Текст книги "Тень и звезда"
Автор книги: Лаура Кинсейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
И тут Леда взяла инициативу в свои руки.
– Мне бы очень хотелось, дорогой сэр, чтобы вы остались у меня на ночь, – мягко произнесла она.
Сэмюел взглянул на жалюзи и вздохнул.
– Хорошо, я подожду в гостиной, пока ты переодеваешься, – нехотя сказал он.
На ее лице расцвела радостная улыбка.
– Конечно. – Леда кивнула. – Я не задержусь, я быстро!
Вернувшись в гостиную, Сэмюел вышел на веранду. Бумажные фонарики тихо покачивались на ветру, и от этого по веранде передвигались розоватые круги света. В дальнем конце веранды стояла парочка, любовавшаяся сказочными огнями города. Сэмюел сразу понял: эти люди с дальних островов, приехали в Гонолулу на выходные и они безопасны.
Потом Сэмюел стал наблюдать за официантами в белом, суетящимися внизу, выискивая глазами еще какое-то движение, которое могло бы насторожить его. Ему было известно, что противник двигается почти незаметно, с той же кошачьей грацией, с какой двигался он сам. Однако он лишь услышал, как кто-то недовольно ворчит из-за того, что ему принесли простую воду, а он просил лимонад со льдом.
Временами Джерарду казалось, что скрываться от врага – это все равно что тихо умирать. Надо забыть о своих желаниях, сомнениях, о себе, стать тенью и свободно двигаться в темноте. Это словно по доброй воле нырнуть в ледяной океан и чувствовать, как лед медленно обжигает, начиная от кончиков пальцев и доходя до мозга, замораживая до такой степени, что тело постепенно теряет чувствительность.
Свет в спальне погас, оставив на веранде лишь розовые круги от бумажных фонариков, и Сэмюел, вернувшись в номер, закрыл дверь, но запирать ее не стал. Молча подошел к спальне. Заметив, что Леда задернула светлую противомоскитную сетку, спускавшуюся с потолка, Сэмюел затаился за сеткой, прислонившись к стене и рассчитывая на то, что его белая одежда, сливаясь со стеной, сделает его незаметным.
– Сэр! – тихо позвала Леда с кровати.
– Спи, – отозвался он. – Я здесь, и я не уйду.
Леда села в кровати.
– Так ты не ляжешь со мной?
– Спи и ни о чем не думай. Спокойной ночи.
Леда продолжала сидеть, и хотя глаза Сэмюела вскоре привыкли к темноте, он не мог различить выражения ее лица. Наконец она опустилась на подушки, а через два часа негромкий смех и разговоры внизу затихли.
Белый лунный луч проник в комнату и проскользнул к кровати Леды. Лишь тогда по ее ровному дыханию Сэмюел понял, что она заснула.
Глава 34
Леда проснулась от шума прибоя, хорошо слышного ранним утром, когда ветер еще не колышет листву деревьев. Волшебный, сладкий гавайский воздух поцеловал ее в щеку, приласкал руки и грудь; за открытыми жалюзи пылающе-алые, похожие на большие колосья, цветы бразильского дерева плавно покачивались в зеленой листве.
Посмотрев на собранную на потолке сетку, Леда почувствовала себя счастливой и немного смущенной.
Сэмюела в спальне не было, но она слышала, что кто-то ходит по гостиной; слышно было также, как позвякивают фарфоровые чашки.
Даже не подумав о том, чтобы убрать волосы или сунуть ноги в шлепанцы, Леда подошла к двери.
– Доброе утро! – с улыбкой поздоровалась она и лишь тогда увидела, что в гостиной хозяйничает вовсе не Сэмюел.
– Алоха! – откликнулся на ее приветствие мягкий голос Манало: невозмутимый гигант стоял рядом с китайцем, волосы которого были заплетены в косичку. – Вам надо поесть, а потом я отвозить вас в дом. Хаку-нуи велеть приехать.
– Да? Тогда я сейчас! – Только тут Леда поняла, что стоит перед ним босиком и неодетая, хотя справедливости ради стоило заметить, что платья, которые носили гаитянки, по виду мало чем отличались от ее ночной сорочки.
Захлопнув дверь, Леда пошла босиком в ванную комнату и стала умываться с таким видом, будто день начался совершенно обычно.
И все же ей не удалось сдержать улыбку, а щеки ее порозовели от удовольствия – ведь это было первое утро после того вечера, когда Сэмюел сказал, что любит ее.
Да, он ее любит: Леда была уверена в том, что не ослышалась.
Правда, потом, через какую-то долю мгновения, он захотел, чтобы она уехала, но эти слова словно ранили его.
Леда посмотрелась в зеркало.
Вероятно, мисс Ловатт была права, предупреждая ее. Без сомнения, замужество – вещь рискованная: оно то огорчает, то ставит в тупик, но, к счастью, иногда и радует.
Чтобы отыскать своего противника, Сэмюел осторожно шел по едва различимому следу; однако он не задавал прямых вопросов, не показывал своей тревоги – просто спокойно интересовался, не спрашивал ли кто о нем. Впрочем, он всегда так поступал. В золотистом сумеречном мире китайского квартала многие сочли бы странным и даже глупым, если бы он вел себя иначе.
Наконец дорожка привела его к широкой барже, пришвартованной у небольшого, заросшего кустарником островка, находившегося в просторной гавани Перл-Ривер. Тот факт, что поиски не привели его на плантацию, где он сразу потерял бы след среди множества новых работников, можно было счесть большой удачей: это означало, что его преследователи не имели связей среди местных японцев, приехавших трудиться по контракту, и были посланы другой прослойкой общества, которую составляли те, кто не имел желания уезжать из Японии.
Тишина была особой приметой гавани Перл-Ривер – синь воды манила серебряными отблесками света на ее гладкой поверхности. Сэмюел сразу подошел к рыбаку, которому можно было доверять. Он знал, что может спокойно плыть в лодке этого полугавайца-полупортугальца, и тот в любом случае будет держать рот на замке.
Закинув ноги на перекладину и надвинув шляпу на глаза, рыбак тихонько похрапывал. Иногда тишину нарушало негромкое позвякивание старых оловянных жестянок, привязанных к веревкам, которые были протянуты через рисовые поля. Веревки время от времени дергал мальчишка, сидевший в сторожевой будке, чтобы отгонять от посевов воробьев.
Сэмюел тоже прикрыл лицо полями шляпы и рыбачил, поглядывая не столько на баржу, сколько оценивая ее окружение, возможности приближения к ней с разных сторон.
Противники не слишком старались скрываться, да в этом и не было особой необходимости. Позицию они заняли весьма выгодную, местность с баржи отлично просматривалась со всех сторон, и проникнуть на судно было затруднительно даже под покровом темноты.
На барже находилось четыре человека, и Сэмюелу было известно еще о троих, оставшихся в городе. Сколько их всего, он не знал. Люди на берегу отчитывались перед неким Икено, который находился на борту баржи. Настоящее это имя или нет, не имело особого значения: японцы вообще часто меняли имена, что приводило в замешательство иностранцев, которые не привыкли к тому, что имя можно изменить в силу множества причин, начиная от желания получить новую должность и заканчивая достижением жизненной цели.
Скорее всего Икено выбрал себе имя, под которым он должен воссоединить ножны и клинок Гокуакумы. Сейчас он или тот, на кого Икено работает, держит в руках фитиль, с помощью которого в Японии можно разжечь настоящий пожар или даже устроить международный конфликт.
Видимые пути отступления прикрывались людьми Икено, так что если Доджун захочет уехать с острова и увезти с собой клинок, ему придется покидать страну, двигаясь по какой-нибудь отдаленной местности в горах либо выйти с уединенного пляжа в море на каноэ, а уж потом пересесть на судно побольше. Для такой трудной операции требовалась немалая удача.
«Ну и пусть, это проблема Доджуна», – подумал Сэмюел. Сам он понятия не имел ни о том, где спрятан клинок, ни когда и как Доджун намеревается увозить его. Его задача – обеспечить Доджуна прикрытием, а также предоставить в его распоряжение потайной выход из того самого дома в горах, в котором хлопотала теперь Леда, счастливая и гордая тем, что обставляет их общее жилище; Доджун же при этом играл роль слуги.
Пока все было спокойно, но это лишь на время. Спокойствие может продлиться день или год, однако когда-нибудь Доджун зашевелится, принесет меч в «Поднимающееся море» и потом скроется с ним в неизвестном направлении.
Сэмюел из-под полей шляпы бросил взгляд на баржу, удивляясь тому, что чувство обиды до сих пор не оставило его. Сохранность меча его не интересовала, а вот то, что у охотников за мечом были все основания полагать, что он и Доджун знают, где находится клинок, его совсем не радовало. Они наверняка были уверены в том, что в Лондоне он совершил кражу лишь для того, чтобы завладеть ножнами Гокуакумы. Теперь-то он понимал, что не следовало ему этого делать. Действие и невидимые остальным последствия – все как в истории Доджуна о морской звезде. Из одной угрозы, разделенной надвое, вырастает две угрозы. Противники будут искать их слабые места, и хотя у Доджуна слабых мест нет вовсе, зато они есть у него. Факт существования Леды развязывал им руки. Чем больше он сделает для того, чтобы защитить Леду, тем более подходящей целью они сочтут ее. В доме нет уверенности в ее безопасности; в отеле дела в этом плане обстоят еще хуже. Даже если Доджуну удастся тайком ускользнуть от преследователей, прихватив клинок, где конец этой истории?
«Все это американские мысли, – сказал бы Доджун. – Западные страхи. Твоя жизнь не больше чем иллюзия. Когда тебя похоронят, никто не отправится в мир теней вслед за тобой, никто не будет любить тебя. Смерть приходит между настоящим и следующим мгновением; каждый день надо проживать так, как будто ты умрешь этой ночью».
Но Сэмюел не хотел умирать ни этой ночью, ни какой-нибудь другой. В жизни у него было достаточно иллюзий, однако Леда отнюдь не иллюзия.
Благодаря ей у него появилась надежда на лучшее будущее. Впрочем, если охотникам удастся воссоединить ножны и клинок, его роль и роль Леды в этой игре будет окончена.
Предательство. Джерард уже не раз думал о предательстве. Но, раздумывая о таком повороте событий, он пришел к выводу, что и Доджун предположил нечто подобное: не зря же он ни слова не сказал своему ученику о том, где сейчас находится клинок Гокуакумы.
* * *
Леда не смогла бы так споро управляться с делами, если бы не помощь мистера Доджуна и Манало. Кучер-гаваец сопровождал ее повсюду, носил стулья и растения в горшках, возил на бесконечные чаи и ленчи, куда ее приглашали почти каждый день. Спустя неделю Леда уже начала ругать Манало, если лошадь шла слишком спокойно.
Доджун оказывал ей неоценимую помощь в убранстве дома.
– Шкаф новой жена, – довольно говорил он. – Японцы знать, что новый жена приносить в дом мужа шкаф. Вам нравится, миссис Самуа-сан?
– Да. – Леда кивнула. – Шкаф замечательный, а кровать просто роскошная.
Наклонившись, Доджун провел мозолистым пальцем по спинке кровати, обвел мозаичный медальон с изображением изящной птицы, расправившей крылья.
– Это есть пожелание удачи, – сообщил он. – Мы в Японии говорим: «Журавль живет тысячу лет».
– Выходит, медальон означает пожелание удачи? – уточнила Леда.
– Да, – закивал головой Доджун. – «Журавль живет тысячу лет, черепаха – десять тысяч». На свадьба, день рождения, праздник друг делает тысяча бумажных журавлей с пожеланием счастья на тысячу лет. Теперь ты поняла?
Леда слегка улыбнулась:
– Какой приятный обычай! – Она со вздохом дотронулась до гладкого, отполированного кроватного столбика. – Жаль, что я не знала об этом обычае раньше. Я внимательно просмотрела книгу мистера Самуа-сан, но самым подходящим подарком там была названа сушеная рыба.
– Сушеная рыба, да. – Доджун поклонился. – Журавль. Черепаха. Рисовый пирог. Бамбук на удача. Бамбук гнется, но не ломается. Если закрепить бамбук в древесина, ящик запеть. У нас есть кровать. Есть шкаф. Теперь нужно ханайоме-таку.
– А что это такое?
Доджун изобразил руками в воздухе круг.
– Маленький-маленький столик. Мальчик делать такой столик и дарить своя мать. Самуа-сан сделать ханайоме-таку много лет назад, когда был еще мальчик и подарить леди Эшленд.
Леда с интересом слушала, склонив голову набок.
– Вы хотите сказать, что мистер Самуа-сан своими руками сделал этот… Как вы его называете?
– Ханайоме-таку, – повторил Доджун. – Я помогать ему, а потом мистер Самуа-сан относить столик в дом леди Эшленд. – Доджун приподнял брови. – Что, если вы приносить столик невеста сюда? Тогда все будет о'кей, а?
– Что ж, идея неплохая, – улыбнулась Леда, – но…
– Хорошо! Я нарисовать. Вы идти в дом Эшленд приносить столик.
– Не думаю, что я…
– Вы осмотреть спальня леди Эшленд, увидеть ханайоме-таку и привозить его сюда.
– Мистер Доджун, боюсь, я не смогу вынести что-то из чужого дома, – возразила Леда.
– Столик теперь принадлежать вам, потому что вы есть невеста Самуа-сан. Самуа-сан увидеть и убедиться, как вы уважать его.
– А не могли бы вы принести столик из дома Эшлендов? – Леда осторожно посмотрела на Доджуна. – Иначе я буду чувствовать себя настоящей взломщицей.
Китаец энергично замотал головой:
– Нет, Доджун это не должен делать. Новая жена приносить. Если нет, не жди хороший брак.
Леда вздохнула:
– Ну что ж, я подумаю.
Утром Леда решила пойти в дом Эшлендов и принести невестин столик надеясь, что ее не арестуют за грабеж. Манало все это ничуть не смущало: приехав за Ледой в коляске, он, похоже, вообще ни о чем не думал.
На сей раз поездка была ужасной, лошадь то еле плелась, то скакала галопом. Леда сидела, вцепившись в скамью, и молила только об одном: чтобы весь этот кошмар поскорее кончился.
Наконец они добрались до дома Эшлендов, и Леда, подобрав юбки, спустилась на землю.
Доджун сказал ей, что дом не будет заперт, как и все остальные дома на Гавайях, но все же Леда, без сомнения, обрадовалась бы, если бы Манало предложил составить ей компанию.
Мебель в доме оказалась накрыта белыми матерчатыми чехлами, на полу не видно было ни циновок, ни ковров. Леда на цыпочках миновала большой холл и стала подниматься по лестнице. Спальню лорда и леди Эшленд она нашла по шкатулке со стеклянной крышкой, которую леди Каи подарила матери и подробно описала Леде.
Подойдя к кровати, Леда осторожно сняла белое покрывало со стоящего рядом узкого и высокого предмета. Едва увидев столик, она поняла, что это и есть ханайоме-таку работы Сэмюела. Строгие линии столика совершенно не походили на английскую мебель; Доджун сказал бы, что это шибуи чистой воды. Стол выглядел просто и элегантно, и эта простота отлично подчеркивала текстуру дерева, переливы цветов от золотисто-красного до черного. Казалось, это художник сделал несколько цветных мазков на древесине.
На полированной поверхности стола расположилась небольшая коллекция сувениров: невзрачный коричневый камень в черной чаше, одеревеневшая тыква-горлянка, шкатулочка с приятным запахом – явно сандаловая.
Глядя на все это, Леда внезапно ощутила твердую уверенность в том, что стол она брать не должна, а если возьмет, то это будет неслыханной дерзостью с ее стороны. Тем не менее она осторожно переставила коллекцию на туалетный столик, надеясь, что Доджун был прав и что леди Эшленд ее поймет.
С трудом подняв стол, Леда спустилась вниз. Труднее всего оказалось пройти через переднюю дверь, а тем временем Манало так и сидел на козлах в полудреме. Леда окликнула его, но ответа не получила, поэтому ей пришлось самой тащить стол до коляски.
– Манало! – уже громче позвала Леда. – Мне нужна помощь!
Повернувшись, гаваец окинул Леду сонным взглядом, затем привязал поводья к краю экипажа и, покачиваясь, направился к ней.
– Теперь вы должны его поднять, пожалуйста…
Не успела она договорить, как Манало выхватил стол у нее из рук и вдруг застыл на месте, качаясь из стороны в сторону. Только тут Леда догадалась, что странный запах, исходивший от гавайца, был запахом крепкого алкоголя. В это мгновение лошадь решила подойти поближе к зеленому газону, одна из ножек стола зацепилась за экипаж, Манало споткнулся…
Леда с испугом закричала, когда стол с ужасным треском упал на выложенную кирпичом дорожку.
– Посмотрите, что вы наделали! Да как вы могли? – Она оттолкнула гавайца, и тот, попятившись, упал на газон.
Леда в оцепенении смотрела на ножку стола, которая треснула по всей длине и теперь как-то беспомощно свешивалась вниз.
– О нет! – прошептала она. – Господи, только не это!
Наклонившись, Леда осторожно приподняла столик и тут заметила врезанный в древесину плоский кусок сверкающего металла, покрытый замысловатыми восточными надписями.
После того как Леда еще раз тряхнула столик, ножка отломилась окончательно, и теперь уже Леде ничего не оставалось, как только со стоном отчаяния поднять ее с земли.
Издавая странное шипение, металлический предмет начал выскальзывать из ножки, и Леда, глубоко вздохнув, попыталась засунуть его обратно, но не смогла этого сделать. Она едва успела отскочить назад, когда изогнутый кусок сверкающей стали длиною в ярд окончательно вывалился из ножки и упал на землю. Солнце тут же заиграло на блестящем металле, и десятки солнечных зайчиков заплясали вокруг него в воздухе.
«Странное крепление для ножки», – невольно подумала Леда. Однако не прошло и мгновения, как она поняла, что явно ошиблась, поскольку металлический предмет вообще не имел никакого отношения к мебели. Перед ней был клинок меча – прекрасный, пугающе острый, покрытый загадочными надписями, среди которых Леда смогла разглядеть изображение довольно неприятного зверя.
– Черт возьми, вы только взгляните на это! – воскликнула она, но тут же испуганно зажала рот рукой, осознав, что нечаянно произнесла ругательство. Леда покосилась на Манало, но тот по-прежнему лежал на земле и, видимо, ничего не слышал.
– От вас одни неприятности! – с отвращением произнесла Леда. – И из-за вас я не знаю, что мне теперь делать!
Повернувшись к столу, она осторожно подняла клинок за прямоугольный конец, однако ее очередная попытка вернуть клинок на место не увенчалась успехом; она лишь порезалась и со слезами на глазах бросила на землю и клинок, и ножку.
В конце концов, немного успокоившись, Леда положила ножку на землю и умудрилась-таки каким-то непостижимым образом вложить клинок в углубление на ней, а затем поставила столик на столешницу и попыталась вставить ножку на место.
Раздумывать над тем, что клинок меча делает в ножке стола, который изготовил Сэмюел, было бессмысленно: скорее всего это каким-то образом связано с японскими традициями и в ножки всех невестиных столиков вложены клинки. А вдруг самое худшее, что может сделать молодая жена, – это сломать ножку и увидеть спрятанный в ней клинок? Тогда вслед за этим ее наверняка постигнет катастрофа невиданных масштабов.
Впрочем, по мнению Леды, и нынешней катастрофы было вполне достаточно. Ну как она объяснит все Сэмюелу и мистеру Доджуну и леди Тесс?
Леда, не осознавая этого, бормотала что-то себе под нос, пытаясь приладить ножку на место, как вдруг кто-то окликнул ее. Оглянувшись, она увидела босого крестьянина в соломенной шляпе, который улыбался ей беззубой улыбкой. На плече крестьянин держал коромысло, на обоих концах которого висели огромные корзины с фруктами. Казалось, он возник рядом с ней из воздуха.
– Помощь нужна, мисси? – приветливо спросил он. – Столик сломали?
– Это он сломал его. – Леда мрачно кивнула на Манало. – Но я тоже виновата в этом – мне не нужно было к нему прикасаться. Господи, просто не знаю, что теперь делать!
– Хотите починить, мисси? Мой внук делать это. Так починит, никогда больше не отломиться.
Леда с надеждой посмотрела на незнакомца, а затем вновь перевела взгляд на столик.
– Даже представить себе не могу, как можно вернуть ножку на место, – пробормотала она.
– Вернуть, да! Мой внук Икено – лучший мебельщик на острове. Это особый столик, да? Не каждый знать, как прикрепить ножка, но мой внук – большой мастер.
– Правда?
– Столик для меча, – бормотал беззубый. – Японский, да? Только мой внук может починить его. Он живет за городом, ближе к плантациям.
– За городом? Это, наверное, далеко очень? – Леда была в отчаянии.
– Ехать около час.
– А нельзя починить стол где-нибудь в городе?
– О, тут слишком много китайцев, но они не уметь чинить японский стол с мечом. Мой внук специально быть в Япония, он починит, пока вы ждать.
Наклонившись к Манало, Леда потрясла его за плечо, и гаваец, открыв глаза, что-то невнятно пробормотал и затем уставился осоловевшим взглядом на торговца фруктами.
– Мы должны немедленно ехать! – Леда не собиралась дольше ждать и сердито топнула ногой, после чего повернулась к торговцу фруктами:
– Вы можете управлять коляской и отвезти меня туда и обратно? Я хорошо заплачу.
– Нет-нет, никаких денег! Я управлять! – Взгромоздив свои корзины на сиденье, торговец подошел к лошади, которая мирно паслась на краю газона. – Не плакать, мисси, мы обязательно починить стол. Я обещаю!
Пять дней кропотливой работы, причем не прикладывая больших усилий, – и вот Сэмюел уже на борту баржи Икено в качестве предателя самого себя, предателя Доджуна.
«Фукурогеши но джутсу» – прием, позволяющий глубоко проникнуть на территорию противника, притвориться, поменяться с ним местами. Он эффективен только в точно отмеренных дозах, и он помог японцам вычислить, кто завладел ножнами Гокуакумы.
Теперь Сэмюел использовал его, стоя перед Икено, лица которого он не видел.
Икено с непроницаемым лицом сидел на полу каюты, скрестив ноги, и ел рис, ловко подцепляя его эмалированными хаши. Двигался он осторожно и очень грациозно, как девушка, но при этом в его фигуре чувствовалась скрытая сила.
Впрочем, Сэмюел тоже умел красиво есть рис палочками и не выдавать своих чувств. Сняв обувь, он опустился на колени и стал быстро есть лишь для того, чтобы отдать долг вежливости и в то же время продемонстрировать свою подготовку. Ни он, ни Икено в этот момент не расслаблялись, и Сэмюел знал, что они оба понимают это. В то же время ему нужно было показать себя этаким простофилей, по-западному грубым и неуклюжим. А раз так, он будет совершать ошибки. Доджун не раз упрекал своего ученика в том, что он ведет себя неподобающим образом, демонстрируя западное невежество, однако на этот раз ошибки помогут ему. Хорошо выдрессированная собака может вызвать подозрения; та, которая пытается научиться, имеет возможность завоевать симпатии зрителей.
– Так ты говоришь, что хочешь перейти на мою сторону и быть верным мне? – Икено имел тихий голос, длинные, как у женщины, ресницы, но его крючковатый нос и брови вразлет сильно напоминали диковатых японских воинов с древних картин. На вид Икено был довольно молод, ненамного старше Сэмюела, а это значило, что ему лет сорок с небольшим. – Я тебя не понимаю.
Сэмюел низко поклонился.
– Со страхом и уважением этот ничтожный человек умоляет, чтобы Икено-сама соблаговолил уделить ему несколько минут его дражайшего внимания. Я могу предложить ему не так уж много – жалкий бизнес да несколько дырявых кораблей. Но возможно, вы сумеете каким-то образом использовать мои знания, полученные от Танабе Доджуна Харутаке.
– Также, возможно, что я отрежу тебе голову, если это Доджун тебя прислал, – усмехнулся Икено.
Еще раз низко поклонившись, Сэмюел посмотрел Икено в глаза.
– Прошу вас извинить мою дерзость, но меня никто никуда не посылал. Я больше не должен Танабе Доджуну гири.
– Разве? Не это я о тебе слышал, – едко заметил Икено. – Напротив, мне говорили, что ты бываешь в его доме и пьешь с ним саке. И еще я слышал, что он твой отец. Даже сейчас он живет в твоем новом доме и изображает слугу твоей жены.
Сэмюел пожал плечами:
– Во-первых, он мне не отец. Я не ношу его фамилию, и я ничуть не похож на него, что уважаемый Икено-сама может видеть собственными глазами.
Губы Икено изогнулись в улыбке.
– Несмотря на это, Доджун тебя проинструктировал. Возможно, он рассказал тебе о методе фукурогеши и отправил сюда, чтобы сделать из нас дураков. Посмотрим, как он заговорит, когда я пришлю ему твою голову. Возможно, тогда он кое-что поймет.
Сэмюел опустил глаза.
– Да, Доджун рассказывал мне о фукурогеши но джутсу, но не просил меня применять его здесь. Он вообще в последнее время ни о чем меня не просил, кроме позволения укрыться в моем жалком доме. Возможно… – Сэмюел подпустил горечи в свой голос, – он решил, что я не в состоянии достроить этот дом.
Икено промолчал. Сэмюел почувствовал, что один из его людей приблизился к нему.
– Соблаговолите приказать вашему уважаемому слуге взмахнуть мечом, – спокойно сказал он, – если моя дерзкая просьба вызывает у вас неудовольствие.
– И ты готов умереть?
– Если уважаемый Икено-сама считает, что я достоин именно этого, то – да, я готов.
– Ого! – Икено снова усмехнулся. – Думаю, Танабе прислал тебя сюда, чтобы посмеяться надо мной! – Он чуть заметно кивнул слуге. В свисте меча тело Сэмюела распознало намерение, он слышал, как палач выдохнул, и тут же меч, сверкнув, пронесся в сантиметре от его глаз.
Сэмюел даже не шелохнулся. Каждый его мускул, каждая его клеточка знали разницу между смертельным ударом и устрашающим замахом. Со спокойной душой он стоял на коленях, когда лезвие клинка разрезало его воротник. Только ощутив, что клинок порезал кожу, и почувствовав запах крови, Сэмюел узнал, как близок он был к смерти.
Лицо Икено застыло словно маска. Пожалуй, он был даже слишком равнодушен. Впрочем, его молчание могло также быть вызвано удивлением.
Сэмюел поклонился, дотронувшись лбом до пола.
– Примите благоговейную благодарность за мою ничтожную жизнь. – Он снова принял прежнюю позу.
– Ты хочешь предать своего господина, – неожиданно резким голосом проговорил Икено. – Даже собака не предает хозяина!
На щеках Сэмюела заходили желваки.
– Я был верен ему… – Он сделал вид, что его речь прерывается от волнения. – Танабе Доджун проверял меня, и я ни разу не обманул его.
– Значит, поэтому теперь ты здесь? – вспыхнул Икено.
– Танабе Доджун посмеялся надо мной. Он не ценит мои способности. Мое тело по-прежнему отвешивает ему поклоны, но сердце мое осталось без господина. Я пришел к многоуважаемому Икено-сама, чтобы предложить ему свою ничтожную помощь. В Лондоне я украл ножны Гокуакумы, но до сих пор не могу раздобыть клинок. – Он быстро посмотрел на Икено. – Уважаемому Икено-сама не было нужды вламываться в мой офис, я бы с радостью сам отдал ножны, если бы знал, кто их ищет.
– И каковы твои условия?
Сэмюел ответил не сразу.
– Доджун-сан тренировал меня, чтобы я мог владеть Гокуакумой, – медленно произнес он по-английски. – Я уважал его, любил и почитал. Я ни разу не допустил ошибки. И после этого он отодвигает меня в сторону, потому лишь, что я не японец. Теперь, когда вновь разрешили иммиграцию, он взял в ученики мальчишку четырнадцати лет, и тот занял мое место. – Сэмюел плюнул на пол. – Я не желаю носить на себе этот позор!
Один из людей Икено сделал шаг вперед, но хозяин остановил его легким взмахом руки.
– Ты хочешь сказать, что твоя честь запятнана? – насмешливо спросил он. – А я-то считал, что для варвара нет ничего важнее денег.
Сэмюел встал, и человек с мечом тут же придвинулся к нему. Не поворачиваясь, Сэмюел нанес ему удар. Меч, словно по волшебству, перешел в его руку, и теперь Сэмюелу было достаточно лишь слегка переместить его, чтобы заколоть японца.
– Многоуважаемый Икено-сама, – отпустив противника, Сэмюел низко поклонился Икено, – прости мои глухие уши и незрячие глаза. Я не расслышал мудрых и уважаемых слов, только что произнесенных тобою.
Икено задумчиво посмотрел на гостя.
– Какую помощь, – медленно спросил он, – варвар Джурада-сан может мне предложить?
Сэмюел выдержал паузу, затем почтительно произнес:
– Уважаемый Икено-сама уже завладел ножнами Гокуакумы, и теперь ему нужен клинок.
Икено кивнул.
– Доджуну известно о краже ножен. Он сделал вывод, что их украли те, кто ищет Гокуакуму, но он не подозревает, что я сам украл ножны. Он знает о вашем присутствии здесь и полагает, что ножны в ваших руках. Поэтому он предлагает увезти клинок с острова и спрятать его где-нибудь подальше. – Сэмюел пожал плечами. – Мне неизвестно, где спрятан клинок и куда он намерен направиться, но я непременно об этом узнаю.
– Выходит, Танабе тебе доверяет?
– Все, кроме самого важного. – Сэмюел вздохнул. – Но он зависит от моей преданности, а я хорошо знаю его и хорошо знаю остров. Я смогу сделать то, что обещал.
– И какой благодарности ты ждешь от меня?
– Я хочу, чтобы Гокуакума наконец воссоединился, Икено-сама, хочу увидеть это собственными глазами. Доджун больше не владеет клинком.
– Ты хочешь воссоединить клинок с ножнами, чтобы и Танабе тоже увидел меч целиком? – Икено удивленно посмотрел на Сэмюела.
– В этом нет необходимости, и к тому же это опасно. Для меня важно знать, что моя честь восстановлена – этого будет достаточно.
Икено кивнул.
– Я одобряю твое решение, – неожиданно резко сказал он. – Перевернувшись, мир обретет равновесие. Полагаю, ты избрал достойный способ мести.
Сэмюел склонил голову.
– Незаслуженная и щедрая похвала моей скромной особе…
Взгляд Икено неожиданно стал серьезным.
– О какой благодарности ты толкуешь? Учитель сделал из тебя человека, и это перед ним ты в долгу.
– Да, конечно. – Сэмюел слегка прикрыл глаза. – Но он лишил меня возможности отплатить ему.
– Гири труднее выносить, когда он охватывает обе стороны одного сердца. Что ты сделаешь для того, чтобы заплатить ему свой долг, Джурада-сан?
Лицо Сэмюела приняло бесстрастное выражение.
– Предать Доджун-сана – это позор. Когда дело будет сделано и я верну вам клинок Гокуакумы… мне останется совершить то, чего требует от меня долг чести.
При этих словах Икено поклонился Сэмюелу, словно признавая его равным себе.
– Так тому и быть, – заключил он. – Принеси мне клинок, и ты сможешь использовать Гокуакуму для того, чтобы выполнить свой долг.
