Текст книги "Приключения 1971"
Автор книги: Леонид Словин
Соавторы: Глеб Голубев,Сергей Жемайтис,Алексей Азаров,Алексей Леонтьев,Юлий Файбышенко,Владислав Кудрявцев,Юрий Авдеенко,Владимир Караханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)
За свою достаточно неустроенную жизнь Новожилов имел немало возможностей следить издалека за работой и геологов, и геофизиков, и топографов. И все же, наблюдая за «работягами», возившимися у теодолита, он так и не мог понять, кто перед ним, и, повинуясь одному лишь инстинкту самосохранения, заранее решил, что перед ним именно те люди, встреча с которыми не сулит ему ничего хорошего.
– Сколько детей могут поместить в школу-интернат? – спросил Лукояныч. – Человек триста? Пятьсот?
– Интернат! Олень безмозглый... Здесь такой интернат начнется – только держись!
Лукояныч недоуменно посмотрел на своего обычно сдержанного и молчаливого постояльца и ничего не ответил.
Новожилов быстро прошел во вторую комнату, где жил сам Лукояныч. Отсюда к лесу выходили три окна, и дорога была недлинной, но между домом и лесом, у машины, прилег с газеткой парень в светлой куртке. Он, безусловно, сразу заметил бы Новожилова, если бы тот попытался вылезть из окна и бежать в лес. А к крыльцу все время было обращено лицо второго парня, переносившего планку. Бежать из дома невозможно.
Новожилов нервничал, одно предположение сменялось другим, противоположным, и на несколько секунд каждое из них поочередно, казалось ему правильным и единственно верным.
Когда же они думают его брать? Видимо, под вечер. Закончат работу, невзначай подойдут к дому, попросят воды. Или останутся ночевать? А может, подойдут только двое, а остальные будут прикрывать путь к лесу и луг... Во всяком случае, парень у машины должен остаться, в дом пойдут другие. Тут сразу все и станет ясно. Стоп! Новожилов заметил, как парень в светлой куртке не торопясь пошел с лопатой к теодолиту, освобождая тем самым путь к лесу. Неужели в угрозыск нынче стали набирать дураков? А может, он, Новожилов, ошибается? Может, топографы, которые бродят по лугу с рейкой, все-таки самые обыкновенные топографы?..
Нет, бежать опрометью в лес и тем самым выдавать себя ни к чему, решил Новожилов. Надо подождать.
Он отвернулся к стене, осторожно, чтобы не задеть свесившуюся к кровати электропроводку, достал из кармана свой маленький «баярд», загнал патрон в патронник и снова спрятал пистолет в карман.
Старый работник уголовного розыска, добрейший Михаил Иосифович только на секунду случайно встретился глазами с Новожиловым, но даже издалека, через стекло, ощутил его взгляд, тяжелый, неустойчивый, короткий, по которому в любой сутолоке, в самой многолюдной толпе сыщики и преступники на протяжении многих веков безошибочно узнают друг друга.
– Может, нам сегодня уехать? Приучить его к мысли, что на лугу ведутся работы, а завтра приехать опять и взять? – спросил Губенко с надеждой в голосе.
– Завтра можно и не приезжать – его не будет...
– Действовать надо так, как действовали бы на нашем месте все землемеры, – Кристинин быстро исписывал одну страницу своей «топографической» тетрадки за другой.
– Надо бы оттянуть Денисова от машины, – сказал Старик, – уйти далеко теперь Новожилов все равно не успеет – лес обложен. А эта классическая расстановка сил, за которую в Высшей школе поставили бы пятерку, может все испортить.
Они подождали, пока подойдет Денисов.
– Обычно, – Кристинин выпрямился и отер пот со лба, – настоящие землемеры, и геофизики, и просто нормальные люди в этот час думают об обеде. В нашем положении они командировали бы самого молодого для переговоров в ближайший дом, поставив перед ним ответственную задачу – сварить картошку. Понял, Виктор Михайлович?
Денисов кивнул.
– Чего мы этим добиваемся? Первое: ликвидируем пост у леса, чем вводим в недоумение гражданина Новожилова. Второе: предоставляем нашему молодому другу возможность ввести Новожилова в круг флотских и заводских новостей, что я, собственно, и имел в виду, пригласив Виктора Михайловича в эту поездку. И третье: мы получаем реальную возможность пообедать. Предварительно все остальные начинают оттягиваться с теодолитом на приличное расстояние от дома и от машины. Новожилов, друзья, он не дурак, он понимает, что мы не пошлем Денисова одного его арестовывать. Пока все. Иди, Виктор Михайлович, чисть картошку. И свободнее, расслабься!
– Хороший план, – сказал Губенко. Он первый двинулся с планкой подальше к лесу. Вслед за ним потянулись остальные.
Почистив картошку, Денисов пошел к дому, стараясь не смотреть на окна. Ведро в колодце оказалось погнутым и ржавым, а толстая цепь из фасонных звеньев напомнила Денисову о морской службе.
Он не спеша выправил смятое ведро, потом отпустил цепь. В это время на крыльце показался Лукояныч, который не сумел вовлечь своего постояльца в разговор о строительстве и поэтому никак не мог упустить нового собеседника. На старике была красная рубашка, заправленная в широкие, сантиметров сорок у обшлага, синие, с искоркой, брюки. В этом одеянии Лукояныч имел вид ухарский, даже, можно сказать, пижонский.
– Вот это да! – непроизвольно вырвалось у Денисова. Воспоминания о бухте, громыхание цепи и нелепый вид Лукояныча сделали больше, чем напутственная инструкция Кристинина «Расслабься!». Он словно вернулся к тем дням, когда был беззаботным и бойким матросом. – Где вы такие клеши отхватили, отец?
– Эти брюки, молодой человек, – с достоинством ответил бывший бухгалтер, – я купил одиннадцатого мая девятьсот сорок пятого года, на второй день окончания войны, во Львове. Материал стоил тогда по девятьсот рублей за метр. Это стопроцентная манчестерская шерсть. И сшил их львовский частник за две банки свиной тушенки.
– О-о-о! – удивился Денисов. – И не подумаешь! Такое впечатление, что настоящий флотский портной. Прекрасная вещь, слово! А мы тут картошку у вас не сварим?
– Сварить бы можно, – сказал Лукояныч, – да только печка с утра топлена, а электричество не работает. Все вызываю монтера, да он у нас человек непьющий...
– Это мы сделаем! – обрадовался Денисов. – А ну-ка! Ведь я до этой чертовой рейки с полосками электриком был. Шестой разряд, слово!
Он прошел в дом впереди старика, краем глаза схватив всю запущенность обстановки, металлическую кровать с панцирной сеткой в углу и Новожилова, еще более низкорослого и плотного, чем Денисов представлял его себе по ориентировке. Новожилов стоял у окна, сунув правую руку в карман. Выражение лица у него было злое и раздраженное, и чувствовалось, что ему стоит много труда сдерживать себя.
– Здорово! – сказал Денисов.
Его интересовала только проводка.
Старый, со рваной обмоткой черный провод свисал со стены почти до кровати.
– Вот это проводочка! Подождите, изоляции притащу и отвертку.
Денисов выскочил из дома и быстро пошел к машине. У теодолита словно и не заметили его маневров. Вернувшись, он увидел маленькую шаткую лесенку, которую откуда-то притащил Лукояныч. Новожилов оставался в той же позе – насквозь фальшивой и вызывающей. Его так и подмывало на безрассудный шаг. Не хватало только привычного импульса. Новожилову нужна была ссора.
– Сначала проверим проводку, – сказал Денисов. Он заметил нетерпение Новожилова и теперь сразу почувствовал себя намного хитрее и спокойнее своего врага.
– Все-таки решили строить интернат? – спросил Лукояныч.
– Наверно, будут, раз нас пригнали.
– Беспокойная работа у вас.
– Зато деньги большие, – неожиданно охотно ввязался в разговор Новожилов, – форма хорошая, проезд бесплатный. Каждый год сапоги – год хромовые, год яловые... Две фуражки.
– Видишь ли, – Денисов пристроился на верхней перекладине лестницы, чуть в стороне от Новожилова и в то же время над ним и над кроватью. – Деньги не то чтобы большие. Так... А форму не дают. Может, раньше давали? Правда, когда на болоте работали, сапоги выдали на сезон. Потом забрали. А кто себе захотел оставить – деньги внес: стоимость минус амортизация. Полевые и командировочные – шиш, мы здесь на ночь не остаемся. Ну, машина у нас своя, проезд бесплатный.
– Это мы знаем, товарищ начальник.
– Вот именно, – не поняв, согласился Лукояныч,– без машины вам нельзя.
– Я и на заводе неплохо зарабатывал, но не то... Дисциплина, мастер, наряды, а здесь – по деревням. Сами себе хозяева, – он подмигнул Лукоянычу. – Ничего, отец, сейчас свет будет и картошка тоже... Вот, скажем, на заводе координатно-расточных станков, в электроцехе, имейте в виду, отец...
Денисов рассказывал не спеша о хорошо знакомой ему жизни электроцеха и чувствовал, как в поведении Новожилова появляются нотки успокоения. Он уселся на кровать поглубже, так, что сетка под ним прогнулась, однако руки из кармана не вынул. Как только Денисов умолкал, Новожилов снова начинал беспокоиться.
– Кроме того, электричество вообще штука опасная...
– Вам за то и деньги платят, чтобы рисковали, – Новожилов сделал легкое движение рукой в кармане, – тут ведь раз – и ваших нет!
– Это верно, – согласился Денисов. Теперь ему было совершенно ясно, что, кроме навязчивых и противоречивых подозрений, у его нетерпеливого, плохо владеющего собой противника ничего нет, и ему, Денисову, следует только продолжать свою игру, не допуская ни одной ошибки. – Дело рисковое, опасное... Мастер как-то говорит: «В лифте темно! Полезай после смены наверх, сменишь трансформатор!» Там трансформаторчик стоял – триста восемьдесят вольт на двенадцать. Сменить – пара пустяков: напряжение отключил, четыре винта отвинтил, новый трансформатор подключил, четыре винта завинтил. Работы всего ничего. А дело было в конце месяца, авральчик. Лифт без конца туда-сюда в работе. Мне бы действительно дождаться конца смены. А я на футбол спешу – «Торпедо» играет. «Сделаю под напряжением!» Залез наверх, трансформатор снял – все хорошо. Стою на резиновой прокладке, держусь только за один выход, не страшно. Ставлю новый трансформатор. Ну, низкий конец сделал, берусь за высокий. Вдруг лифт включили – а я, видно, задумался, что ли? – и щекой к железной стойке прикоснулся. Тут меня и приласкало. Как шибанет! Я через барьер – об стенку... И скорей снова к трансформатору. Как в драке: сначала даже не чувствуешь – ударили, а ты – опять в гущу! Законтачил второй конец, завинтил винты и вниз. Пошел умываться – шея не ворочается. И голова пустая, и на футбол неохота. Старым мастерам рассказал: они меня на кушетку – лежи! Потом в больницу – две недели отвалялся!
Рассказывая, Денисов нашел повреждение в проводке, оно оказалось близ кровати, на которой сидел Новожилов. Привычными, ловкими движениями Денисов зачистил один конец провода, бросил его вниз на спинку кровати и взялся за другой. Новожилов опасливо отодвинулся от шнура, вынул наконец руку из кармана и сел ближе к окну. Теперь он лишь искоса поглядывал на электрика, не упуская из виду топографов, которые все еще возились на лугу. Денисов был целиком поглощен возней со своим электричеством и что-то насвистывал. Потом он выпустил второй конец провода, и тот, упав, запутался в панцирной сетке. Бывший заводской электрик переставил лестницу и перешел к пробкам.
– Да, электрический ток – штука серьезная, – снова заговорил он, – а научно говоря, перемещение электрических зарядов в телах или в вакууме. Ты про электрический стул слыхал?
– Слыхал, – ответил постоялец и зябко передернул плечами. – Сразу насмерть или мучаешься?
«Да он же совсем-совсем темный! – подумал Денисов. – Рассказать кому-нибудь, не поверят!»
Новожилов покосился на почерневшие оголенные провода, лежавшие на кровати, и еще раз отодвинулся, лязгнув сеткой.
– Не двигайся, – сказал вдруг Денисов, сам изумившись странному звучанию своего голоса, – не двигайся, Новожилов, а то поверну сейчас пробку, и будет тебе электрическая кровать!
Рука Денисова застыла на белой фарфоровой пробке. Первым движением Новожилова было сунуть руку в карман за «баярдом». Направленное на него черное дуло было не так страшно – это в его жизни уже случалось. Но рука на белом кружке, на ярком белом кружке, сделанном ив материала, чуждого обычному для Новожилова кругу вещей, оказывала гипнотически-парализующее действие. Он застыл, ожидая неминуемого электрического удара.
– Отец, зовите работников, – сказал Денисов Лукоянычу, не видя хозяина, но чувствуя поблизости его ошеломленное, застывшее лицо.
– Я сразу догадался, что он работник милиции! – восхищенно рассказывал Кристинину Лукояныч, когда Новожилов и остальные были уже в машине. – Когда еще лестницу попросил! Я даже топор в дом принес: если что, думаю, я этого постояльца по башке!
– Уж этого нельзя, – сказал Кристинин.
Он тоже, кружа по лугу с теодолитом, почувствовал, что Денисов попытается взять Новожилова в одиночку, и проклинал и свое вынужденное бездействие, и тот час, когда ему пришла в голову мысль взять на операцию милиционера-новичка, который смог бы внушить Новожилову мысль, что перед ним простые рабочие.
– Ну ладно, пусть Денисов вам все поправит в проводке. Мы подождем, – Кристинин попрощался с хозяином и пошел к машине.
Обратная дорога из деревни показалась короче и быстрее утренней. Оперативники почти не разговаривали между собой, но Новожилов ни на минуту не умолкал: ругался и задевал и Денисова, и Губенко, и Кристинина. Он по-прежнему бессмысленно и глупо искал ссоры. А вот о том, что сторожа у магазина убил не он, а сообщники, Новожилов не говорил, хотя это было бы единственной новостью, какую он мог сообщить работникам уголовного розыска.
На шоссе их встречал закрытый светло-зеленый фургон. Когда Новожилова увезли, в «газике» стало тихо.
– Слушай, Денисов, – спросил Губенко, – ты после окончания сборов где будешь работать?
– В транспортной милиции.
– Я понимаю, что в транспортной. А кем?
– Постовым милиционером.
– А в уголовный розыск тебя не возьмут?
– Я же не кончал милицейской школы.
– Так! – Денисов не уловил в этом «так» особого сожаления.
Больше Губенко ни о чем не спрашивал. Простился он с Денисовым очень тепло, даже по-дружески. Кристинин высадил его из машины на Садовом кольце, у площади Маяковского.
Неприятный разговор произошел в кафе, куда они, переодевшись, зашли поужинать. Ослепленный слегка крахмальной чистотой скатертей и хрустальным великолепием фужеров, Денисов подумал, что работники уголовного розыска хотят отметить свой успех. Может, даже он, Денисов, как удачливый дебютант, был обязан пригласить их сюда, но не догадался?
Но озабоченное, усталое лицо Кристинина отвергало мысль о празднестве и веселье. Они выпили молча.
– Я хочу тебе рассказать о гибели самолета... Это было в тридцать четвертом году. Ты слыхал о таком самолете – «Максим Горький»?
Нет, Денисову не приходилось о нем слышать, он и родился-то в сорок первом.
– Большой был самолет. Самый большой в мире. Восьмимоторный. И сейчас таких нет, восьмимоторных. В этом рейсе на самолете были ударники производства. Некоторые с детьми. Он совершал праздничный рейс, эскортируемый истребителями. И вот летчику одного истребителя пришла в голову мысль совершить мертвую петлю вокруг крыла самолета, несмотря на категорический приказ не совершать в полете никаких фигур высшего пилотажа. Выходя из петли, он врезался в крыло... Весь экипаж, женщины, дети... все погибли из-за недисциплинированности одного человека. Советую тебе сходить на Новодевичье кладбище. Там на стене можешь все прочесть.
Кристинин, не отрываясь, смотрел на Денисова, В нем не было ничего от насмешливого, немного снисходительного человека, к которому Денисов уже успел за день привыкнуть и привязаться.
– Ты подумал, что могло быть, если бы Новожилов застрелил тебя и ушел из дома с оружием? Что он еще мог натворить! Ведь терять ему было бы нечего.
Денисову уже не хотелось есть, и желал он теперь только одного: чтобы обед прошел быстрее. Но официант обслуживал не спеша, как будто специально испытывая Денисова, и даже дважды поменял вилки, найдя их недостаточно чистыми.
Когда обед закончился, Кристинин вызвал машину. Больше об операции никто не говорил, но Денисов все равно чувствовал себя отвратительно.
– Слышали, товарищ капитан, Новожилова поймали? – вихрастый молодой шофер радостно улыбнулся.
– Это вот он поймал, – без улыбки сказал Кристинин, кивнув головой на Денисова. Но шофер воспринял это как шутку, и, самое удивительное, Денисову слова капитана тоже показались шуткой.
Михаил Иосифович сидел молча, глядя на дорогу.
Изрядно надоевшее за время учебных сборов серое здание, мелькнувшее впереди, Денисов встретил с радостью. Он был рад, что возвращается к своим нетрудным и, в общем-то, интересным занятиям и вскоре окажется за надежной серой стеной, где никто не знает о том, что он натворил. После сборов он будет опять стоять на посту в вале транзитных пассажиров, и ему не придется решать такие головоломки, как сегодня.
Он уже принял эту успокоительную мысль, когда Кристинин, протянув ему через сиденье руку, сказал:
– А инспектор из тебя должен получиться толковый. Есть и решительность, и, главное, фантазия. Пока это у тебя не от знаний, а... от бога. Нужно, чтобы и от знаний и от опыта. Ну ладно. Спасибо, Денисов. Желаю успеха. Еще встретимся.
Сердце Денисова вдруг странно забилось. Он стоял, глядя, как разворачивается машина, как улыбается ему вихрастый шофер и медленно подымает ладонь Михаил Иосифович...
– Денисов, поздравляем!
– Телеграмма о задержании Новожилова уже пришла!
Его окружили друзья, каждому хотелось посмотреть, как выглядит человек, вернувшийся с опасной операции.
А Денисов, поднявшись на носки, долго смотрел вслед машине. Она была уже далеко, огоньки скрывались в сумраке, но Денисов не спешил уходить с этого места, где он расстался с работниками уголовного розыска, и больше всего ему хотелось задержать, остановить этот день, который не был похож ни на какие другие дни в его жизни.
НОЧНОЙ ДОЗОР
Развод заступающих на смену милиционеров проходил по привычной жесткой схеме: сначала дежурный знакомил с оперативной обстановкой, потом ставил задачи, зачитывал свежие ориентировки и – «Встать! Принять посты!».
Служба наряда во многом зависела от поступивших за день ориентировок о преступлениях, их следовало записать и запомнить. Но сегодня ничего такого не было: сутки на вокзале и в городе прошли тихо.
– Фогеля пока не задержали, приметы вам известны, – только объявил дежурный и снова вернулся к задачам наряда.
Фогель был вором-рецидивистом, которого уже вторые сутки разыскивали работники МУРа.
Наконец – «Встать! Принять посты!».
Громко переговариваясь, милиционеры и в их числе Денисов потянулись по заснеженной платформе к зданию вокзала.
Денисов нес службу у автоматических камер хранения. Стальные ящики, поставленные друг на друга, отгораживали с трех сторон площадку в самой средине зала для транзитных пассажиров. Четвертой стеной служил ряд сдвинутых вместе высоких неуклюжих диванов.
Пассажиров в камере хранения было немного. Равномерным шагом Денисов несколько раз прошелся вдоль запертых ячеек и вернулся к выходу. Здесь его неожиданно окликнули.
От дверей навстречу Денисову шел капитан Кристинин, на ходу протирая платком запотевшие стекла очков. Из-за его спины дружески улыбался и кивал Денисову Михаил Иосифович Горбунов.
– Добро пожаловать! – Денисов поправил портупею и попятился, пропуская гостей из МУРа. – Фогеля еще не задержали?
– Если только в последние пять минут, – Кристинин снял шапку, надел очки и пригладил свою смоляную коротко стриженную, как после болезни, голову. – Поверь мне: нам еще придется немало с ним повозиться... Вокзалы, гостиницы, выставки... Я немного Фогеля знаю. В нем ни капли этого воровского тщеславия... – Кристинин, похоже, продолжал прерванный разговор с Горбуновым.
Несмотря на поздний час, по всему огромному залу сновали люди, без устали хлопали узкими, словно обрезанными, крыльями автоматические справочные установки, монотонно бубнило радио. Массивные стеклянные двери размеренно-тяжело описывали свои стандартные полуокружности.
Пока Кристинин оглядывался по сторонам, к Денисову подошел старшина Ниязов. Майор Горбунов, не упускавший случая попрактиковаться в языковедении, обрадовался.
– Ассалом-алейкум, ака! Яхшимисыз?
Старшина улыбнулся и тоже что-то сказал по-узбекски.
– Интересно здесь дежурить? – отвлек внимание Денисова Кристинин. Это был его второй визит на вокзал на все время их знакомства.
– Не жалуюсь. Правда, такого, как тогда, – Денисов вспомнил свое знакомство с Кристининым, задержание Новожилова, – здесь не случается. Спокойнее. Но все-таки есть боле-мене... – Милиционер неожиданно поперхнулся; он больше всего боялся отпугнуть капитана каким-нибудь неправильно произнесенным словом или не так поставленным ударением. И вот, пожалуйста, это косноязычное «боле-мене»!
Но Кристинин словно не заметил.
– Надо уметь ждать. А пока тренируй глаз, набивай руку!
– В Ташкенте говорят «борвотман» – «я иду», – пояснил в это время старшина Горбунову, – в Намангане– «боруттиман»...
Долгий рабочий день майора Горбунова уже закончился, можно было и передохнуть, но он предпочел заехать вместе с Кристининым сюда, на вокзал, к «подшефному» милиционеру, обещавшему в недалеком будущем вырасти в талантливого оперативного работника.
Со вновь прибывшей электрички через входную дверь к буфету выплеснуло очередную жидкую порцию пассажиров.
– Дорогу дайте! – еще издалека крикнула им буфетчица: две посудомойки в мятых халатах несли низко, над самым полом, блестящий никелированный термос с кофе. – И мелочь готовьте, сдачи нет!
Впереди, у двери, мелькнули брезентовые кобуры инкассаторов.
– По нашим подсчетам, деньги у Фогеля кончились дня три-четыре назад, до прибытия в Москву, – говорил Кристинин Денисову, – как мне кажется, занять ему негде, остается только украсть. Причем украдет он в первый раз не особенно много – ты потом сам убедишься, – чтобы не привлечь к себе внимания. Сейчас надо быстро раскрывать все мелкие кражи! – Кристинин вдруг засмеялся и потянул Денисова за рукав. – Да что я о Фогеле да о Фогеле! Колоритные типажи встречаются на вокзалах! Так карандаш и просится в руку
Под потолком, жужжа, разгоралась еще одна лампа дневного света. В камере хранения стало светлее.
Кристинин продолжал рассматривать пассажиров.
– Обратите внимание, Михаил Иосифович, на пассажирку у входа! Какое умное, грустное лицо! Кто она? Откуда едет? Зачем? А? Засекаем время на обдумывание. Пять... Четыре... Товарищ Денисов! Ваше слово!
Денисов посмотрел на девушку, о которой говорил Кристинин, и не заметил в ней ничего особенного, кроме того, что была она голубоглазая и полная, в выцветшем тонком пальто и коротких войлочных полусапожках. Вещей при ней не было. Денисов присмотрелся внимательней.
– Пожалуйста... Она приезжая, с Украины или Донбасса. Волнуется, потому что кого-то ждет. Указательный палец на левой руке порезан, – Денисов мысленно обошел круг привычных профессий, – думаю, она работает продавцом в гастрономическом отделе...
Кристинин засмеялся.
– Михаил Иосифович, могли бы вы что-нибудь добавить?
Майор Горбунов был из тех легких характером людей, которых в любом возрасте можно втянуть и в безобидную мальчишескую игру, и в тяжелую, связанную с опасностью работу. Он на минуту задумался, сжав пухлые пальцы в замок.
– Ну, во-первых, потому что она стоит у камеры хранения без вещей, ее вещи лежат в одном из этих ящиков. Она кого-то ждет, чтобы получить вещи и уехать. Ее волнение связано с этим опаздывающим человеком. Что касается ее профессии, то я склонен думать, что она закончила недавно гуманитарный вуз, А ваше мнение, Кристинин?
Прежде чем ответить, Кристинин по привычке круто пригладил ладонью виски и затылок, с секунду, не мигая, смотрел на девушку, потом отвел глаза.
– Что-то сегодня не получается. Впрочем, одно из преимуществ оперативника перед другими психологами, практикующими на вокзалах, состоит в том, что они легко могут проверить результаты наблюдений своих более проницательных друзей! – Он приблизился к девушке. – Извините, здесь есть свободный стул, и мы с удовольствием вам его предлагаем.
Пассажирка удивленно посмотрела на Кристинина, потом перевела взгляд на Горбунова и Денисова.
– Спасибо, – она улыбнулась, – но я боюсь пропустить своих знакомых! – Горбунов незаметно ткнул Денисова кулаком в бок. – Вместе положили вещи в камеру хранения, а потом потеряли друг друга...
Денисов оставил обоих инспекторов и прошел вдоль камер хранения. В узком проходе пассажиров почти не было: первый утренний поезд уходил через пять часов.
«Сейчас полы начнут мыть!» – подумал Денисов, возвращаясь, и тут же, как по волшебству, в дальнем конце зала надрывно завыл горластый поломоечный комбайн.
– ...Модельеры-художники решают десятки вопросов, – рассказывала девушка, обращаясь преимущественно к Кристинину. Ее красивая большая голова возвышалась над кургузым легким пальтишком. – Может, вы видели в магазинах куклу «Шагающая Маша» – белая пачка, белая блузка, пришивной парик? Это наша работа...
– А как вы палец порезали? – спросил Денисов.
Вопрос прозвучал бесцеремонно, Денисов от неловкости покраснел.
– Это я сыр резала. Тупым ножом...
– Теперь расскажите, как вы потеряли друг друга, – попросил Кристинин.
– Прибежали в кинотеатр перед самым началом последнего сеанса. Я говорила им: «Мальчики, незачем ехать, все равно не успеем!» А они: «В честь знакомства! Как это, в Москве были и никуда не попали?» Мои вещи и свою сумку – в девятую ячейку и бегом! Я даже шифра не записала. В метро, потом на трамвай. Билеты купили с рук и все в разных концах зала! После сеанса я вышла на улицу: их нет! Ну, и сюда поехала... А может, они и сейчас меня там ждут?
– В каком вы кинотеатре были? – спросил Горбунов.
– В «Алмазе»... Я, пожалуй, еще к метро подойду, может, они там? – девушка невесело улыбнулась и медленно пошла к выходу.
– Ну, что ты еще добавишь к ее психологическому портрету? – спросил Кристинин у Денисова. Денисов пожал плечами.
– Смелее. Отвечай: у нас из камеры хранения часа три тому назад были украдены вещи одной симпатичной девушки, – вмешался Горбунов.
– Я так и подумал, – кивнул головой Денисов, – от вокзала до «Алмаза» идет трамвай, и никто из москвичей не поедет сначала на метро, а потом на трамвае. Ее просто хотели запутать, чтобы она не сразу потом вернулась на вокзал.
– Девушка сказала, что вещи в девятой ячейке? – В глазах у Кристинина зажегся нетерпеливый огонек.
– В девятой, – кивнул Горбунов.
Неразговорчивый молодой человек с тонкими рыжеватыми усиками – дежурный механик, – посвистывая, быстро вывернул контрольный винт. Из стальной ячейки раздался резкий дребезжащий зуммер.
– Вот именно, – сказал Кристинин. В ячейке лежала расползшаяся по дну ящика красная авоська со свертками, сверху пара огромных подшитых валенок, – закрывайте. Нужно объявить по радио, чтобы пассажир, положивший вещи в эту ячейку, подошел сюда.
Механик поставил на место винт, отошел в сторону и скрестил руки на груди: он был по специальности техником-конструктором и работал на вокзале по совместительству.
– Спасибо. Можете идти, – сказал ему Кристинин. – А ты, Денисов, найди старшину. Михаил Иосифович обо всем подробно расспросит потерпевшую...
Несколько минут, пока радио разносило по залу: «Пассажир, положивший вещи в ячейку номер... Вас просят...», работники МУРа стояли молча. Девушка, видимо, все еще дежурила у метро, Горбунов пошел ей навстречу. Еще несколько пассажиров с чемоданами вошли в камеру хранения, прежде чем в узком проходе показалась обвязанная шерстяным платком высокая женщина, недовольная и заспанная. Шаркая комнатными туфлями по кафелю, она подошла к ячейке и дернула ручку.
– Что там насчет девятой? По радио вызывали... – обратилась она к Кристинину, стоявшему у ячейки.
– Все в порядке, – сказал Кристинин, – только ответьте на несколько вопросов, вы недавно клали вещи?
– Ну да, недавно! – у нее оказался самый низкий и редкий из женских голосов – контральто. – Еще десяти не было!
– Скажите, ячейка была пустой?
– Ну да, пустой! Минут двадцать ждала, пока освободилась!
– За вещами к ячейке подходили два пассажира?
– Вот еще – два! Один был, а второй уж потом подошел!
О чем бы Кристинин ни спрашивал, его собеседница начинала с отрицания. Тогда он переменил тактику.
– Они между собой не разговаривали?
Женщина чутко среагировала, поэтому облекла свое несогласие в новую форму.
– А чего им разговаривать?! – спросила она. – Взяли и пошли!
– Вы с ними рядом не стояли? Какие они из себя?
– А где же мне стоять? Не для того я ждала! Какие из себя?! Мне их рассматривать некогда! Какие вопросы задают!
– В соседнюю ячейку кто-нибудь в это время не укладывал вещи?
Она на секунду задумалась.
– Мужчина был. Напротив меня сейчас сидит на диване. Бородатый, таких я называю тунеядец! – И тут же, словно спохватившись, добавила: – А почему ему не класть! Вот еще! – Ей словно нравилась эта игра.
– Покажите его милиционеру, – сказал Кристинин, кивая на Денисова. – Спасибо за подробную информацию.
У мужчины, которого через несколько минут привел Денисов, было тонкое лицо, тонкий с горбинкой нос и великолепные черные баки, переходившие на подбородке в курчавую мефистофельскую бородку. С Кристининым они нашли общий язык с полуслова.
– Видел, – сказал бородач, – двое. Взяли из девятой ячейки чемодан и сумку. Молодые симпатичные ребята.
– Вы случайно не слышали, о чем они говорили?
– Две реплики. Первая: «На такси или трамваем?» Вторая: «На трамвае, сойдем перед мостом». Они украли вещи?
– Да.
– Может, помочь запрограммировать?
– Спасибо. У нас еще нет такой машины.
– Тогда я вам сочувствую...
Большие вокзальные часы показывали пять минут второго. Шум в зале понемногу стихал. Наметанным глазом Кристинин уловил изменение в расстановке постовых. Один из них оттянулся к самому выходу и теперь стоял почти в дверях, внимательно оглядывая каждого пассажира.
Издалека прямо к Денисову и Кристинину направлялся старшина, что-то на ходу рассказывая невысокому чернявому человеку в запорошенном снегом демисезонном пальто и меховой финской кепке.
При виде его Денисов встревожился.
Знакомый со всеми скрытыми от непосвященных тонкостями и пружинами милицейского действования Кристинин с интересом следил за инспектором.
– Меньше посторонними разговорами надо отвлекаться, – сказал человек в финской кепке, не здороваясь, вскользь стрельнув глазами в Кристинина, – теперь вот бегай и ищи неизвестно кого!
– Это в дневную смену случилось, – сокрушенно вздохнул старшина, – не везет Мотину...
– Вот когда задержим, тогда точно узнаем, в чью смену! Потерпевшую направьте в отдел! – Оперативный работник вокзала намеренно игнорировал присутствие Кристинина, которому не был подчинен. – А его, – он кивнул на Денисова, – на всякий случай переоденьте, будет тоже искать! Ведь сколько предупреждаешь на разводах, чтобы внимательнее...
