Текст книги "За кулисами диверсий"

Автор книги: Леонид Колосов

Соавторы: Михаил Михайлов,Вадим Кассис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

Выстрелы на «крыше мира»

Огромный горный район в Азии – Тибет представляет собой поистине несметную кладовую природных богатств. Нефть, уран, золото, железные, медные и цинковые руды, уголь, свинец, серебро… В долинах, в условиях повышенной солнечной радиации, можно собирать невиданные урожаи злаковых и овощей. Тибет располагает ценнейшим лекарственным сырьем, на котором основана прославленная народная медицина: стенник, венечник, ревень, оленьи панты, мускус. Но главное – исключительно выгодное стратегическое положение района. В Пекине это хорошо знали и, исходя из великоханьских концепций, проводили в отношении Тибета соответствующую политику.

В свое время нам пришлось побывать в Тибете, встречаться с религиозными и административными главами района – далай–ламой и панчен–ламой, простыми кочевниками–скотоводами, лавочниками, крестьянами, ремесленниками. Примечательной была встреча в Лхасе с генералом Чжан Цзину – наместником (иначе его не назовешь) Пекина в Тибете. Именно он осуществлял тогда на «крыше мира» коварный план Мао Цзэдуна по разжиганию среди тибетцев недовольств, сеянию смут, провоцируя их на антикитайские выступления. Цель была одна: поставить «бунтовщиков» силой оружия на колени и окончательно подмять под себя все тибетское население горного массива. О том, как осуществлялся этот план, и хотелось бы рассказать.

…В октябре 1950 года в верховьях реки Меконг показались первые отряды Народно–освободительной армии Китая (НОАК). Путь, который вел нас в Лхасу несколько лет спустя, тоже лежал через эти места. Потребовалось два дневных перехода, чтобы преодолеть Мощный водораздел между реками Янцзыцзян и Меконг (там два хребта – Айла, который дорога пересекает на высоте 4600 метров, и Гэла – 4620 метров). Запомнился бредущий по дороге человек в изодранной одежде, без шапки. Через каждые три шага он ложился на землю, простирал вперед руки, затем становилс на колени, вставал, снова ковылял и снова ложился* буддист–паломник направлялся в Лхасу. Тысячи километров полз он таким образом до святых мест.

В 1951 году после переговоров между местной администрацией и правительством КНР было подписано «Соглашение о мероприятиях по мирному освобождению Тибета» из семнадцати пунктов. В документе подчеркивалось, что НОАК уважает тибетский народ, что армия пришла сюда, чтобы строить новую, счастливую жизнь для тибетцев. Обратите внимание: «НОАК уважает…»

Вступив в пределы Тибета, НОАК начала строить шоссейную дорогу. За четыре года и девять месяцев высокогорная магистраль была вчерне проложена: первый отряд вошел в Лхасу в декабре 1954 года. Естественно, дорога изменила представление тибетцев о времени и пространстве. Ведь по ней можно было добраться из Чэнду до Лхасы за две недели! Но начало продвижения частей НОАК было омрачено стычкой с местными подразделениями. Под городом Чамдо китайская армия разгромила отряды тибетцев и силой заняла этот главный город Восточного Тибета. Казалось, что в трех тысячах монастырей замерла жизнь, а 800 тысяч монахов – четвертая часть населения – попрятались по своим кельям. Но так лишь казалось. Кочевники–скотоводы, крестьяне и рядовые ламы, за счет труда которых процветала тибетская верхушка, не теряли надежды на лучшие дни.

Из рассказов очевидцев нетрудно представить ход описываемых ниже событий.

…На небольшой захламленной площади перед многоступенчатым монастырем Суранг, врубленным задней стеной в темно–бурую гранитную скалу, собирались тысячи крестьян, монахов, скотоводов. Чуть поодаль виднеются задымленные палатки кочевников. На длинных жердях сушатся сапоги, белье, халаты. Бегают голые ребятишки, разгуливают огромные черные вороны.

На низкорослой лошади к разномастной толпе подъезжает всадник. На нем выцветший домотканый халат, шапка, похожая на треух; в мочке, оттягивая ее, блестит бирюзовая серьга. На поясе – увесистый тесак в ножнах из кожи яка.

__ Начнем сходку? – не повышая голоса, спрашивает он у парней из передних рядов.

Ямо! Ямо! – несутся со всех сторон возгласы одобрения. Толпа гудит, тяжело дышит.

Всадник выпрастывает ноги из стремян, прыгает на пыльную землю и лезет на деревянный чурбак возле гигантского молитвенного колеса с изображением двух мистических буддийских знаков Ян и Инь, олицетворяющих единство противоположных начал в природе. Колесо вращается денно и нощно силой падающей из ручья воды.

– Говори, Дзорен, говори! – —слышится из задних рядов. – Мы хотим знать правду!

Дзорен распахивает на груди халат и достает отпечатанный в типографии листок.

– Вот, смотрите. Эта «Памятка для солдат Народно–освободительной армии Китая» сочинена в штабе армии, когда она вошла в Тибет. Здесь приведены наши национальные нравы и обычаи, которых никому не дано нарушать. Слушайте:

«Боец НОАК, помни и выполняй!

Никогда не спрашивай возраст у старого человека, ибо это означает, что ты желаешь ему смерти.

Если поселился в доме тибетца, спроси тотчас, не живет ли здесь лама. Если живет – займи место этажом ниже.

Войдя в дом, жди, когда тебя пригласят сесть. Справа от хозяина должен сидеть первый гость, слева – второй.

Для еды употребляй только свою миску. Чужую никогда не бери.

Не убивай ничего живого и не уди рыбу в озерах.

Наняв караван яков, помни, что он может идти только в пределах данного удела. Если караванщик сам не переступит границы соседнего удела, не настаивай на этом…»

Оратор поправил съехавший на лоб треух и продолжал:

– А что происходит на самом деле? С того дня, как китайская армия пришла в наш район Кам, нарушений этих правил ханьскими солдатами не пересчитать. Но мы не вправе даже заикнуться об этом. Онй провоцируют нас. В Пекине забыли или не желают знать учение Сунь Ятсена. Они провоцируют, вынуждают нас идти на крайнюю меру – восстание!

По толпе прокатилась волна ропота. Вверх взметнулись, как крылья мощной птичьей стаи, согни мускулистых рук. Словно призывный набат, в холодном горном воздухе прозвучал удар монастырского колокола. Где–то глухо зарокотал барабан. К вечеру в селении не осталось ни одного взрослого мужчины: они влились в ряды восставших.

Несколько дней спустя в стан горцев пробрался корреспондент одной из пекинских газет. Дзорен, который в округе возглавил восстание, согласился дать ему интервью. Оно никогда не увидело бы света, если бы сподвижники по борьбе не записали разговор с журналистом на магнитофонную ленту.

Дзорен говорил: «Всю свою историю тибетцы опасались двух зол: своего хозяина–феодала на этом свете и бесчисленных кар после «перерождения» духа в другом своем существовании. Двести семей феодалов на земле наших отцов творили все, что хотели. Страх, животный страх вынуждал людей работать в поле, не поднимая глаз, пасти скот, не видя неба.

Я не буду вспоминать, что было, когда в Тибет пришли англичане. Лучше вспомнить, что нам обещала китайская армия и чем обернулись эти заверения: сплошной Ложью и обманом. Тибетских девушек заставляют выходить замуж за ханьцев. Пятнадцать тысяч детей без нашего согласия вывезли в Китай под предлогом обучения их чтению и письму. Молодых и стариков, как скот, кнутами сгоняют на прокладку военных дорог, строительство мостов, казарм, аэродромов. Не считаясь с нашими обычаями и устоями, нам навязывают «народные коммуны». В города переселяют из центрального Китая демобилизованных солдат. Почти весь урожай, который раньше мы отдавали феодалам, теперь идет на содержание трехсоттысячной армии.

Мы не против ханьского народа. Мы всегда уважали его. Мы не против коммунистов вообще. Многие из моих соотечественников читали книги Сунь Ятсена и Маркса, переводя их с ханьского языка на тибетский. Но мы не можем мириться ни с феодалами, ни с теми, кто их поддерживает в Пекине. Мы будем бороться до конца со всеми, кто хочет растоптать национальную культуру, человеческое достоинство и автономную целостность тибетского народа».

Пройдут годы, и французский журнал «Экспресс» напишет: «Кама подняли восстание против пекинских эмиссаров. Таким образом, национально–освободительное движение тибетцев с самого начала носило антипекинский и антифеодальный характер».

Дзорен значительно позже, когда восстание было подавлено артиллерией и танками, а многие его участники бежали за пределы Тибета, вспоминал:

– Все могло бы быть иначе. Когда стали строить первую шоссейную дорогу, связывающую Лхасу с Китаем, наши скотоводы и крестьяне помогали армии. На трассе работало более двухсот тысяч яков. Да и за труд китайцы вначале платили лучше, чем было принято в прежнем Тибете. Солдаты помогали собирать урожай, одаривали одеждой, чаем, мукой. Когда в Пекин стали посылать на учебу детей знатных сановников, то за места даже шла борьба. Не трогали китайцы и торговцев. Но так длилось недолго. Вскоре все тибетское, национальное стали объявлять «плохим», все китайское – «хорошим». Тибетцы стали «варварами», людьми «второго сорта». Они должны были во всем подчиняться приказам китайского «большинства».

Дзорен рассказывал, что маоисты отказались от идеи объединения тибетцев в рамках одной автономной единицы. Они фактически расчленили население: в Тибетском автономном районе проживает менее половины всех тибетцев Китая. Остальная часть разбросана по автономным округам и уездам.

– Мы не сразу поняли это, а когда прозрели – взялись за оружие. Сигналом для массового выступления послужило решение Пекина повысить налоги с крестьянских дворов.

Над Тибетом загремела канонада. Пекин бросил против ополченцев армию, вооруженную современным оружием. Тысячи людей навсегда остались на поле боя. Но партизаны уходили в доступные лишь им горы, сосредоточивались в древних крепостях и продолжали сражаться.

Сильные бои развернулись вокруг самого крупного Монастыря Восточного Тибета – Литанга в феврале 1956 года. В конце концов повстанцам пришлось укрыться в стенах монастыря Литанг: перевес регулярных войск в огневой мощи был очевиден. Оборона продолжалась 26 дней. Две тысячи монахов и крестьян стойко держались за стенами обители, невзирая на нехватку воды и провизии.

Армейскому командованию пришлось прибегнуть к помощи авиации. Раздались взрывы бомб.

В середине 60‑х годов пламя «культурной революции» перебросилось на окраинные районы КНР, в том числе в Тибет. Ставка делалась на то, чтобы быстро «обработать» население в духе «идей Мао Цзэдуна». События 1959 и 1962 годов, когда китайские власти ввязались в вооруженный конфликт с Индией, в основе которого лежали территориальные притязания Пекина, достаточно ясно говорили о военно–стратегической роли тибетского района для Мао. Но необходимо было учитывать и идеологический аспект. Самой крупной и организованной силой в Тибете издревле был буддизм. А китайская народная ассоциация буддистов объединяла под своей эгидой сто миллионов человек.

Однажды утром жители Лхасы не узнали своего города. Дома, магазины, лавки, храмы, колодцы, каменные изгороди были обклеены тысячами листовок с призывом: «Уничтожим «четыре старья»!» Дальше разъяснялось, о чем идет речь: старые идеи; старые привычки; старые обычаи; старая культура. Хунвэйбины объявили смертный бой всей самобытной многовековой культуре тибетцев.

Перед старинным храмом Цзекан, вокруг которого в VII веке выросла Лхаса, несколько дней пылал гигантский костер. Хунвэйбины жгли старинные тибетские книги, свитки, медицинские справочники, уникальные словари. Избивая лам, бесчинствующие молодчики врывались в кельи, крушили мебель, рубили топорами алтари, ломали древнейшие скульптуры.

Пройдут годы, и беженцы, которые были очевидцами тех событий в Лхасе, расскажут:

…Сола Церинг до шестидесяти лет прожил в Шигацзе – городке, застроенном двух– и трехэтажными домиками из грубого камня или кирпича–сырца. Узкие переулки, засыпанные серым песком. Сильный ветер кружит вдоль глинобитных стен листву. Но еще осень не взяла верх, еще зеленеют вековые деревья. Сквозь их трепещущие ветви на западе проглядывают нарядные терракотовые стены и золоченые крыши монастыря Ташилунпо. Сола Церинг там никогда не был. Он кузнец: делает подковы, железные скобы, петли для дворцовых ворот. Профессия кузнеца в Тибете, равно как и профессия скотобоя, – презренная. Людям этой профессии в монастырь вход закрыт.

Теперь Сола Церинг живет в лагере для беженцев. Промышляет другим – шьет сапоги, куртки. Но глаза стали плохо видеть. Ну, а если бы продолжал жить там, в родном Шигацзе? Он отвечает: «В Шигацзе светило солнце с восхода до полудня прямо на мою наковальню. Глаза все видели. Умел выковать булавку. Но мастерскую разрушили хунвэйбины. Я отказался ползать на четвереньках перед портретом Мао и целовать их сапоги. Меня обозвали «скотом». Потом избили. Сын и три брата ушли в горы. Я тоже бросил Шигацзе. Потом мы перебрались сюда, на южные склоны Гималаев, в лагерь для беженцев. Я часто ночами вспоминаю родину. Но возвратиться в обездоленный сад не хочу».

А между тем в Тибете ускоренными темпами продолжалось строительство новых шоссейных дорог, мостов, полигонов, армейских складов, аэродромов. На «крыше мира» появились и ракетные установки с дальностью действия от тысячи до четырех тысяч километров.

В 1976 году Пекин объявил о завершении строительства стратегического моста «Конка бридж:» через Брахмапутру в ближайшей к индийской границе точке. Теперь, по заключению военных специалистов, китайская армия могла выйти в приграничный район за несколько часов и перегнать, как по конвейеру, с основной магистрали Чамдо – Лхаса солдат, военные грузы, снаряжение. Со временем стали известны некоторые подробности действий Пекина на заоблачных высотах Тибета.

Впервые сведения о существовании лагерей в Тибете появились на страницах китайской «Синьцзян жибао» в июне 1956 года. Массовое создание мест заточения для тибетских политзаключенных ведется с середины 1959 года – со строительства тюрьмы Дхапчи близ Лхасы на месте бывшего армейского лагеря. Вслед за ней появилась тюрьма в Лходзонге. Считают, что это одна из крупнейших темниц не только в Тибете, но и во всем Китае. За ее стенами томятся д 0 50 тысяч (!) заключенных. По свидетельству тибетского эмигранта Кунсанг Янджена, каждый месяц в Лхасе казнят до сорока тибетцев.

Пекин использовал заключенных на строительных работах. Примерно десять тысяч из них возводили ГЭС на реке Кичу. Тысячи других к востоку от Лхасы, в районе Онгпо и Нингтри, сооружали железную дорогу, мосты, изготовляли кирпич, осушали болота, строили военные укрепления по 10–12 часов в сутки. Естественно, Пекин держит такие данные в тайне.

Вообще информация о Тибете наших дней на страницах китайских центральных газет – явление крайне редкое. А уж если она выходит из–под пера сочинителей из агентства Синьхуа, то в ней что ни слово, то похвала «усилиям», направленным на «улучшение жизни» населения этого района.

1 мая 1977 года в Лхасе неожиданно открылась фотовыставка «Председатель Хуа Гофэн в Тибете». На ней экспонировалось около ста фотографий, запечатлевших приезд делегации из Пекина в 1975 году на торжества по случаю десятилетия Тибетского «автономного» района. Синьхуа сообщило: «Первый секретарь парткома Тибетского автономного района Жэнь Жун разрезал ленточку, а секретарь парткома Ян Дуншэн произнес речь». Даже из этого небольшого перечня видно, что на высших постах в Тибете по–прежнему сидят китайцы.

В конце 1976 года «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью, где говорилось, что ныне численность автономного района определяется в 1,7 миллиона человек, из них 120 тысяч – китайцы (в эту цифру не включен состав воинских частей). На высшей ступени местных административных органов, сообщал корреспондент, китайцев большинство.

Привлекает внимание и другое: пропаганда Пекина старается не вспоминать ни о восстании народности кама, ни о провале своей «культурной революции», ни о бесчинствах хунвэйбинов в монастырях^! древних хранилищах тибетских рукописей, ни о надругательствах солдатни над мирными жителями.

В сообщениях Синьхуа бойцы НОАК, как всегда, «лучшие помощники» тибетцев. Они помогают убирать урожай, спасают поля от стихийных бедствий, отдают крестьянину последнюю рубашку. «Образованные» китайские юноши, присланные в Тибет «со специальным заданием», теперь, видите ли, «служат делу развития национальных меньшинств», обучая тибетцев премудростям сельскохозяйственной науки, письму и чтению, д. чтобы доказать, как власти заботятся об охране исторических памятников, в Пекине не устают рассказывать сентиментально–драматическую, в китайском стиле, историю!

«Когда началось сооружение дороги от Лхасы до аэродрома, трасса из–за сложного рельефа должна была проходить через 20‑метровую статую Будды. Инженеры решили во что бы то ни стало спасти статую, Преодолевая неимоверные трудности, рабочие, раздирая в кровь руки, прорыли в горе под Буддой туннель и вышли победителями в схватке с природой. Священная реликвия была сохранена потомкам».

С помощью подобных сообщений создается картина эдакой безоблачной идиллии, родства и единения душ. Не слишком ли уж стремительный поворот от погромов к благоденствию?! Факты камня на камне не оставляют от «информации» Синьхуа. Вспомнить хотя бы нашумевшую голодовку тибетских беженцев, проведенную с целью добиться претворения в жизнь трех резолюций ООН по Тибету: в них содержался призыв положить конец практике, при которой тибетцев лишают элементарных человеческих прав.

Сосредоточение десятков дивизий на тибетских кручах пекинские идеологи объясняют необходимостью создания «кулака для нанесения удара по горстке классовых врагов», то есть по противникам пекинского режима, и подготовки к войне на случай «нападения Советского Союза». Так пытаются они прикрыт^ свои великодержавные замыслы в отношении тибетских народностей, принуждая их стать соучастниками антисоветской политики…

Открываем последнюю страничку журналистского тибетского дневника за 5 сентября 1955 года. Приводим запись полностью: «Написано на ходу в машине. Поднимаемся на перевал горы Сецила. Высота – 4695 метров. По счету это тринадцатый перевал на нашем пути.

Миновав перевал, въехали в широкую долину Кичу, обрамленную пологими холмами, на которых стоят буддийские монастыри. Впереди уже показались домишки Лхасы. Далеко на западе в пролете горных хребтов сгрудились лиловые тучи. Из–за них снопами вырываются последние трепетные лучи нежаркого солнца. Они освещают златоглавую громаду дворца–монастыря Поталы и высеченные на придорожных скалах символы, означающие «хорошую судьбу», «победу», «счастье в жизни»…

Когда же сбудутся эти надежды тибетцев?

Ставка на национализм

Среди тех, кто осенью 1978 года в Японии подтолкнул правящую либерально–демократическую партию к скорейшему завершению японо–китайских переговоров о так называемом «договоре о мире и дружбе», приветствовал включение в текст договора статьи о «совместном противодействии двух стран гегемонии» некой третьей страны, под которой маоисты совершенно определенно подразумевают СССР, немалую роль играли хуацяо. Так называют лиц китайской национальности, которые постоянно проживают за рубежом, равно как и местных граждан китайской национальности. (Здесь и далее имеются в виду лишь те хуацяо, которые являются сторонниками Пекина, проживающими в странах Юго—Восточной Азии, – ЮВА.) В Японии их насчитывается свыше 50 тысяч. Пропекински настроенные хуацяо заодно с другими силами реакции делают попытки вбить клин в добрососедские советско–японские отношения и вовлечь Японию в русло антисоветской политики.

Давно замечено, что пекинские дипломаты, аккредитованные в японской столице, ведут подрывную работу по пропаганде антисоветизма, используя в качестве подручных хуацяо в Токио, Кобе, Осаке, Иокогаме и других городах. Обозреватели считают, что орудующая в Японии «невидимая империя» – те хуацяо, которые настроены пропекински, – получает регулярно из Пекина соответствующие рецепты для обработки общественного мнения как в определенных печатных органах, так и в ходе личных контактов с парламентариями, представителями делового мира и политическими деятелями. Отмечается также, что активность хуацяо возросла после визита японского премьер–министра Т. Фукуды в Вашингтон.

Как известно, Пекин в чрезвычайной спешке произвел ратификацию договора с Японией. Нажим с китайской стороны сыграл решающую роль в процессе ратификации договора японским парламентом. «Китайская церемония» закончилась обменом, также в самые короткие сроки, ратификационными грамотами, для чего в Токио изволил прибыть «сам» Дэн Сяопин.

Цифры обитающих за пределами Китая лиц китайской национальности органы печати разных стран приводят разные. Большинство сходится на 25 миллионах человек. «Хотя китайцы составляют всего лишь 6 процентов населения Юго—Восточной Азии, – пишет журнал «Форчун», – экономический вес хуацяо чрезвычайно велик. Их опорными пунктами служат Сингапур (75 процентов населения), Малайзия (35 процентов), Таиланд (10 процентов), Индонезия (3,5 процента), Филиппины (около 2 процентов)».

И все же цифры сами по себе расшифровывают далеко, не все. Слой буржуазии среди китайской эмиграции располагает, с одной стороны, значительным капиталом, с другой – имеет разветвленную сеть связей как внутри одной страны, так и между общинами, находящимися в других государствах. На всех уровнях, начиная с крупнейших банков и кончая крошечными сельскими лавчонками, они занимают ключевые позиции в коммерции, промышленности. Немало выходцев из Китая подключились к парламентской и политической деятельности, а то и занимают посты в кабинетах министров ряда стран Юго—Восточной Азии.

Пекин никогда не выпускал из поля своего зрения весьма мобильную и в целом послушную армию хуацяо. Правда, его политика в отношении лиц китайской национальности, проживающих за пределами КНР, периодически подвергалась корректировке, отражая неустойчивое состояние дел внутри самого Китая. Однако это предмет особого разговора. Ясно одно: нынешнее пекинское руководство приняло маоцзэдуновскую эстафету политики в отношении зарубежных китайцев и даже решило усилить их обработку. Как отмечалось в докладе Хуа Гофэна на последней сессии Всекитайского собрания народных представителей, Пекин отводит хуацяо роль «моста» для его связей с ЮВА.

Представляется интересным проанализировать, в какой именно плоскости Пекин намерен осуществлять этот курс. Печать стран Южной и Юго—Восточной Азии не раз отмечала, что китайские лидеры постоянно прибегают к услугам легальных и нелегальных эмигрантов, выполняющих роль шпионов и диверсантов. Одни из них проходят подготовку в специальных школах Китая и затем «внедряются» в банки, учреждения, на промышленные предприятия. Другие выступают в роли доморощенных активистов Пекина, ведя слежку за членами правительств, изучая военные объекты, дислокацию оборонных сооружений. Это не голословное утверждение. Его подтверждает, например, близкая к правительству Индонезии джакартская газета «Брита буана», рассказавшая о раскрытии крупной подпольной организации на острове Ява, которая вела шпионаж в пользу КНР. Во время следствия выяснилось, что в организацию входило около ста человек китайской национальности, в том числе военнослужащие КНР, нелегально, по фальшивым документам проникшие в Индонезию. Хуацяо из этой организации помогли китайской «иммиграции» осесть в Индонезии, снабжали их паспортами и прочими сфабрикованными документами. А их главари регулярно получали из Пекина инструкции о методах и формах подрывной деятельности в Индонезии.

Газета «Мердека» сообщила, что за последнее время органами безопасности в стране арестовано 1250 жителей КНР, проникших незаконно в Индонезию, Она призывает свое правительство принять действенные контрмеры по пресечению нелегального въезда граждан КНР и усилить контроль за деятельностью хуацяо.

Подрывная деятельность китайской агентуры просматривается и в других государствах региона. Индийский журнал «Блитц» отмечал, что «положение китайцев в местной экономике настолько прочное, что, например, в Индонезии, Малайзии, Сингапуре и отчасти на Филиппинах китайские бизнесмены могли бы буквально за несколько дней создать в каждой из указанных стран настоящий экономический (читай – и политический) хаос».

«На воре шапка горит» – гласит русская народная мудрость. И не случайно в ходе недавних визитов китайских лидеров в страны Южной и Юго—Восточной Азии, а также во время пышных приемов, оказываемых лидерам некоторых стран региона в Пекине, Хуа Гофэн и его окружение не устают повторять, что китайская колония в Юго—Восточной Азии «вовсе не используется для ведения подрывной работы против существующих режимов в государствах региона». Заверялось, что КНР выступает за то, чтобы все хуацяо в странах ЮВА приняли гражданство этих стран, соблюдали существующие в них законы. С другой стороны, отмечалось, что, мол, Пекин будет приветствовать и поощрять визиты китайцев из азиатских стран в КНР для их встреч с родственниками…

Однако обмануть общественное мнение пекинским лидерам не удается. Вот что, например, пишет по этому поводу сингапурская «Стрейтс тайме»: «Пекинское руководство настойчиво взывает к «патриотическим чувствам» хуацяо, видя в них «важную силу, которую необходимо использовать». По замыслам маоистов, не только «этнически» чистые эмигранты, но и дальние потомки уже давно покинувших родину китайцев должны стать активными пособниками Пекина в осуществлении его великодержавных устремлений.

Что же касается тезиса Пекина о визитах хуацяо в Китай для «свиданий с родственниками», то легко просматривается и его совершенно определенная подоплека. Маоистов интересуют лишь те «родственники», которые связаны с исследованиями в области военной техники, оборонной промышленности, современной физики, химии, медицины. По свидетельству прессы, Пекин активно продолжает склонять к выезду в КНР из США и некоторых стран Западной Европы классных специалистов китайского происхождения. Лишь в первой половине 1978 года свыше двухсот хуацяо, занятых в различных сферах науки, особенно в военной, получили приглашения покинуть США и переехать на работу в КНР.

Если же говорить о гражданстве лиц китайской национальности, проживающих за границей, то, вполне понятно, Пекину гораздо выгоднее, чтобы хуацяо принимали бы гражданство страны пребывания. Это обеспечивает им более широкие возможности для внедрения в определенные отрасли промышленности, органы государственного аппарата…

Выражая мнение Пекина, «Жэньминь жибао» как–то писала: «Подавляющее большинство китайской буржуазии за границей занимает «дружескую и патриотическую позицию», и посему следует добиваться «сплочения с ней». Причина проста: капитал состоятельных хуацяо лишь в странах ЮВА составляет, по самым скромным подсчетам, 15 млрд, долларов. Но одновременно пропекинская агентура, а также засылаемые на территорию стран ЮВА провокаторы активно продолжают преследовать неимущих хуацяо, которые, даже испытывая двойной гнет – местной и «своей» буржуазии, отказываются сотрудничать с маоистами.

Показательна в этой связи раздуваемая Пекином в пропагандистском плане антивьетнамская кампания. Китайские лидеры продолжают расточать угрозы в адрес правительства социалистического Вьетнама, которое, мол, заняло «неправильную позицию» в отношении хуацяо, проживающих на территории Вьетнама, и это «нельзя оставить без последствий». Что же произошло на самом деле? На этот вопрос ответил орган ЦК КПВ «Нян зан». Разъяснив, что выработанные в ходе социалистических преобразований положения о плане преобразования частного сектора в промышленности и торговле равно относятся ко всем гражданам, газета писала: «Почему небольшой кучке буржуа во Вьетнаме из числа лиц китайской национальности китайская сторона уделяет такое большое внимание и в то же время полностью игнорирует судьбу многих сотен тысяч подлинных трудящихся – китайских эмигрантов, которые подвергаются в разных районах земного шара беспощадной эксплуатации, преследованиям и даже физическому уничтожению?»

Ответ один: Пекин и впредь намерен руководить и использовать в своих великодержавных националистических интересах имущую часть хуацяо.

Существует прямая взаимосвязь между политикой великодержавного шовинизма Пекина, которую он проводит внутри страны, и его курсом на международной арене. Враждебные провокации пекинского руководства в отношении Социалистической Республики Вьетнам есть логическое продолжение его политики в национальном вопросе непосредственно в Китае, которая отличается крайним великоханьским шовинизмом. Но «вьетнамский народ, – авторитетно и веско заявило правительство СРВ, – не позволит разжечь в себе чувства узкого национализма, приложит все усилия к тому, чтобы защитить традиционную дружбу между народами двух стран». Китайским лидерам не дает покоя разработанная в свое время в недрах Центрального разведывательного управления США стратегия «Троянский конь». Она как раз и была нацелена на подрыв внутренних государственных устоев стран социалистического содружества, развивающихся государств с помощью завербованных ЦРУ агентов из числа местных предателей, отщепенцев. Что же касается Пекина, то он для этой цели широко использует верных ему хуацяо.

В некоторых гонконгских газетах появились инспирированные Пекином россказни о том, что в обстановке нарастающей конкурентной борьбы с промышленно–финансовыми объединениями у семейных объединений хуацяо, у родственно–деловых компаний остается–де «все меньше шансов выстоять». Теперь каждому ясно: эта дезинформация, как пробный шар, запускалась для отвода глаз. За ее дымовой завесой шло активное наступление Пекина с целью ориентации хуацяо на дальнейший захват ключевых позиций в экономических и политических сферах той или иной страны, активизировалась деятельность секретных служб по организации «пятой колонны» в независимых государствах региона, усиливался процесс сращивания капиталов хуацяо с финансовой олигархией, с местной военщиной.

Общественность ЮВА с тревогой следит за действиями Пекина, который далеко не случайно в конституции КНР законодательно оформил свои взаимоотношения с хуацяо и продолжает, по словам корреспондента Франс Пресс, укреплять с ними связи с помощью дипломатических мостов, которые в настоящее время наводит в ЮВА и считает их «лучшим средством» для данной цели. Как отмечают политические наблюдатели, маоисты проявляют в этом отношении небывалую прыть. Ссылаясь на вполне достоверные источники, сообщают о подготовке Пекином мастеров шпионажа, специализирующихся по конкретным странам региона, которые будут засланы пекинскими руководителями в открывающиеся в этих странах посольства КНР под маской дипломатов.