Текст книги "Младший советник юстиции (Повесть)"

Автор книги: Лазарь Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

17

Юркий «вездеходик», в котором сидели Трофимов и Находин, выбрался из города и помчался по асфальтированному шоссе, ведущему к Ключевскому комбинату.

Скоро кончилась неширокая полоса огородов, справа от дороги промелькнули белые больничные здания, и машина въехала в густой сосновый лес.

– Защитная полоса, – сказал Находин, поводя рукой в сторону леса. – Два километра сосняка отделяют город от комбинатской копоти.

– Да, в городе совсем не чувствуется близости большого завода, – отозвался Трофимов.

– Что, тихо очень?

– Я говорю о том, что в городе нет ни гари, ни пыли.

– Ни шума заводского, – буркнул Находин.

– На комбинате, по-вашему, веселее?

– Я этого не говорю, но там отличный клуб. Даже не клуб, а Дворец культуры, большой стадион.

– А основная масса рабочих комбината где живет?

– В городе.

– И что же, ездят каждый вечер на комбинат – в клуб, на стадион?

– Ездят. Но больше комбинатские ездят к нам.

– Это почему же?

– У нас парк, зелень, река.

– А на комбинате разве нет зелени?

– Не густо. Вот приедем – посмотрите.

Замолчали. Да Трофимову и не хотелось говорить. За те несколько недель, что он прожил в Ключевом, ему так и не удалось как следует подумать о новом месте, поглядеть на свою работу со стороны, отвлекшись от повседневных дел, которые сразу завладели почти всеми его помыслами. И сейчас, воспользовавшись свободной минутой, он пытался разобраться в своих еще неясных впечатлениях.

Многое пришлось узнать Трофимову за годы войны. Где только не побывал он, каких только городов и стран не повидал! Но далеко не все, что он видел и пережил, оставило след в его памяти. Часто бывало так, что запоминался какой-нибудь крохотный хуторок, короткий разговор с солдатом у переправы и забывались большие города и долгие беседы. Дело, видно, было не в размерах, не в броскости впечатлений, а в том неуловимом ощущении значительности увиденного и пережитого, в чувстве, то грустном, то радостном, которое пробуждается в человеке, отвечая сокровенным его влечениям.

Старинный уральский городок сразу пришелся Трофимову по душе. Его пленила самобытная красота города, добротность его домов, ширина улиц, норовистый изгиб реки.

Вспоминая свои первые встречи в городе, свои первые разговоры, Трофимов с добрым чувством подумал о Рощине. Из бесед с ним он вынес твердое убеждение, что районом руководит умный и деловой человек.

Подумалось Трофимову и о частых, но всегда таких коротких встречах с Мариной, когда они едва успевали обменяться двумя-тремя фразами. Неожиданно большое значение приобрели для Трофимова эти встречи. Он нередко ловил себя на том, что думает о Марине, вспоминает ее голос, ее большие, то серьезные, то насмешливые глаза. Он был доволен, когда заставал ее дома. Ему необязательно было говорить с ней, но сознание, что Марина где-то здесь, совсем близко, радовало его, хотя сам он до конца в этом себе и не признавался.

Вот и сейчас он с удовольствием подумал о вечере, когда вернется домой и, может быть, не Евгения Степановна, а Марина откроет ему дверь.

«Ну и ну, хорош! – рассмеялся своим мыслям Трофимов. – О чем это ты думаешь, товарищ прокурор?»

Статные, без единого изгиба стволы сосен возносились в прозрачно-голубой простор. Высоко над землей едва-едва покачивались их могучие ветви, а над ними зеленели молодые метелочки макушек. Солнце, только что поднявшееся над лесом, расцветило его золотыми полосами. Укрытая прошлогодней хвоей земля казалась подернутой искрящейся чешуей, а трава на просеках ослепительно зеленела.

Лес начал редеть. Все чаще стали попадаться кривые, чахлые деревья, потемнела трава на пригорках.

Шоссе в этом месте делало крутой поворот и выносилось, стремительное в своем широком течении, прямо к корпусам комбината. Он лежал в котловине, опоясанной со всех сторон хвойным лесом.

Трофимов и раньше догадывался о размерах комбината, но теперь, увидев его вблизи, был поражен его огромностью, красотой зданий, высотой копров, ажурной легкостью подвесной дороги. Производственные корпуса, надшахтные постройки, газгольдеры, трубы – все сверкало торжественной белизной. Многочисленные дымки, тянувшиеся из труб электростанции, казались прозрачными и бесследно растворялись в воздухе.

– Вот какую махину построили! – с гордостью сказал Находин. – А что тут под землей творится! Целый подземный город с площадями, с улицами, а по ним в два ряда мчатся электрические поезда. Вы никогда не бывали в шахтах?

– В угольных бывал.

– Ну, калийную шахту с угольной и сравнивать нельзя. У нас тут, как в метро, высоченные своды, чистота, свет.

– Есть такие шахты и в Донбассе.

– Наверно, все же не такие, – недоверчиво мотнул головой Находин. – Наши шахты оснащены по последнему слову техники. У нас шахтер обушка и в глаза не видел.

– А «у нас»? – улыбнулся Трофимов. – Вы уж, Борис Алексеевич, меня не к иностранцам ли причислили?

– Виноват, так получилось, – смутился Находин. – Но ведь существует же такое деление – на «у нас» и «у вас» – даже в пределах нашей страны?

– Безусловно, – рассмеялся Трофимов. – Например, у нас на Урале – замечательные калийные шахты, а у вас в Донбассе – угольные. Или еще так: если у вас в Донбассе есть плохие шахты, – значит, это у нас – плохие шахты.

– Выходит, нет такого деления? – спросил Находин.

– Есть, отчего же не быть! Вот вы мне по дороге все говорили – «у нас в городе» да «у них на комбинате». А как из лесу выехали, стали говорить – «у нас на комбинате». Попробуй разберись, где вы «у нас», а где «у вас». – Трофимов озорно подмигнул Находину, и они оба рассмеялись.

– Вы, я вижу, что угодно на свой лад перетолкуете, – сказал Находин.

– А тут и толковать нечего, – обернулся до сих пор молчавший шофер, пожилой и тихий на вид человек. Выцветшая его гимнастерка до сих пор хранила следы погон и дырочки от орденов. Голубые, с хитрецой, прищуренные глаза светились умом. – «У нас» означает в СССР, – пояснил он Находину.

Машина остановилась у главных ворот комбината.

– С чего начнем? – спросил Находин.

– С завкома – разберем жалобы рабочих.

Широкая асфальтированная дорога, по краям которой были посажены цветы, терялась между зданиями.

Трофимова, впервые попавшего на ключевский комбинат, удивила царившая кругом тишина. Лишь чуть-чуть где-то позвякивали стекла, да тонко пел над головой трос подвесной дороги, и время от времени мягко ухали в глубине копров клети. Комбинат дышал мерно, приглушенно, уверенно. В окнах производственных цехов и лабораторий мелькали люди в белых халатах. Даже издали, мимоходом, Трофимов заметил, что работают здесь спокойно, без суеты – каждый занят своим делом.

Асфальтированный проспект, по которому шли теперь Трофимов и Находин, часто пересекался железнодорожными путями. В одном месте пришлось остановиться и подождать, пока пройдет длинный состав, груженный сверкающими в изломах глыбами красного сильвинита. В другом месте дорогу пересекла автотележка, которой лихо, как резвым конем, управляла девушка в комбинезоне и в сдвинутой на затылок косынке.

– Вот это порядок! Вот это работа! – восхищенно приговаривал Находин, и его обычно насмешливое лицо светилось открытой радостью.

Действительно, при взгляде на эти машины, сложнейшие сплетения труб, огромные здания и башни, при мысли о том, что где-то глубоко под трехсотметровой толщей земли тянутся на много километров штреки, камеры, проходы, при мысли о том, что вся эта громада, объединенная разумом и усилиями советских людей, дает колхозным полям миллионы тонн ценнейших удобрений, – при мысли об этом чувство гордости за свою могучую родину охватило Трофимова.

«А верный ли путь избрал я для себя в жизни? – тревожно подумалось ему. – Разве не лучше было бы стоять сейчас у какой-нибудь машины, работать в шахте или на заводе? Что произвожу я – прокурор? Какие полезные вещи выходят из моих рук? Вырастил ли я хоть одно деревцо за всю мою жизнь? Чем полезен я людям?»

Но эти мысли промелькнули и исчезли. Нет, он твердо знал, что идет по верному пути, что дело, избранное им, нужно и полезно людям. Вот и сейчас в его портфеле лежат письма рабочих, которые нуждаются в его помощи, ждут его совета. Его работа необходима и для того, чтобы все так же мерно дышал этот комбинат, и для того, чтобы еще богаче был в этом году урожай на колхозных полях. Он, скромный районный прокурор, стоит на страже интересов государства, на страже интересов честных советских людей.

18

Председатель завкома встретил Трофимова и Находина в дверях своего кабинета.

– Что-нибудь случилось? – тревожно спросил он у них. – Входите, входите, товарищи.

– Знакомьтесь, товарищ Оськин, – сказал Находин. – Сергей Прохорович Трофимов, прокурор района.

Оськин, грузный человек, с шахтерской перевалочной в походке, посмотрел на Трофимова внимательным, изучающим взглядом.

– Ничего страшного не случилось, товарищ Оськин, – сказал Трофимов. – Мы к вам пока только с жалобами.

– С жалобами? На кого же?

– На вас.

– Ну-у? – с интересом протянул Оськин.

– Рабочие жалуются, что комбинат отводит под строительство новых домов скверные участки и не помогает с ремонтом квартир. Вот! – и Трофимов выложил на стол пачку писем.

– Плохие участки? Не помогаем с ремонтом? – переспросил Оськин, и Трофимову показалось, что в голосе его зазвучала радость. – Так это же сущая правда! Вы мне эти письма не показывайте – я их наизусть знаю!

– Так почему же не принимаете мер? – спросил Трофимов.

– А кто вам сказал, что не принимаем? – выпрямился перед Трофимовым Оськин. – Вот прокуроры к нам пожаловали – это разве не меры? Вы, что же, думаете, что наши рабочие не зашли в свой завком, когда писали эти письма? Так на кой черт им нас тогда было выбирать? Зашли! А собрание с критикой, что хоть святых выноси? А Рощин почему к нам чуть не каждый день ездит? Вот какие меры! – Оськин присел на краешек стола и сказал вдруг с неожиданной, едва сдерживаемой яростью: – Мы тут, товарищ прокурор, войну начинаем!

– С кем?

– А вот сейчас разберемся. Смотрите сюда. – Оськин наклонился над разостланным на столе большим листом бумаги. – Это план нашего поселка. – Он провел ладонью по листу. – Здесь все застроено. Здесь строить нельзя – слишком близко от комбината. Здесь строить нельзя – защитная полоса, а тут, – и Оськин с силой ткнул пальцем в заштрихованный квадрат, – строить можно, да не следует: низина, сыро! Ясно? – глянул он на Трофимова и Находина. – А комбинат растет. Сначала ведь только калийные шахты были, а теперь чего только нет!

Трофимов склонился над планом:

– Где же вы собираетесь строить новые дома для рабочих?

– Да где придется! К самому болоту подбираемся, а все строим! Ведь в двух километрах болото начинается…

– Кому же нужно такое строительство? – с возмущением спросил Трофимов.

– Дирекция предполагает болото осушить. За этим Швецов сейчас в Москву и улетел, но…

– Разве эти болота так скоро осушишь? – с сомнением произнес Находин.

– В том-то и штука! – кивнул Оськин. – Болота еще сушить и сушить, а строиться нам необходимо уже сейчас.

– Где же, по-вашему, выход? – спросил Трофимов.

– Выход? Да его и искать не надо. Вот он, наш выход, сам в глаза лезет, – и Оськин указал на линию шоссе между городом и комбинатом. – Вы, когда ехали сюда, заметили новые дома на окраине города?

– Заметил.

– Эти дома построены комбинатом. И хорошо, что построены. Но мало, мало нам этих домов! Ведь там вплоть до самой защитной полосы еще целый поселок построить можно. Место сухое, высокое.

– Отчего же не строите дальше? – удивленно пожал плечами Трофимов.

– Отчего? – снова зашагал по кабинету Оськин. – Вот из-за этого мы и воюем!

Он подошел к столу и сдернул с аппарата телефонную трубку.

– Глушаева! Товарищ Глушаев? Да, Оськин говорит… Что? Здоров, здоров, того и вам желаю… Кстати, тут доктор приехал – хотите познакомиться?.. Нет, он не ко мне, а к вам приехал… Да!.. Ждите, сейчас придет!.. – Оськин повесил трубку и, гневно сверкнув глазами, отрывисто сказал: – Этот самый Глушаев ведает у нас жилищным строительством. Способный человек! Организатор! Вы бы к нему зашли, товарищ прокурор.

– А стоит ли? – припоминая глупости, которые болтал ему по телефону Глушаев, заколебался Трофимов.

– Обязательно! – Оськин вышел в приемную к секретарю. – Проводите товарища Трофимова к Глушаеву, – сказал он.

– Хорошо, пойду, – решил Трофимов. – А вы тут пока займитесь с моим помощником вот этими письмами. Товарищи ждут ответа.

19

Из-за стола навстречу Трофимову поднялся высокий худой человек.

– С кем имею честь? – настороженно спросил он.

Маленькие проницательные глаза его смотрели прямо, не мигая.

Лицо Глушаева с резко выдающимися скулами, узким подбородком и стремительно скошенным лбом таило в себе что-то недоброе, лисье. Но стоило Глушаеву улыбнуться, а улыбка, видимо, редко сходила с его лица, как все мигом менялось в нем. И вот уже с приветливо поднятой рукой к Трофимову шел веселый, гостеприимный рубаха-парень. Глаза его сквозь узенькие щелки смотрели приветливо и добродушно, а улыбка и действительно была хороша. Трофимова изумил этот Глушаев – совсем не такой, каким он его себе представлял во время разговора по телефону.

– Догадываюсь, догадываюсь, что за доктора направил ко мне товарищ Оськин, – смеясь сказал Глушаев. – Товарищ Трофимов?

– Да.

– Рад, очень рад! – подхватив Трофимова, как старого приятеля, под локоть и ведя его к креслу, говорил Глушаев. – Итак? – В глазах его промелькнула настороженность. – Слушаю вас, товарищ прокурор…

– Это я вас хотел послушать, – давая себе время собраться с мыслями, не сразу ответил Трофимов.

– О чем же? – предупредительно изогнул над ним свое длинное тело Глушаев.

Трофимов чувствовал, что этот человек хитрит с ним, прикидывается простачком, но следовательский опыт побуждал Трофимова не спешить с выводами, не поддаваться чувству предубеждения.

– К нам, товарищ Глушаев, поступили жалобы от рабочих комбината. Мне, как новому человеку, трудно понять: кто тут прав и кто виноват? Речь идет о каких-то сырых участках под новые дома, о плохом ремонте… Одним словом, очень бы хотел услышать обо всем этом ваше мнение.

– Так! – выпрямился Глушаев. – Так! Жалобы рабочих… Мое мнение… Извольте! – Он больше не улыбался. Сухие, резкие морщины легли возле его рта. – Во-первых, товарищ Трофимов, вы начали не с того конца. Не с этого вам надо было бы начать свой трудовой подвиг в нашем районе.

– Вы думаете? – вопросительно, с глубочайшим вниманием наклонился к Глушаеву Трофимов.

– Вам следовало бы, исходя из своеобразия этого района…

– Какого своеобразия?

– А такого, что в двух километрах от бывшего уездного городка стоит гигантский комбинат.

– Да, я, признаться, был поражен всем, что увидел.

– Были поражены? Вот с этого и надо было начинать! – Глушаев снова заулыбался и смешно замахал руками. – Конечно, Ключевой – районный центр, – добродушно поглядывая на Трофимова, продолжал он. – Райком, райсовет – все это, так сказать, хозяева района. Признаем! Уважаем! Нужна машина, две, пять – пожалуйста. Кирпич, цемент? Одолжайтесь! В речах о нас хотите упоминать – извольте! Но… дорогой мой Сергей Прохорович, ведь весь бюджет района не составляет и… уж не скажу даже какой доли нашего!

– А поэтому? – приподнялся со своего места Трофимов.

– А поэтому надо прежде всего учитывать соотношение сил.

– Вот как?

– Конечно. Хотите особенно убедительный пример?

– Погодите, – перебил его Трофимов. – Вы коммунист?

– Нет, беспартийный и не более как начальник сектора жилищного строительства.

– Местный житель?

– Да. Коренной уралец. Отец – старатель, дед – старатель, а я радетель.

– Коренной уралец, а не любите свой родной город.

– Э-э, дорогой мой! – усмехнулся Глушаев. – Вам ли говорить про любовь к нашим местам? Вы-то у нас человек новый.

– Вот потому я и слушаю вас, – сухо сказал Трофимов. – Знакомлюсь…

– Знакомьтесь, знакомьтесь, – рассмеялся Глушаев. – А главное, учитывайте соотношение сил…

– Что же все-таки вы расскажете мне о вашем жилищном строительстве? – сдерживая себя и стараясь говорить спокойно, спросил Трофимов.

– Не более того, что сказал вам Оськин.

– Мне важно ваше мнение: вы отвечаете за эту стройку.

– Я и строю.

– Возле болота?

– Зачем же? До болота еще два километра.

– А это соседство разве вас не смущает?

– В ближайшее время приступим к осушке.

– Говорят, это – дело не легкое.

– Построить комбинат тоже было не легкое дело.

– Скажите, а почему бы вам не строить дома для рабочих также и на окраине города? – как бы между прочим задал давно подготовленный вопрос Трофимов. – Места ведь там для застройки замечательные: сухие, высокие.

– В городе? – сделав вид, что не понимает важности вопроса, спросил Глушаев. – Какой же резон нам отстраивать город? Мы строим у себя, вы – у себя. Так-то будет надежнее. – Глушаев вдруг снова стал серьезным и в упор, не мигая, посмотрел на Трофимова. – Вы еще подумаете, что мы здесь и вправду плохо строим… Так пойдемте на участки, я сам покажу вам наши новые дома.

– Пойдемте, – сказал Трофимов, вставая. – Я как раз туда и собирался.

20

На строительный участок поехали вчетвером: к Трофимову и Глушаеву присоединились Оськин и Находин.

В маленькой машине едва хватило места, и, чтобы, удобнее устроиться, Глушаев обнял Оськина за плечи. Со стороны можно было подумать, что в машине сидят два закадычных приятеля.

– Давай через центр! – сказал Глушаев шоферу, едва машина въехала в поселок.

– Зачем же через центр? – возразил Оськин. – Давай по улочкам да проулочкам, так-то виднее!

– Как прикажете? – шофер, посмеиваясь, поглядел на сидевшего рядом с ним Трофимова.

– Попетляй, – лаконично ответил Трофимов.

И шофер начал петлять.

– Ну как, хороши? – воскликнул Глушаев, когда машина проезжала широкой улицей, вдоль которой стояли высокие, красивые дома.

– А где деревья, где зелень? – возмущенно спросил Оськин. – Сосны – и те не уберегли!

Действительно, на широкой, залитой асфальтом улице деревьев было мало.

– Смотрите, смотрите, Сергей Прохорович! – закричал Глушаев. – Подходящий домина? Это наш Дворец культуры! Пять этажей! Мрамор! В Москве и то таким дворцом бы гордились!

– А кто строил? Ты, что ли? – не уступал Оськин. – Чужими делами не гордись. Водитель, друг, заверни-ка сюда.

Машина свернула в переулок.

– Вот что ты построил! – крикнул Оськин, когда они въехали в узенькую улицу, сплошь застроенную похожими друг на друга, как две капли воды, стандартными домиками.

– Неужели плохо? – самодовольно усмехнулся Глушаев. – Скажите, товарищ Трофимов, нравятся вам эти дома или нет?

– Дома хорошие, – отозвался Трофимов, отмечая про себя добротность стройки.

– Что ж тут хорошего? – обиделся Оськин. – Все на одно лицо. Не спорю: крепкие, удобные, но строены без души, по стандарту!

– А вы, пожалуй, правы, – сказал Трофимов. – Скучновато, когда все дома одинаковые.

– То-то! Это в Америке так привыкли жить – по стандарту, а советскому человеку нужно жилье, чтобы глаз радовало. Тут крылечко, там наличники пустячные, а улица совсем другой бы вид имела.

– Тебе, чтоб глаза повеселить, – не без ехидства сказал Глушаев, – я специально избушку на курьих ножках поставлю. Живи, услаждай свою душу.

– Смеешься? – грозно спросил Оськин, поворачиваясь к Глушаеву всем своим большим телом. – Да понимаешь ли ты, что значит дом для человека?

Машина въехала на узенький мостик, переброшенный через извилистый ручей.

– Вот твое царство! – крикнул Оськин, протягивая руку в сторону открывшейся невдалеке строительной площадки. – Сырость да комары!

На дороге показалась встречная машина.

– Не Рощин ли? – сказал Оськин. – Он!

Рощин был не один. Рядом с ним Трофимов увидел худощавого молодого человека. Наклонившись к Рощину, он решительным взмахом руки, точно перечеркивая, указывал ему на далекую полосу болот.

– С Рощиным – Геннадий Константинович Ларионов, – пояснил Оськин. – Давно ли просто Гешей звали, а теперь инженер, секретарь парткома комбината.

Машины поравнялись, и шофер Рощина притормозил свою, чтобы было удобнее разъехаться.

– Здравствуйте, здравствуйте! – узнав Трофимова, помахал ему рукой Рощин. – Присматриваетесь, товарищ прокурор?

– Присматриваюсь, Андрей Ильич!

Машины разъехались.

– Медленней! – с раздражением сказал Глушаев шоферу. – Прямо по улице. Еще и дома ни одного нет, а уже всю улицу гости укатали.

– Рощин да Ларионов не гости, а хозяева, – насмешливо глянул на него Оськин. – Или не рад таким хозяевам?

– Рад, как же, – пробурчал себе под нос Глушаев.

Машина медленно шла вдоль заложенных слева и справа фундаментов будущих домов.

– Здесь мы сойдем, – сказал Трофимов и спрыгнул на землю.

Вслед за ним все направились к одному из котлованов.

К Глушаеву, придерживая рукой широкополую белую панаму, быстрыми шагами приблизился высокий старик.

– Знакомьтесь, товарищ Трофимов, – небрежно сказал Глушаев, – это наш инженер-строитель Олег Юрьевич Острецов.

– Очень приятно, – любезно приподнял панаму Острецов. – Комиссия?

– Какая там комиссия! – усмехнулся Глушаев. – Хуже: прокурор с помощником!

– Все мои фундаменты, товарищ прокурор, в вашем распоряжении, – шутливо сказал Острецов.

– С них и начнем, – улыбнулся Трофимов. – Расскажите нам, Олег Юрьевич, что за дома строите вы для рабочих?

– Охотно! Что это будут за дома? – Инженер стал серьезен. – Леонид Петрович Швецов поставил перед нами задачу – построить отличные дома. – Медленно, точно читая лекцию, он прошелся перед своими слушателями. – Две-три комнаты в первом этаже и одна – в мезонине. Каждый дом на одну семью. Все удобства. Паровое отопление. Газ. У комбината есть и такая возможность. Да-с.

Острецов нагнулся, поднял с земли осколок кирпича и в раздумье подкинул его на ладони.

– Разрабатывая проект, мы столкнулись с целым рядом трудностей, – продолжал он. – Во-первых, индивидуальный облик каждого дома. – Острецов наклонился в сторону Оськина. – Эту идею, которую я горячо поддержал, выдвинул и отстоял наш председатель завкома. Во-вторых, конструктивная простота, удобная планировка комнат, свет, воздух… На этом особенно настаивал Леонид Петрович. Затем…

– Свет, воздух, – прервал его Оськин, – а дома строите возле болота.

– Что поделаешь? – развел руками Острецов. – Здесь еще место сносное. Кроме того, болота предполагают осушить.

– Разве нет участка получше? – спросил Трофимов.

– В районе комбината? – помедлил с ответом Острецов. – Нет.

– А если оглянуться на город?

– Ну, там места сколько угодно!

– Почему же обязательно строить только около комбината и отказываться от строительства на окраине города? Строили же вы там раньше?

– Строили.

– Рабочие и служащие комбината предпочитают жить поближе от работы, – вмешался в разговор Глушаев.

– «У нас» и «у вас», – смеясь взглянул на Трофимова Находин.

– Отсюда до комбината почти столько же, сколько и от города, – сказал Оськин.

– Столько, да не столько, – возразил Глушаев. – Впрочем, если человек хочет жить в городе, мы ему не мешаем.

– Нет, мешаете, – сказал Трофимов.

– Вот как? – насторожился Глушаев. – Кому же?

– Кузнецову, например.

– A-а, Кузнецову… Так он сам ведь отказался от нашей помощи.

– Не от помощи, а от участка в поселке.

– Да, мы давали ему дом. Он отказался. Пускай теперь пеняет на себя.

– Между тем вы обязаны помочь Кузнецову построить дом. Обязаны, и будете помогать.

– А горисполком?

– Горисполком тоже поможет. Поселок! Город! Не кажется ли вам, товарищ Глушаев, что вы напрасно противопоставляете одно другому?

– Я не противопоставляю, а учитываю соотношение сил, Сергей Прохорович, – заулыбался Глушаев. – Только это, только это.

– И тут вы можете просчитаться! – Трофимов обернулся к инженеру. – Скажите, товарищ Острецов, думали ли вы как инженер-строитель о будущем своего поселка и города? Ну, скажем, пытались ли вы заглянуть лет на десять – пятнадцать вперед?

– Заглядываю, частенько заглядываю, товарищ Трофимов.

– И что же?

– Хорошо, очень хорошо все будет, – растерянно ответил Острецов, не понимая, чего добивается от него этот молодой, с проницательными глазами человек. Встревожила старого инженера и неожиданная страстность, с которой задал свой вопрос Трофимов, и то, как резко говорил он с Глушаевым. – Новые улицы, проспекты… – Острецов замолчал.

– Вижу, что не заглядывали, – сказал Трофимов. – А жаль, я рассчитывал, что вы поможете мне советом. – Он протянул Острецову руку. – До свиданья, Олег Юрьевич.

– До свиданья, – тихо отозвался инженер. Ему казалось, что все вокруг смотрят на него с сожалением, как на человека, в чем-то виноватого.

Трофимов подошел к машине.

– Вы с нами? – спросил он Оськина и Глушаева.

– Нет, я останусь, – сказал Оськин. – Надо с народом поговорить.

– И у меня тут дела, – сухо поклонился Глушаев и вдруг снова заулыбался и замахал руками. – Предлагаю обмен, товарищ прокурор!

– Какой обмен?

– Я помогу Кузнецову построить дом, а вы помогите Косте Лукину на суде.

– Вот вы какую сделку мне предлагаете? – сказал Трофимов, с интересом всматриваясь в лицо Глушаева, опять ставшее веселым и добродушным. – Кстати, товарищ Глушаев, почему вы разговариваете со мной этаким шутовским тоном? И вчера по телефону или вот сейчас, предлагая мне свой обмен? Ведь вы человек, безусловно, умный…

– А разве шутовской тон – это признак глупости? – усмехнулся Глушаев. – Впрочем, отчего же шутовской? Я человек веселый…

– Ну, пусть будет так, – и Трофимов двинулся к машине. – Домой! – сказал он шоферу.

– Товарищ Трофимов! Сергей Прохорович! – Острецов поспешно подошел к Трофимову. – А ведь я думал над городскими участками… Проектировал… Даже помогал Николаю Николаевичу Белову разрабатывать его проект будущего Ключевого…

– Где же этот проект?

– Белов внезапно скончался… А мне такая работа одному не по плечу. Да и плохой из меня вояка…

– И все пошло прахом?

– У Беловой были кое-какие чертежи и материалы, но, вероятно, затерялись. – Острецов покачал головой. – Умнейший был человек…

– Знаете что, Олег Юрьевич, – мягко сказал Трофимов, – зашли бы вы как-нибудь ко мне. Очень буду вам рад.

– Зайду! Обязательно! – Старик сдернул с головы панаму и долго, держа ее в высоко поднятой руке, стоял у дороги, провожая глазами удаляющуюся машину.