Текст книги "Щит дьявола"

Автор книги: Лео Кесслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава вторая

Когда пожилой человек в гражданской одежде откинул наконец крышку канализационного люка, нестерпимое зловоние заставили фон Доденбург отшатнуться, словно от удара в лицо. Все пространство канализационной магистрали было заполнено спирающим дыхание смрадом. Здесь смешались запахи многолетних человеческих экскрементов, крови, дезинфицирующих средств и креозота, которым пытались убивать гнездящихся в нечистотах микробов.

Пожилой мужчина в гражданском причмокнул, заметив выражение, промелькнувшее по лицу Куно.

– Тут нечего бояться, господин штандартенфюрер, – произнес он с акцентом уроженца бассейна Рейна. – Тут пахнет всего лишь старым добрым человеческим дерьмом. Я работаю в этой системе на протяжении всех последних пятидесяти лет, и этот запах, как вы можете убедиться, не причинил мне особого вреда. – Он вновь причмокнул, обнажив при этом пожелтевшие корешки давно сгнивших зубов.

– Это только ты так сам считаешь, старая помойная крыса, – злобно процедил Матц. – Ты сам пахнешь еще хуже, чем канализационная труба. – С отвращением отвернувшись от пожилого мужчины, он пробормотал: – Черт бы тебя побрал, ты не мог бы отойти от меня подальше, а не то мне станет совсем плохо…

– Ну все, хватит, гауптшарфюрер, – приказал фон Доденбург, инстинктивно приглушая свой собственный голос.

– Извините, господин штандартенфюрер. – пробормотал Матц. Двигаясь в основном на своей здоровой ноге, он присоединился к группе добровольцев, которые уже давно дожидались приказа командира боевой группы СС «Вотан».

– Итак, я повторю для всех необходимую последовательность наших действий, – произнес фон Доденбург. – Мы разобьемся на группы по четыре человека. Каждой такой группой будет командовать либо офицер, либо унтер-фюрер. Мы двинемся вперед одним и тем же путем с интервалом в одну минуту – чтобы избежать столкновения друг с другом. Пойдем вперед в темноте, пока не достигнем того места, которое господин Герхардт именует «главной площадью». Там мы разделимся, и каждая группа двинется непосредственно к своему объекту. Ровно в восемнадцать ноль-ноль, когда, согласно данным нашей разведки, американские солдаты прекращают воевать… – Куно фон Доденбург невольно поморщился и презрительно бросил: – Они действительно воюют лишь с девяти утра до пяти вечера… Итак, ровно в восемнадцать ноль-ноль мы ударим по ним. И каждый удар должен быть по-настоящему серьезным и болезненным!

Его яркие голубые глаза, обведенные темными кругами недосыпания и усталости, внимательно оглядели все тридцать стоявших перед ним добровольцев, набранных из состава танковых экипажей боевой группы «Вотан». Эти тридцать человек были готовы выполнить одно из самых опасных заданий за все время многомесячной обороны Аахена.

– Итак, бойцы, вам дается пять минут на то, чтобы выбраться на поверхность, и еще пять – на то, чтобы нанести удар по американцам; затем вы должны немедленно скрыться обратно под землю. Мне хотелось бы, чтобы вы сумели захватить с собой хотя бы пару пленных. Но главное, конечно, – это посеять панику среди американских солдат. Так, чтобы их чванные генералы наконец-то призадумались над тем, что они делают в Аахене – и правильно ли они это делают.

– Мы испугаем этих неженок так, что их потом очень долго будет мучить нервный понос, – уверенно произнес Матц, потирая своей грязной рукой небритый подбородок.

– Хотелось бы надеяться на это, Матц, – откликнулся Куно. – У кого-нибудь есть вопросы?

Здоровенный новобранец, которого только что призвали в СС из баварской крестьянской семьи и который был таким огромным, что на него не смогли даже подобрать подходящую форму – самый большой мундир казался на нем коротковат, – неловким голосом спросил:

– Не думайте, что я трушу, но, боюсь, не совсем понимаю ваш план, господин штандартенфюрер. Каким все-таки образом мы сможем отойти назад после того, как проведем свой рейд в центре города?

– Точно таким же, как и придем туда!

– Все равно не понимаю, – покачал головой вчерашний крестьянский паренек. – Как мы сможем добраться до так называемой «главной площади»? – Его лицо стало красным от смущения. – Там же внизу совершенно темно. А мне совсем не хотелось бы потеряться в этой яме с дерьмом!

Куно фон Доденбург улыбнулся:

– Не беспокойся, Трис. Я уже подумал о том, как решить эту проблему. У руководителя каждой группы будет с собой мел отдельного цвета. У меня, например, зеленого. И по пути от главной площади до выхода через канализационный люк на поверхность каждый руководитель будет помечать маршрут движения группы этим цветным мелком. Когда придет время двигаться назад, вы просто посветите на стены канализационного тоннеля своими фонариками, обнаружите эти цветные пометки мелом – и они выведут вас обратно на «главную площадь». Это будет наше место сбора по окончании операции. Там будет ждать либо штурмбаннфюрер Шварц, либо я сам – для того, чтобы отвести весь отряд добровольцев обратно в расположение «Вотана». – И Куно ободряюще улыбнулся смущенному гиганту: – Теперь ясно?

– Так точно, господин штандартенфюрер, – выдохнул тот с явным облегчением. – Теперь мне все ясно. Я просто не хотел заблудиться здесь во всем этом смердящем дерьме, вот оно что.

– Ну, ну, – саркастически воскликнул Матц. – Нашел о чем беспокоиться, надо же! Ведь вы, фермеры, живете в этом дерьме и навозе всю жизнь. Может, вы даже мажете дерьмо на хлеб вместо масла, почем я знаю?

Добровольцы, включая самого Триса, только рассмеялись в ответ. Фон Доденбург в последний раз взглянул на темнеющее октябрьское небо, подсвеченное тут и там розовыми всполохами – свидетельствами американских ночных бомбардировок (этими бомбардировками завершался каждый день осады Аахена), кивнул штурмбаннфюреру Шварцу, который должен был двигаться сзади, замыкая их колонну, и повернулся к Герхардту:

– Ну что ж, старик, пошли!

Герхардт подтянул повыше доходящие ему почти до самых бедер резиновые сапоги, с привычной ловкостью нырнул в узкое отверстие канализационного люка и начал быстро спускаться в зловонное, пропахшее вечным смрадом нутро канализационной магистрали.

Куно фон Доденбург в последний раз глотнул свежий чистый воздух, настраивая себя на предстоящее нелегкое испытание.

– Итак, моя группа, – за мной, вниз!

– О, боже, – пробормотал Матц, когда в нос ему ударила нестерпимая застоявшаяся вонь, – какие только вещи мне не приходится делать ради народа, отечества и фюрера! Теперь вот мне придется брести по самые яйца в дерьме.

И он начал спускаться вниз по металлической лестнице. Вскоре его окутал непроницаемый мрак. Первая группа под командованием штандартенфюрера фон Доденбурга двинулась по направлению к тому месту, где ей предстояло совершить рискованную боевую операцию.

* * *

Саму идею такой операции выдвинул не кто иной, как штурмбаннфюрер Шварц. В этот момент сам фон Доденбург только что возвратился из военного госпиталя, где доктор Диденхофен, начальник медицинской службы боевой группы СС «Вотан», прооперировал Шульце – прочистил его рану и зашил ее. Шульце остался лежать в беспамятстве. А к фон Доденбургу, который вернулся в штаб «Вотана», прибежал запыхавшийся вестовой от генерала Доннера и пригласил его в отель «Квелленхоф».

Когда штандартенфюрер фон Доденбург появился в кабинете Доннера, он застал там самого генерал-майора и Шварца. С напряженными лицами они неотрывно следили за тем, как работники штаба обороны Аахена наносили все новые красные стрелки на карту города.

– Что случилось? – осведомился Куно, кладя свой «шмайссер» на письменный стол.

– Американцы пошли в наступление, фон Доденбург, – прохрипел Доннер, не отводя глаз от карты. – Они атакуют с обоих концов Вильхельмштрассе. Вон там и там.

На столе зазвонил телефон, и один из взъерошенных офицеров штаба схватил трубку.

– Да, да, ясно, – коротко бросил он, повесил трубку и, повернувшись к Доннеру, доложил:

– Они достигли перекрестка с Ромерштрассе.

Схватив красный карандаш, офицер нанес на карту обороны Аахена новую стрелку.

Доннер простонал:

– Вы только посмотрите, фон Доденбург, какую мощь они вкладывают в эту атаку! Я уверен, что это и есть направление их главного удара.

Отель «Квелленхоф» содрогнулся снизу доверху, когда рядом разорвался 155-миллиметровый снаряд, выпущенный из самоходной гаубицы. Американцы обстреливали теперь штаб-квартиру генерала Доннера с расстояния не более шестисот метров. С украшенного лепниной потолка на головы немецких офицеров посыпалась цементная пыль и кусочки гипса. Доннер даже не пошевелился: его взгляд был неотрывно прикован к карте.

– Но нельзя быть полностью, стопроцентно уверенным в этом, господин бригадефюрер, – попытался возразить фон Доденбург. – Очевидно, что они пытаются продвинуться в направлении господствующих над Аахеном высот, расположенных восточнее. Если они сумеют овладеть этими высотами, то их позиции станут господствовать над всем Аахеном. Когда неприятель подтянет туда свою артиллерию, он сможет вести гораздо более эффективный обстрел всего города. Однако при этом американским военачальникам отлично известно, что мы в любом случае можем закрепиться в подвалах городских зданий и продержаться там определенное время – по крайней мере, до тех пор, пока Генеральный штаб не подготовит и не осуществит операцию по прорыву блокады Аахена.

Генерал Доннер резко повернулся к фон Доденбургу и, понизив голос гак, что его никто не мог услышать, кроме самого Куно, произнес:

– Нет, фон Доденбург, никакой операции по прорыву блокады Аахена не готовится. Она никогда не будет осуществлена. – На его обезображенном лице промелькнуло отдаленное подобие улыбки: – Я сам придумал весь рассказ об этой операции, от начала до конца – придумал лишь для того, чтобы немного поднять боевой дух защитников Аахена. Мы предоставлены здесь исключительно самим себе, фон Доденбург. И все зависит лишь от нас самих – от нашего умения драться, от нашего духа, от нашей изворотливости в борьбе.

– Понятно, – протянул Куно фон Доденбург. «Конец Аахена будет означать конец и для "Вотана"», – промелькнуло у него в мозгу. Он поднял глаза на Доннера:

– Итак, господин бригадефюрер, как я уже говорил, мы все-таки не можем быть до конца уверены, что это и есть бесспорное направление главного удара американских войск. А вдруг они попытаются провести еще одно наступление – скажем, в направлении Петерштрассе – с целью отрезать эту штаб-квартиру от основной массы обороняющихся сил? Это было бы чрезвычайно выгодно для них: они могли бы раздробить нас на отдельные мелкие группы и затем подавлять каждую из них по отдельности. – Он пожал плечами: – Я полагаю, мне нет нужды напоминать, как скажется на моральном духе защитников Аахена утрата связи со штаб-квартирой обороны.

– Нет, такой нужды, конечно же, нет, – согласился генерал Доннер. – От морального духа не останется совсем ничего. Он растает, как мороженое в жаркий июльский день.

– Но ведь к паникерам и трусам всегда можно применить показательные жесткие меры, – встрял в разговор Шварц. – Офицеры и унтер-офицеры, которые сталкиваются с подобными негативными проявлениями, могли бы…

Генерал Доннер поднял вверх правую руку, останавливая поток красноречия Шварца.

– Мой дорогой штурмбаннфюрер, – проговорил он медленно и терпеливо, – давайте не будем обманывать самих себя. Гарнизон Аахена сражается с американцами лишь потому, что эти люди боятся меня больше, чем самого противника. И как только они почувствуют, что мои длинные руки уже не смогут достать их, они очень быстро сдадутся, уж поверьте мне. – Он повернулся к Куно фон Доденбургу: – Итак, что вы говорили, штандартенфюрер?

– По моему мнению, мы не можем позволить себе выставлять новых бойцов по всему периметру обороны, дабы встретить возможные американские атаки, оголяя при этом фланги и тылы. Это все, что я хотел сказать вам, господин бригадефюрер.

Генерал Доннер кивнул:

– Вы, разумеется, правы. Точно так же, как вы были правы с определением направления удара американцев на Римбург. Но, черт побери, фон Доденбург, я же должен сделать хоть что-то! Или же я должен просто сидеть здесь и наблюдать, как американцы продвигаются в глубь Аахена шаг за шагом, как неприятель захватывает господствующие высоты, с которых непременно начнет поливать нас своим убийственным огнем?

– Я лишь старался объективно рассмотреть и проанализировать складывающуюся ситуацию, – пробормотал фон Доденбург.

– Мне наплевать на объективный подход к ситуации! – злобно выкрикнул Доннер. – Мне не нужна объективность – мне нужны решения по поводу того, что можно сделать в этой обстановке!

– Господин бригадефюрер… – подал голос Шварц. – Думаю, у меня имеется такое решение.

– У вас? – немного удивленно протянул генерал Доннер. Куно фон Доденбург отлично знал, какого мнения был руководитель обороны Аахена о штурмбаннфюрере Шварце: он считал его храбрым и выдержанным офицером, бесконечно преданным делу национал-социализма, но при этом несколько тронутым. «У этого парня не все дома, – признался он как-то фон Доденбургу. – Причем уже много лет. Порой же он ведет себя просто как сумасшедший».

– Да, у меня, господин бригадефюрер, – невозмутимо проговорил Шварц. – Мои бойцы начали нюхать сточные воды Аахена с тех пор, как перешли на поедание падшей конины.

– Нюхать сточные воды? – в легком потрясении повторил Доннер.

– Да, господин бригадефюрер. Сточные воды и фекалии, которые текут по подземным канализационным стокам. Дело в том, что в системе слива сточных вод на моем участке фронта неожиданно возник затор, канализационные трубы оказались переполненными и я, беспокоясь, что из-за этого может возникнуть эпидемия какой-нибудь болезни…

– Продолжайте, продолжайте, штурмбаннфюрер, – бросил генерал. На штабном столе вновь трезвонил телефон, и Доннер понимал, что это могло означать лишь одно: еще одну порцию плохих новостей с линии фронта.

– Поэтому, господин бригадефюрер, я отыскал старого служащего канализационных систем Аахена для того, чтобы он помог мне разобраться во всем этом деле. Разговаривая с ним, я понял, что он знает всю систему подземных канализационных коммуникаций Аахена, как свои пять пальцев. Еще бы: он работает в ней уже более пятидесяти лет!

– Мой дорогой штурмбаннфюрер, – прервал его Доннер, с трудом сохраняя внешнее самообладание. – Все это, я уверен, крайне интересно. Но, если быть совершенно откровенным, я никак не могу взять в толк, какое отношение воспоминания какого-то старого смотрителя канализационных систем Аахена могут иметь к попыткам исправить нынешнюю тяжелейшую ситуацию на нашем участке германо-американского фронта.

Шварц вспыхнул.

– Самое прямое, господин бригадефюрер! Все очень просто. Ясно, что в данный момент мы просто не в состоянии эффективно атаковать американские части на земле. У нас для этого попросту не хватает сил. Но зато с той горсткой людей, которые пока имеются у нас, мы можем весьма болезненно ударить по ним из-под земли.

Глаза Куно фон Доденбурга блеснули:

– То есть используя систему подземных канализационных труб и стоков?

– Вот именно, господин штандартенфюрер! Из рассказов беженцев нам известно, что крупные силы американцев размещены в четырех бывших отелях, расположенных в районе главного городского железнодорожного вокзала. Раньше в этих отелях обычно сдавались номера проституткам и их клиентам на один час.

– Да. да, это мне известно.

– Значит, мы могли бы добраться до этого места под землей, используя систему канализационных тоннелей и коллекторов, и нанести американцам ряд весьма болезненных ударов. И тут же скрыться, уйдя обратно через те же канализационные люки – скрыться прежде, чем они догадаются, как мы там появились. Думаю, что такой удар может стать весьма ощутимым для янки. Он может посеять в их душах и сердцах настоящий страх – а может быть, даже прервет на какое-то время их нынешнее наступление!

Единственный здоровый глаз генерала Доннера блеснул светом новой надежды.

– Клянусь великой блудницей Вавилонской, Шварц, – громко воскликнул он, заставив всех офицеров штаба обороны Аахена повернуться и с крайним удивлением посмотреть на него, – я думаю, что ваш старикан, который всю жизнь прокопался в дерьме, станет нашей палочкой-выручалочкой!

* * *

И вот теперь Куно фон Доденбург медленно двигался вперед, стараясь держаться как можно ближе к пожилому смотрителю канализационных систем Аахена. Он брел сквозь зловонную жижу, не понимая, почему они вынуждены идти так медленно. Однако господин Герхардт совсем не торопился – и, казалось, совершенно не замечал безумной вони, которая окружала их со всех сторон. Подсвечивая себе фонариком, он не спеша двигался вперед, глубоко погружая ноги в поток человеческого дерьма. Казалось, старик не бредет среди текущих отбросов, а безмятежно прогуливается по городскому парку Фарвик.

Ковылявший вслед за фон Доденбургом Матц, вынужденный держать свой «шмайссер» почти на уровне головы, прохрипел:

– Господин штандартенфюрер, неужели вы не можете заставить эту старую помойную свинью двигаться чуть быстрее? Я чувствую, что не выдержу больше. Если меня еще раз стошнит, то вся моя утроба просто вылезет наружу, клянусь!

Господин Герхардт искоса глянул на Матца.

– Если бы я был на вашем месте, гауптшарфюрер, я вел бы себя осмотрительней, – каркающим голосом проговорил он. – Вдруг мне взбредет в голову просто взять и оставить вас всех здесь? И что вы тогда будете делать? – Он мерзко расхохотался. – К тому же, – он с любовью опустил опутанную венами старческую руку вниз, прямо в поток нечистот, – вся эта масса – не что иное, как жидкое золото. На этом дерьме все растет гораздо лучше, чем на отборном конском навозе!

– Почему бы тебе тогда не втереть это дерьмо в кожу на своей голове, ты, лысый идиот? – взорвался Матц. – Глядишь, тогда и волосы отросли бы!

Куно фон Доденбург, спрятав улыбку, продолжал брести по колено в жидком месиве. Время, казалось, остановилось. Неожиданно впереди возникла какая-то странная тень.

– Что это, черт побери, такое? – со страхом спросил молодой баварец Трис.

Господин Герхардт посветил в ту сторону фонариком, а затем громко хлопнул в ладоши. Послышался приглушенный цокот коготков, и тень исчезла.

– Это крыса, – скрипуче рассмеялся старик. – Здесь, внизу, бродит множество таких тварей. Раньше, до начала войны, они были более тощими. Но теперь для них появилось множество пищи. Вы удивитесь, если увидите, какие аппетитные кусочки порой проплывают по канализационным трубам. Для крыс это – настоящее лакомство.

Эхо от скрипучего голоса старика разлеталось по всей длине выложенного старым замшелым камнем коллектора.

– Господин штандартенфюрер, – взмолился Матц, – вы не могли бы отдать этому гнилому пню приказ замолчать? Его отвратительный смех действует мне на нервы. Я от него буквально на стенку лезу.

Куно фон Доденбург проигнорировал просьбу Матца. Больше всего сейчас он боялся другого: как бы не поскользнуться среди потока грязи и нечистот и не свалиться в дерьмо. Их маленькая группа продолжала упрямо брести вперед. И в тот момент, когда им уже показалось, что они никогда не закончат свой ужасный путь почти по пояс в зловонной грязи, в нее неожиданно стал вливаться поток чистой холодной воды. Очень скоро эта вода полностью заменила собой отвратительную вонючую жижу. Она также унесла с собой ту страшную вонь, которая буквально задушила эсэсовцев.

– Мы уже почти у цели, – сообщил господин Герхардт. – До «главной площади» идти уже совсем близко.

Он не ошибся. Ровно через две минуты они вошли в большое сводчатое помещение, похожее на пещеру. Под ногами плескалась вода. Сквозь полудюжину железных решеток сверху сюда проникал сероватый свет.

– Это – «главная площадь», – объявил господин Герхардт с таким горделивым видом, словно демонстрировал своим гостям великолепную Соборную площадь Аахена. – Вон там вы можете увидеть выход на Банхофштрассе. А здесь – на Лагерхаусштрассе. Перед войной я проводил там немало счастливых часов, заглядывая через решетку под юбки проституткам, которые стояли на Лагерхаусштрассе. В ту пору продажные женщины совсем не носили трусиков. Я помню, как однажды…

– Заткнись, – прошипел фон Доденбург, – и выключи этот чертов фонарик, хорошо?

В сгустившейся темноте они явственно услышали шаркающие шаги других групп эсэсовцев, сопровождаемые приглушенным кашлем и руганью. Фон Доденбург дождался, пока остальные добровольцы появились на «главной площади». Солдаты тут же принялись жадно вдыхать свежий ночной воздух, просачивающийся сквозь металлические решетки, а командиры групп тоже выключили свои фонарики.

Фон Доденбург подождал, покуда один из его людей, которому не повезло больше других и который до этого поскользнулся и упал лицом в дерьмо, счистит и смоет основную часть зловонной грязи в текущем здесь потоке более-менее чистой воды.

– Ну что ж, – произнес он, – наконец мы все здесь собрались. Для начала пусть каждый проверит свое оружие. Но только тихо!

Эсэсовцы осмотрели свои «шмайссеры». Некоторым пришлось по несколько раз передернуть затвор, счищая при этом грязь, пока они не убедились, что оружие полностью исправно и будет работать нормально.

– Отлично, – выдохнул Куно фон Доденбург, оглядев бледные лица добровольцев, застывшие в страшном напряжении. – Кажется, все теперь в порядке. Сейчас господин Герхардт начнет выкликать названия улиц, к которым ведут те или иные канализационные тоннели, и каждая из групп пойдет к предназначенной ей улице.

По команде штандартенфюрера господин Герхардт начал выкликать названия улиц Аахена, и группы пошли вперед – каждая по предназначенному ей тоннелю. Во главе каждой шагал офицер либо унтер-фюрер, держа наготове цветной мелок.

Куно фон Доденбург облизал пересохшие губы:

– Желаю вам счастливо выбраться наверх, парни!

– Мы желаем вам того же, господин штандартенфюрер! – откликнулись добровольцы.

– И задайте проклятым янки хорошего жару, прошу вас!

* * *

Быстро пробираясь через неглубокий поток, стекавший по боковому канализационному тоннелю, фон Доденбург шагал во главе своей небольшой группы, в которую, помимо него и Матца, входил еще баварский крестьянский паренек Трис и молодой уроженец Гамбурга по имени Франц. Они двигались в сторону канализационной решетки, через которую можно было вылезти на поверхность в районе центрального железнодорожного вокзала Аахена. По мере того, как их группа продвигалась вперед, фон Доденбург ставил на стене отметки зеленым мелом.

Наконец они увидели свет, сочившийся сверху сквозь прутья канализационной решетки. Штандартенфюрер шепнул добровольцам, чтобы те вели себя потише. Матц крепче стиснул в потных руках свой «шмайссер». Еще несколько шагов – и они оказались точно под канализационной решеткой.

Фон Доденбург сунул снятый с предохранителя пистолет себе за пояс.

– Матц, наклонись-ка, – прошептал он.

Когда гауптшарфюрер пригнулся. Куно легко запрыгнул ему на спину. Сверху не доносилось ни звука. Там было уже совершенно темно. Он знал, что в тех местах города, которые находились под контролем американских войск, начиная с пяти часов вечера действовал комендантский час. Соответственно, единственными, с кем они могли столкнуться наверху, могли быть только неприятельские солдаты.

– Ну что ж, Матц, приготовься: я буду поднимать решетку, – предупредил фон Доденбург.

Матц пошире расставил ноги. Напрягшись изо всех сил, офицер сумел приподнять канализационную решетку. Затем со всей осторожностью, чтобы она не звякнула о камень, он опустил ее на булыжники мостовой, высунулся из канализационного отверстия и осмотрелся.

Вокруг не было никого. Ни единой души. Фон Доденбург подтянулся и вылез на поверхность. Улегшись на мостовую и сжимая в правой руке пистолет, он внимательно осмотрел развалины зданий. Никаких признаков присутствия американцев, за исключением сожженной разведывательной машины «Уайт», рядом с которой выросла целая гора пустых банок из-под консервов. Вот эти-то консервные банки, которые американцы всегда беззаботно раскидывали вокруг, и являлись наиболее точными свидетельствами их присутствия.

– Эй, парни, можете подниматься, – прошептал Куно, по-прежнему внимательно оглядывая окрестности.

– В старой германской армии так ни за что не поступили бы, – проворчал Матц, когда Трис забрался ему на спину и, используя инвалида как опору, выбрался наверх. – В старой армии ни за что не согласились бы использовать старшего унтер-офицера в качестве какой-то вонючей ступеньки. Куда мы катимся?

Очень осторожно эсэсовцы двинулись вперед по опустевшей с наступлением темноты улице. Справа фон Доденбург мог различить контуры локомотивного двора центрального вокзала. Здесь стояли наполовину разбомбленные паровозы, на боках которых, словно в насмешку, красовалась известная пропагандистская надпись прошлых лет: «Эти колеса вращаются ради победы!» Теперь она имела издевательский оттенок… Везде среди руин торчали белые флаги, сделанные из простыней, полотенец и просто из обрывков белой материи. Однако нигде не было видно самих жителей Аахена, которые, должно быть, и вывесили все эти флаги.

Эсэсовцы зашли за угол и остановились. Неожиданно они услышали шаги. Судя по звуку, шагал американский солдат, обутый в ботинки полевого образца.

Фон Доденбург напрягся.

– Трис… приготовь нож! – прошептал он.

Трис вытащил кинжал и застыл. Его веснушчатая рука крепко сжимала блестящий, остро заточенный клинок.

Американский солдат завернул за угол. Это был здоровенный сержант-негр. На его бедре висел пистолет в кобуре, а в огромном кулаке был зажат пакет.

– Руки вверх! – прошипел фон Доденбург.

Негр застыл и в течение очень долгого времени никак не реагировал. Затем он пробормотал:

– Да пошли вы к черту!

Его рука потянулась за пистолетом с явным намерением выстрелить в немцев. Но Трис опередил его. Его правая рука выстрелила вперед, и клинок вонзился в горло американского сержанта. Вырвав клинок из раны, Трис ударил снова. Из ран на теле врага вырвались струи крови, густо оросив пальцы нападавшего. Глаза чернокожего сержанта закатились. В тот самый момент, когда он закачался, готовый рухнуть плашмя на мостовую, Матц подхватил его.

– Сейчас ты отправишься к своей мамочке, чернокожий ублюдок! – прошипел эсэсовец.

– Опускай его очень осторожно, – предупредил фон Доденбург. – Без всякого шума, понял?

Однако, несмотря на все меры предосторожности, им все-таки не повезло. В ту же самую секунду невдалеке от них прозвучала яростная очередь из «шмайссера». За ней последовали злые выкрики по-английски и очередь из американского автомата. Матц просто выпустил здоровенного негра из рук, и тот с шумом рухнул на мостовую.

– Они будут сейчас стрелять по нам, господин штандартенфюрер! – выкрикнул Матц и сжал свой автомат.

– Ты прав, Матц, – пробормотал фон Доденбург. – Вперед, ребята!

И Куно побежал в ту сторону, где располагалась их главная цель. Слыша за своей спиной топот шагов трех других добровольцев, он невольно поежился. Вся операция, судя по всему, могла окончиться весьма большей кровью.