Текст книги "Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ)"
Автор книги: Лена Полярная
Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Они одновременно сделали шаг вперёд, взяв с небольшого подноса кольца-датчики, и также одновременно повернулись друг к другу. Доктор МакКой уже вытаскивал из сумки их падды и про себя наверняка проговаривал, что он доктор, а не вьючное животное.
После обмена кольцами состояние Джима начало беспокоить Спока ещё сильнее. Активируя ранее заученный код кольца на падде, он, как показалось Споку, едва держался, чтобы стоять прямо, взгляд был плохо сфокусированным. Полоска металла плотно сомкнулась вокруг безымянного пальца левой руки. Это было странное ощущение – знать, что после введения кода через этот датчик он всегда сможет знать, где Джим находится.
Потом доктор забрал у них падды, встал ровно и начал свою клятву. Смотреть опять можно было только прямо перед собой, в зал. Но собравшиеся люди его сейчас волновали крайне мало.
Спок готовился, если что, поймать капитана, если тот начнёт падать в обморок.
Очередная уловка – сосредотачиваться на себе. Это помогало при проговаривании клятвы, это помогло, когда шла процедура обмена кольцами. Кирк изо всех сил концентрировался на себе: на своём дыхании, на прикосновении прохладного металла к коже, на сухой шершавости споковых пальцев.
Это помогало хотя бы не потерять голову и не запрыгнуть на вулканца. Потому что когда настолько сильно концентрируешься на себе, осознаёшь каждое действие, самоконтроль усиливается сам собой.
Мыслей это не отменяло. Кирк всем собой тянулся к Споку, в воспалённом сознании мелькали удушливые картины, где был Спок, Спок, Спок. Его чуть солёная кожа, его запах, член, измазывающий смазкой ладони.
Кирк смутно помнил, как сумел ввести код от кольца, да ещё и повторить его дважды для активации. Программа подтвердила, что ошибки нет.
Потом свою клятву приносил Боунс. Медленно. Чётко. Каждое слово отпечатывал, скотина, с осознанием важности момента. Ага, конечно, время тянул.
Теперь Кирк точно не сомневался, что его состояние – дело рук этого медотсекового алкаша.
Боунс падла
Чтоб тебя
Запах Спока. Терпкий. Его прохладные ладони.
Чуткие пальцы на губах Кирка.
Волны жара по связи.
– Осознавая свою... – Боунс делает многозначительную паузу, – ответственность перед лицом... – пауза, – Звёздного флота и новобрачных...
Урод
Алкаш
Старпёр
Педофил несчастный
Прошла вечность, прежде чем довольный до задницы МакКой расписался в документах и скромно отошёл в сторонку. За это время Кирк, сверля его ненавидящим взглядом, успел придумать никак не меньше трёх десятков ругательных наименований, одно краше другого. Под конец следовали уже комбинированные, фантазия подводила. Точнее, её, фантазию эту, перебивали совсем другие.
А потом было поздравление от адмирала. И это был пиздец, потому что его нельзя было ненавидеть взглядом и материть мысленно. Неиспользованные ментальные ресурсы шли на то, чтобы представлять и пытаться не представлять выгибающегося под собой Спока. Задом на приборной панели.
– Поздравляю вас, капитан Джеймс Тиберий Кирк, и...
Будто из иной вселенной поздравляет их со вступлением в брак. Потом – видеомост с Землёй. Тоже из иной вселенной. Кирк держится на автопилоте, когда в конце церемонии адмирал Чанг предлагает им поцеловать друг друга. И капитан уже тянется к Споку, цепляется пальцами за ткань на его груди, когда ноги резко отрываются от земли. Спок подхватывает его на руки, коротко и сильно целует, и на руках очень быстро выносит из конференц-зала.
Кирк обнимает его за шею, лицом – в его плечо. Скользит лбом по шее, выше, к мочке уха, ниже – к вороту мундира. Вокруг шумит экипаж, поздравляет, вроде как, даже аплодисменты раздаются и выкрики, но Кирку не до этого. Едва он оказывается в тесном и душном пространстве аэрокара, едва успевает потянуть на себя мужа, как в лицо вжимаются пальцы. Пальцы Спока.
И встречным палом к удушающему желанию в сознание врывается приказ успокоиться.
Спок поздно понял, что именно творится с Джимом, а выяснять причины этого состояния времени уже не было, хотя пара догадок имелась. Он понимал, что самоконтроль капитана вот-вот откажет, а на них после заслушанного видеопоздравления от командования с Земли хлынет поток поздравляющих из экипажа. Оставалось одно средство: импровизация. И вместо положенного поцелуя Спок попросту подхватил Джима на руки. Так ему не пришлось идти самому, кроме того, люди, не ожидавшие такого поворота событий, восприняли его действия благосклонно. Спок не раз отмечал положительную реакцию людей на неожиданные и смелые действия, особенно если в отношении того, к кому они совершаются, у субъекта есть романтические чувства; и теперь просто использовал это знание на практике, хотя и не был до конца уверен в результате.
Сработало. Собравшиеся начали аплодировать, и гром аплодисментов провожал их прямиком до аэрокара, правда, там их ещё и обстреляли конфетти. Когда они оказались в каре, Спок отдал приказ водителю возвращаться к общежитию базы, активировал звукоизоляционную перегородку для задних сидений, после чего устроил Джима, позволив ему навалиться на себя, но не позволив потянуться за поцелуем, и быстро коснулся его лица пальцами, входя в полный контакт с полыхающим разумом.
Постепенно горячий клубок эмоций рассасывался и таял.
– Как себя чувствуешь? – поинтересовался Спок негромко, с радостью увидев, что Джиму и правда легче.
– Как... будто меня прожевало гигантской клубничиной... – Кирк не шепчет, не хрипит. Просто говорит очень тихо. И постепенно расслабляется. – Вообще... сначала решил, что пон-фарр начался.
– Я бы тебя предупредил. – Спок прижимает его к себе, не сильно. – Полагаю, это и была месть доктора МакКоя? Я напомню, что советовал тебе не затевать аферу с репликатором.
– Да ладно, зато я свою свадьбу точно никогда не забуду.
Кирк обнимает его в ответ и – поразительно – смеётся. Выходка офицера МакКоя, доставившая ему столько неприятных моментов, омрачившая ожидаемый с таким нетерпением день, не вызывает у него негатива. Даже если сильнее прислушаться через связь.
– Я временно заставил твоё сознание абстрагироваться от действия этого вещества, но оно по-прежнему в твоей крови. А блок долго не продержится.
Спок погладил пальцами его руку. Светлое кольцо, похожее по блеску на платину, смотрелось на пальце Джима органично.
– Вряд ли доктор МакКой дал тебе опасный для здоровья препарат. А его действие лучше всего нейтрализовать естественным путём.
На словосочетание «нейтрализовать естественным путём» Джим реагирует предсказуемо: улыбается, широко и открыто, чуть щурится, скользит руками по рукам Спока, и, сжимая за запястья, тянет на себя.
– Я-то хоть сейчас, – мурчит в шею вулканца. Касается губами. – Ты умопомрачителен в этом мундире, Спок.
Споку правда интересно, как связана привлекательность и парадная форма, но этот вопрос лучше оставить до лучших времён. Пока он выпрямляется и старается не провоцировать Джима на большее. Хорошо, что дорога до общежития не займёт дольше семи минут.
Чехов, проводивший взглядом уехавший аэрокар с новоиспечёнными супругами, задумчиво чешет затылок. И, когда из дверей конференц-зала выходит Боунс и подходит ближе, задаёт вопрос:
– А с капитаном всё норма… Что?
Боунс удивительно довольный. Практически лучится счастьем. Да, радостное событие для его лучшего друга, но всё же реакция нехарактерная.
– Я… чего-то не понимаю, да? – уточняет осторожно Паша.
– Ты вообще видел, как наш золотой капитан… – начинает Боунс, но не выдерживает и принимается ржать. Тихо так, культурно киснуть от смеха в кулак.
– О…
Чехов воровато оглядывается, берёт доктора под локоток (всё равно толпа уже успокоилась и начала рассасываться), ведёт подальше от скопления народа. Хотя бы туда, где быть услышанными кем-то из экипажа не настолько вероятно.
– Не помри от смеха, – говорит негромко, отмахивая рукой Сулу. Вот от кого точно надо держаться подальше. – По крайней мере, пока мне всё не расскажешь.
МакКой ещё некоторое время сквозь смех бухтит про «на ручках потащил» и «счастье новобрачным», но потом начал успокаиваться.
– Да, Пашка… – Он переводит дух, привалившись спиной к стенке, вытирает лоб рукавом серой форменки. Видно, что не смеяться ему тяжело. – Это была шикарная месть за все наши попорченные капитаном утра и ночи. Короче, бутылка с водичкой, которую он хлебал перед клятвой… В воде афродизиак, практически мгновенно действующий. То есть все сорок минут, пока эта официальщина…
Он не выдержал и опять начал ржать, на этот раз в рукав.
Павел, выслушивая, постукивает себя по щеке. Старается не смеяться, но это очень сложно, особенно после того, как пришлось пересмотреть образ «великолепного непогрешимого капитана» в своей голове. После шутки с репликатором.
– Ага, ага, афродизиак, значит… – не смеяться стало ещё тяжелее. – Очаровательно, старший офицер МакКой…
– Да ты бы… – Он уже чуть ли пополам не сгибается, – как он на меня… когда я эту свою клятву…
– Так я видел, – Пашка широко улыбается. – Нам же выводили голограмму. Ещё думаю, чего капитан так на Боунса уставился. Так внима-а-ательно, пристально… Шикарный подарок к первой брачной ночи.
Боунс хрюкнул напоследок и выпрямился. Слегка приобнял Чехова.
– Между прочим, дорогая штука, – начал вполголоса, слегка подталкивая по направлению к дорожке, ведущей на выход с территории департамента, где как раз рассосалась основная часть толпы и стало возможным свободно пройти. – Ещё и безвредная абсолютно, ничем, кроме жёсткого желания вытрахать из кого-нибудь душу, не грозит. Почти всю извёл на его капитанское высочество… Но на донышке бутылки ещё осталось.
– Да? Намекаешь?
Чехов обнимает его в ответ. Дикое просто желание зарыться лицом в его волосы, но это же останавливаться надо.
Боунс тепло хмыкает.
– Я не намекаю, Пашка. Я тебе тут прямым текстом говорю. Ну что, по домам?..
– Угу. По кроватям.
Оставшегося в бутылке им хватило. Такая доза афродизиака (капитан-то щедрая душа, почти бутыль выхлюпал) вызвала состояние, близкое к приятному опьянению, только ещё и с охрененным усилением влечения. Пашка, осоловевший, бесстыдный, шептал в его губы полуромантическую чушь. Что любит, что теряет голову от одного присутствия Боунса, от запаха. Что думает о нём даже во время смен на мостике.
Чего они только до вечера не перепробовали, потому что Боунс в свою очередь дурел от того, что этот кудрявый нахал вытворяет, от того, как он отдаётся весь, как в омут с головой, ну а ещё общежитие было старым, стены без звукоизоляции, и завидовать соседям не приходилось, и мысль эта изрядно веселила.
На праздник опоздали, потому что ещё пришлось принять хоть мало-мальски приличный вид. Боунс вообще предлагал не ходить, но ещё б его послушали, а отпускать Пашку одного не хотелось – в смысле, от себя. Не хотелось вообще думать, что его рядом не будет этой ночью.
Вот пока препирались, опоздали.
Впрочем, вечеринки обычно требуют время на раскачку, так что по меркам самого процесса празднования – появились вовремя. Успели пожевать нормальной, не реплицированной еды, выпить за здоровье капитана и старпома со Скотти и его ребятами, потом с научниками (эти соревновались в том, кто произнесёт самый заковыристый тост про зеленоухого с наибольшим количеством терминов; любят начальство). Пашка даже танцевать вытянул разок, в общем, культурная программа.
Счастливые новобрачные вообще приползли только через два часа, когда собравшимся стало уже порядком весело. Ну как, Кирк приполз. Спок-то выглядел, как обычно – здоровым, цветущим зелёным кирпичом. Проходя мимо с Пашкой под руку (искали где-нибудь незанятое кресло поудобней), Боунс помахал капитану и мило улыбнулся. Праздник у человека, надо радовать его улыбками и счастливыми лицами экипажа. Кирк скорчил какое-то подобие улыбки. Вроде и искренне, но слишком уж замученно. Если учесть, сколько он выглотал из бутыли...
– Пойдём-ка, подойдём. Видишь, плохо человеку, – сказал МакКой Пашке. – А то он ещё до первой брачной ночи себе мозоли натрёт на самых интересных местах.
Чехов понимающе хмыкнул и добавил, что скорей всего уже натёр.
Сумка у Боунса была с собой (темпами, какими тут бухали, помощь точно кому-нибудь да потребовалась бы). МакКой замахал Кирку.
– Сюда давай, морда твоя капитанская. Давай-давай.
Капитанская морда подошла. Приподняла брови.
– Боунс, тебе услуги живого вибратора потребовались? Ну так я забесплатно не работаю.
– Да что ты, солнышко, ты слишком по цвету своему жениху подходишь сейчас, чтобы на тебя претендовать, – МакКой быстро порылся в сумке, извлекая нужный гипо. – Так…
Кирк даже не вздрогнул по привычке и не начал ругаться. На второй тоже не среагировал. На третьем как-то вяленько дёрнулся, ну, значит, пошла реакция, жить будет.
– Антидот, стимулятор, регенератор. – Боунс убрал в сумку пустые шприцы и хлопнул Джима по плечу. – Слабенький, но тебе хватит. Празднуй, солнце ты наше, грей всех своими лучиками.
– Мудак ты, Боунс, – капитан лохматит и без того не сильно уложенные волосы, но явно веселеет. – Не мог мне эту бутыль на ночь подогнать?
– Лечащему врачу лучше знать, когда и что подгонять. – МакКой строго грозит ему пальцем. – Афродизия больше нет, но если так уж охота приключений, можешь скормить своему зелёному полплитки горького шоколада. Эффект такой же будет.
– Правда, что ли? – влез Пашка.
– А вот ты хоть раз видел вулканца, который пьёт какао? – Боунс снова взял его под руку и потянул прочь, оставляя Кирка наедине с этой ценной информацией. МакКою было искренне интересно, проверит ли любопытный капитан сие знание на практике, но приходилось признать, что не всякое любопытство может быть удовлетворено.
На празднике, как отметил Спок, они пробыли недолго – час и двадцать минут. После того, как доктор ввёл Джиму антидот, они ещё принимали поздравления от команды (тридцать восемь минут и четыре секунды), побыли немного «на виду», как выразился Джим (оставшееся время), после чего сам же утянул его обратно.
– Устал, – пояснил вполголоса, когда они уже шли по полутёмному коридору общежития к лифтам. – И вообще… людей много, а я сегодня хочу видеть только тебя.
– Ты и так почти весь день видишь только меня.
– О, Спок, не нуди, пожалуйста. – Джим взял его за руку, ведя в номер. – Хотя нет. Нуди. Люблю твоё занудство.
Когда створки двери их комнаты закрывается за спиной Джима, Спок мягко давит на его грудь, побуждая прислониться спиной к стене.
Спок счастлив, абсолютно, нелогично. Он скользит пальцами этой же руки выше, проходится по щеке капитана, останавливается указательным чуть выше переносицы. Джим говорил – там по некоторым религиозным поверьям располагается некий «третий глаз». Для вулканцев это всего лишь ещё одна точка мелдинга.
– Люблю, – Джим произносит это еле слышно, практически дыханием, движением губ. Смотрит в глаза светло и прямо. Его эмоции, чувства будто на открытой ладони – Спок даже не считывает их, а чувствует отголосками своих: волны горячего солнечного света, ласково скользящие по рукам.
Пальцы правой руки всё ещё приятно покалывает. Спок спускает указательный палец к губам капитана, нажимает на нижнюю, смотрит внимательно, цепко.
Джим спрашивал, на что похожа чувствительность вулканских пальцев. Тогда Спок сравнил их с человеческими губами, приведя в доказательство процентное соотношение нервных окончаний там и там. После этого Джим полюбил вулканские поцелуи.
А Спок полюбил касаться пальцами его губ – мягких и тёплых. Иногда слегка шершавых, обкусанных, рождающих в пальцах искристое покалывание.
На запястье опускается рука Кирка, сжимает, тянет Спока к себе, а потом тепло капитана укутывает вулканца объятьем полностью. Кирк целует, прихватывая губами его губы, Кирк гладит спину большими пальцами, Кирк прижимает к горячему, волнующему себе. Его разум сейчас подобен алому солнцу вулканской пустыни, он будто пульсирует жаром в холодном пространстве космоса, приковывает взгляд, льёт по коже горячие лучи. Они отрицают холодный рассудок самим своим существованием, но как же притягательны.
И его пальцы – по сравнению с вулканскими нечувствительные, грубоватые, сплетаются с пальцами Спока, гладят их немного шершаво – похоже на неумелые поцелуи. Неумелые, но уверенные. В какой-то неуловимый момент Джим отталкивается от стены спиной, кладёт ладонь на поясницу вулканца и говорит негромко, прикасаясь губами к кончику уха:
– Могу я пригласить тебя на танец?
– Я не владею навыками… Я не умею танцевать, Джим.
– Это не сложно, просто расслабься. – Вторая его рука ребром ладони гладит щёку Спока.
Кирк почти прижимает его к себе, оставляя лишь пространство для шага, кладёт одну руку вулканца себе на плечо, переплетается пальцами со второй, свободной.
Это и вправду не особенно сложно, когда у тебя есть чувство ритма и ментальная связь с партнёром. Он шагает на тебя – ты делаешь шаг назад. Он шагает назад – ты шагаешь вперёд. Он кружит, и ты подчиняешься его движениям. Непривычный без значка Звёздного флота на груди, с влюблёнными голубыми глазами, и волосами, будто выгоревшими на солнце.
Вслушаться. Тонкая линия их связи сейчас слишком ощутима. Пройдут годы, она станет прочнее, это неизбежно; пройдут годы, похожие на этот танец, когда они будут всё неуловимее и легче подстраиваться друг под друга, под каждое движение, мысль и эмоцию; годы среди звёзд.
Спок смотрит на своего Джима, прикрывшего глаза и беззвучно отсчитывающего шаги. Чувствует его и считает вместе с ним: раз, два, три…
И если они выживут в космосе, однажды нить всё равно оборвётся. Человеческая жизнь в сравнении с жизнью вулканца коротка; Джим уйдёт во тьму и заберёт с собой и большую часть его, оставив другую часть в живой с виду телесной оболочке. А он будет жить, он видел своё будущее отражение, с тлеющей внутри памятью о своём капитане по соседству с пустотой.
Как же тяжело принять это – осознание его хрупкости, человеческой хрупкости, мимолётности сегодняшнего вечера; и необходимо, потому что каждое такое мгновение нужно ценить и проживать полностью, до конца.
Спок нарушает ритм танца, прижимаясь ближе, скользит руками по плечам Джима, касается лбом его лба.
– T’hy’la, – тихо.
– Муж, – вторит он вполголоса, улыбается. – Я твой муж.
Притягивает к себе за поясницу – танцевать так невозможно, они останавливаются. Горячие ладони Джима скользят по спине выше.
– Я не могу поставить тебя выше долга, Спок. Но выше тебя только долг. Ничто больше.
Спок едва заметно кивает.
– Да. Так и должно быть.
Он тянется пальцами к губам Джима – поцеловать, но позади на кровати громко пищит коммуникатор. С запозданием на долю секунды – второй, с тумбочки. С корабля, больше ниоткуда вызывать их двоих сразу не стали бы.
Пашку зацепила тема вулканского досуга.
– Они же странные, – он позволяет себя вести за руку и не затыкается. А под его воротником, если знать, куда смотреть, можно разглядеть засос. – Кто их знает, чем они развлекаются? Особенно в неформальной обстановке. Какао, зелёные бобы с Медузы, сушёные центаврийские червяки…
– Вот про эту гадость только не надо, – МакКой фыркает. – Я подозреваю вообще, что они все извращенцы. Но увидеть бы хоть раз нашего старпома бухим. Интересно же.
– Ага, ага.
Пашка вытаскивает руку из захвата, забегает вперёд и теперь идёт спиной вперёд. Любит он это небезопасное дело.
– Бухой Сулу много говорит о шпагах, различиях ковки… всякая такая чушь. А вот – коммандер? Если вспомнить, что алкоголь освобождает сознание, а вулканцы те ещё тихушники…
– О том, как… – Боунс чуть не ляпнул «дерёт капитана и в каких позах», но вовремя прикусил язык. Нет, всё-таки это уже как-то личное. – О том, как однажды ошибся в процентном вычислении какой-нибудь там интенсивности излучения. На целую одну сотую процента.
– И теперь это преследует его в кошмарах, да?
У Пашки сияют глаза. Улыбка широкая-широкая, а из-за того, что он не видит, куда идёт, Боунсу периодически приходится «корректировать» его курс. Один раз вообще – поймать за руку, чтобы он не врезался в какого-то бугая (почему вот Пашке вообще «везёт» на всяких, чёрт возьми, бугаёв?).
– В самых страшных и гнусных кошмарах, – добавляет недовольно, притягивая за руку его ближе к себе. К счастью, за очередной колонной нарисовалось пустое кресло, куда можно было плюхнуться. – В этих кошмарах он раз за разом ошибается в вычислениях и ничего не может с этим поделать.
– Мне один раз снилось, что я ошибся в вычислениях… Но это не кошмар был.
Он усаживается на подлокотник кресла, обнимая Боунса за шею.
– А вот если это ему снится, то всё, атас. Он же за сотую процента убивать готов. Или это…
Пашка понижает голос до интимного шёпота и, на ухо:
– Больная тема?
– А вдруг после шоколада выговорится, и легче станет? – тоже в качестве гипотезы отвечает Боунс. Впрочем, размышлять на тему скрытых страхов и комплексов коммандера не тянет. Тянет целовать весёлого и слегка хмельного Пашку. Тянет обхватить его и стянуть себе на колени с подлокотника. Обнять крепче. Зарыться пальцами в кудряхи, как он полюбил уже делать.
– Тогда это должна быть приватная беседа, чтобы вместо одного комплекса другого не появилось.
Пашка треплет его волосы, отлепляется от уха.
– Так что, друг мой Боунс, мы об этом никогда не узнаем. Хочешь, русским матерным chastuchka научу?
– Да иди ты, – МакКой всё-таки стягивает его на колени, ерошит пушистые кудряхи. Любуется им – немного несуразным, счастливым, с довольной улыбкой. До умопомрачения живым и тёплым (даже, пожалуй, горячим). Не удерживается, наклоняет к себе и, поглаживая большим пальцем ухо, говорит совсем тихо: – Я ещё от угрозы супа из солёных огурцов не отошёл, а ты мне про какие-то… Пашка, прекращай. Культурный шок будет.
– А, и на тебя есть управа…
Пашка прикрывает глаза. Он вообще любит, когда доктор вот так вот его ухо поглаживает. А потом, тихо вздыхая, кладёт голову на его плечо, подставляясь под прикосновение.
Сердце совсем по-дурацки ёкает. Боунс глубоко вдыхает, прикрывая глаза и переживая накатившее… да чёрт его знает, что такое. Тёплая тяжесть Пашки на его коленях, то, как его кудряхи щекочут ухо, как доверчиво он прижимается щекой к плечу и как сопит в шею. Слишком хорошо. Невыразимо. До боли в груди (хотя в другом случае это уже диагноз).
На три вдоха-выдоха.
Не проходит нихрена. Так же щемит внутри.
– Я в тебя влюблён, как будто это мне девятнадцать, – выдыхает Боунс тихо, продолжая поглаживать то его ухо, то захватывать пальцами мягкие пряди. Перед зажмуренными веками темнота. И воздуха будто не хватает. И слов. – Ты что сотворил со мной, лейтенант Чехов, а?
Пашка втягивает в себя воздух – вздох удивления. Сжимает пальцы на его футболке.
– Повтори, – просит тихо.
– Чёрт, а по мне так не заметно, да чтоб тебя… что…
Боунсу хочется материться и смеяться одновременно, и всё отдаёт истерикой.
– Я в тебя втрескался по самое не балуйся, – вырывается из всей этой каши прежнее, с оттенком огрызательства. – Лижусь и обжимаюсь за каждым углом. Кажется, весь корабль уже знает, включая трибблов, мать вашу, и не говори мне, что ты этого не заметил, юный гений.
– А я не интерпретировал.
Пашка обнимает его – носом в шею тыкается, сопит. Молчит. Только шее от его сопения горячо. И сердце у него колотится, как обезумевшее.
– Мать твою, ну влюблён я в тебя, доволен? – Боунс смыкает руки на худой спине. – Вот, сказал. Успокойся.
– Да я перевариваю, не клокочи. – Чехов слегка трётся лбом о шею. Кудряхи щекочут ухо. – Обалдеть. То есть… какую-то пару месяцев назад. Я же… А, к чёрту.
Сжимает его в объятьях чуть крепче.
– Я счастлив. Всё.
Они некоторое время сидят так. Боунс боится шевелиться и боится убрать руки с этого несуразного счастья. А ну как укатится куда-нибудь.
– Знаешь, – говорит уже спокойней минуты через три, – а космос, в конечном счёте, не такое уж и паршивое место. Кирк нашёл зеленоухого, а я – тебя…
Пашка (вот же зараза) вместо того, чтоб, как полагается, заахать и растаять, ржёт. Тихонько.
– Это ты так говоришь, пока мы на очередную опасную-неизведанную-кишащую бактериями планету не высадились.
– И все дружно нашли кучу микробов, паразитов, вирусов и прочей дряни, ладно, убедил, – МакКой встряхивает его легонько. – Пашка, давай уже, слезай с моих коленей. А то они для продолжительного сидения молодых здоровых лейтенантов явно не предназначены.
Но слезть он не успевает, потому что в сумке пищит комм. Противно так пищит, мерзко, и сразу понятно, что выходной накрылся. МакКой тянется к сумке, вытаскивает и раскрывает чёртову пищалку, продолжая свободной рукой обнимать Пашку. Терять такой вечер не охота, чёрт возьми.
– Слушаю, – мрачно.
– Боунс, – голос Кирка. Ох не к добру это. – На корабле очередной пиздец в оранжерее. Ещё несколько растений разрослись до размеров вселенской жопы и пытаются захватить корабль. Они разумные, походу.
– Чего? Какие растения, с Говорящей, что ли? – МакКой быстро принимается соображать. – Так все биологи щас бухие в ноль… мы с ними пили, я точно знаю.
– Не волнует, – капитан собран и мрачен. – Скотти сказал, они пытаются к энергетическим системам прорасти. Всем трезветь и на борт.
– Вас понял.
МакКой отрывистым движением большого пальца захлопывает крышку комма. Смотрит на Пашку, который смотрит на него. Тоже понял, что выходной накрылся.
– Отлично, а я что говорил? Нет безопасных планет, нет и не бывает их, чёрт возьми.
– Ага. Тату с такой надписью сделай.
Паша целует его, быстро проходится пальцами по волосам. Поднимается. Смотрит весело и, пожалуй, влюблённо.
– Хорошо, что мы почти не пили, да?
– Это ты почти не пил, а я не почти, а пил. – Боунс отрывается от уютного кресла, перекидывает сумку через плечо. – Ладно, быстро собираем этих придурков по залу, тащим на корабль и откачиваем. А то как бы нашего многострадального капитана не сожрала... – хмыкает от пришедшей к месту ассоциации, – гигантская клубничина.
