Текст книги "Обрученная с врагом (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Спустя полчаса после начала пары в лекторий заглянула секретарша и натянуто сообщила, что студентку Грюнн вызывают в деканат. Преподаватель понимающе кивнул, и Эльза отправилась за секретаршей. Ее каблучки стучали по плитам пола так, словно эта коротко подстриженная девушка, недавняя студентка, хотела кого-то к ним пригвоздить. На тихий вопрос Эльзы о том, что случилось, секретарша профырчала что-то невнятное.
Декан факультета была дамой, которая видывала самые разные виды, но при этом так и не научилась делать выводы из увиденного. Когда Эльза вошла в деканат и остановилась перед ее столом, то декан приподняла несколько серых папок с личными делами студентов и хлопнула их об столешницу. Секретарша, успевшая разместиться за своим столом, пробормотала что-то одобрительное.
– Семь человек, Грюнн, – ледяным тоном произнесла декан. – В том числе двое пятикурсников. Инквизиция прислала запрос на их немедленное исключение.
Значит, Мартин говорил серьезно. Эльза пожала плечами, стараясь смотреть не в глаза декана, а в ее переносицу. Но картинка все равно всплывала: библиотека, множество книг в старых шкафах, стопки учебников на столах…
– А я при чем? – спросила она с нарочитым равнодушием. Это зацепило декана сильнее, чем Эльза могла предположить.
– При чем? – декан старалась не кричать, но ее тихий свистящий голос звучал страшнее крика. – При том, что если возникают проблемы, дорогуша, их нужно решать в своем кругу. Со мной. С куратором. А не сразу муженьку жаловаться. Эти девочки, – указательный палец уткнулся в крышку верхней папки, – гордость двух факультетов! Инбер собиралась в аспирантуру, вела серьезные исследования. Теперь все. Конец.
Эльза отстраненно подумала, что декан должна ее в задницу лобызать, а не кричать.
– Не надо повышать на меня голос, – сказала Эльза и только потом с удивлением поняла, что она произнесла именно это. – Я никому ничего плохого не делала. Наоборот… После того, как выяснилось, кто мой муж, они как с цепи сорвались…
Декан посмотрела на Эльзу так, что та осеклась и умолкла.
– Вот и надо было прийти ко мне, – сухо промолвила она. – Теперь семь человек отчислены по официальному распоряжению господина министра. Живите с этим, госпожа Грюнн. Можете даже гордиться. Лишили людей возможности получить образование. Хоть как-то зацепиться в жизни.
Эльза подумала, что декан, должно быть, сама ведьма. Наверняка уровень с официальным надзором инквизиции.
– Вряд ли вы то же самое сказали бы моему мужу, – откликнулась Эльза. На глаза наползали слезы, и она мельком подумала, что плакать ни в коем случае нельзя. Не из-за возможного скачка кефамина, нет. Нельзя показывать слабость. – Я ему позвоню, он заедет. Что, вы ему это скажете в лицо? Думаю, нет. И ничего бы вы не сделали, если б я пришла к вам.
Должно быть, декан не ожидала подобного ответа от той, которая, по недавнему выражению сокурсниц, две недели как из лужи выбралась. Она медленно поднялась со стула, и Эльза отшатнулась, как от пощечины, но в это время в деканате вошел высокий жизнерадостный толстяк, и декан, перехватив его взгляд, устало опустилась на стул.
– Дамы, доброе утро! – бодро воскликнул он. – Госпожа Циттель, я заберу у вас студентку Грюнн на пару минут?
Декан устало махнула рукой. Возможно, Эльзе показалось, но на ее сухой ладони мелькнула зеленоватая тень.
– Хоть насовсем, господин Бронт. Мы уже закончили.
Теперь Эльза вспомнила: она видела фотографию и эту фамилию на щите возле ректората. Герхард Бронт, проректор по воспитательной работе. Они вышли в коридор, и Бронт, все так же жизнерадостно улыбаясь, произнес:
– Я слышал о том недоразумении, что у вас случилось с сокурсниками, – Эльза открыла было рот, но Бронт не дал ей говорить. – Дорогая моя Эльза, ну вы не обязаны ни перед кем отчитываться за свою семейную жизнь. И быть козлом отпущения для тех, кто, мягко говоря, занимает чужое место, тоже не должны.
– Я не… – начала было Эльза и снова осеклась. Ей вдруг захотелось получить удовольствие от момента. Как же, проректор университета лижет задницу обычной студентке – такое надо смаковать.
У внутреннего голоса были интонации Мартина.
– Говорят, дурака и в церкви бьют, – продолжал Бронт, мягко увлекая Эльзу от деканата. – Ни о чем не волнуйтесь, дорогая госпожа Грюнн, ничего подобного больше не повторится. Ну а если что-то все же вас потревожит – сразу же обращайтесь ко мне.
В ладонь Эльзы уткнулся жесткий картонный квадратик визитки.
– В любое время, – многозначительно произнес Бронт и повторил: – В любое время.
***
– Одного моего пациента сегодня арестовали прямо во время сеанса. Оказался незарегистрированным ведьмаком.
Анна-Мария сбросила туфли на ковер и села с ногами в кресло. Чашка кофе в ее руках источала томительный горький аромат.
Мартин лежал на кушетке и смотрел в потолок. Медицинский центр закрыли пятнадцать минут назад, и во всем здании были только они с Анной-Марией и охранник на вахте, да может быть, еще уборщица. Мартин приехал сюда прямиком из управления, без записи.
– Шутки кончились, – негромко сказал он. – Обязательная регистрация в двадцать четыре часа. Не пришли – уголовка, получите и распишитесь. Причем строгий режим.
По губам Анны-Марии скользнула тонкая улыбка. Мартин вдруг подумал, что скоро она откажется от их сеансов. Он не знал, откуда пришла эта мысль, но она пугала его до дрожи.
Больше всего он хотел, чтобы все было, как раньше. Но Мартин прекрасно понимал, что весь тот хрупкий мир, которым он владел, медленно-медленно рассыпается, и он ничего не может с этим поделать.
– Устал, – утвердительно сказала Анна-Мария. – Я вижу, ты очень сильно устал, – она допила кофе и, отставив чашку на край столика, спросила: – Мартин, тебе действительно больше не с кем поговорить?
– Не с кем, – откликнулся Мартин. – Мы катимся в какую-то яму, и я ловлю себя на мысли, что ничего не в силах изменить. Кто-то ведет серьезную работу с ведьмами, практически переводит их на нелегальное положение. Этот Андреас выскочил, как дьявол из табакерки. Про неуправляемые сбросы печатей я уже молчу. Король хочет, чтобы я все вернул обратно – а я не могу.
Мартин вздохнул и, приподнявшись на локте, посмотрел Анне-Марии в глаза. Ресницы девушки смущенно вздрогнули, но взгляда она не отвела.
– Нам все-таки надо было пожениться, – произнес Мартин. Анна-Мария отрицательно качнула головой.
– Не надо, поверь мне, – промолвила она. – Тебе нужны отношения с обычной человеческой женщиной, я всегда это говорила. Но ты никогда не хотел их строить…
«Не бросай меня», – захотел сказать Мартин. Он прекрасно понимал, что вряд ли Анна-Мария действительно относится к нему с теплом. Все, что она видит вокруг, не может не вызывать ненависти к виновнику торжества – она, конечно, вежлива, как того требует врачебная этика, но эта вежливость всего лишь прикрывает пустоту.
– Не бросай меня, – все-таки произнес Мартин. Анна-Мария улыбнулась ему почти ласково и ответила:
– Ни в коем случае.
Некоторое время они молчали, потом Мартин признался:
– Моя жена теперь ведьма уровня Хиат. Я замаскировал ее, насколько смог. Но вот сам факт…
Во взгляде Анны-Марии появилась странная далекая тень.
– Хиат – это ведь батарейка? – уточнила она. Мартин кивнул, и Анна-Мария сказала: – Их же истребили еще до войны. Я помню, в учебнике истории была о них статья.
– Это моя вина, – сказал Мартин и внезапно ощутил нахлынувшую легкость и покой. – Тогда, в самолете, я использовал ее как усилитель цепь-порчи. Должно быть, это и запустило процесс перемены.
Лицо Анны-Марии дрогнуло, и на мгновение маска преуспевающего врача и истинной леди соскользнула, открыв испуганную девчонку в белом халате не по росту, на прием к которой пришел инквизитор – давние, почти забытые времена… Впрочем, она почти сразу же взяла себя в руки и откликнулась:
– Ты тут не при чем, Мартин. Но ты действительно переживаешь за жену. И после того, что случилось в допросной, ищешь следы своей вины в том, что с ней происходит.
Мартин горько усмехнулся, но было видно, что слова Анны-Марии принесли ему облегчение.
– Ты не виноват, – повторила она, и ее уверенность передалась и Мартину.
Спустя четверть часа он ушел. Анна-Мария расстегнула и сняла халат, оставшись в тонкой блузке и узких брюках. Выглянув в окно, она увидела, как Мартин идет по вечернему проспекту в сторону центра, а затем взяла со стола смартфон и набрала номер.
– Он ушел, – сказала Анна-Мария после того, как ей ответили.
– Замечательно, дорогая, – она не видела лица говорившего, но чувствовала, что он улыбается, словно сытый хищник с до сих пор окровавленной после трапезы мордой. – Я скоро буду.
***
Верхушка министерства считала Мартина выскочкой, который очень удачно сумел ввинтиться во власть. Во взглядах управляющих департаментами, которые сейчас усаживались за круглый стол, Мартин видел все оттенки злости, презрения и досады. Впрочем, было еще и легкое удовольствие: он все-таки сумел провернуть довольно серьезную реформу, о необходимости которой говорили очень давно, но никто так и не взял дело в свои руки. Поэтому свежеиспеченного министра пока терпели.
Принц Андреас, который на правах иностранного коллеги присутствовал на заседании, смотрел с пониманием и поддержкой. Лютер, которому Стива с утра принесла свой подарочек, первым делом помчался в аналитический отдел показывать добычу – конечно, после такой работы с ведьмами внутреннее расследование на время отложили. Мартин именно этого и добивался: ему нужно было время для того, чтобы выяснить связь между Франком и принцем. А связь эта была, и от нее очень отчетливо пахло неприятностями.
Первым слово взял Крамер, управляющий департаментом Сечеваньского округа. Сельскохозяйственный район, множество мелких поселков и деревень, рассыпанных среди полей и лесов и бесчисленное количество природных, стихийных ведьм, которых будто бы порождали эти дикие края. И сам Крамер был похож скорее на крестьянина, чем на чиновника. В дорогом, пошитом на заказ костюме, он выглядел, как леший, который приехал в город поступать в сельхозтехникум по квоте для лесных чудовищ.
– Господа мои хорошие, зреет, так сказать, нарыв, – начал он. Говор у Крамера был мягкий, певучий, с протяжными гласными. Проблема, о которой он говорил, была давней и понятной. Уйма незарегистрированных ведьм, которые находятся под негласным надзором инквизиции. Конечно, за такое надо снимать голову с плеч до самой задницы, но Мартин понимал, что в тех краях подобная тактика вполне оправдана. В конце концов, Эльза тоже была под таким вот надзором и зарегистрировалась только в столице.
– Так вот, новый закон – это, простите, ведро дрожжей в сортир, – продолжал Крамер. Его сосед по столу Эврельт, худенький франт из Приморского округа, демонстративно сморщил благородный нос: фу, сортир, какая пошлость. Но Крамер этого не заметил. – Сейчас же как стало? Не пришел регистрироваться – за тобой полиция пришла, а судья три года строгача подмахнул, не глядя. Всегда ж есть, кому доложить, куда следует. Как ни прячься, а в деревне все про всех знают. Ну и бабоньки мои поднимаются с насиженных мест и бегом, кто куда.
Мартин поморщился. В своей сфере, Крамер, возможно, и прав. Но вот то, что он не думает о последствиях – это совсем плохо.
– Объяснительную работу вели? – устало спросил Мартин. – Говорили о необходимости регистрации, убеждали в том, что в ней нет ничего страшного?
Крамер солидно кивнул.
– Разумеется, все по протоколу.
– Если у вас с вашими ведьмами такие дружеские отношения, то почему они бегут не на регистрацию, а неведомо куда? – Мартин понимал, что задает вопрос в пустоту. Крамер развел руками и произнес:
– Я бы тоже побежал.
Андреас понимающе кивнул и, взяв квадратик бумаги для заметок, написал Мартину записку: «У нас все точно так же».
Следующим слово взял Эврельт. Несмотря на всю свою аристократическую хрупкость, в работе он был яростным и неистовым до крайности. Мартин знал, что ведьмы Приморья ненавидят его лютой ненавистью, и случись какая заварушка, Эврельт первым повиснет на столбе. Вот его бы на место министра…
– Я вынужден согласиться со своим коллегой, это действительно вызревающий нарыв, – Эврельт говорил негромким, обманчиво мягким голосом, но почему-то его нельзя было не слушать. Взяв пульт от видеосистемы, он нажал на кнопку, и на экране возникли уже знакомые Мартину прокламации. Магазинчики, салоны красоты, кондитерские лавки, которых не существовало – с обязательным «Не ставь печать!» на обратной стороне.
– Полагаю, что существует тщательно засекреченная организация с филиалами во всех городах королевства, которая крайне заинтересована в большом количестве незарегистрированных ведьм, – продолжал Эврельт. О его скрытом волнении говорил только подрагивающий хохолок волос, модно уложенный возле правого виска. Он снова щелкнул кнопкой пульта, и на экране появился список: – Зачем они нужны, эти ведьмы? Карательные акции. Устрашение. Пушечное мясо.
Мартин мрачно кивнул. Аналитический отдел в своем утреннем докладе говорил именно об этом.
– Итак, коллеги, мы сейчас должны решить… – начал было он, но в это время дверь отворилась без стука, и в зал заседаний заглянул референт. Все обернулись к нему – молодой парень, недавний студент, скользнул растерянным взглядом по собравшимся и промолвил:
– Господин Эврельт, переключите на ТВ. Прямая трансляция с площади Победы.
Эврельт посмотрел на референта так, словно заговорила мебель. Тот ошалело взглянул на Мартина и сказал:
– Господин министр, это… – и закончил насквозь нецензурно.
По всем каналам шла прямая трансляция со стихийного митинга в центре столицы. Мартин откинулся на спинку кресла и почему-то ощутил внезапную легкость. Вот оно: летающие над толпой дроны видеонаблюдения, беснующиеся женщины с написанными от руки плакатами, непременное «Не ставь печать!», куда уж без него… Ведущий в студии, обычно спокойный и выдержанный, сейчас испытывал нескрываемое волнение.
– По нашим подсчетам на площади Победы собралось около семи тысяч человек, – говорил он. – Участники стихийного митинга обращаются напрямую к его величеству, требуя отмены нового закона о ведьмах и смягчения обязательных правил для ведьм уровнем выше Дельта. Как сообщают наши корреспонденты, организатором митинга выступил так называемый «Новый Союз»…
Ведущий сделал паузу, перелистывая какие-то бумаги. На экране за его спиной бесновались ведьмы, вскидывая вверх руки с зеленью печатей на раскрытых ладонях. Полицейское оцепление ничего не делало: стояло за щитами, окружив митингующих живой цепью. Ждало приказа.
– Вот куда ваши бабоньки побежали, Крамер, – произнес Мартин. – Ну что, господа, выводим наши опорные отряды и начинаем массовые аресты?
Никто не ответил.
– Как вы видите, многие митингующие привели с собой своих детей, – продолжал ведущий. На экране появилась семья: мать, отец и мальчишка, сидящий верхом на отцовской шее, жующий пряник. – Пока никто из представителей властей не вышел к митингующим…
Потянувшись через стол, Мартин взял пульт и выключил телевизор. Собравшиеся словно очнулись от тяжелого долгого сна и развернулись в сторону министра. Андреас выжидательно молчал, задумчиво крутил в пальцах серебряную ручку.
– Там будет очень много мяса, – подал голос Эврельт. – Они потому и детей привели, чтобы не было разгона.
Мартин понимающе кивнул. Еще до войны было несколько больших ведьмачих бунтов, в которых незарегистрированные ведьмы закрывались своими детьми, как живым щитом.
– Они своих детей не жалеют, – хмуро произнес Мартин. – Придется это сделать нам. Начинаем операцию, штаб будет здесь, всю поступающую информацию – лично мне в руки.
На лицах глав департаментов всплыли одинаковые удовлетворенные улыбки. Мартину показалось, что и он сам тоже улыбается.
Глава 8
– Ох, девки… – немолодая незарегистрированная ведьма, сидевшая в дальнем углу камеры, вздыхала чуть ли не каждые две минуты. – Ох, девки, как же курить хочется… Сигареты есть у кого?
То ли в камеру запихали сплошь некурящих, то ли никто не хотел делиться, но просьба в очередной раз осталась без ответа. Эльза привалилась к стене и устало закрыла глаза.
Разумеется, она не собиралась идти ни на какой митинг. Просто шла пешком с занятий в сторону библиотеки Конгресса, готовиться к семинару – и неожиданно угодила аккурат в самый центр разгона демонстрации. Крик стоял страшный, ведьмы бежали и падали, а боевые инквизиторы в одинаковой темной форме догоняли их и били парализующими заклинаниями. Эльза попыталась было нырнуть в ближайший проулок, но кто-то из бойцов ошпарил ее заклинанием, и она свалилась на дорогу – спустя четверть часа Эльзу уже грузили в фургон без окон, в груду таких же бесчувственных тел.
– Ох, девки… Точно покурить нету? Прям ни у кого?
Где-то далеко плакал ребенок. Эльза сидела на своей нещадно истоптанной сумке и думала о том, что смартфон разбит, и она не сможет позвонить Мартину. Печати жгло, Эльзу мутило. Что будешь делать, если тебе постоянно не везет? Во всем не везет?
С другого конца камеры к ней пробилась худенькая рыжеволосая девушка, присела рядом на корточки и осторожно дотронулась до руки.
– Эй, ты спишь?
Эльза открыла глаза. Девушка, судя по бейджику на груди, и почти форменной одежде была либо официанткой, либо продавщицей.
– Нет, – откликнулась Эльза. – Нет, не сплю.
– Меня Стива зовут, – негромко сказала рыжая. – Слушай, ты извини, конечно… Ты жена Мартина, да?
Эльза вздрогнула от изумления и так же тихо промолвила:
– С чего ты взяла?
– Печати, – прошелестела Стива. – На тебе тьма-тьмущая его печатей.
Она протянула Эльзе руку ладонью вверх – на коже вспыхнул зеленый огонь, сложился в знакомые знаки и погас.
– Да, – устало кивнула Эльза. Чутье подсказывало, что сейчас рыжая Стива выпрямится и заорет на всю камеру: «Девки, тут министрова баба, мочи ее!» Или еще можно в заложники взять, надо думать, министр за любимую супругу все требования выполнит.
Но Стива сунула руку в карман черной юбки и вынула тоненький телефон.
– Позвони ему. Или сообщение отправь. Пусть вытащит нас.
За стеной согласным хором взвыли три детских голоса. Эльза взяла телефон и промолвила:
– Лучше напишу.
Стива понимающе кивнула и села на пол рядом, прикрывая Эльзу от остальных обитательниц камеры. «Мартин, мы со Стивой в тюрьме, вытащи нас. Эльза», – написала Эльза и продемонстрировала сообщение Стиве:
– Так пойдет?
Стива кивнула.
– Ага, отправляй.
Эльза щелкнула по экрану, невольно теряясь в догадках о том, откуда эта Стива знакома с Мартином. Причем, судя по всему, очень даже неплохо знакома.
Спустя четверть часа к решетке камеры подошел инквизитор в боевой форме, страшенный мордоворот с перебитым носом, и хрипло скомандовал:
– Грюнн, Эвердин, на выход.
Стива поднялась с пола, помогла встать Эльзе, и они двинулись к выходу. Молчаливое сообщество камеры смотрело на них с искренним сочувствием.
– Ох, девки… – вздохнула причитающая ведьма. – Держитесь там.
Инквизитор долго вел девушек какими-то длинными мрачными коридорами с множеством дверей, то выводя на вполне цивильную лестницу, то вновь сворачивая в коридор с камерами, заполненными плачущими женщинами, вдоль которых неторопливо прохаживалась охрана. В конце концов, они вошли в лифт, и Эльза узнала его: управление по делам ведьм, подземные этажи. Мартин наверняка был в какой-нибудь очередной допросной, с очередной ведьмой, распятой на пыточном столе…
Лифт поднимался долго. Наконец, его створки раскрылись в просторном холле, больше всего похожем на обычный офис: стойка секретаря у стены и несколько дверей. Инквизитор подтолкнул Эльзу и Стиву к одной из них, приоткрытой – из кабинета доносилось мерное гудение работающего принтера и голос, в котором Эльза с облегчением опознала Мартина.
– Да, ваше величество. Я уверен, что это провокация. Пока мы все были заняты этой демонстрацией… – повинуясь очередному тычку инквизитора, Эльза вошла в кабинет и увидела Мартина, стоявшего у окна спиной к дверям. – Но ваше величество…
Услышав шаги, Мартин едва заметно повел плечами и тяжело вздохнул.
– Хорошо, ваше величество, – устало произнес он и, нажав алую точку конца связи, убрал смартфон в карман.
– Вот, господин министр, – прогудел инквизитор. – По вашему приказанию доставлены.
– Хорошо, Гунт, вы свободны, – произнес Мартин и, когда инквизитор с поклоном вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь, сел на край стола и спросил: – Как вас-то угораздило?
– Я на работу шла, – испуганно подала голос Стива. – А тут вот это вот все…
Мартин хмуро качнул головой и вопросительно посмотрел на Эльзу.
– А я в библиотеку шла после пар, – ответила она. Страх, сперва скрывшийся за усталостью, теперь появился снова.
– Понятно, – вздохнул Мартин. – Ладно, Стива, иди сейчас домой и носу оттуда не высовывай. Кажется, у всех нас большие проблемы.
Стива ойкнула, прижала пальцы к губам. Мартин угрюмо посмотрел на нее и добавил:
– Давай, бегом. Пропуск у секретаря возьми.
Когда Стива скрылась за дверью, Мартин поднялся и, приблизившись к Эльзе, крепко обнял ее. От его рубашки пахло чем-то горелым.
– Мой коллега через полчаса уезжает в Приморский округ. И ты поедешь с ним, – сказал Мартин тоном, не терпящим возражений. – Я не знаю, что происходит. Может быть, переворот. Может, гражданская война. Но тебе пока лучше побыть от всего этого подальше.
Эльза всхлипнула. Теперь, когда надо было бросить все и уехать неведомо куда, она чувствовала только растерянность и пустоту. И еще, совершенно неожиданно для самой себя, Эльза не хотела оставлять Мартина.
– Я останусь, – твердо промолвила она. Мартин усмехнулся, погладил ее по спутанным волосам.
– Я не спас Беллу. И маму не спас. Но тебя я спасу, – сказал он и, осторожно отстранив Эльзу, провел пальцами по ее щеке, стирая слезинку. – Все будет хорошо. Там сейчас тепло, бархатный сезон… Разгребу это все, и ты вернешься.
Потом Эльза долго сидела на заднем сиденье большого темно-зеленого внедорожника с проблесковыми маячками. Двое громил в инквизиторской форме, один в пассажирском кресле, второй за рулем, похоже, были телохранителями. Наконец, со ступеней управления быстро сбежал невысокий молодой человек с папкой в руках и, усевшись рядом с Эльзой, негромко приказал:
– Все, поехали.
Внедорожник мягко рыкнул движком и, плавно сорвавшись с места, полетел по проспекту в направлении Южной трассы. Эльза сидела ни жива, ни мертва, стараясь не привлекать внимания своего соседа, который что-то внимательно изучал в содержимом своей папки. Наконец, он оторвался от бумаг и с той же негромкой мягкостью сказал:
– Меня зовут Дани Эврельт, какое-то время вы будете жить в Приморье под моим присмотром. Вздремните пока, дорога длинная.
– Хорошо, – кивнула Эльза. Почему-то ей было ясно, что с этим Эврельтом пока не стоит вступать в беседу. И она уселась поудобнее и закрыла глаза. Мягкий ход внедорожника убаюкивал, и добродушная тьма с запахом яблочного освежителя воздуха казалась вполне гостеприимной. А самое главное, в ней не было ничего пугающего. Ни тюрьмы, ни ведьм, ни инквизиторов.
Эльза не знала, сколько времени проспала. Она очнулась от того, что Эврельт толкнул ее в бок – открыв глаза, Эльза увидела, что внедорожник стоит перед полосатым шлагбаумом, а полицейский в блестящем от дождя плаще показывает водителю знак остановки.
– Что случилось? – спросила Эльза. Эврельт пожал плечами, и Эльза заметила, что у него нервно подрагивают ноздри.
– Не знаю, – настороженно ответил он. – Машины департамента не досматривают.
Полицейский тем временем подошел к машине, и водитель нажал на кнопку – стекло окна скользнуло вниз, впустив в салон шум дождя и смутно знакомый Эльзе голос:
– Общая проверка документов, приказ министра по делам ведьм.
Водитель потянулся было к внутреннему карману куртки, и в этот же миг ночь осветило алыми вспышками пламени и сотрясло грохотом выстрелов.
Это было похоже на страшный сон, и Эльза навсегда запомнила все, что случилось за считанные секунды. Простреленная голова водителя мотнулась в сторону, расшвыривая по салону липкие темные брызги; телохранитель на пассажирском кресле дернулся и обмяк, а стекло окна рядом украсило блестящими потеками крови и мелкими комочками чего-то серого. Эврельт почти успел выхватить табельный пистолет, и его взгляд вдруг стал мутным, направленным в себя. Из отверстия в центре лба вытекла капля крови, покатилась по переносице.
Кажется, Эльза перестала дышать. Это не было ни страшно, ни жутко – это было больше любого страха и сильнее любого ужаса. Это была смерть, которая вдруг подошла и посмотрела в глаза: вот она я, привет.
Дверцу со стороны Эльзы рванули, и чьи-то пальцы, подхватив девушку под руку, выволокли ее из машины. Кажется, Эльза вопила и отбивалась, но ее почти сразу же прижали к чему-то теплому и укрыли от ливня полой широкого форменного плаща.
– Тихо, тихо, – ласково повторял знакомый голос. – Все, Эльза, все хорошо, не плачь. Все в порядке, я с тобой. Все хорошо.
Воздух вяз в легких, а сердце пропускало удары, и Эльза не сразу поняла, что ее обнимают, прижимая лицом к знакомой рубашке – белой в серую полоску. Дождь лил сплошной стеной, но сквозь его шум было слышно фырканье двигателя небольшого седана.
– Это я, – Лютер осторожно взял Эльзу за подбородок и, глядя ей в глаза, проговорил: – Это же я. Все хорошо.
***
Домик, в который Лютер привез Эльзу, был похож на дачный коттедж средней руки: помещение без перегородок, в котором нашлось место и небольшой плите, и столу с холодильником, и дивану, и даже книжному шкафу. Здесь, в принципе, было уютно, но Эльзу до сих пор трясло от пережитого, и она почти ничего не воспринимала. Лютер осторожно усадил ее на диван и, ласково поглаживая по щеке, сказал:
– Все в порядке. Ты мне веришь?
Эльза кивнула. Что еще оставалось делать? Лютер аккуратно снял с нее мокрую куртку и туфли и произнес:
– Ты приляг пока, я чаю сделаю.
Эльза послушно вытянулась на диване и, глядя, как Лютер возится у плиты, подумала, что в ее жизни все в очередной раз встало с ног на голову. Лютер всегда казался ей добрым, порядочным человеком – и вот он хладнокровно расстрелял своих коллег и увез Эльзу в какую-то глушь. Домик, конечно, не был похож на жилище маньяка – ну так и Лютер никогда не напоминал безжалостного убийцу.
– Где мы? – спросила Эльза, когда Лютер принес ей кружку с горячим чаем и присел рядом на край дивана.
– Поселок Ивица, – сказал Лютер. – Тут, в основном, дачи. Но дачники уехали, считай, все. Сейчас в столице будет жарко, лучше нам побыть тут.
Значит, если Лютеру придет в голову расчленять Эльзу бензопилой прямо на этом диване, то ее воплей никто не услышит. Просто замечательно. Эльза отпила из чашки и глухо спросила:
– Зачем ты их убил?
Левая бровь Лютера дрогнула, словно он с трудом скрывал свое недоумение.
– А что, надо было тебя оставить этим сволочам? – ответил он вопросом на вопрос, и в его голосе звонко прозвучал искренний гнев. – Чтоб и дальше клеймили?
Он протянул руку и дотронулся до лба Эльзы – там стояла одна из печатей Мартина. Прикосновение отдалось легким ударом тока, и Эльза увидела, как от ее лица за пальцами Лютера потянулись тонкие зеленые нити. Она даже удивиться не успела – печать отделилась от кожи и лопнула, рассыпаясь зелеными искрами. И сразу же стало легче дышать, словно Эльза вышла из прокуренной комнаты на свежий воздух.
– Ну вот, – довольно произнес Лютер. – За ночь сниму их все.
– Я не понимаю, – проговорила Эльза. – Ты должен ставить печати, а не срывать их.
Лютер посмотрел Эльзе в глаза и вдруг рассмеялся – так легко и беззаботно, что у Эльзы от страха свело живот. От этого смеха хотелось закрыться, настолько он был пугающим.
– Ох, моя хорошая, – сказал Лютер, отсмеявшись. – Никакой я не инквизитор, Эльза. Я ведьмак.
Эти слова были как звонкая оглушающая пощечина. Эльза вздрогнула всем телом и едва не расплескала на себя чай. Лютер понимающе качнул головой и забрал у нее кружку.
– Я понимаю, как это звучит, – произнес он.
– Неожиданно, – через силу промолвила Эльза. – Но как это возможно?
Лютер смущенно улыбнулся.
– Ты что-нибудь слышала о гормональной терапии ведьм?
Эльза кивнула, вспомнив рассказ Мартина о том, как эта терапия отключала лобные доли мозга, превращая пациента в овощ.
– У нас запрещены все эксперименты подобного рода. А вот в Стефалии – нет, – продолжал Лютер. – Я удачный эксперимент его высочества Андреаса. Полное замещение кефамина на метарол.
Эльза растерянно посмотрела на Лютера. Ночь за маленькими окнами была наполнена грохотом дождя и облетающими листьями, и Эльзе казалось, что ее мир окончательно утратил основы, сорвался с орбиты и летит куда-то в сырую дождливую тьму.
– А эти срывы печатей? – негромко поинтересовалась Эльза. – Тоже эксперимент?
Лютер кивнул, сделал глоток из чашки. Довольно прикрыл глаза.
– Целая научная программа. Я и сам не понимаю всех деталей, все-таки я не химик и не биолог. Но приблизительно суть в том, что сама печать при постановке программируется на сброс и дальнейший скачок уровня.
– От эмоционального потрясения? – Эльза вспомнила теорию Мартина, вспомнила, как они занимались любовью, и испытала острое изумление от того, что это было позавчера. Сейчас «позавчера» было равно «в другой жизни». И Эльзе почему-то казалось, что эта другая жизнь уже никогда к ней не вернется.
– Нет, – ответил Лютер. – Эмоции тут не при чем. Это как вирус: сперва организм с ним борется, а потом сдается. Идет сброс печати и прыжок в уровне. Кто-то борется дольше, кто-то нет. Кстати, чем больше пьешь, тем быстрее идет сброс.
– Но зачем?
Лютер улыбнулся, мягко и понимающе.
– Затем, чтоб в новом мире жили сильные свободные ведьмы. Как раз сейчас он и строится. Но мы с тобой пока побудем здесь. Ты ведьма уровня Хиат, ты очень ценна для нас.
Эльзе казалось, что она смотрит в пустоту.
– Откуда ты знаешь? – спросила она. Лютер поставил чашку на пол возле дивана и легонько погладил Эльзу по колену. Эльза вдруг подумала, что с Лютером наверняка придется заниматься любовью, и эта мысль неожиданно вселила в нее тошнотворный липкий страх.
– Хольцбрунн сказал об этом своему психотерапевту. А Анна-Мария сотрудничает с нами уже полгода. Ох, Эльза, – Лютер откинулся на спинку дивана, и на его губах расцвела счастливая улыбка. – Теперь у всех нас начнется совсем другая жизнь. Без инквизиции, без пыток, без страха… Те мои коллеги, кто мыслит верно, давно присоединились к нам.
– Мне, честно говоря, не по себе, – призналась Эльза. Она не могла сказать точно, что чувствует. Вроде бы далекую тень радости – если Лютер говорит правду, то ни одна ведьма королевства больше не будет бояться за свою жизнь и свободу. Но в то же время Эльзу исподволь покусывала тоска – такая, какая бывает, когда смотришь на город с крыши высотки и борешься с желанием сделать шаг в пустоту.
