Текст книги "Гербарист. Благословение смерти. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Леонид Кастровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Знаю, что занят, но есть интересные новости; х-ха-ха-ха… – произнесла она, засмеявшись в своей любимой, словно сыплющийся по чуть-чуть сухой песок, шуршащей манере.

– И какие же..? – спросил я в ответ немногословно.

Она вновь ненадолго издала смех, показывая мне этим простым вербальным жестом, что для неё моя персона навсегда останется той, которую нужно «учить». Хотя, конечно, в некотором смысле правота была за ней, ибо именно её образ, как моя научная ипостась, имел способность к лучшему осмыслению знаний всего Некрунума.

– Тот лес, Внучек, что близ Ковчега… – голосовой тембр был размеренным, весьма надменным. – В нём обнаружилось то, что подтверждает наши странные сны…

И в этот крайний момент, с этими зыбкими для меня словами, я с сожалением понял, что время нашего бездействия истекло, подобно остаткам пыли в песочных часах.

Глава шестая. Отрывок – 4

Впереди показался свет. Конец этого безумного пути.

Кровь, прах, останки таинственной битвы, свидетельств которой было полно. Всё пройденное осталось позади, но, тем не менее…

Впереди, тем не менее, была странная неизвестность.

Пугающая, заставляющая лишний раз замереть, – отрешённая тишина, наполненная звуками природных трелей, подсказывала каким-то неведомым посылом, что произошло что-то ужасное, чуждое. Случилось что-то такое, о чём сам Мир постарался всячески позабыть и не вспоминать, укрывая за вуалью своей обычной естественности, повторяемой из раза в раз каждый день, неестественный, но испытываемый до сих пор, где-то на подкорке, животный страх…

– «Что там стряслось..?» – такой вопрос задавал молча сам себе каждый из смежного отряда, идущего вслед за ничем не примечательным разведчиком по имени Миризонтас из рода Мантис. Однако же все здесь признавали, что он был достоин того, чтобы идти за ним. Ведь это он привёл их сюда, и это его группа самоотверженно решила остаться тут в роковой момент обнаружения столь дикой и масштабной опасности, дабы хоть как-то остановить эту порочную зелёную заразу от её жуткого разрастания.

И шаги авантюристов следовали друг за другом непрерывно, без остановки. Своды тёмного туннеля начинали освещаться солнечным блеском всё сильнее и ярче, и выход понемногу завлекал своим мерцанием, отдающимся в привыкших к темноте, измученных глазах.

Запах. Это первое, что ощутили наёмники вместе со свежим порывом ветра, распространяющимся из-за пределов проклятой пещеры. Но запах этот был необычен, он сквозил едкой и ядовитой, противной и приторной, гадкой и отвращающе-сладкой – инферной, которая будто бы насыщала собою всё то пространство, что было снаружи. Однако ничего уже не указывало на то, что там находились «живые представители» мерзотного пласта бытия. Не ощущались более никем из этой большой группы также и ауры каких-либо тиранических созданий третьих рангов. Замеченные ранее враждебные и опасные сигнатуры монстров по какой-то причине просто пропали из радиуса магического восприятия, оставив при этом после себя лишь чёткие и концентрированные энергетические тени.

– «Там была битва…» – сошлось в общем мнении большинство путников, невольно желая увидеть развязку всей этой злокозненной тайны. Но души их, увы, сами не понимали, чего желают.

И, тем не менее, уходящее вместе с их шагами время вскоре предоставило им такой шанс, открыв пред ними ужасающую картину разрушения, безнадёжности и поражения. Вернее, только ту её часть, что всё ещё не успела раствориться в пучине привычной обыденности. И, возможно, только поэтому, из-за лицезрения лишь малой её доли, они хоть как-то могли смириться с ней.

Здесь, средь лесных и дивных дубрав, под кронами величественных деревьев, укрывающих своей изумрудной листвой когда-то прекрасную поляну, всё было удручающе изничтожено. Сами понятия жестокости и нещадности переплелись тут, образовав единую материю хаоса и гибели.

Огромные кратеры, обагрённые фиолетовой кровью; выжженная до состояния мёртвой пыли некогда плодородная почва; сгоревшие и истлевшие могучие древесные корни, растущие от теперь обречённых на увядание и смерть своих могучих гигантов; а в довесок, десятки трупов инкубских отродьев, немыслимо сожжённых до состояния обуглившегося, чёрного мяса.

Но отнюдь не это привлекало в этот миг открытия взволнованные взгляды.

Примерно по центру, посреди всей этой загадочной разрухи и чьего-то краха, находился абсолютно невредимый и будто неприкасаемый, убережённый от несчастья, маленький, своеобразный островок безопасности. А на нём, под каким-то куполом, ограждающим область неизвестным магическим искусством, уставши лежали или сидели многочисленные люди, среди которых, в том числе, были и те три поистине храбрых, отныне известных и прославленных в авантюрных кругах, временных странника.

– «Живы…» – медленно и с запозданием, но радостно от неверящего осознания, произнеслась мысль внутри всех уже ни на что не надеющихся разумов. Но самой сильной реакцией на эту находку были слёзы и нерешительная улыбка одного разведчика.

Упав на колени, Миризонтас заплакал, закрыв лицо пыльными руками. Прошлые тяготы обрушились с него в это мгновение; долгие страхи и переживания отпустили его в этот миг. И он был счастлив, поистине счастлив. Потому что вновь обрёл свою «семью»…

Глава седьмая. Отрывок – 1

Я сею смрад земной, я – грехопадение...

Я – голос злостный, пагубное эхо провидения...

Я – всё твоё излишнее волнение...

***

В небогато обставленном кабинете, на деревянных стенах которого аккуратно, словно бы произведения искусства, висели широкие карты двух мирских континентов, а также различного вида оружие, состоящее, в основном, из мечей, топоров и копий, сидел за старым дубовым столом пожилой, гладко выбритый и короткостриженный, седой мужчина с бессонными от своей сложной работы и постоянного напряжения, блекло-карими глазами.

Больше недели назад в его филиал гильдии прибыл измотанный быстрым путём один чрезмерно встревоженный бронзовый авантюрист, что немедленно рассказал, бесспорно, крайне кошмарные для всех вести.

Однако же достойно отреагировать на них тогда, к великой и раскаянной скорби, удалённая от цивилизации организация наёмников просто не могла. В этот момент, увы, у неё не было ни необходимого количества хороших воинов, ни банального времени для каких-либо их сборов. Действовать требовалось как можно скорее, ибо от этого зависела судьба многих человеческих деревень и городов, а потому «в опасную дорогу без возврата» отправился лишь составной отряд из тех, кто не отказался от такого сурового действа, имел смелость ступить в обнаруженное логово чудовищ, а также был готов отдать за это в жернова битвы свои оставшиеся, непрожитые года.

Полагаться в те мгновения, кроме как на эту собственную имеющуюся силу, было не на кого; никого не было поблизости из достопочтимых и непобедимых героев, а поддержка от войск Империи требовала затратного по длительности согласования, бюрократизм которого когда-то должен был погубить всё человечество.

Этот местный гильдейский глава, бывший воин и крайне умелый полководец, поседел за последние дни так сильно, а здоровье его ухудшилось так по-резкому беспощадно, что всякому наблюдателю могло показаться, будто бы он стал выглядеть, как старик поздних циклов, чья смерть стоит уже совсем неподалёку. И тем не менее, он выполнил свой долг. Всё, что было в его власти и возможностях, он сделал по-честному доблестно и с воинским принятием неминуемого итога. И, как покорный слуга и страж своего народа, он решил встретить беспощадную ко всем судьбу, бесстрашно смотря ей прямо в глаза.

Большая часть жителей этого приграничного городка в спешном порядке уже покинула столь опасное место и отправилась в другие имперские регионы. Однако какая-то часть обывателей, равно как и некоторая масса не отправившихся в поход местных авантюристов, решила остаться и защищать эти родные рубежи от близящегося натиска неостановимой гоблинской орды; от той армады, что несла только гибель и безумное опустошение всего, до чего могла добраться.

Люди готовились к осаде, к бессмысленной обороне и к погребальному бою, что должен был начаться здесь совсем скоро, ибо жадность расчётлива и всегда ведёт своих детей туда, где можно хорошо собрать всходы жизни и её блага. Однако же судьбу нельзя предсказать, ибо её пути ведомы только ей.

И так, к немыслимому, озадачивающему удивлению, все приготовления к бойне в миг потеряли свой смысл. Ведь всего несколько часов назад в город прибыл тот самый отправленный на смерть сборный отряд. А вместе с ним пришла и толпа немногих спасённых, измученных людей, что, к сожалению, не избежали участи попасть в губительные чертоги жадностных рожденцев.

И сейчас, перед Апэльписмэно Охюро, названным главой этого филиала гильдии, стояли лидеры авантюрных групп, коим довелось своими глазами увидеть то, во что обратилась недавно появившаяся и, как теперь стало всем тревожаще известно, недавно переставшая существовать, обитель крамольной инферны.

Все уже высказались о своих мнениях, а также представили подробнейшие и детальнейшие показания наряду с письменными отчётами, которые неизменно сходились в одном – то, свидетелями чего они стали, и что послужило причиной исчезновения «рассадника», прямо или косвенно может быть связано с Цитаделью смерти, безжалостно уничтожившей не так давно человеческую и вампирскую армии, а также парящей сейчас ровно на границе двух этих больших враждующих государств.

– Если всё так, и эти двое действительно имеют прямое отношение ко Вторженцу, зачем им помогать нам бороться с инфернальными тварями? Разве не проще бы было позволить ослабить нас и нанести удар в людское сердце, когда оно будет немощно? – Писмэно устало потирал лоб своей жёсткой ладонью, пытаясь соединить все осколки имеющейся информации воедино, однако среди них было столь много противоречий, что каждая такая попытка болезненно отдавалась в сознании человека.

Авантюристы же молчали, им нечего было добавить, так как они и сами пребывали в неменьших раздумьях. В конце концов, враг, мотивы которого не ясны – один из самых страшных врагов.

– Возможно… – наёмник, чьё тело было полностью перевязано алыми, поблёскивающими лентами, казалось, продемонстрировал улыбку на своём плотно обёрнутом, скрытом лице. – Они хотят показать нам, что за подчинение дадут защиту, а за вражду… – он горизонтально провёл указательным пальцем по своей шее, отчего та сразу начала кровоточить сквозь красные полотна, будто бы перерезанная ножом. – А за вражду дадут такую же бесславную смерть…

И эта произнесённая позиция, мельтешащая у всех где-то на краю мыслей, не оставила равнодушным никого из присутствующих здесь. Требовалось немедля сообщить сведения в Имперский Дворец.

Глава седьмая. Отрывок – 2

# Взрослый Мир / Терра /

Консилиум Псевдо-Божеств

Никто не мог сказать точно, где находилось это место. Реально ли оно было или же существовало лишь в виде красивого мифа, переплетающего судьбы трёх народов. Однако же в данный момент можно было уверенно утверждать одно – сейчас в нём вновь проходило собрание «Трёх Покровителей», чьё общее настроение выражалось многогранным и единым словом – «негодование».

– Обету Инферны нанесён серьёзный урон. Апатэлес была убита неизвестными героями, большая часть её боевого формирования также ликвидирована, план с прорывом отродьев из первого пласта провален, всё подземелье полностью зачищено, а результаты по эксперименту искусственных кобольдов уничтожены, не успев до конца сформироваться, – Нэрайда, Богиня фей, что выглядела, как маленькая мерцающая девочка, одетая в красочно-светлое платьице и имеющая разноцветные крылья за спиной, произвела краткий доклад по последней информации для своей сестры и присутствующего здесь брата, расположившихся на искусных и пышных креслах за резным круглым столом перед ней.

Она любила аналитику, ценила интриги и обожала иметь больше информации, чем кто бы то ни был. Хитрость и коварство соединялись в её нутре в неописуемое сочетание, обращающееся в итоге неведомым образом в зависть. Да, этот грех был основой данного создания, образовывал его сердце и взращивал вокруг чёрную душу, что отнюдь была не прочь предать каждого, кто был ей не угоден.

– Чего-то такого и следовало ожидать, ведь бездействие всегда заканчивается потерей добычи и голодом, – с усмешкой произнёс свой комментарий Никтерид, Бог вампиров, обладающий невероятно красивой и по-дикому эротической внешностью, по которой словно с плавного водопада стекали потоки густой красной крови. – В прошлый раз я послушал вас: и тебя, Нэрайда, и тебя, Антропосия, – перевёл он взгляд с очаровательной феечки на сидящую рядом людскую девушку, истончающую невинность и смирение. – И вот чем всё это закончилось… – острый коготь его указательного пальца проколол кожаную обшивку подлокотника, отчего тот как-то страстно задрожал, будто бы испытав настоящую боль, и выделил на поверхность кровавый ручеёк, быстро протекший на тёмный мраморный пол.

Человеческая Богиня, обозначенная Антропосия, проигнорировала агрессивный тон своего инфернального родственника, что олицетворял обжорство, изливающее наружу откровенное и постоянное ненасытство. Сама же она, как бы это странно не казалось, была рождена из гнева – необоримо-разрушительного, неостановимо-подавляющего, но умеющего быть бесшумным и спокойным.

– Несомненно… – произнесла она, чуть улыбнувшись и по-аккуратному нежно положив свою ладонь на кисть руки напряжённого и недовольного, кровавого мужчины. – Ты прав, мой прекрасный Никтерид, – её чистые солнечные глаза заглянули в лицо того, кого она ценила и обожала во всех смыслах этих парных слов. – Но ты и ошибаешься, – тихо встав со своего сидения и пройдясь до сжавшего от злобы в тонкую полоску губы, жестокому внешне, но мягкому внутри, своему томному братцу, она села прямо на его мускулистые ноги, разместив колени по обе стороны обнажённых бёдер. В конце концов, они предстали друг перед другом только что, а в действительности же, эти трое виделись не так уж и часто, и оттого успевали достаточно соскучиться, чтобы в полной мере телесно истосковаться. – Наша приёмная дочь Апатэлес сослужила хорошую службу и показала, насколько силён противник, – бархатно-влажный язык дочери гнева проелозил чужую шею, её уста ублажающе начали целовать плечи и ключицу, а жаркое дыхание обоих партнёров участилось, вызывая своенравные инстинкты. – Факт её смерти, если честно, меня даже возбудил… – от этих слов и действий вурдалак застонал и не смог удержать себя от того, чтобы не вонзить свои клыки в подставленную оголённую грудь, начав жадно ту посасывать…

Кровь и молоко лились внутрь рта ложного Бога, и он уже перестал думать логическими формами. В данный момент он вновь был укрощен той, которой любил поклоняться. И хотя, несомненно, они были равны, против инстинктов сложно сопротивляться. Ведь каждый зверь может захотеть быть прирученным.

Довольная Антропосия бережно поглаживала так легко униженного демона; для неё он была отдушиной, рядом с которой можно было не бояться своих желаний:

– Всё будет хорошо, Никтерид, просто доверься своей хозяйке…

Сидящая напротив Нэрайда, коей, несомненно, нравилось это зрелище, прыснула в кулачок:

– И какой же наш план действий, сестра моя..?

Средоточие человеческой святости и порочности улыбчиво взглянуло на эту беспринципно обманчивую с виду крошку, коей не стоило доверять никогда.

– Я уже сделала необходимые приготовления… – отслонив голову мужеподобного существа от своей груди, она посмотрела в его бессознательные, наполненные обидой и жаждой, алые глаза, а затем вновь позволила ему приникнуть к своей сокровенной железе. – Пока что, мы постараемся заключить с этим врагом перемирие…

Глава восьмая

И преступая нравы Судьбы,

Желанно иду я по знакам Красы…

Цедя свою суть на величье Борьбы,

Себе создаю я образ Вражды…

***

# Взрослый Мир / Терра /

Захваченная Владыкой Тьмы область «Апокосмо» /

Всевышний Ковчег

Огромный зал в затемнённом свете простирался до немыслимых просторов. Множество различных приборов и артефактов было в нём, и неизмеримое количество всяческих инкубаторов, внутри которых рождалась и созревала новая псевдо-жизнь, стояло здесь безграничными рядами.

Промеж всего этого сновали безостановочно и производили всяческие операции так называемые «трутни», или же специально выведенные Создателем, а также предназначенные для рутинной работы, особые бесполые химеры, лишь отдалённо похожие своим единообразно-антропоморфным, но эстетично-чудовищным видом, на обычного человека.

Всё это громадное и неописуемое простыми способами научное великолепие, основывалось на срединно-поясном этаже эпохального в своих размерах Ковчега, представляющего по форме остроконечно-строгий и грандиозно-обширный октаэдр…

Место же это звалось «Лабораторией Старухи», и заведовала им в полной мере, как следует из названия, Старшая из Триады, кою боялись и всегда остерегались даже две иные её ипостаси, ибо слишком многое она умела, знала и хранила от бездны забытья, будучи при этом для всех слишком отдалённой по своим расчётливым нормам. И сейчас, в этом невероятном пространстве происходило нечто интересное и, что немаловажно, судьбоносное для всего мира.

Рядом с магической голограммой, горящей золотым светом и по-искусному отчётливо воспроизводящей ландшафт таинственного лесного массива, к коему был проявлен достаточный интерес со стороны Владыки и Старухи, задумчиво стояли оба этих идолизированных своими созданиями «персонажа».

– Вот здесь, здесь и здесь, – показала своими крючкообразными пальцами та, что являлась старой женщиной с абсолютно белыми от вечности волосами и мутными от принятых лишений, блекло-слепыми глазами, – возведены энергетические барьеры, мой юный Повелитель, – сделав манипуляцию с увеличением масштаба этой объёмной карты, она проявила причудливые в своей архитектуре спиралевидные низкие сооружения. – Так выглядит обнаруженное поселение этих существ, – щёлкнув по сенсорной панели, она отобразила массу аурных слепков, безостановочно перемещающихся средь рельефа. – Судя по выявленным сигнатурам, общая численность населения не превышает тысячи особей.

В ответ, в наполненных жутью, прищуренных жёлтых глазах со зрачками-веретёнами играли огоньки пробирающего всякую душу холода и неминуемости голодной смерти. Силлектис, как он сам себя назвал пред авантюристами и их любопытной гильдией, основательно и досконально анализировал то веское обстоятельство, кое открыло сейчас перед ним занимательные перспективы с порабощением скрытой для этого мирского лона необычной расы. Однако не это занимало думы Владыки, ведь взгляд его был прикован к тем самым запоминающимся своей формой постройкам, кои он уже когда-то видел…

…

Это был сон, далёкий и давний сон, явившийся отголосками лишь старого эхо, однако содержащего крик самого духа Мироздания. Всё вопило в том сне от боли, длительность его была пропитана гибелью и обречённостью. А началось то, что было «Концом Всего», с окраины, с самых отдалённых миров, коим насчитывались уже миллионы циклов бытия. Неведомое нечто пожирало материю, пространство и время, неустанно продвигаясь вперёд по обращённым в прах, а затем в ничто, планетам, галактиками и пропадающим вселенским границам. Жизнь, смерть, пороки и святости, всё было бессильно пред этим неостановимым, ужасающим бедствием, и даже пласты, кои образуют своей неосязаемой энергией то, чем всё живое и неживое является, дрожали и трепыхали, растворяясь во мгле и безвозвратно сокращаясь, ибо там, откуда подобно сужающемуся кольцу надвигалась эта «болезнь», оставалась лишь гулкая пустота. Однако было в этом печальном сновидении и ещё кое-что.

Невероятно развитая, распространившая своё влияние на расстояния, что счёту не поддавались, в космосе существовала одна могущественная цивилизация, представители которой нещадно воевали с теснившей их, забирающей завоёванные территории, безразличной аномалией.

Они сопротивлялись долго: отступали, защищались, разрабатывали технологии и нападали.

Невообразимо дивные мегаполисы, состоящие из зданий-спиралей, устремлявшихся ввысь, разрывали собою небеса и уходили в чёрный космический вакуум. Они заполняли тысячи бесконечно удалённых друг от друга планетарных систем, кропотливо образовывали из них подобие мерцающей паучьей сети; и стремились охватить своими коммуникативными связями всё мирозданческое естество.

Казалось, вся эта гиперболизированная индустриальная феерия была способна в своём единстве и общности быть независимой от каких-либо мирских факторов и неизвестных явлений физики. Но всего лишь несколько сотен циклов, и пала даже она, исчезнув, будто бы никогда и не было.

А неопознанная тьма, тем временем, продвигалась дальше…

…

– Я лично отправлюсь к ним, – Владыка чувствовал, что смерть всего близка, ибо сам был ею, однако же верить в худший итог не хочет никто, и он пытался надеяться на хотя бы приемлемый исход. – И пусть, возможно, это только совпадение, но всё внутри меня буквально кричит о том, что наши некрумские видения – правда…

Старуха подняла уголки своих губ. Это не была улыбка, нет… Лишь сожаление.

– Я поняла тебя, мой Внучек…

…

А меж тем, в другом секторе Ковчега, по жутким и мрачным, но величественным в своей гротескности коридорам, незримо шла тёмная фигура, которую слушались все беспрекословно. Это была Мать.

Любящая, понимающая, оберегающая и скорбящая… Облачившись однажды в черные одеяния, она повсеместно и всегда носила их, ведь в момент своего мирозданческого появления узрела "сына" и поняла, что дитя её не оставил почти ничего от прежнего себя, коим когда-то в одиночестве своём являлся. Ибо он, решивший однажды пойти по тропе неизвестности в поисках непостижимой никем Красоты, навсегда утратил свой путь назад и сквозь долгие пройденные мили судьбы не заметил, как трагично и бесславно умер, считая, что продолжил жить.

Она была в трауре, в вечном и нескончаемом. Но как мать, она совершенно ясно для себя знала – её судьба быть рядом со своим ребёнком и, возможно, уберечь его от окончательного исчезновения.

Сейчас же её мысли были об ином, ведь в своём лоне она носила новую для себя «жизнь».

– Смерть всё очистит, маленькая радость… – произнесла она любяще, ненадолго остановившись и погладив свой едва преобразившийся, холодный живот. – И нет смерти разницы, белое то, или чёрное… – и на её слова, изнутри, кажется, что-то инстинктивно попыталось проявить возмущение, являя при этом отблески своей таящей, уже поблекшей инферны, постепенно теряющей порочное естество.

Мать же лишь умилилась на это и продолжила идти по таинственному пути, обходя границы неисчислимых владений сына.

– Тише, дочь моя, Апатэлес, – прошептали её губы, – теперь у тебя иная семья…