Текст книги "Повести о Ветлугине (илл. П. Павлинова)"
Автор книги: Леонид Платов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 52 страниц)
4
В тот же день он знаком подозвал к себе Нырту. Тот поспешно, со всегдашней своей услужливостью подал ему чашу с отваром, думая, что больной хочет пить.
Но Ветлугин отстранил чащу.
– Кеюлькан – Маук? – громко сказал он, указывая на вертевшегося тут же Кеюлькана. – Маук – Кеюлькан?…
Слова Ветлугина всполошили всех, кто находился в пещере.
Нырта втянул голову в плечи и боязливо оглянулся на вход. Сидевшие у очага замолчали, как по команде, а Фано торопливо вскочила и спрятала мальчика под полой своей одежды.
Любознательность Ветлугина не была утолена. Он настойчиво продолжал свои расспросы, решив не отставать от Нырты, пока тот не ответит, какая же связь существует между Кеюльканом и Маук. Однако предостерегающее шиканье, несшееся со всех сторон, подействовало на ученого. Он умолк.
Нырта выжидательно смотрел на Ветлугина.
Какая-то мысль осветила его смышленое лицо. Он положил руку на голову Кеюлькана, другой рукой взял щепку, лежавшую на полу, и принялся объяснять что-то вполголоса, оглядываясь на вход. Нырта показывал на рот, жалостно склонял голову набок, жмурил глаза, подносил щепку к Кеюлькану, откидывался назад, будто приглашая сравнить их. Иногда, снижая голос до шепота, с нажимом произносил слово «Маук».
Мимика Нырты была такой выразительной, жестикуляция такой живой, что трудно было не понять его.
Ветлугин вспомнил раскрашенного ваньку-встаньку с петлей на шее, который лежал на берегу реки и, казалось, беззвучно смеялся над пришельцем.
Так вот оно что!… В последнюю минуту жители гор подменили жертву и вместо Кеюлькана подсунули ваньку-встаньку, деревянный чурбан!
Ветлугин посмотрел на Нырту, улыбкой давая знать, что понял. Нырта предостерегающе поднял руку. Но в живых глазах его мигнул веселый огонек.
Ветлугину понравилось такое обращение – запросто – с мрачными духами ущелья. Стало быть, духов можно обмануть, – только подразнить их аппетит зрелищем хорошо упитанного мальчика, а затем под шумок, под грохот бубнов и ритуальные завывания подменить его, всучить деревяшку вместо человека.
Жителям Бырранги нельзя было отказать в практической сметке.
А спустя некоторое время Нырта дал понять своему гостю, что думает о его, Ветлугина, взаимоотношениях с Маук.
Нырта сжал кулаки, потом с силой сдвинул их.
– Маук! – пробормотал он, кивнув на один кулак. – Тено! – сказал он, кивнув на другой.
Видя, что Ветлугин не понимает, молодой человек разжал кулак и осторожно ткнул собеседника в грудь.
– Тено! Тено! – повторил он.
«Тено» означало «ты»? Выходит, Ветлугина считали врагом Маук?
В этом, впрочем, не было ничего удивительного. С первых же своих шагов в котловине он бросил вызов Маук, пытался отнять предназначенного ей в жертву Кеюлькана.
Мысленно Петр Арианович выругал себя. Ну можно ли быть таким неуживчивым человеком? Не успел еще отдышаться после побега из ссылки, как снова попал в передрягу, с места в карьер поссорился, и, по-видимому, серьезно, с одним из самых влиятельных духов Бырранги!
Глава 6.
Пленник Бырранги
1
Вскоре, однако, Ветлугин забыл о загадочной, оскорбленной им Маук. Ну ее! Какое, в конце концов, дело ему до всей этой нелепой первобытной чертовщины?!
Разгадывать непонятный культ, копаться в суевериях? Ну уж нет! Его ждет работа поважнее!
Ветлугину не терпелось встать на ноги и выбраться из пещеры, чтобы перед наступлением полярной ночи взглянуть еще раз на удивительный оазис за Полярным кругом.
Он заставил себя встать. Сначала ходил только по пещере, спотыкаясь о барахтающихся щенков и придерживаясь за жерди. Потом, дня через три или четыре, подбадриваемый возгласами женщин, выбрался в коридор.
Отдышавшись, он медленно поплелся к выходу в сопровождении Кеюлькана и других ребятишек, миновал несколько оленьих шкур, закрывавших вход в соседние жилые пещеры, и очутился на склоне лесистой котловины.
Свежий воздух опьянил его. Он вынужден был сесть на порожек – плоский длинный камень у выхода.
За то время, что Ветлугин отлеживался под сводами пещеры, внешний вид долины изменился. И сюда с большим запозданием пришла зима.
Деревья покрылись инеем, таким густым, что казалось – это облака лежат на склонах.
Полным-полно снега было в лесу!
Снег отсвечивал алым: солнце заходило. Оно висело совсем низко, почти касаясь края котловины. Значит, скоро должно было скрыться совсем, на всю зиму, на три или четыре темных зимних месяца.
Ветлугину не верилось, что находится в горах Бырранга за Полярным кругом. Нет, это не таймырский пейзаж. Тайга! Кусок тайги! Будто чудом каким-то перенесся из тундры в тайгу – за тысячи километров к югу!
Суровые северные леса стояли по пояс в снегу во всем своем великолепии: неподвижные, тихие, словно бы замечтавшись о чем-то. Темные линии веток четко выделялись на белом фоне, будто узоры, резьба по кости.
Даже на короткий срок жаль было расстаться с этой величественной панорамой.
Однако Нырта окликнул Ветлугина из глубины пещеры, а потом вышел за ним следом: видимо, беспокоился о самочувствии больного.
Но прежде чем снова погрузиться» в смрадную духоту жилища, Ветлугин раскинул руки и жадно, всей грудью, вобрал в себя бодрящий морозный воздух – про запас.
В горле запершило.
Что это?…
Из лесу наносило горьковатый, очень знакомый запах. Дым?… Ну, конечно же, дым! Удивительная котловина припахивала дымком – как он мог забыть об этом?
Ветлугин захохотал, потом, ощутив прилив энергии, швырнул снежком в Кеюлькана, барахтавшегося у входа в пещеру.
Значит, вулкан? Странная, отвергнутая гипотеза о вулканах в Сибири верна? Он, Ветлугин, находится в кратере потухшего вулкана, в кальдере!
Само название (по-испански «кальдера» – «котел») разъясняет суть явления. Земля еще не остыла. Внутри «котла» сохранилось тепло. Прогретая изнутри почва, а также воздух, обильно насыщенный углекислым газом (дым!), который выделяется изо всех трещин, создают благоприятные условия для жизни растений. Вот почему здесь такой высокий лес. Вот почему он так далеко продвинулся на север, перешагнув запретную черту Полярного круга.
На севере Таймырского полуострова возникла своеобразная теплица – лесной заповедник в безлесной холодной Бырранге.
Ветлугин не удивился, разглядев внизу несколько фонтанчиков. Для полноты картины не хватало только этой детали!
Гейзеры! Струи бьющей из-под земли горячей воды!
Присмотревшись, Ветлугин различил возле фонтанчиков несколько человеческих фигур. Они что-то делали, переползали на коленях с места на место, сгибались и разгибались, словно бы кланялись.
Молятся гейзерам, что ли?…
С неохотой географ вернулся в пещеру, поддерживаемый Ныртой, и лег спать в полной уверенности, что видел гейзеры.
На другой день видимость улучшилась. Туманная дымка, висевшая над лесом, стала менее плотной, и Ветлугин, к своему разочарованию, убедился в том, что гейзеров на дне котловины нет. Это всего лишь пар, столбы пара, который поднимается из прорубей.
Пока Ветлугин болел, река, протекавшая внизу, замерзла. Люди поспешили пробить во льду отверстия и теперь суетились подле них, промышляя рыбу. Почему-то на середине реки чернели челны.
К полудню туман рассеялся совершенно, и Ветлугин понял назначение челнов. Лед был еще непрочным. Лишь отдельные удальцы рисковали добираться до прорубей ползком или на четвереньках. Более осторожные усаживались в челны и неторопливо подвигались по льду, отталкиваясь от него руками.
Сейчас они сидели у прорубей в своих челнах, покачивая короткими удилищами над дымящейся водой.
Рыбную ловлю долго наблюдать не пришлось, отчаянно разболелась голова, – Ветлугин был еще очень слаб после перенесенных лишений.
Он надеялся наверстать упущенное и через два-три дня побывать на берегу реки, а также подняться на противоположный скат котловины.
Сделать этого, однако, не удалось. Несколько дней он чувствовал такую слабость, что не мог добраться даже до выхода из пещеры. Когда же наконец вышел снова наружу, было уже поздно.
Солнце скрылось за перевалами до весны, сгустились сумерки, и плотный занавес наглухо задернулся над чудесами котловины.
2
Надолго, на всю зиму, засел Ветлугин в пещере у очага.
К весело потрескивавшим на огне сучьям теснились теперь не только женщины, но и мужчины. С наступлением темноты охота и рыбная ловля прекратились. Правда, в лесу еще продолжали настораживать пасти, а кое-кто (например, Нырта) не бросал одиночную охоту при луне. Но остальные охотники старались выходить из пещеры пореже.
Ощутительно замедлился ритм здешней жизни. Люди забились в логово подобно медведю, погружающемуся на зиму в спячку.
Не хотелось двигаться, разговаривать. Так бы и сидел все время, неотрывно глядя на прыгавшие по сучьям огоньки, краем уха слушая нескончаемый песенный разговор, который вели между собой женщины у очага.
Алые блики касались пестрого, в блестках, нагрудника Сойтынэ, выхватывали из темноты равномерно двигавшиеся руки Нырты (для развлечения обтесывал палочку), суетливо перебегали по широким скулам Хытындо, которая покуривала свою трубку, изредка сплевывая в огонь. Рядом, уткнувшись подбородком в колени, дремал Якага, ее муж.
За зиму Ветлугин лучше разобрался в их взаимоотношениях. Толстая карлица с лицом великанши была только шаманкой загадочного народа, обособившегося в горах Бырранга. Гражданскую власть в долине осуществлял Якага. Впрочем, всем было ясно, что он находится на побегушках у своей супруги.
Кеюлькан оказался сыном Нырты и Фано.
Забавный веселый коротышка – внук Хытындо – был ее любимцем: для Кеюлькана откладывалось мясо пожирнее, Кеюлькану прощалась любая шалость. Бабушка разрешала ему даже играть принадлежностями ее шаманского ремесла – ритуальным бубном и колотушкой с разноцветными ленточками.
К дочери шаманка относилась холодно, к зятю же явно неприязненно. Мало сказать, что Ныртой помыкали в семье, – его даже обносили кусками во время трапезы. А ведь он был главным добытчиком, – Якага предпочитал греть спину у огня, глубокомысленно выдирая с помощью ножа редкие волосы из подбородка (это заменяло ему бритье).
Такова была семья шаманки. Но в пещере, помимо нее, находились еще две довольно многочисленные семьи, занимавшие по отношению к семье Хытындо подчиненное положение.
Узкий, слабо освещенный каменными плошками коридор отделял пещеру, где жил Ветлугин, от трех или четырех меньших по размеру пещер, в которых помещалось еще семь-восемь семейств. Общая численность племени достигала, таким образом, семидесяти-восьмидесяти человек вместе с детьми.
На другом конце коридора были нежилые пещеры, целый лабиринт, уводивший в самые недра гор. Там совершались какие-то ритуальные церемонии, по-видимому связанные с охотой и рыбной ловлей.
Коротая время у костра, Ветлугин принялся со рвением изучать язык своих гостеприимных хозяев.
Словоохотливый и приветливый Нырта стал главным «профессором», остальные помогали ему по мере сил, даже не очень жаловавший Ветлугина Якага и по-прежнему дичившаяся его робкая Сойтынэ (Хытындо не снисходила до таких «забав»).
Мимика и жесты обитателей гор, как у большинства первобытных народов, были чрезвычайно выразительными. Когда же мимики и жестов не хватало, кто-нибудь из ретивых учителей вскакивал на ноги и, выхватив из очага уголек, принимался для большей наглядности рисовать на полу пещеры.
Всех очень потешало произношение Ветлугина. Взрывы хохота то и дело оглашали пещеру, а Нырта просто катался со смеху по земле. Много привлекательного, простодушного было в этих людях, по-детски радовавшихся возможности скрасить свои бесконечно длинные, тоскливые вечера.
«Кто эти люди? Почему они здесь? Как попали в горы Бырранга?» – думал географ.
Вскоре после того как Ветлугин научился довольно свободно объясняться с жителями оазиса на их языке, у него произошел примечательный разговор с Ныртой.
– Кто вы такие, Нырта? – спросил он напрямик. – Как называется ваш народ?
Он ожидал, что Нырта промолчит или ограничится обиняками, как обычно, когда в разговоре затрагивалась какая-нибудь запретная тема.
Однако Нырта ответил без запинки.
– Дети солнца, – сказал он.
– Как? Солнца, ты сказал? – переспросил Ветлугин, думая, что ослышался или неправильно понял своего собеседника (новые, неожиданные сочетания слов на малознакомом языке еще ставили его в тупик).
– Солнца, – невозмутимо подтвердил Нырта и сделал глубокую затяжку из трубки. Потом повторил как нечто разумеющееся само собой: – Я сын солнца!…
Вслед за тем он предъявил вещественное доказательство. Потянув длинный, черный от грязи ремешок, висевший у него на шее, молодой охотник вынул и показал Ветлугину круглую, тщательно отполированную пластинку из бивня мамонта. Она тускло сверкнула в багровых отсветах очага.
– Это хорошо, – убежденно сказал Нырта. – «Счастья солнечный глаз» – так у нас говорят!
Он пояснил, что в котловине нет человека, который не носил бы на груди подобный амулет. Считалось, что на период полярной ночи это в какой-то степени заменяет настоящее солнце и помогает дождаться его возвращения.
Укладываясь спать, Ветлугин долго раздумывал над тем, что маленькое нагрудное «солнце» есть, конечно, всего лишь одно из проявлений первобытной симпатической магии. Но было в этом еще что-то очень трогательное, поэтическое. Люди, вынужденные жить в тесной и темной пещере, зимовавшие в гнетущем мраке полярной ночи, не хотели надолго расстаться с солнцем. Они уносили частицу, отблеск его в недра горы. Для них это была как бы нравственная поддержка.
3
А им так нужна была эта поддержка!…
Существование «детей солнца» было очень непрочным. Ведь они жили буквально на вулкане. Земля время от времени вздрагивала у них под ногами и колебалась.
Первый толчок Ветлугин ощутил вскоре после прихода в оазис. (Тогда еще он отлеживался по целым дням в своем углу.) Вдруг показалось, что кто-то вкрадчивым движением потянул из-под него оленью шкуру. Глухо брякнули амулеты, висевшие над головой, со свода пещеры посыпалась пыль.
Он удивился, но не придал этому значения: подумал, что просто закружилась от слабости голова.
Однако в середине зимы толчок повторился. Семья Якаги ужинала в это время, сидя у очага. Неожиданно деревянный котел, в котором варилось мясо, перевернулся, и горячая вода потекла под ноги. Вскакивая, Ветлугин успел заметить, что со стен сорвалось несколько колчанов со стрелами.
Больше ничего не произошло. Хозяева пещеры отнеслись к происшествию с удивительным спокойствием, точно подобное происходило с ними уже не раз. Женщины принялись деловито собирать разбросанные по полу куски мяса, мужчины даже не поднялись с места и продолжали заниматься каждый своим делом.
Тут только дошло до Ветлугина, что это было землетрясение.
Он опрометью кинулся из пещеры. Очень важно. Очень!… Землетрясения, пусть не сильные, но регулярно повторяющиеся, подтверждают догадку об остывающем вулкане.
Луна висела над лесом. Видно было очень хорошо.
Изменился ли пейзаж? Ну конечно!
Ветлугин ясно видел, что на противоположном склоне появилась как бы прогалина. Ага! Оползень! Часть леса еще продолжает сползать.
Снег заклубился над деревьями, и белое облако скрыло заключительную фазу катастрофы. Надо думать, деревья перевернулись вверх тормашками вместе с землей.
На другой день Ветлугин упросил Нырту взять его с собой в лес проверить пасти.
Они спустились по узкой тропинке и, увязая в рыхлом снегу, двинулись вдоль замерзшей реки по дну котловины.
В неверном, дрожащем свете все плыло вокруг, менялось. Не сразу понял Ветлугин, в чем дело. Луна то исчезала, то появлялась. Туман повис над ущельем, прикрывая его, как крышкой. Иногда «крышка» чуть-чуть сдвигалась, и тогда видно было наверху глубокое черное небо.
Нырта уверенно вел своего спутника. Вскоре они очутились среди бурелома. Некоторые деревья лежали на боку, спутавшись ветвями, другие торчали корнями вверх, точно из гробов поднимались привидения с воздетыми руками.
Но это не был бурелом, это были следы землетрясения.
Вчерашняя катастрофа оказалась более значительной по размерам, чем предполагал географ. Оползень – кусок горы, поросшей лесом, скатился почти к самой реке, оставив за собой широкую черную рытвину, будто по склону прошелся гигантский плуг.
А за поворотом тускло отсвечивало багровым. Над лесом висело зарево.
Нырта и Ветлугин добрались наконец до поворота, переступая через повалившиеся стволы, перелезая через торчащие вверх корни.
Прежде всего географ «увидел» ветер.
Ветер стремительно гнал низкие клочковатые облака по небу. Нет, то были не облака; то были клубы дыма.
Нырта, ворча и отдуваясь, присел на упавший ствол. Ветлугин сделал еще несколько шагов и осторожно раздвинул заросли, чтобы лучше видеть.
Перед ним засияли огненные, разверзшиеся недра земли. Ветер с размаху бил в вершину невысокого холма. Оттуда вылетали искры, и к черному небу поднимались факелы пламени. Потом вершина холма надолго окутывалась клубами дыма.
Ветлугин обернулся к Нырте.
– Гора огня? – спросил он, с трудом подбирая слова. – Огнедышащая гора?…
Нырта безучастно кивнул. Зрелище это, видно, было ему не в диковинку.
Ветлугин долго сидел на поваленном стволе у поворота, пока Нырта проверял свои капканы.
Итак, в горах есть не только потухший, но и действующий вулкан. Ну и соседство, нечего сказать!…
Впрочем, мысль об опасном соседстве тотчас уступила место другой, более приятной мысли. Сделанное Ветлугиным открытие приобретало с каждым днем все большую полноту и законченность.
В книгах случалось встречать описание кальдер.
Чаще всего кальдера представляет собой плоскую широкую впадину с невысокими пологими краями – нечто вроде огромного цирка. Посредине торчит низенький холм – маленький, «дочерний», вулкан, который принял «наследство» старого остывшего вулкана и все еще бурлит, кипятится, плюется огнем, а время от времени даже извергает лаву.
Не совпадало ли это в точности с тем, что видел сейчас Ветлугин?
Старый кратер потухшего вулкана был очень широк и низок – по-видимому, в результате размыва. Сравнение с цирком напрашивалось. Только этот «цирк» отличался невиданно грандиозными размерами.
Географ припомнил размеры самых больших кратеров. Диаметр Мауна-Лоа на Гавайях составляет четыре тысячи метров. Диаметр Гунунг-Тенгер на Яве – около шести тысяч. Но то были карлики по сравнению с потухшим вулканом Бырранги.
С нетерпением поджидал географ весны, света, чтобы обстоятельно осмотреть все-все: кальдеру, лес, маленький действующий вулкан, а также собрать образцы вулканических пород и растительности. Не мог же он явиться в Москву или в Петербург с пустыми руками! Никто бы не поверил ему, да, пожалуй, нашлись бы еще и остряки, которые высмеяли бы его…
4
Но, раздумывая о природе котловины, Ветлугин не забывал о ближайшей цели, которая стояла перед ним.
Кальдера вулкана, куда он скатился так кстати и где укрылся от лютой таймырской зимы, была лишь временным прибежищем, промежуточной станцией. Впоследствии Ветлугин мог вернуться сюда с геологической экспедицией, но сейчас он не собирался задерживаться. Важные дела ждали его в России.
План был ясен. Пересидеть в котловине зиму, потом сколотить плот из плавника или выпросить челнок, а там, когда вскроется река, попрощаться с гостеприимными хозяевами, пожать руку Нырте, расцеловать Кеюлькана и – в путь!
Спуститься на озеро по течению – чего проще! В сравнении с тем, что ему пришлось пережить, это увеселительная прогулка, не больше.
Придется, правда, выдумать подходящее объяснение для самоедов. С ними нужно добраться до края леса, вдоль которого расположена вереница станков, и исчезнуть в лесу, раствориться в нем. Вот где надо пустить в ход всю свою ловкость, сметку, мужество, чтобы, не привлекая нежелательного внимания, пробираясь тайными лесными тропами от одного убежища к другому, вернуться незамеченным в европейскую часть России.
Большие надежды возлагал Ветлугин на перевалочный пункт – Дудинку на Енисее, где жил один надежный товарищ. Он поможет укрыться, укажет дальнейший маршрут, снабдит деньгами, адресами, явками…
А может быть, все эти предосторожности уже ни к чему? Может быть, совершилась долгожданная революция, слухи о приближении которой докатились даже до Северного Ледовитого океана, до деревни Последней? Тогда возвращение в европейскую часть России упрощалось – Ветлугину достаточно было назвать себя, чтобы ему оказали помощь и переотправили дальше на юг.
Так или иначе – нужно спешить! На озеро Таймыр Ветлугин выйдет в лучшем случае весной, все лето вынужден будет провести с самоедами и к границе леса доберется только поздней осенью. Хорошо еще, если попадет в Дудинку к середине будущей зимы!
Стало быть, год?… Ждать, томиться, сгорать нетерпением еще долгий год?…
Но что же делать? Не мог же он перелететь через горы и тундру по воздуху! Перед ним был один-единственный путь – река!
Его беспокоило, впадает ли она в озеро? Как будто бы должна впадать. На все расспросы об этом Нырта отделывался невразумительным бормотанием и неуклюже переводил разговор на другую тему. Во всяком случае, река протекала через котловину в меридиональном направлении, то есть с севера на юг, а озеро находилось где-то на юге.
С первыми же проблесками света надо было подняться к перевалу, чтобы проследить оттуда течение реки.
Долгожданное солнце выглянуло из-за гребня гор в середине февраля.
Вряд ли кто-нибудь в котловине встретил его появление с большим восторгом, чем Ветлугин. Не терпелось взглянуть на открытый им удивительный мирок, а также проверить догадку насчет реки, что было так важно для продолжения путешествия.
Вначале солнце находилось на небе совсем недолго. Большую часть дня царили сумерки. Поэтому Ветлугин не рисковал самостоятельно углубляться в лес. Наконец дни настолько удлинились, что он отважился предпринять вылазку к перевалам – без Нырты, в полном одиночестве.
День выдался ясный, почти без тумана, что бывало очень редко в этих местах, и географ обрадовался своей удаче.
По мере того как поднимался по довольно крутому склону, кругозор его все расширялся. Оказалось, что собственно оазис не так уж велик. Лес, более или менее густой, покрывал только часть кальдеры. То там, то сям светлели прогалины, пустые места, лишенные растительности. Кое-где деревья росли очень странно, вкривь и вкось. («Пьяный лес», – мысленно отметил географ.)
За опушкой открывался обычный унылый ландшафт Бырранги: белое и черное, снег, снег, торчащие из снега зубья скал.
При взгляде на эту картину Ветлугину вспомнился переход по горам осенью прошлого года, пронзительные, как бы оплакивающие его, крики подорожников, огромные хлопья снега, медленно, словно бы в полусне, падающие на землю.
Нет, это не повторится больше! Не должно повториться!… Он, Ветлугин, спустится к самоедам по течению на плоту или в челноке, не затрачивая особых усилий.
Лишь бы не подвела река. Течет ли она на юг? Впадает ли в озеро?…
Ветлугин продолжал свое восхождение к перевалу, но уже гораздо более медленно, чем раньше, то и дело оглядываясь и прислушиваясь. Примерно с полпути географа сопровождал в лесу разноголосый птичий пересвист.
Для пробы Ветлугин остановился – свист обрывался. Трогался с места – возобновлялся и свист.
Это было неспроста. Его конвоировали! Прячась за деревьями и кустами, сами оставаясь незамеченными, конвоиры следовали за ним по пятам, перекликаясь друг с другом.
Значило ли это, что ему нельзя увидеть недозволенное, узнать то, что не полагается узнавать? Или опасались его бегства, хотя бежать в это время года было бы бессмысленно?
Ветлугин решил проверить свои подозрения.
Хотя ноги его подгибались от усталости, он шел и шел и поднялся почти к самому гребню котловины. Вдруг рядом, будто из-под земли, вырос Нырта. Лицо его было сурово. Он молчал, только укоризненно покачивал головой.
Ветлугин сделал вид, что не понимает его.
Тогда Нырта, поколебавшись с минуту, приложил ладонь ко рту и стал бить себя пальцами по губам, издавая при этом странный крик. Звук получался прерывисто-протяжный, далеко слышный, нечто напоминавшее клекот орла.
Тотчас же за перевалом раздался ответный крик.
Два силуэта с копьями появились на гребне горы, словно бы вынырнули из тумана.
Ветлугин был поражен. Он никак не ожидал этого. Пограничная застава? Значит, перевалы охраняют?
Географ медленно начал спускаться со склона рядом с Ныртой.
Когда они были уже на полпути к стойбищу, Нырта тронул Ветлугина за руку.
Внизу, у пещер, суетились люди.
Мужчины выбегали наружу, торопливо забрасывая за спину колчаны со стрелами. Длинная цепочка их потянулась к перевалу. Кое-кто на бегу вытаскивал стрелы из колчана и накладывал на тетиву.
Тем временем женщины, схватив детей в охапку, перекликаясь взволнованными голосами, спешили вниз, чтобы спрятаться в зарослях у реки.
Нырта снова обратил к удивленному Ветлугину серьезное лицо.
– Маук не велит! – сказал он, указывая на перевал.
В глубокой задумчивости Ветлугин вернулся «домой», в пещеру.
Там было все по-старому.
Волнение после тревоги уже улеглось. «Дети солнца» оживленно переговаривались и смеялись, поглядывая на виновника тревоги, сидевшего в своем углу.
Но ему было не смешно. Только сейчас осознал он всю сложность и трудность своего положения.
Обитатели оазиса боялись какого-то нападения или вторжения, сама лесистая котловина в горах напоминала осажденную крепость, а случайно попавший сюда путешественник находился в плену.
В этом нельзя уже было сомневаться.
Непонятная Маук как бы очертила круг, пределы которого было запрещено переступать.
Ветлугин был пленником Бырранги!…
