Текст книги "Обрученная с врагом (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
– Это пройдет, – серьезно заверил Лютер и, взяв Эльзу за руку, осторожно подцепил печать и сорвал с ладони. Облачко зеленых искр поднялось к потолку и растаяло. Эльза ощутила, как немеют пальцы.
Сквозь шум дождя донесся заунывный мяв сигнализации. Лютер тотчас же поднялся с дивана, и от его вальяжной расслабленности не осталось и следа: вместо обаятельного добряка перед Эльзой возник хищник, злобный и опасный.
– Пойду гляну, кого там дьявол несет, – произнес Лютер и бесшумно выскользнул за дверь.
Эльза села на диване и, запустив пальцы в карман брюк, вынула телефон Стивы, который машинально сунула к себе после того, как отправила сообщение. На панели управления были три черточки – прекрасное качество связи, и Эльза радостно подумала, что ей везет. Номер Мартина обнаружился во вкладке «Недавние события»; Эльза нажала на зеленую кнопку вызова и мысленно взмолилась всем святым, чтобы Мартин ответил.
– Абонент находится вне зоны действия сети, – доброжелательно сообщил автоответчик. – Попробуйте позвонить позднее. Абонент находится…
– Господи, Мартин… – прошептала Эльза, чувствуя, что вот-вот расплачется. Настороженно вслушиваясь в звуки с улицы, она сбросила вызов и набрала еще раз.
– Ну же, Мартин… – выдохнула Эльза, вслушиваясь в мелодию набора номера. – Возьми трубку.
Но в это время смартфон Мартина, разбитый и не подлежащий восстановлению, лежал на ступенях управления по делам ведьм. Сами ступени из белого мрамора с розовыми прожилками были щедро украшены мазками крови.
Впрочем, довольно скоро их убрал охвативший здание огонь.
***
Эльза и Лютер вернулись в столицу через четыре дня. Глядя, как за окном седана проносятся знакомые улицы и дома, Эльза думала о том, что город стал совсем другим.
Во время их дачного сидения Лютер дал Эльзе планшет – смотреть новости. Сам он словно бы ничем не интересовался, возможно, слишком хорошо знал, что происходит в столице. Но Эльза не могла оторваться от новостных страничек, и охвативший ее ужас сжимал когти все сильнее и сильнее, не позволяя дышать. Сердце то и дело пропускало удары.
Лютер и Эльза были уникальными, два удачных эксперимента принца Андреаса ни в коем случае не должны были пострадать в круговерти огня и ужаса, охватившей страну. Эльза перелистывала странички с новостями, выплевывая сквозь зубы самую грязную брань, когда новостные ролики подвисали.
Смена власти прошла практически бескровно. Король позорно сбежал со своей семьей, оставив страну на произвол судьбы – испугался повторения судьбы своего прадеда, которого в буквальном смысле слова разорвала на куски толпа, ворвавшаяся во дворец. Трон занял принц Андреас Стефалийский, близкий родственник правящей династии, притязания которого поддержали молниеносно введенные войска Стефалии. Первым приказом нового владыки была отмена инквизиции и обязательной регистрации для ведьм. Эльза смотрела, как ведьмы на площадях беснуются в радостном экстазе, и чувствовала не счастье от освобождения, а страх, липкий и властный.
Были ролики, в которых опорные отряды нового правителя, состоявшие сплошь из ведьм и ведьмаков уровня Мют и выше, занимали администрации городов королевства, срывали со стен флаги и арестовывали чиновников. Инквизиция, разумеется, оказывала сопротивление, но печати и заклинания отскакивали от этих ведьм, не причиняя им особого вреда. Были ролики, в которых показывали митинги, где ведьмы в едином порыве вскидывали к осеннему небу руки с зелеными печатями.
– Мы носим эти печати не в знак своего позора! – кричал какой-то оратор, судя по смуглой физиономии, из салаимов. – Теперь это почетный символ нашей многовековой борьбы, победы и славы!
Когда Лютер ненадолго покинул дом, Эльза открыла поисковик и набрала в строчке с лупой: Мартин Хольцбрунн, министр по делам ведьм. Страница зависла, несколько долгих минут показывая только белое поле, и Эльза успела приготовиться к самому худшему. Но затем вывалились новости, и она вздохнула с облегчением.
«Мартин Хольцбрунн, бывший министр по делам ведьм, арестован и сейчас находится в государственной тюрьме. За время своей кровавой карьеры он приложил руку к сотням смертей ведьм и ведьмаков. Особую известность Хольцбрунн получил за закон, лишавший граждан королевства всех прав…»
«По сообщению наших инсайдеров Мартин Хольцбрунн будет казнен…»
Эльза вскрикнула и выронила планшет. Нервно оттолкнула его ногой, словно это было омерзительное живое существо. Вошедший в дом Лютер посмотрел на нее и как-то сразу все понял. Подняв планшет, он мельком посмотрел на открытую вкладку и осторожно произнес:
– Послушай, но ты же радоваться должна.
Эльза оторопело посмотрела на Лютера. Да, должна. После вынужденного брака, после нескрываемого презрения, после всей пережитой боли она должна испытывать только счастье. Наконец-то будет свободна. Наверняка, все средства Мартина достанутся ей – живи да радуйся.
Но почему-то Эльза спросила:
– Как можно этому радоваться?
Лютер сел рядом и, помедлив, взял ее за руку.
– Он же пытал тебя, – с искренней горечью промолвил Лютер. – Что ты хорошего-то видела?
Эльза почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Лютер был прав, она понимала его правоту, но в то же время боль, выраставшая откуда-то из груди, не давала дышать и заставляла сердце биться с перебоями.
– Его казнят? – прошептала Эльза. Лютер кивнул.
– Да. Сперва гражданская казнь, потом… Потом основная.
Эльза подумала, что должна там быть. И почти сразу же поняла, что не сможет себя пересилить.
Спустя два дня Лютер привез ее в квартиру Мартина. Консьерж, как всегда сидевший в стеклянной будочке на первом этаже, протянул Эльзе запасные ключи. В его петлице красовалась белая космея – символ сопротивления. Консьерж не был ведьмаком, возможно, просто не любил инквизицию, старого короля и прежнюю династию. Что ж, у него будет возможность попробовать новую власть.
– Давай встретимся сегодня вечером, – предложил Лютер, когда они вошли в квартиру. – Побудем вместе, сходим куда-нибудь.
Эльза неопределенно пожала плечами. В сером свете осеннего дня квартира казалась необитаемой.
– Я позвоню, – устало сказала она. – Прости, Лютер, мне надо побыть одной.
Лютер понимающе кивнул и откланялся. Закрыв за ним дверь, Эльза привалилась к ней спиной и подумала, что не знает, как жить дальше и что вообще делать со своей жизнью. Постепенно справившись с оцепенением, она прошла в гостиную и включила телевизор. По всем каналам было одно и то же: прямой репортаж с проспекта Покорителей, на котором должна была состояться гражданская казнь глав департаментов инквизиции. Ведущие, те же самые, что несколько дней назад с ужасом говорили о бунте ведьм, теперь носили космеи в петлицах, а в их голосах звучал восторг.
– …возвращаемся в нашу студию, и сейчас на прямой связи с нами госпожа Анна-Мария Зибен, новый директор института мозга.
Эльза встрепенулась, услышав знакомое имя. Анна-Мария Зибен оказалась молодой привлекательной женщиной с пронизывающим темным взглядом. Сейчас она стояла рядом с журналистом на одном из запруженных народом перекрестков. Космея на ее груди успела потерять один из лепестков.
– Сегодняшняя казнь подготовлена сотрудниками нашего института, – голос Анны-Марии был каким-то обволакивающим, похожим на теплый тягучий мед. – Всем известно, что опыты в сфере гормональной терапии ведьм, проводимые под патронажем инквизиции, не имели ничего общего с наукой. Их цель была исключительно карательной. Поэтому его величество Андреас решил, что будет исключительно справедливым подвергнуть такой казни наших бывших карателей.
– Расскажите о препарате, который будет использоваться, – попросил журналист, и Анна-Мария довольно улыбнулась, словно речь шла о чем-то непередаваемо приятном.
– Препарат на основе кефамина, разработан лично мной при участии передовых сотрудников института мозга, – сказала она. – Простите, остальное – уже государственная тайна.
– Предательница, – почему-то вырвалось у Эльзы. Она забралась с ногами на диван и с тихой печалью подумала, что люди почему-то теряют последние границы. Врач ведь не должен предавать пациента. Тем более, она была для Мартина не просто врачом, но и другом. Эльза шмыгнула носом и добавила:
– Сучка ты. Сучка.
На экране снова была телестудия, и ведущий рассказал о новом законе его величества Андреаса, который уравнивал в правах всех граждан королевства. Неудивительно, что ведьмы обожали его, и никто не вспоминал, что Андреас был инквизитором в своей Стефалии. Это было неважно. Наверняка он набросал каких-то сладких косточек и остальным жителям страны. Все довольны, всем хорошо.
Эльза не знала, почему ей так тяжело на душе, словно она осиротела.
Поднявшись с дивана, она покинула гостиную и заглянула в комнату Мартина. На какой-то миг Эльзе почудилось, что она смотрит в открытую могилу. Нахлынувшая оторопь была настолько сильной, что Эльза сделала было шаг назад. Но она смогла совладать с собой и вошла в комнату. Просторная, светлая, окнами на юг – здесь можно будет, например, сделать библиотеку…
Эльза поежилась.
На широком письменном столе стоял раскрытый ноутбук Мартина, наверняка запароленный. Рядом лежали какие-то папки, полупустой флакон туалетной воды со скрученной крышечкой небрежно прислонялся к маленькой аудиосистеме. Эльзе казалось, что сейчас Мартин войдет в комнату и спросит, что она тут делает.
– …все внимание приковано к проспекту Покорителей, где начинается… – донеслось из гостиной, и Эльза бросилась к телевизору.
На экране было знакомое место: перекресток проспекта и улицы маршала Бокера. Народу – тьма-тьмущая, не протолкнуться. Ведьмы поднимают вверх руки с печатями, обычные зеваки напряженно смотрят туда, откуда появился и нарастает нервный гул. Вскоре Эльза разобрала, что это не просто гул, это собравшиеся на площади скандируют:
– Па-ла-чи! Па-ла-чи!
Ликовали все, и ведьмы, и простые горожане. Слишком уж инквизиция намозолила всем глаза. У каждого были друзья и родственники, вынужденные скрываться от регистрации либо скованные печатями. О том, что печати сдерживали чудовищ, никто не думал. Всегда ведь хочется верить, что с тобой и твоими близкими не случится ничего плохого…
Ведущие не комментировали. Эльза смотрела на экран, и веки жгло, словно она разучилась моргать.
Наконец появилась медленно идущая колонна. Люди в ней были облачены в тюремные оранжевые робы, руки каждого были скованы наручниками, над металлом которых порхали зеленые искры – должно быть, это была магия, не позволявшая инквизиторам освободиться. Эльза вскрикнула и тотчас же зажала рот ладонью.
Она узнала Мартина.
Он шел во главе колонны, равнодушно смотрел прямо перед собой, и его бледное лицо абсолютно ничего не выражало. На оранжевом плече, переходя на грудь, уродливым аксельбантом красовался грязный потек – должно быть, кто-то из толпы швырнул в Мартина чем-то вроде гнилого помидора или комка земли. Эльза не могла оторвать от него взгляда. Даже теперь, униженный и опозоренный, он выглядел львом, который идет среди обезьян – и идет, сохраняя достоинство.
Господи, да ведь совсем недавно Эльза отдала бы все, чтобы снова стать свободной – но не такой же ценой.
– Па-ла-чи! Па-ла-чи!
Из толпы вылетел камень, и тотчас же офицер полицейского оцепления отоварил швырнувшего дубинкой. Наверняка полиции следовало не допустить расправы: палачи, терзавшие свой народ, должны были умереть смертью гораздо более страшной, чем брошенный камень.
Камера сдвинулась, скользя по лицам идущих в колонне. Эльза почувствовала, как кольнуло сердце. Интересно, Стива сейчас там? Стоит среди прочих зевак, кричит?
Камера поднялась над проспектом – теперь колонна напоминала медленно ползущую гусеницу. Эльза смотрела на голову и плечи Мартина и понимала, что видит его в последний раз.
«Но тебя я спасу», – вспомнилось ей, и Эльза разревелась.
Кто-то из зевак снова швырнул камень, но она этого уже не увидела.
***
Шествие закончилось во Дворце правосудия. Там охрана отделила Мартина от его разжалованных коллег и повела какими-то длинными коридорами без дверей. Видеокамеры под потолком оживали, когда процессия шла мимо них: должно быть, вели прямую трансляцию.
Душевное оцепенение, охватившее Мартина после того, как он узнал, что Анна-Мария приложила руку к его будущей казни, оказалось на удивление полезным. У него не началась истерика, он совершенно равнодушно прошел по проспекту во главе колонны, и ненужные мысли его не терзали. В глубине души Мартин всегда понимал, что чем-то подобным все и кончится. В конце концов, инквизиция никогда не пользовалась популярностью…
Мартин только не ожидал, что его предаст та, которой он доверял безоговорочно. И не просто предаст, а собственноручно подготовит препарат, что отправит его на тот свет.
Его привели в небольшую комнату, всю обстановку которой составляло белое кресло, как в кабинете стоматолога – с той только разницей, что зубодер не станет приковывать пациента к подлокотникам – да небольшой стол в углу. На столе стоял закрытый металлический контейнер, и Анна-Мария в белом халате и хирургической шапочке задумчиво делала какие-то пометки в блокноте. Одна из стен была стеклянной: за ней сейчас толпились журналисты, мигали глазками видеокамеры, и Мартин подумал, что из его казни делают шоу, одновременно и радостное, и пугающее. Вот что с вами будет, если осмелитесь сделать то, что не одобряет его величество. Смотрите и не говорите потом, что вы не видели.
Андреас стал королем. Мартин до сих пор не мог в это поверить.
Его усадили в кресло, закрепили руки и ноги. На мгновение Мартину стало горько и почти по-детски обидно. Дьявол побери, он ведь всю жизнь защищал от чудовищ этих дураков и дур, что сейчас прилипли к экранам и жадно смотрят на медленное убийство того, кто ради них рисковал головой. И все забыто, все…
Анна-Мария открыла контейнер, и охранник щелкнул чем-то над головой Мартина. Откуда-то сзади выдвинулась стойка – Анна-Мария вынула из контейнера пластиковую тушку капельницы и сказала:
– Вся процедура займет десять минут.
Ее взгляд оставался выстуженно-равнодушным, но на губах вдруг появилась мягкая спокойная улыбка. Мартин закрыл глаза: ему не хотелось смотреть на Анну-Марию. Как это смешно – есть всего один человек, к которому ты не боишься повернуться спиной, и он вдруг бьет тебя в эту самую спину.
– У вас есть последнее слово? – произнес мужской голос из динамика в углу. Должно быть, Андреас – он не мог не напомнить о себе. Мартин почувствовал укол в руку – Анна-Мария поставила капельницу – и откликнулся:
– Передайте моей жене, что я любил ее.
Дани Эврельту, которого расстреляли в упор, очень повезло. Большое счастье – при катастрофе погибнуть в числе первых и сравнительно легкой смертью. Без мучений, без позора… Эльза была жива и находилась со своим бывшим куратором, об этом Мартину сказали перед гражданской казнью. Должно быть, хотели еще раз унизить.
А он почему-то обрадовался.
– Начинаем отсчет, – услышал Мартин голос Анны-Марии, и ее прохладные пальцы накрыли его стиснутый кулак. – Десять. Девять. Восемь…
Мартин хотел вспомнить что-нибудь хорошее. Но ничего не вспоминалось.
Спустя десять минут, когда капельница опустела, Анна-Мария поднесла к виску Мартина небольшой сканер и, посмотрев на алые цифры, выпрыгнувшие на экран, отчетливо произнесла:
– Время смерти – четырнадцать часов двадцать минут.
Она отошла в сторону, и охранники принялись отстегивать Мартина от кресла. Когда наручники сняли, по мертвецу неожиданно прошла длинная судорога, и Анна-Мария вскрикнула от неожиданности.
За ее спиной зашуршали жалюзи, отделяя камеру казни от зрителей, а в динамиках возник голос короля Андреаса:
– Это что за дьявольщина?!
– Понятия не имею, – хриплым испуганным шепотом выдохнула Анна-Мария. Она смотрела на мертвого Мартина, чьи пальцы нервно дергались, царапая подлокотник, и не могла отвести взгляда. Охранники на всякий случай отступили к стене, держа казненного на прицеле. Кто их знает, эти инквизиторские штучки, вдруг кинется?
– Сейчас спущусь, – интонации Андреаса не сулили ничего хорошего.
Анна-Мария приблизилась к креслу и негромко окликнула:
– Мартин, вы меня слышите?
Ответа не последовало. Пальцы Мартина разжались, руки обмякли, бессильно свесившись с подлокотников, и Анна-Мария снова взяла свой сканер. Когда Андреас ворвался в камеру казни, то она растерянно промолвила:
– Мой сканер фиксирует мозговые волны. Он жив.
Андреас сунул руки в карманы и, задумчиво покачавшись с пяток на носок, хлестко сказал охране:
– Пошли вон.
Когда за охранниками захлопнулась дверь, Андреас молниеносным жестом схватил Анну-Марию за горло и стиснул пальцы. Жадно глотая воздух, девушка вцепилась в его руку, силясь хоть как-то ослабить захват, и Андреас вкрадчиво проговорил:
– Что за шуточки, дорогая?
– Я… не знаю… – просипела Анна-Мария. Сканер жалобно ткнулся в грудь Андреаса, пискнул и замигал зеленым огоньком. Андреас с ненавистью посмотрел на него и отшвырнул Анну-Марию в сторону – девушка соскользнула по стене на пол и прошептала:
– Убедитесь сами, ваше величество… Остальные уже мертвы.
Андреас приблизился и пнул ее ногой в бок, вымещая скопившуюся ярость, потом ударил еще и еще. Анна-Мария скорчилась на полу, закрывая голову и прерывисто всхлипывая, но не пытаясь дать хоть какой-то отпор. Наконец, Андреас будто бы опомнился: он отошел от Анны-Марии и негромко спросил:
– Почему он жив?
– Я не знаю, – призналась Анна-Мария. Поднявшись на ноги и взяв свой сканер, она приблизилась к королю и сказала: – Посмотрите мой отчет. Все остальные мертвы. Сто сорок пять человек.
Андреас резко развернулся к ней, и Анна-Мария отшатнулась и вскинула руку, пытаясь заслониться от удара. Но он не стал бить – взял ее сканер и спросил:
– Если я тебе сейчас сердце вырву, то что эта хрень покажет?
Анна-Мария зажмурилась и сглотнула. Было ясно, что новый король слов на ветер не бросает. При необходимости не только вырвет сердце, но и съесть его заставит.
– Что я мертва, – прошептала она.
– Какого дьявола он тогда жив?
Анна-Мария зажмурилась еще крепче и быстро, но отчетливо заговорила:
– Должно быть, уровень метарола в его организме настолько высок, что блокировал препарат, не допустив летального исхода. В любом случае, концентрация моего препарата такова, что Хольцбрунн уже никогда не станет здоровым человеком. Это овощ, ваше величество, – она скользнула языком по пересохшим губам и продолжала: – Поверьте, я больше всех хочу видеть его мертвым. Потому что то, что он со мной делал – это…
– Успокойся, – процедил Андреас. – Ладно, будем считать, что ты меня убедила. А два раза казнить это законы божеские и человеческие не велят. Забирай его в свой институт, может, для опытов сгодится.
Анна-Мария согласно кивнула. Страх постепенно начал отпускать ее.
– Да, ваше величество, – промолвила она.
***
Когда в дверь квартиры позвонили, Эльза лежала на диване в гостиной и предавалась банальному занятию – напивалась. В баре Мартина хранился впечатляющий запас спиртных напитков, и для поминок Эльза выбрала белое сухое вино.
В конце концов, Лютер прав, думала Эльза, лениво перещелкивая каналы. Везде было одно и то же: кадры позорного шествия и казни. Если сначала Эльза вскрикнула, увидев, как желтоватая жижица препарата заструилась из капельницы в руку Мартина, то потом ею овладело тоскливое оцепенение. Мартин умер, она теперь вдова, причем довольно обеспеченная, так что можно радоваться жизни. Хоть с тем же Лютером. Эльза была уверена, что он прибежит по первому щелчку. Или можно будет найти кого-то еще.
Вот только радости почему-то не было. В ушах звенел голос Анны-Марии, повторявший «Время смерти – четырнадцать часов, двадцать минут», и боль, что копилась под сердцем, становилась все сильней и шире. Поэтому, когда в дверь позвонили, Эльза подумала, что этой боли требуется выход – допустим, на голову Лютера. Кроме него, прийти было некому.
Задумчиво взвесив в ладони бокал с вином, Эльза поднялась с дивана и, слегка покачиваясь, отправилась в прихожую. Там, собравшись с духом и резко распахнув дверь, она выплеснула вино в направлении физиономии Лютера и рявкнула:
– Сволочь ты двуличная!
Стоявший на пороге вздрогнул от неожиданности и очень эмоционально выругался по-стефалийски. Опустив бокал и моментально протрезвев, Эльза смотрела, как его величество Андреас отряхивает, должно быть, безнадежно испорченный плащ.
– Ох, простите меня… – испуганно прошептала Эльза. Охрана в дальнем конце коридора старательно делала вид, что ничего не замечает. – Простите, я думала, что это… другой человек.
– Я так и понял, – вздохнул Андреас. – Позволите войти?
– Разумеется, ваше величество, – Эльза отступила в квартиру, пропуская нового короля. Тот снял плащ, прошел в гостиную и, оценив пустую бутылку вина и то, что крутили по телевизору, спросил:
– Отмечаете?
Мысли Эльзы заметались, словно встревоженные птицы. Сейчас ей следовало выбрать правильную модель поведения. Мартин умер, друзей нет, защитить ее будет некому. А правильно, должно быть, не подавать виду и не показывать истинных чувств.
Что ж, посмотрим.
– Отмечаю, – Эльза отсалютовала телевизору пустым бокалом и сказала: – Составите мне компанию?
Андреас опустился на диван и улыбнулся:
– Почему бы и нет?
Эльза открыла створки бара и, скользя взглядом по его содержимому, пожалела, что в этих винах нет яда. Выбрав пузатую бутылку мерфордского коньяка, Эльза взяла бокал для короля и вернулась к дивану.
– Закусить нечем, простите, – с сожалением призналась она. Андреас только рукой махнул и, забрав у Эльзы бутылку, скрутил крышечку и разлил спиртное по бокалам.
– Я не закусываю, – улыбнулся он. – Я такой глупой привычки не имею. Что ж, не чокаясь.
Он приподнял свой бокал, но Эльза ядовито усмехнулась и стукнула по нему краешком своего бокала.
– Не знаю, как вы, ваше величество, – сказала она, – а я сегодня радуюсь.
Андреас вопросительно изогнул бровь, но в его глазах заискрилось удовлетворение. Должно быть, он ожидал все-таки иной реакции и теперь был приятно удивлен.
– Тогда – за ваши дальнейшие перспективы, – промолвил он, и Эльза согласно кивнула.
– И за ваши, сир.
Выпили.
«Не расслабляться, – напомнила себе Эльза. – Вроде бы ты пока на верном пути, но нельзя терять бдительность».
– Я ведь теперь вдова, – подчеркнуто печально сообщила она и тотчас же улыбнулась: дескать, этот статус меня только радует. На экране в очередной раз показывали проход по проспекту. Андреас обновил свой бокал и сказал:
– Вынужден вас огорчить, госпожа Грюнн. Он не умер.
Эльза ахнула и едва не выронила бокал – в последнюю минуту сжала пальцы на ножке. Оставалось надеяться, что Андреас примет ее побледневшее лицо за признак досады и разочарования.
– Как? Он жив? – спросила Эльза. – Ваше величество… Мартин жив?
– Вижу, вас это огорчило, – понимающе кивнул Андреас. – Да, он выжил. Сейчас в коме, в институте мозга. Госпожа Зибен говорит, что он превратился в растение. Будет остаток жизни пускать слюни и гадить под себя.
Эльза подумала, что будь ее воля, она бы выцарапала глаза этой госпоже Зибен. Просто потому, что предательство должно быть наказано.
– То есть… – растерянно промолвила она и осеклась, но потом сумела взять себя в руки. – Что же мне теперь делать, ваше величество?
Андреас вновь улыбнулся, но взгляд остался неприятным, пронизывающим. Он поставил бокал на пол и оценивающе посмотрел на Эльзу – ей моментально захотелось съежиться, занимать как можно меньше места.
– Вы уникальная девушка, Эльза, – произнес Андреас. – Ведьма уровня Хиат, должно быть, единственная в мире. Что вам делать? То, что я попрошу. Забудьте про этот кусок мяса в институте мозга. Вам предстоят серьезные дела.
Эльза понимающе кивнула и только теперь заметила, как побелели ее пальцы, стиснувшие точеную ножку бокала.
– Разумеется, ваше величество, – послушно сказала она. – Что я должна сделать?
Андреас откинулся на спинку дивана и довольно прикрыл глаза.
– Умница, – сказал он. – Давай на ты и без «вашего величества».
Эльза снова кивнула, мысленно приготовившись ко всему.
– Хорошо, ваше величество… ох. То есть, Андреас. Так что я должна сделать?
– Для начала – перестать бояться, – за мягкостью голоса Андреаса впервые звякнули металлические нотки. – И перестать так нарочито радоваться казни своего мужа. Ты неплохая актриса, Эльза, да вот только я – очень придирчивый зритель.
Эльза опустила глаза к остаткам коньяка в бокале. Вот и все. Проиграла. Андреас усмехнулся и мягко похлопал ее по колену.
– Ну будет, будет. Я не кусаюсь. И я рад, что ты понимаешь свое положение и то, как себя нужно вести.
– Что я должна сделать? – спросила Эльза. Собственный голос казался каким-то чужим. Неживым.
– Какими магическими техниками ты владеешь? – осведомился Андреас. Эльза пожала плечами. То, что Мартин ее использовал как аккумулятор при захвате самолета, должно быть, не считается.
– Никакими. Я жила в глуши, там… Там мало знают о магических техниках.
Андреас понимающе вздохнул и, поднявшись с дивана, протянул Эльзе руку и приказал:
– Вставай.
Ладонь оказалась прохладной и сухой, пальцы – чуть шершавыми и очень сильными. Эльза представила, как эта рука ломала кости ведьмам в допросных, и по телу пробежала невольная дрожь. Андреас подвел ее к окну и, встав сзади, положил одну ладонь на плечо, а вторую – на живот. Эльзе хотелось зажмуриться. Огромный город лежал перед ней беззащитным и обнаженным, и на какое-то мгновение Эльзе показалось, что он становится ближе, словно Андреас толкнул ее, и она, разбив панорамное стекло своим телом, полетела вниз.
– Расслабься, – дыхание Андреаса горячо пощекотало кожу за ухом. – Дыши глубже. Вот так, правильно.
Чужая рука надавила на живот, заставив втянуть мышцы.
– Хорошо. Теперь открывай глаза.
Эльза подчинилась и тотчас же вскрикнула от ужаса. Не было больше ни квартиры Мартина, ни города за панорамным окном – она летела над штормовым морем, внизу бесновались волны, и ливень безжалостно хлестал по телу. В морских лапах болтался кораблик – то взмывал под самые тучи, то падал в раскрывшуюся пасть пучины.
Кажется, Эльза во все горло орала от страха. Она не слышала своего голоса: все заполнил собой рев идущего шторма.
– Умница, – прозвучал в голове голос Андреаса. – Моргни.
Эльза послушно моргнула, и штормовое море исчезло. Она, промокшая насквозь от пота, стояла у знакомого окна, и Андреас держал ее, не позволяя упасть. Тело болело так, словно Эльза весь день провела в работе на огороде.
– Что ты видела? – спросил Андреас. Осторожно доведя Эльзу до дивана, он усадил ее и, подхватив плед, набросил ей на колени.
– Море, – прошептала Эльза, обхватила руками плечи, словно пыталась сохранить остатки тепла. – Что это было?
Андреас усмехнулся.
– Море, – коротко ответил он. – Если точнее, то подстройка разумов ведущего и ведомого. Мы будем работать вместе, Эльза. Не слишком часто, но будем.
Эльза кивнула. Ей до сих пор казалось, что она летит над морем, и кораблик, который захлестывали волны, по-прежнему плясал перед глазами.
– Насчет всего остального не волнуйся, – Андреас довольно потянулся и поднялся: похоже, неформальная аудиенция подошла к концу. – Твой брак официально завершен, имущество мужа по закону отходит к тебе.
Эльза опустила руки и впервые за вечер отважилась посмотреть Андреасу в глаза. Но перед внутренним взглядом так и не появилось никакой картинки. Король был полностью закрыт.
– А Мартин? – спросила Эльза. – Если уж вы хотите, чтоб я была с вами честной, то… что с ним будет?
В ухмылке Андреаса проскользнула дальняя тень печали.
– Его больше нет, – ответил он. – Забудь о нем.
***
Как темно, подумал Мартин, как тут темно и холодно.
Место, в котором он находился, ничем не напоминало канонический ад, о котором столь красноречиво рассказывали церковники. Не было тут ни Дьявола, ни дьяволят, ни котлов с пылающей серой. Это место не было и тем адом, который представляли современные философы: Мартин не утратил разума и воли, он чувствовал и осознавал себя, он ничего не забыл.
Тьма была непроницаемой и бесконечной. Тьма, и больше ничего.
Мартин пошевелился и невольно обрадовался: оказывается, он может двигаться. Пусть чуть-чуть, пусть все тело пронизывает боль, но он по-прежнему им владеет. На всякий случай Мартин поморгал – но тьма не рассеялась.
– Доктор Зибен, пациент приходит в сознание.
Доктор Зибен? Анна-Мария тоже здесь?
– Хорошо, Келли. Можете идти, я закончу.
Мартин услышал шаги – должно быть, невидимая Келли покинула темноту. Другие шаги, что приближались к нему, были знакомыми. Он узнал Анну-Марию и испытал далекий отголосок радости. Если уж быть во мраке, то хотя бы не одному.
На запястье опустилась знакомая рука. Та самая, которая держала его во время казни. Мартин вздрогнул, и пальцы Анны-Марии сжались.
– Мартин, – окликнула она. – Мартин, ты меня слышишь?
Мартину казалось, что он не сумеет ответить. В конце концов, мертвые не говорят с живыми.
– Да, – произнес он. Слова царапнули горло и рот. – Да, слышу.
Пальцы Анны-Марии сильнее стиснули его руку. Почему-то Мартин подумал, что его бывший психотерапевт вздохнула с облегчением.
– Послушай, – негромко сказала Анна-Мария. – Они с самого начала хотели тебя казнить. Я вызвалась это сделать сама. Это был единственный шанс тебя спасти. Потому что иначе ты бы…
Мартин вспомнил, как Анна-Мария лежала на кушетке с дымящейся отмирающей рукой. Вспомнил, как загонял печати в почерневшую, потрескавшуюся кожу.
– Ты предала меня, чтобы спасти мне жизнь, – проговорил он. Рука разжалась, медленно погладила его по запястью.
– Да, – откликнулась Анна-Мария. – Я сделала вид, что всей душой тебя ненавижу. И мне поверили…
– Почему здесь так темно? – спросил Мартин. Пусть тюрьма, пусть больница, но свет-то тут должен быть. Анна-Мария коротко ахнула, и этот тихий возглас хлестнул Мартина жгучей многохвостой плеткой.
– Анна-Мария? – окликнул он.
– Здесь… здесь не темно, Мартин, – ответила Анна-Мария, и Мартин моментально представил себе больничную палату с белыми стенами, озаренную осенним солнцем. Представил как всегда идеально белый и безукоризненно отглаженный халат Анны-Марии, волосы, скрученные на затылке, изгиб красивых губ. Представил самого себя – униженного, опозоренного, выброшенного из жизни.
– Я тебя не вижу, – признался он и услышал в своем голосе какие-то бабские, истерические нотки. – Не вижу.
Снова послышались шаги – Анна-Мария отошла в сторону, и Мартин испугался, что она уйдет совсем, оставив его одного в этом непроницаемом мраке. Но она вернулась и прижала к виску Мартина что-то прохладное, пластиковое. Послышалось механическое чириканье – должно быть, так работал прибор – и Анна-Мария каким-то чужим голосом произнесла:
