Текст книги "Младший советник юстиции (Повесть)"

Автор книги: Лазарь Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

39

«Пойду уж лучше домой!» – подумал Трофимов, выходя от Чуклиновых.

Он свернул к реке и невольно выбрал самую длинную дорогу: вдоль берега, огородами. Нет, домой он не торопился.

На реке было много ребятишек. С радостным визгом бросались они с крутого берега в воду. Черные от загара тела так и мелькали в воздухе.

Проходя мимо моста, Трофимов увидал сидевшего с удочкой в руках адвоката Струнникова. Старик заметил Трофимова и радостно помахал ему шляпой. В это время у него клюнуло, и Струнников забыл обо всем на свете. Руки его вцепились в удилище, глаза уставились на нырявший поплавок.

– Тяните! – крикнул Трофимов.

– Тише! – зашипел Струнников. – Крупная! Завожу! – Он уперся ногой в камень и начал осторожно поводить удилище, выделывая им в воздухе какие-то замысловатые круги.

– Да тащите же! – не выдержал Трофимов.

– Тише! – прошептал Струнников. – Леса тонкая, не выдержит!

С величайшими предосторожностями он начал тянуть на себя удилище. Еще одно усилие – и к ногам Струнникова шлепнулась крошечная рыбешка.

– Вот так кит! – расхохотался Трофимов.

– Что ж тут смешного? – обиделся Струнников. – Я о вас такого хорошего мнения, а вы смеетесь… Ерши же всегда клюют выше своих возможностей…

Трофимову не хотелось обижать старика, но смех душил его, и он расхохотался до слез. Скверного настроения как не бывало. Он весело козырнул на прощание Струнникову и быстро пошел к себе.

Марина была дома. Трофимов увидел ее, когда, взбежав по крутому склону, остановился у плетня беловского огорода. В простеньком ситцевом платье, с завернутыми выше локтей рукавами, она окучивала картофель.

Сейчас, в домашнем платье, с небрежно подобранными на затылке тяжелыми косами, Марина вдруг показалась Трофимову такой родной, такой близкой, что он не раздумывая, по-мальчишески прыгнул через забор.

– Марина Николаевна! – радостно воскликнул он, подбежав к девушке.

– Сергей Прохорович! – Она поглядела на него, заслонясь рукой от солнца.

Трофимов стоял перед ней и не знал, что оказать.

А она все смотрела на него из-под руки. Смотрела серьезно, внимательно, точно ждала от него каких-то важных, особенных слов.

– Я так рад, что вижу вас, Марина Николаевна, – упавшим голосом сказал Трофимов. И это было все, что он мог сказать.

Марина улыбнулась и ничего не ответила. Она взяла его за руку, и, не произнося больше ни слова, они пошли через огород к дому.

Трофимову казалось, что он обязательно должен заговорить с Мариной, но он не знал, с чего начать. Между тем сказать что-то было просто необходимо. Трофимов же, с каждым шагом испытывая все более мучительную неловкость, не смел взглянуть на Марину и молчал. Он не мог заговорить с ней о каких-нибудь пустяках. Не мог, потому что хотел говорить о большом и важном и не решался, не находил слов.

А Марина, пристально глядя на Трофимова, терпеливо ждала, когда же он заговорит.

В дверях их встретила Евгения Степановна.

– Сергей Прохорович! Да вы не с неба ли свалились? – смеясь, спросила она.

– Не с неба, а через забор, – сказала Марина.

– Это прокурор-то? – шутливо изумилась Евгения Степановна.

– В воскресенье я не прокурор, – взмолился Трофимов. – В воскресенье я тихий, робкий человек. Очень робкий. Вот через забор перепрыгнул, и до сих пор сердце колотится…

В столовой зазвонил телефон.

– Подойди, Мариночка, не тебя ли, – сказала мать.

– Нет, мама, подойди ты. И если будут спрашивать меня, скажи, что нет дома.

– Кто бы ни спросил?

– Кто бы ни спросил…

– Слушаю! – взяла трубку Евгения Степановна. – Кого? Сергея Прохоровича? Сейчас. Оказывается, вас, Сергей Прохорович, – сказала она, передавая Трофимову трубку.

– Сергей Прохорович? – услышал Трофимов негромкий, спокойный голос Рощина. – С приездом.

– Здравствуйте, Андрей Ильич.

– Простите, что беспокою в воскресенье, но очень нужно мне вас повидать…

– Хорошо, Андрей Ильич, сейчас буду.

Трофимов повесил трубку и привычным движением одернул китель…

Рощин усадил Трофимова в кресло, пододвинул ему стакан чаю и, с доброй улыбкой приглядываясь к его утомленному лицу, сказал:

– Вижу, что досталось вам в этой поездке. Похудели. Устали.

– Да и у вас, Андрей Ильич, лицо утомленное.

– Как же, самая страда идет. Работы, сами знаете, много. Впрочем, я от работы не очень-то устаю. Хуже, когда что-нибудь не ладится. Вот тут – день ли, ночь ли – не приходится разбирать. Главное, чтобы нелады были устранены. – Рощин посмотрел на Трофимова и лукаво прищурил глаза. – Да что же вы не рассказываете, как вас встретили в селе Искра – хорошо ли?

– Хорошо, просто очень хорошо, – сказал Трофимов. – Представляете, все село собралось в клуб послушать, что скажет им районный прокурор.

– Оно и понятно. Выходит, Сергей Прохорович, что и прокурор у нас для народа – желанный гость. А прежде-то ведь этим именем детей пугали.

– Да, то было прежде, – рассмеялся Трофимов. – Не та власть, не те и прокуроры.

– Что и говорить, – кивнул Рощин. – А я вот, как вас в Искру проводил, городским строительством занялся. Кстати, спасибо вам, Сергей Прохорович, что посоветовали Марине Николаевне показать мне проект Белова. В нем оказалось много интересных и полезных для нас мыслей.

– В сегодняшней газете я прочел, что инженер Острецов сделал на эту тему доклад.

– И теперь введен в комиссию, которая занимается вопросами жилищного строительства в городе и в поселке. Признаюсь, я даже не ожидал, что он способен так, по-молодому, увлечься делом.

– Старик занятный, – сказал Трофимов. – Не зря же Белов привлек его к своей работе.

– Не зря. А вот Швецов старика не оценил, сделал из него какого-то прораба. Кстати, завтра у нас бюро, на котором я попрошу вас присутствовать, Сергей Прохорович, а пока поможем друг другу кое в чем разобраться.

Рощин вышел из-за стола и сел в кресло против Трофимова.

– Итак, товарищ Трофимов, только что мне сообщили, что по вашему приказанию арестован начальник жилищного строительства комбината Глушаев…

40

Бюро райкома началось в семь часов вечера.

Войдя в большую комнату, где собрались члены бюро, Трофимов увидел много знакомых лиц. Вот приветственно помахал ему рукой председатель завкома Оськин, вот, указывая на свободное место рядом с собой, дружески кивнул парторг колхоза имени Сталина Антонов.

Были тут и Степан Чуклинов, и инженер Острецов, и директор строящегося бумажного комбината Зырянов, и Анна Петровна Осокина. В углу, у края стола, сидел мрачный Швецов.

Трофимов сел на свободное место рядом с Осокиной и Антоновым.

– А мы всю дорогу за вами гнались, – сказала Осокина. – Только вы отъехали, позвонили из города, чтобы мне и Антонову ехать на бюро.

Рощин открыл заседание.

– На повестке дня один вопрос, – сказал он, – доклад комиссии райкома о ходе жилищного строительства на комбинате. Слово предоставляется товарищу Оськину.

В коротких, точных выражениях, решительно рубя воздух сжатой в кулак рукой, изложил Оськин выводы комиссии, объясняя причину, которая привела к свертыванию строительных работ на четвертом участке.

– Поселить наших рабочих по соседству с болотом недопустимо! – заключил он. – Никакие особняки, никакие удобства тут делу не помогут.

– Министерством уже отпущены деньги на осушку болота, – сказал Швецов. – Я специально за этим ездил в Москву. Доказывал, убеждал и добился.

– Это еще не решение вопроса, Леонид Петрович, – заговорил Острецов. – Сперва надо осушить весь район, а уж потом думать о строительстве в том направлении. Согласитесь, что мы допустили ошибку, остановив свой выбор на мало подходящей для жилья территории.

– Но комбинат растет, растет с каждым днем, – сказал Швецов. – Где же прикажете селить людей?

Слово взял секретарь парткома комбината Ларионов:

– Вы отлично знаете, товарищ Швецов, что в участках для строительства новых домов у нас недостатка нет. Надо только оглянуться в сторону города. Городские окраины, отделенные от комбината защитной лесной полосой, – вот где следует строить. Лучших участков и не придумаешь.

– Согласен, – сказал Швецов. – Мы и будем там строить, но сейчас речь идет о расширении поселка. Строительство в черте города – дело, которое так сразу не решишь. Достаточно сказать, что, строя в городе, мы должны, прежде всего, разработать единый с городом план жилищного строительства. А это требует времени.

– Да, речь идет о жилищном строительстве для комбината, – сказал Рощин. – Но отделять комбинат от города неверно. В городе живет семьдесят процентов всех рабочих и служащих комбината. Зачем же проводить какую-то искусственную черту между городом и поселком? – Рощин обвел всех присутствующих внимательным взглядом. – Прежде чем ответить на этот мой вопрос, давайте-ка выслушаем сообщение прокурора района товарища Трофимова. Прошу вас, Сергей Прохорович.

– Товарищи!.. – Трофимов поднялся со своего места. – Начальник жилищного строительства комбината Глушаев арестован и отдан под суд. Конец своей деятельности он ознаменовал кражей двух тонн овощей у колхозников. Но мы будем судить его не только за это. Костя Лукин, тяжко оскорбивший свою жену, – это вина Глушаева. В жалобах, поступающих к нам от рабочих и служащих комбината, всякий раз, когда касается жилищных вопросов, неизменно упоминается имя Глушаева.

Трофимов сел.

– Вот об этом-то и поговорим, – после небольшой паузы сказал Рощин и, обращаясь к Ларионову, спросил: – Скажите, товарищ Ларионов, о чем говорили коммунисты комбината на своем последнем партийном собрании?

– Все о том же! – горячо заговорил Ларионов. – О том, что неверно отделять поселок от города. Поселок, мол, наш, комбинатский, здесь мы у себя, здесь мы хозяева. Ну, а в городе? Разве в городе мы не у себя? Оказывается, нет. Строясь в городе, на его окраинах, мы должны согласовывать наши планы с планами городского строительства, должны строго придерживаться этих планов. Есть и другие неудобства. Например, в городе мы не можем покрыть асфальтом только свой участок, минуя уже застроенные раньше. Короче говоря, строясь в городе, мы должны думать не только о себе, но и о городе, строить с ним заодно.

– Да, жулику и проходимцу Глушаеву строить сообща с городом было явно не с руки, – заметил Трофимов.

– Ну, а вывод из этого какой? – спросил Рощин.

– Вывод ясен! – заметно волнуясь, заговорил инженер Острецов. – Пришло время, товарищи, объединять наши планы, наши возможности. Пришло время осуществить наши с вами мечты.

– Что же это за мечты? – с одобрением глядя на взволнованного инженера, спросил Рощин. – Чем же мы можем их подкрепить, эти наши мечты, товарищ Острецов? Ведь в строительном деле даже самая дерзновенная мечта должна быть выражена в конкретном плане, в рабочем чертеже и, наконец, уж в самом прозаическом понятии – в смете.

– Да, именно в плане и в строгой смете! – воскликнул Острецов. – И план у нас есть, товарищи. Еще давно исподволь готовили мы с Николаем Николаевичем Беловым проект будущего Ключевого. Да что там будущего! Уже сегодня этот наш план оказался лишь частью тех работ, какие мы планируем произвести в Ключевом в ближайшие годы. Жизнь идет вперед, товарищи, жизнь торопит нас и поправляет. Сегодня я могу доложить бюро райкома, что комиссия, занимающаяся вопросами жилищного строительства в городе и поселке, проделала большую подготовительную работу для того, чтобы уже к концу этого года начать застройку новых и, замечу, отлично расположенных участков.

– Добавлю несколько слов и от себя, – сказал Рощин, вынимая из ящика стола пачку бумаг. – Вот, товарищи, переписка районных организаций с Москвой о важнейшем для нас сейчас деле: разработке общего и для города и для комбината проекта новых жилых кварталов. Вот ответ, подтверждающий правильность наших предложений.

Рощин выжидающе посмотрел на Швецова. Но тот, погруженный в свои думы, молчал. Лицо его разом как-то постарело, осунулось. Возле рта появились две резкие морщины. С горькой досадой на себя размышлял он сейчас над тем, что говорили товарищи, и ощущение тревоги и неблагополучия, которое не покидало его после заключительного разговора с заместителем министра, теперь, наконец, нашло свое объяснение. И вновь пришли ему на память сталинские слова: «Реальность нашей программы – это живые люди…»

Все, кто был сейчас в комнате, не сговариваясь, не обменявшись между собой ни единым словом, с нетерпением ждали, что скажет им Швецов.

И вот, взявшись за спинку стоящего перед ним стула, точно ему было трудно подняться, Швецов встал.

– Товарищи, – твердо проговорил он, – какие выводы должен я сделать для себя из того, о чем здесь сейчас говорилось? Первый и основной: не через год и не через два, а уже сейчас должен увязать комбинат свои планы жилищного строительства с планами города, на окраине которого он стоит. Я могу лишь приветствовать инициативу районных организаций, которые уже начали решать этот вопрос. Моя вина, что я оказался в стороне от этой работы. Моя вина, что такое важное дело, как жилищное строительство, я передоверил жулику и проходимцу Глушаеву.

Швецов тяжело опустился на свое место.

– Вот что, товарищ Трофимов, – сказал Рощин, нарушая молчание. – Думаю, что суд над Глушаевым должен стать показательным судом для всего района…

41

Трофимов и Швецов вместе вышли из здания райкома, и как-то так само собой получилось, что и дальше они пошли вместе.

У тротуара, обогнав их, остановилась директорская машина. Шофер открыл дверцу.

– Поезжай в гараж, – мрачно сказал Швецов.

Шофер удивленно взглянул на хмурое лицо своего начальника, и машина медленно отъехала.

У перехода через улицу Швецов и Трофимов задержались.

– Вам куда? – спросил Швецов.

– Нам по пути, – улыбнулся Трофимов.

Швецов пристально посмотрел на него.

– Собираетесь утешать или читать прокурорскую нотацию?

– Ни то, ни другое.

– Тогда я вас не задерживаю! – резко произнес Швецов.

Трофимов пожал плечами и, прикоснувшись к козырьку фуражки, внимательно посмотрел на Швецова.

– До свидания, Леонид Петрович, – сказал он негромко.

Тут Швецов почувствовал, что он не может сейчас остаться наедине со своими мыслями. Он с горечью произнес:

– Мне тяжело. Понимаете вы это или нет? Мне так худо, что и слов не найти! Понимаете?

– Понимаю, Леонид Петрович.

– Ни черта вы не понимаете! Вам сколько лет?

– Тридцать четыре.

– Ну, а мне сорок шесть. А в партии вы давно?

– С сорок первого года.

– Я с тридцатого.

Они перешли через улицу и свернули в темный и пустынный переулок.

– Что ж из этого следует? – спросил Трофимов.

– Многое! И прежде всего то, что я вам завидую. Нет, не годам вашим – я стариком себя не считаю, – а тому, что вы, молодой сравнительно человек, а оказались кругом правы. Кругом! Понятно? И Рощин, и вы, и даже старикан Острецов – все оказались кругом правы, а я кругом виноват!

– По-моему, вы слишком мрачно все себе представляете.

– Молчите уж! Мне утешения не нужны! Мы же условились – никаких утешений!

– Я и не собираюсь вас утешать.

– Да и не сумели бы. Не та профессия. Ведь вы прокурор…

– Так точно, – сухо отозвался Трофимов.

– И всего-навсего районный прокурор! – усмехнулся Швецов.

– Верно. Всего-навсего районный прокурор.

– А я, как вам известно, директор одного из крупнейших в стране комбинатов.

– И это верно. – Трофимов остановился и в упор посмотрел на Швецова. – Хотите сказать, я вам не ровня?

Швецов устало махнул рукой:

– Да нет, не об этом сейчас речь, Сергей Прохорович… Я все про то, что я кругом не прав, а вы правы уже в том, что я проглядел этого Глушаева, а вы вот его разглядели. Ведь что меня убивает: районные работники смотрят дальше и шире, чем директор союзного предприятия!

– А я ничего дурного в этом не вижу, – сказал Трофимов. – Очень хорошо, что увидели и помогли увидеть вам.

– Так-то оно так. – Швецов опустил голову. – Но мне от этого ведь не легче? Выходит, Швецов по своим масштабам уже и в районные работники не годится. Ведь вот что выходит.

– Ох, и одолевает же вас гордыня! – сказал Трофимов.

– А как же мне не быть гордым? – Швецов выпрямился и, обернувшись к Трофимову, строго сказал: – Да знаете ли вы, что один наш комбинат производит столько продукции, сколько производят подобные ему предприятия целого десятка капиталистических стран, включая Англию и Францию?

– Да, знаю.

– То-то! Вот потому-то я и горд. Впрочем, был горд. Был! Верно?

Трофимов ничего не ответил. Он понял, что Швецову сейчас необходимо выговориться, что это поможет ему осознать то, о чем говорилось на бюро райкома, и, ничего не возражая, молча слушал.

– Решили не возражать? – с горькой усмешкой сказал Швецов. – Конечно, это правильнее всего – молчать и слушать, что скажет человек в моем положении. Ну, а я требую, чтобы вы со мной спорили! Чтобы вы не соглашались ни с одним моим словом! Такой разговор вам не по плечу?

– Нет, Леонид Петрович, – просто ответил Трофимов, – спорить с вами сейчас трудно.

– Это почему же?

– Да потому, что спорить нам не о чем.

– Верно, – упавшим голосом сказал Швецов. – На ошибки в работе указано – о чем же спорить? – Он поднял голову и снова с вызовом посмотрел на Трофимова. – Работать надо, а не разговаривать! Мне – работать, а вам – меня поправлять.

– Что касается меня, Леонид Петрович, – спокойно возразил Трофимов, – то главная моя задача не столько в том, чтобы поправлять вас, сколько в том, чтобы, помогать вам в работе.

– За то, что помогли мне разглядеть Глушаева, спасибо, но чем же еще можете вы мне помочь?

– Очень и очень многим. – Трофимов внимательно посмотрел на Швецова и, видимо, приняв какое-то решение, быстро сказал: – Хотите получить самую реальную и притом быструю помощь? Хотите знать, что вам следует делать, с чего начать уже завтра свою работу?

– Еще бы! – недоверчиво усмехнулся Швецов. – И вы можете мне это сказать?

– Идемте! – Трофимов решительно взял Швецова под руку и повел его за собой.

Они снова вышли на центральную улицу, пересекли ее и направились к дому, где помещались народный суд и прокуратура.

– Многообещающее начало! – невесело пошутил Швецов. – Не напоминанием ли об этих суровых местах собираетесь вы мне помочь?

– Идемте, идемте! – коротко отозвался Трофимов, увлекая его за собой.

Они поднялись на второй этаж и вошли в приемную. Дверь в кабинет Трофимова была открыта. За его столом, склонившись над бумагами, сидела Ольга Петровна Власова.

– Добрый вечер, Сергей Прохорович! – сказала она, поднимаясь ему навстречу.

– Здравствуйте, Ольга Петровна. Не ожидал, что так поздно застану вас здесь.

– Уж очень спешное дело, Сергей Прохорович… Вот посмотрите. Чрезвычайно любопытное дело! И не так-то в нем будет просто разобраться.

Трофимов заглянул в лежащую на столе папку, перелистал бумаги, и лицо его приняло озабоченное выражение.

– Верно, Ольга Петровна, дело действительно серьезное. И, видимо, не простое.

– Думаю, что дня через три смогу о нем доложить.

– Да, товарищи, знакомьтесь, – сказал Трофимов, не отрывая глаз от бумаг. – Простите меня; Леонид Петрович, я сейчас дочитаю.

– Да уж чего там! – буркнул Швецов. – Подожду. – Он подошел к Власовой и представился: – Швецов.

– Мы встречались, товарищ директор, – сказала Власова.

– Встречались? Где же?

– У Евгении Степановны Беловой.

– Да, да, теперь вспоминаю.

– Кстати, Сергей Прохорович, – сказала Власова, – вам сюда звонила Марина.

– Марина Николаевна?

– Да. Спрашивала, куда вы пропали. Бюро райкома, говорит, давно кончилось, а его все нет и нет.

– Нехорошо, Сергей Прохорович, – невесело усмехнулся Швецов, – вас Марина Николаевна ждет, а вы тратите время на разговоры со мной…

– Надеюсь, что я не зря потерял это время… – сказал Трофимов. Он подошел к шкафу, отпер его и, взяв с полки толстую папку, протянул ее Швецову.

– Вот это очень поможет вам, Леонид Петрович, в нашей работе.

Швецов взял папку и прикинул, точно взвешивая ее на руке.

– Что здесь?

– На вес не узнаете. Садитесь и читайте. Здесь собраны письма рабочих вашего комбината, их справедливые жалобы, их справедливые требования. Уверен, что эти письма сегодня вам будет очень интересно прочесть.

– Вот оно что! Знаете, вы, пожалуй, правы, – сказал Швецов, и по его тону Трофимов понял, что не ошибся, когда решил показать ему письма рабочих.

– А домой их взять нельзя? Ведь тут чтения на всю ночь.

– Нет, домой нельзя. Читайте здесь. Я вам помогу разобраться.

– Как же это? Значит, собираетесь просидеть со мной здесь всю ночь? – искренне удивился Швецов. – Ну, спасибо! – Он быстро подошел к столу, на ходу развязывая тесемки папки.

Зазвонил телефон. Трофимов торопливо взял трубку, думая, что услышит голос Марины.

– Слушаю, – тихо сказал он, но никто ему не ответил.

В трубке что-то загудело, затрещало, потом послышались чьи-то далекие, неясные голоса, потом снова загудело, и раздался громкий и такой унылый сейчас для слуха Трофимова голос телефонистки:

– Прокуратура? Прокуратура? Соединяю вас с селом Искра! Минуточку! Говорите!

– Да, да, слушаю! – с досадой сказал Трофимов.

Но в трубке снова зашумело, послышались чьи-то неясные голоса, и телефонистка опять потребовала от Трофимова минуточку терпения. Она стала торопливо вызывать телефонистку коммутатора бумажного комбината, потом та отозвалась и, в свою очередь, тоже начала кого-то вызывать. Так от голоса к голосу протягивалась все дальше телефонная нить.

Далекие, неясные голоса вдруг стали громче, и Трофимов услышал, как кто-то, по-видимому диспетчер бумажного комбината, надрываясь, выпытывал у своего собеседника, когда же наконец придут обещанные машины. Потом его голос сменился другими.

Вскоре Трофимов был посвящен в то, что делалось у сплавщиков на рейде, на сколько выполнили план лесорубы, как идет подготовка к сбору урожая в колхозе «Заря коммунизма», куда запропал буксир «Комсомолец». О капитане этого буксира Белкине Трофимов узнал даже, что он наверняка получит выговор за свои слишком долгие стоянки у села Искра.

– Нашел время невесту навещать! – возмущался кто-то густым баритоном. – Катер простаивает, а он…

Снова заговорила телефонистка и опять потребовала у Трофимова минуточку терпения. При других обстоятельствах его это, пожалуй, и рассердило бы, но сейчас он был рад случаю, который позволил ему услышать такой живой и деловито-озабоченный голос своего района.

Вдруг в трубке все стихло, и откуда-то издалека до слуха Трофимова донесся тихий-тихий девичий голос:

– Прокуратура? Это прокуратура?

– Прокуратура слушает, – ответил Трофимов.

– А Петра Бражникова случайно там нет? Нельзя его попросить? – с надеждой в голосе спросила девушка.

– Нет, – сказал Трофимов. – К сожалению, нет. Это не Даша Осокина со мной говорит?

– Даша… – послышалось издалека печально и тихо.

– Здравствуйте, Даша! – сказал Трофимов. – Не огорчайтесь, он вам позвонит. Что ему передать?

– Это товарищ Трофимов? Здравствуйте… Нет, ничего не надо передавать… – Даша вздохнула. – А не знаете, когда он снова к нам приедет?

– Знаю, Даша. Очень скоро приедет.

– Ну, тогда поклонитесь ему, – повеселевшим голосом сказала Даша. – Скажите, что Даша Осокина звонила. До свидания…

Трофимов услышал, как Даша повесила трубку.

Он тоже положил трубку и отсутствующим взглядом посмотрел на Швецова.

– И здесь помогаете? – улыбнувшись, негромко спросил Швецов.

– Пытаюсь…

– Знаете что, Сергей Прохорович? – решительно поднялась Власова. – Идите-ка вы домой. Мне все равно еще несколько часов придется здесь поработать, так я заодно и Леониду Петровичу помогу. Идите. – И Власова, мягко взяв Трофимова за локоть, показала ему глазами на дверь.

Трофимов оглянулся на Швецова. Тот, склонившись над письмами, казалось, ничего уже не слышал. Трофимов крепко пожал Власовой на прощанье руку и пошел к выходу.