Текст книги "Орден мандрагоры, или дорогами страны Полной Луны (СИ)"

Автор книги: Леонид Смелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Смелов Леонид Владимирович
Орден мандрагоры, или дорогами страны Полной Луны

(с) Леонид Смелов

Все права защищены

ОРДЕН МАНДРАГОРЫ,

ИЛИ ДОРОГАМИ СТРАНЫ ПОЛНОЙ ЛУНЫ

XII век

Утренний туман, прячась от первых лучей солнца, крался в лощины. Их темные чрева источали запах мокрого мха, тревожно-терпкий и глухой, будто рожденный в мрачных темницах инквизиции, так что даже пот загнанного коня и давно не мытого тела всадника не могли его перебить. Откуда-то из темноты тревожно вскрикивали невидимые птицы, отчего лес на мгновение оживал, а затем вновь замирал, кутаясь в покрывало сна. Корявые узловатые деревья сочились от влаги, и все в этом мире было неуютно и не создано для человека.

Сэр Роберт отбросил пустую бутыль – раздался треск, вслед за которым из тумана, ухнув утробным голосом в направлении всадника, выпорхнуло нечто черное. Конь шарахнулся в сторону, и сэр Роберт, изрыгнув проклятье, поспешно осенил себя святым крестом.

Яростное раздражение бередило нервы еще не старого, но уже повидавшего много в своей жизни крестоносца. Участие в последнем крестовом походе не принесло ему ничего. А ведь были же времена... Были! Когда наградой за кровь еретиков – о-о, великие победы! – служило золото. И слава лавровым венком покрывала седые пряди умудренных мужей. Но главное, все делалось во имя! Ныне же все было не так. Нет, не понять ему неоперившееся поколение. Позабывшее Бога, оно превратило поход в дикую пьяную оргию. И вот результат: денежные крохи и горький путь домой. Сэр Роберт вновь разразился бранью и вновь осенил себя святым знамением.

Унылая природа навевала дремоту. Горькие мысли путались, образы приобретали расплывчатые очертание – постепенно сэр Роберт впал в оцепенение.

Освободившись от понуканий, конь перешел на шаг, когда пущенный ловкой рукой камень из пращи угодил всаднику в висок.

Часть первая

Дорогами Мортвилля

Глава 1

Опаленное ударом сознание раскалывалось пополам. Охнув, сэр Роберт попытался вскинуть руку, чтобы загладить, зашептать эту нестерпимую боль в виске, но не смог этого сделать. Уткнувшись щекой в сырой мох, он приоткрыл глаза, но не увидел ничего, кроме пляшущих в адской круговерти желтых огоньков. И все же постепенно от холода и влаги в голове прояснялось – прошло время, прежде чем сэр Роберт наконец-то осознал, что лежит на земле, связанный и раздетый до исподнего.

– Гляди-ка, очнулся!

– Зря!

Кожей почувствовав устремленные на него взоры, сэр Роберт открыл глаза и увидел костер, вокруг которого восседали двое лесных разбойников. В том, что именно разбой составлял их ремесло, сомневаться не приходилось: сэр Роберт достаточно посносил голов этому роду-племени. Теперь, видимо, пришло его время.

– Зря вы очнулись, хозяин, – произнес тот, что был помоложе, в изодранных штанах и явно с чужого плеча плаще.

– Все в руках Бога, – проскрипел в ответ сэр Роберт и, собравшись силами, добавил: – И никакой я тебе не хозяин!

– И снова зря! Хотя, конечно, разве может помнить великородный сэр своего конюшего, усердно служившего ему двенадцать лет, пока его семья умирала с голоду, поскольку хозяина интересовала только слава!

– Фредерик? – Сэр Роберт в удивлении вскинул брови.

– Он самый, хозяин.

– Ну что ж, видимо, пришло время отвечать за свои дела, – едва слышно произнес крестоносец.

– Ответишь-ответишь! – хрипло рассмеялся тот, что был постарше. – А очнулись вы зря, Фредерик прав. Так мы бы вздернули вас бесчувственного, и, глядишь, смерть была бы легкая. А теперь возись...

Сэр Роберт со стоном перевернулся на другой бок, давая понять, что разговор закончен. Не в его правилах были беседы с вороньим племенем.

– Заканчивайте поскорее, – только и смог выговорить он.

– Да уж не сомневайтесь. – Трубный голос старшего эхом покатился по лощине. – На съедение волкам не оставим – мы не варвары. Вы бы пока помолились...

– Не ваше дело!

– Как знаете, сэр, как знаете!

Несмотря на внешнюю неуступчивость, в душе крестоносец давно уже обратился к Богу. Мысли его были далеко: он думал о том, что, в конечном счете, все то, что было предначертано ему в жизни, как в личных делах, так и служении отечеству, он давно исполнил, а стало быть, перед собою и Господом чист. Жаль, конечно, что смерть предстоит принять не на поле брани под Христовым знаменем, а от рук этих недоносков, но кто же предскажет, когда и где ждать ее, Костлявую с песочными часами на поясе.

От невеселых дум сэра Роберта отвлекла разгоревшаяся до крикливых бранных проклятий ссора между лесными разбойниками. Стараясь не произвести шума, он перевернулся на другой бок, чтобы получше рассмотреть происходящее. Фредерик и старший, как его про себя окрестил сэр Роберт, в напряженных позах замерли друг против друга, и только мечущееся пламя костра разделяло собратьев по черному промыслу.

Левый глаз старшего подергивался в нервном тике, отчего его и без того мерзкая физиономия превратилась в маску шутовского безумия; правая рука, сжимавшая рукоять висевшего на поясе клинка, вздулась венами, а левая, взмывшая вверх и замершая в недовольном жесте, подрагивала от напряжения. В отличие от своего предводителя, Фредерик внешне был спокоен. Только нос заострился, как у хищной птицы, да белки глаз разгорелись желтым огнем. Сэр Роберт припомнил, что его конюший всегда отличался отменными нервами и здравым рассудком. Старший, по всей видимости, таковыми качествами похвастаться не мог.

– Ладно, будь по-твоему! – после многоминутного молчания хрипло произнес Фредерик.

Старший замер, обдумывая, стоит ли верить своим ушам, но в конце концов расслабился и снял руку с рукоятки клинка. Оба вновь уселись у костра и заговорили полушепотом по старой привычке всех бродяг, живущих убийствами и разбоем.

Поняв, что больше ничего интересного не произойдет, сэр Роберт перевел взор на костер и, убаюканный его вечной пляской, уснул...

– Ну, вот и все – ваше время пришло!..

Острый носок ткнулся пленнику в живот. Сэр Роберт дернулся и, проснувшись, вгляделся в узкие зрачки старшего – из-за богопротивной смеси всех кровей они выражали все, что угодно, кроме человеческих эмоций: узкие, мелкие, как серый мыши, они выдавали вечный страх и безумие их владельца.

– Вы уж зла не держите, – подойдя ближе, тихо промолвил Фредерик.

– Ага, можете даже проклясть, если вам от этого станет легче! – рассмеялся старший.

Он схватил сэра Роберта под мышки, – несмотря на низкий рост, силы в нем было, хоть отбавляй, – и поволок его к ближайшему дереву. Фредерик бесшумно плелся позади. Сэр Роберт держался стойко: стараясь ничем не выдать своих чувств, он тихо шептал молитву, а уже стоя с петлей на шее, спокойно пожелал лесным разбойникам пройти все муки ада. Поприветствовав вошедшее в зенит солнце, он простился с этим неуютным миром.

Вскоре все было кончено – старший знал свое черное дело.

Не успели лесные разбойники отойти и на полмили от места своего злодеяния, как между ними вновь вспыхнула ссора. Деля скудную добычу, они никак не могли прийти к согласию: старшему все было мало, но и Фредерик не желал уступать ни гроша.

Старший был вне себя: от клокотавшей в нем злобы даже редкие волосы вздыбились на его уродливой голове. Он не мог устоять на месте и все кружил вокруг Фредерика в замысловатой пляске голодного хищника.

– Мое! – сокращая круги, рычал он.

– Не пойдет! Не дам! – сопротивлялся Фредерик.

Когда старший оказался слева от Фредерика, он резким движением выхватил из ножен клинок и, испустив рык, бросился на бывшего собрата с намерением вонзить каленую сталь меж его лопаток. Предугадавший такое развитие событий Фредерик рванулся в сторону – зацепился ногой о корягу и, потеряв равновесие, начал падать на бок; клинок со свистом рассек воздух над его головой. Распластавшись в неудобной позе, Фредерик потянулся за притороченным к поясу ножом, но время работало на его противника: старший птицей налетел на упавшего врага, всем весом придавил его к земле и вознес клинок для решающего удара. Фредерик дернулся, в исступлении стал шарить руками возле себя – нащупал камень и в тот миг, когда блестящее острие вонзилось в его грудь, он со всей силы обрушил камень на голову противника... Старший надсадно охнул. Его глаза замутились, разжавшаяся ладонь отпустила рукоять клинка, после чего он безвольной тушей повалился на бок; Фредерик почувствовал, как что-то теплое заструилось по щеке и, поняв, что это кровь, лишился сознания... Своей смертельной раны он даже не ощутил.

Глава 2

День клонился к закату. Лес замер под опускающимися сумерками, ожили тени, и прохлада поселилась в кронах деревьев. Все готовилось к ночи.

В это время с котомкой за плечами согнутый знаком вопроса карлик Элементаль, мурлыкая себе под нос заздравную песенку, бодро шагал по лесной тропинке. Вообще-то вся округа знала его под именем Марка-карлика, однако с недавних пор этот человечек выбрал себе иное имя, и тому была великая причина, потому как каждому понятно, что просто так имена не меняют. Кстати, вопреки всеобщему мнению округи, согнула его в три погибели вовсе не жизнь, хотя радостных событий в ней, откровенно говоря, было столь мало, что сам Элементаль частенько говорил: "Мое счастье заблудилось среди звезд! – И продолжал: – Не вышел я ростом, чтобы достать до него".

Он был поэт. Когда-то он зарабатывал себе на жизнь вдохновением: декламировал стихотворения собственного сочинения на многочисленных рынках, стоя и сидя, – с бочки, когда его не было видно издали, и даже с коня, когда зевак набиралось за два десятка, – правда, если конь, конечно, находился. За это давали неплохие деньги. Мало того, постепенно у карлика сложился свой круг почитателей, ведь он умел выдать стихи на злобу дня, за секунды сочиняя очередной вирш на потеху публике. Его знали все, и он знал всех... Так было когда-то. И хотя поэтом в душе Элементаль оставался и по сей день, однако на рынках он уже давно не выступал. Чем он жил, никто не знал.

Меж тем последние долгие пять лет одна-единственная рукопись бередила его ум и отнимала все свободное время. Это был дар одного незнакомца, судя по виду из пришлых, – кто он и откуда пришел, народ не ведал. Странный это был дар для рыночной площади, где можно было получить все что угодно, от краюхи хлеба до кинжала в спину, весьма странный. Однако чего только не случается в гуще людей, алчущих еды и зрелищ.

С тех давних пор Элементаля словно подменили. Два года он потратил на расшифровку старинных иероглифов и еще три на изучение прочитанного. В своем начинании он был дерзок, как все поэты, и настойчив, как все обиженные на немилость судьбы и природы. "Я всегда знал, как начать, но не всегда – где остановиться!" – говаривал он.

...И он понял эту книгу.

Дело оставалось за малым: за проверкой.

Итак, Элементаль неумолимо шагал вперед. Его нависшая на кустистых колючих бровях шляпа набухла от пота, а заздравную песню сменило назойливое двустишие о красавице-утопленнице, однако он упорно шел дальше. Внимательно вглядываясь по сторонам, он время от времени, резко обрывая куплет, замирал, принюхивался, подобно охотничьей борзой, и прислушивался, но затем вновь запевал: «Она утопилась, красотка моя!..» – и продолжал путь. Впрочем, с каждой такой остановкой движение его все убыстрялось. Духота тающего вечера не была ему помехой: он был привычен к многодневным пешим прогулкам, да и перспектива ночевки в лесу мало его пугала – не в первой, в самом деле. Что-то другое двигало его вперед...

Наконец, во время очередной подобной остановки набившее оскомину двустишие боле не слетело с губ Элементаля. Тихо пробубнив сквозь тонкие губы: "Так-так..." – карлик весь съежился, став еще меньше, и, выставив над травой свой нос, где бегом, а где какими-то нелепыми полупрыжками зашелестел согнутыми ножками по сочной зелени.

Запах дыма привел его к почти потухшему пепелищу, рядом с которым друг возле друга лежали лесные разбойники. Поняв с первого взгляда, что честным людям больше уже никогда не придется их опасаться, Элементаль распрямился, подошел вплотную и произнес:

Весело начал сказитель свой сказ:

Два трупа в прологе из нескольких фраз!

Он был поэт, и жажда к рифмовке слов не отпускала его даже в печальных ситуациях. Впрочем, он и не очень-то опечалился: узнав обоих, он скорее порадовался, хотя и несколько странно... Послав во весь голос старшего ко всем чертям, Элементаль тем не менее благосклонно отнесся к Фредерику: аккуратно отволок его к пригорку и усадил там, словно старого доброго друга – живого к тому же.

Проделав столь непонятную операцию, карлик бросил на пепелище охапку веток и, когда они запылали, с разных сторон по очереди стал подносить к огню разбросанные повсюду вещи несостоявшегося дележа. Разобрав и рассмотрев их, как следует, он уселся возле костра. Подпер подбородок кулаком, сменил позу, махнул рукой – в конце концов, вздохнул и запустил пятерню под шляпу в волосы.

– Да, бедный сэр Роберт, – тихо процедил Элементаль, рассматривая богатой выделки, родовой перстень крестоносца. – Мятущееся сердце вашей жены не даром спровадило вас в могилу. Как никак, а сроки вашего возращения давно истекли, ну а искатели до ее сердца еще раньше притекли.

Элементаль поднялся.

– Что ж, нам такое дело только на руку, – уже бодрее провозгласил он и повернулся к Фредерику. – Я надеюсь, вы повесили знатного господина, а, конюший? Иначе все пропало, черт возьми! А-а?!

То ли от близости огня, то ли еще от чего, но тело конюшего внезапно чуть сползло по пригорку, из-за чего подбородок едва заметно съехал вниз – ни дать, ни взять конюший кивнул в знак согласия! Подобные страсти, однако, нисколько не смутили возвышенный дух Элементаля: он лишь расцвел в улыбке и, подмигнув лежащему на пригорке глазом, кивнул в ответ.

– Ты мне еще будешь нужен, так что крепись! – сообщил он одному мертвецу, а, повернувшись ко второму, добавил: – Тебя же мы так и быть похороним, а то дьявол заждался твоего тела – душа-то твоя, по моему рассуждению, принадлежала ему с пеленок!

Слова у Элементаля никогда не расходились с делом, а потому после часу упорного и неблагодарного труда тело старшего было предано земле. К этому времени уже взошла Луна, и ее свет осеребрил обоих странников – одного, живого, собирающего вещи в торбу, и другого, безжизненно опустившего голову на грудь...

Покончив со сборами, Элементаль дал отдохнуть натруженной пояснице. Он посидел немного у угасающего костра, затем разметал его, повесил разбойничью торбу на одно плечо, свою котомку – на другое и подошел к Фредерику.

– Ну, полно! Полежали, и встали, и пошли! Время не терпит, до полуночи осталось совсем ничего, – объявил он мертвецу, наклонился к нему, поднял и взвалил на себя. – Тяжел все же! – прокряхтел он себе под нос и спросил, скосив глаза через плечо: – К лесу идти, что ли, а-а, дружище?

Элементаль тряхнул плечами, и Фредерик вновь кивнул.

– Тогда в путь... – согласился карлик, – правда, тебе-то будет полегче, друг мой!

Согнувшись под тяжестью ноши почти до земли, он засеменил в одном ему лишь ведомом направлении, стараясь выбирать места, где трава было пониже. "Маленьким людям, конечно, тяжело ходить по высокой траве, – рассудил он про себя, – зато высоким куда хуже приходятся в лесу – ветки по ушам щелкают!" Столь отрадная мысль позабавила Элементаля. Он расцвел и запел вполголоса о красотке Урсуле, родившейся под счастливой звездой Эль-Риша.

И все же, не смотря на бравурное настроение, надежде на быструю находку места злодеяния не суждено было исполниться. Они все шли и шли вдоль нескончаемой, причудливо изогнутой опушки, – вернее, шел-то один, второй не прилагал никаких усилий, – но пока что лишь даром тревожили спящую живность. Элементаль начал нервничать: время таяло, а блуждать по ночному лесу можно было хоть до бесконечности. Чтобы хоть как-то развеять раздражение, он от души отругал Фредерика за неправильно указанный путь, но сворачивать с него все же не стал.

– Где-то здесь! – после еще получасового перехода ни с того, ни сего объявил он.

После чего поворотил в лес, чуть углубился в него и буквально уткнулся в ноги висевшего сэра Роберта. Вскрикнув от неожиданности, Элементаль инстинктивно отпрянул, его ботинок заскользил по лодыжке Фредерика – и он оказался сидящим на мертвеце верхом.

– Прости, дружище!

Карлик, вежливо похлопав Фредерика по щеке, в одно мгновение вскочил на ноги. Дальнейшие его действия были столь быстры, сколь и хаотичны. Скинув торбу, он запустил сначала одну руку за пазуху, – было видно, как огромная ладонь скользнула вдоль яйцевидного живота к спине, потом вторую – превратился в какой-то телесный клубок, который заплясал на одной ноге от избытка чувств. Наконец на свет была извлечена рукопись, оказавшаяся в итоге на груди, – месте, как известно, самом близком любому хранителю ценностей.

Убедившись, что рукопись на месте, Элементаль отдал ее на хранение Фредерику, то есть попросту засунул ее за отворот рубахи мертвеца, а сам с той же неуемной хлопотливостью, которая сопровождала поиск древнего трактата, принялся за сооружение костра. Затрещали ветки, и вскоре скорбное место было освещено пляшущими красными языками огня.

Покончив с этим, Элементаль покрутился по сторонам – все было в надлежавшем порядке. Затем подхватил рукопись и, расположившись у костра, углубился в чтение. Но не прошло и пяти минут, как он вновь вскочил на ноги. Пробурчав себе под нос: "Время делать дело и становиться настоящим Элементалем!" – он возвел глаза к Луне, а затем, отсчитывая шаги, стал ходить по квадрату вокруг сэра Роберта. Вычертив шесть квадратов, он уселся у ног повешенного, расчистил прямо под ним небольшой участок земли и нараспев принялся читать состоящее из словесных обрывков заклятие:

"...ЭЛАВК.РАОБ.НИТИ.ВЕРА.АХА."

Время от времени карлик поглядывал на первый лист трактата, где под не понятными древними символами от руки был написан перевод – "Заговор Мандрагоры".

Так он читал до первых лучей солнца.

Глава 3

Лес оживал. Бескрайнее пространство наполнилось звуками, рожденными переливом голосящих птиц в кронах раскачиваемых деревьев – все это обрело мощь и закружилось в утренней суете. Однако не сомкнувший всю ночь глаз карлик не слышал ничего: он мирно спал, свернувшись клубочком у ног Фредерика. Разбудило его звонкое треньканье сойки над самой головой.

– У-у, птица-небылица! – проворчал недовольный столь бесцеремонной побудкой Элементаль и как был, лежа, погрозил сойке кулаком.

Окончательно скинув негу сна, он наконец-таки осознал себя в реальности. Едва лицо его, приобретшее осмысленное выражение, оживилось и морщинки в уголках глаз сложились веером, как он тут же, тенью, в один прыжок бросился под ноги повешенного. Лес огласился диким воплем, вспугнувшим не только назойливую сойку, но и всю округу:

– Ага-а!

Элементаль, замерев на четвереньках, ласково теребил два неказистых листочка, появившихся за время его сна на маленьком пятачке расчищенной земли под повешенным.

– Мандрагора! – уже спокойнее произнес карлик. – Мандрагора!

Солнце вошло в зенит, когда он, силой воли сумев-таки взять себя в руки, совладал с переполнявшими его чувствами. Поднявшись с колен, он уже спокойно возвратился к котомке и извлек из нее жестяную чашу, которой аккуратно накрыл растение. Затем, кряхтя и охая, по дереву добрался до веревки и срезал ее ударом отточенного кинжала; мертвец с глухим стуком рухнул на землю. Спустившись с дерева, Элементаль скинул петлю с его шеи, после чего волоком подтащил одно мертвое тело к другому. Так они и расположились рядом: бывший хозяин и его конюший.

Исполнив столь скорбную работу, Элементаль наконец-то смог подумать о чем-то более обыденном – проще сказать, о том, что неплохо было бы подкрепиться. Оставив спящих вечным сном в покое, он вернулся к своей котомке и извлек из нее узел со съестными припасами. Есть, откровенно говоря, не очень-то и хотелось, но впереди ожидала вторая ночь. Требовались силы, а потому карлик немедленно приступил к трапезе, втайне радуясь тому, что оба его соседа в подобном подкреплении не нуждаются... Он был немножко жмот, хотя и списывал этот порок на свою вечную бедность.

Насытившись, Элементаль тотчас сочинил двустишие во славу сытного обеда, повертел его и так и эдак, пока оно не обрело законченность, пропел, тут же забыл – и, в тысячный раз пообещав себе заняться чем-то более серьезным на ниве стихосложения, расположился в тени дерева. Однако ничего путного с эпической балладой о доблести и любви не выходило, да и мысли были заняты одной мандрагорой – в общем, вскоре он вновь уснул и благополучно проспал весь день.

Когда Луна набрала силу, Элементаль начал читать вторую часть заговора. Утро он встретил в сладком сне...

Вокруг еще стояла предрассветная тишина, когда неожиданно из-за деревьев послышались шаркающие по лесной подстилке шаги, и на поляне появился маленький человечек в темно-синей накидке, скрывающей его фигуру с головы до пят. Он не спеша приблизился к людям, живым и мертвым, потянул носом и самодовольно улыбнулся. Простояв над ними с минуту, он подошел к суме карлика и заглянул внутрь. После чего удалился обратно в лес, так и не сказав ни слова.

День третий выдался хмурым и холодным и к вечеру разразился грозой. Как это обычно случается, водное буйство природы внесло толику спокойствия в мятущуюся душу Элементаля. Приближение решающей ночи, запах разлагающихся тел, ожидание неизвестности – все это скопом не на шутку разбередило его в общем-то крепкие нервы: он почти не спал, ничего не ел и только смотрел на мандрагору, разросшуюся к вечеру еще сильнее. Выпущенные растением четыре неказистых листочка стали для него центром вселенной. И только льющаяся с небес вода придавала ему сил: он впитывал живительную влагу всем своим существом, совершенно не ощущая того, что давно уже промок до нитки.

Ночью, будто специально для гордого появления Луны, подул сильный ветер, разогнавший тучи, как стайку дворовых собак. Дождь прекратился, так что Элементаль смог обсушиться, а заодно и набить желудок. Хлеб, правда, немного отсырел, но это обстоятельство меньше всего обеспокоило его. Перед ним и миром распростерла черные объятия последняя ночь, которая должна была решить все. И он был готов к этому.

– Торопиться не надо, но надо успеть, – вслух разъяснил мертвецам свое начинание карлик.

Возложив рукопись на колени, он уселся перед мандрагорой. Ночь услышала первые странные звуки:

"СОНГ.ИЛИ.РЕСК.ВЕРА.АХА."

Последний заговор был самым коротким. Дочитав его до конца, Элементаль вновь отшагал шесть квадратов вокруг места повешения, после чего вооружился ножом и подошел к мандрагоре. Разросшееся за три ночи растение, как ему показалось, в страхе отклонилось от него, но Элементаль был неумолим: аккуратно сложив листочки вокруг стебля, он захватил зелень ладонью левой руки, а правой, ловко орудуя ножом, извлек из земли корень. Затем перенес мандрагору к закопченному котелку и принялся старательно – листик за листиком, отросток за отростком – омывать ее предусмотрительно собранной дождевой водой. Вскоре странная и великая мандрагора предстала перед ним во всей красе.

Налюбовавшись вдоволь, Элементаль приступил к главной части ритуала. Он по очереди стал доставать из котомки бутылки и флакончики, совершенно разнообразнейшие по виду, – стеклянные и глиняные, – и форме, от дутых подобий груш до узких медицинских или алхимических склянок, а также, если это были стеклянные предметы, расцветки – постепенно вся радуга прошла сквозь его узловатые пальцы. Разложив все это многообразие перед собой, он для сверки действий еще раз заглянул в рукопись, затем насадил мандрагору на нож и стал сушить ее над костром, старясь ни в коем случае не опалить сверх меры.

Прошло, наверное, больше часа, прежде чем Элементаль, в сотый раз потрогав и понюхав увядшее растение, наконец-то пришел к выводу, что все готово. Уложив мандрагору в ступку, он тщательнейшим образом перетер ее в порошок, который аккуратно пересыпал в самую большую пузатую склянку.

От волнения на лбу карлика выступил пот, и он постоянно смахивал его рукавом куртки, опасаясь, что хоть одна капля ни дай Бог упадет в широкое горлышко склянки и смешается с порошком. Тогда дело можно считать погоревшим! Поэтому Элементаль волновался еще больше, потел, досадовал на себя, корил за малодушие, однако ничего не мог с собой поделать. Поняв это, он попросту выкинул из головы лишние мысли, решив, дескать, если уж не получиться, так и черт с ним! Эта мысль как всегда принесла ему облегчение.

Можно было продолжать. Тогда Элементаль, тщательно сверяясь с рукописью, стал добавлять в склянку остальные составляющие, произнося их названия вслух, дабы ни в коем случае не ошибиться и не добавить что-то другое. Жидкости он отсчитывал по каплям, а порошки – по щепоткам.

В начале не происходило ничего. Но когда Элементаль дошел до пахнущей серой розовой жидкости, названной им "Желтым Драконом", раствор забурлил и внутренне пространство склянки наполнилось разноцветным дымом. С добавленной вслед "Черной Амальгамой" на дно выпал светящийся осадок, а с "Синей Ингрой" прозрачное стекло склянки вдруг стало черным, и по нему побежали искры, похожие на падающие звезды. Действия карлика ускорились: он стал вращать склянку, одновременно вливая и всыпая в нее все новые и новые составляющие. Сказав "Чао-су", он неожиданно начал читать заговор и дальше действовал уже машинально.

С последним, надрывным возгласом "АХА!" все было кончено... Вконец обессиленный, Элементаль едва смог пододвинуть к костру охапку сучьев. Он дождался, когда затухающее пламя вновь набрало силу, и посмотрел сквозь склянку на свет. Получившаяся жидкость была прозрачной как стекло.

Элементаль довольно улыбнулся и только тут, окончательно возвратившись к действительности, обратил внимание на то, что в лесу стало светлее. Вскинув голову, он увидел, что там, в туманной высоте, появились первые отблески восходящего светила. Он опаздывал – оставалось совсем чуть-чуть до появления первых лучей.

Ахнув, он подбежал к мертвецам, склонился над Фредериком, приоткрыл ему рот и влил в него несколько капель получившегося зелья. Мертвец затрясся.

– Тихо-тихо, конюший, – отчитал его Элементаль. – Успокойся!

Он положил обмякшее тело обратно на землю, когда его чуткий нос уловил невесть откуда появившийся запах. Он принюхался: терпкий и немного грустный запах болотной тины источало тело Фредерика. Решив, что удивляться ничему не следует, карлик повторил процедуру с сэром Робертом и буквально уткнулся острым носом в его грудь – тело крестоносца окуталось ароматом свежих роз.

– Ну, тут уж кому как, – вслух рассудил Элементаль. – Мне лично запах тины милее... Интересно, а чем буду пахнуть я?..

Он резко выдохнул и, вылив остатки зелья себе в глотку, потерял сознание.