Текст книги "Гербарист. Благословение смерти. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Леонид Кастровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава тринадцатая. Отрывок – 2

Два лидера наёмных групп, что всеми фибрами душ презирали друг друга, неустанно вели своих напарников и двух принцев, молча идущих посреди этого строя, прямиком к той области, где, как им точно и полно ещё на территориях обеих родин доложили государственные развед-службы, начинались примечательные постройки, знаменующие установленные вражеские границы.

Немногочисленное шествие их, состоящее из девяти членов, шло около часа, пока среди безжизненных холмистых равнин всё же не увидели они тёмные силуэты, принадлежащие расположенным вдали, достаточно высоким каменным изваяниям, похожим на ровные и одинаковые, широкие столбы, образующие собой аккуратно, филигранно возведённый, отчего-то отторгающий само жизненное естество, периметр. А после, понаблюдав за этими сооружениями, будто бы излучающими слабое марево, сочащееся голубоватым светом, они двинулись ровно к ним, хотя и догадывались о том, что это настоящее самоубийство.

С каждым шагом, приближающим их к этому препятствию, словно бы сам Мир, смиренно смотрящий на творимые в своих землях действа, молил всех остановиться, ибо даже его власть, казалось, там заканчивалась, и начиналось нечто чужеродное, бросающее вызов не только ему, но и всему Мирозданию.

Невесомое, неощутимое, но стонущее над духом каждым что-то невыразимое, лицезреющее всю подноготную всякого существа, довлело незримо с хмурых небес, сквозило из пространства, пропитанного скорбным воздухом, исходило из чернозёма, пропитанного смертью и тленом.

С каждым пропущенным через нутро мигом порабощало тёмное внимание всё, что имело смелость или же глупость соприкоснуться с ним, войти в его владения, проникнуть беззаветно сюда, где оно было хозяином и приказчиком…

– Я не могу идти дальше… – произнёс сухим, обессиленным голосом, измученный долгим переходом Сакатэуо Катактэтэс, стоящий на двух своих костылях, после чего просто рухнул на колени, пытаясь отдышаться и совладать с чувствами, начавшими всё сильнее вгонять его в панику и какой-то неизвестный ужас.

Тяжело вздохнув, рядом с ним устало сел и Апсюхос Скотади, что небрежно, достав из-за пазухи серебряную флягу, начал малыми глотками пить чью-то кровь, позволяющую вернуть хотя бы немного утраченных сил.

– Признаться, я тоже не могу ступить вперёд, – невесело улыбнувшись, взглянул он на находящиеся от них в сотнях метрах, те самые странные конструкты, изначально похожие на простые столбы, но теперь ассоциирующиеся со статуями, изображающими каких-то жутких, идеально искорёженных, титанических атлантов, будто бы удерживающих что-то внутри себя.

Две девы-воительницы, наблюдающие за своими подзащитными господами, ощущали в сей миг ровно то же самое; и человеческая с вампирской сути кричали тут, слившись в едином, негласном порыве, об опасности, коя нависла над ними всеми, скалясь в ожидании совершённой и непростительной ошибки. И те стоячие глыбы, неподвижно замершие сейчас, но отчётливо воспринимаемые, как безумные монстры, давали понять обострённым чувствам этих опытных, признанных элитой наёмников, могущественных в своей силе существ, что впереди их ждёт только смерть.

– Далее нам идти не понадобится, – сказала безэмоционально Флегомэнос Экдикэсэ, чья Красота была поистине прекрасной, если бы не окрашивалась флёром мести, пропитавшей саму её душу. – Нас намеренно подпустили сюда и решили проверить, – магические руны же на пугающих колонах продолжали в ответ на это мерно светиться мягким цветом, чем-то напоминающим не видное здесь небо.

– Возмущения пространства вокруг нас усиливаются с каждой секундой, – сконцентрировалась на своих духовных инстинктах Крюо Хэра, пытаясь понять, откуда стоит ждать угрозы, однако же её энергетический источник сходил с ума, находясь не в состоянии вычленить из окружающего фона что-то конкретное и единое. – Нас берут в кольцо, – озвучила она очевидную мысль, прострелившую её сознание…

#Гром, – на опустыненном небосклоне раздался пронзающий всё пространство, какой-то потусторонний и предрекающий, беспощадный звук громадного горна, моментально заставившего всех собраться вместе и ждать близящейся беды.

И, словно бы в подтверждение опасений и предчувствий, погода тут взбесилась, начав задувать своими ветрами безумственные хороводы воющих повсюду штормов, чья одушевлённая ярость, как могло казаться, проступала в вездесущих завихрениях, медленно ставших образовываться и разрываться в беспорядочном темпе. В довесок, потворствуя всему этому природному ужасу, некогда серые облака обратились в тучи, телеса которых обильно стали наливаться чернотой и сверкающими внутри разрядами, с каждым мигом обретающими всё большую яркость и мощь.

Давление на группу из двух отрядов навалилось немыслимой гневной дланью, не позволяющей порой сделать даже вдоха среди непрестанно обрушивающегося, рьяно одолевающего плоть и ожесточившегося ко всякой жизни, хладного воздуха, сквозящего неостановимо будто бы через сам дух, здесь скованный и окабаленный.

#Гигансткая молния, – подобно обозлённой хищной твари мелькнула высоко, где-то за беспросветно-чернильной облачной пеленой, яркая вспышка дикой стихии, что тут же резко и взрывообразно обрушилась на земную твердь, грохочуще круша её.

Взрыв сей, осуществлённый в нескольких метрах от сжавшихся здесь бессильно, едва держащихся странников, породил пыль и даже дезориентацию в смертных душах, кои, можно сказать, обдирались неостановимыми порывами чьей-то мятежной воли, становясь с каждой прошедшей секундой лишь увечнее и неизлечимее. Однако же закончилось безмерное буйство природных порывов так же быстротечно и внезапно, как и недавно началось.

– И во гневе может проститься вздор, – раздался в головах и людей, и вампиров, пронизывающий сознание и будоражащий мысли, твёрдый и поучительный голос. – Вас бы следовало убить, по-хорошему, ведь вы свершили великую и глупую дерзость, придя сюда и на что-то рассчитывая, – пыль от взрыва, начавшая плавно опадать, позволила увидеть чрез себя фигуру странного, но отчасти узнаваемого создания, существование коего можно было запечатлеть лишь в старинных и забытых легендах. – Но, к прискорбию моему и к счастью для вас, мой Господин уже давно предвидел всё это, – дивно и величественно, как-то грациозно и при этом совершенно по-строгому властно, вышел из завесного и песчаного смога тот, кого стоило называть привратником Рая, или же, обобщая весь представший пред смятёнными взорами и неверящими умами, – мифический и неповторимый образ, «истинный единорог» – А потому, зная о грядущем бытии, проявил он безграничную благосклонность свою, разрешив сопроводить вас в чертоги вечные и родные, нарекши гостями жданными… – глаза его чисто-голубые, что были подобны святой воде и небу, оглядели наёмников, опасливо и трепетно смотрящих на него, и остановились на двух юношах в середине, которых те охраняли и пытались сокрыть за собой.

Принцы почувствовали, как на них словно бы опустилось нечто непреодолимое, погребающее под взглядом своим, изучающее и раскрывающее всё, что было внутри. Сердца их забились в унисон, дыхание стало прерывисто частым, а нутро бессильным и готовым к смерти.

– Даже смешно, насколько нас не ценят и не дорожат нашим настроением, – смешок в мысленном голосе был грустен и саркастичен. – Отправить сюда, к нам, таких, как вы, представив своими мирскими послами, – это существо, казалось бы, само не верило, что такое действительно возможно. – Это поистине верх абсурдности, – спустя же мгновение белоснежная голова, увенчанная прозрачно-орнаментным рогом, отвернулась от них и обратила свои думы куда-то за грань доступного понимания. – Впрочем, так даже лучше; ибо эта услуга ещё ценнее… – длинный хвост его, оконченный кисточкой, мазнул по воздуху мерцающим блеском, и двух принцев, до сих пор не могущих двинуться и находившихся меж также обездвиженных наёмников, тела которых отказывались подчиняться своим носителям, накрыл сферичный щит, тут же протащивший их по таранимой и вздымаемой земле ровно к единорогу. – Наследников престолов я заберу с собой, для них будет свой особенный приём, – яркий свет полился от навершия его рога, создавая искры и треск, а после и вовсе прокалывая само пространство, которое судорожно и разрывающеся, по велению древнего Смотрителя, стало выворачиваться и обращаться в завывающе-гудящий, беспросветный пролом, ведущий в поглощающую всё тьму.

Какие-то сущие, незначительные мгновения тянулось разворачивание действа, что корёжило и разрушало установленные законы, что обжигало стремления Мира, желающего предотвратить это, своими яростно-красными, ветвистыми разрядами. Какие-то секундные крохи сопротивлялось это Жизненное Лоно сему акту вражды, наносящему ему болезненные раны. Однако же единственный миг, и всё то тёмное, что было противоестественными и отражалось в парализованных зрачках «гостей», всё то злое и недоброе, что вселяло в них ужас, всё это просто успокоилось и утихло, закрепившись и стабилизировавшись. А затем, под тяжёлые звуки медленной поступи, из сверкающего алой тьмой и излучающего безмерный голод, чёрного адского зева, выступило собакоподобное, трёхголовое чудовище, каждая пара диких глаз которого, сочась презрением, оглядела ослабленных людей и вампиров.

– Это Кэрбэрос, – произнёс снова внутри смертных сознаний строгий голос, хозяин которого приветственно и почтительно кивнул своему многовековому собрату. – И вам придётся пойти с ним, – посмотрел тот, кого звали Монокэрос, на наёмников, оставшихся «на растерзание» позади, – И не нужно бояться, – хмыкнул он про себя, – мы же ведь вовсе не монстры…

Глава тринадцатая. Отрывок – 3

В необъятном мироздании гуляет одна притча, кою, если повезёт, можно услышать от старцев. Рассказывает она об очень давних временах, записей о которых уже и не сыскать; а говорится в ней о юном Боге, что сотворил свой первый Мир, населил его живностью и вознамерился найти себе среди малых творений своих – верных рабов, кои несли бы его волю через века бренных жизней. И вот, он обратился к народу рукотворному:

– О, дети мои! Я создал вас из земли и воды, вдохнул в вас душу из воздуха, подарил энергию жить, взятую из высоких небес. Я заботился о вас и вскармливал, защищал и лелеял, как главное своё сокровище. Теперь же я ищу себе тех, кто примет ещё один мой дар и станет вместе со мной нести процветание в эти прекрасные земли!

Многие из разумов тогда откликнулись на зов своего Отца, многие из них тогда приняли на себя с почётом благословение Творца. Стали они сильны и непобедимы, как никогда. А ещё даровано было им бессмертие. И блюли они сквозь вечность данное им напутствие. Однако же шли годы долгие, времена менялись, и принимали изменения взгляды тех, кто посвятил свою судьбу божественному служению.

– «Отчего мы делаем этом?» – спросили они самих себя однажды. – «Почему же служим мы так рьяно и раболепно??» – возгласили их сердца в едином немом вопросе.

И так возгордились они в один миг, а потому пожелали о чём-то большем, нежели всё то, чем довольствовались прежде. Вознамерились божьи слуги получить власть над той толпой, коей были выше. И стали апостолы, что благословлены когда-то были Богом, – правителями мирскими. И вновь потекли, средь просторов вселенских, неспешные года.

Богатство, могущество, всеобожание, всё это сыграло с вечными миродержцами злую шутку. Священная миссия их утухла, как бедная свеча, оставшаяся без воздуха; мысли же их и нравы извратились, да утратили некогда былую чистоту.

Позабылись слова молитв правильные, посерели храмы, воздвигнутые давно, появились средь статуй божьих образы тех, кого он избрал по ошибке своей, и народ, как чувствующий одиночество, стал скорбеть безмолвно.

Опечалился юный Бог, что следил за бытием этим, разочаровался он болезненно в надеждах своих, возлагаемых на смертные души, и ранним утром при свете солнца никто из них не проснулся. И никто в том Мире более не видел своего Отца.

Лишь однажды, говорят, было кому-то откровение Творца, что благость порой ведёт только к несчастью и более ни к чему.

Глава тринадцатая. Отрывок – 4

# Взрослый Мир / Терра /

Захваченная Владыкой Тьмы область «Апокосмо» /

Всевышний Ковчег

Тёмные, гротескные, обрамлённые и покрытые фресчатыми узорами и знаками, длинные и высокие коридоры тянулись мимо гостей, коими были два юных принца. Неспешно они шли, смотря по освещённым разномастным светом, дивным сторонам, Красота которых прослеживалась даже в мельчайших и сразу незаметных деталях, ведь каждая из сводчатых стен, а также непрерывный и довлеющий потолок над ними, полнились ярким и неповторимым, неописуемо-художественным содержанием, созданным, несомненно, лучшими и потому непревзойдёнными мастерами. И, порой, нельзя было даже сказать, что конкретно изображалось на протяжённых полотнах, отождествляющихся с монолитным, мерцающим иногда изумрудными прожилками, странным и неизвестным камнем, однако же точно и определённо улавливалось в них, по разумению смертной пары душ, что это нечто поистине эпохальное и даже жуткое, кое, тем не менее, отчего-то вселяло в живое естество благоговение и трепет…

– Человеческий век короток, – произнёс в обоих сознаниях мерный голос, принадлежащий идущему впереди и сопровождающему, белогривому единорогу, прекрасному в своём плотском обличии, но жестокому в сокрытом от глаз духе. – Божественный век непреодолим для человека… – цокот четырёх чернильных копыт, ступающих по промораживающим напольным плитам, также облачённым символами, раздавался эхом, стремящимся вдоль нескончаемого, теряющегося во тьме, их пути. – Мой Господин мудр, – сказал он им, не оборачиваясь, – Пожалуй, один из мудрейших, самых великих правителей, что когда-либо существовали во всём нашем Мироздании. – речь его была насыщена чем-то неприкасаемым, непорочным, нерушимо-заветным. – И потому, вероятно, на нём лежит тяжелейшая ноша за все наши «судьбы»… – взгляд светлых, аметистово-синих глаз его, не смотрел вокруг, а просто был задумчив, погрузившись в собственные мысли. – Я хочу, чтобы вы, дорогие наследники, понимали, какая честь вам выпала в этот важный для всего здешнего Мира день, – его взор, собравшийся, прошёлся по двум этим разным юношам на короткий миг. – Встреча с Владыкой – это честь, а ещё невыразимая, безмерная ответственность, – оба они шли за ним следом, лишь смиренно внимая и ожидая для себя судного часа. – Не подведите свои народы, – казалось, в этих его словах заложено крайне много того, что ускользало от понимания разумов, таясь где-то глубоко за привычным смыслом. – А самое главное – самих себя…

И их шествие по искусному, невероятно внушающему и красивому лабиринту, на протяжении которого не попалось ни одной залы или иного свободного места, продолжило неторопливо тянуться, объяв трёх этих совершенно чуждых друг другу, но сейчас объединённых одной общей целью, существ весьма различных природ, какой-то умиротворяющей тишиной, разбавляемой лишь звуками равномерных шагов.

Казалось, кроме них тут не было ни единой души, – пусто, совершенно никого, кто мог бы разбавить их общество своим сторонним вниманием. Однако же что-то, граничащее где-то в неуловимых, неосязаемых и эфемерных пластах восприятия, будто бы безучастно касалось их, давая чему-то внутри, идущему из самой древности, ощутить позабытыми первобытными инстинктами чью-то непомерную и вездесущую, многомерную и безликую, отстранённую волю.

В какой-то момент двое путников – человек и вампир, потерялись во времени, кое прежде пытались контролировать, стали словно бы отрезанными от своего бытия, оказавшись в каком-то ином, пусть и выглядящем так же, как раньше, пространстве. Коридор вокруг них по-прежнему простирался куда-то вдаль, освещаясь лишь вблизи, мифический зверь продолжал идти впереди, не давай им сбиться с прямой дороги; однако же что-то всё равно переменилось, исказилось, начало восприниматься иначе.

– Это место, Преподобный Ковчег, не просто строение или инструмент, – вновь начал единорог, прокладывая путь средь однотипных, но разных просторов, смыкающихся впереди и позади своими сводами. – Прежде всего, это кладезь веры, водружённой Отцом на спасение сотворённых собою детей, – голос напутствующий, отражаясь словно бы в мириадах мыслей, содержал также и какие-то неясные образы, тем не менее оставляемые и как-то запечатлеваемые молодыми и бренными разумами. – Место это – сердце нашей надежды, а потому средоточие абсолютной Красоты, обитающей в своей, увы, скорбной участи, – лёгкий внутренний вздох прокатился, показывая смесь сожаления и принятия. – И связано оно, всей сущей твердью своей, неизмеримо сильно с Владыкой моим многовластным, – что-то снова невидимо и тихо, почти не ощутимо, откликнулось внутри сердец смертных и духов их. – А потому, бескорыстные принцы, примут вас, несомненно, ровно в уготованный миг, – и тьма, простирающаяся, быть может, до вечно далёких граней, расступилась далеко впереди, явив за собою массивные и крамольные, излучающие страх и тленность, чёрные врата.

Два юноши увидели их, чуть приостановившись, и услышали душевный зов, рокотом отдающийся во всём, чем они во всех сферах бытия являлись.

– Ступайте дальше сами,вас уже ждут… – плавно поклонился он им головой, а рог его, издав белое мерцание, оставил после него лишь опадающие и исчезающие, светлые искры едва обжигающей энергии.

Глава тринадцатая. Отрывок – 5

Антрацитово-чёрные, давящие безумной аурой, каменные врата были огромны, ибо перекрывали собой абсолютно весь коридор. Смотря на них, двое отроков чужих, замерших в нескольких метрах от них, всеми фибрами душ своих и материй робели, ведь чувствовали себя добычей, по воле свой идущей в смертельную для них пасть. Вероятно, они были правы, однако же, как носителям монаршей крови, эту правоту, разъедающую всё нутро едким и скользящим страхом, необходимо было изничтожить.

Витиеватые линии на вратах, поблескивающие зелёно-жёлтыми оттенками, переливающимися порой в бордово-красные контрасты, казалось, жутко извивались, походя от этого на червивых змей, укоренённых в колоссально-прочном монолите. Узоры, знаки, символы, – всё то, что они образовывали в своих шершавых движениях, шелестяще-томно переходящих друг в друга, ощущались чем-то неестественным, потому как внушали нечто запретное, сковывающее, неосознаваемое.

В полотне же вратном, средь безмерных рельефов, следить за рисунками коих, полагаясь на зрение, было невозможно и болезненно, находились два тёмных круга, расположенных на каждой из сомкнутых воедино, громадных сторон. Было в них, наверное, что-то особое, по-своему влекущее, позволяющее. Притягивали они взор, однажды узревший их, и в своей непроглядной, всепоглощающей бездне внутри, обильно сочащейся мраком и пульсирующей тенью, к чему-то, вероятно, приглашали.

И вот, ладони принцев обоих, о чём-то вместе согласившихся, коснулись тьмы, манящей на каждой из половин, легли на неё мягко, а после в холодной и вязкой мгле что-то будто бы коснулось уже их. И створки врат, утробно прошипев парами воздуха, стали открываться, слепя пропускаемым чрез себя гнетуще-ярким светом.

…

Потусторонне освещённый, гигантский зал открылся величественно перед ними, замершими на тёмно-красной дорожке, украшенной золотистыми письменами, блестящими в лучах торжественно-грозных висящих люстр и поставленных торшеров, похожих на молчаливых стражей. Дыхание у обоих на мгновение будто остановилось, а затем, набравшись спокойствия духом, продолжило бороться с тяжким воздухом, наряду с начавшимися, взволнованными шагами.

Юноши шли вперёд, не смея поднимать своих глаз, однако же стараясь казаться, соблюдая этикет и достоинство, вовсе не паникующими, а достаточно уверенными. Они не замечали поодаль от себя, во тьме далёких стен, высокие и пугающие фигуры, не замечали пристального внимания к себе, исходящего от холодных и жутких взоров, не замечали кромешной тишины вокруг, полностью погрузившись в глухие биения, издаваемые своими невечными сердцами. И, тем не менее, двое смертных существ, пребывая в трепещущих чувствах, отчётливо знали, куда медленно направлялись, потому как там, в самом конце, восседая на непомерном и незабвенном, чёрном троне, в окружении свиты своей был тот, кого сейчас страшились на обоих континентах.

Время текло навстречу двум гостям вяло, изморенно, заторможенно и гнетуще. Подобно песчинками, попавшим в тягучий и вязкий дёготь, с трудом пробирались они, едва выдерживая необъяснимое давлением, ко взирающему на них противнику Мира. Разумы их претерпевали невыразимые нагрузки, души стенали, а плоть напрягалась, однако же немеющие ноги вновь делали ход и вели их неспешно вперёд, прямо туда, где расстилалась настоящая агония, смешанная с безумием. Ибо там, во тьме царящей, в силуэте ужасающем, сгущались в противоборстве рьяном словно бы жизнь и смерть. Однако же, к удивлению, путь длинный и бесконечно тянущийся, оказался преодолён.

– На колени!! – жестоко и возвышенно, грозно прозвучал женский рьяный голос, принадлежащий невыразимо чарующей Деве, стоящей по правую сторону от трона; тела же юношей, меж этим, подкосились и упали на свои бессильно-подогнутые ноги, уперевшись в дрожащие от напряжения руки. – Вам запрещено говорить и двигаться!! – интонация, проходящая сквозь замерших принцев, сквозила силой и властностью, противиться чему было просто невозможно. – Вы находитесь в чертогах Господина!! – смертный мозг, казалось, как и дух, насильно и жёстко сковывало, корёжа и разбивая. – Так внемлите же ему, покуда удостоены вы яви его!! – и сияние её жёлтых глаз, прежде пульсирующее в такт словам, осветило обоих гостей подобно самому солнцу, что словно бы давало им какую-то непонятную, неясную надежду.

Концентрация давящей мощи отчасти спала, но теперь две телесные оболочки, принадлежащие человеку и вампиру, кои наречены при рождении были с противством «ущербной кровью», будто и вовсе не подчинялись своим владельцам, отдав контроль, полно и смиренно, сокрытому во мгле тёмному кукловоду.

Миг, и головы двух принцев, не испытывая сопротивления от своих хозяев, послушно поднимаются, позволяя сквозь дрожащие веки увидеть то существо чуждое, на голове которого была семиконечная корона, хранящая в навершиях золотые янтари. Глаза его, как и у дивной, богоподобной женщины подле, были отражениями луны, собравшей в себе солнечный свет, зрачки же – наоборот, казались хищными и дикими, похожими своей веретённой формой на звериные. Серебряные же, средние волосы, спадающие до чуть заострённых к затылку ушей, выдавали в нём нечто высокородное, но в чудовищном и пугающем шарме вовсе не присущее двум нечеловеческим расам, ибо это был совершенно иной вид, лишь сохраняющий привычные черты тела и лица.

– Сказать по правде, юные наследники, – спокойные и внушающие доверие, мерные слова его раздались по всему масштабному залу, проникая в каждый разум. – Я искренне рад, что ко мне пожаловали именно вы, – едва заметная полуулыбка, промелькнув на устах его, показала доброе настроение того, кто источал ауру смерти. – А потому, поверьте, буду с вами честен и открыт, – давление на тленную плоть их, спав ещё сильнее, позволило делать более свободные вдохи воздуха, полного холода. – В конце концов, вы подходите на роли моих союзников много больше иных персон, – очи златые блеснули в тенях, всё окружающих, красными и неуловимыми бликами. – И оттого, не волнуйтесь, ибо дам я вам всё то, чего сама судьба жестоко вас лишила.

И, в мгновение оказавшись пред двумя этим проклятыми на увечья юношами, возле одного из коих лежали парные костыли, он подал им свои руки, позволяя встать.