Текст книги "Неделя приключений"

Автор книги: Лев Парфенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5
ПОЖАР

Горело метрах в двухстах, в усадьбе совхоза. Пылала крыша длинного, похожего на барак коровника. Он стоял немного на отшибе. Красно-жёлтые языки пламени, особенно рельефные на чёрном фоне ночного неба и потому, словно на картине, до жути красивые, рассыпая искры, вымахивали высоко вверх, как будто стремились поджечь самое это небо.

Ребята перегнали Василия Алексеевича и теперь состязались между собой. Путь преградило длинное узкое озеро. Витька первый выбежал на берег и замешкался. Над озером лежал белый густой туман. Что, если прыгнешь и угодишь на какую-нибудь корягу! Он хотел осторожно сойти в воду, но в этот миг Сёмка с разбегу махнул в белое облако тумана. Раздался всплеск. Тогда и Витька прыгнул, не желая оказаться менее отважным. Вода была тёплая. Ребята переплыли озеро, побежали к коровнику. Оттуда доносилось отчаянное многоголосое мычание, похожее на человеческие вопли. Мальчики толкнулись в ворота. Они не поддались – видно, были заперты изнутри. Сёмка и Витька растерянно отошли от ворот – что они могли сделать?

Сёмка однажды видел пожар. Все суетились, кричали, советовали, пожарные двигались, как на экране, били окна, ломали стену, крышу. И весело и жутко. Но сейчас, когда рядом не было ни пожарных, ни толпы взрослых зевак, когда живые существа взывали о помощи, а Сёмка не знал, как им помочь, он почувствовал себя маленьким и бессильным. То же испытывал и Витька. Оба тревожно и как-то смущённо оглядывались по сторонам, не зная, на что решиться.

Сухо потрескивала крыша. Жаркий ветер порывами обдавал мокрые лица ребят. Подоспел Василий Алексеевич, надавил на ворота плечом.

– Изнутри заперто, – сказал Сёмка.

– Что ж вы стоите? – Василий Алексеевич метнул на друзей сердитый взгляд. – Витя! Беги до ближайшей избы, кричи: «Пожар!»

Витька сорвался с места.

– Семён, сюда! Видишь окошечко? Мне не протискаться, а ты сумеешь. Не боишься?

– Нет, – сказал Сёмка, даже не успев подумать, боится он или не боится.

– Если не сможешь отпереть, сейчас же обратно.

Маленькое окошечко было прорублено метрах в двух от земли. Дядя подсадил Сёмку, и мальчик очутился в коровнике. Его оглушил рев скотины, в нос ударил запах гари и острый дух коровьего стойла. Он ухватился за какую-то жердь, прыгнул вниз. Попал в жижу, поскользнулся, упал. Рядом сухо застучали по полу копытца, тёплое дыхание коснулось затылка. Сёмка огляделся. Под потолком стлался густой серый дым, освещаемый изнутри, как облака зарницами, вспышками пламени. Сыпались искры. В дальнем конце коровника что-то загорелось, и скотина заревела ещё отчаяннее. При неровном свете вспышек Сёмка увидел близко от себя влажные, лаково поблескивающие ноздри и тёмные большие глаза. Это был телёнок. От него пахло парным молоком. Он лизнул Сёмку шершавым язычком в губы, в нос, в щёку и промычал: «М-мэ…»

– Сейчас, сейчас, не бойся, – отозвался Сёмка, перемахнул через низкую перегородку и едва успел отскочить. Мимо него, мотая головой, галопом промчалась корова. У неё на рогах болталась расщеплённая доска. Корова со всего размаха таранила ворота, но они не поддались. Корова тоскливо замычала, отошла и снова бросилась на приступ. Сёмка прижался к стойлу. Как теперь подойти к воротам? Разъярённое животное не будет разбираться, кто он и зачем здесь, возьмет, подденет на рога или припечатает к воротам так, что дух вон. И зачем только загорелся этот проклятый коровник? Как хорошо они ловили рыбу, потом слушали дядю Васю. Где это золотое время? Его уже не вернёшь. Теперь Сёмке неминуемо придёт конец. Сейчас рухнет потолок, и он сгорит под развалинами. За что? Скорее, пока не поздно, обратно к окошку, на волю. Сёмка попятился от ворот. Становилось жарко и душно. Едкий дым спускался от потолка, растворял все предметы, вышибал слёзы из глаз. Впрочем, Сёмка не знал, отчего он плачет – от дыма или от страха.

Искра попала ему на шею.

– Ма-ма-а! – заорал он благим матом и присел. Ему показалось, что на него рухнул потолок.

Корова обернулась на крик. Сёмка увидел её выпученные глаза, налитые кровью белки.

Это было так страшно, что Сёмка, ничего не разбирая, ринулся к воротам, судорожно нащупал щеколду, откинул её. Ворота заскрипели, створки сами начали расходиться. Сзади по дощатому настилу гулко затопали копыта. Сёмка выскочил и угодил прямо дяде Васе в живот.

– Молодец, – сказал Василий Алексеевич, – а теперь держись в сторонке.

Он исчез в серо-буром квадрате раскрытых ворот. Сёмка отошёл. Было свежо и светло, как в центре города в первомайский вечер. Теперь пылала почти вся крыша. Загорелись и стены. К коровнику бежали люди. Слышались встревоженные голоса, доносились удары металла о металл – били в набат. К озеру, геройски тарахтя, пронеслась телега с бочкой. На бочке сидел мальчишка. Он пронзительно, по-разбойничьи свистел и лихо размахивал вожжами над головой. Из ворот коровника крупными клубами выпыхивал дым, вскачь выбегали коровы и телята. Казалось, коровник выстреливает ими.

Перед Сёмкой появился человек в галифе и в белой нижней сорочке. Одна его нога была босая, на другой – ночная тапочка без задника.

– Дмитрия Ефимыча не видал? – тяжело дыша, справился человек у Сёмки.

Сёмка сказал, что не видел. Тогда человек бросился к коровнику, крича: «Ефимыч! Ефимыч!» Белые бечёвки от галифе волочились следом по траве. Вокруг него тотчас же собрался народ. Человек начал размахивать руками и показывать на ворота. Рухнула часть крыши. Миллионы искр взметнулись к небу, словно ракеты грандиозного фейерверка. Сёмку затрясло от ужаса. Дядя Вася! Он остался под обломками… В это время в воротах показался Василий Алексеевич. Он нёс на руках что-то тяжёлое – шёл мелким, семенящим шагом, далеко откинувшись назад.

Его окружили люди. Сёмка протолкался вперед. Кто-то потянул за рубашку, оглянулся – Витька. Василий Алексеевич – лицо в копоти, на руке кровоточащая царапина – опустил свою ношу на траву. Это был старик с седой, почти наполовину обгоревшей бородой. Дымилась пола короткого пальто.

– Дмитрий Ефимыч, живой?! – крикнул человек в галифе.

Старик открыл глаза, приподнялся, опёрся на локоть. Сёмка увидел бледное, изрытое оспой лицо. Старик вдруг запричитал, заплакал:

– Скотина-то, скотина-то… батюшки-и!.. Неужто ж?..

– Цела скотина! – заорал, склонившись над ним человек в галифе, да так громко, что Сёмка поковырял в ухе. – А ты курил, что ли, на соломе, старый хрыч?! Отчего загорелось?!

Старик вдруг перестал плакать и сказал:

– Ну и голос у тебя, Иван Михайлов, мёртвого подымешь. Я завсегда, как услышу, так перекреститься охота!

Человек в галифе выпрямился, деловито бросил кому-то рядом:

– В медпункт! Заговаривается старик.

Через мгновение его голос, напоминавший раскаты грома, доносился откуда-то с другой стороны коровника:

– Эй, Мишка! Воду сюда-а! Пахома-ав! Багры!

Василий Алексеевич вместе со всеми принялся раскатывать сруб коровника. Ребята помогали подносить воду, заливать брёвна.

Вскоре пожар был потушен. Человек в галифе, где-то потерявший вторую тапочку, присел на траву, закурил. В сером предрассветном сумраке дымились мокрые обугленные брёвна. Они распространяли едкий запах гари.

Домой возвращались под утро. Витька спал, свернувшись на дне лодки. Сёмка смотрел на побледневшие звёзды и переживал. Ему очень хотелось думать, что он совершил подвиг, но что-то не получалось: Наоборот, было стыдно вспомнить, как он перетрусил, как заорал «мама», когда шею обожгла искра. Конечно, он всё же открыл ворота, но это произошло помимо его воли. Он ничего не помнил. В газете «Пионерская правда», например, подвиги описывались по-другому. Там ребята действовали решительно и мужественно. Ему очень хотелось, чтобы дядя Вася развеял его сомнения, но дядя молчал, а спросить Сёмка не решался: такой вопрос почему-то казался ему неуместным. И тогда он стал утешать себя. Ну, испугался, но ведь он впервые очутился в горящем здании. И притом совсем неожиданно. Любой другой мальчишка на его месте перетрусил бы. Даже Ледька, который ничего и никого не боится. В другой раз Сёмка не испугается. Пусть вот хоть сию минуту тот же Ледька накинется на него с кулаками. Пусть… Сёмка закрыл глаза, представил злое лицо Ледьки, его красные кулаки и, к своему удивлению, не почувствовал привычного ужаса. Ледька и связанные с ним страхи – всё это выглядело теперь игрушечным, кукольным, ненастоящим. Сёмка счастливо засмеялся.

Глава 6
СПАРТАК – ЗАЩИТНИК УГНЕТЁННЫХ

Два дня шёл дождь, на третий погода установилась, и ребята снова встретились. Обсудив недавние события, они решили, что моряки самый отважный и беззаветно смелый народ. Сёмка признался, что с медициной покончено, что сердце его навеки отдано морю. Витька одобрил это решение. Сам он долго колебался в выборе между водной и воздушной стихиями. Обе профессии имели перед другими то бесспорное преимущество, что изобиловали всякими опасностями и приключениями. Наконец, не желая отставать от товарища, он избрал море.

Бревно за сараями превратилось в эскадренный миноносец. И тут возник спор: кому быть командиром корабля? Сёмка утверждал, что это его право, поскольку при нём морской бинокль. Но бинокль Витька ни во что не ставил, зато приколотый у него на груди бронзовый эсминец представлялся ему чем-то вроде диплома на звание командира корабля.

– Ну ладно, – сказал Сёмка, – а командовать ты умеешь? Например, если надо открыть огонь?

– Ещё бы, – самоуверенно заявил Витька. – Так и скажу: открыть огонь. Уметь надо, понял.

Сёмка возликовал:

– Вот и не умеешь! Смотри, как надо…

Он сложил руки рупором и заиграл боевую тревогу:

– Ту-ту-ту-ту-ру-ту, ту-ту-ту-ру-ту… Впереди вражеская эскадра!

Сёмка имел в виду кур, разгуливавших неподалёку во главе с петухом.

Прозвучала чеканная команда:

– Носовое, к бою-ю-ю… товьсь!

Куры тревожно закудахтали, а петух, настороженно вытянув шею, закрутил головой, подобно вражескому наблюдателю.

– Дистанция десять кабельтовых! Бр-ронебойным… – Сёмка нагнулся, отколупнул два комка земли. – Два снаряда-а!!! Залп!!!

«Снаряды» разорвались как раз у петуха под ногами. Он захлопал крыльями и на всех парах, сопровождаемый куриной эскадрой, кинулся под защиту кустов репейника.

– Противник удрал без боя, – сказал Сёмка, по-адмиральски небрежным жестом отряхивая ладони.

– У вас хорошо получилось, – неожиданно послышался звонкий, чистый голос.

Друзья обернулись. Около сарая стоял мальчик лет двенадцати в красной испанской феске с белой кистью. На нём была синяя шёлковая тенниска и отлично выутюженные синие брюки. На ногах новенькие жёлтые сандалии. На груди пламенел шёлковый пионерский галстук. Лицо его, полное и румяное, напоминало головку фарфоровой куклы.

В одной руке незнакомец держал перочинный нож, в другой наполовину оструганную палку. Сёмка подумал, что где-то его видел и вспомнил: точно такие же приглаженные мальчики нарисованы в учебнике немецкого языка.

Это был именно мальчик.

Уличные слова «пацан» или «оголец» к нему как-то не подходили. Сёмка невольно сравнил с незнакомцем себя и Витьку. Рубашки на них грязные, запылённые, на ногах цыпки, а грязь на коленках, казалось, насквозь пропитала кожу. Сколько их ни мой, они остаются чёрными. Друзья были убеждены, что летом в ином виде мальчишкам не пристало появляться на улице. Иначе какая же польза от лета? Ведь стоит надеть чистый костюмчик, и ты уже принадлежишь маме, папе, кому угодно, но только не друзьям и не самому себе. Ты вроде сторожа при этом костюмчике – стоишь, как манекен, ни поваляться в пыли, ни подраться, ни искупаться. И самое скверное – становишься посмешищем для товарищей. Все помыслы направлены на то, чтобы отделаться поскорее от проклятого костюмчика. Наверное, точно так же раб мечтает освободиться от цепей. Вот почему ребят удивила не одежда незнакомца, а его непринужденность. Он не стыдился своего новенького костюма, как бы не замечал его. По-видимому, он даже не подозревал, что его одежда может стать предметом насмешек. Друзья почувствовали себя уязвленными. На самом деле, является какой-то неизвестный цуцик да ещё и в разговор вмешивается. Может, он думает кого-нибудь удивить своими жёлтыми сандалиями или длинными брюками? Надо его поставить на место. Впрочем, Сёмкину неприязнь несколько смягчил лестный отзыв мальчика о его командирских способностях. Что же касается Витьки, то как раз это обстоятельство сделало его непримиримым.

– На горизонте показалось какое-то чучело в брючках, – желчно сказал он:

– Я хотя и в брюках, но не чучело, – серьёзно возразил мальчик. – Меня зовут Петя Соколов. Но вы можете называть меня Спартаком. Я защитник угнетённых.

Витька от изумления лишился дара речи, и с минуту молча таращил глаза на чудаковатого мальчика. В нём начала закипать злость. Особенно его раздражал спокойный, уверенный голос незнакомца. Витька нарочито медленно поднялся с бревна, давая понять всем своим видом, что хоть ему и скучно вступать в единоборство со всякой козявкой, но, несмотря на это, он выполнит свой долг.

– А ну, ты, защитник, греби отсюда под мамину юбку, пока рога целы! Сначала молочной кашки покушай… Ха-ха, защитник!..

Мальчик покраснел и насупился.

– Я прошу вас так со мной не разговаривать.

– Че-ево-о?!

Витька, угрожающе сбычив голову и сжав кулаки, двинулся к незнакомцу. Тот ожидал его, не дрогнув, не отступив ни на шаг.

Витька поднёс к самому носу мальчика кулак.

– Это видел?

– Видел.

– Хочешь получить в ухо?

– Не хочу.

– Не хочешь? – переспросил Витька, словно ещё сомневаясь в том, что существуют люди, способные отказаться от подобного удовольствия.

– Не хочу, – уверенно подтвердил незнакомец.

Витька обескураженно опустил кулаки. Он пожал плечами, посмотрел на Сёмку, как бы спрашивая: «Ты что-нибудь понимаешь? Лично я – ничего». Действительно, неписаные правила предусматривали для таких случаев специальный ритуал, который назывался: «тянуть резину», или, короче, «тянучка». Это значит, что двое противников, сойдясь грудь с грудью, в самых сильных выражениях обещали искалечить друг друга, причём каждый из них в кровавых подробностях рисовал печальную участь, которая ожидает другого. Они стращали друг друга обманными движениями, свирепым оскалом зубов, уверенными или вкрадчивыми манерами и, наконец нагнав на себя ужас, мирно расходились. Победителем считался тот, кто оказывался красноречивее и, следовательно, оставлял за собой последнее слово.

Витька был большим искусником по части «тянучки». Он мог непонятными словечками, поговорками, присловиями и разными таинственными жестами кого угодно привести в замешательство. Но тут Витька растерялся. В ответ на своё предложение, дать в ухо, он ожидал услышать что-нибудь вроде: «Сдачу получишь крупными». А вместо этого противник просто и ясно отрезал: «Не хочу», как будто ему предлагали шоколадку или тарелку супа. Чтобы выпутаться из неловкого положения, Витька сказал:

– Думаешь, я твоей палки или ножика испугался?

– А я вас и не пугаю, – невозмутимо ответил мальчик.

Действительно, и ножик и палка в руках мальчика выглядели столь мирно, что их никак нельзя было назвать оружием. Сёмке даже показалось, что эти предметы обременяют руки незнакомца, отчего он кажется беспомощным.

И Сёмка в порыве великодушия сказал:

– Брось, Витька! Ну что ты к нему пристал?

Витьке только это и нужно было. Он смерил незнакомца презрительным взглядом и отступил с честью.

– Буду я связываться со всяким…

Мальчик подсел к Сёмке. В движениях его не чувствовалось никакой робости или неуверенности, свойственных человеку, попавшему в незнакомое общество.

– Хорошо у вас получилась команда, – сказал он, обращаясь только к Сёмке. – Но я знаю ещё лучше.

– Трепло! – бросил Витька.

– Нет, правда, – взглянув на него ясными глазами и тем совершенно сбив Витьку с позиций, возразил мальчик. – Вот: «По вантам! К повороту оверштаг! Трави шкоты! Убрать кливера, взять рифы на марсе! На румпеле! Есть на румпеле! Право на борт! Есть право на борт! Обрасопить реи, поднять все паруса!»

Друзья разинули рты от изумления. Они не поняли ни слова, но именно поэтому незнакомец сразу же вырос в их глазах, завоевал их сердца. Кроме того, в голосе его прозвучали такие бурные раскаты звука «р», полные мужества и морской лихости, которым наверняка позавидовал бы любой боцман старого парусного флота. Уж конечно, «маменькин сынок» никогда не сумел бы с подобным мастерством передать суровую красоту непонятных, но, вероятно, очень важных слов.

– Здорово! – сказал Сёмка.

– Ничего, – сдержанно заметил Витька.

– Такие команды подаются на парусных судах, на фрегатах, корветах, на бригантинах, на клиперах, на шхунах… Вы разве не знали?

– Нет, – сознался Сёмка.

– Что ж, вы не читали «Пятнадцатилетнего капитана», «Морского волчонка», «Затерянных в океане»?..

– Нет.

– И «Таинственный остров», и «Остров сокровищ», и «Робинзона Крузо», и «Детей капитана Гранта», и «Копи царя Соломона», и «Спартака»?

– «Робинзона Крузо» читали и «Спартака» тоже…

– Я не дочитал, – сказал Витька, – толстая больно.

– Зато какая интересная! Я хочу быть таким же, как Спартак… защищать угнетённых…

Мальчик говорил и говорил, не давая друзьям вставить слова. Он рассказал, что приехал из Москвы вместе с сестрой к отцу, руководителю геологической партии, что мамы у него нет, а есть домработница тётя Даша, что будет теперь жить в этом городе на улице Большой спуск. Он указал на дом с мезонином, стоявший на противоположной стороне пустыря в ряду подобных же деревянных домов.

– Мой папа доцент… – продолжал рассказывать мальчик.

– До чего? – не понял Витька.

– Ничего не до чего, а просто доцент, значит учёный.

Сёмка почувствовал острое любопытство к новому знакомому. Отец – учёный, а сам – защитник угнетённых. До сих пор подобных мальчишек не встречалось на улице Малый спуск. Сёмка спросил:

– Кого же ты защищаешь?

– Всех слабых и угнетённых! – не задумываясь, ответил новоиспечённый Спартак.

– Да ведь ты сам не очень сильный.

– Ну и что же? Папа говорит, что главное не сила, а присутствие духа. Папа во время гражданской был разведчиком, хотя он тоже не очень сильный.

Видимо, желая окончательно рассеять сомнения ребят, мальчик показал ножичек, на рукоятке которого было гвоздём нацарапано: «Спартак – защитник угнетённых».

– Хороший ножичек, – похвалил Витька.

– Нравится? – сказал Спартак. – Так возьмите. Я вам его дарю…

Витька был совершенно сбит с толку. Дарить красивый ножик о двух лезвиях человеку, который только что налетал на тебя с кулаками, – это какое-то чудо. Главное – мальчик предлагал подарок вполне искренне. В голосе его не чувствовалось льстивой приниженности.

– Да мне не нужно, – конфузливо отказался Витька. – У меня свой есть.

– Как хотите. Будем считать, что мы познакомились.

Мальчик картинно, точно в кино, протянул Сёмке руку.

Сёмка привык в товариществе к грубоватому обращению, и столь галантный жест привёл его в замешательство.

– Мы должны пожать друг другу руки, – авторитетно заявил новый знакомый. – Так всегда делают.

Они обменялись рукопожатиями. Невдалеке от дома с мезонином на пустыре появилась девочка в белом платьице без рукавов. Иногда она нагибалась, исчезая за кустами.

– Это моя сестрёнка Лена, – сказал Спартак. – Она собирает цветы. Она их очень любит. У нас перед домом цветник, но тётя Даша там не разрешает рвать. Пойдёмте, я вас познакомлю.

Сёмка с Витькой переглянулись. У обоих не было никакого желания знакомиться с девчонкой. О чём с ней разговаривать? О цветочках, что ли? Разве она понимает, например, в морском деле? Витька хотел было сказать, что «не стоит связываться со всякой дурой с цветочками». Но тут раздался пронзительный свист из тех, что звучали в былые времена на воровских трактах. Откуда-то выскочил Ледька. Он коршуном налетел на девочку, выхватил у неё букет и разметал цветы по ветру. Лена вскрикнула, хотела бежать к дому, но Ледька преградил дорогу.

– Беги за своей тётей Дашей, – посоветовал Сёмка мальчику. – Ледька её изобьет. Его тут все боятся. Он самый сильный…

Мальчик с невозмутимым видом сунул ножик в карман, отбросил палку, поддёрнул рукава и сказал торжественно, как говорят только благородные герои в книгах:

– Я проучу этого наглеца!..

И прямо через кусты он ринулся к месту происшествия. Алый галстук перекинулся через плечо, развеваясь подобно боевому знамени. Ледька заметил противника и поджидал его со зловещей улыбкой. Он собирался начать обычную «тянучку» и даже приготовил первую фразу, которая казалась ему достаточно загадочной и, следовательно, способной заронить в душу противника зерно страха: «Ты, сосунок, знаешь, почём крапива?» Сосунок, конечно, развесив уши, скажет «нет». Тогда Ледька грозно и вместе с тем ехидно скажет: «А хошь узнать?» И резко нагнётся, как будто собирается сорвать крапивы. Тут сосунок завизжит от страха, смажет пятки – и поминай, как звали.

Но всё произошло совершенно по-иному. Спартак не стал терять время на «тянучку». Он подбежал к Ледьке и, говоря военным языком, с марша хлестнул его кулаком по лицу. Ледька опешил, пошатнулся, но тут же, оправившись, ринулся в бой. Он был сильнее Спартака и потому сразу же опрокинул его наземь. Мальчик не посчитал себя побеждённым, вскочил, смахнул рукой кровь из-под носа, и битва возобновилась.

– Попадёт ему… – сказал Витька.

– Попадёт, – согласился Сёмка.

Оба почувствовали угрызения совести. По молчаливому согласию они побежали к месту схватки, впрочем не особенно резво. Они остановились в трёх шагах от дерущихся, не зная, что делать. С одной стороны, нужно бы помочь слабейшему, но с другой стороны – он не был закадычным другом. С какой же стати из-за него портить отношения с Ледькой?

Их сомнения разрешила сестра нового знакомого. Она была очень красивая. Волосы белокурые, заплетённые в длинные косы, большие голубые глаза, яркие губы правильного рисунка – словом, она ещё больше, чем брат, напоминала фарфоровую куколку.

– Что же вы стоите, мальчики?! – вскрикнула она, обращаясь почему-то к одному Витьке. – Этот хулиган изобьёт Петю! Неужели вам не стыдно стоять и смотреть! Трусы вы – вот кто!

Она вдруг взяла Витьку за руку и, волнуясь, всхлипывая, сказала:

– Мальчик, что же ты стоишь? Ты же сильный! Помоги Пете…

Впервые девочка, да ещё такая красивая, называла Витьку «мальчиком». Обычно от девчонок он слышал два слова: «рыжий» и «цапля». Витька покраснел так, что даже веснушек на лице не стало видно, и опустил глаза под проникновенным взглядом девочки. При всей лихости ему свойственна была осторожность.

Сёмка положил на землю бинокль, гикнул и налетел на Ледьку. Нет, не отчаяние толкнуло его. Он поступил вполне сознательно, понимая, какими бедами грозит ему этот шаг. Сердце словно провалилось куда-то, но страха, губительного, сковывающего страха он не чувствовал. Вчера в коровнике было страшнее.

В это время Ледька повалил Спартака и молотил его по спине, приговаривая:

– Сдаёшься? Сдаёшься?

Нападение застигло его врасплох. Он выпустил свою жертву и с криком: «А, и ты за этого сопляка! Ну, теперь не попадайся!» – сцепился с Сёмкой. Сёмка дрался самозабвенно. Он знал: девочка с голубыми глазами, похожая на фарфоровую куколку, видит и может оценить его беззаветную отвагу. Он даже почувствовал некоторую досаду, когда ему на помощь пришли Витька и несколько оправившийся Спартак. Втроём они живо повергли Ледьку наземь. Спартак наступил ногой на грудь врага. Размазывая по лицу кровь и пот, сказал:

– Проси пощады!

– Да-а, трое на одного… – притворно жалобным голосом затянул Ледька и хотел сбросить ногу со своей груди.

Но Сёмка с Витькой схватили его за руки. Ледька оказался распятым на земле.

– Проси пощады! – повторил Спартак. Вид у него был свирепый. Лицо в крови, в глазах ещё не улегшееся возбуждение битвы.

– Ладно, прошу, – нехотя сказал Ледька. – Ну, теперь пустите!

– Стой! Проси прощения у моей сестры.

– Ну, брось, – заныл Ледька. – Я же не знал, что она твоя сестра. Я теперь за неё заступаться буду…

От унижения и обиды на глазах его выступили слёзы. Сёмка впервые видел плачущим этого злого гения улицы Малый спуск и даже испугался. Мягкое девичье сердце Лены не выдержало.

– Петя, оставь его! Я прощаю…

– Нет, – непреклонно возразил Спартак, продолжая попирать грудь неприятеля. – Пусть просит прощения.

– Прошу прощения, – едва слышно и пряча глаза, сказал Ледька.

– Пожалуйста! Я на вас не сержусь, – с вежливой улыбкой отозвалась девочка.

Ледька встал, отряхнулся. Отойдя немного, он погрозил кулаком и крикнул:

– Попадётесь мне в одиночку – голову сверну!

Но угроза побеждённого никого не испугала. Девочка всплеснула руками:

– Ой, какие вы все страшные! В крови, в пыли. Дайте я вас отряхну. Вам надо умыться. Если Даша узнает, тебе, Петя, будет…

Она хотела стряхнуть пыль с синих брюк брата, но Спартак небрежно отмахнулся.

– Всё это пустяки. Лучше я тебе представлю моих друзей. Только я сам ещё не знаю, как их зовут.

– Витька… Сёмка, – в один голос назвались друзья.

– Надо говорить: Витя, Сёма, – рассудительно сказала девочка. – Я Лена Соколова. – Она протянула руку сначала Витьке, потом Сёмке.

Затем наступила тягостная пауза. У Витьки было такое чувство, словно его выставили голым на обозрение публики. Он спрятал за спину красные большие руки и стал смотреть в небо. Сёмка пристально изучал грязный большой палец левой ноги. Обоим хотелось сказать что-нибудь умное, интересное. Лена чувствовала их смущение, и оно доставляло ей непонятное удовольствие.

– Вы любите цветы? – спросила она, улыбнувшись обоим поочередно.

– Э… какие цветы?.. – промямлил Сёмка. Кровь бросилась ему в лицо.

– Всякие, – сказала девочка.

– Если, конечно, пахнут, то, конечно… – охрипшим голосом отозвался Витька, мучительно краснея, и уже совсем не к месту добавил: – Уметь надо. – После этого он умоляюще взглянул на нового друга и просипел из последних сил: – Пошли, Спартак!

Девочка сделала большие глаза.

– Спартак? Это кто Спартак? Петя?

Она весело засмеялась, запрокинув голову. Сёмка смотрел на её яркие смеющиеся губы, на мягкий румянец щёк, на оживлённо сверкающие из-под длинных тёмных ресниц глаза и почувствовал, что ему хочется погладить девочку по лицу. Он покраснел ещё больше и грозно нахмурился.

– Спартак! Спартак! – продолжала потешаться девочка. – Да вы знаете, как его тётя Даша зовёт?

– Ленка, замолчи! – прикрикнул Спартак, сжимая кулаки.

– Поросёнок – вот как зовёт его тётя Даша!

Спартак бросился к девочке, рискуя навеки потерять репутацию защитника слабых и угнетённых. Сёмка и Витька спасли его от падения. Словно по команде, они заслонили Лену собою.

– Чего вы? – удивился Спартак, сразу остыв.

– Не надо с ней связываться, – потупившись, сказал Сёмка.

– Плюнь на неё, – подтвердил Витька.

– Ладно, я с ней дома поговорю. Пошли!

Они направились к бревну, стараясь не смотреть на девочку.

– Сёма, Витя, спасибо вам! – донеслось вслед. – Только отряхните Поросёнка, иначе ему влетит.

– До чего вредная девчонка, – сказал Спартак. – И ведь всё врёт, всё врёт…

Они уселись на бревне. Спартак достал платок, поплевал на него, вытер кровь с лица.

– А вы здорово меня выручили. Вы настоящие друзья! Этот пустырь теперь будет называться «Плато Кровавой Битвы».

– Ты сам хорошо дрался, – ответил Сёмка, чтобы не остаться в долгу. – Прямо, как взаправдашний Спартак.

– Ты смелый, – сказал Витька. – Жалко, не было тебя с нами.

И Витька рассказал о вчерашнем пожаре. Не обошлось, конечно, без ужасных подробностей, которые ребята придумывали на ходу. Сёмка показал место на шее, куда упала искра. Когда Спартак спросил, страшно ли было, он, не моргнув глазом, ответил «ни капельки» и тут же сам поверил в свою ложь. Спартак ещё раз внимательно осмотрел красное пятно на его шее и заявил, что Сёмка герой. Они рассказали и о дяде Васе, настоящем морском волке, храбром, мужественном и добром. Ещё они посвятили нового друга в свои мечты.

– Я ведь тоже хочу в моряки, – сказал Спартак. – Я уже один раз плавал на пароходе. По настоящему морю. Давайте вместе путешествовать и открывать новые земли. Согласны?

– Согласны, – не раздумывая, отозвались оба друга.