Текст книги "Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ)"
Автор книги: Лена Полярная
Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Горло сжало. Вечный страх – полётов, пустоты, смерти в пустоте.
Падд выпал из пальцев. Боунс не смотрел, что с ним.
Он медленно наклонился вперёд. Было ощущение, что внутрь влили жидкого азота. Всё смёрзлось, застыло, остановилось. Осознание никак не приходило. Рядом, около. И не помещается всё.
Эйвери
Ты
Тебя нет?
Нет
Сколько он так просидел? Система, не регистрируя активных действий владельца комнаты, приглушила освещение. Боунс боялся шевелиться. Надо было: вдохнуть глубже. Поднять падд. Пролистать снимки ещё раз. Убедиться.
Эйвери был на том корабле. Живой. И теперь его нет. Окончательно. Космос забрал, сожрал, разорвал, распылил. Осталась только пустота.
…Остаток ночи, ощущая боль в сбитых об стену костяшках, как единственную связь с живым миром, МакКой сидел за столом. В стакане выдыхалось едва початое виски. Боунс не мог пить. Дышать-то получалось с трудом.
Когда сработал будильник, он поднялся, смазал руки регенерирующей мазью, привёл в порядок мятую форму (и себя, насколько мог). Начиналась рабочая смена.
====== На ощупь чем-то на триббла похоже ======
Кирк носился, как в задницу укушенный, два рабочих дня плюс большую часть рабочего времени. Если бы не Спок, про ужины забыл бы совсем, а обедал бы бутербродами. Но старпом заботился о здоровье капитана – из архивов вытаскивал его чуть ли не силой, внимательно контролировал объём и скорость съедаемого. Совращал своим невозмутимым видом и прямой спиной.
Даже в таком бешеном ритме Кирк не мог не целовать, не хотеть его. Правда, спросить про обострённую эмпатию так и забыл.
На исходе второго рабочего дня Джеймс Т. понял, что подготовка к миссии завершена. Приборы, программное обеспечение, информационная база, моральная готовность экипажа. Даже одержимый своей «девочкой» Скотти чуть ли не шипел на него при попытке выспросить о состоянии двигателей.
Итого – экипаж вернулся к функционированию в штатном режиме, а информация о внезапно возникших из ниоткуда планетах ни в одной научно доказательной области не фигурировала. Невозможно, вроде как. Кирк даже связался (попросил Спока связаться) с профессорами Вулканской Академии наук, но и они в один голос утверждали, что возникновение из ниоткуда невозможно.
– Если планета как цельное образование возникла в определённой точке пространства, – подытожил Спок, снимая гарнитуру, – значит, она исчезла в другой точке. Других вариантов нет.
Оставалось ждать прибытия на базу и хоть какой-то дополнительной информации.
Паша очень старается вести себя как обычно. Реагировать на шутки Сулу, проверять курс искомой планеты – это было очень важно, поскольку своей орбиты у неё не было. Она дрейфовала, повинуясь какому-то остаточному импульсу, а периодически её траектория должна была сдвигаться под воздействием гравитации встреченных планет и звёзд. Правда, столкновения с метеоритами предугадать было невозможно, а информации от зондов ждать было нельзя.
Приходилось корректировать предполагаемую траекторию, ориентируясь на карту нужного квадрата, плюс учитывать информацию о звёздной обстановке.
Это занимало время. Следить за тем, чтобы корабль шёл чётко по просчитанному курсу, тоже занимало время. Общение с Сулу занимало время.
А Паше было плохо. Хотелось не находиться на мостике в альфа смене, а сидеть в своей каюте и бездумно листать электронные книги. Или смотреть в люк – холодное чёрное пространство космоса занимало его с детства. Взаимодействовать с другими людьми, делать вид, что всё в порядке, было слишком тяжело. Это давило, лишало воздуха, заставляло внутренне сжиматься.
Два года хранить в себе растущее чувство к нелюдимому доктору. Два года пытаться встречаться с другими, а любоваться всё равно им, редкими улыбками, умным взглядом, как величайшее сокровище хранить воспоминания (и видеозаписи) об их разговорах. Он даже взломал систему видеонаблюдения и втихую перекачивал себе те файлы, на которых был доктор.
Паша не влюблялся так раньше, чтобы в чувство как в омут, с головой. На плановый медосмотр бегал как на праздник, хотя от каждого прикосновения пальцев доктора внутри всё сжималось, предвещая очередное ночное просыпание со стояком.
Да, снился ему МакКой тоже часто. По-разному. От ничего не значащих разговоров до горячих ночей. А утром оставались только воспоминания и мокрое бельё.
Паша мечтал о том, что всё-таки решится и поцелует доктора. Каждый раз, когда они разговаривали наедине, хотелось подойти, подтянуться на носках, прижаться губами, обнять. Отчего-то казалось, что оттолкнуть МакКой не сможет. Он же так улыбался Чехову, так смотрел…
Теперь там, где зрело это чувство, тоскливо сжималась пустота – она отвлекала, сводила с ума, занимала всё внимание. А когда из коммуникатора капитана доносился знакомый ворчливый голос, начинала завывать в несколько раз сильнее. В остальное время сознание находилось в каком-то ватном коконе, практически не пропускающем информацию из внешнего мира.
Иногда туда пробивался голос Сулу – друг искренне старался отвлечь Пашу, таскал в спортзал, в оранжерею, хвастался распечатками русско-английского словаря.
Иногда пробивался голос капитана или Спока. Они что-то спрашивали, давали поручения, распекали за невнимательность. В последний раз Кирк поймал Павла по дороге к турболифту, схватил за плечо.
– Чехов! – Его голос звучал решительно и настойчиво. – Лейтенант Чехов, доложите о своём состоянии.
– Я в норме, капитан. – Заученное.
– Не бреши, лейтенант. И… – Немного тише, – иди-ка ты к себе. Ещё одного резкого торможения из-за твоей ошибки нервы Скотти не переживут.
– К себе?
Вот эта информация до сознания дошла. Присоединилась к боли от ноющей пустоты.
Чехов поражённо воззрился на хмурого капитана.
– Павел, – Кирк сочувственно потрепал его по кудрям, – ты опасен. На тебя сейчас надеяться нельзя. Так что отдыхай, приходи в себя. Я к тебе бортового психолога пришлю.
– Да. – Чехов опустил голову. – Я постараюсь.
Теперь Сулу смотрел на Кирка как на врага народа. Кирку и самому было не по себе лишать бедного влюблённого парнишку единственного занятия, но интересы Чехова в одной стороне, а безопасность всего экипажа – в другой.
Проблема только от его отстранения не решалась. Лучший навигатор в неадеквате, шеф медицинской службы почти в неадеквате, что с этим всем делать – непонятно. А база, последний рубеж, где можно будет позволить команде такое расхлябанное состояние, всё ближе.
Кирк и так сомневался слишком долго. Поэтому после окончания первой альфа-смены, на которой не было Паши, он даже не стал заходить к себе. Пошёл в каюту Боунса, послушал шуршание душа (целых несколько секунд), а потом не выдержал.
Хотя созерцать охреневшую физиономию доктора, к которому капитан в душ ворвался, было смешно.
– Боунс, меня это достало! – выпалил злобно прямо в его облепленную пеной рожу.
– Угу. Это же я к тебе в душ врываюсь.
В Кирка плеснули горячей водой. Хрен с ней, с форменкой, а вот глаза начало щипать.
– Блин, да понимаю, что ты не виноват!!! – Кирк стоит и трёт глаза, ощущая себя как-то по-дурацки. – Но ситуация… всё, финиш. Я Чехова от работы отстранил.
Боунс смыл с себя пену, отфыркался от воды и уставился на Джима злобно и устало. Во взгляде явственно читалось «вы меня достали».
– Джим. Что. Я. Могу сделать? Что?
– Фу блин.
Кирк не стал закрывать дверь душа, отошёл и врубил воду в умывальнике. Отфыркиваясь, умылся, вытерся. Опёрся о раковину двумя руками.
– Никогда больше не возьму в экипаж никого младше двадцати одного. Это, блять, магический какой-то возраст, до него люди неадекватные.
– Твоя магия объяснима с точки зрения возрастной психологии.
Вода шуршать перестала. Боунс вылез из душа и влез в халат.
– Короче, капитанский приказ. Возобновляй общение с пацаном.
В последний раз провести пальцами по влажным волосам и развернуться, разглядывая несчастного доктора.
– Не знаю, как ты чего сделаешь, но кроме тебя некому. Чехов мне нужен в адекватном и рабочем состоянии. Или я его на базе оставлю, под присмотр добрых дядь-психологов.
– Да из него же всю душу вытрясут!
Кажется, теперь доктор был потрясён. Замер с незавязанным халатом посреди ванной. Опомнился, завязал и вышел.
– Как ты себе вообще это представляешь… – донеслось из комнаты убитое.
– Никак!!! – Рёвом. – Мне вообще плевать, как это будет, но мне нужен навигатор, а не тоскливое привидение! А навигатору скоро рубашка с длинными рукавами понадобится!
Боунс ломанулся ему навстречу, хватая за плечи. Уставился прямо и бешено.
– На том корабле был человек… – голос сорвался, он кое-как сглотнул, – дорогой мне. Ты хочешь, чтобы я сейчас влюблённого изображал при мальчишке, которого за младшего брата считаю?! Этого ты хочешь, морда твоя капитанская?!
– Я хочу, чтобы мой экипаж не пострадал из-за ошибок навигатора или шефа медицинской службы.
Джим берёт Леонарда за грудки правой рукой, крепко и чуть притягивает к себе.
– На нас с тобой ответственность за хренову кучу людей. За каждого. Я вас обоих кастрировать готов, если понадобится. И ты тоже должен быть готов!
Боунс вглядывался в его глаза. Разжал руки.
– Это приказ? – осведомился он неожиданно спокойно. Только губы перекривил. – Вы приказываете мне соблазнить лейтенанта Чехова?
– Блять, дерьмо!!!
Оттолкнуть его, вцепить пальцы в мокрые волосы.
В голове голос Спока: «Это логичное решение, капитан».
– Да!!! Да, чёрт, я приказываю тебе любой ценой восстановить душевное равновесие лейтенанта Чехова!!!
– Есть, сэр, – так же спокойно ответил МакКой и отошёл от него на шаг.
Твою мать
Надеюсь я не потерял друга
Боунс не особо представлял, с чего начать, но выполнять было надо. Кирк не отдал бы приказ из своей прихоти, это ясно.
Однако это никак не помогало придумать слова, с которыми он собирался войти в каюту к Чехову.
Потому топтался у дверей минуты полторы, и только после этого постучал.
– Открыть, – Чехов отдал голосовую команду с замедлением. Когда Боунс вошёл, тот лежал на кровати и перелистывал электронную книгу на падде. И, вроде, собирался что-то сказать, но потом резко перевёл взгляд на вошедшего и соскочил (руки по швам) с кровати.
Падд полетел на пол, жалобно хрустнув.
– Офицер МакКой, сэр! Я… думал, что это Сулу, простите!
– Отставить… в смысле… Я к тебе неофициально. – Боунс поднял с пола пострадавший гаджет. – Совсем необязательно швыряться книжками при моём появлении… – Указал паддом на стул, – Сесть можно?
– Да… сэр…
Чехов неловко примостился на краю кровати, искоса посмотрел на усевшегося доктора. Глаза светлые такие.
– У вас проблемы из-за меня… сэр?
– Нет, – МакКой покачал головой. Сцепил пальцы. – Просто я задолжал тебе объяснение. Тогда. Дело не в… – Он осёкся, вспомнив, что так саркастически говорила жена, когда они ругались в последний раз. «Дело, конечно, не в тебе, а во мне, Леонард…» Он ненавидел, когда его звали по имени. – Я сказал, что не хочу с тобой встречаться, из-за того что думал… Зачем обременять твою жизнь своим присутствием. Я старый, унылый и вечно ворчащий, короче… решил, что лучше не портить тебе жизнь. А в итоге, кажется, сделал только хуже.
Вот оно. В светлых внимательных глазах появляется надежда.
– В смысле… Я вас… то есть, я вам тоже…
– Д…да, – выдохнуть через силу. Пальцы слегка побелели. – Думал, ты забьёшь на меня и… найдёшь кого-то более подходящего. А ты… не забил.
Боунс внимательно разглядывал пол. Слишком внимательно. Из-под кровати высовывался краешек журнала и тарелка. Журнал был инженерный. Тарелка – немытая. И как-то из внимания выпал момент, когда Павел поднялся со своего места и присел перед ним, заглядывая в глаза. Всё ещё не может поверить в своё счастье.
– Можно… поцеловать вас? Просто… хотя бы раз…
– М… – МакКой подавился воздухом. Так дерьмово он не ощущал себя со дня, когда надо было сказать дочке, что они с её матерью больше не одна семья. Он с усилием расцепил пальцы. – Можно.
На небритые щёки ложатся его осторожные тёплые ладони, а потом глаза Павла совсем близко.
Лучше не смотреть. Просто закрыть глаза, просто не думать и отвечать робким недоверчивым губам. Хорошо, что это длится недолго.
Когда поцелуй прерывается, Чехов мокро прикасается губами к кончику его носа, потом к щеке.
МакКой неловко треплет его волосы. На ощупь чем-то на триббла похоже. Триббл. Дурацкая ассоциация.
Глаза открывать попросту страшно.
– Ты извини, – тихо и хрипло. – Непривычно.
– Да мне тоже. Доктор Мак… Леонард… можно завтра с вами… тобой… в шахматы сыграть?
Лысые трибблы Кирку в кровать
Цветочек
Вспомнилось как на одной какой-то планете во время увольнительной Кирк сорвал цветочек и некоторое время им пристально любовался. МакКой решил, съесть хочет, но нет, подарил девушке из инженерного.
Боунс мотнул головой и открыл глаза.
– Можно хоть сегодня. Смена у меня через четыре часа. И не зови Леонардом. По фамилии или Боунсом, там как хочешь.
– А как так-то? Мне нравится ваше имя. Твоё. Не привыкну никак.
Ладони Павла скользят по плечам, но ниже не спускаются. Останавливаются.
Святая Энтерпрайз как я с тобой буду
Чёрт
– Ладно, зови как хочешь. – Похлопать его по спине. Жест откровенно жалкий. – Чайку нам наколдуешь?
– Наколдую! – Тряхнул кудрями радостно, с энтузиазмом. Прямо в голове возникает его счастливое «семнадцать!» в первый день на корабле.
Не семнадцать уже.
Девятнадцать.
– Я тут недавно заметил, что в меню репликатора новый чай появился, – заявляет уже от репликатора. – Какой-то вулканский травяной сбор. Я думаю, это капитан Кирк для старпома напрограммировал, после пломикового супа и зелёного безалкогольного эля. Ну кто ещё-то мог? Я не делал, Скотти это ни к чему…
– Кирк мог. Погоди, у нас половина меню ещё вегетарианским станет. – Пальцы, стоило их без внимания оставить, опять сцепились друг с другом. Но возможность поговорить на другую тему радовала. – Особенно после их обручения.
– Стой… они обручились?
Да, теперь Чехов выглядит определённо счастливым. Вон как сияет – обернулся, глаза раскрыл.
– Так, даже если да, то это тайна капитана до официального оглашения.
– А, ну… тогда Сулу не буду говорить… – Кивнул, – хорошо, я понял. Я это к чему, тебе какой чай?
– Зелёный, – Боунс оторвался от созерцания своих рук. – Да, зелёный. Без сахара.
====== Я собираюсь от тебя огребать ======
Утро. Капитан Кирк совершает запланированный акт взаимодействия со своим старшим помощником. До начала смены полчаса.
И раздаётся стук в дверь. Кирк вжимает Спока глубже в кровать, жадно целует – открывать не хочется, не сейчас, когда у старпома так чувственно запрокинута голова, открывая беззащитное горло, так эротично прикушены губы. Но сам старпом настроен иначе – упирается ладонями в разгорячённую Джимову грудь.
– Тебе нужно открыть, – заявляет хрипло.
– Нет, – Кирк тянется к его губам. Спок (зараза) от поцелуя уходит. – Спок... хочу тебя...
– Иди. – Снова толчок в грудь.
В итоге пришлось вставать и даже набрасывать на себя халат, потому что голый капитан со следами спермы на животе – зрелище, субординации не внушающее.
За дверью оказался лейтенант Чехов. Увидев растрёпанного, раскрасневшегося капитана с тёмными припухшими губами, парнишка явно смутился.
– К... капитан... – Пробормотал стандартное приветствие, начиная краснеть.
– Капитан, да, Чехов... – Кирк страшно хочет побыстрее закончить разговор и вернуться к Споку. А то с него станется – решит, что до смены мало времени, и сам додрочит. – Говори.
– Капитан, я могу вернуться к своим обязанностям.
Чехов мнётся на месте, не решаясь поднять глаза выше пояса халата. Вроде бы, Спок вчера оставил там шикарный засос.
– Я в... рабочем состоянии, – лейтенант всё ещё гипнотизирует халат, но теперь со счастливой улыбкой.
Состояние у него рабочее.
Кирк тоскливо рассматривает светящуюся радостью мордочку Павла. Понятно, откуда такое “состояние”. Жертвенный агнец МакКоя машет выпущенными кишками с алтарного камня.
Дерьмово, когда долг диктует одно, а дружба – другое.
– Тогда сегодня альфа-смена твоя. Это всё.
Кивнув, попрощавшись, лейтенант уходит.
Капитан возвращается к Споку, приглашающе приоткрывшему край одеяла. Уже заползя внутрь, Кирк целует уголок его губ, щёку, скулу, и шепчет:
– Как же мне повезло с тобой, Спок...
На следующий день на падд МакКоя пришло сообщение от капитана.
Чехов восстановлен навигатором.
Работает хорошо.
Ты молодец.
Слава всем богам, с утра видеться с Павлом было не нужно. В обед тоже. А вечером к Боунсу, решившему расслабиться за хорошей книгой, в каюту зашёл Хикару Сулу.
Даже не стал здороваться (хотя они не виделись), заблокировал за собой дверь и воззрился на доктора очень обеспокоенно.
И молчит. Кусает губы.
– Что ещё от меня требуется? Изобрести варп-одиннадцать? – пробормотал МакКой, откладывая падд и садясь прямее. К Сулу обратился уже громче: – Вы по личному вопросу, лейтенант?
– Да, офицер, по личному.
Сулу чешет затылок. Выглядит сбитым с толку.
– Понимаете, Пашка – мой друг. И я хочу знать, что моему другу ничего не угрожает.
– Это чёртов космос, – завёлся Боунс, поняв уже, к чему рулевой клонит. – Тут каждый день всем что-то угрожает.
– Вы знаете, о чём я. – Хикару упрям. В Звёздном флоте нет не упрямых. Такие экзамены не выдерживают. – Пашка чах два года, и тут резко – сияет. Понятно, что это неспроста.
– Я его в обиду не дам. Это все вопросы?
– Я так и думал, что вы всё понимаете. – Сулу кивает. – Спасибо.
– Рад был помочь.
– Если возникнут трудности – я буду рад вам помочь.
Когда лейтенант уходит, МакКой встаёт с кровати и принимается ходить по каюте. Не особо большая. От стенки к стенке, от двери к стенке, и снова...
Теперь ты увяз ещё больше.
Поздравляю
Сраная жизнь
В этот раз Паша решил быть осторожнее. Доктору определённо не нравилось, когда что-то нарушало его привычную жизнь. Поэтому напоминать о себе слишком часто не стоило.
Хотя страшно хотелось забежать к нему хотя бы на пару минут в обеденный перерыв или перед сменой. Или после. Или отправить сообщение на падд. Но нельзя. Зато зайти вечером на пару часов, как раньше, поговорить о чём угодно и получить перед уходом поцелуй – можно. И уже одно это было настоящим счастьем.
А перед сном, на кровати, в голову начинали лезть всякие мысли. Образы. Поцелуй, плавно переходящий в горизонтальную плоскость. Руки Боунса под своей форменкой. Или самому, пальцами, забраться под синюю форму, ощутить кожу… Теперь-то можно было не обрубать свои фантазии на половине. Правда, разбираться с последствиями всё равно приходилось в одиночку.
– Павел, я только от разрыва с женой отходить начал, – так МакКой объяснил свою нынешнюю позицию, когда Чехов попытался увести поцелуй ниже губ. – Не гони.
Приходилось довольствоваться фантазиями и снами. Сулу тоже считал, что им ещё рано, а когда Паша пожаловался на одолевающие сны, на полном серьёзе предложил помочь с разрядкой. Вроде как его муж в курсе подобного и не имеет ничего против.
– Физиология, – пожал плечами азиат на обалдевший взгляд Паши. – Я ему нужен здоровым, а в космосе мы будем пять лет.
От этой новости Паша обтекал ещё где-то сутки. А потом был ещё один поцелуй с МакКоем (Чехов старался не называть его по имени): его близость, его дыхание, его тепло. Когда поясница под форменкой почувствовала прикосновение горячих рук, Паша от неожиданности вздрогнул и даже попытался отстраниться.
– Я ведь… – забормотал невнятно, в целующие губы, – доктор… понимаете…
В штанах, спереди, уже начинала предательски набухать тяжесть. И можно сколько угодно лепетать, что не настаиваешь, что можешь ждать, а она – выдаст.
Да и голову несло уже.
– Поболе тебя понимаю, – отрезал МакКой. – Нормально всё будет.
– Смазку в репликатор забить?
Если «нормально всё будет», то и переживать нечего.
Паша целует шею доктора, позволяя своим рукам сделать то, о чём грезил ночами – залезть в его штаны.
– В кармане, – невнятно.
Пальцами – по горячему бугру, обтянутому тканью трусов. Бугор жарко пульсирует – и как будто пульсация в голове отдаётся, аж в глазах мутнеет. Паша почти стонет, обхватывая его горстью, вдавливая большой палец в напряжённый ствол. МакКой глухо матерится и тянет лейтенанта за руку к кровати.
Дневник капитана. Звёздная дата 2257.56.
В экипаже появились первые жертвы варпа. Искривление пространства не каждый может выдерживать бесконечно долго. Только у коммандера Спока к нему какая-то вулканская устойчивость. В основном жалобы на шум и боль в голове, слабость и тошноту поступают от членов экипажа, не уделяющих достаточно внимания физической подготовке. Когда порог обращений в медицинский отсек с такими симптомами превысил пять процентов, была отдана команда инженерному отсеку переводить корабль на импульс. Основание распоряжения: обращение офицера медицинской службы Леонарда МакКоя.
До базы остаются сутки пути. Все корабельные системы находятся в исправном рабочем состоянии. Командование Звёздного флота обещало рассмотреть мою просьбу дать экипажу двое суток отдыха на базе.
Кирк сохраняет изменения в капитанском дневнике и откладывает падд. Иногда его посещает мысль вести альтернативный дневник, куда можно будет записывать не только фактологию, но и собственные наблюдения за планетами или экипажем. Туда, например, можно было бы внести, что сегодня Чехов особенно сияющий, а МакКой – притихший (это значит, что вечером надо идти, получать заслуженных звездюлей от Боунса). Или свои размышления по поводу миссии: догадки Спока, собственные, недовольство тем, что выбрали именно их экипаж – непривычный к таким сложным делам, едва освоившийся в космосе. Обалдеть начало пятилетней миссии.
На плечо ложится ладонь коммандера. Один из немногих личных жестов, которые они позволяют себе на мостике.
Кирк гладит его чуткие пальцы.
Ещё немного – и он сможет безошибочно трактовать почти отсутствующую мимику старпома.
– Вас что-то волнует, капитан? – Ну вот, беспокойство. Кирк уверен.
– Волнует, коммандер. – Улыбнуться ему, слегка пожать пальцы и отпустить руку. – Нам досталась очень сложная первая миссия, не так ли?
«Очень» вместо «пиздец как слишком». Но Спок понимает, потому что кивает.
– Я согласен с вами.
Поддавшись эмоциям, Кирк берёт его руку и целует ладонь, вызывая неодобрительное поднятие брови. Ладонь из хватки тут же исчезает, а будь они наедине, можно было бы пообещать ему несколько жарких минут в лифте по окончании смены.
Люблю тебя
Дурею как люблю
Первые нормальные отношения в жизни. Есть от чего дуреть.
Шальное желание – отправить Споку признание по падду. И Кирк даже начинает его писать, но, неожиданно для себя, там же выкладывает всё, что его беспокоит. Странная позиция руководства. Состояние экипажа, его неготовность к полномасштабным исследовательским миссиям в том месте, где один корабль уже исчез не пойми куда. Страх потерять хотя бы одного подчинённого. Безумное желание защитить их всех, залезь первым в любую дыру, чтобы не пострадал другой, а Спока и вовсе засунуть в криокамеру до окончания миссии. Страх, что разрулив ситуацию с Чеховым, потерял друга.
Спок уходит за свой рабочий пульт и читает там. Внимательно и быстро, скользя пальцем по экрану, в какой-то момент Кирка отвлекают – доклад из инженерного о состоянии двигателей после полного перехода на импульс, – потому, когда он снова возвращает на экран их переписку с коммандером – там уже есть ответ. Только одно предложение: «Я в вас верю, капитан, и всегда рядом».
Спок уже повернулся к экранам и работает – на нём программирование первых дальнодействующих зондов, которые они запустят в сторону аномалии по прибытии на базу. Спина вулканца идеально прямая, и даже она выглядит невозмутимо.
Кто сказал, что вулканцы неспособны чувствовать?
По окончании смены Кирк всё же заклинивает лифт и долго-долго целует коммандера, прижав к прохладной металлический стене. А потом идёт к Боунсу. В этот раз без бухла.
Боунса в каюте не было. Промаявшись у двери минут десять (вызывать не хотелось), Кирк увидел его в дальнем конце коридора. Не одного. Слева от доктора шёл Чехов.
Пришлось напустить на себя максимально собранный и деловой вид (порадовался, что не бухать и не с бутылкой), подождать их приближения.
– Лейтенант Чехов, – кивнуть ему, – офицер МакКой. Чехов, офицер нужен мне для рабочего совещания. Прошу вас оставить нас на вечер.
Тот погрустнел, но деваться некуда. При капитане даже не решился на поцеловашки-обнимашки – попрощался с «доктором МакКоем», «капитаном Кирком» и печально побрёл в сторону своего жилого отсека.
Кирк пропустил мимо себя мрачного доктора.
– Я собираюсь от тебя огребать, – признался, когда за спиной закрылась дверь его каюты. – Так что не стесняйся.
– Да иди ты… в чёрную дыру, – сказал он устало, заходя в каюту и кидая на кровать падд. Там уже красовался значок о приходе нового сообщения. Сомневаться, от кого оно, не приходилось.
Боунс прошёл в ванную, там зашуршал водой и вскоре вышел – умытый, с полотенцем в руках, которое он повесил на спинку стула.
Сам сел на кровать, отодвинув падд, на экране которого было уже три сообщения. Подпись отправителя – Кирк заметил только сейчас – значилась как «моя нарисовавшаяся личная жизнь». Запоздалый сарказм от Боунса.
– Слушай, – Кирк провожает глазами, как Боунс листает сообщения, – я ещё в списке твоих друзей?
– Мозги мне не морочь, капитан, – злобное. – Или останови корабль, я сойду в грёбаный космос. Сразу, чтоб не мучиться.
– Ну, раз так…
Видимо, нет. Всё-таки один страх из многих сегодня сбылся. Внутри растёт горькое, тянущее чувство.
Кирк шлёпает себя ладонями по коленям, поднимается.
– Завтра будем на базе, – просто чтоб что-то сказать. – Два дня отдыха. Потом к месту крушения. Бывай.
– Подожди. – Он поднимается со стула. Вид привычно хмурый. – Раз уж у нас «рабочее совещание», может, прогонишь по тренировке? Хочу занять хоть часть вечера.
– Ну, переодевайся.
Я чё не так понял что ли
– Встретимся в тренировочном зале через… – Посмотреть на табло часов, – десять минут.
====== В обиду гигантской клубничине мы своего капитана не дадим ======
Кирк его так умотал на спарринге, что по возвращении в каюту Боунс только посмотрел на падд – ещё два сообщения к трём давешним, – порадовался, что при тренировочных залах сразу есть душ, и теперь туда не ползти, и рухнул на кровать, отключившись.
Проснулся как всегда по сигналу будильника. Первое, что заметил – за ночь новых сообщений от Павла не поступало. Когда чистил зубы, по общей системе оповещения командир гамма-смены объявил, что «Энтерпрайз» заходит на орбиту Вентуса, где и располагалась колония.
Это значило, что часа через четыре большая часть экипажа ступит на твёрдую землю – хотя бы ненадолго. И они с Кирком наконец смогут поговорить в спокойной обстановке.
С завтрака его дёрнули – что-то случилось с образцами исследуемого в лаборатории вируса – пока разбирались, пока составлял отчёт, время высадки уже пришло. Чехова за всё утро увидеть не удалось, и МакКой решил, что напишет ему позже, когда поговорит с Джимом.
После всех формальностей, связанных с прибытием, они сумели наконец выбраться на прогулку. Планета была вполне пригодна для обитания, температура редко опускалась ниже четырнадцати градусов по Цельсию. Недостатком была высокая влажность – дожди шли большую половину дней в году, длящегося здесь сто сорок четыре дня, – и сильный порывистый ветер. Потому прогулки совершались в пристроенной к главной базе обширной галерее с панорамными окнами – из них открывался вид на лес с одной стороны и озеро – с другой. Галерею стараниями местных биологов превратили в подобие зимнего сада, свезли образцы лекарственных, культурных и декоративных растений с разных планет. Колония разрасталась, стала размером с приличный город в 200 тысяч человек населения, и сад этот сделался чем-то вроде места встреч и отдыха, типа земного парка.
Джим поначалу молчал. Они добрались до дальнего уголка сада – подальше от других отдыхающих с корабля – и только там, за зарослями гигантских колючих папоротников, он заговорил.
– Что думаешь о нашем задании?
– Что кому-то явно выгодно было пихнуть тебя в самую большую космическую задницу нашего квадранта, – отозвался МакКой. Он смотрел на капли, стекающие по стеклу. – Но губить корабль им точно незачем. Поэтому вариант второй – кто-то очень сильно в тебя верит после истории с Ханом. Настолько сильно, что захотел испытать ещё раз.
– А мне что-то кажется, что в совете и те, и те есть.
Кирк закладывает руки за спину, смотрит на небо. Один в один земное, только сейчас, днём, сквозь серую пелену облаков на нём слабо виднеются два солнца и красноватый спутник.
– Я верю в нашу команду, мы хорошо сработались. Но это страховки вообще не даёт. А я хочу, чтобы все остались живы. Мне снилось пару дней назад, что я отправляю разведкоманду на эту блядскую планету, а их жрёт огромная клубничина. Не спрашивай, почему она. Мы отправляемся во второй, Спок пристреливает клубничину из фазера, всё тип-топ, задание выполнено, и мне вручают какую-то невнятную медальку. Прикинь, медальку. После того, как у меня пять человек умерло – у каждого семья была, друзья, будущее...
Кирк тяжело сглатывает, руки за спиной сжались в побелевший замок.
– Это кошмар был. Я проснулся в поту, когда мне оповещение о медальке пришло.
Боунс становится рядом, плечо к плечу. Он старается не думать, что в числе этих «пяти сожратых» может оказаться сам Джим, зеленоухий, Чехов, да кто угодно из знакомых, друзей, чёрт побери. Позавчера Кирк переслал ему ещё несколько фотографий. Последнее, что успел отснять зонд погибшей «Колумбии». Пустота космоса, потом поверхность планеты. Зелёная, голубые пятна морей. В следующий миг зонд перестаёт существовать. Ни взрыва, ни встречного объекта, ни вспышки, ни луча – ничего. Был – и нет. Чувство, что нечто его попросту заглотило.
– Но ты же понимаешь, что они так и сделают, в случае чего, – сказал Кирку. – Пришлют медальку.
– Так это-то и самое хреновое. Было б иначе, я про этот сон давно забыл бы…
Кирк опускает голову. Он кусает губы и сейчас совсем не похож на самоуверенного мальчишку, собравшегося в третий раз пересдавать «Кобаяши Мару».
– Боунс, я ради вас в пасть клубничине залезу. Ради каждого из своего экипажа. Ну или… – Хмыкает невесело, – залез бы, не будь у меня полтысячи таких же на шее. Если б это, блять, спасти могло кого-то. Вот оно что самый пиздец – что в сущности я ничего не могу сделать.
– Один – не сделаешь. А вместе, может, и справимся. Если оно разумное и убивает просто из желания убивать…
Руки сами собой сжались в кулаки. В конце концов, это мог быть новый боевой корабль, новая открытая одной из рас технология, не доступная регистраторам зондов.
