Текст книги "Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ)"
Автор книги: Лена Полярная
Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
У него уже подчинённые начали интересоваться, не случилось ли чего – всё время нервно поглядывать на падд и прятать его, когда кто-то заходит в кабинет. Даже Кирк-мистер-зажила-нога-опять-пошли-скакать сунул нос к гаджету, за что получил по уху.
– Да что у тебя там?! – взвыл не выдержавший напора любопытства капитан, едва не подавившись очередным яблоком. – Орионская порнуха? Тогда зачем от меня прячешь, я Чехову не скажу.
МакКой смерил его злобным взглядом. Он уже четвёртый день нормально не спал и готов был проклясть чёртову кошку, но и оставлять её было не по себе. Моделька не просто жила в гаджете, она же и в голомодель выводилась. То есть, если всё сделал правильно, вывел её в объём – и милая такая, пушистая кошка, потрогать можно, ещё и к руке твоей ластится как настоящая, мурлычет, и, блять, как-то даже страшно, что умрёт. МакКой бы не признался и под фазером на поражение, что умудрился привязаться к виртуальной питомице.
– Не порнуха, – отозвался мрачно. – И вообще, не в своё дело не лезь. Иди лучше, скажи зеленоухому, чтобы селекционеров из пятой лаборатории разогнал, они опять пытаются ананасы с гигантскими ползучими яблоками с новой планеты скрестить. Во имя науки, разумеется.
– О, яблоки, говоришь…
Кирк быстро улетучился. Проверять результаты. Во имя науки, разумеется.
Зато Чехов был доволен. В его возрасте не высыпаться было ещё не так тяжело, и перед сном он по часу игрался со своей моделькой. Чтобы было проще, они их выводили друг к другу, прокачивая заодно «взаимодействие со своим видом», и этот час, пока голографические кошки носились по комнате следом за Чеховым (точкой от лазерной указки, которую он из инженерной притащил), можно было хотя бы просмотреть отчёты бета– и гамма-смен.
По показателям они шли вровень – плюс-минус по разным шкалам.
Боунс подумывал уже малодушно объявить ничью – спать хотелось зверски, но на шестой день Пашка вернулся с тренировки совсем измотанным – Сулу загонял – даже не стал играть с кошкой, рухнул на кровать и отключился. МакКой со своей честно поиграл десять минут, потом тоже отправился на боковую. Кошка будила его всего раз – воды попросить и погладиться. А утром его разбудил подскочивший Чехов.
– Матрёшка!!! – Так звали его кошку. – Боунс!!! У меня Матрёшка заболела, делать что?!
МакКой открыл один глаз.
– Сегодня неделя, да? Признать поражение.
И снова закрыл. До подъёма было ещё полчаса.
– Ну не умерла же, ты!
Его ощутимо пихнули в бок. Остальной остаток утра лейтенант из падда не вылезал. Судя по звукам, даже добился мурлыканья. Параллельно он бубнил о бессердечных докторах и лысых старпёрах.
Когда пришло время идти по сменам, Пашка был уже чем-то тихо довольный.
А вечером в каюте первый заявил, что надо подводить итоги.
– Ну давай, – Маккой, усмехнувшись, потыкал экран, выводя голограму Айрис и рядом – её параметры. Все шкалы почти на максимуме, особенно бонусная: уж о поддержании температуры он позаботился в первую очередь. Всего по десяти шкалам набиралось восемьдесят два балла, кошка была сыта, здорова, вымыта, довольна жизнью и охотно шла на руки к хозяину.
– Выкуси. – Пашка демонстрирует свою. Показатели почти те же, разве что бонусная провисает. Зато остальные подтягивают общий результат к восьмидесяти четырём. – Успел.
Светло-жёлтая кошечка нравно подёргивает пушистым хвостом.
– Да ну… – МакКой опускает падд, недоверчиво глядя на его кошку. – Да не может быть, кудрявый ты ушлёпок. Она же у тебя утром подыхала!
– Она не подыхала, а приболела.
Чехов просто сияет, снова утыкаясь в падд. Слышно бархатное мурлыканье.
– У меня были бонусные пилюльки, так что говорю тебе, выкуси.
– Откуда у тебя они бонусные, когда ты на третий день под выговор гоблина попал и проебал время кормёжки?! – совсем взорвался МакКой. Кошки, «почуяв» друг друга, прыгали дружно по ковру. – Хренова игра, блять…
Он вырубил падд. Голограмма Айрис задрожала в воздухе и исчезла, ещё секунды три висел остаточный сиреневый след. МакКой в мрачном расположении духа поднялся со стула.
– Ладно, космос с ним. Спать надо. Что я там тебе должен?
– Идёшь на мостик во время альфа-смены, рассказываешь капитану, что он офигенный человек, друг и капитан.
Чехов, белозубо улыбаясь, отсыпает кошке корм, раздевается и залезает под одеяло.
– Не убивай меня взглядом, – уютно ёрзает. – Хочешь, приставать не буду?
– Спи, юный кошковед, – МакКой, прежде чем забраться под плед, командует системе оставить освещение на один процент (примерно как в обычной комнате с выключенным светом на земле ночью), слегка повысить влажность воздуха и температуру. Настроение дерьмовое. Сохранялка, конечно, осталась, но когда он заново врубит игру, показатели у кошки будут почти на нулях. Всё равно что заново. Даже спать расхотелось.
– Блять, я кошку убил, – тихо пробормотал он в темноте.
Под одеялом шевеление, а потом к пальцам прикасаются тёплые пальцы Пашки.
– Мою оставим, – тихо бормочет. – Она к тебе привыкла, даже на имя отзывается.
– Да забей ты, говорю. Спи.
МакКой с тяжёлым сердцем поднимался утром на мостик. Да ещё и день-то такой, как раз говорящая планета через пару часов должна была на свою новую орбиту зайти. В связи с чем на мостике царило воодушевление, планетный посланец-шар уже болтался возле Спока, а сам он расхаживал по мостику, проверяя, как работают остальные и приглядывая за показаниями на экранах. Чехов ёрзал.
Кто младше по чинам и не за пультами, в струнку вытянулись, Джим в своём кресле обернулся.
Боунс зашёл вперёд, чтобы капитану шейку свою белую не натруждать оборотами.
– Джеймс Кирк, – начал МакКой раздельно, – ты самый прекрасный и замечательный человек, которого я видел, и замечательный друг, и вообще замечательный… капитан… совсем.
На него вытаращились все, кто был на мостике. Да МакКой их взгляды шкурой чуял, особенно Чехова.
– Да? – Кирк смотрит на него, явно охреневая. – Ну-ка, что ты с утра ел?
– Со мной всё в порядке, капитан, – выдавил Боунс и чуть ли не вылетел с мостика, возблагодарив турболифты впервые в жизни за то, что они так быстро ездят.
Кирк, конечно, пришёл к нему после смены и начал допытываться. Выглядел встревоженным, но когда МакКой его пару раз послал, отстал. Верно, убедился, что кончать жизнь суицидом главный судовой врач не собирается.
Планета встала на орбиту, и «Энтерпрайз», в свою очередь, лёг в дрейф вокруг её орбиты. Планета разрешала себя изучить, чтобы записать данные. Короче, сутки ожидания, пока планета настроится на своё новое положение, подстроит под него экосистему, а после – последние экспедиции в течение семи дней.
Это значило, лабораторию опять завалят образцами, а ещё будут укушенные, упавшие, переломавшие себе чего-нибудь или те, у кого внезапно обнаружится аллергия на местные растения.
В общем, Боунс предчувствовал пиздец.
К вечеру кошка Чехова загрустила без своей компаньонки. Не помогали ни поглаживания, ни то, что Пашка начал следить вдвойне рьяно за её температурным режимом.
Выглядел странно виноватым, а потом подсел ближе.
– Мучается. Ты это... если свою восстанавливать не будешь, может, мою тоже...
– Я доктор, а не живодёр, – МакКой по привычке взлохматил его волосы. Скривился, глядя на свернувшуюся дрожащим клубочком голограмму. – Я вторую хлопнуть не могу. Не могу, Пашка. Рука не поднимется.
Он резко поднялся и прошёл к репликатору за виски.
Пашка шмыгает носом, сухо, как делает иногда, когда думает. Пальцами зарылся в пушистый мех голограммы.
– А оставлять её – и нам, и ей мучение, – говорит еле слышно.
Щёлкает выключаемый падд.
– Да что за ёбаная жизнь, – МакКой залпом выпивает разбавленный виски. Слишком много льда, и он подозрительно быстро тает. Сдаётся, это Пашка поколдовал над программой, чтобы он спился попозже. – Даже кошку не заведёшь по-человечески.
Он садится на кровать, притягивает к себе Пашку.
– Ты в списках завтрашней группы на спуск. Так что она бы всё равно подохла, на планете за ней следить некогда.
– Да я знаю, – он отвечает бесцветно, кладёт кудрявую голову (длиннее стали кудряхи-то) на его плечо. – Вот и решил... чтоб быстро. Боунс, мне кажется, идея с кошками была тупой. Прости.
– Ага, давай пригласим сюда ещё Кирка с его переездом и падающими на ноги статуэтками и откроем клуб любителей бытового нытья.
МакКой обхватывает его за плечи.
– Ну всё, забили, Пашка. Щас быстро мыться и спать, завтра подъём на час раньше.
====== Что-нибудь порядков так на пять крепче ======
На планете теперь светило солнце. И вообще условия стали более сносные. Странные насекомые только напрягали, теперь они безостановочно летали в траве. Ещё сапоги увязали в грязи. Исследовательская группа разбрелась по роще кто куда, в основном группами по двое. Посланец-шар через Спока заверил, что местные хищники не тронут исследователей, но то шар и гоблин, и чёрт возьми, Боунс поверит, что всё нормально, только когда миссия закончится.
Ребята из биоинженерии, ботаники и фармакологи вовсю щипали образцы листьев и семян, делали снимки растений на падды, внося их в базу пока что под номерами. Позже будет веселее, позже они состыкуются с лингвистами (там вся лаборатория лингвистики – три человека, да ещё Ухура и две девушки-связистки из других смен) и будут придумывать им названия, которые ещё не зарегистрированы.
В траве шуршали мини-роботы, оснащённые встроенными трикодерами и сканерами – брали образцы травы и почвы.
– И так – неделю, – Маккой проводил взглядом огромного жирного жука, пролетевшего мимо.
Он огляделся, пытаясь высмотреть Чехова. Как бы опять куда-нибудь не залез. Среди оранжевых костюмов для вылазок найти кого-то определённого было сложно, но с холма светлые кудряхи обнаружить – вполне реально.
Пашка был недалеко, собирал листья с невысокого дерева с розоватой корой, а рядом с ним…
Боунс заскрипел зубами. Шкаф-астрофизик ошивался рядом, склонился над Пашкой и, чёрт бы его занёс в соседний квадрант, наклонял к Чехову веточки, до которых тот не дотягивался.
Маккой решительно зашуршал травой в их сторону, путаясь в стеблях. Добрался с рекордной скоростью.
– Павел, всё в порядке? – взял его за плечо, при этом косясь на Кельвина. Надо же, даже фамилию его запомнил, потому что перед вылазкой проверял досье и медкарты участников первого дня, и, конечно, наткнулся на знакомую морду.
– Ну как сказать… – Чехов слегка раскраснелся от прыжков за ветками. – Я же тут не совсем по работе, скорее, интересуюсь… В общем, увидишь Сулу, про меня не говори. Если узнает, что я не по работе, припашет.
– Ладно. – МакКой скрестил на груди руки и кивнул. – А чувствуешь себя как, нормально? Здесь высокая влажность.
Кельвин косится, но молчит.
Чехов улыбается.
– Нормально чувствую… Боунс, всё в порядке? Ты волнуешься из-за чего-то?
– Угу, волнуюсь, что мои запротестуют тут на ночь остаться. – Боунс провёл пальцами, затянутыми в плотный латекс перчатки, по розовой коре. Приятный оттенок. А вот сиреневая смола подозрительная, прямо как взгляд этого чёрта по фамилии Кельвин. – Может, поможешь образцы собирать, раз без дела? У тебя с классификациями лучше.
– Ну что ты, что Сулу, не можете видеть, как человек жизни радуется, – Чехов потирает ладони. – Давай тогда перчатки, что ли. И задание.
– Пойдём, – МакКой кивает на дальний холм. Задание он даст, секунды через три придумает. Главное, что будет под присмотром.
Пашка собирал образцы с кустарниковых зарослей, почти закончил, когда Кельвин, подкравшись сзади, схватил его за плечи. И тут же отпустил, покатываясь со смеха.
– А ты пугливый, – уставился весело, скрестив руки на груди, пока Пашка пытался отдышаться.
Образец, который Чехов держал к электромагнитном захвате (в вакуумный пакет ещё не погрузил) упал на землю, а этому хоть бы хны. Веселится.
– Тебя б так, – буркнул лейтенант в ответ, нагибаясь за образцом. Соцветие. Подцепил, погрузил, запаковал. – Чего без дела слоняешься?
– Ну… это тебя все припахать стараются, а я человек свободный…
– Ну и помог бы, раз свободный.
Сердце уже не колотится, но всё равно тянет ворчать. Сколько просил его не подкрадываться – бесполезно. То глаза руками закроет, то – вот как сейчас. Как ребёнок.
– Помочь – запросто, – соглашается Кельвин. – Тебе что осталось?
– Ну… – загибать пальцы, – смотри. Кора есть, листва, соцветия, древесина. Нужен кусок корня и пойдём сдавать.
– А потом? – Пальцы астрофизика выхватывают захват, проходясь по пальцам Чехова.
– А потом… – вздохнуть, – ещё что-нибудь придумают. Лучше б я с Сулу пошёл, он хотя бы отчётов не требует.
– Твой доктор тебя загоняет…
– Так, – ладонь вперёд, – на Боунса не наезжать. У него рабочих рук мало.
Кельвин ворчит, но помогает. Общими усилиями они извлекают кусочек корневой системы из-под земли, очищают ультразвуковой волной и погружают в пакет.
Попутно обсуждают орбиту. Эта тема не отпускает, особенно Чехова, который самую заварушку с утверждениями проболел. Теперь они каждый вечер собираются и просчитывают новые и новые орбиты просто ради удовольствия, рассматривают другие звездные системы, анализируют. Каждый раз, когда расчёты сходятся, Чехову кажется, что случилось чудо, мир снова пришёл к математически верному равновесию. Или расчёты не сходятся, а Кельвин с Пашей спорят до хрипоты, ищут ошибки.
Вот и сейчас. Вчера они прервали расчёт орбиты для скопления Плеяд на самом интересном месте, плюс снова не сошлись во мнениях. Спор возобновился ещё на планете. Уже передали группе ботаников нужные образцы, отметили на голографической карте место, где прорастает искомый кустарник, потом поднялись на борт, даже переоделись уже – а спорят до сих пор.
– Павел, ты, конечно, гений, – Кельвин нависает над ним. Глаза горят. – Но у меня опыт. Понимаешь? Я один раз наблюдал отклонение планеты, которая прошла по идентичной орбите.
– Значит, она не была идентичной. – Тряхнуть головой. – Потому что я тебе говорю, что при наличии азотно-кислородной атмосферы и подобных температурных перепадов…
– Невозможно!!!
Плечо сжимает ладонь астрофизика. Паша только руки на груди скрещивает. И смотрит глаза в глаза.
– Павел, не зарождается жизнь в таких условиях, – Кельвин склоняется ближе. – Гравитация недостаточная.
– Чушь.
Кельвин ещё несколько секунд смотрит в глаза вот так вот, близко. А потом предлагает:
– Пойдём ко мне. Зададим параметры в программу.
– Идёт. Только…
Паша чиркает в падде сообщение доктору, что с образцами помог и пошёл просчитывать орбиты.
«Не задержусь, нам только верифицировать данные», – закончил на позитивной ноте и отослал. Кивнул приятелю.
– Готово. Пошли, я тебя уделаю.
– С удовольствием, – соглашается он тихо.
Следующие два дня ситуация не менялась. Распроклятый астрофизик к Пашке как приклеился. МакКоя злило и это, и то, что они постоянно после смен зависают вместе. Благо что сил после вылазок обычно оставалось только на то, чтобы доползти до каюты, выпить чаю и завалиться спать.
Обычно на этапе чая от задержавшегося Чехова приходило сообщение, что он опять «в лаборатории» и будет часа на два позже.
На третий день сразу после такого сообщения тихо пискнули и открылись двери каюты. Ввалился уставший и замороченный капитан, явно воспользовавшийся (служебным положением) капитанским кодом доступа.
– Всё плохо, – констатировал Боунс.
– И тебе привет.
Капитан плюхнулся на стул. Молчал, молчал, а потом:
– Боунс, я, может, не в своё дело лезу, но у вас всё нормально? С берёзкой?
– Нормально, – Боунс хлебнул чаю. Чай слегка остыл, и сахар в нём теперь был совсем не в тему. Лучше бы обычный реплицировал или с лимоном. – Джим, ты по делу или философствовать?
– Да не, не бери в голову, просто слухи ходят…
Кирк, махнув рукой, поплёлся к репликатору. Явно замотался.
– Какие ещё слухи? – Боунс сморщился. Только досужих домыслов ему не хватало для счастья.
– Разные, то ли ты наших сплетников не знаешь… – пикает кнопками кода. – Что Чехов любовника завёл, что любовник завёл Чехова. Не бери в голову, говорю.
– Да у нас с ним такие узаконенные отношения… – начинает огрызаться МакКой, но тут до уставшего мозга доходит. Он ставит кружку с чаем на стол. Сейчас очень хочется провести рукой и стереть картинку – как свернуть окна падда. Будто и не было. – Это про Пашку и того… из астрофизики? Кто говорил?
– Краем уха слышал… Да от твоих же из медицинского… О, прикольно, мороженое вишнёвое будешь?
– Это рыба. Копченая, – машинально пояснил МакКой. Постучал пальцами по столу. – А «яичница» – сандвич. Пашка развлекается. – Обернулся. – Он в последнее время с козлом шкафообразным зависает. Джим, я-то знаю, что этот кудрявый дурик просто не видит, как Кельвин на него смотрит, а тот его сожрать взглядом готов, чёрт возьми! Пашка наивный до… до хрен знает чего.
– Наш штатный гений два и два сложить не может? – Кирк выглядывает из-за репликатора. Пахнет «вишнёвым мороженым». – Не знаю. По мне так он ушлый как чёрт.
– Сам ты ушлый, морда капитанская, – МакКой скрещивает руки. В последние дни этот жест к нему прицепился.
– Ты так говоришь, потому что не видел, как он в спаррингах мухлюет. Ладно, дело ваше.
Капитан ставит на стол рыбу и пиво. Усаживается с довольной рожей.
Боунс сидит как на иголках. Как бы он действительно всё это время Пашку недооценивал. Вспомнить хотя бы, как лейтенант к нему самому в первый раз подкатил.
– Ты мне припёрся только это сказать?
– Я припёрся удостовериться, что у вас всё нормально. Но раз ты Павлу доверяешь, то порядок… – принюхался к пиву. – Да хоть немного посидеть по-человечески, а то у меня постоянно этот разумный светильник-посланник ошивается. Даже ночью. Не поспишь…
Бурчит что-то под нос, отхлёбывает пиво и вгрызается в рыбу.
– Какой ещё… А, шар этот? – Боунс не может перестать думать о гипотетической картинке, где Пашка с астрофизиком развратно засосались над картой альфа-квадранта. – А чего в коридоре ему?..
– Да Спок… – теперь видно, что Кирк расстроен. – Дескать, посол-хуесол, ему надо уважение оказывать, а не в коридор выставлять. Блин, Боунс, меня недотрах в могилу сводил, а теперь ещё и недосып.
– Дрочи и принимай снотворное, что я тебе ещё скажу, – МакКой сверлит взглядом ковёр. Надо перестать думать о Пашке, потому что сродни свихнуться, если продолжить. – У зеленоухого и так постоянная перегрузка из-за контакта с этим вашим живым светильником.
– Ты прикинь, так и делаю… Эх… – После ещё одного глотка, – повезло тебе, молодая попка в прямом доступе. Ну, твоё здоров… кстати. – Уставился. – Ты не пьёшь?
– Пью. – Боунс поднялся. – Что-нибудь порядков так на пять крепче.
Соорудил себе полный стакан. Больше половины – льда. Ну точно Пашка со своей «заботой».
– А мне нельзя, когда я под градусом, Спок недовольные рожи корчит.
Кирк снова вгрызается в рыбу. Капитан любит пожрать.
А тут хоть на стенку лезь.
– Походу, нормальные отношения мне не светят.
Боунс вернулся на свой стул и глотнул холодный виски. Зубы заломило сразу. Ещё один «подарочек» в защиту трезвого образа жизни.
– Да говорю тебе, сплетни, – легкомысленно отмахивается тот. – Ладно если бы ты его не удовлетворял… да и когда трахаешься, сразу же понятно, трахали человека до тебя или нет. Расслабься.
– Иди ты…
Боунс отставил стакан, в котором льда определённо было больше раза так в два, чем его шансов напиться, полез в шкаф и выудил оттуда нормальный, не реплицированный виски. Открыл и плеснул в ледяное царство стакана насыщенную охристую жидкость.
– За наивность и невинность, морда твоя капитанская, – слегка отсалютовал вгрызшемуся в рыбу Кирку.
Пашка привык, что, когда он возвращается к себе (вернее, к ним с Боунсом), доктор либо составляет отчёты, либо моется, либо уже укладывается спать.
В этот раз получилось как-то… не так. Ровно с того момента, как открылась дверь каюты.
Сначала напахнуло тяжёлым запахом виски. Явно не из репликатора, потому что над тем-то Паша поработал душевно. Обычным неразбавленным виски пахло.
Далее – было полутемно. Свет процентах на пятнадцати, не больше.
А ещё – когда Паша закрыл за собой дверь и собирался расшнуровывать ботинки, его придавил к стене горячий и пьяный Боунс. Не дав сказать ни слова, руками – под одежду, поцеловал горячо и горько от привкуса выпивки. Закинул ногу Чехова себе на поясницу (даже так чувствовалось, что доктор уже нехило возбуждён).
Больше половины времени, отведённого альфа-смене под сон, Боунс его трахал. Почти без передышек, сначала у стены, потом на полу, потом переползли на кровать – и там до упора, пока сном совсем не свалило. Пашке несло крышу от доктора. Обычно он занимался сексом медленно, размеренно, а тут – будто голову потерял – буквально втрахивал лейтенанта в стену, пол, кровать, оставлял на коже темнеющие засосы, сжимал бёдра и предплечья до боли.
Если бы не звукоизоляция, их точно было бы слышно даже на мостике.
Чехов не понял, как свалился в сон.
====== Это же абсолютно безобидная штуковина ======
Боунс проснулся раньше и ещё некоторое время в слабом комнатном освещении рассматривал спящего Чехова. Спит Пашка. Вот когда спит – это ещё икс два к невинности. Эдакой ангелочек, даже не скажешь, что за его спиной с кем-то замутил.
МакКой тихо чертыхается. Растравил вчера-таки, капитан, своими предположениями. А что если и вправду – Чехову его мало? Молодому девятнадцатилетнему здоровому организму – старого, усталого и вечно недовольного жизнью доктора? Вот и приглядывается ко всяким там астрофизикам.
– Я тебя этому предмету мебели с планетными амбициями не отдам, даже не думай, – сказал Боунс тихо, разглядывая то подрагивающие светловатые ресницы, то приоткрытые и потемневшие от ночных поцелуев губы, то спутанные русые кудри. Внутри прямо варево из ненависти и желания схватить его и трясти до тех пор, пока не признается. А ещё – иррациональное желание пойти и по общекорабельной связи заявить всему миру, что Чехов – его, и пусть убираются.
Слишком уж большому количеству людей на корабле нравится милый и улыбчивый Пашка. Теперь Боунс не был так уверен, что юный лейтенант не замечает на себе чужих заинтересованных взглядов.
Другое дело, почему именно этот лабораторный астрофизический чёрт?!
А ещё у тебя нет прямых доказательств измены. Никаких.
МакКой вытряхнул себя из тёплой кровати в новый рабочий день, ненавидя всё сущее.
Утром Пашка еле продрал глаза по будильнику. Болел зад, искусанные губы, ныли оставленные пылким доктором синяки и засосы.
Сам Боунс уже шуршал одеждой.
Пашка слегка потянулся, ощущая ломоту во всём теле. Офигенно. Как работать в таком состоянии – непонятно, но всё равно офигенно.
– Боунс, – хрипло (голос сорвал, что ли), – регенерирующую мазь дай.
– На тумбочке возле тебя. Мне уже работать, через полтора часа отряд собирается в транспортаторной.
Сказал – и вылетел за дверь, как злющий вихрь.
Пару засосов Пашка себе всё же оставил – под ключицей и ниже пупка. Пусть будут, не каждый день такой шикарный секс случается.
...думал Паша утром этого дня. Вечером этого же дня (ближе к ночи), когда Чехов пришёл в каюту, Боунс снова нещадно драл его несколько часов, причём в этот раз абсолютно трезвый. Сулу только понимающе ухмылялся, глядя следующим утром на припухшие и потемневшие губы друга, но молчал. Кельвин тоже молчал, хотя заметил. Вечером Пашка к нему не пошёл, сил не было. Отписался, что устал. МакКой был чем-то крайне и очень злобно доволен, утаскивая его в койку.
Этой ночью они заснули, когда до подъёма оставалось не больше полутора часов. Чехову казалось, что доктор из него душу вытрахал, а на сведение всех ссадин и синяков утром не хватило регенерирующей мази. А ещё оказалось, что недосып здорово мешает работе. Невыспавшийся Боунс с утра тоже благодушием не отличался. Злобный рык ещё ничего, даже возбуждает, а вот мешки под глазами Пашу беспокоили. Тоже же не железный.
Поэтому, когда на четвёртую ночь Боунс, стоило закрыться двери каюты, подхватил лейтенанта под ягодицы и потащил к кровати, Чехов воспротивился.
Упёрся в его плечи ладонями, заглянул в глаза.
– Боунс, давай выспимся.
Ладони на ягодицах сжались крепче. Чехову самому было странно – раньше он о таком сексе только мечтал, а теперь вот – хочется спать.
– Ну, – извиняющеся, – не выдерживаю я. И спать охота, и зад болит.
Боунс плюхнул его на кровать и молча ушёл в душ. Вернулся минут через десять, вколол стимулятор и уселся за стол с паддом – явно работать.
Как-то странно это всё.
Пашка, перекатившись к краю кровати, поднялся, подошёл и обнял его сзади.
– Боунс, – тихо, – у тебя всё нормально?
– И будет нормально ещё восемь часов, пока зеленоухий отчёт не потребует. Потом я сдохну от передоза занудства, – Вглядывающийся в данные МакКой отозвался зло, надавливая сгибом указательного пальца на уголок губы. Второй рукой он выводил экраны с данными от разных отделов.
Его волосы пахнут дегтярным мылом. Пашка прижимается лбом к его затылку, сопит в них. Боунс злобный, конечно, но уютный.
– Может, тебе помочь? Ты не спишь почти.
– С планетой разберёмся – высплюсь. Иди и спи.
Пашка улыбается. Легко дует ему в затылок.
– Ладно, – чмокнуть тёмные волосы. – Ты тоже не засиживайся.
Боунс заметил чудом. Шёл из медотсека – пополнял запасы медикаментов для завтрашней вылазки (планета «не опасная», а от высокой влажности и температуры люди начали валиться в обмороки). Злой. Вчера Пашка выспался, а сегодня опять упорол к шкафу. Он написал, что в лабораторию, но разве же...
В общем, Боунс был занят своими мыслями, и прошедший мимо и поздоровавшийся Сулу, несущий какой-то горшок, внимания на себя в первые три секунды не обратил.
– Добрый вечер, лейтенант С… с-тоять!
МакКой развернулся и нагнал азиата. Так и есть. Невнятная хрень с сиреневатыми шевелящимися щупальцами и ярко-жёлтыми цветочками в горшке никак не могла быть разрешённой к содержанию в комнатах. Особенно при таком количестве пыльцы – вон она, с тычинок осыпается. Маккой смерил взглядом растение, горшок, потом Сулу.
– Объяснитесь.
– Ну… – Азиат расплылся в честной улыбке, – Это же абсолютно безобидная штуковина.
– Безобидной она будет после двух недель исследований, и то если это подтвердится! – вспылил МакКой. – Живо вернуть в лабораторию.
– Да не из лаборатории она, – взвыл лейтенант, обхватывая горшок руками. – Она моя. Неделю в оранжерее стояла, никто не почесался даже. Офицер МакКой, извергом не будьте.
– Ничего не знаю, в лабораторию, – гнул своё МакКой. – Приказ старшего по званию.
Хикару совсем сник, но слово «приказ» игнорировать не мог. МакКой возвёл глаза к потолку.
– То пальцы после контакта с инопланетной почвой в рот тащат, то трибблов лысых в задницу засовывают, то растения с пыльцой в комнату… Идём, отдашь младшим лаборантам, проверят и вернут обратно, если на аллергены отрицательно.
– Вы прямо как коммандер, – Сулу, псих, гладит цветочный горшок. – Злой и мрачный. Как вы Пашку с этими кошками обскакали ещё…
Спрашивать, откуда Сулу известно про кошек, было нечего. Пашка растрындел. Интересно только, что он ещё умудрился рассказать. Может, про то, как Шкаф к нему подкатывает?
– Рост виртуальных кошек от личных качеств не зависит, вообще-то, – МакКой свернул к лифту, надо было спуститься на несколько палуб. – У лейтенанта больная лучше выросла, чем моя здоровая.
– Ох, блин… – Сулу расстроился ещё сильнее, – так, офицер, я вам ничего не говорил. А то и от вас, и от Пахи огребу.
МакКой нажал на кнопку вызова лифта. Молча. Сердце ухнуло куда-то вниз.
Точно про астрофизический шкаф. Болтун находка для старого злобного любовника
Хикару мнётся рядом, почти теребит горшок.
– Вы это… На Паху не ругайтесь только… он же… увлекающаяся натура, в общем. А вообще, он мухлевать не любит.
Они зашли в подъехавший лифт. Растение оказалось у Боунса прямо перед носом. Пахло оно свежей земляникой и грибами.
Не шкаф. Какой мухлёж…
О чём он?
– Пятая палуба, – МакКой чуть повысил голос. Лифт мягко тронулся, но внутри всё равно секундно что-то вздрогнуло. – Какой ещё мухлёж? Это же не карты, а кошки!
– Ну так и Пашка не шулер, а программист…
– Подкачал характеристики?
МакКой охренел. И это слабо сказано. Он, значит, ночей не спал, выхаживал Айрис, когда она лапу повредила, умудрился прийти к концу недели с такими высокими показателями при своей занятости, а этот малолетний пиздюк…
Приходить за час до сна и не засиживаться в лаборатории, – мелькнуло в голове. – Это моё условие на игру с кошками было. Пашке не выгодно так рано возвращаться
И не выгодно не высыпаться из-за меня. Потому вчера и заартачился.
Потому что ШКАФ.
– Мне иногда кажется, что мне рот вообще нельзя открывать.
Хикару тоскует. Не каждый день сдаёшь друга его любовнику.
МакКой хочет ответить, но вместо слов громко, на весь лифт чихает.
– Будьте здоровы, офицер… – Сулу выдавливает улыбку.
Двери лифта открываются, а Боунс смотрит на сиреневое растение, набросавшее пыльцы на его форменку.
– Так-так-так, безобидное, значит…
Боунс пошёл к Кирку и просто сказал, что надо поговорить. Растрёпанный капитан высунулся из каюты буквально тут же.
– Спок в лаборатории, шар вместе с ним. Так что проходи.
– Угу.
Внутри предметы вулканской обстановки с успехом наступали на сувениры-побрякушки, которые капитан успел нахватать на разных планетах. Любил он почему-то скупать такую дрянь, хотя после, как подозревал Боунс, просто забывал это всё на полке.
Джим, оказывается, был растрёпан, потому что только что помылся. Сейчас он торопливо натянул штаны и энергично тёр голову полотенцем. Дал только отмашку, дескать, садись где захочется.
На кровать – не хотелось. Она вопила о капитанском предсемейном счастье – толстенное одеяло на всю двуспальную красоту. Кирк как-то говорил, что либо он от жары в комнате помирает, либо остроухий накрывается толстенным одеялом, под которым Кирк всё равно помирает от жары. Два варианта. Полная идиллия.
Боунс уместился на стуле. Потёр глаза – в них как песка насыпали. Четвёртые сутки на стимуляторах.
– Короче, уплыла моя кудрявая берёза на волнах любви, – буркнул, глядя, как мокрый Кирк носится по комнате в поисках… может быть, второго полотенца. Вон, даже под стол залез. Боунс полотенце видел, закинутое на шкаф, но на кой же лишать Джима удовольствия открытий?
– Чё? – Кирк высунулся из-под стола. – Что, так вдруг?
– Не вдаваясь в детали, – Маккой упёрся ладонями в колени. – Он тайком переписал одну программу, чтобы выиграть со мной спор и возвращаться вечером на два часа позже обычного. А узнал я об этом от лейтенанта Сулу и совершенно случайно.
– А… понял… – Лохматая макушка капитана исчезает под столом, и он кричит уже оттуда, – а при чём любовь? Кто кого любит-то?
