Текст книги "Открытая дверь"

Автор книги: Латифа Aз-Зайят

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5

Раздался звонок. На лице матери отразился испуг. Но когда в дверях показался Ассам, она успокоилась.

Ассам спросил, вернулся ли Махмуд, и несмело уселся напротив Лейлы. Она еще ниже опустила голову над книгой.

– Рады тебя видеть, Ассам, – бесстрастно произнесла мать, очевидно, только для того, чтобы что-то сказать. Наступило неловкое молчание. Мать продолжала строчить, а Лейла делала вид, что углубилась в чтение.

– Ты что читаешь? – спросил наконец Ассам.

– Саляма Мусу, – сухо ответила Лейла, опустив книгу.

– Где ты его раскопала?

– В библиотеке Махмуда.

– Ну, уж если читать, то можно было выбрать что-нибудь поинтереснее.

– А я почти все прочла. И считаю, что Салям Муса лучше других.

– Чем же он лучше?

– А хоть бы тем, что говорит то, что хочет. А другие, прежде чем что-либо сказать, крутят вокруг да около. – Лейла пристально посмотрела Ассаму прямо в глаза. Ассам смутился и не нашелся что ответить.

– Да, Лейла, ты в самом деле уже не маленькая.

– Милостью аллаха ваша Джамиля не сегодня-завтра замуж выйдет, – оставив шитье, сказала вдруг мать. Видно, это больше всего занимало ее сейчас.

Такой неожиданный переход застал Ассама врасплох.

– Жених не прочь все оформить хоть сегодня, – выжал он наконец из себя после некоторого замешательства.

– А как же с университетом? Разве Джамиля не будет поступать? – спросила Лейла.

– Ты сама после лицея, конечно, пойдешь в университет?

– А почему бы и нет?

– А зачем он вам нужен? Ваш девичий университет – это замужество.

Мать рассмеялась:

– Молодец, Ассам! Правильно рассуждаешь. Ты всегда здраво смотришь на вещи, не то что наши упрямцы!

– А я не думала, Ассам, что ты придерживаешься таких отсталых взглядов, – хмурясь, произнесла Лейла.

– Дело вовсе не в отсталых взглядах, Лейла. Просто я хорошо знаю, что такое университет. И не хочу, чтобы Джамиля или ты окунулась в эту атмосферу. А ты… – Ассам посмотрел на Лейлу с таким упреком, с такой болью и любовью, что Лейла почувствовала, как вспыхнуло лицо и бешено забилось сердце. Чтобы скрыть волнение, она схватила спасительную книгу и закрылась ею.

– Пойду распоряжусь насчет чаю, – поднимаясь, сказала мать.

– Что вы, тетушка! Не беспокойтесь, – смущенно пробормотал Ассам.

– Какое тут беспокойство. Пойду распоряжусь…

Лейла по-прежнему сидела закрывшись книгой.

– Лейла, – произнес Ассам глухим голосом.

Лейла вздрогнула, книга выпала из рук. Девушка подняла на Ассама глаза, лицо ее пылало, губы были чуть полуоткрыты, она притягивала его к себе какой-то магической силой, превозмочь которую Ассам был не в состоянии. Он подошел к ней вплотную.

– Лейла, – повторил он и запнулся… – Ты ведь уже догадалась, да? Догадалась, хотя я тебе еще ничего не сказал.

У Лейлы, казалось, отнялся язык. Она закрыла глаза и кивнула головой. Лицо ее сделалось серьезным.

– Но почему ты скрылся, Ассам? – спросила она упавшим голосом. – Почему не приходил все эти дни? Объясни мне!

Ассам протянул к ней руки, как бы желая сказать, что слова бессильны выразить его чувства. Потом опустил руки и вздохнул:

– Я боялся, Лейла…

– Боялся?.. Кого, меня? – удивленно спросила Лейла, ткнув рукой себя в грудь.

– И тебя боялся, – нежно посмотрев на нее, признался Ассам.

– Это почему же?

– Видишь ли, Лейла, как тебе объяснить?.. Я боялся не столько тебя, сколько себя самого, людей…

– Но какое нам дело, Ассам, до других людей?.. Я не понимаю тебя… Ничего не понимаю…

За дверью послышались шаги матери. Ассам подошел к швейной машинке и сделал вид, что рассматривает тетушкину работу.

– Чего ты тут не понимаешь? – спросила мать, входя в комнату.

– Да вот одно место в книге никак не могу понять, – нашлась Лейла после некоторого замешательства.

– А ты попроси Ассама, он тебе объяснит, – посоветовала мать, опять усаживаясь за работу.

Лейла, уже окончательно придя в себя, лукаво улыбнулась.

– В том-то и дело, что Ассам не хочет мне ничего объяснить.

С трудом пряча улыбку, Ассам посмотрел на Лейлу.

– Да, тетя, я в самом деле сказал, что не буду ей ничего объяснять!

– Ну, Ассам, это на тебя совсем не похоже. Ты ведь всегда такой внимательный. Не то что наш Махмуд, у которого никогда не хватает терпения толком что-либо объяснить.

– Он тоже, мамочка, ничего не способен объяснить! – взглянув на Ассама, заявила Лейла и громко расхохоталась.

Ассам шагнул к ней. О, как ему хотелось обнять ее, прижать ее голову к своей груди! Если бы он мог взять ее, как ребенка, на руки и унести… Чтобы она смеялась только с ним, только для него…

Хлопнула входная дверь. В комнату ворвался Махмуд. Он крепко пожал руку Ассаму, будто они не виделись по крайней мере несколько лет. Обнял мать и стал порывисто целовать ее в щеки, в лоб, в губы…

– Ты что, с ума сошел, Махмуд? Как тебе не стыдно? – вырываясь из его объятий, смущенно пробормотала мать, поправляя сбившуюся прическу. Столь бурное проявление нежности было так неожиданно для нее, что она покраснела, как девчонка.

– А что особенного? – возразил Махмуд. – Кого же еще остается целовать нашему брату, как не родную мать! Правда, Ассам?

– Что-то ты сегодня подозрительно возбужден? – сказал Ассам.

– Принято решение, братец! Важное решение! – чистосердечно признался Махмуд.

Лейлу бросило в жар: «Конечно! Как она сразу не догадалась! Махмуд решил ехать на канал…» Сердце ее переполнилось гордостью и страхом за брата. Ей хотелось расцеловать его. Она вскочила, подняла на него восхищенные, сияющие глаза, но тут же отвела взгляд.

– Тебе приготовить чаю, Махмуд? – спросила она смущенно.

Махмуд понял, что Лейла обо всем уже догадалась. Он слегка потрепал ее волосы:

– Спасибо… Потом, потом, Лейла…

– Ну как, хороший был вечер? – спросил Ассам.

– Какой там вечер? Разве теперь до вечеров? Кстати, ты ушел днем, так ничего и не решив.

– Я устал…

– Устал? Но, судя по нарядному виду, ты все же собирался идти на вечер?

– Ну что ты ко мне привязался? Да, хотел пойти. Потом передумал…

– Передумал?.. А как же посмотрит на это наша общая знакомая? – улыбаясь, спросил Махмуд. – Она ведь может обидеться…

Ассам почувствовал на себе пристальный взгляд Лейлы и покраснел.

– Обожди, я в долгу у тебя не останусь, – негромко пригрозил он Махмуду.

– А при чем тут я? – сделав невинное лицо, пожал плечами Махмуд. – Я только предупредил тебя… Ну, ладно, пойду переоденусь… Потом все расскажу.

Махмуд вышел. Лейла сидела с каменным лицом, не в силах двинуться с места. Снова застучала швейная машинка, как будто кто-то бил по голове молоточками. Все сильнее, сильнее. Лейла повернулась спиной к матери и пристально посмотрела на Ассама.

Губы ее беззвучно произнесли:

– Кто та девушка? Кто она?

«Что она делает? – с ужасом подумал Ассам, закрывая глаза. – С ума сошла? А вдруг заметит мать? Или неожиданно войдет Махмуд? Что я тогда скажу?»

Машинка перестала стучать. Лейла тряхнула головой, словно отгоняя от себя наваждение.

В комнату вошла служанка и поставила перед Ассамом поднос с чайником и стаканами. У Лейлы опять стало каменное лицо. Ассам взял стакан чаю и молча стал наблюдать за нею краешком глаза. Судя по ее лицу, опасность еще не миновала. Он не спеша допил чай и, придвинув свое кресло поближе к швейной машинке, принялся за второй стакан, теперь уже под надежной защитой тетушки.

Машинка снова застучала, и опять молотки безжалостно стали бить по голове. Лейла вырвала из лежащего рядом блокнота листок и быстро что-то написала карандашом. Рука Ассама со стаканом чаю замерла в воздухе. Лейла подошла к матери и, сделав вид, что ищет что-то на столике машинки, незаметно сунула записку в руку Ассама. Взяв ножницы, она спокойно вернулась на свое место.

Ассам сидел неподвижно, боясь развернуть листок. Потом, улучив момент, все же развернул его под столиком швейной машинки и прочел: «Кто та девушка? Какие у тебя с ней отношения? Ответь немедленно или я спрошу у тебя об этом при всех!»

Ассам покосился на Лейлу. Она сидела с безразличным видом и стригла ножницами ногти. Но в глазах ее по-прежнему светились огоньки, которые ничего хорошего не предвещали. «Она в самом деле может это сделать. Ведь это взбалмошное существо, как говорит ее отец: живет не умом, а сердцем».

А машинка стучала все настойчивей и настойчивей. Ассам был мрачен. Пожалуй, надо улизнуть, пока не вернулся Махмуд. Но как… Как?..

«Так-так-так… Так-так-так», словно смеясь над ним, бешено стучала машинка. Может, лучше попытаться объяснить этой сумасшедшей?.. Но как?.. Как?..

«Так-так-так… Так-так-так», будто отвечая на его мысли, тарахтела швейная машинка.

Все с тем же мрачным, даже злым выражением лица Ассам подошел к Лейле, достал из кармана автоматический карандаш и глухо сказал:

– Посмотри, Лейла, какой карандаш. А как хорошо пишет!..

И на чистом листке своей записной книжки написал несколько слов по-английски. Затем быстро зачеркнул их и уже более мелкими буквами опять написал: «Хотя ты сумасшедшая, но я люблю тебя». Это были именно те слова, которые она хотела сейчас от него услышать.

Ассам увидел, как счастливо загорелись глаза Лейлы. Они словно умоляли его: «Пиши… пиши… пиши еще!» И Ассам уверенно размашистым почерком написал три раза подряд: «Люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя». И с такой силой подчеркнул, что даже порвал бумагу. В висках бешено застучало. Опять машинка? Нет, это прилила кровь. Ассаму стало жарко. Он сделал над собой усилие и отстранился подальше от Лейлы. Стараясь не глядеть на нее, он закрыл записную книжку, спрятал ее в карман. Бессильно опустившись в кресло, Ассам дрожащей рукой достал сигарету и, глубоко затянувшись, медленно выпустил дым расплывающимися причудливыми кольцами. Сквозь эти кольца он затуманенным взором смотрел на Лейлу. Лицо его постепенно прояснилось, снова стало мягким и добрым…

Лейла неподвижно наблюдала за Ассамом и чувствовала, как горячие волны счастья охватывают ее. Ей хотелось и плакать, и смеяться, петь, прыгать, кричать. Кричать во все горло: «Ассам меня любит! Слышите! Я люблю Ассама!..»

А мать спокойно, как ни в чем не бывало, сидела и подрубала край ночной рубашки. Нет, это просто невыносимо – смотреть на ее бесстрастное лицо, когда внутри у тебя все поет. Лейла вскочила и, ничего не сказав, выбежала из комнаты.

Появился Махмуд. Он был по-домашнему, в пижаме.

– Мама, а мы будем сегодня ужинать или нет? – весело проговорил он.

Мать отложила в сторону шитье и направилась к двери. Но на полпути остановилась.

– Что же ты не поздравишь Ассама? – спросила она Махмуда. – Разве ты не знаешь, что Джамиля выходит замуж?

– Выходит замуж? За кого?

– Выходит… Нашелся какой-то жених… – недовольно проговорил Ассам.

– Как? И ты, Ассам, спокойно смотришь на это?

– А что мне, братец, остается делать, раз и она сама и мать только и думают об этом?

Махмуд нахмурился:

– Но ведь это преступление! Неужели тебе не стыдно за нее? Брак без любви, по расчету – это не брак, а…

Махмуд не решился закончить фразы. Но Ассам и так прекрасно понял, что именно хотел сказать Махмуд.

Видя, как покраснел Ассам, Махмуд извиняющимся тоном добавил:

– Я, конечно, это сказал вообще, безотносительно к кому-либо.

– Вообще! – передразнил его Ассам. – А ты лучше попытайся спуститься на землю.

– На землю? Что ты имеешь в виду?

– А то, что нужно быть реалистом. Оставим в стороне традиции и взгляды стариков. Но что конкретно ты мог бы предложить в моем положении?

– В каком твоем положении?

– Я имею в виду устройство Джамили. Что я должен сделать как человек, отвечающий за ее судьбу? Пусть идет на улицу и сама находит себе возлюбленного?

– Этого тебе никто не предлагает. Но она ведь еще очень молода. Времени впереди много. Что заставляет вас так торопиться?

– Опять общие рассуждения. Ты считаешь, что нормальный брак должен основываться на любви. Мужчина полюбит девушку, а девушка – мужчину, не так ли?

– Само собой разумеется.

– Хорошо! А что бы ты сказал, если бы в один прекрасный день заметил, что влюбилась Лейла? Интересно, как бы ты к этому отнесся?

– Лейла? – с неподдельным удивлением переспросил Махмуд. – Лейла влюбилась?

– Да, Лейла… Твоя сестра Лейла. Представь себе на минуту.

Махмуд был явно озадачен. Наконец он с усмешкой произнес:

– А зачем мне представлять? Лейла еще ребенок. Пока эта проблема меня не беспокоит.

– То-то и оно! – с победным видом усмехнулся Ассам. – Всегда так получается. Мы все умеем разводить всякие теории и бросать на ветер красивые слова, которые ни к чему не обязывают: «Девушки должны выходить замуж только по любви!» Девушки! Девушки! А какие именно девушки? Ведь и они чьи-то сестры! Сестры других! Чьи угодно, но только не моя сестра, не так ли?

Махмуд не знал, что ответить.

– Я тебя спрашиваю, Махмуд? Что же ты молчишь? Отвечай! – настаивал Ассам, не скрывая удовольствия, что ему наконец удалось припереть друга к стене.

Неожиданно они услышали смех Лейлы. Никто из них не заметил, как девушка вошла в комнату и остановилась в дверях.

– Интересно! – воскликнула она. – В самом деле, Махмуд, что бы ты сделал, узнав, что я влюбилась?

Появление Лейлы застало их врасплох. Лицо Махмуда выражало растерянность, лицо Ассама – страх.

– Ну, так что бы ты сказал, узнав, что я влюбилась? – переспросила Лейла. – Ради бога, Махмуд, скажи, это очень интересно!

Махмуд подошел к ней и, схватив за волосы, смеясь произнес:

– Убил бы! Своими руками убил бы!..

За ужином разговор продолжался.

– Так ты хочешь сказать, Ассам, что я теоретик? – спросил Махмуд.

Ассам откусил кусок брынзы:

– Я ничего сейчас не хочу сказать. Я хочу есть.

Лейла молча поглощала плов. Только Махмуд не притрагивался к еде. Он явно был чем-то взволнован.

– Какие же новости хотел ты нам сообщить? – словно читая мысли Махмуда, пришел ему на помощь Ассам.

Махмуд просиял. В глазах блеснули веселые огоньки. Немного помолчав, как бы наслаждаясь наступившей тишиной, он многозначительно улыбнулся:

– Важные новости… – Махмуд вынул из кармана сложенный пополам листок, осторожно развернул его и положил перед Ассамом.

Ложка выпала из рук Лейлы и со звоном ударилась о тарелку.

– Что это такое? – удивленно спросил Ассам.

– А ты разве не видишь? – пряча довольную улыбку, сказал Махмуд.

– Вижу. Ты что, записался добровольцем?

– Да, – кивнул головой Махмуд. – И уже начал проходить военную подготовку.

– Где?

– В лагере при университете.

– И когда же ты отправляешься?

– Дней через пятнадцать.

Сердце у Лейлы сжалось. Ей вдруг стало страшно.

Выходит, все уже решено. Даже день отъезда назначен. Брат уедет… Уедет и, может быть… больше не вернется… Никогда не вернется!.. Чтобы не выдать своего волнения, Лейла судорожно сжала руки и спрятала их под столом.

– Ну, как ты относишься к моему решению? – спросил Махмуд, принимаясь наконец за еду.

– Не поторопился ли ты? Не лучше ли сначала обождать, посмотреть, как будут развиваться события?

Махмуд откинулся на спинку стула.

– Вот мы и будем, Ассам, развивать эти события, – твердо заявил он, будто у него уже давно был готов этот ответ. – Будем определять ход событий сами – ты, я, каждый честный египтянин, и никто другой.

Ток прошел по всему телу Лейлы. Даже волосы, как ей показалось, зашевелились на голове.

– От души поздравляю тебя, Махмуд! Поздравляю! – сказала Лейла взволнованным голосом.

Ассам молчал. Махмуд с нетерпением ждал, что он скажет. Ведь Ассам тоже собирался ехать на Суэцкий канал. А теперь, кажется, передумал. Ему, видите ли, хочется посмотреть, как разовьются события. Смотреть, как душат родину! Это же подобно самоубийству!

– Ах, если бы я могла поехать с тобой! – мечтательно произнесла Лейла.

– Подожди немного, – засмеялся Махмуд. – Вот не останется мужчин, дойдет тогда очередь и до женщин.

Ассам склонился над тарелкой. «Они разговаривают между собой, как будто меня здесь нет, будто я не сижу с ними за одним столом. Лейла смотрит только на брата. На меня даже не взглянет. «Каждый честный египтянин… Ты, я…» – звучали в ушах Ассама слова Махмуда. Что же, я трусливей Махмуда или не патриот? Но ведь тогда, на демонстрации в 1946 году, я ничего не боялся, а Махмуд трусил. Нет, тут дело не в смелости, не в патриотизме, а в разумности своих действий»…

– Нужно только, чтобы отец с матерью ничего не разнюхали… Узнают – не дай бог! – заговорщицким тоном прошептала Лейла.

– Представляю, – согласился Махмуд, – запилят до смерти.

– Да, они не поймут твоего шага, – покачала головой Лейла. – Обязательно начнут прорабатывать. – Подражая отцу, она, смеясь, добавила: – Подумай, как это для тебя может обернуться…

– Наверняка мне придется выслушать нечто подобное, – кивнул головой Махмуд, – Еще с десяток всяких пословиц и мудрых изречений.

Лейла улыбнулась:

– Лучше в доме закрыться…

– …чем на ветру простудиться, – закончил Махмуд.

Довольные своим экспромтом, они весело продолжали только что изобретенную ими игру.

– В медлительности – утешение, – начала опять Лейла.

– …в поспешности – сожаление, – закончил Махмуд.

– Когда едешь в путь…

– …осторожен будь.

– Поживешь подольше…

– …увидишь побольше.

– Глупа та птица…

– …которой дома не сидится.

Наконец, не выдержав, они громко расхохотались. У Лейлы даже слезы выступили на глаза. Она достала платок и тут только посмотрела на Ассама. Но, быстро овладев собой, отвернулась. «Нет! Я не стану просить его ни о чем. Любви не просят. Тем более когда речь идет о любви к родине! Бесполезно ее пробуждать, когда любовь не идет от сердца».

– Что еще скажет отец? – вытирая платком глаза, спросила Лейла брата.

– Отец? Он, конечно, нахмурится и изречет…

– Ни к чему хорошему это не приведет. Создаст только лишние беспорядки, – подражая отцу, низким гортанным голосом опять закончила за Махмуда Лейла.

Теперь уже и Ассам, склонившись над столом, смеялся от всей души. Нахохотавшись, он почувствовал, что к нему снова вернулись прежнее спокойствие и уверенность в себе.

– А как ты думаешь, Махмуд, мог бы и я поехать с тобой на канал? – спросил Ассам, глядя на друга. На Лейлу он решил не смотреть, хотя чувствовал, что она не сводит с него глаз. Пусть поймет, что он сам принял это решение. Она здесь ни при чем…

Как только Ассам вышел, Лейла побежала следом за ним.

– Ты куда? – спросил Махмуд.

– Карандаш Ассам оставил…

Лейла выскочила на лестничную клетку.

– Ассам!

Ассам сверху вопросительно посмотрел на нее.

– Ты карандаш забыл, – громко сказала Лейла.

Он полез в карман. Карандаш оказался на месте.

– Листок… Тот листок… – шепотом добавила она.

Ассам недоуменно развел руками.

– Листок в записной книжке…

Догадавшись, в чем дело, Ассам покачал головой, удивляясь в душе ее решительности. Он спустился и, глядя ей прямо в глаза, протянул записную книжку. Лейла не трогалась с места. Сделав несколько шагов по лестнице, Ассам вдруг рванулся к Лейле. Он провел руками по ее лицу, погладил волосы, потом так же неожиданно, прыгая через несколько ступенек, одним духом взбежал на свой этаж…

Глава 6

Бьет ключом родник – чистый, неуемный. Журча и звеня, бежит вперед, пробивая себе путь среди коряг, камней и болот. Болота – безмолвные и древние – хмуро взирают на буйство родника, не зная, как его остановить, как навсегда похоронить в неподвижной и зловонной своей топи. То они угрожают задушить его, то преграждают путь плотной стеной ила или глины, убеждают его: зачем бурлить? К чему биться лбом о стену? Какой смысл в движении? Не лучше ли успокоиться?.. Покой рождает мудрость… Смотри, как блестит топь под лучами жаркого солнца… Но ничто не может остановить движение родника. Молодой, он просачивается через ил и глину, обходит коряги, пробивается под камнями. А когда на его пути встают скалы, он начинает неравную борьбу и с ними. Он верит, что рано или поздно ему удастся их размыть…

О своем решении Махмуд и Ассам заявили родителям накануне отъезда. Прежде чем встретиться на поле битвы с врагом, каждому из них предстояло выдержать нелегкий бой с родителями.

Главное сражение развернулось в доме Махмуда. Противник решил выступить единым фронтом против взбунтовавшихся студентов. На диване в углу сидели обе сестры – Сания-ханым и Самира-ханым, чуть побледневшие, напуганные. Справа от них в кресле – Сулейман-эфенди, слева – Джамиля.

Напротив на тахте примостились Махмуд и Ассам, за ними у окна стояла Лейла.

Прежде всего Сулейман-эфенди попытался заверить Махмуда и Ассама в том, что они вольны принять любое решение и он вовсе не собирается навязывать им свое. Просто он хочет поговорить с ними как мужчина с мужчинами, спокойно, по-деловому разобраться в сложившейся обстановке и помочь принять правильное решение. Он не меньший патриот, чем они, но он старше их, опытнее и поэтому лучше может разобраться в обстановке. В отличие от них он руководствуется не чувствами, а разумом. Тщательно все взвесив, он пришел к выводу, что нынешнему правительству доверять нельзя. Армия пока выжидает, не участвует в борьбе. Во дворце, в партиях, в правительстве – везде сидят предатели. Вся зона Суэцкого канала кишит шпионами. Англичане на глазах правительства бесперебойно снабжают свои войска. Тут на одном патриотизме не выедешь! Что может сделать горстка смельчаков против вооруженных до зубов английских войск? Ничего! В общем положение критическое. Такой ход событий может привести страну только к катастрофе… Были бы малейшие шансы на успех, он первый благословил бы их. Более того, возможно, даже сам присоединился бы к ним, но в настоящих условиях лезть на рожон просто глупо и бессмысленно…

Махмуд и Ассам приняли за чистую монету маневр Сулеймана-эфенди и ринулись в бой. Один за другим они выдвигали свои аргументы. Народ заставит правительство действовать решительно, он сумеет зажать рот королю и вывести на чистую воду предателей. Это движение – не восстание кучки смельчаков, оно становится поистине всенародным, и скоро к нему присоединится вся армия. Офицеры, во всяком случае, уже заявили о своей готовности выйти в отставку и встать на сторону добровольцев.

Лицо Сулеймана-эфенди все больше хмурилось, в голосе появились нотки раздражения. Махмуд и Ассам поняли, что попали в ловушку: их вызвали на откровенный мужской разговор просто для того, чтобы любой ценой отговорить от поездки.

Наконец Сулейман-эфенди снял маску и начал новую атаку. Прежде всего он решил расколоть силы противника. Теперь он делал главный упор на Махмуда. Сулейман-эфенди больше не затруднял себя выбором осторожных выражений, он говорил прямо и даже повышал голос:

– Почему именно вы должны лезть в эту заваруху? – раздраженно спросил он Махмуда.

– А почему именно мы должны оставаться в стороне? – ответил Махмуд вопросом на вопрос.

– Нет, ты отвечай прямо: почему именно мой сын, а не чей-либо другой?

– Потому что, если все так будут рассуждать, вообще некому будет воевать.

– А как же с учебой?

– Учеба никуда не убежит.

– Ну, конечно, это ведь не твоя забота! Отец трудится денно и нощно, чтобы выучить тебя, сделать человеком, а вашей милости на это наплевать!

– Нет, почему же! Просто есть вещи поважнее учебы.

– Какие же именно, сударь?

– И что толку от образования, если ты раб?

– Что же, по-твоему, я, мой отец, мой дед были рабами?

– Конечно, рабами, – ответил Махмуд, постепенно выходя из себя. – Если человек не борется против поработителей своей родины, не отстаивает своей свободы, он раб.

Отец побагровел. Он начал кричать на Махмуда, обвиняя его в непочтительности к родителям, в дерзости, невоспитанности и других смертных грехах.

– Ваша милость, очевидно, считает себя героем, – с издевкой заметил он.

– Никакой я не герой! Просто я решил бороться за свою свободу, чтобы быть достойным называться мужчиной.

– Скажите, пожалуйста, – мужчина! Ты ребенок, над которым все умные люди смеются!

– Никто надо мной не смеется!

– Ты баран, который добровольно идет на убой. А правительство готово принести в жертву сколько угодно таких баранов, лишь бы убедить народ в своей патриотичности!

– Меня мало интересуют цели, преследуемые правительством. У меня есть своя собственная цель, которая совпадает со стремлениями всего народа!

– Не много пользы ты принесешь народу, если тебя убьют в первый же день! Ведь тебя могут там убить! Ты подумал об этом? – спросил отец дрогнувшим голосом, и глаза его стали влажными. А Сания-ханым и Самира-ханым при этих словах даже вскрикнули. Лейла повернулась лицом к окну.

– Подумал, – сказал Махмуд, глядя в сторону. – Я обо всем подумал и готов на все…

– Ты готов! Ты готов погибнуть героем! – закричал отец. – Но что после этого будет с твоей матерью? Или тебе до этого тоже нет никакого дела!

Махмуд побледнел. Теперь и в его глазах блеснули слезы.

– Прошу тебя, папа, пойми, – умоляющим голосом произнес он. – Пойми, я должен это сделать. Я не могу не поехать.

Отец молча покачал головой и холодно сказал:

– Запомни: если ты уедешь, ты больше мне не сын! Двери моего дома будут для тебя закрыты… – Голос Сулеймана-эфенди дрогнул. – Даже если вернешься!

И он вышел, хлопнув дверью.

Мать умоляюще заговорила:

– Сыночек, милый, образумься! Не делай этого! Ради меня! Ради твоей несчастной матери!..

Махмуд сидел с неподвижным лицом, глядя куда-то в сторону.

– Ассам! Останови хоть ты его! Ты ведь всегда был таким благоразумным! – обратилась Сания-ханым к племяннику.

Ассам провел рукой по лицу.

– Ну, скажи ему, Ассам! – продолжала молить тетушка.

– Что я могу сказать, тетя? – промямлил Ассам, избегая ее взгляда.

Сания-ханым беспомощно опустила руки и тихо, с отчаянием повторила:

– Образумь его!.. Образумь…

– Ассам, ведь наверняка Махмуд подбил тебя на это! Ты сам на такую глупость не решился бы. Я уверена, что все это выдумал Махмуд! – вмешалась наконец Самира-ханым.

Кровь прилила к лицу Сании-ханым.

– Ты всегда все сваливаешь на Махмуда, – набросилась она на сестру.

– Потому что твой Махмуд совращает Ассама.

Ассам встал, подошел к матери и, с трудом сдерживая гнев, глухо произнес:

– У меня есть своя голова на плечах. Я не ребенок. Никто меня не совращал. – И, помолчав, добавил: – Пойми, я твердо решил завтра ехать, и никто меня не остановит!

Мать подняла на него испуганные глаза.

– Да, да! Уеду! Пойми – уеду!

Самира-ханым бросилась к сыну, крепко прижала его голову к груди и, как безумная, стала бессвязно бормотать:

– Ассам!.. Сыночек… Я не могу… Не могу… Нет!.. Нет!..

Ассам отстранил ее от себя.

Самира-ханым закрыла лицо руками и опустила голову. Джамиля бросилась к матери, обняла ее и расплакалась.

– Как тебе не стыдно, Ассам! – всхлипывая, упрекнула она брата.

Снова наступило тягостное молчание, время от времени прерываемое всхлипыванием Джамили.

Наконец Самира-ханым отняла руки от лица. Она как-то странно посмотрела на Ассама и чужим голосом спросила:

– Это твое окончательное решение?

Ассам молча кивнул головой. Тогда Самира-ханым резко оттолкнула Джамилю и, прежде чем кто-либо успел опомниться, оказалась на подоконнике. Джамиля испуганно закричала. Лейла бросилась к окну и крепко схватила тетушку за плечи.

– Пустите меня! Пустите! – кричала Самира-ханым. – Дайте мне умереть! Я не хочу жить! Не хочу!..

На помощь Лейле подоспел Ассам. Он снял мать с подоконника.

Джамиля взяла Самиру-ханым под руку и, направляясь к двери, сказала:

– Пойдем домой, Ассам… Ассам молча побрел за ними.

Уже в полночь, когда Махмуд укладывал вещи, служанка принесла записку от Ассама.

«Вот уже три часа мама в обмороке. Я послал за врачом, но его еще нет. Махмуд, как мне быть? Я не могу уехать, оставив мать в таком состоянии. Ведь она так много сделала для меня и Джамили! Не могу! Понимаешь, Махмуд, – не могу!.. Как только ей станет немного лучше, я присоединюсь к тебе, постараюсь догнать. До встречи! Поверь, что сердце мое всегда с тобой и с нашими единомышленниками!

Ассам Хамди»

– Как тебе нравится? – спросил Махмуд, со злостью бросив в саквояж шерстяной свитер. – Предлагают, видите ли, свое сердце, а зачем оно нам? От его сердца проку мало.

Лейла не слушала Махмуда. Она была занята своими мыслями. Неожиданно она повернулась к брату:

– Ты думаешь, Махмуд, тетушка действительно нуждается сейчас в присмотре?

Махмуд непонимающе посмотрел на Лейлу:

– А что? Думаешь, она притворяется?

Лейла пожала плечами.

– А почему бы ей не продолжить спектакль? Разве сцену у окна она разыграла плохо?

Махмуд сделал большие глаза.

– Да, да, не смотри на меня так. Когда я попыталась удержать ее и стала тянуть назад, знаешь, что она сделала?

– Что?!

– Она подмигнула мне и легонько щипнула за руку, – шепотом сообщила Лейла и показала для большей убедительности, как именно тетушка это проделала, – мол, не беспокойся, все будет в порядке.

Махмуд, пораженный, уставился на сестру.

«Моя сестрица Самира хитрая, – невольно вспомнил он слова матери. – Всегда сумеет обвести вокруг пальца и добиться своего».

Рано утром все, кроме отца, собрались в гостиной. Мать, бледная, молчаливая, какая-то поблекшая, неподвижно сидела в кресле лицом к двери. Рядом расположилась Лейла. Махмуд возился с саквояжем – он, как на зло, не закрывался.

Вошел Ассам. Махмуд обрадовался его приходу: при постороннем как-то легче прощаться с родными.

Увидев Ассама, мать заморгала глазами, готовая вот-вот расплакаться.

– А все-таки Ассам не едет, – слабым голосом произнесла она.

– У меня нет другого выхода, тетушка, – как бы оправдываясь, сказал Ассам. – Маме очень плохо.

Сания-ханым заморгала еще чаще и вдруг разрыдалась. Лейла стала ее успокаивать.

– Ассам все-таки остается, – всхлипывая, повторяла Сания-ханым.

– Ассам тоже поедет, как только тете станет лучше, – сказала Лейла, не глядя на Ассама.

Мать сделала рукой неопределенный жест и сокрушенно покачала головой.

Ассам растерянно переминался с ноги на ногу. Его вдруг поразила простая мысль: «Почему тетушка ничего не спрашивает о сестре? Он же сказал, что маме плохо…»

Махмуд опять склонился над саквояжем. Чуть бледный, стройный, в военной форме он казался сейчас Лейле особенно красивым.

Махмуд подошел к матери, взял ее руки в свои и стал горячо целовать. Затем крепко поцеловал Лейлу, взял саквояж и быстро зашагал к двери.

Лейла выскочила на лестничную площадку. Махмуд остановился.

– Я не хочу, чтобы ты провожала меня со слезами…

– Нет, Махмуд, я не плачу, – поспешно ответила Лейла, вытирая слезы рукой. – Честное слово, не плачу…

– Ты не осуждаешь меня, правда? Ведь ты понимаешь, почему я еду?

Лейла молча кивнула головой.

– Я хорошо понимаю тебя, Махмуд. И все они рано или поздно тоже поймут. Можешь быть спокоен! До свидания! Береги себя!

Махмуд обнял Лейлу, еще раз поцеловал и быстро стал спускаться вниз.

– До свидания, Махмуд! До встречи! – крикнул из-за спины Лейлы Ассам.