Текст книги "Рай: правила выживания (СИ)"
Автор книги: Лена Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Сначала какофония звуков оглушила. Потом… я уловила мелодию. Потом… вступил Солнце. Его голос – довольно высокий для парня – мягко обволакивал, пока он пел спокойно. Когда пел эмоционально и громко, голос становился звонче и, одновременно, глубже, и… я, кажется, опять утратила контроль над телом. И вместе с ребятами стала орать легко запоминающийся припев:
Где же наш последний дом
Кто расскажет нам о нём
Хоть когда-нибудь…
И куда лежит наш путь?*
Потом я, конечно, поняла, что это было. Машина эйфория плюс моя собственная реакция на уникальный тембр Солнца. Но это было потом.
Солнце улыбался – казалось, только для меня. И я бы забыла про все свои планы – посмотреть на ребят во время игры, оценить, по возможности, каждого – если бы не странное приветствие Комаровски. Оно зацепилось за что-то в не моей голове и не давало покоя. Так что мы с телом разделили функции. Оно пело и радовалось, а я размышляла и наблюдала.
Кирилл играл и пел самозабвенно, так же, как Солнце. Тхао стучал по своему… барабану, поглядывая на нас с Леной. Ингвар дудел в свой… своё… блестящее не знаю что, обнимая его длинными тонкими пальцами, как женщину. И как они умудрялись вступать всегда вовремя и в такт? А вот Комаровски…
Комаровски изображал шоу одного актёра – кривлялся, прыгал вокруг Кирилла и Ингвара, посылал Лене воздушные поцелуи. Но глаза его при этом оставались холодными, а взгляд оценивающим. И смотрел он чаще всего на меня. Ей-ё, Маша, ну почему я не дожала тебя тогда, когда ты не захотела говорить про этого парня, сообщив только, что доверять ему нельзя?
– Отбой по кораблю, – перекрывая нездешнюю музыку, сообщил бортовой ИИ.
Лена хихикнула:
– Как в лагере в седьмом классе.
Да? Нет, мне лучше помолчать. Мы с телом синхронно вздохнули. Оно всё помнило, только сказать не могло. Мальчишки, конечно же, расходиться не хотели. На то они и мальчишки.
– А ну его! – азартно выкрикнул Солнце.
Тхао и Кирилл поддержали, но рассудительный Ингвар сказал:
– Они закроют отсеки, и будем мы ночевать на полу второй палубы.
– Да, парни, это ж Космофлот, они всё могут, – в тон ему проговорил Комаровски. – Собираемся и по каютам.
Лена тут же поднялась и потянула за собой меня.
– Спасибо, мальчики.
– Как? Только спасибо?! А поцеловать?! – хором спросили нас.
Они, наверное, и это репетировали?
Лена пошла прямо к своему Комаровски, и легким поцелуем в щёчку ей отделаться не удалось.
– Всё, как всегда, – рассмеялся Кирилл. – Маш, тебе отдуваться за обеих.
Ой-ой-ой… Что говорила в таких случаях Маша? Я молча подошла к Ингвару, легко мазнула губами по его щеке и тут же повернулась к Тхао. Тот покачал головой и показал рукой на губы:
– Со мной ты так просто не отделаешься.
– А как же Сай Дже? – ехидно спросила я.
– Что Сай Дже не узнает, то ей и не повредит, – заявил этот нахал.
Ну ладно, кукольный мальчик. Держи свой поцелуй. В лобик.
Смех Солнца был таким заразительным, что Кира я целовала раз пять – все неудачно, мы то сталкивались носами, то лбами в новых приступах хохота. С Логиновым стоило бы поступить так же, но он сам легко чмокнул меня в нос, взял за руку и повёл на выход. Так естественно, будто делал это каждый день.
Нет, возможно, он поступал так и раньше… Но нам с телом было приятно.
Впереди целеустремленно вышагивал Кир, пытаясь догнать Тхао и своего благоразумного соседа – Ингвара. А Комаровски с Леной уже покинули вторую палубу. В целом тенденция была понятна. И когда Солнце остановился у нашей с Юлькой двери, мне было ясно – в свою каюту ему путь заказан. Так же, как и то, что до утра Лена не вернётся.
Но его это совсем не беспокоило. Он улыбнулся и безмятежно поправил висевшую за спиной гитару. Приглашать его к себе бессмысленно, там Юлька. Ей завтра работать и работать в том же темпе. Пусть спит.
Мы с телом, посовещавшись, двинулись к каюте напротив. Она была пустой, вопрос только – заперта или нет.
– Умница, Машка, – сказал Солнце своим невозможным голосом.
Не знаю, как бы я реагировала на него, будучи в своём теле, но Машино передавало совсем недвусмысленные сигналы. Похоже, она у нас стопроцентная аудиалка. Особенно если вспомнить реакцию на голос Двинятина. Дверь мягко закрылась за нами, и Солнце уверенно шагнул к койке.
– Как давно мы с тобой не разговаривали, – сказал он. – Ты помнишь, когда это было в последний раз?
Я покачала головой.
– Ты сегодня молчаливая, – он заглянул в Машины глаза. – Что у тебя произошло?
– Всё хорошо, – ответила я.
– Ну и ладно, – легко согласился Логинов. – Хочешь, я тебе спою?
Я почувствовала предвкушение – явно не моё. Для Машиного тела это было не внове. А вот мне никто никогда не устраивал персональных концертов. Несправедливо! И Солнце провёл пальцами по струнам, словно пробуя звук… Взял первые аккорды, а потом запел.
Ей-ё, как много потеряло человечество, перейдя на синтетическую музыку… Одна песня сменяла другую, пронимая до… до моей психоматрицы, и слова казались наполненными глубоким смыслом, а струны гитары заменяли собой все синтетик-оркестры мира.
– Ну вот, Машка, ты опять плачешь, – сказал вдруг Солнце, откладывая инструмент в сторону.
С удивлением провела пальцем по щеке и уставилась на влажную кожу. Слёзы текли – текли сами по себе – а я… опять не контролировала процесс. Кажется, это когда-то давно назвали катарсисом? Или – великой силой искусства? Запуталась.
– Маш, ну, Маш, успокойся, – прошептал Логинов.
Взял не моё лицо в свои ладони и начал сцеловывать всё бегущие слезинки. Я… подумала, что заслужила небольшую разрядку, тем более, что изрядную долю стрессов мы с телом пережили из-за недомолвок и откровенных утаиваний его хозяйки. И перехватила инициативу.
Солнце зажёгся легко. Он всё, наверное, делал легко. А меня, ко всему прочему, ещё и раздирало любопытство – каково это, любить в другом теле? Поэтому мы оба спешили – спешили сорвать друг с друга одежду, поймать губами другие губы, испробовать сладкий яд наслаждения…
Мелькнула мысль, что про яд я теперь буду вспоминать каждый раз.
– Не отвлекайся, – простонал мне в губы Солнце.
Откуда он знает?! Ещё один аналитик?!
– Маш-ша-а… Ты ещё можешь думать? Сейчас исправим…
Его движения замедлились, ласки стали невесомее, а поцелуи, наоборот, глубже. Надо признать, что не моё тело он знал намного лучше меня. Спустя миг я действительно не соображала от гормональной бури, взорвавшей Машин мозг. А чуть позже меня настиг оргазм, да какой! По моей личной шкале – баллов на семь, не меньше! А ведь я ощущала всё это опосредованно…
Потом мы лежали рядом, постепенно остывая и отдаляясь друг от друга. Пальцы Солнца выписывали замысловатые фигуры на моём… Машином животе, но я знала – он уже не со мной. Да и я не чувствовала ничего, кроме благодарности за снятие стресса.
– Почему ты пошла со мной, а не с Киром? – неожиданно спросил Логинов.
– Потому что ты позвал, а он – нет, – ответила я бездумно.
Ей-ё! Кажется, это слияние! Тело и я… Мы были вместе! И я дала верный ответ!
– Бедный, наивный я… – рассмеялся Солнце. – Значит, никакой любви?
– Какая любовь? – ответила я почти словами Юльки. – Гормональное подростковое безумие.
Сказала и поняла, что именно так всё и было. Плюс его невероятный голос и обаяние.
– А у Кира… тоже гормональное подростковое? – вдруг серьёзно спросил он.
– Я не знаю.
– Знаешь, Маша. И я знаю. Очень тебя прошу, подумай.
– Ладно, – я зевнула, – давай спать.
Подумаю, обязательно подумаю, но не сейчас.
– Спи, – ответил он, – а я попишу, меня после тебя вдохновение накрывает.
Рано утром, первой выходя из как бы пустой каюты, я столкнулась с Леной, тоже возвращавшейся к себе. Мы с пониманием переглянулись и молча открыли каждая свою дверь. Тишину я соблюдала напрасно: Юльки на месте не было.
Не могу сказать, что пару часов до завтрака я сильно о ней беспокоилась. Денёк предстоял не простой, ситуация в коллективе сильно попахивала… неприятно попахивала. И я решила, что лучше на корабле успеть разобраться с источником вони, чем потом делать это на планете, параллельно разыскивая пропавшего биолога.
В первую очередь, дело касается одноклассников Маши. Из расклада я сразу убрала Лену – возможно, она что-то знает, но в происходящее не вмешивается. Таня-Брунгильда… вызывала смешанные чувства. Она, безусловно, лидер… Но лидерство её лично мне не казалось абсолютным. Иначе почему она отправляла нас с Леной приструнить ребят-музыкантов? Видимо, в школе вопрос решался проще – там они ещё подчинялись её авторитету. Теперь… Похоже, что Солнце, Кир и Комаровски открыто бросили ей вызов. Отказались быть послушными мальчиками.
Теперь вернёмся к троице "Паша, Миша и Аркаша". По некоторым их словам было понятно, что эти остались верными своему лидер-капитану. И здесь мы получаем противостояние трое на трое. Насколько оно острое? Все ребята талантливы, надежда Земли, ей-ё. Каждый специалист в своей области. И здесь конкуренцию друг другу они составить не могут.
И тут меня осенило – Маша! Вот камень преткновения! За ней ухаживал Серов, возможно – Сетмауэр, но выбрала она Солнце. Про остальных я просто ничего не знаю. Возможно, что её сексапил нравится тут каждому! Включая Комаровски и Климова, которые, вроде как, имеют по собственной даме сердца.
Дать бы ей хорошую затрещину!
Будь я в своём теле, просто поговорила бы с каждым, при необходимости – ткнула бы носом в то, куда всех этих молокососов могла загнать текущая ситуация. Но… Здесь придётся изворачиваться. Довести всё до абсурда, а потом смотреть – откуда прилетит. Короче, старая добрая ловля на живца.
Ненавижу секретчиков!
Юлька влетела минут за пять до начала завтрака.
– Ни о чём не спрашивай! – заявила она, кидаясь к своему нарядохранилищу. – Сама ничего не понимаю, но он – классный!
Угу. Вот и первый загадочный ОН. А вот и второй – в дверь тихо поскрёбся Серж. Ну, начинаем.
Я вышла к нему из каюты, увидела идущих навстречу Тхао и Климова, и, прильнув к Дегри всем телом, страстно поцеловала. Кажется, перестаралась, ну, прости, милый, ты виноват. Будешь отрабатывать.
– Мари, – хрипло спросил меня он, когда ребята прошли за поворот, и я быстро отпрянула назад. – Ты меня простила?
Я, надеясь, что Юлька уже переоделась, толкнула нашу дверь. Дегри, конечно, понял меня неверно, попытался облапить, но я была начеку.
– Сержик, мы продолжаем играть во вчерашнюю игру. Ни о каких отношениях между нами не может быть и речи.
– Мари, тогда не делай так больше, – простонал он. – Жестокосердная la belle dame sans regrets!*
– Это Машка-то безжалостная?! Да я бы тебя ещё вчера придушила, – воскликнула переводчица.
– Она настолько же красива, насколько жестока, – продолжал плакаться Серж.
Юлька – вот ехидна! – предложила ему сенсетик с этикеткой "Сладкая утренняя разрядка".
– Сейчас мне поможет только холодный душ, – честно признался парень.
– Может, тебе льда сыпануть? – сжалилась переводчица.
– Издеваетесь, да? – обиделся Серж.
– Я над тобой ещё не так поиздеваюсь! – взъярилась Юлька. – Быстро повторил неправильные существительные на букву "хью"!
Ну, или какую-то похожую на неё букву. Представления не имею об алфавите мьенгов.
Неправильные существительные звучали для меня совершенно чуждо, но Сержу помогли. Он начал перечислять их, понукаемый строгой учительницей, ошибался, поправлялся, и, в конце концов, сказал:
– Спасибо, Жули.
– Вот то-то же, – проворчала она в ответ.
И мы пошли завтракать. За столиком экипажа мужа не оказалось, и я переключилась на студентов. Солнце улыбался светло и радостно, Кир поднял руку в знак приветствия, Комаровски смотрел внимательно – как я держалась за Сержа, как улыбалась ему… Как старательно опускала глаза, когда Дегри шептал мне на ухо: "Какая вкусная тут каша" и тому подобные глупости.
А вот Аркаша смотрел с обидой. Паша с Мишей пытались его отвлечь, разговорить – это было видно. Таня держалась с достоинством ледяной королевы, Лена… С ней мы взглядами не встречались, она просто не поднимала глаз от тарелки.
Обед прошёл в том же ключе, за исключением появления Андерсена. Убедившись, что выглядит муж хорошо, я спокойно поела. А после обеда в коннекторе – по дороге в наш отсек – меня остановил Двинятин.
– Мария, будьте любезны вернуть дневники моих студентов. Я запрещаю вам делать в них какие-либо записи.
– Почему, Илья Петрович? – я наивно похлопала глазами.
Тело слушалось и на него не реагировало! Победа!
– Татьяна не имела права передавать вам – постороннему человеку – дневники академической практики.
Да мне от этих дневников – только лишняя головная боль! Почему тогда кажется таким важным отстоять решение Максимовой? Разберусь потом. И я кинулась в атаку:
– Если я не являюсь членом экспедиции, вспомните, уважаемый Илья Петрович, что я работаю доверенным секретарём ректора нашей с вами Академии. Так что совсем уж посторонней быть никак не могу, верно?
– Это не даёт вам права заполнять дневники моих студентов, – стоял на своём Двинятин.
– То есть писать письма от имени Михаила Андреича таким людям, о которых вы, боюсь, только по визору и слышали, я права имею? А заполнить дневник академической практики – нет? Или вы думаете, что я не смогу впоследствии держать язык за зубами? Да я подписку давала, между прочим! И с секретным режимом знакома не понаслышке!
– Если вы были знакомы с секретным режимом, то сразу бы пришли ко мне и отдали дневники, – как-то устало ответил Двинятин.
– Илья Петрович, я могу дать ещё одну подписку – лично вам. Подумайте, сколько времени мы сэкономим для исследований, если студентов и вас освободить от бумажной работы.
– Мария, – я почувствовала, что он готов сдаться, – вы просто не сможете.
– Я – профессиональный секретарь. Работать с бумагами, составлять отчёты, письма и – да, заполнять дневники – суть моей профессии. Вы ещё колеблетесь?
– Вы не входите в состав участников экспедиции, на вас не выделено средств, вы…
– Буду жить у своего отца, который, если вы забыли, организовал для Академии эту экспедицию.
Надо было дожимать, и я, по наитию, подняла на него глаза и доверчиво сказала:
– Пожалуйста, Илья Петрович, я трудоголик, я не могу без работы!
– Так это вы, получается, выпросили у Максимовой дневники? – даже слегка растерялся Двинятин.
– Я.
Кто-то донёс на Таню! И я даже знаю, кто.
– Всё равно придётся снять с неё баллы, – пробормотал он себе под нос. – Хорошо. Зайдите ко мне, напишите заявление, подписку о неразглашении, а потом я завизирую всё у ректора.
Конечно, зашла и написала. А пока писала – огляделась в его каюте. Просто так, без задней мысли. На столе красовалась любимая Юлькина рашпа – что-то типа заколки для волос, которую она привезла из последней поездки в Стайпрей. Ну… Юлька! Спасибо!
– Илья Петрович, не снимайте баллы с Максимовой.
– Да? – насмешливо произнёс он. – Может быть, вы и замечательный секретарь, но учить меня делать мою работу – ещё не доросли.
– Что вы, я не учу, – ответила я, скромно опустив глаза. – Я предлагаю сделку – вы не снимете баллы с Тани, а я промолчу о том, где сегодня ночевала Юля.
И выразительно уставилась на заколку. Слегка переиграла, конечно, но в новом теле – не удивительно.
– А Михаил Андреевич знает, что его секретарь не брезгует шантажом? – по-прежнему насмешливо ответил Двинятин.
– А вы ему доложите, – предложила я. – И сразу всё поймёте. Со мной выгоднее дружить, Илья Петрович.
– Никакой сделки не будет, – жёстко ответил тот.
– Ладно, – согласилась я. – То есть, шантаж – это плохо. Я поняла. А доносы, видимо, хорошо? Какая удобная мораль.
– О чём вы? – будто бы даже удивился он.
– О том, кто рассказал вам про дневники. Руководствуясь, конечно же, заботой о секретном режиме.
– Однако… А я вас недооценил, – как-то по-другому посмотрел на меня Двинятин. – А почему же он это сделал?
– Думаю, чтобы дискредитировать в ваших глазах Татьяну. Ну, и меня заодно.
– Да бросьте… С чего вы это взяли? – спросил он, внимательно наблюдая за мной.
– А вы давно знакомы с группой? – спросила я. – Не замечали, что у них несколько нездоровые отношения внутри коллектива?
– С этой точки зрения… Пожалуй, и меня кое-что настораживает, – внезапно согласился он. – Мария, сделки не будет. Будет договор.
Договор, так договор. Меня всё устраивало, особенно то, что мужик оказался внимательным и сообразительным. Значит, в нужный момент поддержит, если я вдруг не справлюсь. Или, хотя бы, не станет вредить. Здесь страховать меня некому.
Из каюты Двинятина я вышла, как следует покусав зубами губы, растерев руками щёки и слегка растрепав волосы. На всякий случай. Вдруг тот, кто донёс на нас с Максимовой, бдит и отслеживает мои перемещения? К тому же, это ещё один плюс в копилку абсурда. К сожалению, точно выяснить, откуда прилетит, я ещё не смогла. Значит, играем дальше.
В коннекторе никого не было, но я всё равно томно вздохнула и пошла прямиком в отсек экипажа. Мне повезло, навстречу шёл недавно разведенный Бен. Сначала соврала, что заблудилась, потом, когда он утратил остатки бдительности, напросилась на экскурсию в навигаторскую. Надо сказать, что контакт с телом продолжал улучшаться, и там, где я бы ещё подумала, Машины рефлексы работали на опережение. Во всяком случае, наивные взгляды уже получались автоматически.
Поахав в навигаторской над показанным бортовым ИИ окном в открытый космос и задавая ну самые тупые вопросы, которые только могла изобрести, я заработала стойкую неприязнь Юджина. А вот заглянувший – уверена, чисто случайно! – Кейст поморщился лишь один раз. И я поняла – опять переигрываю. Полчаса, отведённые мной на этот спектакль, истекли. А муж так и не появился.
Пришлось виснуть на Бене и умолять доставить меня поближе к пассажирскому отсеку. Тот, вроде бы, был готов и на большее, но каперанг походя заметил, что ждёт от него какие-то там расчёты. Бен заторопился, и смазал мне концовку представления. Поцеловать его на прощанья я не успела даже с учетом Машиных рефлексов.
Потом я всё же попала в свою каюту, вспомнила, что Маша, как Юля, должна часто менять наряды, и переоделась. Быстро просмотрела дневники и расписание занятий мьенгом. У Сержика как раз урок. А вот его соседи по результатам вчерашнего тестирования попали в другую группу. И я пошла к Климову. Тот, предсказуемо, был не один, а с друзьями. То, что нужно.
– Мальчики, вы Сержа не видели? – спросила я скромно.
– А что, потерялся? – язвительно уточнил Милёшин.
– Да, – сказала я, полностью копируя Машину наивную манеру речи. – Я думала, он зайдёт после обеда…
– Так он, может, и заходил, – ответил Мишка. – Только тебя не дождался.
Аркашино лицо побледнело, потом резко покраснело, и он поднялся, сжав кулаки.
– Маша, ты…
Слово он так и не произнёс, что позволяло мне спустить ситуацию на тормозах.
– Вижу, мне тут не рады. Пойду, пожалуй.
– Иди, иди, Маш, и подальше, – напутствовал меня Паша.
Я, вполне довольная собой, вышла. Значит, всё-таки за мной следят. А учитывая то, что напротив каюты Двинятина проживают Солнце и Комаровски… Сложить два и два довольно легко.
Перед ужином я предупредила Дегри, чтобы был настороже. Ведь кто знает этих неадекватов, прилететь может и ему. Он внимательно выслушал и спросил:
– Мари, а т е б е не угрожают?
– Серж, да что мне сделается? – беззаботно рассмеялась я. – Мальчиков надо поставить на место, вот и всё.
Серж кивнул и стал решительно закатывать рукава. Пришлось заливаться слезами, умоляя никуда не лезть. Я бы пригрозила штрафными санкциями от Двинятина – кстати, Дегри уже знал все новости. К его чести надо отметить, что не поверил. Так вот, я бы пригрозила. Но слёзы потекли сами собой, и эффект от них превзошёл все мои ожидания. Надо бы поучиться так красиво плакать, в будущем – я надеюсь, оно у меня будет – пригодится.
Мои слезы и заламывающего руки Сержа застала Юлька. Она только зыркнула на студента, и он мигом испарился, пообещав ничего не предпринимать, не посоветовавшись.
– Ну, колись, подруга, про что болтает вся группа? – сердито начала переводчица.
Я подняла руки в защитном жесте:
– Юль, клянусь, ничего не было.
– Таки ничего?!
– С Двинятиным – ничего, – уточнила я.
– Да это ясно, – отмахнулась она, – я про Логинова!
– Слушай, я же сказала, всё в прошлом, – повторила свои же слова и резко поднялась: – Нам пора на ужин.
– Ну Машка! Ну мне же интересно!
– Вот вечером…
– Да я вечером уже не появлюсь, – как само собой разумеющееся сказала она. – Сама понимаешь, надо ковать, пока горячо.
– Тогда завтра, когда выйдем из прыжка, – решительно ответила я и потянула Юльку на выход.
Это очень удачно, что она больше не появится в каюте, будет свобода для манёвра.
На ужине Кейст официально объявил, что после девяти часов все должны разойтись по каютам. Гиперпрыжок, пояснил он, требует полной сосредоточенности экипажа, а безопасность пассажиров напрямую зависит от наличия каждого на своей койке. В пристёгнутом виде.
– Простите, – вежливо спросил Комаровски, – а сколько времени мы должны быть пристёгнуты?
– Как минимум, час-полтора. Бортовой ИИ оповестит вас, когда можно разблокировать ремни. Но покидать каюты до утра не рекомендую.
– Все слышали? – внушительно спросил Двинятин.
Я бы ещё добавила, все ли поняли. Это сборище гениев, на мой взгляд, имело крайне смутное понятие о дисциплине. Пожалуй, за исключением Тани-Брунгильды.
Она пообещала, что перед прыжком лично пройдёт по каютам и проверит, все ли на месте. Комаровски выразительно скривился. В остальном всё внимание досталось нашей паре. На нас с Дегри не косились только Таня, Лайза и Сунибхо. Переводя взгляды, если я или Серж поднимали глаза. Да ещё Аркаша смотрел только в тарелку. Да Солнце с Киром были поглощены каким-то спором, не обращая внимания ни на что вокруг.
А Юлька активно переглядывалась с Двинятиным. Похоже, она на самом деле решила захомутать начальника экспедиции. А мне так захотелось посмотреть в глаза мужа… Вот с чего это, а?
Афонасьев сидел далеко справа от меня, его почти полностью загораживал Кейст. Я видела только часть его небритой щеки и тёмные волосы, уложенные волосок к волоску. Вот странно, на Земле я никогда не замечала его щетину… может, в рейсе он даёт коже возможность отдохнуть?
Дегри проводил меня до каюты, но не зашёл. Видимо, опасался, что я опять начну слезоразлив. Да… Кто бы мог подумать, что слёзы – это тоже оружие? Я трогательно чмокнула его в щёчку, он поднёс мою руку к губам.
– Будь осторожен, – ещё раз напомнила я.
Он закатил глаза, скорчил рожу, потом улыбнулся своей лукавой улыбкой и ушёл.
Всё оставшееся время я занималась дневниками. В девять бортовой ИИ оповестил о готовности к прыжку и начал обратный отсчёт. Я заблокировала дверь и пристегнулась. Конечно, надо быть полной идиоткой, чтобы дать возможность кому-то взять тебя тёпленькой и уже связанной ремнями. Я была готова рисковать, но предпочитала риск разумный.
Час и семнадцать минут пролетели незаметно. В раздумьях, достаточно ли я подогрела обстановку для взрыва. Вроде бы, сделала, что могла – Дегри, Двинятин, Бен… Ах да, чуть не забыла – Солнце и ректор. Для нежной психики гениев должно хватить. Правда, кто именно сдетонирует, я по-прежнему не знала. Предполагала, конечно, но лишь процентов на девяносто.
И когда ИИ разрешил отстегнуть ремни, что означало – корабль вошёл в гиперпространство – я даже не думала, что всё случится так скоро.
Я лишь на всякий случай разблокировала дверь и высунула нос в коридор. А он стоял и ждал, был уверен, что выйду.
– Какая встреча! А я как раз к тебе, дай, думаю, навещу подругу детства. Может, узнаю, почему она всем даёт, а мне нет?
– Может, потому, что ты не просишь? – сказала я, глядя в его искажённое ненавистью и похотью лицо.
– Как всё, оказывается, просто… – с издёвкой протянул он. – Надо было всего-навсего попросить. Но теперь, Маш, поздно.
И грубо втолкнул меня внутрь, не забыв нажать блокиратор.
– Сам возьмёшь, Аркаш? Насиловать будешь? – я отступила на шаг.
– Насиловать?! Да я не возьму тебя, даже если ты меня умолять будешь! После Солнца – взял бы, а после этих всех – нет, Маш. Ты ж мою мечту растоптала! Ты веру мою разбила! Я тебя… просто убью!
И этот псих кинулся на меня с растопыренными руками.
Я была готова. А вот тело… Ей-ё, как же я не подумала вовремя! Увернуться смогла, а вот довести физиономию Серова до встречи со стенкой – нет. Сил не хватило. Толкнула его в спину открытой ладонью, так, кажется, ещё и растяжение связок заработала. А он толчка не почувствовал, обернулся, схватил за горло. Стал душить.
Глаза у него были бешеные. Я только и смогла ткнуть в один из них пальцем другой, не повреждённой руки. На миг его хватка ослабла, и я попыталась ударить в пах. Вот подлость-то! Слабенькое Машино тело даже этого полноценно не смогло!
– А знаешь, Маш, – прохрипел он, – я передумал. Ты так забавно дёргаешься, что я возбуждаюсь.
Как-то резко он развернул меня спиной, больно заломив локоть – зря я его жалела, зря! – и ткнул лицом в койку. Ладно, это я стерплю, не сахарная. Главное потом, когда мелкий гадёныш расслабится, успеть и не оплошать. Звуки и резкие рывки, отдававшиеся болью в руке, оповещали меня о том, что Серов пытается снять часть одежды.
– Ну что молчишь, Маруся? Что не зовёшь на помощь? Где защитнички? Разбежались? – пыхтел он, задирая моё платье. – А может, попросишь прощения? За все эти годы, что я…
Что он за все эти годы, я так и не узнала. Послышался резкий щелчок, дверь открылась, и такой знакомый голос сказал:
– Ну студентики… Ну достали!
Боль в руке стала нестерпимой, а потом ослабла – сразу после звука удара в челюсть. Андерсен на такие мастер. Я хотела встать, но вместо этого медленно опустилась на колени. Адреналиновый взрыв накрыл Машино тело, его заколотило, из глаз потекли уже настоящие слёзы.
– Ну-ну, что ты… – сказал муж и, присев рядом, положил руку мне на плечо. – Успокойся, он тебя больше не тронет.
Я с трудом развернулась к нему и схватилась здоровой рукой за комбез. Уткнулась лицом в тёплую ткань и продолжила самозабвенно рыдать. Ну а что? Сам виноват, нечего было жалеть!
Андрюха осторожно погладил меня по спине.
– Мелкая, давай, ты потом поплачешь? Мне надо твоего дружка оформить, капитану доложить, да ещё этот ваш… Начальник на вызов не отвечает…
Я вцепилась в него и второй рукой. Сейчас всё отошло на задний план, даже гадское задание секретчиков, мне было просто страшно отпустить мужа даже на миг… Спокойно, Мария, это гормоны. Причём даже не твои. Соберись!
– Как зовут-то хоть тебя? – спросил Андрей.
– Ма-ша, – сиплым шёпотом ответила я.
Гадёныш хорошо так меня придушил, старательно…
– Маша… Хорошее имя, – сказал Андерсен. – Жену мою звали Машей…
И зачем он сейчас про это вспомнил? Ей-ё, себя вдруг стало так жалко… Будто я и в самом деле умерла… Не реветь, Мария!
Я собралась и разжала пальцы. Муж тут же встал и начал говорить в браслет-коммуникатор:
– Девчонку в медотсек, недоноска оформляем на нижнюю палубу. Да, до конца полёта. Что у Двинятина? Ах, не что, а кто? Ну, понятно, понятно. Сейчас зайду, пообщаюсь приватно.
Адреналиновое море как-то резко обмелело, и я смогла осмотреться. Серов лежал безмятежно, словно решил уснуть. И только наливавшийся на подбородке синяк говорил о нокауте. Что-то мне во всём этом не нравилось… Вот что? Ладно, потом.
В дверном проёме замаячил Юджин, осторожно подхватил меня под руку и поднял с колен. Он в экипаже выполнял и обязанности медика.
– Идти сможешь?
Я кивнула.
– У неё там синяки на шее, говорит с трудом, – сказал муж. – Ну, дальше сам разберёшься.
– Разберусь, – ответил тот, выводя меня в коннектор.
В медотсеке меня подключили к боту-диагностику, Юджин убедился, что непоправимого вреда здоровью нет, выдал мазь от синяков и спрей для горла, вколол обезболивающее и перевязал растянутое запястье.
– Останешься тут до выхода из прыжка, – велел он.
Я отчаянно замотала головой. Воспользовалась спреем и, наконец, смогла нормально говорить:
– Я в порядке, о себе позабочусь, можно вернуться в каюту?
Юджин с сомнением посмотрел на меня, но разрешил.
– Ладно, пошли, провожу, мне всё равно по протоколу надо этого… твоего… осмотреть.
Вот это очень правильно, потому что вдруг (после обезболивающего) до меня дошло. То, что казалось мне странным. Слишком спокойные поза и лицо Серова. Я видела много нокаутов, и много людей без сознания. И ещё я видела много трупов. Ей-ё! Нет, он был жив, муж проверял наличие пульса – как раз когда Юджин меня уводил!
– Пойдём скорее, – попросила я. – Мне кажется, парень был не в себе.
– А в ком? – без тени иронии спросил Юджин.
– Я не знаю, может, сенсетик некачественный принял, но Аркаша… он не мог!
– Сидром жертвы? – вполголоса пробормотал медик, но шаг ускорил.
А я вдруг поняла, что Серов… что он на самом деле никогда бы не смог поднять руку на Машу. Хоть в разговорах и проявлял агрессию, но что такое слова?
Мы успели вовремя. Аркаша лежал на полу в той же позе, над ним стояли и ругались муж и Двинятин. Юджина они пропустили, а меня – нет.
– Мария, как вы это объясните? – сердито спросил Двинятин.
– Как последствия своих необдуманных действий, – чётко ответила я. – Не учла один важный момент.
Оба уставились на меня, как на новейшую модель гигатрона. Пришлось похлопать ресницами, смягчая эффект.
– Маша, – спросил муж, – ты хорошо себя чувствуешь?
– Да. И прошу прощения, что сразу не поблагодарила за вашу своевременную помощь. Мы можем поговорить?
Муж кивнул, продолжая внимательно смотреть на меня.
– Именно этого я от вас и жду! – воскликнул Двинятин. – Расскажите, наконец, что случилось?
Тут на коммуникаторе мужа пискнул сигнал вызова. Оказалось, что Кейст требует отчёта. Не только от него, от меня тоже.
– Я пойду с вами, – жёстко сказал Двинятин.
Муж пожал плечами, и мы двинулись в капитанский отсек. Краем глаза я отметила, что Юджин показал мужу два пальца, и тот кивнул. Это хорошо, значит, ему нужны два бота для транспортировки Серова. Сначала, я надеюсь, в медотсек.
Кейст ждал нас в небольшой каюте, служившей ему, видимо, кабинетом. Жестом предложил нам сесть и сел сам. Кивнул Афонасьеву, показывая, что готов слушать.
– Через девять стандартных минут после выхода из прыжка бортовой ИИ зафиксировал активность в каюте…
– Марии Петровой, – небрежно подсказал ему Кейст.
– Ещё восемь минут спустя она открыла дверь и впустила агрессивно настроенного студента Серова, который… – муж запнулся и продолжил резко и зло: – Недоносок стал её душить, потом собрался насиловать. Я вмешался, девушке оказана медицинская помощь, после осмотра Юджина подонка изолируем на нижней палубе.
