедливыми упрёками. В то же время Сёмка судорожно придумывал выход из создавшегося положения. Можно, например, сказать, что карта – это просто игра. Ну да, игра в путешествия. Неплохое объяснение и, главное, исключает всякие придирки. Нет ничего дурного в том, что он позволил себе поиграть с ребятами. Правда, он не выполнил задания, но он выполнит, непременно выполнит. Объяснение, конечно, было неплохое, оно могло бы защитить Сёмку не хуже стального щита. Но удар неожиданно пришёлся в спину.

– Что это такое?! – грозно, отчеканивая каждый слог, сказала мать и потрясла картой Селима перед Сёмкиным носом.

– У нас такая игра…

– Игра! – оборвала мать. – Может быть, скажешь – детская забава?!

– А… а… что? – не понял Сёмка.

Мать поднесла карту к глазам и, уже не обращая внимания на непослушный завиток, прочитала:

– «Марш рутвел икай игра ндио знай вист ори и экс педиции ика питан аспыр така…»

У Сёмки аж в глазах зарябило от удивления.

– Что ж ты, думал меня провести? – продолжала мать с наружным спокойствием. – Как будто не ясно, что все эти «рутвел» и «педицы» внесены лишь для затемнения смысла?! В настоящем виде эта гнусная писулька выглядит так: «Марш играть в вист. Знай ори и икай!»

Сёмка был до того ошеломлён, что даже улыбнулся. Мать отшатнулась от него, как от прокажённого. На виске у неё начала биться голубая жилка – признак с трудом сдерживаемого гнева.

– И он ещё улыбается! – сказала она, расслабленно опускаясь на стул. – Ты что же, считаешь, что играть в карты в двенадцатилетнем возрасте – вполне нормальное явление? Может, вы там и водку пьёте?! Признавайся: пьёте?!

Сёмка молчал и наполнялся обидой. Обида проникала в каждую пору, она комком подпирала под горло, мокрой теплынью обволакивала глаза. Какая водка? Какой вист? Он и словото это слышит впервые. Неужели Спартак нарочно подстроил? Тогда нужно побежать за ним, пусть сам объяснит.

– Будешь отвечать или нет? – хлестал его голос матери. – Когда ты связался с хулиганьем?

Сёмку вдруг осенила догадка. Шифр! Иногда ради развлечения они с Витькой пользовались им в школе во время уроков. Слова расчленяются, половинки соседних слов соединяются между собой – вот и вся хитрость.

Сёмка подошел к матери, расправил на столе карту и, всхлипывая, прочитал написанный размашистым почерком текст:

– «Маршрут великой и грандиозной в истории экспедиции капитана Спартака». Вот тут что. А совсем и не про карты.

Сказав это, Сёмка с кротким, всепрощающим видом христианского мученика удалился в другую комнату и лёг вниз лицом на кушетку. Вот и всё. Он сам открыл тайну. Не мог же он допустить, чтобы над ним тяготело чудовищное подозрение.

Скрипнула дверь. Мать присела рядом, погладила Сёмку по голове. У неё была маленькая, теплая, мягкая рука. «Сейчас начнёт допытываться», – подумал Сёмка и плотнее прижался к кушетке.

– Ладно, ладно, не сердись, – сказала мать голосом несколько более весёлым, чем требовалось.

«Что же она не спрашивает про карту?» – подумал Сёмка и плотнее прижался к кушетке.

– Ну полно, полно дуться, вставай…

Мать осторожно приподняла его голову. Сёмка взглянул на неё исподлобья и, пожалуй, впервые в жизни уловил смущение в её обычно строгих глазах. Он понял: мать не придала карте никакого значения. На радостях – не оправдались её самые худшие предположения – она поверила сыну. Игра в путешествия? Да играйте во что угодно, только не в карты. Радость, как известно, притупляет бдительность.

Сёмке стало немножко стыдно и жалко мать. В душе она, конечно, клянёт себя за ошибку, кается и не показывает этого лишь потому, что боится уронить авторитет. А он лежит, строя из себя обиженного, заставляет её мучиться, хотя сам виноват перед ней. Задание-то не выполнил… Сёмка поднялся с кушетки, сделал вид, что ничего не произошло. Мать по достоинству оценила его деликатность.

– Ты не очень устал? А то можешь пойти погулять.

В голосе слышалась незнакомая нотка заискивания.

У Сёмки от радости и нетерпения защекотало в груди. Так и бросился бы сейчас на улицу. Однако он подавил в себе это желание. Излишняя поспешность могла рассеять покаянное настроение матери. А может быть, всё-таки засесть за задачи? Ведь завтра она вспомнит про них и всё равно заставит решить. Ой, нет, от одной мысли о задачах сердце начинает глодать тоска. Завтра пусть всё что угодно, но только не сегодня.

Мать вышла на кухню. Сёмка сейчас же склонился над картой, которая лежала на столе рядом с раскрытым задачником, подобно какой-нибудь невинной бумажке. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять: Спартак нашёл, наконец, достойное воплощение своей страсти всему и вся давать наименования. Карта прямо-таки искрилась коллекцией великолепных, леденящих кровь названий: мыс Бурь, залив Смерти, остров Страха, пролив Отважных, озеро Креста, река Независимости… Ниже этого фейерверка романтики Сёмка прочитал следующие замечательные слова:

«Трёхмачтовый бриг «Победитель».

              Июнь 1939 года.

            Победа или смерть!

               Трое отважных:

  Капитан брига Спартак Бич Океана,

  Матрос Витька Штормовой Ветер…»

Сёмка подумал и приписал внизу: «Матрос Сёмка Нерушимый Утёс Справедливости». Получилось длинно, слово «справедливости» не умещалось в строке. Пришлось его вычеркнуть. Но и без него псевдоним звучал достаточно внушительно.

Мать, увидев Сёмку, склонившегося над бумагами, подумала, что сын увлечён задачами. Наконец-то она этого добилась. Арифметика пошла ему на пользу. Теперь он уж не будет целыми днями шалопайничать. Надо неустанно развивать в нём математическую жилку. Стране нужны способные инженеры. Пусть он будет инженером.

Мать с лёгким сердцем отправилась на работу. Ведь все родители на свете, когда дело касается их детей, любят желаемое принимать за действительное.