Текст книги "Человек без надежды (СИ)"

Автор книги: Лариса Куролесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

– В таком случае им было бы логичней взорвать правительство, а не мальчишек из летного подразделения номер три! – огрызнулась Микаэла. – Как вы не понимаете: для них это все равно что… убить мечту!

– А для городского человека подобное и вовсе немыслимо! – вспыхнула Пола. – Такое неслыханное варварство, такое пренебрежение чужими жизнями!.. Не обижайтесь, но на это действительно способны только пустошники! Люди, единожды уже сознательно пошедшие против закона, могут и не такое сделать!

– Да не порите чушь! – раздраженно рявкнул Габриэль Дольер, неожиданно для Микаэлы вставая на ее сторону. – Мои лучшие парни – из пустошников! И госпожа Войцеховская права: так, как там относятся к «мертвецам», их больше нигде не жалуют, даже в Городах и в правительстве!

– Но вы не имеете права по такому смехотворному поводу снимать с них все подозрения! – поддержала подругу Дениз Орно.

Скоро все уже кричали друг на друга, наскоро разделившись на два лагеря. Правда, Микаэла и «главный мертвец» остались в одиночестве, а остальные настаивали на том, что пустошники – наиболее подозрительные личности на «Одиннадцати». Если бы речь шла о воровстве, хулиганстве, кулачных боях и прочих дерзких выходках, обычных для Пустоши, – да пусть даже об ударе или броске ножом в спину или в горло! – Войцеховская первой бы с ними согласилась! Но не тогда, когда их пытались вписать в дело о массовом убийстве, да еще и выпускников – космопилотов! Габриэль был прав: в «ДиЭм» ведь нашлось бы немало тех, кто еще год или два назад проходил медосмотр в той же Пустоши! Там, между прочим, у кого‑то остались родители, а у кого‑то – друзья. Законы правительства в Пустоши не действуют, а на расправу там скоры. Кому захочется, чтобы за ним охотились родители, братья или друзья погибшего по его вине «мертвеца»?..

Но оппоненты не желали слышать возражений. Мысль о том, что в случившемся можно обвинить отщепенцев, не затрагивая сложившиеся структуры самого общества, настолько пришлась им по душе, что они даже ее не анализировали. Все в один голос кричали о том, что сейчас «Одиннадцати» необходим рейд… При этой мысли у Микаэлы мурашки бежали по коже.

Последний рейд из Городов в Пустошь состоялся незадолго до ее рождения, но вспоминали его, наверное, и до сих пор. Тогда какие‑то лихие люди попытались поднять бунт против правительства. Командор Сайеки – предшественник Кройчета на этом посту – отреагировал весьма жестко: в Пустошь были направлены отборные силы службы безопасности. Несмотря на то, что вооружены они были только холодным оружием и шокерами, бунтовщики потерпели сокрушительное поражение. За их укрывательство было полностью уничтожено несколько поселений. Людей не убивали, а лишь выгоняли из домов и заставляли смотреть, как тяжелая техника сравнивает их жилища с землей. До объявленной зимы оставалось слишком мало времени, и большинство из укрывателей были обречены на скорую и страшную смерть, несмотря на то, что формально ни служба безопасности, ни правительство не имели к ней никакого отношения. Положенные три месяца холодов, отмеренные строгой и несгибаемой экологической службой «Одиннадцати», убивали несогласных надежней любого ножа. Правительство не собиралось заботиться о людях, которых не существовало, особенно если у них хватило наглости громогласно заявить о себе бунтом. Тот рейд заставил Пустошь присмиреть надолго. Сомнительно, что сейчас нашелся самоубийца, желающий еще раз испытать судьбу.

Теперь же Совет в подавляющем большинстве настаивал на том, чтобы служба безопасности предприняла очередной рейд на Пустошь. При одной мысли о карательном мероприятии Микаэле становилось нехорошо. И не потому, что и там, и тут для нее находились «свои». Просто это было… неправильно! Если бы у нее наличествовала хотя бы внутренняя, интуитивная убежденность в том, что к взрыву причастен кто‑то из пустошников, она бы лично возглавила рейд, и глазом не моргнув. В Пустоши правила знали, и взрывников выдали бы сами, даже не попытавшись сопротивляться. Все те же родители, братья, друзья – за такое преступление все отреклись бы от отступников. Если бы они там были…

– Тихо! – командор лишь слегка повысил голос, однако его услышали все. – На сегодня мы закончили с докладами Большому Совету, я выслушал ваши мнения и принял решение.

Сконфуженные собственной невоздержанностью заместители Кройчета и мэры Городов быстро расселись по своим местам, делая вид, что это не они только что орали, перекрикивая друг друга, словно дети в песочнице. Кажется, смутился даже разозленный сверх всякой меры и уже переставший сдерживать ярость Габриэль Дольер.

– Микаэла, в вашем распоряжении неделя, – продолжил командор. – Если по истечении этого времени вы не найдете преступника или не предоставите веские доказательства того, что он не имеет отношения к Пустоши, службе безопасности придется совершить рейд.

Войцеховская встретила стальной взгляд Стефана Кройчета. Он и сам был не в восторге от перспективы, однако поделать ничего не мог. Командор имел право принимать конечные решения, но проигнорировать мнение Большого Совета не решился бы никто. Он и так давал лидеру службы безопасности столько времени, сколько мог. Члены Большого Совета не выглядели счастливыми, однако понимали, что дальше настаивать на немедленных мерах против Пустоши не стоит. На «Одиннадцати» не было принято обсуждать решения, принятые лично командором.

– С этого дня патрули будут усилены, – продолжил Кройчет после паузы. – Микаэла, ваша служба должна принять все меры к обеспечению безопасности горожан. Остальным работать в штатном режиме, доклады я жду в два раза чаще обычного. Обо всем экстраординарном я и служба безопасности должны узнавать немедленно. Совет окончен. Всего наилучшего, дамы и господа!

Глава 5

Воскресенье, 18 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

– Кароль, какое счастье – ты жив! – Сильвер с трудом сдерживала слезы и порыв кинуться Стейну на шею. – Я поступила просто по – свински: пошла искать Кэм, а к тебе не зашла!

– Да ладно, Силь, забудь! – смутился парень. – Ты вообще молодец, что пережила этот кошмар и не свихнулась! Я тоже могу извиняться за то, что торчал в каморке за сценой, собирая покалеченные мозги, и не вышел на помощь…

Сильвер невольно улыбнулась, слегка скривив губы, поскольку ей все еще хотелось плакать. На следующий день после их выступления в «ДиЭм» у нее так дрожали руки, что доктор, утром осматривавший обожженную ладонь и делавший перевязку, всерьез предложил зафиксировать ее зажимом, чтобы лучше накладывать эластичный бинт. Вечером ей еще предстоял визит к психологу, хотя девушка предпочла бы, чтобы время сеанса было назначено пораньше. Кароль сказал, что она не свихнулась, однако Силь не заявила бы об этом с такой уверенностью.

Ей всю ночь снились кошмары, она несколько раз просыпалась с криком, один раз даже настолько громким, что разбудила великую писательницу, которая изволила почивать в соседней комнате и, чтобы не нарушать покой своего драгоценного сна, обычно пользовалась берушами и повязкой на глаза. Госпожа Суздальцева не замедлила заглянуть к дочери и сурово заметить, что она могла бы вести себя и потише. В такие минуты Сильвер чувствовала себя очень одинокой. Если бы рядом был папа, он бы постарался утешить ее и успокоить, сделал бы что‑нибудь… Когда он был поблизости, Силь всегда чувствовала себя в безопасности, он умел прогнать не только ночные кошмары, но и вообще любые проблемы. С тех пор, как его не стало, она все больше размышляла о том, что осталась совсем одна – мама не в счет. Только мурлыкающий рыжий Васька старался, как мог, утешить хозяйку. Вот если бы не он, она точно бы свихнулась прошедшей ночью…

Утро тоже не принесло облегчения. С одной рукой все было делать очень неудобно. Сильвер кое‑как умылась и причесалась, после чего связалась по коммуникатору со вчерашним таксистом. Госпожа Суздальцева еще спала: ее заверения медперсонала в том, что она сможет сама оказать любую помощь своей дочери, со спокойной душой отдыхали вместе с ней. Мигом приехавший по вызову таксист по просьбе Силь доставил ее в ту же больницу, из которой вчера забрал. После перевязки девушка пошла в палату Камиллы Лесновой – к ней уже пускали посетителей.

Кэм все еще была без сознания. Ее лицо и руки покрывали многочисленные повязки, а от кровати к приборам тянулись тонкие прозрачные трубки и провода. Рядом с кроватью на невысоком стульчике сидела, сгорбившись, немолодая усталая женщина.

– Здравствуйте, тетя Зина, – Сильвер неуверенно затопталась на пороге.

Почему‑то она чувствовала себя виноватой в том, что может ходить своими ногами и вообще относительно неплохо выглядеть, в то время как Камилла до сих пор не пришла в себя после взрыва. Рядом с постелью Лесновой зелеными лампочками подмигивали какие‑то аппараты, высчитывающие пульс и прочие жизненно важные показатели девушки.

– Входи, Силь, – тихонько вздохнула Зинаида Мироновна. – Как ты, девочка? Что доктор говорит – рука скоро заживет?

Мама Камиллы хорошо знала лучшую подругу дочери, и Сильвер даже порой завидовала Кэм, мысленно сравнивая госпожу Леснову с собственной родительницей. Зинаида Мироновна не считала себя великой писательницей, зато искренне любила троих своих детей. Наверное, ее дочери, обожги она ладонь, не пришлось бы утром полтора часа крутиться перед зеркалом, пытаясь здоровой рукой соорудить себе хоть мало – мальски приличную прическу. Хотя Сильвер тут же устыдилась этих неуместных мыслей, неуверенно шагнув в палату подруги.

– Спасибо, тетя Зина, вроде бы неплохо, – вздохнула она. – Вы простите меня, что я вчера так Сережку огорошила…

Накануне, вернувшись домой и проревевшись в пушистую кошачью шкурку, Сильвер все же нашла в себе силы связаться с квартирой Камиллы. Как она и ожидала, в это время тетя Зина и мальчишки уже спали, витранслятор у них не работал, поэтому они и знать не знали, что произошло в «ДиЭм». Ей ответил сонный Сережка, которому девушка сквозь слезы, захлебываясь и задыхаясь от собственной истерики, все и выложила. Ответом ей стало гробовое молчание – парнишка явно пытался прийти в себя и, вероятно, в первый момент усомнился, не снится ли ему вообще этот коммуникаторный сигнал. Силь понимала, что ей нужно было попросить позвать Зинаиду Мироновну, но ее состояние оставляло желать лучшего, и она мечтала поскорее добраться до постели, чтобы отключиться хотя бы на несколько часов.

– Ну что ты, милая! – тетя Зина махнула рукой. – Спасибо, что связалась с нами – я представляю, в каком ты была состоянии!

Она вытерла глаза маленьким носовым платочком и знакомым движением спрятала его в небольшой нашитый кармашек на рукаве. Такими незаметными «накладочками» она снабжала и одежду дочери – Сильвер помнила, как в детстве в «запасниках» у Камиллы обнаруживалось множество интереснейших вещей. С трудом сглотнув комок, подкативший к горлу, девушка опустилась на стул рядом с Зинаидой Мироновной и с надеждой посмотрела сначала на приборы, стоящие в палате, а потом – на Кэм, неподвижно лежащую на постели.

– Как она? – медсестра только что дала Сильвер подробнейший отчет, но она все же снова спросила об этом у Лесновой – старшей.

– Доктор говорит, что стабильно, – тетя Зина погладила дочь по забинтованной руке. – Она у нас настоящий боец, так что все будет хорошо!

Силь тоже неловко прикоснулась левой ладонью к плечу подруги. Ей ужасно хотелось сказать Камилле, что она не может, не имеет права не прийти в себя, но она не смела заговорить об этом при Зинаиде Мироновне. Нельзя даже мысли допустить о том, что может быть как‑то иначе! Восемь лет назад Лесновы уже пережили трагедию, после которой Зинаида Мироновна из радостной хохотушки почти на полгода превратилась в собственную бледную тень. Дочь и сыновья вытягивали мать, как могли, и она, кажется, снова стала жить только ради них. И сейчас она снова нуждалась в поддержке.

– А как мальчики? – вполголоса поинтересовалась Сильвер.

– Они в школе, а на секции сегодня не пойдут – поедут сюда, с такси Сережа уже договорился, – с готовностью ответила Леснова – старшая. – Для них, конечно, это шок, но ничего не поделаешь… Мальчишки мои совсем взрослые стали… Сережка сегодня утром говорил с доктором, выяснял, что нужно будет делать после того, как Камилла придет в себя. У нее же лицо обожжено сильно и правая рука, так что потребуется несколько операций по пластике. Теперь мальчишки думают, где раздобыть денег, чтобы все их оплатить! В последнее время Камилла старалась не тратить лишнего на медстраховку, пользовалась сокращенной программой, а она расходов по пластике не покроет…

– Пусть не волнуются, деньги я дам, – торопливо проговорила Силь. – Кэм мне не чужая! Да и вообще, если вам что‑то понадобится, я…

– Спасибо, дорогая, – тетя Зина благодарно улыбнулась, положив руку на запястье Сильвер. – Я знаю, что мы всегда можем к тебе обратиться, но мальчики пусть все‑таки подумают…

Ох, конечно! Силь мысленно выбранила себя за несообразительность. Разумеется, Сереже и Мирону лучше размышлять о том, где раздобыть денег, чем просто сидеть над постелью сестры, замирая в ожидании каждого ее следующего вздоха. Пока именно Камилла была основной кормилицей семьи – Зинаида Мироновна всю жизнь воспитывала детей и содержала дом и после смерти мужа так и не смогла перестроиться, тем более что мальчишки были еще маленькими. Да и сейчас, несмотря на то, что Сергею уже исполнилось шестнадцать, а Мирону – тринадцать, они все еще подростки. Так и получилось, что первые годы после смерти Владислава Сергеевича они существовали в основном на полагавшееся детям пособие, а потом Камилла, которая рано стала зарабатывать на концертах, как‑то естественно взяла это бремя на себя.

Однако тетя Зина права: пусть мальчишки учатся проявлять свои мужские качества. Оба брата очень любили старшую сестру и трогательно пытались опекать ее, хотя Камилла и была старшей. Наверное, теперь мечтают, чтобы, когда она придет в себя, у них уже где‑нибудь нашлись деньги на ее лечение, чтобы преподнести их Кэм, лопаясь от гордости. Хорошо, что им есть чем отвлечься, а не думать все время о трагедии, произошедшей с Камиллой! И хорошо, что они настроены на то, что она непременно очнется – и в самое ближайшее время.

– Не волнуйся, дорогая, деньги мы в любом случае найдем, – тетя Зина снова повернулась к дочери, как будто говорила с ней. – У меня кое‑что отложено, а Сереже недавно предложили подработать на каникулах в одной фирме… Все будет хорошо!

Она говорила так убежденно, что Сильвер невольно заразилась уверенностью Зинаиды Мироновны. Девушка еще немного посидела в палате у подруги, но потом заглянула медсестра и строго заявила, что часы посещения для пациентов в состоянии Камиллы строго ограничены. К членам семьи это, разумеется, не относилось, а вот Силь, несмотря на «близкородственный» допуск, прописанный в чипе, пришлось попрощаться с тетей Зиной и Кэм и пообещать, что она будет заходить каждый день. Почему‑то она надеялась, что даже в бессознательном состоянии подруга ее слышит.

Спустившись к стойке регистратора, Сильвер с замиранием сердца активировала общественный коммуникатор, стоявший в холле. Левой рукой она с некоторым трудом набрала имя «Кароль Стейн» и отправила запрос по общегородской медицинской сети. Не прошло и пары секунд, как экранчик выдал ей полную информацию, от которой Силь вздохнула с облегчением. Оказалось, что при взрыве Кароль почти не пострадал, отделавшись сотрясением мозга (в другое время девушка сочла бы, что это ужасное повреждение, но по сравнению с положением Камиллы и остальных пострадавших диагноз казался просто ерундой), и его уже отпустили долечиваться домой. Сильвер тут же набрала знакомый номер на собственном комме, и Кароль ответил.

– Разумеется, приезжай, малышка! – преувеличенно бодро ответил он на ее предложение навестить его. – И, кстати, если тебе не сложно, прихвати что‑нибудь от головной боли, а то ходить мне сложно, заказ доставят только через пару часов, а башка трещит ужасно!

Уточнив название лекарства, выписанного докторами, и затребовав рецепт на коммуникатор, Сильвер пообещала, что через несколько минут доставит его пострадавшему. Пока она навещала Камиллу и выясняла, жив ли Кароль, сердобольный таксист, ожидавший ее у входа в больницу, проявил инициативу и связался с городской службой эвакуации транспортных средств. Оказалось, что «сильвер» госпожи Фокс уцелел и даже не был поврежден, а во время эвакуации его переместили на одну из стоянок службы безопасности, откуда хозяйка в любой момент может его забрать.

Она поблагодарила заботливого таксиста и назвала адрес Кароля, попросив по дороге остановиться у любой аптеки. И через каких‑то полчаса Сильвер уже звонила в дверь квартиры Стейна и с трудом удерживалась от соблазна броситься ему на шею от полноты чувств. Такси она отпустила, заявив, что доберется до дома сама – Кароль жил неподалеку от ее собственной квартиры, – и теперь со спокойной душой хозяйничала в маленькой кухне приятеля, готовя им чай.

– Малышка, ты просто вернула меня к жизни! – пафосно произнес Стейн, проглотив таблетку. – А то последние два часа у меня было такое чувство, что мой мозг пытается выбраться из головы через уши!

Сколько Сильвер не билась, он так и не мог избавиться от привычки называть ее «малышкой», укоренившейся еще с того времени, как «взрослый» Кароль, будучи на целых два года старше Силь и Кэм, опекал девчонок в школе. Несмотря на кажущуюся фамильярность, их никогда не связывали романтические отношения – они так и остались хорошими друзьями. Они с Камиллой, вероятно, так до глубокой старости и будут для своего осветителя «малышками», это их «прозвище» оказалось из тех, которые не желают покидать своих обладателей. Хотя сейчас Сильвер даже понравилось такое обращение, как островок старого доброго спокойствия в бушующем море хаоса, в которое она погрузилась со вчерашнего дня.

– Я все‑таки жутко глупая, потому что вчера не пошла искать тебя, – пробормотала девушка, добавляя горячей воды в заварочный чайник. – Если бы пожар не потушили, ты мог погибнуть!

– Хватит есть мозг и себе, и мне! – решительно скомандовал Кароль, подхватив поднос с двумя чашками и поморщившись от собственного резкого движения. – Моей голове и так паршиво, так что изволь заниматься самоедством где‑нибудь подальше от меня, лучше в тишине собственной квартиры и вечером! В хлебнице, кстати, лежат свежие мамины булочки – тащи их тоже к столу!

И прежде чем Сильвер успела продолжить мучиться угрызениями совести, она уже сидела напротив приятеля и с аппетитом уплетала свежие булочки, запивая их ароматным чаем.

– Как там Камилла? – откинувшись на подушку, поинтересовался Кароль. – Ее сильно задело?

– Не знаю, она вся в бинтах, – тут же помрачнела Силь. – Она с ног до головы в повязках, и доктора считают, что ей понадобится несколько операций для того, чтобы восстановить лицо и тело.

– Бедная девочка! – Стейн тоже изменился в лице. – Вот ей действительно досталось, а у меня – так, ерунда, и упоминания не стоит! Она, наверное, ужасно переживает? Наша Кэм всегда была эстеткой, а теперь ей и в зеркало толком не посмотреться. Ну да ничего, мы ее быстро поставим на ноги – скинемся и отправим к лучшим пластическим специалистам…

– Она в коме, – с трудом выдавила Сильвер. – Пока не пришла в себя после операции. Доктор говорит, что… в общем, они не знают, когда он очнется и очнется ли вообще!

Она почти прокричала последнюю фразу, как будто ее произнесение должно было освободить Силь от какого‑то страшного бремени. Но облегчения это не принесло – она по – прежнему чувствовала давящую тяжесть, навалившуюся ей на плечи еще вчера. Девушке казалось, что она неожиданно попала в какой‑то фильм ужасов из тех, которые регулярно пересматривает «для вдохновения» Вероника Суздальцева, создающая по их мотивам леденящие кровь триллеры.

– Вот… – Кароль явно собирался выразиться как‑то нелитературно, однако в последний момент, припомнив, с кем разговаривает, поискав синонимы и не найдя ничего приличного, промолчал, отхлебнув из чашки, поперхнулся и долго откашливался.

Сильвер выпрямилась в своем кресле и на правах частой гостьи этого дома, чтобы прервать тягостную паузу, щелкнула пультом витранслятора. На загоревшемся на стене экране тут же появилась жизнерадостная физиономия диктора одного из центральных каналов.

– …Итак, по уточненным данным в настоящее время трагедия в «ДиЭм» уже унесла девяносто восемь жизней, и не исключено, что этим не ограничится, – умеренная скорбь, которую он пытался продемонстрировать, плохо сочеталась с румянцем во все щеки и веселыми искорками в глазах. – Медицинская служба отказывается комментировать ситуацию, но многие родственники пострадавших уже не верят, что их близкие выживут. Вчерашний день отныне красной нитью вписан в историю «Одиннадцати» как один из самых страшных и скорбных моментов…

– Переключить? – спросила Силь у напрягшегося Кароля.

– Это по всем каналам, – он безнадежно махнул рукой с видом человека, уже пытавшегося избавиться от навязчивого «морока». – Бесполезно щелкать пультом – на «Одиннадцати» сейчас только одна новость, и она более чем печальная. «ДиЭм» у всех на устах, и вряд ли ситуация быстро изменится…

– …В память о погибших командор Кройчет объявил ближайшие три дня траурными, – послушно подтвердил слова Кароля диктор. – Наш корреспондент присутствовал на публичном выступлении командора.

На замерцавшем экране тут же появился большой официальный зал, в котором, как знали все на «Одиннадцати», Стефан Кройчет проводил встречи с гостями и прессой. Командор, сидевший за центральным столом, выглядел усталым и разом постаревшим, и Сильвер, привыкшая видеть его по витранслятору воплощением спокойствия и бодрости, невольно подумала, что ему ведь, кажется, уже пятьдесят… Такие случаи, как вчерашний в «ДиЭм», правительству здоровья и радости не прибавляют. А на Кройчете лежит ответственность практически за все, что происходит и может еще произойти на «Одиннадцати».

Командор, несмотря на усталое лицо и печальные глаза, говорил спокойно и внятно. Он рассказал о том, что по поводу трагедии был созван Большой Совет, служба снабжения выплачивает пострадавшим и их семьям компенсации, а служба безопасности занимается тщательным расследованием несчастного случая, чтобы подобного не повторилось никогда в будущем. Ближайшие трое суток он назвал «днями скорби». Судя по лицам собравшихся в зале журналистов, они ожидали большего, но Кройчет, закончив краткую речь, просто поднялся и ушел, напоследок, стоя уже в дверях, лаконично попрощавшись.

– В данный момент служба безопасности уже пришла к первым выводам по поводу случившегося накануне в «ДиЭм», – затараторил вернувшийся на экран розовощекий диктор, по – прежнему старательно и безуспешно пытаясь выглядеть печальным. – Специалисты считают, что в клубе оказалась неисправна электропроводка. В вечернее время, когда нагрузка на них значительно увеличилась, старые провода не выдержали и разорвались, последовало короткое замыкание, в результате которого и произошел сначала взрыв, а затем – пожар…

– Звучит как приговор нашему Дэнни, – Кароль недоверчиво покачал головой. – Хотя все это очень странно!

– Дэнни умер, – Сильвер вздрогнула, вспомнив лицо хозяина «ДиЭм», остекленевшими глазами уставившегося в потолок. – Если его и привлекут к ответственности, то только посмертно.

На этот раз Кароль не сдержался и процедил сквозь зубы отборное ругательство. Подхватив пульт, он раздраженно щелкнул клавишей, и экран витранслятора послушно отключился.

– Прекрасная работа, господа из службы безопасности! – кривляясь, пробормотал он. – Свалить все на покойника – что может быть удобнее! Дэнни ведь уже никогда ни слова не скажет в свою защиту, так что на него легко повесить всех собак!

– Да нет, его вроде бы не обвиняют, – запротестовала растерявшаяся Сильвер, немного напуганная неожиданной вспышкой Кароля. – Наверное, эта проводка была где‑то в стене, и Дэнни не мог ее слишком часто проверять. Ты же сам слышал, как командор сказал: «несчастный случай»!

– Вот что‑то мне не верится, – Стейн, нахмурившись, пожал плечами. – Дэнни был редкостным педантом, так что в «ДиЭм» даже комар не мог бы пролететь без его ведома. Кроме того, когда мы только начали выступать в клубе, он несколько дней буквально по пятам за мной ходил, когда я выставлял аппаратуру. И все время повторял: «Не подпали „ДиЭм“, технарь, а то я сильно рассержусь!» Нет, такой человек, как Дэнни Монтего, не мог оставить без внимания ни сантиметра проводки! Что‑то служба безопасности темнит с этим пожаром!..

– Но зачем им говорить неправду? – Сильвер недоуменно приподняла брови. – «ДиЭм» ведь не был секретным объектом, где проводились тайные правительственные эксперименты! Это всего лишь рядовой клуб, такие в Городе встречаются чуть ли не на каждой улице и на любом перекрестке! Что там может понадобиться скрыть службе безопасности?

– Ну, не знаю… – Кароль задумчиво поболтал ложечкой в чашке. – Может, на электростанции что‑нибудь перепутали и подали какое‑то немыслимое напряжение, а виноват, допустим, какой‑нибудь дружок или родственник Железной Микки! Или это случилось в смену, которой руководит бывший одноклассник самого командора или подруга его жены! Ну, или еще что‑то в этом же роде… Могу сказать только одно: служба безопасности явно пытается побыстрее замять дело, а ответственность переложить на покойника! Нельзя допустить, чтобы имя Дэнни после смерти даже ассоциировалось со словами «невольное убийство»!

– Когда со мной говорила госпожа Войцеховская, она не выглядела, как человек, пытающийся что‑то замять, – буркнула Сильвер.

– Железная Микки лично общалась с тобой? – Кароль настолько поразился, что, поворачиваясь к Сильвер, едва не опрокинул чашку себе на колени, лишь в последний момент каким‑то чудом удержав ее дрогнувшими пальцами. – Интересно, с чего это она вдруг снизошла до простых смертных?

– Не знаю, – Силь слегка покраснела, проклиная свой длинный язык.

– Ах, ну да! – Стейн тут же расплылся в улыбке и даже попытался постучать себя пальцем по лбу, демонстрируя активную мозговую деятельность, однако удержался, поморщившись от нового приступа боли в висках. – Ты ведь у нас дочь Александра Фокса, почти небожитель, поэтому вполне понятно, что опрашивать тебя послали не рядового сотрудника службы безопасности!

– Не думаю, что это как‑то связано с моим отцом! – холодно отрезала Сильвер. – Если хочешь знать, Войцеховская также опрашивала и Ульку!

– А ко мне вот прислали просто одного из подмастерьев великой и ужасной Железной Микки! – с притворной обидой проговорил Кароль. – Может, мне следует написать по этому поводу ноту протеста командору? Почему одних удостаивают высокой чести, а других – нет?..

– Шут гороховый! – фыркнула, улыбнувшись, Сильвер.

Вот как раз за этим она и приехала к Каролю – он, как никто другой, умел отвлечь ее и развеселить даже в самой трудной жизненной ситуации. Сейчас Стейн поправил повязку на голове и неторопливо поклонился, показывая, что выражение Силь он воспринимает как неизбежный комплимент благодарной публики.

– Ну и о чем же с тобой говорила госпожа Войцеховская? – продолжая гримасничать, спросил он. – Вероятно, интересовалась, не видела ли ты, как Дэнни ковыряется в стенке чем‑нибудь острым, стараясь испортить проводку?

– Да нет, она задавала вполне стандартные вопросы, – Силь слегка нахмурилась, вспоминая. – Ну, сначала попросила подробно описать все, что произошло, а потом интересовалась, не заметила ли я в этот вечер чего‑нибудь необычного.

– Интересно, – протянул Кароль, отставляя чашку. – Неужто она рассчитывала, что ты поведаешь, как весь вечер по «ДиЭм» бродили загадочные люди в масках и пытались спровоцировать взрыв? Что необычного должно было происходить, если они считают, что проблема в электропроводке?

– Понятия не имею, – пожала плечами Сильвер. – Но мне вопросы показались вполне обычными…

Стейн улыбнулся, но как‑то неуверенно, как будто вдруг ему пришла в голову некая неожиданная и неприятная мысль. Силь уже открыла рот, чтобы потребовать, чтобы он немедленно поделился с ней своими соображениями, чего бы они ни касались, как вдруг ее чип в запястье чувствительно запульсировал сигналом коммуникатора. Она тут же активировала его, и перед девушкой замерцал небольшой экранчик, на котором появилось озабоченное лицо какой‑то незнакомой усталой женщины с тревожными и грустными глазами.

– Добрый день, – осторожно произнесла Сильвер – она не представляла, кто эта дама и откуда она взяла личный номер чужого комма. – Слушаю вас.

– Добрый, – отозвалась женщина. – Прошу прощения, что вынуждена вас побеспокоить. Вы Сильвер Фокс?

– Да, – Кароль по другую сторону экранчика вопросительно взглянул на подругу, и она недоуменно пожала плечами, показывая, что понятия не имеет, с кем разговаривает в данный момент.

– Меня зовут Дороти Монтего, – представилась женщина. – Номер вашего комма мне дала ваша мама, госпожа Суздальцева. Она сказала, что не знает, когда вы вернетесь домой, поэтому порекомендовала не ждать, а связаться с вами.

Это было очень похоже на Веронику! Незваных гостей она без стеснения выставляла за дверь, особенно если они интересовались не ею самой, а ее дочерью.

– Еще раз извиняюсь за беспокойство, но я только сегодня прибыла из другого Города, – продолжала Дороти. – Ваше имя я нашла в бумагах, оставшихся после смерти мужа, и в медслужбе мне сказали, что, к счастью, вы не слишком пострадали при пожаре и в состоянии общаться.

– Простите, я не совсем поняла: в чьих бумагах? – растерянно переспросила Сильвер.

– В бумагах моего мужа, – устало, но спокойно повторила женщина. – Я вдова Дэниэла Монтего, он владел клубом «ДиЭм», а вы как основной представитель шоу – группы «Серебряная камелия» заключили с ним контракт на выступления вашей группы на несколько лет. Все правильно?

– Д – да, – запнувшись, подтвердила Силь.

– Мне хотелось бы встретиться с вами, чтобы получить некоторую информацию из первых рук, – Дороти смотрела прямо и строго, как преподаватель на нерадивого ученика. – Я понимаю, что вам, должно быть, неприятно вспомнить о случившемся, но очень прошу все‑таки выкроить немного времени и встретиться со мной.

– Конечно, я готова, – Сильвер все еще не могла прийти в себя. – Когда вам будет удобно назначить встречу?

– Чем скорее, тем лучше, – кажется, Дороти испытала облегчение от того, что собеседница так легко согласилась увидеться с ней. – Я рассчитывала застать вас дома, но готова подъехать, куда скажете. Потом мне также хотелось бы пообщаться и с другими участниками группы, если… это будет удобно.